Демонские игры. Хроники Земли: Восхождение

ПРОЛОГ

Что есть жизнь? Мы просыпаемся по утрам, ходим по своим делам, едим, иногда встречаемся с друзьями и снова ложимся спать, чтобы с восходом солнца повторить это. И еще раз, и еще, и еще, и еще…

Мир, в котором мы живем, это самое скучное место. Здесь нет магии, драконов или шумных таверн, где гильдии героев плетут свои заговоры. Не удивительно, что все из нас пытаются скрыться от надоевшей действительности. Но как бы ни было нам интересно сейчас, в какой-то момент все мы вновь просыпаемся в скучном мире.

Но что, если я вам скажу, что наш мир не единственный? Нет, не те бесконечные параллельные реальности, выдуманные человеком забавы ради. И в этом мире есть магия, есть сражения на мечах, диковинные животные. А что, если я скажу, что таких миров два? И каждый из них диаметральная противоположность друг другу. В одном мире пылают реки огня, в другом сияют золотые луга – и между ними раскинулась наша скучная Земля. А еще каждый из нас не просто человек, а носитель трех миров.

Интригует, не правда ли? С момента обретения осознанности наших действий мы стремимся то в одну, то в другую сторону. Многие пытались описать это, добро и зло, инь и янь, белое и черное. Но задайте вопрос: откуда они это все взяли – видели ли сами или услышали от гостя из иного мира?

Они знают об этом ровно потому что они люди и подсознательно ощущают эти далекие миры, но по-своему интерпретируют. На этом основании появились тысячи религий по всему миру, но можем ли мы говорить об их абсолютной правдивости? Тут уже каждому решать самому. Ведь величайший дар, который подарило нам человеческое начало это свобода выбора, именно нам решать кем мы хотим стать и что хотим привнести на эту Землю. Именно наш осознанный выбор толкает нас к небесному величию или к падению в бездну.

Но что если, будучи всего лишь одним из 8 миллиардов обычных людей, вы вдруг узнаете то, что вы особенный. Нет, не самый умный или лучший в каком-то деле, но нечто более могущественное. Как новообретенная власть и сила изменит вас? Сможете ли вы отказаться от соблазнов, отказаться от испытаний на прочность, когда на чаше весов ваша жизнь, а скука разгоняется только огромной порцией адреналина? И самый главный вопрос, ваш ли это будет выбор? Подумайте кто нашептывает вам на ухо, ваша собственная совесть или незримый кукловод из тени. Сможете ли вы прямо сейчас остановиться и задуматься, а какие шаги привели меня в эту точку моей жизни, от меня ли это зависит или это чужое желание?

Изучая страницы моей истории, задумайтесь, а что вы бы сделали на моем месте и к какому финалу вас это приведет. Попробуйте перечитать историю спустя годы после того, как она попала вам в руки. Ну как, ваши ответы изменились или все-таки выбор не велик? А вообще был ли этот самый выбор? А может вы пока не услышали шепот того мира, который тише дуновения ветерка и громче грома на рассвете, темнее ночи и ярче солнца? Это и есть демонские игры, игры ваших демонов против вас, они искушают, предлагают то, что вы никогда не получили бы честным путем и при этом вас никто не накажет. Так может поддаться этому искушению и открыть дверь, за которой ждет хаос?

Хроники Земли

Восхождение

ГЛАВА I

Слияние.

 Я проснулся в холодном поту, за минуту до того, как должен был прозвенеть будильник. Сердце колотилось так, будто пыталось вырваться из груди, а в голове эхом отдавались обрывки сна – кошмара, который казался слишком реальным, чтобы быть просто игрой подсознания. Я видел себя в бесконечной тьме, где воздух был густым, как смола, и пропитан запахом серы и гниения. Вокруг кружили тени – бесформенные силуэты с горящими глазами, шепчущие что-то неразборчивое, но полное злобы. Один из них приблизился ближе: огромное существо с рваными крыльями, кожей, покрытой трещинами, из которых сочилась кровь, и когтями, способными разорвать плоть одним движением. Оно схватило меня за горло, и я почувствовал, как его яд проникает в меня, жжет вены, словно кислота. «Ты мой… ты всегда был моим…» – прошептало оно голосом, похожим на скрежет металла по камню. Я пытался кричать, но из горла вырвался только хрип, и тьма сомкнулась надо мной, поглощая все.

Будильник наконец-то пискнул – семь утра, пора начинать собираться на учебу. Я потащился в ванную, почистил зубы, глядя на своё отражение: бледное лицо, тёмные круги под глазами, будто кто-то высасывал из меня жизнь по ночам. Завтрак – пара бутербродов с колбасой, проглоченных без вкуса, – и я уже натягивал старый пуховик, пропахший сигаретами и зимним холодом. На улице было минус десять, и мороз не пробивался через толстую ткань и шерстяные перчатки, которые я не стирал с прошлой зимы. Город встретил меня серостью: низкое небо, будто придавленное свинцом, цеплялось за крыши многоэтажек, а снег под ногами хрустел, словно кости. Где-то вдали каркнула ворона, и её голос эхом отразился от бетонных стен, будто кто-то шептал моё имя – но я отмахнулся от этой мысли.

Я завернул в круглосуточный магазинчик у остановки. Прилавок, заваленный жвачкой и дешёвыми конфетами, пах сыростью. Продавщица, старуха с лицом, похожим на смятую бумагу, даже не взглянула на меня, когда я сунул ей деньги за пачку сигарет. Открыв пачку, я вытащил одну, чиркнул зажигалкой и сделал первый затяг. Горький дым заполнил лёгкие, успокаивая, хотя я до сих пор не понимал, что в этом такого. Может, дело в ритуале – держать сигарету, смотреть, как пепел падает на снег, и чувствовать себя чуть взрослее, чем я есть. С сигаретой в зубах я двинулся дальше по знакомому маршруту к школе, но сегодня что-то в воздухе казалось неправильным. Будто город затаил дыхание, и каждый шаг отдавался лёгкой дрожью в висках, как шёпот, который я не мог разобрать.

На углу, у обшарпанной остановки, я наткнулся на Булата. Он стоял, прислонившись к столбу, и ухмылялся, как всегда, будто знал какой-то секрет, недоступный остальным. Его тёмная куртка была расстёгнута, несмотря на холод, а в руках он вертел зажигалку, будто собирался поджечь весь мир.

– Привет, – буркнул я, голос ещё хриплый ото сна.

– Здорова, чувак! – Булат хлопнул меня по плечу с такой силой, что я чуть не выронил сигарету. – Ты чего как зомби? Опять всю ночь в игры рубился?

Его энергия раздражала, как всегда. Булат был из тех, кто мог вывести из себя кого угодно за пару минут, но при этом его любили все – от учителей до девчонок. Наверное, дело в его улыбке, которая казалась слишком искренней для этого серого города. Мы учились в одном классе всего два года, но он уже стал моим лучшим школьным другом, хотя порой я мечтал двинуть ему в челюсть, просто чтобы он заткнулся. Он играл на гитаре словно бог, ходил в музыкальную школу при нашей гимназии, и я недавно записался туда же, пытаясь догнать его. Мои пальцы уже начинали справляться с аккордами, но каждый раз, когда я брал гитару, я думал о своей однокласснице Лиане – как бы она улыбнулась, услышав мою игру.

Мы пошли к школе, перебрасываясь ленивыми фразами. Улица была пустой, только ветер гонял по тротуару мусор – обрывки пакетов, окурки, смятые листовки. Вдалеке завыла собака, и я невольно оглянулся, но никого не увидел. Булат продолжал болтать о какой-то вечеринке на каникулах, но я слушал вполуха, чувствуя, как город будто следит за мной. Тени между домами казались гуще, чем обычно, а фонари тускло горели, хотя до вечера было далеко. Я затянулся ещё раз, пытаясь прогнать это чувство, но оно только усиливалось, как шёпот, вплетённый в скрип снега под ботинками.

Школа встретила нас привычным гулом голосов и запахом сырого линолеума. Первый урок – алгебра, как назло. Понедельник, начало третьей четверти, и сразу этот кошмар. У кабинета уже тусовались парни из нашего класса, лениво перебрасываясь шутками. Булат влился в их разговор, а я прислонился к стене, глядя на дверь. Вместо нормального звонка заиграла дурацкая мелодия, от которой хотелось заткнуть уши. Все в классе мечтали о старом добром звяканье, но школа, похоже, решила, что мы должны страдать. Руслан, как всегда, влетел в последнюю секунду, красный, как будто бежал через весь город, и плюхнулся на своё место.

Класс заполнился: все 29 человек, что было редкостью даже для первого дня после каникул. Учительница, не теряя времени, начала объяснять новую тему, но её голос тонул в сонной тишине. Я смотрел не на доску, а на второй ряд, третью парту, где сидела Лиана. Её светлые волосы падали на плечи, а глаза, такие ясные, будто отражали другой мир, ловили свет из окна. Она была слишком хороша для этой школы, для этого города, для меня. С первой секунды, как я перешёл в «Б» класс, я влюбился в неё – в её улыбку, в то, как она поправляет волосы, в её смех, который я слышал слишком редко. Но я не мог сказать ей об этом. Прошлый раз, когда я признался девушке, она рассмеялась мне в лицо, и я до сих пор чувствовал этот стыд, как нож в груди. Лиана знала – я видел это в её взгляде, в том, как она мягко улыбалась, но держалась на расстоянии, как будто я был просто другом, которому не суждено стать чем-то большим. Она понимала мои чувства, но не принимала их, и это убивало меня. Я смотрел на неё, представляя, как мы могли бы быть вместе, как я играю ей на гитаре, как она смеётся, касаясь моей руки. Но потом вспоминал Семёна, её парня, который жил где-то в соседнем городе, и в груди закипала ревность – чёрная, липкая, как смола.

Рядом с Лианой сидела Юля, её подруга. Юля была умной, красивой, но не в моём вкусе – слишком правильная, слишком спокойная. Иногда я думал, что она подошла бы Руслану: оба такие же упрямые, с искрами в глазах. Но Лиана… Она была другой. Я знал, что никто не будет любить её так, как я, но каждый раз, глядя на неё, я чувствовал себя никчёмным. Кто я такой, чтобы быть с ней? Обычный парень, каких тысячи. И всё же я не мог перестать верить, что когда-нибудь она посмотрит на меня иначе.

После урока я подошёл к Руслану, который всё ещё не отдышался, сидя за партой. Его лицо было красным, как будто он дрался с ветром всю дорогу.

– Ну как каникулы? – спросил я, пожимая ему руку.

– Нормально. А ты как? – Его голос был пустым, как будто ему было всё равно.

– Тоже нормально. На Новый год с друзьями тусил, напился немного, – соврал я, улыбаясь. Напился – громко сказано, я просто переел за новогодним столом и не смог влить в себя больше пары глотков пива.

– Прикольно, – буркнул он, и я понял, что разговор окончен.

Звонок – та же мерзкая мелодия – возвестил о химии. Мы с Булатом заняли последнюю парту, как всегда, и начали играть в «допиши историю», где каждый по очереди писал по одному предложению, которые в итоге складывались в полноценную историю, полную мата и шуток. Если бы я сидел ближе к доске и слушал, может, знал бы химию получше, но мне было плевать. Этот город, эта школа, эти уроки – всё казалось временным, как будто я ждал чего-то большего, но не знал, чего именно. И всё же, пока я рисовал в тетради бессмысленные каракули, то же странное чувство шептало где-то на краю сознания, будто город готовился к чему-то, чего я ещё не понимал.

Английский был третьим уроком, и я уже чувствовал, как время тянется, будто кто-то намотал его на ржавую пружину. Пять часов английского в неделю – это была пытка, придуманная кем-то, кто ненавидел нас всех. Я сидел за партой, рисуя в учебнике чёрной ручкой – какие-то спирали, лица без глаз, кривые линии, похожие на трещины в асфальте. Булат рядом шептался с Глебом, хихикая над какой-то ерундой, но я не вслушивался. Мой взгляд снова скользнул к Лиане. Она сидела, склонив голову над тетрадью, и аккуратно выводила слова, будто каждое из них имело смысл. Свет из окна падал на её лицо, и на миг мне показалось, что она светится – не как человек, а как что-то большее, чего я не мог понять. Я мотнул головой, прогоняя эту мысль. Она была просто девушкой, просто Лианой, которая никогда не посмотрит на меня так, как я на неё.

Недавно я видел её во сне – не таком, как утренний кошмар, где тени шептались за моей спиной, а в другом, где мы шли по парку, держась за руки. Она смеялась, и её смех был как музыка, которую я пытался сыграть на гитаре, но никогда не мог поймать. А потом я проснулся, и реальность ударила, как холодный ветер: она с Семёном, а я – никто. Я знал, что она видит мои чувства. Иногда она ловила мой взгляд в классе, и её глаза мягко улыбались, но в этой улыбке не было обещания – только жалость, как будто она хотела сказать: «Денис, не надо». Это убивало меня сильнее, чем её равнодушие. Я сжал ручку так, что пальцы побелели, и нарисовал в учебнике ещё одну спираль, глубже вдавливая её в бумагу, будто хотел вырезать свои мысли.

Учительница что-то бубнила про неправильные глаголы, но её голос был как шум далёкого поезда – бессмысленный и монотонный. Я посмотрел в окно: небо стало ещё тяжелее, будто готовилось пролиться не дождём, а чем-то гуще, темнее. Вдалеке, за школьным двором, виднелись голые деревья, и их ветки, качающиеся на ветру, напоминали пальцы, тянущиеся к чему-то невидимому. Я почувствовал лёгкий укол в груди, как будто кто-то шепнул моё имя, но вокруг было тихо, только скрип мела да шёпот Булата. Может, это просто усталость.

Татарский и русский прошли как в тумане. Татарский – сплошное мучение, слова, которые я не мог запомнить, и стишок, который я однажды сочинил в голове, чтобы не сойти с ума:

Пойдём, Руслан, забудем муки,

Татарский – это просто скука.

Русский был не лучше: три языка за день – это как будто школа решила добить нас. Но шестым уроком был классный час, а наша классная всегда находила о чём поговорить, даже когда все просто хотели домой. Остальным классам просто говорили важную информацию в течение пяти минут и отпускали, а у нас были разного рода доклады. Сегодня она заставила нас обсуждать жвачку – кто её изобрёл, почему она популярна, чем вредна. Я смотрел на Лиану, которая отвечала что-то умное, и думал, как она может быть такой идеальной даже в этой дурацкой беседе. Булат подмигнул мне, шепнув:

– Глянь, как старается. Как будто для парня выступает.

Я стиснул зубы, чувствуя, как ревность вгрызается в рёбра. Хотелось сказать Булату, чтобы заткнулся, но я только отвернулся, уставившись в окно. Город за стеклом выглядел мёртвым: серые дома, покрытые коркой снега, фонари, мигающие, как будто умирали. Что-то в этом пейзаже казалось неправильным, будто мир затаился, ожидая чего-то. Я вспомнил утренний шёпот в висках и невольно коснулся кармана, где лежала пачка сигарет, как будто она могла защитить меня от этого чувства.

