Забвение

Глава 1

Холодает.

Солнце уже не греет так, как пару недель назад. Ещё несколько дней и температура вовсе опустится до нуля градусов.

Я уже говорила, что не люблю холод и всё, что с ним связано, например, те же голые стволы деревьев, промерзлую землю и теплую одежду, но скажу ещё раз.

Сейчас, сидя на улице, смотрю на пожелтевшую листву и понимаю, что холода придут быстрее, чем она опадет. Ветер иногда треплет ветки, срывая несколько сухих листков, которые кружатся в воздухе и ложатся на землю так, будто совсем не спешили туда попасть.

Солнце скрывается за серыми облаками и почти не выглядывает из-за них. Из-за этого всё вокруг словно теряет краски, и вместе с этим тускнеет настроение.

Как бы мне не хотелось, но я никак не могу повлиять на погоду, как не могу изменить и ход некоторых событий, не зависящих от меня.

Оборачиваюсь и смотрю на главное здание в Авалоне, когда внутри всё натягивается. Это происходит каждый раз при виде этого здания, там, где находится Совет. Там, где живет Ник и его отец. Рядом с пастью зверя, хотя…скорее, в ней самой.

Нам с отцом выделили комнаты в другом месте, в семи минутах ходьбы отсюда. И всё же здесь больше плюсов, чем в Возрождении. Например, нормальная еда, та, у которой наконец можно почувствовать вкус, а не просто есть ради выживания. Или горячая вода, роскошь, которую я теперь ценю.

Не только мы с папой переехали в Авалон, но и Джеймс со своим отцом. Вернее, их сюда пригласили, как сказал Ник, то кто-то из Совета был наслышан о Конраде Хадсоне, и его навыки им здесь пригодятся. Что это значит, я не знаю, но нутром чувствую, что в этой фразе куда больше скрытого смысла, чем кажется на первый взгляд.

Также мой друг – Майки тоже здесь, потому что… как он выразился, ему некуда податься. Отправляться в неизвестность, где никого не знаешь, на такое не каждый способен. И в этом, как бы грустно ни звучало, он прав. Женева тоже поддержала его решение, и они вдвоем уже, как четыре дня находятся в Авалоне.

Ах, да, ещё здесь придурок Аксель. Я думала, что избавлюсь от него, что наши дороги, наконец, разойдутся, но его позвал Джеймс. Убедил отца в том, что Аксель нужен в городе. Сам Аксель рассказал мне об этом с видом человека, который только что выиграл главный приз.

Мы с папой забрали миссис Солинс и двоих детей, потому что оставлять её одну… ни я, ни отец были не готовы. Пусть в Авалоне много неизвестного и опасного, но, по крайней мере, здесь они смогут спать под одной крышей с нами.

За две недели, что мы здесь находимся, то кое-что уже случилось.

Рейдеры. Они пытались отключить поле вокруг города, что создает купол, и у них это даже получилось. На десять минут Авалон остался беззащитен. За это время несколько человек погибли, а Совет метался между решениями: ударить в ответ и тем самым обострить ситуацию или выжидать.

Та ситуация изрядно меня напугала и лишь убедила в том, что сейчас нигде не безопасно.

Я разговаривала об этом с Ником, который и поделился тем, что Совет хочет создать и отправить одну из групп на переговоры к рейдерам, что находятся в самом крупном городе, который стал принадлежать им после дня Х.

И Ник хочет возглавить эту группу.

Параллельно парень думает о мистере Леванте. Он обсуждал с отцом произошедшую ранее ситуацию в одном из городов, когда на нас напали. Делился только с ним, не считая меня. Я видела Леванта несколько раз после и должна отдать ему должное, он не выглядит, как человек, который хотел избавиться от Ника, от нас всех.

Но, возможно, именно это и тревожит больше всего. Потому что в Авалоне я уже поняла: здесь редко кто говорит то, что думает на самом деле, и ещё реже показывает свои настоящие намерения.

Мне неспокойно на душе. Не только из-за постоянных вылазок в ближайшие города, куда я вызываюсь сама, так как не могу находиться здесь, когда Ник по ту сторону, но и… Такое чувство, будто грядет нечто плохое.

И да, Совет то и дело отправляет Ника и других за пределы Авалона. Его отец несколько раз был против, но на него тоже оказывают давление. Хотя Феликс Максвелл не такой человек, на которого так просто можно надавить.

И уже через два дня мы снова уезжаем. В бывший город под названием Веллингтон. Зачем?

Безумные, как выяснилось, просто так не исчезнут. Несмотря на всю ситуацию с рейдерами, про мутантов тоже не забывают. Нас отправляют их убивать. Имею в виду, не только нашу группу, но и остальных, из других городов, таких же, как Авалон, тоже. Зачищать территорию и даже взрывать некоторые районы в бывших городах. Для чего? Могу только догадываться. Чтобы после полностью очистить территорию и построить новый мир на руинах старого. Эта мысль холодит изнутри. И ещё сильнее – осознание, что в этом «новом мире» нам, возможно, не отведено место… Мы лишь расходный материал.

Ник обязан подчиняться приказам Совета, и я вижу, кожей чувствую, как его это раздражает. Он никогда прямо не скажет, но каждый раз, когда ему озвучивают новое поручение, в его взгляде появляется та самая тень…

А ещё мы с ним скрываем наши отношения… максимум позволяем просто разговор на людях. Инициатором идеи был Ник.

Я хочу защитить тебя, Шоу. Вот, что он тогда мне сказал, и я поняла. Его раздражает не только то, что он должен подчиняться приказам Совета, но и это – скрытие отношений в Авалоне.

Именно за пределами города мы можем быть… сами собой.

Встаю и двигаюсь в сторону здания, того самого, где я впервые очнулась, оказавшись здесь, и того, где у нас проходят тренировки. Каждый раз перед выходом ты должен сдать нормативы, доказать, что твои физические показатели в норме.

Именно это мне и предстоит сделать сегодня.

Мягкая, почти бесшумная мостовая уходит под ноги, а впереди уже виднеется массивная постройка. Светлый камень, строгие линии, будто вырезанные из одного монолита.

Толкнув тяжелую створку, я оказываюсь внутри. Здесь пахнет чистотой и металлом, странное сочетание, которое всегда сопровождает тренировки. Светлые коридоры тянутся вперёд, стены ровные, без единого лишнего украшения. Мои шаги гулко отдаются в тишине, пока я не дохожу до самого конца, где двойные двери отделяют меня от тренировочной.

Захожу и сразу на входе отмечаюсь, прикладывая карту к панели, после чего прохожу в раздевалку, где переодеваюсь в специальную одежду с тонкими, почти незаметными сенсорами. Они будут отслеживать каждый мой шаг, каждый удар сердца.

Когда возвращаюсь обратно в зал, ткань уже слегка холодит кожу, а по спине пробегает лёгкий ток ожидания.

Слышу знакомый свист и оборачиваюсь, замечая Акселя, который кладет пистолет на специально отведенное место и направляется ко мне.

– Чего тебе? – сразу же спрашиваю у него, а он поджимает губы.

– Как невежливо, Брайс. Не учили здороваться сначала?

– Учили. Но с теми, кто ответит взаимной вежливостью, а не колкой фразой.

– С чего ты…

Я перестаю обращать на него внимания и направляюсь в сторону беговой дорожки. Мне нужно пробежать три мили и не сбить дыхание, чтобы пройти. Подобных тестов в Возрождении не было.

– Эй! – он нагоняет и идет рядом. – Ты и правда растеряла остатки вежливости, Брайс.

Я включаю определенный режим на беговой дорожке и выравниваю дыхание, приступая к первой сдачи норматива.

– Почему ты постоянно обращаешься ко мне по фамилии? – раз уж он всё равно стоит рядом, то я задаю ему этот вопрос.

Аксель складывает руки на груди и чуть прищуривается, явно не ожидая, что я спрошу что-то такое.

– В армии всех называют по фамилии.

– Но мы же не в армии.

– Нет, но условия не лучше. Фамилия звучит официально. Чисто для статистики, – отвечает парень с легкой усмешкой.

Я не ускоряю темп, чтобы не выдохнуться раньше времени.

– Статистика, значит? А что насчёт того, чтобы иногда быть просто… человеком?

Аксель наклоняется чуть ближе.

– Быть человеком дорого обходится в нынешнем мире и, тем более, в этом месте или в Возрождении.

Я на мгновение замедляюсь, ловя его пристальный взгляд.

– Ты не отвечаешь прямо, – говорю тихо. – Всё время уклоняешься.

Он слегка улыбается, понимаю это по уголкам губ, что дергаются.

– А ты всё ещё ожидаешь прямоты, Брайс?

Не отвечаю, просто ускоряюсь, ощущая, как дыхание сливается с шумом дорожки, а мысли в этот момент плетут сеть, из которой трудно вырваться.

Аксель более ничего не говорит, лишь отходит в сторону, туда, где висят несколько боксерских груш. Он приступает к тренировке, а я сосредотачиваюсь на беге.

Три мили проходят быстро, но каждый шаг кажется наполненным напряжением, которое никуда не уходит. И только когда счетчик показывает последние несколько футов, я позволяю себе расслабиться.

Перевожу дыхание и иду дальше, к стрельбе, а борьбу оставляю на самый конец.

Тут всё просто.

Я также отмечаюсь, что это именно я буду стрелять, а не кто-то другой и беру винтовку в руки. Прежде проверяю оружие и только после начинаю прицеливаться. Не в манекены и не в виртуальные цели, просто в бумажный лист.

Когда смотрю в прицел, то перед глазами всплывают воспоминания. Как я совсем недавно стреляла по людям.

Безумные это одно, но люди – другое.

Мне не нравится это. То, что я тоже вступаю на такой пути, состоящий из убийств и трупов. Чем я тогда отличаюсь от тех же рейдеров?

Однако, мои чувства не имеют никакого значения для других. Не сделаю – меня попросят уйти. Не из Авалона, а из группы.

Я глубоко вздыхаю, сжимаю винтовку и делаю первый выстрел. Каждый следующий идёт точнее, но тяжесть выбора не отпускает. Кажется, что с каждым попаданием часть меня теряется, растворяясь между долгом и страхом.

Закончив, иду дальше. Прохожу до тех пор, пока не останавливаюсь на ринге, думая, кто будет моим спарринг партнером в этот раз.

Ещё одно отличие от того, что было в Возрождении – я не обязана одолеть партнера. Мне также нужно сохранить сердцебиение в рамках допустимых значений, то есть сохранить контроль.

Все понимают, что в драке важен не только опыт, но и удача. Без неё, каким бы не был твой навык, исход может оказаться непредсказуемым.

Именно Джеймс выходит ко мне, когда я слегка улыбаюсь.

Это будет уже во второй раз. Первый был неделю назад, после чего мы с Ником и с другими, включая Айрис, покинули Авалон на два дня.

Парня я часто замечаю здесь. Он не только тренируется, но и тренирует остальных.

– Привет, Шоу.

– Привет, Джеймс, – с той же улыбкой отзываюсь я.

– Готова?

– Всегда.

Он усмехается на мой такой ответ и выглядит предельно расслабленно, хотя я знаю, что это обманчивое мнение.

– Тогда начинай, – уступает он мне.

Я делаю короткий вдох, сосредотачиваюсь на ритме дыхания и контроле сердцебиения. В этот момент всё вокруг как будто сжимается… звук шагов, лёгкий скрип обуви по мату, дыхание в зале.

Первый шаг вперёд.

Ощущаю лёгкое напряжение в плечах. Джеймс остаётся на месте, наблюдая, но его глаза не отпускают меня ни на секунду.

Не сжимаю кулаки, так как пока хочу просто проверить его.

Мой замах, и уклон Джеймса.

Ладно… это было быстрее, чем я думала.

Теперь его очередь.

Парень делает лёгкий выпад, больше для ощущения дистанции, чем для того, чтобы нанести урон. Я тоже успеваю уклониться, при этом контролируя дыхание и чувствуя, как сердце держится в нужном ритме.

– Слишком напряжена, – слышу от него тихое замечание.

– Лучше быть готовой, чем расслабленной, – отвечаю, не отводя взгляда от его больше серых, чем голубых глаз.

Он улыбается и делает серию быстрых ударов, направленных на мои плечи и корпус. Я парирую, отступаю шаг назад, выравниваю дыхание. В каждом движении ощущаю тонкую игру… держать дистанцию, предугадывать его шаги, не дать эмоциям взять верх.

Пульс ускоряется, мышцы горят, но я удерживаю контроль.

И по новой.