Когда уроки наконец закончились, я подождал у выхода, пока Лиана, Юля и Регина соберутся. Они шли, смеясь, и я присоединился, стараясь не смотреть на Лиану слишком долго. Юля провожала подруг до остановки, хотя ей было в другую сторону. Я шёл рядом, вдыхая холодный воздух и её запах – что-то лёгкое, как цветы, которых в этом городе не было. Лиана болтала о каникулах, о том, как ездила к бабушке, и я слушал, ловя каждое её слово, будто оно могло принадлежать мне. Но потом она упомянула Семёна – как он звонил ей, как обещал приехать, а она скучает по нему. Моя рука сжалась в кулак в кармане, и я почувствовал, как сердце стучит, будто хочет вырваться. Ревность была как яд, медленно растекающийся по венам. Я хотел сказать что-то, но слова застревали, как кости в горле. Она посмотрела на меня, улыбнулась той же мягкой, дружеской улыбкой, и я понял, что она знает. Знает, но не даст мне ничего, кроме этой улыбки.

– Денис, ты чего такой тихий? – спросила Юля, поправляя шарф.

– Да просто устал, – соврал я, глядя на тротуар. Снег под ногами был грязным, смешанным с солью, и каждый шаг звучал как приглушенный стон, вырывающийся из-под земли, словно сама земля пыталась что-то сказать, прежде чем навеки умолкнуть.

Лиана уехала на троллейбусе, а я остался один. Юля и Регина ушли в другую сторону, и я побрёл к дому бабушки, где жил, пока у нас дома шел ремонт. Улицы казались пустыми, хотя прохожие мелькали тут и там. Ветер нёс обрывки листовок, и одна из них прилипла к моему ботинку – я отшвырнул её, но на миг показалось, что на бумаге был какой-то странный знак, похожий на пятиугольник. Я замер, но листок уже улетел, и я убедил себя, что это просто мусор. Но шёпот в висках вернулся, тихий, как дыхание города, и я ускорил шаг, пытаясь убежать от него.

Дома было тихо, только тикали часы на кухне. Бабушка ещё не вернулась, и я остался один в квартире, которая пахла старым деревом и её цветами в горшках. Я включил компьютер и запустил игру, но даже беготня по виртуальному городу не могла заглушить это чувство – будто что-то ждёт меня за пределами экрана. Я зашёл в интернет, открыл страницу Лианы и уставился на нашу старую фотку: мы тогда гуляли школьной компанией, и я взял тогда ее за руку в момент, когда щелкнул затвор фотоаппарата. Я написал под ней: «Какая мы классная пара», но её ответ – «Да ну тебя)» – резал, как нож, хоть и написан был не со злобы, а скорее, как еще одно напоминание, что мне не светит ничего, кроме мимолетной школьной дружбы. Я смотрел на её улыбку на фото, и в груди рос комок, смесь тоски и злости. Почему она не видит, что я лучше Семёна? Почему я всегда остаюсь на обочине?

Я выключил компьютер, чувствуя, как глаза горят от долгого пяления в экран. Квартира бабушки была тихой, почти мёртвой – только тиканье часов на кухне да далёкий гул машин за окном. Школа, уроки, Лиана – всё это было как клетка, из которой я не знал, как выбраться. Но двор – это другое. Там я был не просто Денисом, который пялится на девчонку и рисует в учебнике. Там я был собой.

Звонок в домофон вырвал меня из мыслей. Бабушка вернулась, и я, быстро накинув на стул разбросанную школьную форму, открыл ей дверь. Она посмотрела на меня с лёгким укором, но ничего не сказала, просто прошла на кухню, неся сумку с продуктами. Я схватил телефон и набрал Айрата.

– Да, – буркнул он, как всегда, будто я оторвал его от чего-то важного.

– Привет. Гулять идём? – спросил я, уже натягивая ботинки.

– Приходи пока ко мне, – бросил он и отключился.

Айрат был моим лучшим другом с детства, хотя иногда я хотел дать ему в морду – то ли из зависти, то ли просто потому, что он был слишком… собой. Лысый, с лицом, которое сложно назвать красивым, он всё равно притягивал девчонок, как магнит. Может, дело в его харизме, в том, как он шутил, не задумываясь, или в том, как смотрел на всех с лёгкой насмешкой, будто знал больше, чем говорил. Он учился в 11-м классе в школе №68, где когда-то учился мой отец, и мы с ним тусовались почти каждый день. Двор был нашим миром, отдельным от школы с её правилами и учителями. Там не надо было притворяться, что тебе интересны уроки или что ты не хочешь курить прямо на глазах у прохожих.

Дойти до Айрата было делом десяти минут. Улицы казались ещё мрачнее, чем утром: фонари устало моргали, будто засыпая, а снег под ногами смешался с грязью. Я невольно оглядывался, чувствуя тот же шёпот в висках, что преследовал меня весь день – не слова, а что-то глубже, как эхо, идущее из-под земли. Я ускорил шаг, отгоняя это чувство, и набрал код домофона. Дверь Айрата на первом этаже открылась с привычным скрипом.

– Кто? – донёсся его голос.

– Я, – буркнул я.

– Заходи, – сказал он, и я услышал, как он убегает обратно в свою комнату.

Я разулся, бросил куртку на стул и прошёл к нему в комнату. Айрат, как обычно, прилип к монитору, играя в любимую онлайн игру. Его комната пахла чипсами и энергетиками, а на диване сидела Оля, листая телефон. Оля была… странной. Худенькая, с бледной кожей и тёмными волосами, она казалась слишком хрупкой для этого мира, но в ней было что-то, что цепляло. Не красота, не фигура, а какая-то аура, как будто она знала что-то, чего не знали мы. Она курила, как паровоз, и пила не меньше, но я никогда не видел, чтобы она напивалась до потери пульса. Она подняла глаза и улыбнулась.

– Привет, Денис, – сказала она, и я обнял её, чмокнув в щёку – наше обычное приветствие. – Привет, Оль, – ответил я, падая на диван рядом. – Опять в телефоне сидишь?

– А что ещё делать? – Она пожала плечами, затянувшись сигаретой. Дым завис в воздухе, как призрак, и я почувствовал лёгкий укол в груди, будто кто-то смотрел на нас из тени за окном.

– Ладно, пошли. Оль, ты с нами? – Айрат наконец отлип от экрана.

– Ага, – кивнула она, вставая. – Только в магазин зайдём, я без Ягуара не выживу.

Мы вышли на улицу, и холодный воздух ударил в лицо, но он был каким-то… живым, в отличие от школьных коридоров. Двор был нашим убежищем: здесь не было учительницы с её классными часами, не было Лианы, которая разрывала мне сердце. Здесь были Айрат, Оля, пиво и сигареты – всё, что делало жизнь проще. Мы зашли в магазин, где мы с Айратом взяли по пиву, а Оля – свой любимый «Ягуар». Продавец, привыкший к нам, даже не спросил документы, просто пробил и отвернулся. На улице было прохладно, но не морозно – аномально тёплая зима, как будто город решил дать нам передышку перед чем-то большим.

Мы направились к четырнадцатиэтажке, где жил Никита, Айратин одноклассник и мой товарищ. Его дом был старым, с облупившейся краской на стенах, и домофон давно не работал, так что мы просто зашли в подъезд. Никита жил на самом верхнем этаже, и мы, как всегда, поднялись на четырнадцатый этаж. Там уже были Никита, Даша и Аня. Никита, высокий и тощий, с вечно растрёпанной чёлкой, пожал мне руку.

– Привет, Денис, – сказал он, ухмыляясь. – Опять за Лианой бегал?

– Да пошёл ты, – буркнул я, но без злобы. Даша, его девушка, обняла меня, и я почувствовал запах её духов – что-то сладкое, но с горчинкой, как её характер. Её подруга Аня просто кивнула, привалившись к стене.

Мы стояли в подъезде, каждый занятый своим делом. Оля, как обычно, прислонилась к стене и молчала, только иногда брала сигарету у Айрата. Никита и Даша то и дело целовались, не обращая на нас внимания, а Айрат травил какую-то байку про своего соседа, который якобы видел призрака в подвале. Я слушал вполуха, глядя на город через балконное окно. Фонари мигали, как будто посылали сигналы, а тени между домами казались живыми, шевелящимися. Шёпот в висках вернулся, тихий, но настойчивый, как будто кто-то звал меня издалека. Я затянулся сигаретой, пытаясь прогнать это чувство, но оно только усиливалось, как будто город знал что-то, чего не знал я.

– Денис, ты чего залип? – Айрат ткнул меня локтем, протягивая бутылку пива и выводя из транса. – Выпей, расслабься.

– Да нормально всё, – соврал я, беря бутылку. Пиво было холодным, горьким, но оно не могло заглушить этот шёпот, который, казалось, шёл не изнутри, а снаружи, из самого города.

Так мы и сидели в подъезде четырнадцатиэтажки, где воздух был пропитан запахом пива и сигаретного дыма. Никита и Даша всё ещё целовались, прислонившись к стене, будто весь мир мог подождать. Аня молчала, листая телефон, её лицо освещалось экраном, делая её похожей на призрак. Оля сидела на корточках, как всегда, уставившись в пол, будто видела там что-то, чего не видели мы. Айрат продолжал травить байки, его голос гудел, как мотор, заполняя тишину. Он рассказывал, как его сосед клялся, что видел в подвале дома тень, которая двигалась без хозяина. Я усмехнулся, но в груди что-то шевельнулось – тот же шёпот, что преследовал меня весь день, теперь звучал громче, как будто город подпевал Айрату. Я затянулся сигаретой, пытаясь заглушить это чувство, и передал бутылку пива Оле. Она взяла её, не глядя, и сделала глоток, её тонкие пальцы дрожали, будто ей было холоднее, чем остальным.

– Оль, ты чего такая мрачная? – спросил я, стараясь говорить легко, хотя внутри всё сжималось от этого странного предчувствия.

– Да так, – она пожала плечами, её голос был тихим, почти шёпотом. – Иногда кажется, что этот город… не наш. Будто мы тут чужие.

Я нахмурился, но не ответил. Её слова задели что-то внутри, как будто она озвучила мою собственную тревогу. Двор был нашим убежищем, местом, где мы могли быть собой, но сегодня даже он казался другим. Стены подъезда, покрытые трещинами старой краски, будто давили, а свет лампы над нами мигал, отбрасывая тени, которые казались слишком длинными. Айрат, не замечая ничего, продолжал: – А сосед говорит, что тень шептала его имя. Прикинь, он чуть не обделался! – Он расхохотался, и Никита с Дашей подхватили, но их смех звучал натянуто, как будто они тоже чувствовали что-то неладное.

Я посмотрел на город через дым сигарет. Дома стояли, как серые великаны, их окна – пустые глаза, глядящие в никуда. Ветер нёс по улице обрывки газет, и я вспомнил Лиану – её улыбку, её голос, когда она говорила о Семёне. Ревность снова вгрызлась в меня, как зверь, которого я не мог прогнать. Я представил, как она смеётся с ним, как он обнимает её, и мои пальцы сжали бутылку так, что стекло чуть не треснуло. Почему я не мог быть на его месте? Почему она видела во мне только друга, хотя я готов был отдать за неё всё? Я знал, что она чувствует мой взгляд, мою тоску, но её мягкие улыбки были как стена, которую я не мог пробить. Двор, с его пивом и болтовнёй, был единственным местом, где я мог забыть об этом – хотя бы на пару часов.

– Денис, ты опять в облаках? – Никита оторвался от Даши и ткнул меня в плечо. – Чего такой кислый? Опять про Лиану замечтался?

– Да пошёл ты, – буркнул я, но без злобы. Никита ухмыльнулся, а Даша закатила глаза, будто привыкла к нашим подколкам. Они были как семья – не идеальная, но своя. Здесь я не чувствовал себя никчёмным, как в школе, где Лиана сидела в двух шагах, но была недосягаемой. Здесь я мог смеяться, пить, курить и притворяться, что всё в порядке.

Часов в половине восьмого мой телефон завибрировал в кармане. Я шагнул в сторону, чтобы ответить, подальше от друзей. Звонила мама.

– Денис, давай домой, – сказала она, голос ещё спокойный, но я знал, что это ненадолго.

– Не, я ещё погуляю, – ответил я, стараясь звучать уверенно.

– А уроки? – Её тон стал жёстче, как будто она уже готовилась читать лекцию.

– Приду, сделаю, – буркнул я и сбросил звонок, чувствуя лёгкий укол вины, но тут же отмахнувшись от него.

Мы начали расходиться. Никита пошел провожать Дашу домой, они ушли обнявшись, как будто не могли оторваться друг от друга. Аня молча последовала за ними, кинув нам короткое «пока». Я, Айрат и Оля спустились вниз, и мы проводили Айрата до его дома. Он жил в соседнем дворе, в нескольких минутах ходьбы от меня, но сначала надо проводить Олю. Она шла молча, её худенькая фигура почти растворялась в сумерках. Улица была пустой, только фонари отбрасывали жёлтые пятна света, которые казались слишком тусклыми, как будто город экономил на электричестве.

– Ты в порядке? – спросил я, глядя на Олю. Она остановилась, посмотрела на меня, и в её глазах мелькнуло что-то странное, как будто она хотела сказать больше, но не могла.

– Да, Денис. Просто… будь осторожен, ладно? – Её голос был едва слышен, и она быстро отвернулась, шагнув к своему подъезду.

Я хотел спросить, что она имела в виду, но она уже исчезла за дверью. Я остался один, и шёпот в висках вернулся, теперь громче, как будто кто-то звал меня издалека. Я потряс головой, пытаясь прогнать это, и вдруг вспомнил, что забыл у Айрата флешку с игрой – «Dark Fantasy», которую он мне скачал и обещал сегодня отдать. Чёрт, без неё вечер будет совсем тухлым. Я развернулся и пошёл обратно к его дому, набирая код домофона. Айрат открыл, как всегда, с вопросом:

– Чё надо?

– Флешку с игрой забыл, – сказал я, заходя в его квартиру.

– Серьёзно? – Он закатил глаза, но пошёл рыться в ящике стола. – Минуту, ща найду.

Пока он искал, я стоял у окна, глядя на улицу. Полная луна взошла, и город выглядел, как картина, нарисованная углём: серые дома, чёрные силуэты деревьев, редкие прохожие, спешащие укрыться от холода. Что-то тянуло меня на улицу. Я не мог объяснить, почему, но ноги сами несли меня к выходу, когда Айрат сунул мне флешку.

– На, держи. Давай, до завтра, – сказал он, ухмыляясь.

– Спасибо, друган, – бросил я, уже шагая к двери.

Я вышел на улицу, и ветер ударил в лицо, холодный, но с каким-то странным привкусом, как будто нёс запах земли и чего-то ещё – горького, почти металлического. Вместо того чтобы пойти домой привычным путём, я пошел по длинному пути, через большую посадку между двумя домами. Что-то тянуло меня туда, как магнит, и шёпот в висках стал громче, теперь почти осязаемый, как дыхание за спиной. Лесок был тёмным, голые деревья гнулись под ветром, их ветки скрипели, будто жаловались. Каждый шаг отдавался в груди, сердце колотилось, но я не мог остановиться. Тьма между стволами казалась живой, шевелящейся, и я почувствовал, как холод пробирается под куртку, хотя мороз был слабым.

Вдруг краем глаза я заметил отблеск – слабый, но одновременно яркий, как звезда, упавшая на землю. Под деревом, в нескольких шагах, лежал красный камень, идеально гладкий, словно вырезанный из стекла. Он пульсировал светом, то усиливаясь, то угасая, и в этом сиянии было что-то неправильное, завораживающее. Я шагнул ближе, не понимая, что делаю, будто кто-то другой двигал моими ногами. Камень лежал на снегу, снег вокруг него медленно таял, как будто он был не из этого мира. Я наклонился и взял его, положив на ладонь. Он был тёплым, почти горячим, и свет его стал ярче, как будто он ждал меня. Шёпот в висках превратился в гул, заполнивший всё вокруг, и я почувствовал жжение в руке, острое, но не болезненное, а… зовущее.

Внезапно тьма взорвалась яростью: из ниоткуда материализовалась огромная красная фигура с крыльями, возвышающаяся на два метра, её рёв эхом раскатился по посадке, сотрясая деревья. Лапа существа молниеносно метнулась к камню на моей ладони, когти вонзились в воздух с шипением, и в момент касания кристалл полыхнул ослепительным светом, как взрыв сверхновой, пронизывая ночь волной жара и боли. Я почувствовал, как мир кружится, шёпот в висках превратился в оглушительный грохот, тело обмякло, и бездна поглотила меня, оставив лишь тишину, бесконечную и пустую.

ГЛАВА II

Демон внутри.

Я падал в бездну, и она была бесконечной. Темнота обволакивала, как густая смола, но не было ни ветра, ни звука, ни ощущения движения. Я не чувствовал ни жара, ни холода, ни даже собственного тела – как будто я растворялся, становился ничем. В голове крутился вопрос: падаю ли я вообще? Или это уже конец, и я умер, а мой разум просто отказывается это принять? Мысли путались, как провода, и я цеплялся за них, чтобы не сойти с ума. Вдруг в темноте вспыхнул крошечный огонёк, слабый, как искра, готовая погаснуть. За ним другой, третий, и скоро вокруг меня заплясали тысячи алых искр, как звёзды, упавшие в ад. Они сливались, разгорались, и тьма превратилась в море огня – не жгучего, а холодного, как будто пламя могло заморозить душу. Я хотел закричать, но горло сжалось, и в этот момент появился он.

Демон стоял передо мной, его силуэт вырезался из огня, как изваяние из чёрного камня. Его крылья, огромные и рваные, дрожали, будто живые, а глаза горели багровым, как раскалённые угли. Его кожа, красная, как запёкшаяся кровь, лоснилась в свете пламени, и от него веяло чем-то древним, тяжёлым, как запах земли после грозы. Я вспомнил посадку, его рёв, когти, летящие к камню, и сердце заколотилось, но я стиснул зубы. Если я мёртв, то бояться нечего. Если жив – тем более.

– Я умер? – спросил я, стараясь, чтобы голос не дрожал.

Демон рассмеялся, но его смех был не человеческим – низкий, скрежещущий, как металл, трущийся о кости. Он склонил голову, и его глаза сузились, будто он разглядывал добычу.

– С чего ты взял, смертный? – Его голос был глубоким, с хрипотцой, но в нём чувствовалась насмешка, как будто я был ребёнком, задавшим глупый вопрос.

– Может, потому что я лечу в пропасть, а тут появляется твоя уродливая рожа? – Я выпалил это, не думая, и тут же пожалел. Дерзить двухметровому демону в огненной бездне – не лучшая идея.

Его глаза вспыхнули ярче, и он шагнул ко мне, от чего пламя вокруг закружилось, как вихрь.

– Ты смеешь так говорить со мной, Оранло Алгийским, палачом Ада? – проревел он, и его голос сотряс тьму, как землетрясение. – Я могу раздавить тебя одним пальцем!

Я втянул воздух, но не отступил. Что-то в его гневе казалось… пустым, как будто он играл роль. Если бы он мог убить меня, я бы уже не стоял здесь, споря с ним.

– Нет, не можешь, – сказал я, заставляя голос звучать твёрже, чем я чувствовал. – Если бы мог, я бы уже был мёртв. Так что давай, выкладывай, что тебе надо.

Демон замер, и на миг мне показалось, что он удивлён. Потом он оскалился, показав клыки, длинные и острые, как кинжалы. Его лапа метнулась ко мне, когти сверкнули в огненном свете, и я невольно отшатнулся, чувствуя, как сердце падает в пятки. Но в сантиметре от моего лица лапа ударилась о невидимую стену, и воздух вспыхнул синим, как молния. Демон взвыл, отшатнувшись, его рука дымилась, покрытая чёрным ожогом, глубоким, как трещина в камне. Он тяжело дышал, глядя на меня с яростью, смешанной с чем-то ещё – уважением?

– Ты прав, смертный, – прорычал он, стиснув кулак. – Я не могу тебя убить. Но и ты не можешь избавиться от меня. Мы теперь одно целое.

Я моргнул, пытаясь осмыслить его слова. Одно целое? Это что, он теперь во мне? Мысли закружились, как искры вокруг, и я почувствовал, как страх смешивается с чем-то новым – любопытством, почти азартом.

– То есть мы сейчас… во мне? – спросил я, и уголки губ сами поползли вверх. – Это что, сон?

– Сон, но реальнее твоей жалкой реальности, – сказал демон, его голос стал тише, почти вкрадчивым. – Мы связаны, смертный. Камень, который ты взял, сплавил нас. И теперь ты – часть меня, а я – часть тебя. Хочешь или нет, но отныне мы вместе. И если ты умрёшь, я исчезну. Так что я буду учить тебя, чтобы ты выжил.

Я смотрел на него, пытаясь понять, блефует он или нет. Его глаза горели, но в них была не только ярость – что-то ещё, как будто он сам боялся чего-то большего, чем я.

– Учить? Чему? – спросил я, скрестив руки, хотя в этой огненной пустоте руки казались не моими.

– Силам, которые ты получил, – сказал он, и его когти прочертили в воздухе дугу, оставляя за собой след из искр. – Камень открыл твою душу магии. Ты теперь не просто смертный. Ты можешь то, что недоступно ни людям, ни демонам, ни ангелам.

Я замер. Магия? Серьёзно? Это звучало как бред из игры, в которую я рубился с Айратом, но огонь вокруг, его голос, жжение в ладони, где я держал камень, – всё это было слишком реальным. Я вспомнил Лиану, её улыбку, и подумал: если я теперь могу всё, может, она наконец посмотрит на меня иначе? Эгоистичная мысль вспыхнула, как пламя, и я почувствовал, как внутри что-то меняется, как будто тьма во мне оживает.

– То есть я теперь… самый сильный? – спросил я, и голос дрогнул от смеси страха и восторга.

– Именно, – оскалился демон. – И я научу тебя, как использовать эту силу. Но взамен ты будешь выпускать меня наружу. Иногда. Договорились?

Он протянул лапу, и я заметил, что ожог на ней уже исчез, как будто его и не было. Я колебался, но в голове крутились картины: я, владеющий магией, я, стоящий рядом с Лианой, я, перед которым Семён выглядит жалким. Я пожал его руку, тёплую, почти горячую, и кивнул. – Договорились, – сказал я, чувствуя, как внутри разгорается что-то новое, тёмное, но манящее.

Демон отпустил мою руку, и тепло от его ладони задержалось в моих пальцах, как эхо чего-то запретного. Огонь вокруг нас пульсировал, словно живое сердце, и я почувствовал, как внутри меня что-то шевельнулось – не страх, а что-то тёмное, манящее, как будто сила уже текла по венам. Оранло Алгийский смотрел на меня, его глаза – два провала в бездну, где плясали искры. Он не двигался, но воздух вокруг него дрожал, как от жара костра. Я оглянулся, пытаясь осознать, где мы находимся: это не Ад, не реальность, а нечто промежуточное, где стены из пламени шептали секреты, которых я не мог разобрать. Мой разум цеплялся за воспоминания – Лиана, её улыбка, школа, друзья, – но они казались далёкими, как сон, который вот-вот забудется.

– Хорошо, что мы договорились, смертный, – сказал демон, его голос стал гладким, почти соблазнительным, как у торговца, предлагающего товар. – Ты не представляешь, какую силу ты получил. Камни вроде того, что ты взял, – редкость даже в мирах бессмертных. Они есть чистая магическая энергия, они ключ к чему-то большему. А ты, Избранный, теперь носитель этой энергии.

Я фыркнул, пытаясь сохранить дерзость, но внутри всё кипело. Избранный? Это звучало как из дешёвого фильма, но огонь вокруг, жжение в ладони – всё подтверждало, что это правда. Мысли закружились: если я теперь могу всё, то почему не использовать это? Почему не заставить Лиану увидеть меня по-настоящему? Не просто как друга, а как кого-то, перед кем она не сможет устоять. Я представил, как её глаза загораются, как она забывает Семёна, и эта мысль была сладкой, как месть. А если Семён встанет на пути? Что, если я просто… сотру его? Не убью, нет, но сломаю, сделаю так, чтобы он исчез из её жизни. Это было бы легко, правда? Мои пальцы сжались, и я почувствовал прилив жара в груди, как будто кто-то подливал масла в огонь моих желаний. Я мотнул головой – это мои мысли, мои фантазии, но они казались ярче, острее, чем раньше, как будто кто-то шептал их мне на ухо, усиливая каждую деталь.

– Избранный? – переспросил я, стараясь звучать скептически, чтобы скрыть возбуждение. – Звучит как бред. А если я не захочу быть твоим инструментом? Что, если я просто вернусь в свою жизнь и забуду всё это?

– Ты уже не можешь отказаться, – сказал Оранло, его голос эхом отразился от пламенных стен. – С того момента, как ты взял камень, твоя судьба запечатана. В пророчествах Ада говорится, что Избранный, слившийся с демоном, ввергнет мир в хаос и разрушение. Тьма хлынет на Землю, и ты будешь её повелителем. Но в записях Рая… там ты спаситель, приносящий мир с помощью какой-то девчонки. Глупость. Ты почувствуешь, как тьма манит тебя сильнее.

Его слова ударили, как пощёчина. Хаос и разрушение? Я представил, как мир рушится – города в огне, люди в панике, – и это пугало, но в глубине души вспыхнула искра удовольствия. Почему бы не? Если я сильнейший, то могу взять то, что хочу. Лиана – моя, Семён – ничто, а друзья… они будут поклоняться мне или исчезнут. Мысль была моей, но она росла, разветвляясь: не просто Лиана, а весь мир у моих ног, власть, которая сделает меня богом. Я почувствовал, как ладонь жжёт, и огонь вокруг заплясал быстрее, отражая мои мысли. Это я думаю так, правда? Мои желания, мои фантазии. Демон просто наблюдал, его глаза блестели, но он молчал, как будто ждал, пока я сам приму тьму.

– А если я выберу Рай? – спросил я, чтобы проверить его. – Мир, спокойствие, девушка… Звучит лучше, чем твой хаос.

Оранло зарычал, но в его рыке была нотка раздражения, как будто я задел больное место. Он шагнул ближе, и пламя вокруг него взвилось выше, отбрасывая тени на его чешуйчатую кожу. – Рай – для слабаков, – прошипел он. – Их пророчество – ложь, чтобы заманить тебя. Но ты уже чувствуешь тьму, верно? Она шепчет тебе о силе, о том, что ты можешь взять, а не просить. А теперь слушай: я научу тебя магии, которая сделает тебя непобедимым.

Он поднял лапу, и в воздухе засветились символы – руны, простые, но полные силы. Они висели, пульсируя, как сердцебиение, и я почувствовал, как моя душа отзывается, как будто они были частью меня. – Магия делится на четыре стихии: огонь и земля для нас, демонов; воздух и вода для ангелов. Но ты, слившийся с камнем, можешь овладеть всеми. Начнём с формул – это просто. Нет заклинаний вроде «абракадабра». Скажи слова, влей в них силу: «Огненный удар» – и представь, как огонь от твоего сердца через руку летит в цель. Чётко, ярко. На первый взгляд сложно, но ты привыкнешь.

Чтобы показать, он щёлкнул когтями, и перед нами вспыхнул шар пламени – не иллюзия, а настоящий, жаркий, но не обжигающий меня. Он закружился, и я увидел, как он формируется: энергия изнутри, через руку, в мир. Мои мысли снова взбунтовались: с таким я могу наказать любого, кто встанет на пути. Семён – пепел, Лиана – моя навсегда. Я улыбнулся, чувствуя, как сила бурлит, и демон кивнул, будто одобряя.

– Теперь руны, – продолжил он, и символы в воздухе изменились, формируя круги с пустыми слотами. – Четыре руны, по одной на стихию. Каждая имеет пять мест для знаков – из восемнадцати возможных. Скажи «Руна огня» и перечисли знаки, представляя эффект. Разные комбинации дают разный результат. Но не повторяй знаки – руна погаснет. И не отвлекайся – она рухнет.

Он продемонстрировал: руна вспыхнула, и воздух наполнился жаром, формируя стену пламени. Я смотрел, заворожённый, и мысли закружились: с рунами я могу создать оружие, которое сломает любого. Школа, город, мир – всё моё. Это мои идеи, мои планы, но они казались острее, темнее, как будто кто-то подталкивал их вперёд. Демон молчал, но его глаза горели, будто он знал, что творится в моей голове.

– Для оружия проще: нанеси руну на клинок – и оно станет магическим. Для сильного – обряды, руны на рунах. Но ты, Избранный, освоишь это быстро.

Я кивнул, чувствуя, как алчность разгорается. Власть опьяняла, и я уже видел себя – не обычным парнем, а тем, кто меняет мир. Это мои мысли, правда? Демон просто учит, а я решаю. Но огонь в его глазах подсказывал, что тьма уже берёт верх.

Оранло замолчал, и огонь вокруг нас закружился медленнее, будто подстраиваясь под его настроение. Его глаза, горящие, как раскалённые угли, буравили меня, и я почувствовал, как внутри что-то сжимается – не страх, а что-то глубже, как будто моя душа пыталась понять, во что я вляпался. Пламя в бездне дрожало, отбрасывая тени, которые складывались в фигуры: то ли демоны, то ли призраки, то ли мои собственные мысли, принявшие форму. Я стиснул кулаки, пытаясь удержать себя в этом странном месте, где реальность казалась хрупкой, как стекло. Демон говорил о силе, о магии, но я всё ещё не мог поверить, что это не просто бред воспалённого мозга. И всё же жар в груди, который я чувствовал, глядя на руны, был слишком реальным, слишком живым.

– Так, погоди, – сказал я, стараясь звучать увереннее, чем чувствовал. – Ты говоришь, я Избранный. Что за чушь? Пророчества, хаос, мир – это всё звучит, как сказка для детей. Почему именно я? Я никто. Обычный пацан, который курит за углом и прогуливает уроки.

Оранло оскалился, но в его оскале не было злобы – скорее, насмешка, как будто он знал что-то, чего не знал я. Он взмахнул лапой, и пламя вокруг нас сгустилось, формируя зеркало – не стеклянное, а текучее, как ртуть. В нём я увидел себя: не того Дениса, который смотрел в зеркало утром, с бледным лицом и тёмными кругами под глазами, а другого – с горящими глазами, с тенью крыльев за спиной, с рукой, окружённой огнём. Я отшатнулся, но не мог отвести взгляд. Это был я, но… не я. – Ты не никто, – сказал демон, его голос стал ниже, почти завораживающим. – Камень выбрал тебя. Пророчества Ада и Рая – не сказки. Они написаны кровью и магией. В Аду говорят, что ты ввергнешь мир в хаос, станешь повелителем тьмы. В Раю – что ты принесёшь мир, но только если останешься слабым, ведомым их светом. Ты уже выбрал тьму, взяв камень. Чувствуешь её, верно?