Джеймс наступает, и я сужаю пространство для атаки, пробуя комбинацию ударов, которую мы отрабатывали когда-то в Возрождении, до того, как я его старалась избегать. Джеймс парирует, но в его глазах мелькает уважение. Отлично. Значит, я делаю всё верно.

Постепенно атаки Джеймса становятся мягче, а я сама замедляю темп. Дыхание всё ещё ровное.

Он делает последний выпад и останавливается, широко улыбаясь:

– Отлично, Шоу.

Киваю, когда он падает мне полотенце, чтобы освежить лицо.

Выдаю благодарный кивок, не только за полотенце, но и тренировку, когда парень продолжает:

– Я отправлюсь с вами в этот раз.

– Да?

– Да. Отец настоял на этом, сказал, что город слишком большой, да и я давно не выбирался никуда.

– Давно? Неделя – это давно?

Джеймс криво улыбается, плечи слегка опускаются, будто снимая с себя груз,

– Да, для меня это давно. Надоедает сидеть на одном месте, – говорит он, голос мягкий, но с оттенком нетерпения.

Я слегка наклоняю голову, прислушиваясь к интонации.

Он снова смотрит на меня, и на мгновение между нами возникает нечто… невысказанное.

Я не помню, когда мы нормально с ним разговаривали. Наверное, никогда. Или, может быть, тогда в клубе? Кажется, что это было слишком давно.

Ощущаю, как тело чуть напрягается, мышцы готовятся к движениям, которых пока нет.

– Надеюсь, ты не будешь жалеть о том, что я тоже иду, – добавляет он с лёгкой усмешкой, глаза блестят.

– Жалеть? Почему? – как только озвучиваю эти два вопроса, то уже догадываюсь. – Из-за Ника.

– Вероятно, он не будет рад моей компании.

Я ничего не говорю, потому что даже подходящих слов не могу подобрать.

Это странно. Похоже, моё самое любимое слово в последнее время.

После возвращения в Возрождение мы на следующий день тогда встретились с ним случайно в одном из коридоров и… было странно.

Да, я не могу никак по-другому описать ни его взгляд, ни свое состояние тогда, ни его реакцию.

Мы лишь поговорили. Я рассказала, что случилось, а он выслушал. Джеймс не сказал того, что сказал Майки, что хотел тогда вернуться за нами. Почему? Без понятия.

– Я рада, что ты тоже отправишься с нами, – наконец, произношу чистую правду и выдаю улыбку.

Он чуть приподнимает брови, а его взгляд смягчается, и на мгновение между нами снова повисает та невидимая нить, тихая, но ощутимая.

Глава 2

– Всё будет хорошо, пап.

– Ты знаешь, что я никогда и ни в чем тебя практически не ограничивал, Шоу, но сейчас…

– Я уже выходила и возвращалась.

Отец тихо вздыхает, когда я присаживаюсь рядом и беру его руку в свою.

– Как бы ты отреагировала, оставшись здесь, когда я был бы по ту сторону?

– Волновалась. Очень и очень сильно.

– Вот именно, Шоу.

Я сжимаю руку отца чуть крепче и заглядываю в его глаза, после чего обнимаю и тихо произношу:

– Всё будет хорошо, пап.

Да, я понимаю его волнение, потому что тоже не находила бы себе места, но я бы приняла его выбор. Как и он мой.

– Люблю тебя, милая.

– А я тебя, пап.

Мы сидим так ещё мгновение, ощущая тихое согласие и доверие, которое не требует слов.

Отстраняюсь и продолжаю смотреть в его уставшие глаза:

– Надо мне тоже сдать эти нормативы и отправиться в следующий раз с тобой.

– Эй, не хочу тебя обижать, но нужно уступать дорогу молодым.

– Молодым??? Напомнить, милая, кто тебя всему обучил? И кто из нас двоих лучше стреляет? – я закатываю глаза, но не опровергаю его слова. – И похоже, тут кто-то считает себя ветераном.

– Ветераном? – приподнимаю бровь и делаю вид, что совершенно серьёзна. – Если бы я была «ветераном», я бы уже не спрашивала, как натренировать меткость.

Отец смеется, и этот смех теплом отзывается в груди, когда он слегка покачивает головой.

– А кто же тогда проигрывал в прошлый раз?

Несколько дней назад мы с ним устраивали соревнования по меткости.

– Проигрывал? – я делаю глухой вздох, словно вспоминая трагедию. – Ты называешь это проигрышем? Это был тактический манёвр, пап! Чтобы ты понял, как сложно управлять такой ученицей, как я.

– Трудно поверить, что это был такой маневр.

Я лишь ударяю его легким движением руки по ноге, зная, что он тогда по итогу выиграл.

– Ладно, милая. Если серьезно, то я проверил все твоё оружие, некоторое отбалансировал и почистил. Проблем с ним и осечек быть не должно. Также я проверил машины, на которых вы поедете.

– Не доверяешь остальным мастерам?

– Предпочитаю проверять сам то, на чем поедет моя дочь.

– Спасибо. Правда, спасибо.

Он встает и целует меня в макушку, как делает это обычно. После этого направляется к двери, задерживается на секунду и оборачивается.

– Зашёл специально перед твоим отъездом. Будь осторожна, – говорит отец с лёгкой улыбкой.

– Как и всегда, – успеваю сказать перед тем, как папа выходит.

Я остаюсь одна и следующие полчаса провожу в мелких, но важных делах: проверяю снаряжение, раскладываю патроны по карманам, подтягиваю ремни, ещё раз убеждаюсь, что все ножи заточены как надо.

Нервы? Возможно.

Когда всё готово, то закрываю дверь своей комнаты, прохожу по коридору с высокими окнами, где свет ложится длинными полосами на пол.

Вскоре оказываюсь на улице, где воздух кажется ещё более холодным, чем был пару дней назад.

Неспешным шагом направляюсь к месту сбора, откуда мы и уедем сегодня. У меня ещё есть время в запасе.

Уже на месте вижу две машины и людей, готовящихся к поездке.

Поездке… Мыслю так, словно мы едем на экскурсию в другой город, а не отправляемся в лапы смерти.

В стороне, у грузовика, замечаю мистера Хадсона, что разговаривает с неизвестным мужчиной. Его голос не доносится до меня, зато я вижу ровную осанку отца Джеймса и жесткие движения в совокупности с таким же выражением лица.

Не придаю их разговору значения, но всё же внутри что-то меняется. Это происходит каждый раз, когда я его вижу. Тяжёлое, липкое ощущение под грудью. Страх.

Отвожу взгляд, когда дохожу до машины, в багажник которой складываю оружие и рюкзак.

Я не знаю, сколько времени мы проведем в Веллингтоне, каждый раз это неизвестность, но я постаралась вместить всё самое необходимое и убрать лишние. Как показала практика, то бежать с полностью набитым рюкзаком – ужасно тяжело. Молчу о том, что раньше я и вовсе про него забывала.

Всего поедет шесть человек. Да, немного, но если будет больше, то это привлечет лишнее внимание, например, тех же рейдеров.

Мы разделимся и разложим взрывчатку в определенных местах, а после того, как окажемся на безопасном расстоянии, то случится… большой бум. Так я это называю.

Чувствую, как рядом со мной останавливаются, и поворачиваю голову в тот момент, когда уже собираюсь закрыть крышку багажника.

– Привет, – здоровается Айрис и поднимает рюкзак, что почти вдвое больше моего. Она отправится с нами и именно Айрис будет отвечать за взрыв. Я только недавно узнала, что девушка отлично разбирается со всем, что связано с подрывом. Нет, она не сапер, но близка к этому.

– Привет, – улыбаюсь, когда она дует на выбившуюся прядь волос и захлопывает крышку багажника.

– Ты уверена, что выложила то, что не нужно? Он выглядит тяжелым.

– Да. Там самое необходимое. Я же буду с вами, и эти безумные… надеюсь, их там будет совсем немного.

Я лишь пожимаю плечами, особо не рассчитывая на это.

Когда смотрю девушки за спину, то взгляд цепляется за знакомую фигуру. Ник стоит чуть в стороне, держа руки в карманах, и смотрит прямо на меня. Наши взгляды встречаются.

Улыбаюсь ему, а он кивает. Ничего такого, но на душе становится теплее.

Через некоторое время подходят остальные, включая Джеймса.

Майки, как бы мне не хотелось, с нами не поедет.

Мы рассаживаемся по машинам. Айрис со мной и Ником. Джеймс с Эндрю и Заином, двумя парнями, с которыми я общалась лишь на предыдущей вылазке.

Айрис сидит сзади и уже загружает карту через планшет, когда я сижу рядом с Ником.

Через пятнадцать минут мы подъезжаем к куполу, который автоматически выключается на минуту, чтобы мы смогли выехать.

Кидаю, как и обычно, взгляд в зеркало заднего вида и смотрю на постепенно удаляющийся Авалон.

С каждой секундой он уменьшается, пока не становится всего лишь светлым пятном вдалеке.

Айрис что-то тихо комментирует себе под нос, сверяясь с картой, когда Ник молча ведет автомобиль.

Машина наполняется низким гулом двигателя и едва слышным шелестом шин.

Я отворачиваюсь от окна и упираюсь спиной в кресло. Тут, за куполом, начинается другой мир… тише, темнее, опаснее.

– Через семь часов должны быть на месте, – произносит Айрис.

В этот раз мы едем в противоположную сторону от того, где находится Возрождение, поэтому дорога мне незнакома. Так далеко я ещё не продвигалась.

– Если получится, то сделаем лишь одну остановку, – отзывается Ник.

– Чтобы мы успели добраться к ночи? – догадываюсь я.

– Да.

За окнами тянутся серые поля, поросшие редкими, искривлёнными деревьями, иногда мелькают каркасы зданий, похожие на бывшие ангары для содержания животных.

Иногда мы останавливаемся всего на пару минут, чтобы убрать с пути тех, кого уже невозможно спасти. Безумные выбегают из лесов, некоторые даже из ангаров. Да, теперь всё отличается. Если раньше мы просто проезжали мимо, то сейчас нет.

Неизвестно, смогут ли создать вакцину вообще. Возможно, этого так и не случится.

Я понимаю, что это лишь капля в море. Сколько бы мы ни убивали, их всё же больше, чем обычных людей.

Часа через четыре Ник сворачивает к обочине. Машина останавливается, и Айрис, перекинув небольшую сумку с планшетом через плечо, выходит наружу, как и остальные члены группы, только из соседней машины.

Мы с Ником остаемся наедине.

Я смотрю вперёд, на линию дороги, уходящую в серый горизонт, и ощущаю, как внутри холодеет. Впереди город, а значит, всё может пойти не так.

В голове настойчиво крутится одна фамилия.

Левант.

Он мог устроить ловушку в городе. Мог подослать кого-то. Или… что-то. С ним нельзя быть уверенной в том, что ждёт за следующим поворотом.

– О чём думаешь? – тихо спрашивает Ник, не сводя глаз с дороги.

Я едва улыбаюсь краешком губ, но в голосе всё равно проскальзывает напряжение:

– О том, что, возможно, нас там уже ждут.

Его рука на мгновение сжимает руль сильнее. Он не спрашивает, кто именно, ведь и так догадывается.

– Вряд ли. Я уже говорил, что после того раза он вряд ли в ближайшее время рискнет, решит сделать нечто подобное.

Ник поворачивается ко мне и встречается со мной взглядом, когда я протягиваю руку и касаюсь его, сначала осторожно провожу по щеке пальцами так, что он на мгновение прикрывает глаза. После – уже ощутимее. Ник склоняет голову и дышит. Шумно, протяжно, словно борется с чем-то внутри себя.

Его глаза открываются, и в них мелькает нечто тяжёлое.

– Мне уже это надоедает, – он говорит ровно, но в голосе ощущается усталость, та, что глубже физической. – Постоянно думать, что кто-то где-то прячется за углом. Скрывать, сдерживаться… А потом просто ждать, когда он решит, что снова пора.

Я убираю руку с его щеки, но он ловит её пальцами и держит, будто боится, что я отстранюсь и вместе с рукой заберу ту опору, которую он сейчас нашёл.

– Раздражает, что от меня почти ничего не зависит, – продолжает Ник, глядя вперёд. – Я могу защитить тебя, могу стрелять, могу рисковать, но… это всё реакция. Не та защита, которая нужна сейчас. Вернее, не только она. И мысли о Леванте… – Ник слегка качает головой, – они не уходят. Я всё время прокручиваю то, что он мог задумать.

– Эй, – я слегка наклоняюсь и снова заглядываю в его глаза, – всё будет хорошо, Ник.