Я хотел возразить, сказать, что не выбирал ничего, но слова застряли. Жар в груди рос, как будто огонь Оранло проникал в меня, и я вспомнил, как хотел власти – не просто над школой или двором, а над всем. Это было пугающе, но маняще, как пропасть, в которую хочется прыгнуть. Я мотнул головой, пытаясь вернуться к реальности, к воспоминаниям о друзьях, о смехе Айрата, о тихом голосе Оли. Но даже они казались далёкими, как будто этот огонь сжигал всё, что делало меня мной.

– Ладно, допустим, – буркнул я, скрестив руки. – Расскажи про эти миры. Ад, Рай, что там за законы? И кто вы вообще, демоны и ангелы?

Оранло кивнул, будто ждал этого вопроса. Он щёлкнул когтями, и пламя вокруг нас разделилось, образуя два окна. В одном я увидел багровые равнины, где лава текла, как реки, а в небе кружили тени с крыльями, их крики резали уши. В другом – бесконечные поля света, где фигуры с белыми крыльями парили, их лица были спокойными, но холодными, как мрамор. Миры выглядели живыми, но чужими, и я почувствовал, как волосы на затылке встают дыбом.

– Три мира, – начал демон, его голос звучал, как лекция, но с ноткой гордости. – Мир людей – твой, жалкий, полный слабости и смерти. Мир демонов – Ад, где правит сила, хаос, огонь. Мир ангелов – Рай, где всё подчинено порядку, но их свет – ложь, скрывающая железную волю. В мирах бессмертных законы иные: время течёт медленнее, пространство гнётся под магией. Ты можешь ходить по стенам, если захочешь, или летать, если твоя душа достаточно сильна. Но бессмертные – демоны и ангелы – не умирают от старости. Только магия или магическое оружие может их убить.

Я слушал, открыв рот, хотя и пытался выглядеть равнодушным. Это было слишком: миры, магия, бессмертие. Но демон говорил так, будто это было так же реально, как школа или двор. Я вспомнил Булата, его дурацкие шутки, и подумал, что он бы ржал над этим, назвав меня психом. Но жар в груди говорил, что это не бред.

– А что после смерти? – спросил я. – Бессмертные просто исчезают? Или есть что-то ещё?

Оранло замолчал, и на миг его глаза потускнели, как будто я задел что-то, о чём он не хотел говорить. Пламя вокруг дрогнуло, и тени в нём приняли форму существ – демонов с рогами, ангелов с мечами, растворяющихся в воздухе.

– Никто не знает, – сказал он наконец, и в его голосе мелькнула тень грусти. – Некоторые говорят, что бессмертные становятся магией, питающей миры. Их энергия кристаллизуется в камнях, как тот, что ты взял. Другие считают, что мы просто исчезаем, как дым. Даже я, палач Ада, не знаю ответа.

Я нахмурился, пытаясь осмыслить это. Камень, который я взял, – это чья-то душа? Или сила миров? Мысль была пугающей, но в то же время завораживала. Я хотел спросить больше, но демон продолжил, не давая мне вставить слово.

– Камни – это сердце магии, – сказал он, и в воздухе передо мной возник образ красного кристалла, пульсирующего, как тот, что я нашёл. – Они рождаются в мирах бессмертных, но только смертные могут их впитать. Камни огня и земли – наши, демонов, рождаются в Аду. Камни воздуха и воды – ангелов, рождаются в Раю. Твой камень – огненный, Адский, появившийся на Земле по ошибке. Он существует всего один день, а затем его сила рассеивается. Ты впитал его, и теперь ты мост между мирами.

Я почувствовал, как ладонь, где я держал камень, снова жжёт, хотя в этом сне у меня не было тела. Мост между мирами? Это звучало слишком масштабно, слишком не для меня. Я хотел вернуться в свой двор, к Айрату и Оле, к их пиву и сигаретам, но огонь в груди говорил, что пути назад нет.

– И что теперь? – спросил я, стараясь скрыть дрожь в голосе. – Я должен разрушить мир? Или спасти его? Это вообще моё дело?

Оранло рассмеялся, но его смех был холодным, как лезвие. – Ты сделаешь то, что выберешь, Избранный. Но тьма уже в тебе. Я чувствую её. И я научу тебя, как её использовать. Начнём с малого: когда проснёшься, призови меня во сне. Я всегда буду рядом, внутри тебя.

Я кивнул, хотя внутри всё кричало, что это ошибка. Но сила, которую он обещал, была слишком соблазнительной. Я видел себя – не школьником, а кем-то большим, кем-то, перед кем мир склонится. И всё же где-то в глубине души я чувствовал страх: что, если я потеряю себя?

Оранло замолчал, и пламя вокруг нас начало угасать, как будто кто-то выключал свет в этом странном сне. Его силуэт растворялся в тени, но глаза всё ещё горели, как два факела, следящих за мной. Я хотел спросить ещё – о демонах, о пророчествах, о том, что теперь делать, – но воздух сгустился, и мой голос застрял в горле. Тьма сжалась, как кулак, и я почувствовал, как падаю – не вниз, а куда-то внутрь себя. Шёпот в висках, который сопровождал меня всё это время, стал громче, превратился в рёв, и я услышал его последние слова: «Проснись, Избранный». Мир раскололся, как стекло, и я открыл глаза.

Белый потолок больничной палаты резал глаза, как нож. Я лежал на жёсткой койке, простыня подо мной была влажной от пота, а в воздухе пахло спиртом и чем-то приторным, как дешёвые цветы. Моя голова гудела, как после удара, и каждый вдох отдавался болью в рёбрах. Я повернул голову и увидел маму, сидящую рядом. Её лицо было бледным, почти серым, глаза покраснели, как будто она не спала несколько дней. Она сжимала мою руку, её пальцы дрожали, и я почувствовал укол вины, острый, как игла. На другой стороне кровати стоял врач – лысоватый мужчина в белом халате, с усталым лицом и взглядом, который буравил меня, как будто я был загадкой, которую он не мог разгадать. – Денис, ты очнулся, – прошептала мама, её голос дрогнул, и она сжала мою руку сильнее. – Господи, я думала… думала, что потеряла тебя.

Я хотел ответить, но горло пересохло, и слова вышли хриплым шёпотом: – Что… что случилось?

Врач кашлянул, поправил очки и посмотрел на меня с подозрением, как будто я был экспонатом в музее.

– Три дня назад в скорую поступил звонок, – начал он, его голос был сухим, как учебник. – Аноним сообщил, что в посадке на улице Рихарда Зорге лежит подросток. Когда бригада приехала, они нашли тебя в центре выжженного круга – идеального пятиугольника, чёрного, как уголь. От тебя шёл дым, всё тело покрывали ожоги второй и третьей степени. – Он достал телефон и показал фото: я лежал на животе, вокруг меня обугленная земля, а кожа выглядела, как потрескавшаяся глина. – Они думали, ты мёртв. Но в машине скорой ты начал дышать, сердце заработало ровно, как будто ты просто спал. А теперь… – Он замялся, глядя на меня с недоверием. – Теперь ты сидишь передо мной без единого шрама. Как?

Я уставился на свои руки – кожа была чистой, гладкой, как будто ничего не произошло. Но я чувствовал тепло в ладони, там, где держал камень, и шёпот в висках, едва слышный, но настойчивый, как эхо голоса Оранло. Это был не сон. Или сон, но реальнее, чем эта больница. Мой разум метался: демон, магия, пророчества – всё это казалось бредом, но ожоги, круг, моё исцеление… Я сглотнул, пытаясь собрать мысли, но они рассыпались, как песок. – Я… не знаю, – пробормотал я, и это было правдой. Как объяснить то, чего я сам не понимал?

Мама всхлипнула, притянула меня к себе, и я почувствовал, как её слёзы капают мне на плечо. Я обнял её в ответ, но мои мысли были где-то ещё. Я вспомнил Айрата, его ухмылку, Олю, её странные слова о том, что город «не наш». Вспомнил Лиану, её мягкую улыбку, которая резала меня сильнее, чем нож. Что, если они узнают, кто я теперь? Что, если я больше не тот Денис, который тусил с ними во дворе? Жар в груди, который я чувствовал с демоном, вернулся, и я понял, что он никуда не делся. Оранло был внутри меня, его голос – часть меня, и эта мысль пугала до дрожи, но в то же время будила что-то новое, как будто я мог стать кем-то большим, чем школьник с сигаретой.

Врач покачал головой, записал что-то в блокнот и сказал: – Мы сделаем ещё анализы, но… это чудо. Никто не выздоравливает от таких ожогов за три дня. Ты бормотал во сне – что-то про демонов, про огонь. – Он посмотрел на меня, ожидая ответа, но я только пожал плечами. Рассказать правду? Да он решит, что я псих, и закроет меня в палате с мягкими стенами.

Мама отпустила меня, вытерла глаза и попыталась улыбнуться. – Главное, что ты жив, Денис. Я… я позвоню бабушке, скажу, что ты очнулся. – Она встала, её шаги были неровными, как будто она боялась, что я снова исчезну.

Врач вышел следом, оставив меня одного. Я лёг обратно на койку, глядя в потолок. Тишина палаты давила, и я закрыл глаза, пытаясь вспомнить всё: огонь, демон, его слова о магии. «Призови меня во сне», – сказал он. Я чувствовал его, где-то глубоко внутри, как тень, которая ждёт своего часа. Что, если я действительно Избранный? Что, если я могу разрушить мир – или спасти его? Мысли путались, но одна была ясной: я больше не тот, кем был. И это пугало, но в то же время манило, как огонь, который я видел во сне.

Я повернулся на бок, и мой взгляд упал на окно. За стеклом был город – серый, холодный, но теперь он казался другим, как будто скрывал что-то, чего я раньше не видел. Шёпот в висках вернулся, тихий, но настойчивый, и я понял, что Оранло ждёт. Ждёт, когда я призову его. Ждёт, когда я решу, кем стану.

ГЛАВА III

Бельмо власти.

Я лежал на больничной койке, и белый потолок палаты казался могильной плитой, придавившей меня к реальности. Запах спирта и пластика бил в нос, а слабый гул лампы над головой звучал, как насмешка. Мама сидела рядом, её руки теребили край моего одеяла, глаза были красными, будто она плакала всю ночь. Она не говорила, но её молчание было громче любых слов. Отец стоял у двери, скрестив руки, его лицо – каменное, как всегда, когда он пытался скрыть беспокойство. Мой отец был бойцом спецназа, и я привык видеть его таким – суровым, непробиваемым, но сейчас в его глазах мелькало что-то, чего я не видел раньше. Может, страх.

– Денис, как ты? – спросила мама, её голос дрожал, как тонкий лёд.

– Нормально, – буркнул я, хотя это была ложь. Голова гудела, как после удара, а в правой ладони пульсировало тепло, как будто камень всё ещё был там. Я посмотрел на руку: кожа была чистой, без шрамов, даже старый след от прививки на плече исчез, но в центре ладони виднелся бледный ожог – идеальный пятиугольник, едва заметный, но реальный. Я сжал кулак, чтобы мама не увидела.

Врач вошёл, держа планшет, его взгляд скользил по мне, как по лабораторной крысе. – Мы взяли анализы, – сказал он, поправляя очки. – Всё в норме. Слишком в норме. Ожоги второй и третьей степени, выжженный круг… и ничего. Ни шрамов, ни следов. Это… необъяснимо. – Он замялся, будто ждал, что я раскрою секрет. – Ты бормотал во сне про демонов. Что ты помнишь?

Я пожал плечами, чувствуя, как жар в груди возвращается, как эхо голоса Оранло. Рассказать им? Про камень, демона, магию? Они решат, что я спятил. Или запрут меня здесь навсегда.

– Ничего, – соврал я, глядя в пол. – Просто сон.

Мама всхлипнула, но кивнула, как будто хотела верить. Отец шагнул ближе, положил руку мне на плечо, и я почувствовал, как его пальцы слегка дрожат.

– Главное, ты жив, – сказал он, его голос был твёрдым, но с трещиной. – Поехали домой.

Дорога домой прошла в молчании. Отец вёл машину, его глаза были прикованы к дороге, но я знал, что он думает о своих вечных командировках в горячие точки, где он видел смерть каждый день, а тут смерть подкралась оттуда, откуда её совсем не ждали. Я смотрел в окно: город был серым, покрытым тонким слоем снега, как саваном. Улицы казались пустыми, хотя машины и прохожие мелькали тут и там. Шёпот в висках, который я слышал в больнице, вернулся – тихий, но настойчивый, как будто Оранло напоминал о себе. Я сжал ладонь, чувствуя ожог, и подумал о Лиане. Её улыбка, её голос – они были единственным, что держало меня в этом мире, но даже они казались далёкими, как будто демон уже начал забирать меня.

Дома я рухнул на кровать, не раздеваясь. Усталость накрыла, как волна, хотя я спал три дня в больнице. Квартира была тихой, только тикали часы на кухне, и я закрыл глаза, надеясь, что сон прогонит этот шёпот. Но он пришёл. Тьма сомкнулась, и из неё вылетела голова Оранло – огромная, с тремя рядами зубов, острых, как бритвы, пасть раскрыта, как бездна. Я хотел закричать, но тело не слушалось. Его глаза горели, и я видел каждую чешуйку на его коже, каждый изгиб клыков. Он не говорил, только смотрел, и я проснулся, весь в холодном поту, зубы стучали, как будто я бежал от смерти.

Я поплёлся в ванную, включив холодную воду. Прохлада успокаивала, смывая липкий страх. Я набрал жидкого мыла, потёр руки и поднял взгляд к зеркалу. Но вместо моего лица там был он – Оранло. Его красная кожа лоснилась, глаза блестели насмешкой, и он повторял мои движения, как кривое отражение. За ним были не стены ванной, а руины, объятые красным пламенем, как в его мире. Я замер, глядя в его глаза, и он смотрел в мои. Пять минут мы играли в эту игру, не моргая. Я потянулся за полотенцем, и он сделал то же, но вместо ткани его когти сжимали человеческую кожу, с которой капала кровь. Желудок сжался, но я стиснул зубы, не давая ему увидеть мой страх. Он улыбнулся, его клыки блеснули, и я понял, что он знает. Знает всё.

Я вышел из ванной, чувствуя, как сердце колотится. В коридоре было зеркало, и я заставил себя взглянуть в него. Там был я – уставший подросток, но в глазах мелькнуло что-то чужое, как искра из того огня. Часы показывали одиннадцать дня. Школа? Нет, не сегодня. Я быстро проглотил бутерброд, натянул пуховик и ботинки, пропахшие грязным снегом, и вышел на улицу. Мелкий снег сыпал с неба, покрывая двор тонкой плёнкой, как будто город пытался спрятать свои тайны. Я знал, куда иду – в посадку, где всё началось. Мне нужно было проверить, правда ли то, что говорил Оранло. Правда ли, что я теперь… другой.

Посадка встретила меня тишиной, нарушаемой только хрустом снега под ботинками. Мелкие снежинки падали с неба, оседая на голых ветках, которые торчали, как скелеты, тянущиеся к серому небу. В воздухе пахло сыростью и чем-то металлическим, как будто город дышал ржавчиной. Я остановился у выжженного круга, который видел в больнице на фото врача. Снег покрыл его тонкой плёнкой, но чёрная земля проглядывала, как шрам, а в центре круга, где я лежал три дня назад, снег не держался, будто тепло камня всё ещё жило в земле. Моя правая ладонь заныла, ожог в форме пятиугольника пульсировал, и я почувствовал шёпот Оранло – не слова, а давление, как будто он сидел внутри моего черепа, ожидая.