Знаю, да. Банальные слова, банальная фраза, однако, иногда даже такие простые слова могут помочь, дать опору и убедить в том, что и правда всё будет хорошо, в том числе и себя.

– Только не злись, Ник. Я кое-что сделала, – решаю признаться, думая, что сейчас подходящий момент, и чувствую, как парень под моим прикосновением напрягается. В его глазах читается вопрос, который он не озвучивает вслух. – Я рассказала отцу о Арисе и о том, что он, скорее всего, нам тогда засаду в городе устроил.

– Шоу…

– Да, я знаю, Ник. Но это мой папа. Ему можно верить и…

– Я не имею в виду, что ему нельзя верить, а имею в виду, что чем больше людей знают, тем может быть хуже. Я не хочу ещё и твоего отца подвергать опасности.

– Мой папа сможет позаботиться о себе, – Ник никак сначала не комментирует это высказывание. Лишь замечаю раздражение от бессилия.

– Я слишком хорошо понимаю, на что Левант способен, чтобы быть спокойным. Даже если речь идёт о людях, которые умеют за себя постоять.

Я отвожу взгляд, чувствуя, как в воздухе между нами повисает невысказанное, и в этот самый момент раздается выстрел, который привлекает наше внимание.

– Заин восемь! Безумные – ноль, – доносится крик Заина, который, видимо, ведет подсчет убитых мутантов.

– Выйдешь? – обращаюсь к Нику, который кивает, и мы вместе покидаем салон автомобиля, чтобы размять мышцы.

Неподалёку уже лежат два тела безумных. Видимо, одного из мутантов убил кто-то другой, потому что я слышала только один выстрел.

Заин, стоящий чуть дальше, всё ещё довольно ухмыляется и ведёт пальцами в воздухе свой "счёт". Эндрю подшучивает над ним, но в их голосах нет легкомыслия… это просто способ не дать себе застыть от напряжения.

Я делаю пару шагов в сторону, чтобы размять ноги, и машинально провожу взглядом по горизонту. Серое небо будто давит сверху, и всё вокруг кажется выцветшим, кроме пятен бурой крови на земле.

Ник проверяет обойму, привычным движением перезаряжает оружие. Его лицо остаётся спокойным, но это лишь на первый взгляд. За его спокойствием скрывается буря, которая рано или поздно прорвется.

Сначала чувствую, после замечаю взгляд Джеймса, который на доли секунд сталкивается со мной глазами.

Первой разрываю зрительный контакт, отхожу неподалеку на несколько минут, после чего возвращаюсь обратно в салон, только сажусь на водительское.

– Я сменю тебя, – говорю Нику, выглядящему слегка удивленным, когда он обнаруживает меня здесь.

– Я не устал.

– Можешь мне не говорить. Я всё вижу по твоим глазам.

– И что они говорят? Что я устал?

– Именно, – я киваю, когда он стоит у машины, и мы говорим с ним через открытое окно. – Они уже красноватые и твои зеленые глаза на фоне красноты выглядят пугающе… Как у…

– Безумного?

– Вампира. Я хотела сказать, как у вампира, – с улыбкой отзываюсь я, а он качает головой, но тоже улыбается.

– Что ещё они говорят?

– Что ты хочешь поцеловать меня. – Ник приподнимает одну из бровей, когда я позволяю себе такое высказывание. – Боже, это смахивает на дешевый флирт.

Ник опирается на край окна ладонью и чуть наклоняется ближе, когда мой взгляд на секунды перемещается на его губы.

– Дешёвый или нет… – он делает паузу, – но в нём есть правда.

Я чувствую, как по коже пробегает лёгкая дрожь, хотя стараюсь выглядеть невозмутимо.

– Садись уже, – говорю, кивая в сторону пассажирского сиденья.

Ник криво усмехается, но обходит машину, садится рядом, а его взгляд ещё несколько секунд задерживается на мне. И в этих секундах больше, чем в любых словах.

Двигатель глухо рычит, и мы снова трогаемся вперёд. Дорога, будто потемневшая за время остановки, уходит в сторону горизонта, а в груди нарастает то самое чувство, что приближаться к городу… всё равно что подходить к краю обрыва.

Глава 3

Доезжаем к ночи, как и планировалось.

И я вижу темные силуэты зданий, что возвышаются над нами. Сразу же чувствуешь себя песчинкой.

Мы останавливаемся неподалеку на въезде в Веллингтон, и все выходят из машин, забирая всё необходимое.

Поднимаю голову к верху, смотря на саму тьму, что заставляет сердце сжиматься в груди. Хотя… если бы я увидела свет в одном из зданий, то испугалась бы сильнее.

Мы собираемся в небольшой круг, когда Ник убирает рацию себе на пояс, подвешивая её на специальный ремень, чтобы не мешалась.

– Разделимся. Я, Шоу и Айрис займемся северной частью города, остальные второй половиной, южной частью, соответственно, – начинает он. – Ночью лучше не действовать. Найдите подходящие укрытие и переночуйте, мы поступим также. Начнем на рассвете. Айрис, ты отдала часть взрывчатки?

– Да. Джеймсу.

– Хорошо. Как все будет готово, то взорвем здесь всё, когда отъедем на безопасное расстояние. Если встретятся безумные в большом количестве, то не рискуйте. Лучше спрячьтесь, переждите. Взрыв всё равно от них ничего не оставит.

Ранее я задавалась вопросом, почему нельзя все оставить, как есть? Сохранить здания, а не уничтожать их. Понятно, что мы не будем тут каждое взрывать, лишь определенные, которые пострадали после дня Х сильнее всего от нашествия безумных. Или те, где мутантов окажется больше всего. Причина проста – люди боятся, что где-то в укромном темном месте их будет поджидать безумный. Как только мы закончим, то через время Совет выделит людей, возможно, через, несколько месяцев, чтобы начать обустраивать, отстраивать Веллингтон. Возможно, возведут какие-нибудь стены или тоже силовое поле в виде купола или нечто подобное, чтобы защитить людей, что будут здесь жить после.

– Интересно, – протягивает Джеймс, засовывая руки в карманы и кивком головы указывая на Ника. – А кто вообще решил, что ты главный?

Ник не поднимает бровь, не меняет интонации, но его взгляд становится острым:

– А ты думаешь, кто-то должен был назначать?

– Ну да, так обычно работает, – с усмешкой отвечает Джеймс. – А то я что-то пропустил момент, когда все начали слушаться именно тебя.

– Просто я тот, кто умеет планировать, – парирует Ник.

– Умеет, спору нет, – соглашается Джеймс и наклоняет голову, будто рассматривая Ника под другим углом, – но деление на группы мне не нравится.

А мне не нравится их перепалка, но я молчу.

– И что же ты предлагаешь, Джеймс?

– Всё просто. Я, ты, как бы мне не хотелось, и Шоу в одной группе, Айрис, Эндрю и Заин в другой.

– Почему именно так?

– Потому что, – Джеймс бросает на меня быстрый взгляд, – мы уже работали с Шоу и тренировались. Я знаю все её действия, слабые места и могу прикрыть если что, – вижу, как у Ника дергается уголок губ.

– Не убедил. Я знаю Шоу с детства, поэтому неважно тренировались мы или нет.

Айрис закатывает глаза, когда Эндрю и Заин терпеливо ждут.

– Даже и не пытался тебя убеждать, Николас.

– Всё, – тут в разговор вмешивается Айрис, поднимающая руку вверх. – Я пойду с Заином и Эндрю. Эти двое совсем не смыслят во взрывчатке.

– Эй, – отзывается Заин.

– Не обижайся, но это так. А то ещё случайно себя подорвут. Джеймс, ты… мы с тобой ни разу не работали, но то, что я видела в испытательной комнате с тем образцом, – о чем она? – тоже оставляет желать лучшего. Ты, Ник, вроде бы в этом соображаешь.

– Спасибо, Айрис, – с усмешкой произносит Ник.

Две пары глаз холодно-зелёные и прищурено-серые сцепляются между собой, но Ник выдает утвердительный кивок. Его убедил именно довод Айрис.

– Хорошо. Делимся так. Связь поддерживаем по рациям. Встретите людей, сразу же сообщите. В контакт не вступать.

Прежде, чем уйти, то я переглядываюсь с девушкой и желаю им удачи.

Как только отходим от машин, то я касаюсь лямок рюкзака и поглядываю на Ника и Джеймса, идущих от меня по левую и правую сторону, соответственно.

Чувствую себя странно.

Не хочу заострять внимание на них, потому что кожей ощущаю напряжение между этими двумя. Они, кажется, на дух не переносят друг друга ещё со школы.

Здания впереди уходят в темноту, туда, куда мы и направляемся.

Мы ступаем вглубь улицы, и шаги эхом разлетаются между пустыми фасадами.

Запах пыли и старого металла висит в воздухе, будто город не дышал уже долгие годы.

Ник идёт, сосредоточенно сканируя всё вокруг и иногда он сверяется с планшетом, точнее, с картой, что в него загружена.

Глаза Джеймса постоянно цепляются за окна, крыши, переулки.

Через минут двадцать мы останавливаемся напротив небольшого трехэтажного здания, бывшая библиотека, понимаю по вывески.

– Проверим её частично и остановимся на ночь, – говорит Ник, когда мы лишь молчим.

Как только захожу внутрь, то в нос ударяет запах… разложений, даже приходится лицо частично рукой закрыть.

– Почему так пахнет? – спрашиваю я.

– Где-то должны быть трупы, – отвечает Джеймс.

– Кого? И в каком количестве?

Я кашляю, так как вонь просто невыносимая.

Ник молча достаёт фонарик, и его свет выхватывает из тьмы ряды старых полок, кое-где свалившихся, словно кто-то нарочно прорубал себе путь. Пыль висит в воздухе, и каждый шаг отдаётся приглушённым гулом.

– Шоу, держись ближе, – произносит Ник, не оборачиваясь.

Джеймс усмехается, но без веселья:

– Ага, а я тогда буду прикрывать вас обоих.

Я бросаю на него косой взгляд, не зная, шутит он или на самом деле уже мысленно готовится к неприятностям.

Запах усиливается, чем глубже мы идём. В какой-то момент я понимаю, что он тянется не с улицы, не с верхних этажей… а снизу.

Ненавижу подвалы.

Достаю пистолет и свой фонарик, подсвечиваю им также пространство.

Мы преодолеваем лестницу буквально за полминуты, но останавливаемся прямо на ней, так как я уже замечаю размазанные кровавые следы, словно…

Крик из темноты звучит слишком резко, я успеваю лишь вздохнуть, но никто не стреляет. Он сдавленный, словно лишенный жизни, и такой может принадлежать только одному существу – безумному.

Следом крики звучат ещё и ещё, а я делаю шаг назад, ступая на ступеньку выше.

Свет от фонарей сначала ничего не выхватывает, за исключением темноты впереди, но когда моя рука дрожит и немного опускается, то прямо на полу я замечаю… Приглядываюсь лучше, чтобы убедиться в том, что вижу.

Человеческая рука, оторванная. Пальцы. Куски кожи. Кости. Разложившийся труп. Один, два… Их много. Какие-то пострадали сильнее и от них почти ничего не осталось, другие выглядят так, словно пробыли здесь не больше месяца.

Безумные затащили их сюда?

– Уходим, – шепотом велит Ник, и мы делаем сначала неторопливые шаги, правда, как только слышим их шаги, то срываемся на бег.

– Сколько их там? – спрашиваю я, когда мы уже не заботимся о тишине.

– Хочешь проверить? – задает встречный вопрос Джеймс, когда мы вновь оказываемся в холле.

– Не горю желанием.

Ник уже на ходу проверяет магазин, взгляд сосредоточенный и мрачный.

– Их слишком много для ночёвки здесь, – коротко бросает он. – Пойдём искать другое место, пока они не вырвались наружу.

– А я думал, что мы решим заночевать с ними по соседству.

– Ты от Акселя заразился?! – Как Джеймс может шутить в такие моменты?

Он не отвечает.

Я киваю на слова Ника, стараясь не оглядываться, но запах, кажется, преследует меня даже на выходе. Он въелся в волосы и в одежду.

Мы буквально выбегаем обратно на улицу, закрывая за собой двери и несемся в сторону другого здания, слишком большого, которое при других обстоятельствах мы бы не выбрали, и скрываемся внутри в тот момент, когда безумные просто сносят двери библиотеки.

Удача явно не на нашей стороне, если первое место, куда мы зашли, кишит безумными.

Здание когда-то было офисным.