Я глубоко вдохнул, пытаясь успокоить сердце, которое колотилось, как барабан. Демон говорил о магии, об «огненном ударе», и я должен был проверить, правда ли это. Если он солгал, то я просто псих, который бормотал про демонов в больнице. Если нет… Я не знал, что хуже. Выбрав тонкое деревце с потрескавшейся корой, я сжал кулак, представил огонь, как учил Оранло, и шагнул вперёд. – Огненный удар! – крикнул я, врезав кулаком в ствол.

Боль пронзила руку, как будто я ударил бетон, и ничего. Дерево стояло, как ни в чём не бывало, только кора слегка осыпалась. Я выругался, потирая костяшки, и в голове раздался голос Оранло – резкий, как удар хлыста.

– Неправильно! – прорычал он, и его гнев обжёг меня, как кипяток. – Ты не чувствуешь! Огонь должен родиться в твоей душе, пройти через руку и взорваться в ударе! Ты слабак, смертный!

Я стиснул зубы, чувствуя, как злость кипит в груди. Слабак? Да пошёл он. Я снова поднял кулак, закрыл глаза и попытался представить: огонь, не просто пламя, а что-то живое, бурлящее, как лава, текущая от сердца к пальцам. Моя ладонь нагрелась, ожог запульсировал сильнее, и я ударил, шепча: – Огненный удар.

Кулак врезался в дерево, и на этот раз кора треснула, обуглившись в форме моих костяшек. Запах палёной древесины ударил в нос, и я отступил, глядя на чёрный след. Сердце заколотилось быстрее, не от боли, а от восторга. Это было реально. Я сделал это. Я почувствовал, как жар в груди разгорается, как будто демон подливал масла в огонь. Его голос вернулся, теперь с ноткой насмешки: – Лучше, но всё равно жалко. Тебя раздавит любой, кто знает магию. Пробуй ещё!

Я ударил снова, представляя пламя ярче, горячее. На этот раз дерево задымилось, кора вспыхнула, и я отступил, чувствуя, как азарт захлёстывает меня. Ещё удар – и ветка треснула, обуглившись до сердцевины. Я рассмеялся, не в силах сдержать эйфорию. Это была сила, настоящая, моя. Но с каждым ударом я чувствовал, как силы уходят, как будто магия тянула из меня жизнь. Оранло молчал, но я знал, что он наблюдает, и его молчание было хуже крика.

Я шагнул к другому дереву, собираясь попробовать снова, но замер. Треск веток за спиной заставил меня обернуться. Из тени посадки вышел парень – здоровый, в спортивной куртке, с лицом, которое обещало неприятности. Его глаза блестели злобой, а кулаки уже были сжаты. Я узнал его: местный гопник, из тех, что ошивались у местного магазина и цеплялись к пацанам вроде меня. – Чё творишь, чушпан? – прорычал он, подходя ближе. – Думаешь, крутой, деревья ломаешь?

Я хотел ответить, но слова застряли. Его голос был как нож, а шёпот Оранло в голове стал громче, настойчивее. – Убей его, – прошипел демон. – Он слабак. Покажи ему.

– Заткнись, – буркнул я, но гопник принял это на свой счёт. Его лицо исказилось, и он бросился на меня. Первый удар пришёлся в плечо, отбрасывая меня к дереву. Я попытался блокировать, но второй кулак врезался в скулу, и мир поплыл, как в тумане. Боль взорвалась в голове, кровь потекла из губы, и я рухнул на колени. Он не останавливался – удар за ударом, в рёбра, в живот, каждый как молот, выбивающий воздух из лёгких. Я задыхался, пытаясь встать, но ноги не слушались. В голове крутилось: или я, или он. Если я не встану, он убьёт меня.

– Сделай это! – заорал Оранло, и его голос был как раскат грома. Я почувствовал, как моя правая рука задрожала, как будто кто-то другой поднял её. Жар в груди вспыхнул, ожог на ладони полыхнул болью, и я не успел подумать. Моя рука врезалась в грудь гопника, и я прошептал: – Огненный удар.

Я стоял над обугленным телом гопника, и мир вокруг меня словно онемел, снежинки падали бесшумно, как призраки, оседая на чёрной корке, которая была когда-то человеком. Запах горелой плоти витал в воздухе, густой и удушающий, проникая в лёгкие, как яд, и я почувствовал, как ноги подкашиваются. Мои руки тряслись, кулак всё ещё дымился, ожог на ладони пульсировал, как живое сердце, полное вины. Нет, не вины – это не я. Это демон. Он направил мою руку, его шёпот в голове заставил огонь вырваться. Я не убийца. Я просто защищался. Он бил меня, кулаки врезались в ребра, в лицо, каждый удар – как молот, выбивающий жизнь. Или я, или он. Но теперь, глядя на этот силуэт, скрюченный, как сломанная кукла, я не мог дышать. Это не я сделал. Это магия, демон, всё что угодно, но не я.

Я отвернулся, и меня вырвало на снег – желчь смешалась с белым покрывалом, и я рухнул на колени, хватаясь за землю, чтобы не упасть в эту пропасть внутри себя. Снег был холодным, пронизывающим, но он не мог охладить жар в груди, где Оранло сидел, как паразит. “Молодец”, – прошептал он, и его голос был как нож, вонзающийся в разум. – “Ты защитил себя. Он был ничтожеством”. Я зажал уши, но голос был внутри, эхом отражаясь от стенок черепа. Нет, это не защита. Это убийство. Но он напал первым, его глаза были полны ярости, кулаки не останавливались. Я не хотел. Мои пальцы вонзились в снег, и я почувствовал слёзы на щеках – горячие, солёные, как кровь. Я не убийца. Это демон заставил. Его сила, его огонь. Я просто… выжил.

Встав на ноги, я побежал, не оглядываясь, ветки цеплялись за куртку, как пальцы мертвеца, снег хрустел под ботинками, каждый шаг отдавался эхом в голове. Посадка казалась бесконечной, деревья смыкались, как стены тюрьмы, и я спотыкался, падая на колени, но вставал, чтобы бежать дальше. Демон не умолкал: “Ты сделал правильно. Он бы убил тебя. Мир лучше без него”. Нет, мир не лучше. Я видел его лицо в момент удара – удивление, боль, а потом ничего. Я оборвал жизнь. Мои руки, мои. Но это не я. Это магия, демон, проклятый камень. Я вырвался на улицу, и холодный ветер ударил в лицо, как пощёчина, но он не смыл эту грязь внутри. Улицы были пустыми, фонари отбрасывали длинные тени, и я шёл, опустив голову, чтобы не видеть своего отражения в замерзших лужах.

Дома я заперся в комнате, рухнув на кровать. Тишина была оглушительной, только сердце стучало, как обвинитель. Я закрыл глаза, но увидел его снова – обугленный силуэт, крик, запах. Вина накатывала волнами, душой, как будто кто-то давил на грудь. Я не убийца. Он напал первым. Его кулаки, его ярость – он заслужил. Нет, никто не заслуживает такого. Я подумал о Лиане – её улыбка, её глаза, полные тепла. Что она подумает, если узнает? Она отвернётся, увидит во мне монстра. А друзья? Айрат, Оля – они будут бояться меня. Я не хотел этого. Мои руки дрожали, и я сжал их в кулаки, чтобы остановить тряску, но ожог на ладони вспыхнул болью, как напоминание. Это не я. Это демон. Он заставил.

– Ты сделал правильно, – прошептал Оранло, его голос был мягким, почти утешающим, как змеиный шёпот. – Он был угрозой. Ты выжил. Мир полон таких – слабых, жестоких. Ты избавил его от них.

– Заткнись! – крикнул я в пустоту, садясь на кровати. Комната казалась тесной, стены давили, и я почувствовал слёзы, горячие, как огонь. Я не убийца. Но его крик эхом отдавался в голове, его тело на снегу. Я представил, как полиция найдёт его, как они будут искать, и страх смешался с виной. Что, если меня поймают? Но сила внутри шептала, что я выше этого. Нет, это демон шепчет. Я встал, прошёлся по комнате, пытаясь прогнать мысли, но они возвращались. Он бил меня, мог убить. Или я, или он. Это самооборона. Но разве огонь, сжигающий заживо, – самооборона? Я увидел свои руки – чистые, но в памяти они были в крови, в пепле. Вина жгла, но Оранло не умолкал, его голос был как капля за каплей, подтачивающая камень.

– Подумай, – сказал он, и его тон стал убедительным, как у друга. – Ты не хотел. Он напал. Ты защищался. Это не грех – это необходимость. Ты Избранный. Твоя сила – для большего. Мир изменится благодаря тебе.

Я сел на пол, прислонившись к стене, и зарыдал тихо, чтобы мама не услышала. Я не убийца. Но его жизнь на моих руках. Я подумал об отце – он в спецназе видел смерть, но что он скажет? Он бы понял? Нет, он увидит во мне преступника. А мама? Её глаза, полные слёз в больнице. Я не могу быть таким. Но демон продолжал: – Ты спас себя. Он был отбросом, гопником, который сеет хаос. Ты принёс порядок. Это не зло – это сила. Ты станешь сильнее, и такие, как он, будут бояться тебя.

Я мотнул головой, пытаясь прогнать его голос, но он был частью меня, как дыхание. Вина душила, но постепенно его слова проникали – он напал первым, я выжил. Это не моя вина. Это его выбор. Я встал, умыл лицо, и жар в груди стал теплее, как будто демон обнимал меня изнутри. Я не убийца. Я выживший.

Проснулся я ближе к вечеру, мама разбудила меня, её лицо было обеспокоенным. – Ты весь день спал? – спросила она, ставя тарелку с пюре и курицей. – А? Нет, просыпался в 11. Просто прилёг отдохнуть и ненадолго уснул, – соврал я, чувствуя, как вина от убийства смешивается с голодом. Живот урчал, и я набросился на еду, проглатывая, как будто это могло заглушить мысли.

Включил телевизор, и там шли местные криминальные хроники: «Сегодня в Приволжском районе обнаружено тело заживо сожжённого молодого человека, состоявшего в местной ОПГ. Полиция проводит расследование. Новые девяностые или маньяк? Смотрите подробности в этом выпуске». Я выключил, сердце заколотилось. Это я. Мои руки. Но демон молчал, и вина вернулась волной, но слабее. За пару минут я прикончил еду, и аппетит не пропал – это пугало ещё больше. Зачем я это сделал? Но он напал первым. Это самооборона.

Я сидел на кровати, сжимая телефон, пальцы дрожали, как будто всё ещё держали обугленный след на дереве. Новости по телевизору крутились в голове: «заживо сожжённый», «маньяк». Это я. Нет, не я, демон. Но мои руки, мой огонь. Я должен был кому-то рассказать, иначе эта вина сожрёт меня, как тот огонь – гопника. Лиана? Нет, её улыбка разобьётся, если она узнает. Она увидит во мне монстра. Оля? Её слова о том, что город «не наш», всё ещё звучали в голове, как предупреждение. Она мне нравилась – не так, как Лиана, не любовью, а чем-то лёгким, как её тёмные волосы, падающие на бледное лицо. Но я не мог рассказать ей. Не хотел, чтобы её взгляд стал холодным. Оставался Айрат. Он поймёт. Или хотя бы не побежит в полицию.

Я набрал его номер, голос дрожал, но я заставил себя говорить:

– Айрат, надо встретиться. Срочно. У тебя дома, можно?

– Чё за паника, Денис? – Его голос был ленивым, с привычной насмешкой. – Ладно, приходи ко мне. Только пива захвати, я пустой.

– Без пива, – буркнул я. – Мне не до того.

– Серьёзно? – Он хмыкнул, но я услышал, как он насторожился. – Жду.

Через двадцать минут я стучал в его дверь, сжимая в кармане бутылку пива, которую всё-таки схватил в магазине по дороге. Айрат открыл, его лысая голова блестела под тусклой лампочкой в коридоре, а ухмылка была, как всегда, наглой, будто он знал всё на свете.

– Чё такой мрачный, Денис? Опять Лиана в голове? – Он хлопнул меня по плечу, чуть не вышибив дух, и потащил в свою комнату. Там пахло энергетиками и чипсами, на столе валялись банки и мятая пачка сигарет.

Я плюхнулся на диван, поставив бутылку на пол. Комната была пустой – Оли не было, и я выдохнул с облегчением. Не хотел, чтобы она видела меня таким: растерянным, с пеплом на руках, которого никто не видел, кроме меня.

– Короче, Айрат, – начал я, глядя в пол, – я вляпался. В посадке… кое-что случилось.

Он прищурился, садясь на стул напротив, закинув ногу на ногу. – Чё, опять подрался? Выглядишь целым.

Я сглотнул, чувствуя, как жар в груди возвращается. Оранло молчал, но я знал, что он слушает, как паук в тени.

– Не подрался. Убил. – Слово вырвалось, как нож, и я увидел, как Айрат замер, его ухмылка сползла, как маска.

– Чё? – Он рассмеялся, но смех был натянутым, как струна. – Ты гонишь, что ли?

Я стиснул кулаки, ожог на ладони запульсировал, как живое сердце. – Тот гопник в новостях. Это я. – Я поднял глаза, ожидая увидеть страх или отвращение, но Айрат просто смотрел, как будто ждал подвоха.

– Бери выше, Денис, – сказал он, откидываясь на спинку стула. – Убил, серьёзно? Ты ж не такой. Рассказывай.

Я рассказал – сбивчиво, путано, про камень, демона, огонь. Про то, как гопник бил меня, как рука сама поднялась, как он сгорел заживо. Я ждал, что Айрат назовёт меня психом, но он подался вперёд, глаза блестели любопытством, как у пацана, нашедшего фейерверк.

– Похер, покажи, – сказал он, и в его голосе не было страха, только азарт.

– Айрат, я не шучу, – сказал я, но он уже встал, скрестив руки, как будто вызывал меня на спор.

– Покажи, говорю. Если ты теперь маг какой-то, давай, жги.

Я сжал кулак, чувствуя, как жар в груди разгорается, как будто Оранло подталкивал меня. Айрат смотрел, его глаза горели нетерпением, и я не мог отступить. Я отошёл к окну, подальше от дивана, и представил огонь – живой, бурлящий, как лава, текущая от сердца к пальцам. – Огненный удар, – прошептал я, ударяя по подоконнику.

Пластик оплавился с шипением, дым заклубился в воздухе, и я почувствовал, как силы уходят, как будто кто-то выдернул пробку из моих вен. Айрат присвистнул, его глаза округлились, как у ребёнка, увидевшего фокус.

– Офигеть, Денис! Это что, реально? – Он хлопнул в ладоши, подскочил ближе, трогая дымящийся подоконник. – Ты теперь, типа, супергерой?

Я покачал головой, чувствуя, как вина возвращается, тяжёлая, как бетон. – Я не герой, Айрат. Я убил человека. Он бил меня, но… я не хотел. Это демон, он заставил.

Айрат сел рядом, положил руку мне на плечо, и его ухмылка исчезла, сменившись чем-то редким – серьёзностью. – Слушай, Денис, ты всё сделал правильно. Он напал, ты отбился. Если б не это, лежал бы ты там, с пробитой башкой. Не парься, ты не маньяк. Ты… – Он замялся, подбирая слово. – Крутой. Особенный.