Мы прошли на второй этаж и пока остановились в одном из небольших кабинетов, где никого не обнаружили.

Я подошла к большим окнам с треснутыми в некоторых местах стеклами и посмотрела на то, как из библиотеки так и продолжают выбегать безумные. Их движения всё такие же резкие и слишком быстрые, иногда кажется, что быстрее, чем у обычных людей.

Нервно сглатываю и отхожу на два шага, облокачиваясь:

– Они нас услышали.

– Скорее всего, – подтверждает Ник. – Так бы не среагировали. Если всё утихнет, то заложим взрывчатку и в библиотеке.

– У них там что-то вроде логова.

– Возможно, они совсем тронулись и стали перетаскивать трупы в одно место, – предположил Джеймс.

– Тронулись? – я заметила, как Ник напрягся. – Ты так это называешь?

– Какая разница, как я это называю, если теперь безумные ещё и логова создают.

– Я пройдусь по коридору, проверю соседние кабинеты и вернусь, – тихо говорит Ник, проверяя, заряжено ли оружие.

– Пойду с тобой, – сразу откликаюсь я, но он качает головой.

– Нет, Шоу. Здесь слишком темно и слишком тихо… пока. Останься.

Я сжимаю губы, но всё же опускаю руку с оружием и остаюсь у окна, когда Ник выходит, растворяясь в коридорной тьме.

В тишине слышен только мой ровный, но всё же чуть учащённый вдох.

Джеймс уже сел в тени на одно из кресел, прислонившись к стене, и его глаза блеснули, когда он поднял взгляд на меня.

Откуда-то снизу, с улицы, врывается приглушённый вой. Затем ещё один, протяжнее. Отдалённые крики безумных стелются по ночному воздуху, и я невольно сглатываю.

Джеймс чуть подаётся вперёд, но ничего больше не говорит. А я, отводя взгляд, отхожу от окна и осматриваю комнату.

Мы не говорим ничего друг другу до прихода Николаса, и я замечаю, как он убирает нож.

– Кто-то встретился? Безумный, Ник?

– Да, Шоу.

– Ты слишком тихо разобрался с ним, – перевожу взгляд на Джеймса.

– Нужно было выстрелить, чтобы привлечь к нам внимание?

Теперь не отвечает Джеймс, когда я устраиваюсь на полу, прислонившись спиной к стене так, чтобы видеть и дверь, и окно. Сегодня здесь придётся спать… если это вообще можно будет назвать сном.

– Дежурим поочередно? Кто первый? – спрашиваю у этих двоих.

– Мистер командир?

– Слушай, – Ник снимает рюкзак с плеч и поворачивается к Джеймсу, – если тебя бесит отсутствие прежней власти, что была в Возрождении, то привыкай, Джеймс. Теперь так будет всегда.

Слышу, но не вижу со своего расстояния усмешку Джеймса.

– Власти? Если ты заговорил, то и сам думаешь о ней. Что? Отец всё забирает, а тебе остаются крошки?

Когда Ник делает шаг вперед, то я моментально встаю, но не приближаюсь, параллельно вмешиваясь в их разговор:

– Прекратите.

Атмосфера накаливается настолько, что напоминает жерло вулкана, который вот-вот начнет извергаться.

Ник замирает, но его плечи всё ещё напряжены, словно он готов рвануть вперёд. Джеймс смотрит на него чуть прищурившись, с тем самым выражением, которое будто подталкивает к драке и которое я уже различаю из-за того, что слабое естественное освещение подсвечивает его заостренные черты лица.

– Серьёзно? – мой голос чуть громче, чем нужно. – Мы в развалинах города, где каждый звук может стоить нам жизни, а вы хотите мериться… силой? Или чем-то ещё?

Джеймс отводит взгляд в сторону, но уголок его губ всё ещё дёргается в усмешке. Ник, наоборот, разжимает кулаки, глубоко вдыхая, словно стараясь утопить раздражение.

– Ладно, – он первый нарушает молчание, глухо. – Я дежурю первым.

– Вторым буду я, – тут же добавляет Джеймс, будто только чтобы не дать Нику возразить.

Похоже, это будет самая тяжелая и долгая вылазка в моей жизни.

Даже собственные вдохи теперь кажутся слишком шумными.

Джеймс для сна выбирает другое место, у соседней стены и ложится прямо на пол, подкладывая рюкзак под голову и прикрывая глаза, складывая руки на груди. Ник же подходит ко мне и садится рядом.

– Засыпай. Я буду охранять твой сон.

Эти слова, простые и сухие, почему-то пробирают сильнее, чем любые клятвы в безопасности. Я устраиваюсь поудобнее, рюкзак под шею, плечо к холодной стене, но сама так и продолжаю смотреть на него.

Протягиваю руку и касаюсь пальцев Ника. Он чуть поворачивает ладонь, позволяя моим пальцам скользнуть в его ладонь.

В темноте глаза парня становятся почти чёрными, а не темно-зелеными, и в них отражается слабый свет луны и звезд с улицы, преломлённый треснутым стеклом.

– Ты всё равно не уснёшь, да? – тихо спрашивает он, сжимая мою руку.

– Может быть… – улыбаюсь краешком губ, – но так спокойнее.

Ник не отвечает, только чуть сильнее удерживает мою ладонь, будто это единственное, что сейчас можно удержать в этом разваливающемся мире.

Отдалённые крики безумных перекатываются эхом по пустым улицам.

Я закрываю глаза, всё ещё ощущая тепло его пальцев.

Время идет, но так и не засыпаю, а крики безумных постепенно стихают. Не знаю, уснул ли Джеймс, потому что он, кажется, вообще не шевелится.

Мы так и держимся с Ником за руку, и, понимая, что в ближайшее время не усну, то тихо произношу:

– Иногда я думаю о том, что было на балу, Ник, – чувствую его взгляд на себе, поэтому приподнимаю голову. – Жаль, что Тэйт так и не понес никакого наказания. Как думаешь, он… жив? Мэди говорила, что он был с ней в одной эвакуационной группе. Зак, Эмерс… Раньше я ненавидела их, но даже не представляю свои чувства, если бы увидела их безумными. Убить того, кого ты когда-то знал, это тяжело.

Ник не отвечает сразу, думает о чем-то своем.

– Полагаю, что такие, как Тэйт, Эмерс или Зак, оказываются самыми живучими. Думаю, что с ними всё нормально, – Ник едва морщится. – Как ты себя чувствовала после случая на балу?

– Нормально. Почти нормально… Если бы Джеймс тогда не помог, – взгляд на секунды перемещается к парню и возвращается к слегка удивленному Нику. – Он отвел меня тогда в туалет и помог избавиться от содержимого, – изображаю рвотный рефлекс. – Уже после в больнице мне поставили капельницу на всякий случай, а уже дома я просто спала. Кажется, один раз температура поднималась, но в сравнении с тем, что было с тобой, это пустяки.

– Не пустяки, Шоу. Я не знал насчет Джеймса.

Он говорит это странно, задумчивым голосом, когда тоже смотрит на спящего неподалеку парня, но так более ничего и не произносит.

Сама и правда думаю о Тэйте, а ещё и о Николь. Она всегда за ним бегала, просто я этого не замечала. Девушка предала нашу дружбу ради призрачного шанса на то, что Тэйт обратит на неё внимание… Тогда, в детстве, я этого не понимала, только позже. Ещё Николь завидовала Мэди, ведь именно последняя нравилась этому придурку. Ощущение, словно это было в прошлой жизни. Наша школа, учеба, обычная жизнь…

Прошло слишком много и одновременно мало времени.

Я нахожусь с Ником и Джеймсом в Веллингтоне, в тысячи милях от Норт-Лэнда, в городе, где практически не осталось ничего живого.

Мэди мертва.

А они? Что с ними? Не скажу, что я бы расстроилась, но испытала бы чувство похожее на разочарование. Несмотря на все конфликты, что у нас с ними были, я никому не желаю встретиться с безумными или, ещё хуже, стать такими же мутантами.

Глава 4

Распахиваю глаза от того, что меня осторожно трясут за плечо и после зажимают рот.

Ник взглядом указывает на дверь и убирает руку от лица.

Пока я встаю, то он уже будит Джеймса, который также за секунды собирается.

Я слышу шаги.

Сердце в груди делает неприятный кульбит, когда я достаю пистолет, а Ник указывает, чтобы и мы двигались к запасному выходу сзади. Одна из причин, почему мы выбрали этот кабинет, так как он с двумя выходами.

Шаги приближаются.

Кто это может быть?

Может быть, безумные? Хотя на их походку это не похоже. Обычно они словно тащат за собой конечности, а не просто идут. Человек?

Мы успеваем скрыться за другой дверью в тот момент, когда я вижу, как ручка двери медленно открывается.

Точно не безумный. Они не умеют открывать двери.

Я с Ником скрываюсь с одной стороны, а Джеймс напротив нас, с другой.

Ник достает нож, а Джеймс выдает ему кивок.

Значит, будем ждать. Если сюда кто-то зайдет, то от него попробуют избавиться тихо, чтобы случайно не привлечь лишнее внимание.

За окном всё ещё темно, а это значит, что от силы прошло лишь пару часов.

Прислонившись затылком к стене, стала прислушиваться к шагам, чтобы понять один ли это человек или их может быть несколько.

Вроде бы… один.

Пожалуйста, пройди мимо. Не заходи сюда.

Судя по звуку, то человек по ту сторону стал осматривать кабинет, так как звук его шагов плавно перемещается по всему пространству.

Пистолет неприятно холодит руку, когда я думаю о том, что кем бы этот человек не был… его ждет смерть. Если он один, то точно умрет. Рейдер? Вероятно, это именно он.

Мы всё ещё ждем.

Задерживаю дыхание в тот момент, когда шаги только приближаются… Остается совсем немного.

Я вижу, как Ник, не издавая ни звука, меняет хват ножа, лезвие теперь направлено вниз.

Скрип пола под чужими ботинками становится громче, ближе, почти рядом с той дверью, за которой мы прячемся.

Кажется, я слышу его дыхание…ровное, человеческое.

Тень появляется на полу первой. Дверь начинает приоткрываться, и в узкой полоске света вырисовывается силуэт.

Неизвестный переступает через порог, и в тот же миг Ник бросается вперёд.

Замах его руки, но действие Ника, словно предугадывают.

Всё происходит слишком быстро, я не успеваю следить.

Очередной замах, перехват, неизвестный отступает, я вижу что-то серебристое в его руках… тоже нож.

Проходит секунд пять, когда слышу сдавленный выдох, и Ник гасит его движение коротким, резким толчком и прижимает к стене, зажимая рот.

Я сразу же наставляю пистолет, возможно, это и лишнее, потому что Ник прижимает лезвие ножа к горлу неизвестного, лицо которого скрывает капюшон. Единственное, что я понимаю, что нападавший сильно ниже парней, возможно, ростом с меня.

Джеймс подходит и движением руки снимает капюшон.

Это не он, а она.

Незнакомка.

Когда мой взгляд перемещается ниже, то я замечаю лезвие ножа, что приставлено к животу Ника. Слишком близко. Слишком опасно.

Она прищуривается и переводит взгляд с Ника на меня и Джеймса.

– Ты ещё кто? – задает вопрос Джеймс.

– А вы? Мародеры?

По голосу, да и по внешности понимаю, что ей не больше двадцати пяти лет.

– Тот же вопрос мы хотели задать тебе, – отзывается Джеймс, когда я и Ник молчим.

– Нет. Я жительница Веллингтона. Так, значит, вы из тех, кто прятался в бункерах. И, может быть, уберешь уже нож от моего горла? – тут взгляд девушки упирается в Ника.

– Сначала ты.

Секунда, и девушка опускает оружие, а Ник свое, отходя на шаг, но продолжая внимательно следить за ней.

– Что значит «жительница Веллингтона»? – спрашиваю я. – Ты жила здесь всё это время и в момент очистки тоже?

– Жила до очистки, после на год мы с родными ушли, а после очистки вернулись, так как тут стало безопасно. Ну, относительно. Газ помог в некоторой степени, только не помог с безумными, которые сюда, словно со всего земного шара хлынули.

Я взглянула на её одежду, слишком потрепанную и многослойную.

Куртка, штаны в заплатках, перчатки без пальцев, всё выглядит так, будто прошло через сотни ночёвок под открытым небом.

На шее виден верёвочный шнур с крохотным металлическим кулоном в форме ключа.

Символ? Память?

Она замечает мой взгляд, но не комментирует.

– И где твои родные сейчас? – спрашивает Ник, не сводя с неё взгляда.

– Здесь же. Только в центре.

Я замечаю, как и Джеймс, и Ник напряжены, потому что она им не нравится.

– Меня зовут Хлоя, – представляется она, – и не смотрите так. Я вам зла не желаю, в отличие от мародеров. Я просто хочу спокойно жить вместе со своей семьей.

– Тогда почему вы не попросили помощи? У тех же мародеров или сходили бы в один из городов на поверхности, – задает ей вопрос Джеймс. – Там бы вам помогли.

– Не помогли, – она качает головой, – я ходила. Нас туда не взяли, сказали, что мест нет, – у девушки вырывается грустная усмешка. – А мародеры… у них свои законы и правила, которые родным и мне не нравятся. А вы… здесь, чтобы всё разнести к чёрту, да?

Тишина на мгновения становится плотной, как дым.

– Как догадалась? – спрашивает Джеймс, на что Хлоя пожимает плечами.

– Это было очевидно. Кто-то тут должен был сравнять всё с землей. Веллингтон исчерпал себя, да и мы с родными собирались в ближайшее время его покидать. Отправимся куда-нибудь ещё. Тут стало слишком много безумных. Если хотите, то можете пойти со мной, там переночуете, там безопасно. И я вам даже помогу. Знаю город, как свои пять пальцев.

– Нет, – резко отвечает Ник. – Мы не нуждаемся в помощи.

– Ты всегда такой высокомерный? – она фыркает и складывает руки на груди. – Ну, и ладно. Я не настаиваю. Просто скажите, сколько у нас времени, чтобы мы собрали вещи и смотались к чертят отсюда.

– Три дня.

– Три дня… – она задумчиво кивает.

– Не знаешь, в городе есть ещё люди? Рейдеры? – спрашивает Джеймс.

– Вы первые, кого я встретила за последние три недели, так что, полагаю, никого нет.

Хлоя говорит это уверенно, но я всё равно ловлю в её голосе лёгкую неуверенность, как будто она либо что-то недоговаривает, либо сама до конца не уверена в своих словах.

– В любом случае, мой вам совет, – она отводит взгляд в сторону окна, – ночами лучше не шататься. Безумных стало больше, чем месяц назад. И они… – она замолкает, будто решая, стоит ли продолжать. – Они начали охотиться группами.

– Отлично, – мрачно комментирует Джеймс. – Прямо то, что нам сейчас нужно.

Ник чуть приподнимает бровь.

– Группами? Ты видела их сама?

– Да. И не раз.

– Что ты здесь делала? Ночью. Если говоришь, что лучше не выходить. Зачем тогда вышла сама? – замечаю взгляд Ника, направленный на девушку, такой, словно она ещё представляет угрозу.

Хлоя морщится, но отвечает:

– У нас есть кое-какие штуки, доставшиеся от мародеров. Некоторые из них реагируют на движения, – вероятно, эти самые «штуки» достались рейдерам от городов. – И мы их поставили в некоторые здания, сюда в том числе. И туда, куда они бы просто так не добрались, за закрытые двери. Позволите? – Хлоя поднимает руки и делает шаг в сторону, когда Ник кивает. Девушка выходит отсюда и возвращается в кабинет, после чего подставляет стул к шкафу и снимает оттуда датчик на движения. – Он захватывает всю площадь и…

Когда девушка спрыгивает, попутно объясняя, то Джеймс её перебивает:

– Мы знаем, как они работают.

Хлоя кивает.

– Так что… Вам просто не повезло или повезло, как посмотреть. Я решила проверить. Та-а-к… я могу идти?

Мы втроем снова переглядываемся, и я вижу сомнение в глазах Ника. Он сомневается её отпускать или продолжает раздумывать над предложением?

– Иди, – произносит, наконец, Ник.

Хлоя кивает и уже делает шаг в сторону, даже несколько, а Джеймс, наоборот, говорит:

– Стой. Возможно, эта неплохая идея, Максвелл. Мы можем не тратить время на поиски определенных зданий.

Ник медленно поворачивает голову к Джеймсу, и я почти слышу, как внутри него щёлкает раздражение.

– Или можем, – холодно отвечает он, – потратить больше времени, чем планировали, из-за того, что поведёмся на каждое заманчивое предложение незнакомцев.

Хлоя складывает руки на груди и встаёт так, будто собирается выдержать этот словесный бой.

– Можете не верить, можете считать меня кем угодно, – её голос звучит твёрже, чем раньше, – но за три дня вы сами поймёте, что зря отказались.

Джеймс усмехается, глядя на неё чуть прищурено.

– Ты удивительно спокойна для человека, у которого в паре шагов трое вооруженных людей, – он кивает в сторону Ника. – Либо у тебя стальные нервы, либо ты привыкла к таким ситуациям.

– Может, и то, и другое, – отвечает Хлоя, и в её тоне нет ни капли шутки. – И, к сведению, я тоже почти воткнула в него оружие, – кивком головы она указывает на Ника.

В комнате будто становится теснее, даже воздух пропитывается настороженностью. Ник молчит, но его взгляд буквально сверлит Джеймса.

– Ник, – совсем тихо обращаюсь к нему, когда Хлоя отходит в сторону, – думаю, это и правда неплохая идея. Мы сможем сэкономить время и не наткнуться на скопления безумных. Хлоя, ты ведь знаешь, где их больше всего?

– Конечно. Перечислить? Только вам нужно будет записать, список будет слишком длинным.

Мы с Ником упираемся друг в друга взглядами, прямо, как делали это в детстве. Наши «гляделки» длятся не так долго, когда он первым разрывает зрительный контакт и выдыхает.

Уже знаю, что он скажет.

– Ладно. Если предложение Хлои ещё в силе, то мы пойдем с ней.

Уголок моих губ подрагивает, ведь я знаю Ника. Он всегда мне уступает. Тем более, Хлоя не кажется плохой.

– Вам повезло, – произносит девушка. – Предложение в силе. Тогда лучше уйти сейчас, всё равно рассвет будет только часов через пять. Сократим и дойдем до моего дома минут за сорок. – Хлоя проходит мимо и останавливается в проходе. – И не шумите.

Мы следуем за ней, когда Ник бросает очередной взгляд на меня, говоря тем самым, что не доверяет ей.

Я лишь касаюсь его руки. Кажется, за два года люди растеряли всё доверие. Перестали верить в то, что кто-то может просто помочь.

Мы выходим отсюда через другой вход с противоположной стороны от места, где заходили.

Хлоя уверенно петляет между заброшенными машинами и проломленными ограждениями, иногда поднимая руку, чтобы мы остановились. Вероятно, Хлоя ориентируются и с закрытыми глазами в Веллингтоне.

Где-то неподалеку, на противоположной улице, раздается резкий вопль безумного.

– Здесь не поворачиваем, – тихо бросает Хлоя через плечо. – Там их очередное гнездо.

Я бросаю взгляд на Джеймса, и он лишь едва заметно усмехается, будто рад, что мы всё же пошли с ней. Ник, напротив, идёт с каменным выражением лица. А ещё мы так и не сообщили Айрис и остальным о том, что встретили человека.

– Давно безумные стали собираться стаями? – задаю вопрос тихим голосом.

– После того, как людей стало значительно меньше. Как вас, кстати, зовут?

– Шоу, – представляюсь я.

– Джеймс.

Когда девушка смотрит на Ника, то она спокойно говорит:

– Я не нравлюсь тебе. Из-за чего? Из-за того, что незнакомка? Или того, как выгляжу? Ты, смотрю, одет с иголочки. Хоть ваша форма и похожа, но у тебя она другая. Ткань не та.

Хмурюсь, когда Ник прищуривается.

– Как ты поняла?

– Хоть я и выгляжу, как оборванка, но многое замечаю. В том числе и отличие твоей одежды. При свете луны она немного по-другому поблескивает и стежки в некоторых местах иные.

– Это правда, Ник?

– Да, – отвечает он для меня и уже дальше обращается к Хлое. – Раз уж ты заметила отличия в ткани, то должна и была услышать, как мы обращались друг к другу. Поэтому имена наши уже знаешь.

Хлоя на его утверждение лишь усмехается, но не опровергает.

Пока мы идем дальше, то я смотрю на одежду Ника, после на Джеймса и пытаюсь увидеть те самые отличия. Да, они едва заметны, но это правда.

Ладно. Может быть, его отец позаботился о том, чтобы у Ника была другая форма. Не придаю этому особое значение.

Спустя минут десять дорога становится уже, здания вокруг нависают почти стеной. Воздух пахнет сыростью и старым металлом.

Хлоя останавливается посреди дороги, и я начинаю оглядываться, пытаясь понять, где то место, о котором она говорила. Все здания выглядят одинаково заброшенными.

– Теперь самое интересное. Уверена, вам понравится.

Девушка присаживается на корточки и… отодвигает крышку канализационного люка.

– Тут туннели. Так безопаснее передвигаться, чем по улицам. Безумные туда не добираются, я закрыла все возможные входы.

Хлоя уже скрываются внизу, спускаясь по ступеням.

Дальше лезет Джеймс, после Ник пропускает меня, чтобы самому закрыть люк.

Когда спускаюсь, то понимаю, что последних трех ступенек просто нет.

Придется прыгать.

Смотрю вниз, понимая, что достаточно высоко. Джеймс замечает мой взгляд и протягивает руку.

– Поймаю.

Что-то внутри замирает, и я снимаю с плеч рюкзак.

– Лучше я сама, – отдаю ему рюкзак и прыгаю, сохранив равновесие. Забираю рюкзак обратно на ощупь, так как теперь ничего не вижу из-за темноты. – Спасибо.

Включаем фонарики, и я сразу же замечаю, как здесь сыро… и крысы. Конечно, куда же без них.

Туннель тянется в бесконечность, который совсем не напоминает обычную канализацию.

Смесь гнили, сырости и чего-то железистого ударяет в нос. Ладно, по запаху и правда, как канализация.

Стены туннеля обшарпаны, кое-где проступает ржавчина, а с потолка капает влага.

Мы идем вслед за Хлоей. Крысы, спугнутые нашим появлением, шуршат в сторону, иногда исчезая в узких щелях.

– Туннели очень длинные, – шепчет она, – и некоторые ведут в странные места. Но сегодня мы туда не пойдём. Мы их обнаружили случайно, спасаясь от безумных.

Слова зависают в тёмном воздухе, и я ловлю взгляд Ника, он хмурится, словно запомнил их для будущих вопросов. Джеймс же, напротив, смотрит вперёд, будто в его глазах уже есть ответ, и он ему не нравится.

– Вы, кстати, здесь одни? Одни приехали? – спрашивает Хлоя.

– Одни, – отвечает Ник, и я не понимаю, почему он врет. Ради безопасности? Взгляд перемещается на рацию. Интересно, он ее заглушил предварительно? Чтобы не выдать, что с нами ещё несколько человек.

Вода под ногами тихо плещется, и я понимаю, что если фонари погаснут, мы окажемся в полной, безжалостной темноте.

– Как вы жили тут все это время? – спрашивает Ник, идя строго сзади меня. – Откуда доставали еду, оружие?

– Это был большой город. Запаслись.

– Так, что хватило на пару лет?

– У консервов большой срок годности.

– Но их не так много. Это первое, что взяли бы с собой люди, когда всё только началось.

Хлоя усмехается и оборачивается, светя на него фонариком.

– Нам повезло, Ник, – девушка специально выделяет его имя. – А из оружия были пистолеты, но пули закончились. Обходимся ножами.

– А мародеры, что наверняка сюда заходили? Как вы поступали с ними?

– Прятались. И ждали, пока они уйдут. От них всегда одни неприятности.

Это всё больше смахивает на допрос.

Хлоя перестаёт идти ровно, иногда чуть замедляется, словно даёт понять, она слышит в его вопросах не любопытство, а недоверие. Фонарик в её руке дрожит от шага, и свет выхватывает из темноты рваные силуэты труб и заросшие плесенью своды.

Я слышу, как Джеймс тихо выдыхает впереди меня, будто ему надоело слушать их перепалку, но он не вмешивается.

– Может, не только от мародёров, – бросает Ник, и я почти физически ощущаю, как в узком пространстве становится теснее.

Я иду впереди него, но напряжение тянется за мной, как проволока под током.

Через минут пятнадцать блужданий по одинаковым, монотонным коридорам туннель начинает расширяться, а потолок поднимается выше. Почти сразу же Хлоя сворачивает в боковой проход и останавливается у массивной железной двери, вросшей в бетонную стену.

Дверь выглядит так, будто её не открывали десятилетиями, ржавчина разъела края, а старый замок перекошен, но Хлоя уверенно поддевает его каким-то самодельным крюком.