Его слова были как глоток воздуха, но не смывали кровь, смешанную с пеплом, с рук. Я кивнул, стараясь поверить, но внутри всё ещё горел вопрос: кто я теперь? Айрат хлопнул меня по спине, возвращая ухмылку. – А ну, давай ещё разок, покажи, что можешь!

– Не, хватит, – буркнул я, чувствуя, как силы тают.

В этот момент раздался звонок в домофон. Айрат встал, пробормотав: – Это, небось, Оля. – Он нажал кнопку, и через минуту дверь открылась. Оля вошла, её тёмные волосы были мокрыми от снега, а глаза – как всегда, будто видели что-то за пределами комнаты. Она посмотрела на меня, потом на подоконник, где ещё вился тонкий дымок, и её брови чуть дрогнули.

– Чем тут воняет? – спросила она, её голос был лёгким, но в нём мелькнула тень подозрения.

Я замер, сердце заколотилось. Она не должна знать. Не должна видеть во мне монстра. Её хрупкость, её запах сигарет – я не хотел, чтобы это исчезло. – Да Айрат пластмасску какую-то спалил, – соврал я, стараясь улыбнуться.

Айрат хмыкнул, подыгрывая: – Ага, экспериментировал с зажигалкой.

Оля прищурилась, её взгляд скользнул по мне, как будто она искала трещину в моей лжи. – Странно, – сказала она тихо, садясь на диван. – Пахнет не просто палёным. Будто… что-то горело по-настоящему.

Я отвернулся, чувствуя, как жар в груди вспыхивает, как будто Оранло смеялся надо мной. Она не должна знать. Не сейчас. Я смотрел на её тонкие пальцы, сжимающие телефон, и думал, что не хочу её терять. Не так, как теряю Лиану, но всё же. Айрат сменил тему, начав травить очередную байку, и я выдохнул, надеясь, что Оля забудет этот запах, этот дым. Но её взгляд всё ещё буравил меня, как будто она видела больше, чем я хотел показать.

Я вернулся домой, когда город уже тонул в ночи. Фонари мигали, как уставшие звёзды, и шёпот Оранло вернулся, тихий, но настойчивый. Я заперся в комнате, чувствуя, как вина и азарт борются внутри, как два зверя. На столе лежал нож – старый складной нож, подарок отца перед одной из его командировок. Он был простым, с деревянной рукояткой, потёртой от времени, и лезвием, которое я точил до бритвенной остроты. Этот нож был частью отца, частью меня, и мысль о нём зажгла искру. Оранло говорил про оружие – руны на клинке. Я мог сделать его магическим. Мог сделать себя сильнее.

Я закрыл глаза, вызывая демона. Тьма сомкнулась, и он появился – огромный, красный, с глазами, горящими, как угли. Его крылья дрожали, как живые, и он смотрел на меня с насмешкой, как на ребёнка, задумавшего глупость.

– Хочешь оружие? – прорычал он, его голос был как раскат грома. – Хорошо, смертный. Покажи мне клинок.

Я поднял нож, и он словно ожил в моих руках, нагреваясь, как уголь. Оранло кивнул, его когти прочертили в воздухе дугу, оставляя искры.

– Руна огня, – сказал он. – Пять знаков, никаких повторов. Представь эффект – пламя, разящее врагов. Назови знаки: Аз, Вель, Дор, Ксар, Тир.

Я повторил за ним, держа нож, представляя, как лезвие пылает, разрезая тьму. – Аз, Вель, Дор, Ксар, Тир, – прошептал я, и ожог на ладони вспыхнул болью. Нож задрожал, лезвие засветилось багровым, как кровь, и я почувствовал, как сила течёт из меня в металл. Рукоятка нагрелась, но я не отпускал, пока руна не вспыхнула на лезвии, выжигая знаки, как татуировку. Комната наполнилась запахом жжёного воздуха, и я рухнул на колени, задыхаясь, словно пробежал марафон.

Оранло рассмеялся, его смех был как скрежет металла. – Неплохо для смертного. Этот клинок теперь твой. Один удар – и враг в пепле. Но береги его, он пьёт твою силу.

Я сжал нож, чувствуя его тепло, как живое. Это было моё. Моя сила. Но вина за гопника всё ещё жгла, и я знал, что этот нож может сделать хуже. Я посмотрел на Оранло, его глаза блестели, как будто он знал мои мысли. Но внезапно силы покинули меня, вся моя магическая энергия ушла на составление одной руны огня. Я провалился в сон, который наконец подарил мне покой от мыслей сегодняшнего дня.

– Быстрее просыпайся! – Внезапно голос Оранло вырвал меня из сладкого сна. – В Раю появился камень воды.

Я замер, сердце заколотилось. Камень в Раю? Ангелы? Я нащупал нож в темноте и сжал его как можно крепче, чувствуя, как страх смешивается с азартом.

– Научи меня, – сказал я, голос дрожал, но решимость росла. – Продиктуй руну перемещения. Я должен стать сильнее.

ГЛАВА IV

Крылья в огне.

Я стоял в своей комнате, сжимая нож с выжженной руной, его багровое сияние отражалось в тёмном окне, как глаз Оранло, следящий за мной. Город за стеклом молчал, но я чувствовал его – серый, холодный, пропитанный ржавчиной и тайнами. Шёпот демона в висках не умолкал, как тиканье часов, отсчитывающих время до чего-то, что я не мог понять. Камень в Раю, о котором говорил Оранло, звал меня, как магнит, и я знал, что должен идти. Но страх сжимал горло – не за себя, а за то, кем я становлюсь. Гопник в посадке, его обугленное тело, запах горелой плоти – всё это было со мной, как тень, которую нельзя стряхнуть. Я не хотел быть убийцей, но жар в груди, этот проклятый огонь, говорил, что я уже не тот Денис, который тусил с Айратом и мечтал о Лиане.

Я закрыл глаза, чувствуя, как тьма смыкается, как всегда, когда я звал его. Образ Оранло появился мгновенно – его красная кожа лоснилась, как запёкшаяся кровь, крылья дрожали, а глаза горели, как угли в костре. Он смотрел на меня с насмешкой, как на щенка, который лает на волка.

– Готов, смертный? – прорычал он, его голос был как раскат грома, от которого дрожал воздух. – Камень воды в Раю ждёт. Но знай: ангелы не такие, как люди. Они не прощают.

– Я справлюсь, – сказал я, хотя голос дрожал. – Назови руну.

Оранло оскалился, показав клыки, длинные, как кинжалы. – Руна огня, чтобы открыть путь: Ал, Си, Ма, Ге, Зу. Произнеси, представь пламя, разрывающее реальность. И не облажайся, Избранный.

Я сжал нож, чувствуя, как ожог на ладони пульсирует, как живое сердце. – Ал, Си, Ма, Ге, Зу, – прошептал я, представляя огонь, не просто пламя, а бурю, которая сжигает всё, даже мою вину. Я ждал спецэффектов, как в фильмах – вспышек, искр, грома. Но вместо этого мир просто… исчез. Реальность растаяла, как воск, и я оказался в другом месте, где воздух был тёплым, как дыхание, а свет – мягким, как шёлк.

Рай. Я слышал о нём в детстве, когда бабушка читала мне сказки про золотые улицы и ангелов, но это было не то. Это было… слишком. Я стоял на дороге, выложенной золотыми плитами, которые сияли, как расплавленное солнце, но не слепили. Небо над головой было безоблачным, с солнцем, висящим неподвижно, как лампа, созданная не для света, а для тепла. Я смотрел на него, не щурясь, и чувствовал, как оно обнимает меня, но это тепло было чужим, как будто оно знало, что я не принадлежу этому месту. Слева раскинулся луг, где паслись единороги – их рога сверкали, как алмазы, а гривы переливались, как жидкое серебро. Справа был лес, густой, с деревьями, чьи листья шептались, как живые, и вдалеке виднелось огромное дерево, его крона касалась неба, как будто держала его на своих ветвях. Но впереди был город – огромный, с золотыми стенами, которые тянулись от горизонта до горизонта, сияя так, что казалось, они сделаны из света.

– Кажется, я уже не в Канзасе, – пробормотал я, чувствуя, как сердце колотится. Это был Рай, но он не чувствовался домом. Он был слишком идеальным, слишком чужим, как будто создан, чтобы напомнить мне, что я здесь – чужак.

Оранло молчал, но я чувствовал его присутствие в груди, как жар, который ждал своего часа. Я шагнул по золотой дороге, и каждый шаг отдавался звоном, как будто я ступал по стеклу. Город казался близким, не дальше километра, но время здесь текло иначе. Я шёл, а солнце не двигалось, единороги на лугу не замечали меня, но их глаза – слишком умные, слишком глубокие – следили за каждым моим движением. Лес справа шептал, и я клялся, что слышал голоса, не человеческие, а что-то большее, как будто деревья знали моё имя. Через два или три часа – я потерял счёт времени – я добрался до ворот города. Они были огромными, золотыми, с резьбой, изображающей крылатых существ, чьи лица были спокойными, но холодными, как мрамор. Я замер, чувствуя, как ожог на ладони пульсирует, а шёпот Оранло становится громче.

– Осторожно, смертный, – прошипел он. – Ангелы знают, кто ты. Они боятся Избранного. И не зря.

Ворота медленно открылись, и ко мне шагнул мужчина – высокий, мускулистый, с белоснежными крыльями за спиной, которые сияли, как снег под солнцем. Его лицо было идеальным, как у статуи, но глаза – голубые, как лёд, – смотрели на меня с подозрением. Он был одет в белую тунику, переливающуюся, как перламутр, и в его руке был посох, который казался сделанным из света.

– Добро пожаловать в Райские Крылья, странник, – сказал он, его голос был мягким, но в нём чувствовалась сталь. – Как твоё имя?

Я сглотнул, чувствуя, как жар в груди вспыхивает. Зачем я вообще открыл рот? – Денис Кравцов, – сказал я, и тут же пожалел.

Его глаза расширились, и в них мелькнул страх – настоящий, человеческий, несмотря на его крылья. – Денис Кравцов?! – выкрикнул он, отступая на шаг. – Братья, ко мне! Здесь Избранный!

– Уноси ноги! – заорал Оранло, его голос был как удар молнии в голове.

Я не стал думать. Повернулся и рванул к лугу с единорогами, ноги сами несли меня, быстрее, чем я когда-либо бегал. Магия демона текла по венам, как огонь, и я чувствовал, как она ускоряет каждый шаг, делает меня легче, сильнее. За спиной раздался шум крыльев, как рой пчёл, и я услышал крики – не гневные, а полные паники. Ангелы боялись меня. Меня, обычного пацана из серого города. Это было почти смешно, если бы не страх, который гнал меня вперёд.

Луг был бесконечным, трава мягко пружинила под ногами, но я не останавливался. Единороги поднимали головы, их рога сверкали, как маяки, и один из них – огромный, с гривой, как жидкое золото – шагнул мне наперерез. Его глаза были не звериными, а разумными, и в них была угроза. Я не успел подумать. Нож, подарок отца, сам прыгнул в руку, лезвие полыхнуло багровым, и я ударил, целя в морду. Клинок разрезал плоть, как бумагу, и единорог рухнул, разорванный пополам, его тёплая кровь брызнула мне на лицо, горячая, как кипяток. Я замер, чувствуя, как она стекает по щекам, как запах железа смешивается с травяным ароматом Рая. Это было неправильно. Это был Рай, а я убил его часть. Но Оранло в голове молчал, и я знал, что он одобряет.

Погоня продолжалась. Крылья ангелов хлопали за спиной, их голоса звучали, как хор, призывающий к расправе. Я бежал, петляя между деревьями, которые теперь казались ближе, их ветки цеплялись за куртку, как пальцы. Магия демона давала силы, но я чувствовал, как она истощает меня, как будто каждый шаг выжимал кровь из вен. Через двадцать минут – или вечность, в Раю время текло иначе – я оторвался. Упал на траву, задыхаясь, сердце колотилось, как барабан. Снег, город, Лиана – всё это было так далеко, как другой мир.

– Фух, пронесло, – выдохнул я, вытирая кровь единорога с лица.

– Ты вообще о чём думал?! – взревел Оранло, его голос был как раскалённый металл. – Нас могли убить! История Избранного закончилась бы, даже не начавшись!

– Заткнись, – тихо сказал я, и он замолчал, но я чувствовал его гнев, как жар в груди. Я встал, оглядываясь. Луг был пуст, единороги исчезли, лес молчал, но я знал, что ангелы найдут меня. Я был чужаком в их мире, и они не простят.

Я лежал на траве, задыхаясь, кровь единорога всё ещё липла к щекам, как напоминание о том, что я сделал. Луг вокруг был слишком тихим, только слабый шёпот ветра пробегал по траве, как дыхание спящего зверя. Рай был прекрасен, но эта красота душила, как будто я был мухой, застрявшей в янтаре. Моя грудь горела, не только от бега, но и от жара Оранло, который сидел внутри, как паразит, питаясь моими мыслями. Я вытер лицо рукавом, но запах крови – железный, густой – не уходил. Лиана, Айрат, Оля – их лица мелькали в голове, как далёкие звёзды, и я цеплялся за них, чтобы не утонуть в этом месте. Но даже они казались чужими, как будто Рай отрезал меня от всего, что было моим.

Живот свело от голода, острого, как нож. Я не ел с утра, а беготня и магия выжали из меня все силы. Трава подо мной была мягкой, но не могла заглушить урчание в желудке. Я встал, оглядываясь. Луг был пуст, единороги исчезли, будто знали, что я принёс смерть в их мир. Лес справа шептал, его листья дрожали, как будто звали меня. Оранло молчал, но я чувствовал его взгляд, его насмешку, как будто он ждал, что я сделаю дальше.

– Еда, – пробормотал я, сжимая нож. – Надо найти еду.

– Ты в Раю, смертный, – прошипел Оранло, его голос был как шорох углей. – Здесь нет твоих магазинов. Охоться, если хочешь жить.

Я стиснул зубы, чувствуя, как его слова впиваются, как клыки. Охота? Я никогда не охотился, разве что на тараканов в бабушкиной квартире. Но голод был сильнее стыда, сильнее вины за единорога. Я шагнул в лес, где деревья стояли так плотно, что свет солнца едва пробивался сквозь листву, создавая золотые пятна на земле. Воздух был тёплым, влажным, с запахом мха и чего-то сладкого, как цветы, которых я не видел. Каждый шаг отдавался эхом, как будто лес слушал, затаив дыхание. Я сжал нож, его рукоятка была тёплой, как живая, и руна на лезвии слабо пульсировала, напоминая о силе, которая теперь была частью меня.

Вдалеке послышался шорох, и я замер. Из-за деревьев вышел тигр – огромный, с шерстью, золотистой, как солнечный свет, и глазами, зелёными, как изумруды. Он не рычал, не бросался, а просто смотрел, его взгляд был спокойным, но глубоким, как будто он видел мою душу. Я почувствовал укол вины – это был Рай, а я снова собирался убить. Но голод грыз, как зверь, и я знал, что без еды не выживу. Оранло молчал, но я чувствовал его одобрение, его жар в груди, подталкивающий меня вперёд.

– Прости, – шепнул я, не зная, кому – тигру, себе или Лиане, чей образ мелькнул в голове. Я опустился на одно колено, прячась за деревом, и сжал нож крепче. Тигр шагнул ближе, его лапы бесшумно касались земли, и я заметил, как его мышцы перекатываются под шкурой, как он дышит – ровно, уверенно. Это была не просто охота, это было выживание. Я не хотел убивать ради забавы, как Оранло, но без еды я не дойду до камня воды, который звал меня, как далёкий маяк.

Я ждал, пока тигр повернётся боком, его движения были медленными, почти ленивыми, как будто он не видел во мне угрозы. Мой пульс стучал в висках, заглушая шёпот Оранло, который начал пробиваться: «Бей, смертный. Он всего лишь зверь». Я мотнул головой, прогоняя его голос. Это не его охота, это моя. Я глубоко вдохнул, представляя, как нож входит чисто, быстро, без боли. Я не хотел, чтобы тигр страдал. Не как гопник, не как единорог. Я шагнул из-за дерева, двигаясь тихо, как учил отец, когда мы ходили в лес за грибами. «Двигайся с тенью, Денис», – говорил он, и я вспомнил его голос, его суровый взгляд, который всегда скрывал тепло.

Тигр поднял голову, его глаза встретились с моими, и на миг я замер, чувствуя, как вина сжимает горло. Но голод был сильнее. Я бросился вперёд, нож сверкнул багровым, и я вонзил его в шею тигра, целя точно, чтобы перерезать артерию. Кровь хлынула, тёплая, как дождь, и тигр рухнул, не издав ни звука. Его глаза потухли, но в них не было боли, только покой, как будто он знал, что это его судьба. Я опустился рядом, задыхаясь, нож дрожал в руке. Кровь пропитала траву, и я почувствовал, как слёзы жгут глаза. Это не убийство, сказал я себе. Это выживание. Но пепел гопника и кровь единорога смешивались в памяти, и я знал, что лгу себе.

– Молодец, смертный, – прошипел Оранло, его голос был как яд, сладкий и удушающий. – Ты начинаешь понимать. Сила – это жизнь.

– Заткнись, – буркнул я, вытирая нож о траву. Я не хотел его одобрения. Это была не его победа, а моя необходимость. Я оттащил тушу тигра к дереву, чувствуя, как силы уходят с каждым движением. Лес молчал, но я знал, что он смотрит – деревья, листья, само небо Рая. Я развёл огонь, не магией, а старым способом, как учил отец: трением палки о кору. Это заняло время, но я не хотел использовать магию – не хотел, чтобы Оранло чувствовал себя победителем. Пламя затрещало, и я отрезал куски мяса, поджаривая их на огне. Запах был густым, почти сладким, и я проглотил первый кусок, не жуя, голод заглушал всё – вину, страх, даже голос демона. Мясо было сочным, лучшим, что я пробовал, но каждый кусок оставлял привкус крови, как напоминание о том, что я сделал.

Я ел, пока желудок не наполнился, а потом откинулся на дерево, чувствуя, как усталость накатывает волной. Солнце всё ещё висело в небе, неподвижное, как глаз, следящий за мной. Время в Раю было странным, как будто оно застыло, но мои веки тяжелели, и я провалился в сон, не в силах сопротивляться. Сны были яркими, почти реальными: Лиана, смеющаяся во дворе, её волосы сияют, как солнце Рая; Айрат, хлопающий меня по плечу; Оля, её тёмные глаза, полные вопросов. Но за ними был огонь, кровь, крики – гопник, единорог, тигр. Я хотел проснуться, но тьма держала меня, как цепи.

– Избранный, вставай! – голос Оранло разорвал сон, как нож. – Ты что, решил проспать всю жизнь?

Я открыл глаза, моргая от света. Солнце всё ещё висело, не сдвинувшись ни на дюйм. – Сколько я спал? – спросил я, потирая лицо. Голова гудела, как после бутылки пива с Айратом.

– Пятнадцать часов, – прорычал Оранло. – В Раю время не движется, как в твоём мире. Солнце не садится. Оно смотрит.

– Пятнадцать часов? – Я вскочил, оглядываясь. Лес был таким же, тигр лежал рядом, наполовину съеденный, его кровь впиталась в землю. – Как это пятнадцать? Я же только прилёг!

– Рай играет с тобой, смертный, – сказал Оранло, и в его голосе мелькнула насмешка. – Время здесь – иллюзия. Но камень воды зовёт. Чувствуешь его?

Я закрыл глаза, и он был прав. Где-то вдалеке, как эхо, я чувствовал пульсацию – не жар, как от камня огня, а холод, как будто лёд касался моих вен. Камень воды был там, за лесом, за городом, и он звал меня, словно голос в моих снах. Я поджарил остатки мяса, проглотил их, не чувствуя вкуса, и встал. Моя футболка была пропитана кровью и грязью, но я не обращал внимания. Камень был важнее. Он был моим билетом – к силе, к Лиане, к тому, чтобы стать больше, чем школьник с сигаретой.

Я шёл по лесу, чувствуя, как пульсация камня воды становится сильнее, как холодная игла вонзается в грудь, контрастируя с жаром Оранло. Деревья расступались, открывая вид на холм, с которого я впервые увидел форпост ангелов – приземистое строение из белого камня, сияющее, как кость под солнцем Рая. Его стены были гладкими, без швов, как будто вырезаны из одного куска мрамора, а над крышей кружили золотые искры, словно рой светлячков. Камень воды был там, внутри, я чувствовал его, как зов, от которого нельзя отвернуться. Но лес вокруг стал глуше, листья перестали шептаться, и даже солнце, неподвижное, как глаз, казалось, смотрело с угрозой. Я сжал нож, его руна слабо светилась, напоминая, что я не один. Оранло был со мной, и его молчание было хуже крика – он ждал, как паук, спрятавшийся в тени.

– Пора исполнить твою часть договора, смертный, – прошипел он, его голос был как холодный ветер, пробирающий до костей. – Камень воды близко. Нам необходимо завладеть им, пока Рай не раздавил тебя.

Я стиснул зубы, чувствуя, как страх смешивается с азартом. Камень воды – это новая сила, как сказал Оранло. С каждым новым камнем я буду становиться сильнее, чем ангелы, чем этот мир, который смотрел на меня, как на чужака. Но мысль о бое с ангелами – крылатыми, с глазами, полными света – заставляла сердце биться быстрее. Я убил человека, единорога, тигра. Сколько ещё крови прольётся, прежде чем я стану тем, кем должен? Я мотнул головой, прогоняя мысли, и шагнул к холму, но Оранло остановил меня.

– Не так, – сказал он, и его голос стал тише, почти заговорщическим. – Закрой глаза. Представь себя… другим. Сильнее. Жестче. Я дам тебе силы завладеть камнем. Но для этого нужны жертвы.

Я замер, чувствуя, как его слова впиваются, как крючья. Жертвы? Я уже принёс жертвы – кровь на моих руках, пепел в памяти. Но пульсация камня была слишком сильной, как сердцебиение, которое заглушало всё. Я закрыл глаза, и мир исчез. Тьма сомкнулась, но она была не пустой – она дышала, шептала, как будто тысячи голосов спорили в пустоте. А потом пришла боль. Адская, разрывающая, как будто из спины выдирали кости, а из груди вырезали сердце. Я закричал, но голос утонул в тьме, и моё тело перестало быть моим. Кожа горела, кости трещали, а перед глазами вспыхнула красная пелена, как кровь, заливающая мир. Я открыл глаза, но это были не мои глаза. Мои руки – теперь трёхпалые, с когтями, чёрными, как обсидиан – дрожали, сжимая меч, которого раньше не было. Меч полыхал красным пламенем, его жар обжигал ладони, но я не мог его отпустить. Это был не я. Это был Оранло, напитанный силой моего мира.

– Наконец-то, – прорычал он моим голосом, но грубее, как скрежет металла. Я чувствовал его внутри, как паразита, который захватил моё тело, но я был всё ещё здесь, где-то в глубине, как зритель в театре кошмаров. Он рванулся к форпосту, его шаги – мои шаги – были тяжёлыми, как будто земля дрожала под нами. Ангелы заметили нас мгновенно. Их крылья вспыхнули, как факелы, и тревожный рёв, похожий на звериный, разнёсся над холмом. Они вылетели из форпоста – десятки, сотни, их белые туники сияли, а глаза горели холодным светом, как звёзды в ночи.

Оранло не ждал. Меч взлетел, и первый ангел рухнул, разрубленный пополам, его алая кровь – не бордовая, как у людей, а яркая, как жидкий рубин – брызнула на траву. Я хотел отвернуться, но не мог – я был заперт в своём теле, в его теле. Второй ангел бросился на нас, его посох сверкнул, как молния, но Оранло уклонился, и меч рассёк его крылья, оставив их дымящимися обрубками. Поляна превратилась в бойню: крики, звон металла, запах крови и жжёной плоти. Ангелы падали, их тела усеивали траву, как сломанные статуи, и я чувствовал, как мой разум кричит, но тело продолжает двигаться, управляемое демоном. Они были разными – слабые, бескрылые, с лицами, полными страха; могучие архангелы, чьи копья сияли, как солнце. Но Оранло не останавливался. Его смех – мой смех – раздавался над полем, и я ненавидел его, ненавидел себя за то, что стал частью этого.

– Остановись! – крикнул я внутри, но он не слушал. Его меч разил, как молния, и с каждым ударом я чувствовал, как силы уходят, как будто он пил мою кровь. Ангелов становилось больше, их крылья закрывали небо, как буря, и я понял, что мы проигрываем. Один из них – высокий, с четырьмя крыльями, сияющими, как алмазы – бросил сеть, сплетённую из света. Она упала на нас, и боль пронзила всё тело, как тысяча игл, впивающихся в кожу. Я закричал, но голос был не моим. Мир потемнел, и я провалился в пустоту.

Я очнулся в месте, где не было ничего. Ни стен, ни неба, ни земли – только белое пространство, бесконечное, как пустота внутри меня. Голова раскалывалась, перед глазами плавала красная пелена, но это была не кровь, а отголосок боли. Я встал, чувствуя, как ноги дрожат, как будто я не ходил годами. – Где я? – спросил я, но голос эхом отразился в пустоте, не найдя ответа. Оранло молчал, и это пугало больше, чем его насмешки. Я был один. Впервые с тех пор, как нашёл камень огня, я был один.

Я шагнул вперёд, но пространство не менялось. Белизна давила, как будто хотела раздавить меня, и я чувствовал, как паника сжимает горло. Это была тюрьма, но не из стен, а из ничего. Я шёл – пять минут, десять, полчаса, – но ничего не менялось, пока впереди не появился чёрный монумент, высокий, как обелиск, с гладкой поверхностью, от которой отражался свет, которого не было. Я обошёл его, и моё сердце замерло. За монументом, как за стеклом, стоял я. Но не я. Его лицо было моим, но грубее, с короткой стрижкой и шрамами, пересекающими щёки, как трещины на камне. За его спиной горели крылья из чёрного пламени, их жар чувствовался даже через стекло. Его глаза были моими, но тёмными, как бездна, и от него исходила аура – тяжёлая, как тень, которая могла раздавить.

– Ты кто? – спросил я, мой голос дрожал, как у ребёнка.

Он открыл глаза, и его голос – мой голос, но грубее, как наждачка – ответил: – Я? Я это ты.

Я отступил, чувствуя, как холод пробирает до костей. – Оранло, что скажешь? – крикнул другой я, но демон молчал. А потом рассмеялся, его смех был как треск льда. – Ладно, кто бы ты ни был, ты поможешь мне выбраться!

Он прищурился, его крылья дрогнули, и пламя за ними вспыхнуло ярче. – С чего ты решил, что я буду тебе помогать? – дерзко ответил я.

– Мы оба хотим выбраться, не так ли? – другой я говорил уверенно, но как будто с издевкой. Это был я, но другой – сильнее, жёстче, как будто время выжгло из него всё человеческое.

– Да… – сказал я медленно, его глаза блестели, как у хищника. – Что я должен делать?

– Дотронься до стекла, – сказал он, и его голос был как приказ, от которого нельзя отказаться.

Я протянул руку, и в момент, когда мои пальцы коснулись стекла, боль пронзила ладонь, как удар молнии. Стекло начало таять, как лёд под солнцем, и его жидкость потекла ко мне, обжигая кожу, как кислота. Я закричал, падая на колени. – Ты обманул меня! – выдавил я, чувствуя, как силы уходят.

– Обманул? – Его голос был холодным, как сталь. – Я сказал, что ты поможешь мне выбраться. Про тебя – ни слова.

Я смотрел, как он шагает вперёд, его крылья пылают, а стекло растворяется, оставляя меня в пустоте. Он опустился на одно колено, положил руки на пол и прошептал что-то – слова, которых я не понял, но от которых белизна вокруг задрожала, как ткань, разрываемая ветром. Пространство треснуло, и я почувствовал, как падаю, как будто мир вышвырнул меня вон.

Я очнулся, лёжа на траве, под тем же неподвижным солнцем Рая, которое смотрело на меня, как равнодушный судья. Голова раскалывалась, как будто кто-то бил молотом по черепу, а тело было тяжёлым, словно налито свинцом. Трава подо мной была влажной, пахнущей землёй и чем-то металлическим, как кровь, которую я пролил. Я приподнялся, оглядываясь. Луг был пуст, ни ангелов, ни их криков, только тишина, такая густая, что казалось, она может задушить. Рядом лежал мой нож, его руна слабо светилась, как угасающий уголь. Я коснулся груди, ожидая найти жар Оранло, но он был слабым, едва тёплым, как будто демон выгорел вместе со мной.

– Избранный! – Голос Оранло ворвался в голову, резкий, но с ноткой облегчения. – Ты вернулся!

– Да я вроде никуда не уходил, – пробормотал я, потирая виски. Боль пульсировала, как эхо того белого пространства, где я встретил себя – другого, с крыльями из чёрного пламени. Его предательство жгло сильнее, чем бой с ангелами.

– Ты не понимаешь, – прорычал Оранло, и его голос стал тише, почти зловещим. – Твоя душа пропала. Сеть ловца душ вырвала тебя из тела. Без тебя я был бессилен. Ангелы решили, что ты мёртв, и бросили твоё тело здесь. Две недели, смертный!

– Две недели? – Я вскочил, чувствуя, как паника сжимает горло. – Я был там не больше часа!

– Тюрьма душ не подчиняется времени, – сказал он, и в его голосе мелькнула насмешка. – Но ты вернулся каким-то чудом. Даже я не знаю как. Никому это не удавалось. Кто-то помог тебе?

Я замер, вспоминая того, другого меня – его шрамы, крылья, холодный голос. «Ты мой должник», – сказал он, и эти слова эхом отдавались в голове. Я не хотел говорить Оранло правду. Не хотел, чтобы он знал, что я видел себя – сильнее, жёстче, как будто время выжгло из меня всё человеческое.

– Не знаю, – соврал я, глядя на траву. – Какой-то человек. Сказал слова, и я очнулся.

Оранло хмыкнул, но не стал спорить. – Неважно. Камень воды всё ещё там, в форпосте. Но они не знают, что ты жив. И они не ждут.

Я сжал нож, чувствуя, как его тепло возвращается, как руна оживает под пальцами. Пульсация камня воды была слабой, но я чувствовал её – холодную, как лёд, текущий по венам, в противовес жару в груди. Форпост был далеко, в нескольких днях пути, это будет долгое путешествие.