Щелчок.

Скрежет металла по металлу прокатывается по туннелю, когда девушка толкает створку внутрь.

Мы проходим внутрь друг за другом.

Делаю очередной вдох и запах сырости меняется на запах старого машинного масла, пыли и чего-то ещё… слабого, но неприятного, как прелая ткань.

Пространство просто огромное в сравнении с туннелями. И, судя по высокому потолку и рядам металлических конструкций, это когда-то было частью подземной электроподстанции. Здесь есть освещение, хоть и тусклое, а ещё старые трансформаторы, наверное, именно поэтому здесь сохранилось частично электричество. Их могли починить.

Не успеваем мы сделать и трёх шагов, как из-за этих конструкций выходят люди. Человек десять, может чуть больше. Разного возраста. Один из мужчин с густой бородой, когда другой годится нам в ровесники, возможно, это брат Хлои, так как их сходство на лицо. Несколько женщин, одна из них с седой косой, другие же помоложе, но все они старше Хлои. Ещё пара детей выглядывают из-за чьих-то колен. Они все одеты так же многослойно и потрёпанно, как Хлоя, но глаза у них… настороженные, почти звериные.

Они поднимают оружие. Кто-то держит нож, топор, огнетушитель… или вилы. Самые настоящие и обычные вилы. Откуда они их взяли только? Огнестрельного оружия никакого не вижу.

– Всё в порядке, – Хлоя делает шаг вперед и кивком головы указывает на нас. – Это я их привела. Они… не причинят нам вреда.

Я цепляюсь за данную фразу, настораживаясь и понимая, что не все люди могут быть настроены дружелюбны в отличии от Хлои.

Спина покрывается холодным потом, не от страха, а от того, что все эти взгляды, как острые иглы, направлены прямо на нас.

Джеймс стоит чуть впереди меня, глаза сузились, подбородок поднят. Парень словно готов броситься в драку в любую секунду. Но на его лице, в отличие от Ника, нет ярости, только выверенное, холодное ожидание.

Ник, напротив, чуть напрягает плечи, но держит руки свободными, возле бедра, где находится нож. Его взгляд цепляется за каждого из них по очереди, оценивая, кто опаснее, кто просто испуган.

А я стою между ними, и у меня возникает странное чувство: будто мы переступили порог не чужого укрытия, а чьей-то раны, в которую нас сейчас пустили… только чтобы понять, стоит ли её зашивать или вырезать заражённое.

Как только они опускают оружие, то обстановка становится менее напряженной.

Видимо, своим приходом мы их всех разбудили.

В центр выходит мужчина, самый старый, лет шестидесяти.

– Кто вы?

– Они из города или из бункера, дедушка. Не мародеры, – отвечает Хлоя.

– Зачем они здесь?

– Я предложила им пойти со мной. Они… пришли зачистить Веллингтон. Переночуют здесь, а утром уйдут. У нас будет три дня, чтобы уйти.

Посмотрев на двух мальчиков, которым лет по девять, думаю о том, куда и как они пойдут? Но если верить словам Хлои, то они уже собирались давно покинуть Веллингтон, значит, план должен быть.

В разговор вступает Джеймс.

– Мы не причиним вам вреда. У нас есть свои запасы. Еду вашу мы брать не будем. Можем даже поделиться, если понадобится. Мы просто хотим переночевать, а утром уйдём. Хлоя сказала, что проведёт нас до других нужных мест.

Взгляд дедушки переместился на неё, и она кивнула, пожав плечами. После этого его взгляд скользит от Джеймса к Нику, затем на меня… словно он ищет что-то в наших лицах или пытается понять, кто из нас лидер.

– Адам, – наконец говорит он, чуть выпрямляясь. – Я за старшего здесь.

Адам обводит нас взглядом ещё раз, задерживаясь на руках каждого, проверяя, какое и где у нас находится оружие.

– Ладно. Проходите.

Только теперь я начинаю по-настоящему разглядывать помещение, замечая и другие предметы интерьера.

В дальнем углу стоят два старых, но ещё крепких дивана, обтянутых выцветшей тканью. Рядом находится низкий стол, на котором аккуратно сложены какие-то книги, карты, несколько банок консервов. Вдоль стены вижу пару самодельных кроватей с матрасами, явно когда-то вытащенными из разных домов. На полу раскиданы детские одеяла, а у стены стоит ящик, наполненный потрёпанными игрушками.

А ещё я замечаю две двери с разных сторон, таких же массивных, как и та, откуда мы пришли.

Мы присаживаемся на один из диванов, пружины в нём тихо скрипят под весом, а ткань пахнет пылью и чем-то терпким, вроде старой кожи.

– Воды? – спрашивает молодая женщина, вынося жестяную кружку, из которой поднимается лёгкий пар, значит, уже когда-то и подогреть успели.

– Нет, спасибо, – отвечает Ник, даже не глядя на кружку. – У нас есть своя.

Взгляд Адама чуть меняется, в нём появляется осторожность, как будто отказ Ника не просто вежливость, а определенный сигнал.

Пожилой мужчина смотрит на него долго, с лёгким прищуром, словно пытается понять, что именно скрыто за этой замкнутостью.

Хлоя начинает свистеть себе под нос, когда другие члены ее большой семьи расходятся, за исключением дедушки. Дети начинают играть между собой.

– Это всё твоя семья, Хлоя? – задаю я вопрос, чтобы как-то разрядить обстановку. Всё-таки эти люди приняли нас в свой дом.

– Да.

– Большая.

– Была больше, но после дня, когда мир пал, нас осталось меньше. Но мы продолжаем держаться вместе, ведь семья это святое.

Девушка улыбается и смотрит на Адама, и в этом её взгляде столько почтения и уважения, что я даже удивляюсь.

Хлоя представляет нас своему дедушки и уходит в сторону, скрываясь за металлическим шкафом.

Детские голоса звучат рядом, и я смотрю на тех самых мальчиков. Они тоже живут под землей, как и я когда-то в бункере. Только условия всё равно колоссально отличаются. Здесь ты чувствуешь себя в постоянной опасности, здесь нет еды, её нужно доставать самостоятельно и много ещё чего.

Дети громко смеются, но этот смех не до конца беззаботный, в нём есть привычка быть настороже, как у всех, кто вырос в мире, где опасность может появиться в любую минуту.

– Так откуда вы? Из города? Бункера? – спрашивает Адам, беря один из стаканов с водой, которую нам предлагала выпить женщина.

– Отовсюду, – отвечает уклончиво Ник.

Взгляд Адама так и сосредотачивается на Николасе. Наверное, дедушка Хлои решил, что именно он и главный. А, может быть, он ему больше всех не понравился, поэтому так и будет следить.

– И из бункера, и из города, – произношу я, стараясь сгладить такой ответ Ника.

Дедушка Хлои кивает чуть более расслабленно в сравнении если бы он это сделал для Ника.

– Не надоедай им своей болтовней, де, – обращается к Адаму Хлоя, что вернулась. – Они устали, и я обещала им, что несколько часов смогут здесь отдохнуть. Утром они уже уйдут. Я провожу и расскажу всё.

Они молча переглядываются, словно за эту короткую минуту ведут диалог.

Адам отходит в сторону и открывает одну из дверей, и я вижу несколько пустых кроватей.

– Тогда пусть проходят сюда. Здесь тише и им не помешают.

Кожей чувствую, как Нику это не нравится, но он встает вслед за мной. Джеймс тоже идет сзади.

– А как же остальные? Кроватей здесь больше, чем нас. Другие спать не будут? – это спрашивает Джеймс.

– Мы разместимся эту ночь на диванах, – доносится ответ Хлои.

Когда мы останавливаемся рядом со входом, то замечаю, как взгляд Ника падает на дверь, а именно на замок.

– Замок есть только внутри, снаружи – нет, – видимо, это вижу не только я, так как тут же звучит голос Адама. И правда, с той стороны только дверная ручка. – Если не доверяете или боитесь, то можете закрыться изнутри.

– Дело не в том, что мы вам не доверяем или боимся, – вдруг говорит Ник, – а в том, что любой замок всего лишь иллюзия. Если кто-то захочет достать, то он достанет. И никакой замок ему не будет помехой.

Адам смотрит на него внимательно, чуть поджав губы.

– Знаешь, Ник, – произносит с дерзкой усмешкой на губах Хлоя, что останавливается рядом с Адамом, – иногда иллюзия важнее правды. Особенно для детей.

– Спасибо за место. Несколько часов сна нам действительно не помешают, – благодарю я.

Адам кивает, его глаза становятся мягче, и он чуть склоняет голову, словно ставит точку в споре.

– Тогда отдыхайте. Утро всегда приходит быстрее, чем этого ожидаешь.

Он уходит, а дверь за ним мягко прикрывается.

Я оглядываю комнату, замечая пять железных кроватей с тонкими, но с чистыми на вид матрасами и тусклым освещением. Больше тут ничего нет. Лишь вытяжка у самого потолка, чтобы воздух хоть как-то циркулировал.

Тут стало значительно тише.

Ник садится первым, но его взгляд по-прежнему цепляется за замок, будто он ведёт с ним невидимый спор.

Я чувствую, как у него внутри всё сжимается, поэтому подхожу и сажусь рядом:

– Всё нормально. Не доверять, это нормально… Но эти люди не кажутся плохими. Да, Джеймс? – тут перевожу взгляд на парня, который увидел что-то на стене и подошел, чтобы изучить её.

– Они странные. Не знаю, плохие или нет, но определенно странные.

– Сейчас все странные, потому что в мире происходит хаос. Нам ещё повезло, что они не попытались нас убить. Рейдеры, в отличие от них, уже рискнули бы.

Он коснулся стены и провел по ней рукой, когда я нахмурилась.

– Что там? – спросил Ник и встал.

– Не знаю… выглядит… – Джеймс замолчал, а Ник подошел к нему. – Видишь?

Ник касается того же места, что и Джеймс две секунды назад, проводит рукой, пальцами.

– Что там такое? – спрашиваю, скрещивая руки на груди и подходя к ним.

Дурное предчувствие поселяется внутри.

– След будто от руки, – сообщает Джеймс. – Словно… кто-то пытался специально исцарапать стену, Шоу.

В этот самый момент, когда Джеймс озвучивает свою догадку, то мы слышим глухой звук за дверью.

Джеймс первым направляется туда и дергает ручку двери, которая… не поддается.

Ник в ту же секунду, без единого слова, достаёт пистолет. В тусклом свете его движения кажутся обострёнными, резкими. А я замечаю ещё кое-что… Вытяжка, единственный выход для воздуха, теперь становится его врагом, ведь из неё сочится сероватый туман, всё гуще, всё тяжелее. Нет… Это не дым. Газ!

Джеймс дёргает дверь ещё раз, яростно, с силой и… бесполезно. Замок не поддаётся.

– Чёрт, – шипит он, упираясь плечом, словно может выбить её.

Как?! Ведь с той стороны не было замка? Если только её чем-то подперли.

– Джеймс, отойди! – рявкает Ник, вставая рядом с дверью и направляя пистолет. Он оценивает угол, чуть наклоняет ствол, чтобы выстрелить в замок без риска отрикошетить в нас.

Зажимаю рот и нос рукой, пытаясь что-то придумать. Масок с собой мы не брали.

Паника подступает, и я чувствую, как сердце стучит так, будто пытается пробить рёбра. Запах резкий, металлический, а лёгкие будто заполняются ватой.

Ник выстреливает первый раз, проверяет, куда попадет пуля, а следом – ещё несколько. И ещё. Пока не выпускает всю обойму. Бесполезно! На двери, как и на замке, почти нет царапин. Только ручку удалось повредить.

Я едва соображаю, голова кружится от первых вдохов газа. Лёгкие протестуют, кашель выворачивает меня наизнанку.

Ник не останавливается. Берет другое оружие и снова стреляет, после бьет рукой в дверь с такой силой и яростью, что звук оглушает не хуже, чем от выстрелов.

Вместе с Джеймсом они пытаются выбить дверь.

В голове крутятся лишь одни вопросы, никаких мыслей, как выбраться отсюда, не приходит.

Кто? Кто это? Хлоя…? Адам…? Или… вся их семья?

Оседаю на пол, как и Джеймс, который встречается со мной взглядом. А ноздри парня раздуваются от злости и бессилия.

Ник ещё держится, продолжает отчаянно и с яростью бить в дверь так, что на ней остаются кровавые отпечатки.

Мир начинает плыть.

Состояние все больше напоминает то, когда мы с Акселем попали в один из очагов.

Я пытаюсь удержаться за реальность, но силы утекают так же быстро, как воздух из лёгких.

– Шоу! – голос Ника гремит, но тут же гаснет, будто проваливается в тишину.

Последнее, что вижу, как Ник разворачивается и делает лишь два шага по направлению ко мне, когда костяшки его пальцев полностью в крови. Секунда… и Ник начинает оседать, сопротивляясь до конца.

Глава 5

Я приоткрыла глаза и тут же поморщилась из-за головной боли, параллельно почувствовав, что мои руки связаны за спиной, а ноги привязаны к ножкам стула, на котором я сижу.

Напротив меня – Джеймс и Ник, которые пока ещё в отключке. Они также связаны.

Чёрт.

Я огляделась, чтобы понять, где мы. В той же комнате? Уже нет.

Тут практически ничего нет. Кругом лишь металл и бетон, только на стенах какие-то крючки.

Холод бьёт в кожу, будто сама комната вырезана из куска льда. Воздух тяжёлый, влажный.

Когда мой взгляд продолжает скользить по обстановке, то в углу замечаю темные пятна. Точно не грязь, а значит… только одно. Кровь.

Стук сердца гулко отдаётся в ушах. Внутри зарождается паника, но я заставляю себя вдыхать медленно, ровно, хотя верёвки врезаются в запястья, словно нож.

Они нас усыпили и притащили сюда. Связали. Для чего? Когда думаю над ответом, то ни одна хорошая мысль не приходит в голову.

Ник был прав.

А я его не послушала. И Джеймс им особо не доверял.

Если бы я не настояла, то… мы могли бы быть в безопасности. А сейчас?! Чёрт!!!

Мы застряли здесь.

Что эти люди собираются с нами делать?

Попыталась немного ослабить веревку, но вышло только хуже. С веревками на ногах тоже ничего не вышло. Я лишь пододвинулась на стуле в сторону.

Прикрыла глаза и прокляла всё на свете, в том числе и себя за то, что поверила Хлои. Она… специально заманила нас сюда. Это догадка вдруг резко пришла в голову. Только для чего именно?

Если бы они и правда были рейдерами, то просто убили бы нас и забрали всё оружие. Кстати, наших рюкзаков нет. Вероятно, они всё-таки забрали оружие и все припасы. Но по неизвестной причине ещё сохранили нам жизни.

Джеймс пошевелился первым. Его ресницы дрогнули, он тихо застонал и попробовал повернуть голову. Взгляд сфокусировался на мне, и я заметила, как в нём вспыхнуло узнавание и тревога.

– Шоу…? – голос слегка хрипловат.

Я кивнула ему, а Джеймс дёрнулся, пробуя разорвать верёвки. Напрасно. Тугие, словно их специально смочили водой перед тем, как затянуть, чтобы ссохлись.

– Где мы?

– Не знаю. Но точно в другой комнате, – кивком головы указываю на стены. – Я пришла в себя несколько минут назад.

Замечаю, как его челюсть сжимается, видимо, парень тоже понимает, что мы попали в дерьмовую ситуацию.

– Кто-нибудь заходил?

– Ещё нет. Они забрали все наши вещи. Но не убили.

– Не убили, – эхом звучит его голос.

– Почему? – задавая этот вопрос, я надеюсь, что у Джеймса есть какие-нибудь предположения, но в течение следующих десяти минут он так ничего и не говорит.

Только выражение его лица постепенно меняется: глаза темнеют, голубизны в них практически не остается, всё затягивает серой пеленой, брови сходятся на переносице, а на шее даже вздуваются вены.

– Джеймс…?

– Все мысли, которые мне приходят в голову, Шоу, ни одна из них тебе не понравится.

Нервно сглатываю и просто продолжаю смотреть на него, не решаясь спросить. Не по тому, что боюсь, а по тому, что скоро и так узнаю сама. Они вернутся.

Ник приходит в себя рывком. Тело его едва дергается, а глаза распахиваются.

Он напрягается, проверяет руки, ноги, цепляется взглядом за стены. И я сразу вижу, как в его глазах появляется тень ярости… тяжёлая, мрачная, будто он готов вгрызться в металл зубами, лишь бы выбраться.

– Где мы? – его же голос глухой, опасный.

– Всё там же, – отвечает Джеймс.

Ник поднимает глаза и тоже замечает крючки на стенах. На секунду его взгляд замирает, словно он додумался до чего-то плохого.

– Шоу, ты как? – это спрашивает, когда отводит глаза в сторону.

– Нормально… – сглатываю и облизываю пересохшие губы. – Ты был прав, Ник… Не нужно было…

Не договариваю, потому что не могу. Но Ник и так всё понимает.

– В следующий раз слушаем меня. – Я на его высказывание могу лишь кивнуть. Главное, чтобы этот "следующий раз" наступил. – Ладно. Значит, ищем выход.

Джеймс хмыкает, но без тени улыбки. Его глаза тёмные, спокойные только с виду.

– Из этих верёвок не выбраться. И стены… – кивок на серый бетон и металл, гладкий и лишённый хоть какой-то щели. – Всё рассчитано. Не первый раз они тут кого-то держат.

Я пытаюсь вдохнуть глубже, но воздух слишком сухой, отдаёт металлической пылью. Голова всё ещё гудит после газа, а запястья горят. Я чувствую, как в горле поднимается ком.

Тишина давит, в ней слышно даже, как по потолку где-то далеко бежит вода.

И именно в этой тишине, когда напряжение становится почти невыносимым, за дверью раздаётся скрип металла и шаги. Медленные, чёткие.

Ник мгновенно выпрямляется, взгляд его становится острым, как нож. Джеймс же наклоняет голову чуть вперёд, поджидая.

А я лишь смотрю вперед, на дверь, которая вот-вот откроется.

Раз.

Два.

Три.

Четыре.

Ровно четыре чужих шага, чтобы в следующее мгновение металлическая дверь со скрипом открылась.

В проёме появляется Хлоя.

Её лицо… не то чтобы злое. Оно слишком спокойное, слишком ровное.

– Наконец-то очнулись, – её голос ровный, без насмешки, но и без сочувствия. – Хорошо. Сейчас вернусь.

Она тут же уходит, но возвращается в течение следующих пяти минут в компании Адама, неизвестной женщины и ребенка, одного из мальчиков, которых я видела.

За ними закрывается дверь, и Адам с Хлоей останавливаются ближе всех к нам.

– Наверное, вы задаетесь вопросами, – произносит мужчина и обводит рукой пространство вокруг. В его движениях нет суеты.

Женщина, лет сорока, с тонким лицом и запавшими глазами, держит мальчика за плечо, слегка сжимая его пальцами, будто не даёт вырваться. Ребёнок смотрит прямо на нас, и его взгляд… жутко пуст.

– Хлоя молодец. Изначально я был против всяких этих приборов, но она убедила меня в том, какую пользу они могут принести для нас. Вы странники, пришли, чтобы захватить наш город. Думаете, мы позволим? Знаете, сколько было до вас таких? – никто из нас не отвечает, а Адам усмехается. – Много. Одних только мародёров… несколько групп. Их всё посылали и посылали, пока не поняли, что это бесполезно. Каждый, кто приходил, сам выбирал свой путь. Хорошо, что и вы пришли. Значит, место выбрало вас.

Слова падают в тишину, а у меня по спине бегут мурашки. Я слышу, как Ник резко втягивает воздух сквозь зубы, готовый сорваться, но его стул лишь скрипит от напряжения верёвок. Джеймс же смотрит прямо в лицо старику, как будто пытается понять, шутит он или нет.

– Что вы имеете в виду? – мой голос срывается, но я не могу промолчать.

– Мы храним этот город, – отвечает за Адама женщина. Её взгляд тяжёлый, почти фанатичный. – И чтобы зло не поглотило нас, оно должно быть накормлено. Кровь должна быть пролита. Это порядок. Это закон.

Она склоняет голову, и в этот момент мальчик делает шаг ближе. Я замечаю на его тонком запястье следы старых шрамов, будто кожа там разрезана не один раз. Что это такое?

– Мы жертвуем чужими, – продолжает Адам, не отводя взгляда. – Чтобы наши дети жили. Чтобы Веллингтон не пал окончательно.

Меня передёргивает. Всё внутри сжимается в комок, и я едва не рву верёвки на руках, хотя понимаю, что это бесполезно.

Ник хрипло усмехается, но в этой усмешке столько ярости, что даже Адам замолкает на миг.

– Значит, вы оправдываете убийство тем, что «город требует крови»? – его голос звучит, как угроза. – Да вы такие же безумные, как и те, от кого прячетесь. Такие же, как и мародёры, хотя… нет. У тех хотя бы есть цель.

Адама выводят слова Ника из себя, и он подлетает к нему, хватая за одежду и наклоняясь слишком близко.

– Мы не безумны. Мы поколениями жили в Веллингтоне, пока сам Бог не решил нас всех покарать! Он решил, что мы не достойны больше жизни, что люди…

– Вы больны, – произносит спокойным голосом Ник, не давая ему договорить, на что Адам плюет ему прямо в лицо и отходит.

Ник прикрывает глаза, когда уголок его губы дергается.

– Мы, как раз полностью здоровы. Благодаря тому, что помогаем очищать город. Жертвоприношения помогают. Они защищают нас от безумных и от самого дьявола.

– Дьявола? – подаю голос я, привлекая к себе внимание.

– Конечно, – с серьезным видом кивает Адам. – Бог покарал нас, а Дьявол проник в мир, когда он ослаб. Тот, кто всё это устроил, тот, с кого наступила вся эта болезнь, заражение, как вы говорите. Именно так и явился к нам Дьявол.

Он говорит это с таким серьезным лицом и спокойным голосом, что я понимаю, что он, они все, действительно верят в это.

Перевожу взгляд на Ника и Джеймса, и если с последним мы встречается глазами, думая об одном и том же, то Ник смотрит лишь на Адама. Тем самым взглядом, которым в детстве он глядел на Тэйта. Тем, в котором слишком много всего. Всего, за исключением страха.

Адам будто ловит этот взгляд Ника, как вызов. Его губы дрожат, но не от слабости, от сдерживаемой злобы. Дед Хлои резко разворачивается к женщине и мальчику, берет последнего за руку и подводит к нам, чтобы дальше приподнять его футболку.

Я не успеваю даже подумать, зачем он это делает, когда моему взору открывается ужасающая картина.

Его живот… Там кровь и открытая рана, которая будто гниет изнутри. Правда, кожа по сторонам словно иссохла, как было у Дункана. Приглядываюсь и замечаю гниль, серо-зелёные прожилки, от которых поднимается запах сырости и чего-то разлагающегося. Я вижу, как ткань словно дышит, едва подрагивает, будто в ране живёт что-то чужое.

Теперь я понимаю. Его мертвенно-бледное лицо, сероватый оттенок губ, темные круги под глазами. Он живёт на грани смерти каждую секунду.

– Это случилось после того, как мы были вынуждены уйти, – объясняет Адам, и его голос на мгновение дрожит. – После очистки. Люди хотели вмешаться, помешать Божьему делу. Мы ушли в лес. Но там были очаги, заражение. И моему сыну… не повезло. – Адам сжимает плечо мальчика. – Его плоть умирает. Она гниёт изнутри. Но жертвоприношения удерживают его. Они дают жизнь. Бог берёт кровь и даёт взамен дыхание.

Насколько нужно тронуться головой, чтобы думать о таком?

Я почти не слышу конца его слов, только лишь продолжаю смотреть на ребёнка и не понимаю, как он вообще стоит на ногах. Любой другой умер бы через пару часов от такой раны, но он жив. Жив, хотя это уже похоже на чудо… или на проклятие. Да, скорее последнее. Боли должны быть адские при такой ране, но он не произносит ни звука. Почему? Терпит или уже смирился? Да он недавно только играл с другим мальчиком!

Я знаю, что это бред, безумие старика, который выдумал себе оправдание. Раны не лечат жертвами. Такого не бывает. Однако, ему удалось убедить в этом и всех остальных членов семьи.

Как только думаю о семье, то резко перевожу взгляд с мальчика на Адама и обратно. Он сказал… «сын». Хлоя его внучка, а этот мальчик… сын? Этот мальчик ему годится во внуки, даже, возможно, в правнуки.

– Сын? – переспрашиваю я, и голос срывается. – Ты сказал… сын?

Адам оборачивается ко мне. Его глаза блестят странным, нечеловеческим светом. Вместо ответа он подходит к Хлое и кладёт тяжёлую ладонь ей на плечо. Она вздрагивает, но не отстраняется.