– Но есть способ быстрее, – задумчиво сказал я, глядя в небо. – Крылья. Научи меня.

Оранло рассмеялся, его смех был как скрежет металла. – Крылья? Ты слаб, смертный. Заклинание может убить тебя. Или ты упадёшь, как камень, и разобьёшься.

– Говори, – сказал я тихо, но твёрдо, чувствуя, как злость разгорается. – Не беси меня.

Он замолчал, и я почувствовал его удивление, как холодный укол в груди. – Хорошо, – сказал он наконец. – Формула проста: произнеси «Крылья» и представь их. Но эффект… он зависит от тебя. Если твоя душа слаба, ты сгоришь.

Я закрыл глаза, сжимая нож, и прошептал: – Крылья. – Я представил их – не кожистые, как у Оранло, а из чёрного пламени, как у того, другого меня. Жар вспыхнул в спине, как будто кости ломались, но это была не боль, а сила. Я открыл глаза и оглянулся: за спиной горели крылья, чёрные, как ночь, с языками пламени, которые танцевали, не сжигая. Они были легче воздуха, но их жар обжигал кожу, напоминая, что эта сила – не моя, а одолженная.

– Ничего себе, – пробормотал Оранло, и в его голосе мелькнуло уважение. – Ты подглядел их, да? У кого?

– Неважно, – буркнул я, чувствуя, как крылья дрожат, готовые поднять меня. – Куда лететь? Камень далеко, я его едва чувствую.

– Вперёд, – сказал он. – Я направлю.

Я сделал первый взмах, и мир рванулся вниз. Трава, деревья, холм – всё осталось внизу, а я взлетел, как птица, на пять, потом десять метров. Прохладный воздух Рая бил в лицо, но он не был свежим – он пах цветами и чем-то металлическим, как кровь ангелов. Я летел, следуя шёпоту Оранло, который говорил, куда поворачивать. Подо мной проносились луга, где паслись райские животные, их шкуры сверкали, как звёзды; реки, голубые, как стекло, отражали неподвижное солнце. Я чувствовал себя свободным, почти живым, как будто Рай мог стать моим. Но через пару часов силы начали таять. Жар в спине угасал, крылья дрожали, и я понял, что падаю. Я закричал, пытаясь махать сильнее, но пламя гасло, и я рухнул, пропахав носом землю. Трава смягчила падение, но я чувствовал себя, как будто меня переехал грузовик. Одежда была грязной, пропитанной землёй и потом, но не рваной. Я встал, сплюнув траву, и посмотрел на дерево, в которое чуть не врезался.

– Слабак, – прошипел Оранло, но в его голосе не было злости, только насмешка. – Я предупреждал.

Я не ответил, чувствуя, как пульсация камня воды возвращается, но слабо, как далёкий пульс. Форпост был впереди, за холмом, его белые стены сияли, как кость, а крылья ангелов мелькали, как стражи. Тела павших ангелов исчезли, трава была чистой, как будто бой и не случился. Но форпост выглядел крепче, чем раньше, его стены будто выросли, а искры над крышей кружились быстрее, как рой ос. Я сжал нож, чувствуя, как руна нагревается, и понял, что Оранло хочет снова взять контроль.

– Пора меня выпускать, – сказал он, его голос был полон предвкушения, как у хищника перед прыжком.

– Ага, щас, – буркнул я, стиснув зубы. – Ты в прошлый раз дров наломал. Теперь я сам. Только если будет безвыходно – тогда ты.

Оранло хмыкнул, и я почувствовал его удивление, как тёплый укол в груди. – Справедливо, смертный, – сказал он, и его спокойствие пугало больше, чем гнев.

Я подождал, пока очередной отряд ангелов улетел, их крылья мелькнули над лесом, как белые молнии. Новый отряд ещё не пришёл, и я прокрался к стене форпоста, двигаясь тихо, как учил отец. Нож в руке был тёплым, его руна пульсировала, как сердце. Я не был уверен, но решил попробовать. Я вонзил лезвие в стену, ожидая, что оно отскочит, но нож вошёл, как в масло, разрезая камень с шипением, от которого волосы вставали дыбом. Я вырезал проход, узкий, но достаточный, и шагнул внутрь, чувствуя, как сердце колотится. Внутри было тихо, только слабое гудение, как от роя пчёл, доносилось из глубины. Несколько ангелов стояли в коридоре, их спины были ко мне, и я действовал быстро. Нож сверкнул, и первый ангел рухнул, его кровь – алая, как рубин – брызнула на пол. Второй обернулся, но я был быстрее, перерезав ему горло, прежде чем он успел крикнуть. Я ненавидел себя за это, но остановиться не мог. Камень воды был близко, его холод звал меня, как голос из сна.

Я прокрался дальше, к центру форпоста, где на каменном столбике лежал он, камень воды, голубой, как замёрзшее море, сияющий, как звезда. Перед ним стоял архангел, высокий, с шестью крыльями, которые сияли, как алмазы. Его глаза были закрыты, но я чувствовал, что он знает.

– Не пытайся пройти незамеченным, – сказал он, его голос был как звон колокола, глубокий и загадочный. – На твоих руках кровь моих братьев. Но я не убью тебя, если ты не переступишь эту линию.

Я посмотрел на невидимую линию, которую он указал посохом, и почувствовал, как пульсация камня воды становится сильнее, как будто он шептал мне: «Возьми». – Отдай камень, и не пострадаешь, – сказал я, сжимая нож.

– Ты не победишь меня, – ответил он, и его глаза открылись, сияя, как лёд.

Я не стал спорить. – Крылья, – прошептал я, и чёрное пламя вспыхнуло за спиной. Я взмыл в воздух, чувствуя, как жар и холод борются внутри меня. – Руна огня: Ал, Си, Ве, Ге, Зу! – крикнул я, бросаясь вниз, рука вытянута к камню. Архангел поднял посох, его свет ослепил меня, но я был быстрее. Моя рука сомкнулась на камне воды, и мир исчез в холодной вспышке, как будто я нырнул в ледяное море.

ГЛАВА V

Старая жизнь и новые тени.

Мир разорвала вспышка – не просто свет, а холодная, синяя буря, как будто море взорвалось внутри меня. Я схватил камень воды в Раю, и в тот же миг реальность треснула, как стекло, швырнув меня обратно в мой мир. Я висел в воздухе, над серыми крышами города, где фонари мигали, как больные звёзды, а ночь была густой, как смола. Холод камня воды – уже не в руке, а внутри, в груди – разливался по венам, как лёд, сталкиваясь с жаром Оранло. Мои лёгкие горели, как будто я вдохнул жидкий азот, а перед глазами плясали синие искры, отголоски той вспышки, что вырвала меня из Рая. Я был в тридцати, может, тридцати пяти метрах над своим домом, его облупившиеся стены и тусклый свет подъезда казались такими знакомыми, но чужими, как фотография из прошлой жизни.

– Что… что это было? – выдавил я, задыхаясь, чувствуя, как крылья из чёрного пламени дрожат за спиной, готовые погаснуть. Холод в груди пульсировал, как второе сердце, но он не был враждебным – он был частью меня, как жар Оранло, как нож в кармане.

– Камень воды, смертный, – прошипел Оранло, его голос был как треснувший уголь, с ноткой удивления. – Ты поглотил его. Теперь он твой. Чувствуешь? Твоя сила… стала больше.

Я сжал кулаки, и правда – внутри было что-то новое, как будто моё тело стало сосудом, наполненным до краёв. Жар огня и холод воды боролись, как два зверя, но я чувствовал, что могу держать их в узде. Это была не просто сила – это была жизнь, бурлящая, как река, готовая вырваться. Но глаза всё ещё слепли от темноты. В Раю не было ночи, только вечное солнце, а здесь тьма душила, как дым. Я моргнул, привыкая, и медленно опустился к подъезду, крылья растворились, оставив запах жжёной серы и лёгкий озноб. Ноги коснулись асфальта, и я чуть не рухнул – тело было тяжёлым, как будто поглощение камня высосало из меня всё, что осталось.

Я подошёл к подъездной двери, сжимая рукоять ножа в кармане, его руна слабо светилась, как напоминание о Рае. Замок был закрыт, и я, не думая, рванул дверь, выламывая её с хрустом, как сухую ветку. Только потом я вспомнил, что ключи лежат в кармане, холодные, липкие от грязи и пота. – Тупица, – пробормотал я себе, чувствуя, как Оранло хмыкает в голове, его насмешка была как укол. Я прокрался в квартиру, стараясь не шуметь. Бабуля храпела в своей комнате, её храп был как далёкий поезд, гудящий в ночи. Квартира пахла старым деревом, вчерашним супом и чем-то кислым, как будто время въелось в стены. Я закрыл дверь и рухнул на стул, чувствуя, как холод воды и жар огня борются внутри, как будто я был котлом, готовым взорваться.

– Это… камень воды? – спросил я, глядя на свои руки. Камня больше не было – он растворился во мне, но я чувствовал его, как холодный ток в венах. – Что он делает?

– Он твой, – сказал Оранло, его голос был тише, почти осторожным, как будто он сам не знал всего. – Твоя магия… глубже теперь. Огонь и вода – они твои. Но вода своенравна. Попробуй её.

Я посмотрел на свою одежду – грязная, пропитанная землёй и кровью Рая, как будто я вывалялся в могиле. – Почистить меня сможет? – буркнул я, чувствуя, как усталость накатывает. – Я выгляжу, как бомж.

– Произнеси заклинание, – сказал Оранло, и я почувствовал его любопытство, как тёплый укол в груди. – Скажи «Очищение». Представь воду, смывающую грязь. Но не жди, что будет легко.

Я закрыл глаза, чувствуя, как холод в груди оживает, как река, текущая подо льдом. – Очищение, – прошептал я, представляя поток, чистый, как стекло, смывающий грязь, кровь, пепел. Синяя энергия вспыхнула, как молния, окутывая меня холодным туманом. Моя одежда – пуховик, джинсы, кроссовки – засияла, как новая, грязь исчезла, как сон. Но кожа осталась липкой, пахнущей землёй и потом, как будто вода решила поиздеваться. Я выругался, глядя на свои чёрные от грязи руки.

– Эй, что за фигня? – рявкнул я, чувствуя, как раздражение перекрывает усталость. – Это не очищение, это полумера!

– Вода не огонь, – хмыкнул Оранло, его голос был как насмешка. – Она капризна. Иди в ванну, смертный. Твоя магия ещё сырая.

Я поплёлся в ванную, чувствуя, как тело ноет, как будто я тащил мешок цемента. Ванна наполнялась медленно, вода текла тонкой струйкой, как будто насмехалась надо мной. Когда я залез в тёплую воду, она тут же потемнела, как чернила, но через секунду стала чистой, как зеркало. Это повторялось несколько раз – грязь смывалась, вода темнела, потом очищалась, как будто магия воды играла со мной. Я смотрел на это, заворожённый, чувствуя, как холод в груди пульсирует, как будто камень смеялся вместе с Оранло. Я откинулся на край ванны, закрыв глаза. Магия была частью меня, но она не делала жизнь проще. Рай, ангелы, другой я – всё это кружилось в голове, как кошмар, который я не мог забыть.

Я открыл глаза, глядя на воду, и решил попробовать ещё. – Водяной дракон, – сказал я тихо, представляя, как вода оживает, как в тех мультфильмах, которые смотрел в детстве, когда всё было проще. Вода в ванне забурлила, как кипяток, и я чуть не выскочил, думая, что сейчас затоплю квартиру. Но из воды поднялся дракончик, размером с ладонь, его тело было текучим, как ртуть, с синими чешуйками, переливающимися, как море под луной. Он извивался, меняя форму – то змея, то шар, то крылатый змей. Его глаза – две голубые искры – уставились на меня, и я замер, чувствуя, как холод магии воды усиливается, как будто он проверял меня. Мы смотрели друг на друга, как два хищника, решающие, кто главный. Вдруг он рванулся ко мне, его крошечные зубы сверкнули, как иглы. Я уклонился, вода плеснула на пол, и он бросился снова, раз за разом, как назойливая оса. Я разозлился и шлёпнул его ладонью, как комара. Дракончик разлетелся брызгами, вода хлынула на кафель, и я почувствовал укол вины, как будто разбил игрушку. Я ждал нового нападения оглядываясь по сторонам.

– Успокойся, ты его убил, – сказал Оранло, его голос был спокойным, как у врача, ставящего диагноз. – Твои призванные звери слабы. Ударь их – и они исчезают.

– Как убил? – Я смотрел на воду, ожидая, что дракончик вернётся. – Я же его слегка шлёпнул! Почему он вообще напал на меня?

– Ты не дал ему команду, – хмыкнул Оранло. – Без приказа они дикие. Этот решил, что ты враг.

– Мелкий засранец, – буркнул я, вылезая из ванны. Вода была кристально чистой. Я вытерся полотенцем, чувствуя, как усталость тянет вниз, как свинец. Кровать в моей комнате была холодной, но я рухнул на неё и провалился в сон, как в чёрную воду. Сны были рваными – огонь, кровь, крылья, холод камня. Я видел Рай, видел себя с чёрными крыльями, и всё это горело, как пепел в ветре.

Меня вырвал из сна голос бабули, резкий, как звонок будильника, который я всегда ненавидел. – Денис, вставай! В школу опоздаешь! – Она стояла в дверях, её седые волосы были растрёпаны, а в глазах мелькала привычная смесь заботы и раздражения. Я моргнул, чувствуя, как тело ноет, как будто я не спал, а дрался всю ночь. Комната была холодной, свет утра лился через мутное окно, окрашивая стены в серый. Казалось, я закрыл глаза на секунду, но за окном уже было утро, и город просыпался, гудя, как старый мотор. Магия воды всё ещё пульсировала в груди, холодная, как лёд, борясь с жаром Оранло, и я чувствовал себя чужим в собственной комнате, как будто Рай оставил на мне свой след.

– Иду, бабуль, – буркнул я, потирая лицо. Голова гудела, как после пьянки с Айратом, но я знал, что это не похмелье, а отголоски магии. Я встал, чувствуя, как пол скрипит под ногами, и поплёлся на кухню. Запах молочной рисовой каши ударил в нос, тёплый, уютный, но он казался чужим, как воспоминание из детства, которое больше не моё. На столе стояли тарелка с кашей, пара бутербродов с колбасой, пахнущей дешёвой химией, и кружка кофе, чёрного, как ночь, в которую я вернулся. Я сел, глядя на еду, но аппетит не приходил. Магия воды текла в венах, холодная, как река, и я чувствовал, как она шепчет, как будто хочет, чтобы я снова её использовал.

– Чего сидишь, как в гостях? Ешь! – Бабуля хлопнула меня по плечу, её рука была твёрдой, как дерево. – В школу идёшь или опять прогуливать будешь?

– Иду, иду, – сказал я, зачерпывая кашу. Она была тёплой, но безвкусной, как будто магия выжгла мои чувства. Я включил телевизор, чтобы заглушить тишину, и попал на канал с мультфильмами для подростков. Шёл мультфильм – «Мыши-байкеры с Марса», старый, из девяностых, с тремя накачанными мышами, у которых из голов торчали антенны, а мотоциклы стреляли лазерами и ракетами. Они гоняли по стенам, орали про свободу и братство, и всё это было таким идиотским, что я почти улыбнулся. Почти. Но жар в груди и холод воды напоминали, что моя жизнь теперь – не мультфильм, а что-то гораздо темнее.