– Это наш ребёнок, – спокойно произносит Адам. – Мой и Хлои.

Меня мутит.

– Ваш… – повторяю я, – но она же твоя внучка.

– И что? Моя жена уже не может рожать здоровых детей. Мы уже пытались множество раз. Моя дочь и моя внучка пока справляются с этим гораздо лучше.

– Больной ты ублюдок, – ругается Джеймс, – они же твои… родственники! Ты их совратил и говоришь ещё про какого-то Бога?

Адам отпускает Хлою и подлетает к Джеймсу, которого бьет в лицо со всей силы так, что у Джеймса начинает вытекать кровь из носа.

– Не смей! Даже не вздумай ругаться в присутствии детей и оскорблять меня и Бога!

Джеймс мотает головой, кровь капает с его губ и подбородка на рубашку, а глаза… всё такие же дерзкие, даже сквозь боль.

Я же чувствую, как внутри всё выворачивается от того, что услышала. Грудь сжимает тошнота, голова гудит.

Его внучка. Его дочь. Их дети…

Хлоя не говорит ни слова. Только стоит неподалеку от этого монстра и не двигается.

Ник смотрит на всё это так, будто его душат изнутри. Его глаза почти чёрные, в них не осталось зеленого оттенка, полны мрака, губы плотно сжаты, на скулах играют желваки. Он не издаёт ни слова, но если бы Ник сейчас был свободен, то я уверена, что разорвал бы Адама голыми руками.

Адам выпрямляется, тяжело дыша, и поворачивается ко мне. В его взгляде нет раскаяния, нет стыда. Там только уверенность и какая-то фанатичная гордость.

– Мы продолжаем род. Мы даём жизнь, когда мир сам по себе умирает, – произносит он так, будто объясняет прописную истину глупым детям. – А жертвы защищают нас от гнили. Вы должны понять, что мы не злодеи. Мы избранные.

Джеймс усмехается и сплевывает кровь, после чего говорит:

– Избранные… Да ты просто старый больной ублюдок.

Я бросаю взгляд на Джеймса, не понимая, для чего он нарывается? Нам нужно думать, как выбраться отсюда, а не как вывести ещё больше из себя Адама.

– Приготовьте всё, – он предпочитает в этот раз проигнорировать Джеймса, давая поручение женщине, которая тут же уводит мальчика, скрываясь за дверью. – Возможно, на грани жизни и смерти вы тоже уверуете в Бога и в его миссию.

– А если Бог требует вас, Адам? Вы жертвуете чужими, чтобы сохранить свои шкуры. Может, настоящий грех именно в этом? – это спрашивает Ник.

– Сомнения – это грех. А ты говоришь устами Дьявола.

Я качаю головой, понимая, что он сам себе противоречит. Бог, Дьявол, наказание… Даже понимать его логику не хочу.

Адам тоже уходит, а вслед за ним Хлоя.

Мы остаемся одни.

В воздухе повисает тишина, прерываемая лишь нашим дыханием и сердцебиением.

Взгляд Ника скользит по обстановке, и я вижу, как он обдумывает разные варианты, ищет хотя бы один, тот самый, который поможет нам выбраться.

Джеймс первым нарушает тишину, фыркая и вытирая кровь с губ о плечо:

– Ну вот мы и познакомились не с рейдерами, с чокнутой семейкой. С инцестом, религией и газовой камерой в одном комплекте.

– Джеймс, – произношу я, – сейчас не время для этого.

– А когда, Шоу? Когда нас привяжут к крюкам, как свиные туши? – он усмехается, но в его голосе слышится дрожь, злость и отчаяние. – Лучше я сдохну со словом «ублюдки» на губах, чем в тишине.

Ник поднимает голову. Его глаза всё такие же тёмные, и Джеймс тут же замолкает, но из-за ситуации в целом, а не из-за того, что Ник попросил, скорее приказал.

– Заткнись, – произносит Ник глухо. – Я думаю.

– Думаешь, как выбраться? – спрашиваю тише, чем хотелось.

– Да. Должен быть способ, – отвечает Ник. – Он всегда есть. Вопрос только в том, как.

– Есть идеи, Николас? Не стесняйся, поделись с нами.

Ник снова сталкивается со взглядом Джеймса, и воздух между ними натягивается, как струна. Я же чувствую, как в груди нарастает холод.

К нам возвращаются достаточно быстро. Только Хлоя и Адам вместе с чемоданом и… несколькими чашами. Зачем им чаши? Дверь они оставляют полностью открытой, и так я понимаю, что мы в той комнате, куда вела ещё одна дверь.

Мужчина ставит чемодан на пол и открывает его.

Я сжимаю челюсть, видя, что там. Ножи разных размеров. Ещё нечто напоминающее… колы, только более тонкие, острые и железные. Я бы сказала, что это скорее большие гвозди. И три шприца, каждый наполнен мутной, бледно-жёлтой жидкостью.

Адам берёт один в руки, осматривает на тусклом свету, словно оценивает вино, и с лёгким удовлетворением кивает. Передаёт его Хлое, даже не глядя на неё, а девушка принимает его с дрожащими пальцами, словно это нечто святое.

Мужчина выпрямляется и обводит нас внимательным взглядом.

Останавливается на мне.

– Начнём с самой падшей, – его голос звучит торжественно, будто он объявляет начало молитвы. – Женщина всегда несёт в себе первородный грех. И искупление должно пройти сначала через неё.

– Нет. – Резко роняет Ник, будто выстреливает. Его глаза становятся тёмными, как ночь. – Даже не смейте к ней приближаться. Если кто-то из вас всё-таки подойдет к ней…

– То что? – Адам позволяет себе усмешку, такую… я бы сказала – почти отцовскую. – Ты связан и беспомощен. Бог смотрит, мальчик. Не угрожай, ты смешон.

– Вы реально все больны, – вступает в разговор Джеймс.

Я сжимаю зубы так сильно, что в ушах звенит. Хлоя подходит ближе. В её глазах нет ни ярости, ни жалости. Она просто выполняет приказ. Я пытаюсь отодвинуться, но ничего не выходит.

– Думаете, вас ждет Рай после всего, что вы сделали? – они не услышат от меня мольбы. Не дождутся. – Нет. Вы будете гореть в Аду.

Хлоя спокойно берёт меня за руку, поворачивает её и без единого лишнего движения вонзает иглу в вену.

Острая боль обжигает, и сразу после в тело проникает холодная жидкость.

– Это не больно, – голос Адама звучит мягко, почти ласково. – Это только средство. Лёгкий наркотик. Он сделает тебя покорной. Твои страхи и сомнения растворятся, и ты примешь истину Бога. Ты будешь всё видеть и слышать, даже чувствовать. Но ничего не сможешь сделать.

– Я… убью тебя… – рык Ника напоминает звериный. – Если Шоу пострадает, я убью вас всех. Тебя, Адам, а после твою жалкую семейку. Я нахрен перебью здесь каждого, в том числе и твоих сыновей!

Адам смотрит на него с едва заметной усмешкой, будто эти угрозы его только веселят.

А я уже чувствую, как в голове мутнеет. Сердце бьётся неровно, мысли расплываются. Звуки становятся вязкими, будто слышу их через толщу воды. И самое страшное, вместе со страхом, от которого не получилось отстраниться, приходит странное чувство покоя.

– … Шоу, держись, – голос Джеймса.

Я выдаю кивок, на это сил ещё хватает, но когда хочу посмотреть на него, то сталкиваюсь со взглядом с Ником.

Он напоминает сейчас тот самый, что у него был в детстве.

Там столько ненависти… и голодной тьмы, черноты, которая будто впитывает в себя каждый отблеск света в комнате. Он смотрит на Адама так, словно уже держит его горло в руках. Это не просто ненависть, это больше напоминает обещание. Обещание боли, обещание смерти.

Уголки губ Ника дергаются, словно он сдерживает звериный оскал, и на миг мне кажется, что он больше не человек. Что-то дикое, жестокое в нём всегда было, но сейчас оно выползло наружу почти полностью.

Адам будто чувствует этот взгляд, но не отворачивается. Только хмыкает тихо, едва заметно, будто смотрит на дикого зверя, заключённого в клетку.

– Развяжи ей ноги, – спокойно произносит он.

Хлоя подчиняется без единого вопроса. Она нагибается, и верёвки спадают, освобождая мои ступни.

Пытаюсь заставить свое тело тут же что-то сделать, например, врезать этой твари, что притворялась нормальной, но ничего не выходит.

Она поднимает меня, ведёт к стене, помогая перебирать ногами.

Когда смотрю на крючки, то они кажутся не просто железом. Толстые, ржавые, они торчат из бетона, словно вырваны из кошмарного сна. Настоящие крюки, черт возьми, как в одном фильме ужасов, что я смотрела несколько лет назад с Мэди. Мы никогда с ней не были трусливыми, но тогда визжали так, что моему отцу приходилось несколько раз проверять нас. Всё ли у нас нормально.

Хлоя развязывает мои руки буквально на минуту только для того, чтобы перевести их вперед и снова связать, а затем заставляет поднять их над головой. За верёвки цепляет к одному из крюков.

Я пытаюсь упереться ногами в пол, но знаю, даже если под ними вдруг исчезнет опора, я всё равно не упаду.

Джеймс что-то шепчет сквозь зубы, слова сливаются в единый поток злости и отчаяния. Однако я не могу смотреть ни на него, ни на Ника.

Взгляд цепляется за девушку, что вернулась к чемодану.

Адам, тем временем, берёт мой стул, отодвигает его в сторону, словно ненужный предмет, и сам опускается на него. Этот ублюдок садится с видом человека, наблюдающего за ритуалом, как за чем-то священным.

Хлоя же берёт одну из чаш и ставит её на пол, прямо между моими ногами. Пока я могу только гадать, для чего это. После снова возвращается к чемодану и… опускается на колени, а ее взгляд находит взгляд Адама. Каждое движение девушки медленное, отточенное, словно это не жесты девушки, а обряд.

– Дедушка, – её голос ровный, почтительный. – Позволь мне начать.

И в этот момент у меня из груди вырывается дрожь, потому что я понимаю, она, черт возьми, не играет. Она просит у него дозволения искренне, как дитя просит благословения у святого. Она действительно во всё это верит!

Чертова семья!

Больные.

Чокнутые!

Как можно было настолько тронуться…?!

Внутри меня бушует целый ураган, а на деле – я просто стою, наблюдаю с безучастным видом, словно это не меня подвязали к крюку. Словно это не меня сейчас будут… Будут что?

– Позволяю, – произносит Адам, и Хлоя сразу же берет кол, тот самый, который напоминает гвоздь.

При тусклом освещении он всё равно поблескивает.

Могу лиш сглотнуть слюну и смотреть на то, как Хлоя только приближается.

Надеюсь, что она сдохнет. Не знаю только как, но пусть это случится.

Если Бог есть, то пусть он услышит все мои мысли! Пусть хоть разгневается, мне плевать!

Да.

Я желаю ей этого, того, что она собирается сделать со мной.

Даже если это будет сам Дьявол, сейчас и дальше мне будет всё равно. Кто угодно!!!

Пусть её и всю их семью настигнет кара!

Видимо, мой взгляд всё-таки не такой безучастный и все мои мысли отражаются на лице, потому что ничего произнести я не в состоянии.

Взгляд Хлои меняется, когда она останавливается в шаге от меня, хмурится.

Я даже осознать ничего не успеваю. Замечаю лишь быстрое движение руки девушки и в следующее мгновение чувствую, как лезвие входит в живот, углубляется всё дальше и дальше.

Боль рвёт меня пополам… такая дикая, острая, будто внутри вспыхивает огонь, а мышцы и органы становятся его топливом. Воздух срывается с губ хрипом, я пытаюсь согнуться, но даже пошевелиться не могу.

Только едва вздрагиваю всем телом, словно электрические импульсы проходят через меня.

А ещё я чувствую. Чувствую абсолютно всё и ничего не могу сделать!

Металл входит глубже, и в груди вскипает рвотный спазм. Внутри я захлёбываюсь собственным криком, но по факту из меня вырывается лишь всхлип.

– ШОУ!!! – голос Ника рвёт воздух, срывается на хриплый крик.

Опускаю взгляд и смотрю на то, как Хлоя вытаскивает лезвие металлического кола, окрашенного в цвет моей крови. Рана глубокая, но диаметром лишь дюймов десять, но это не мешает крови вытекать, чтобы постепенно стекать по телу, двигаясь вниз и капая в чашу.

Хлоя втыкает острие кола во второй раз, когда я даже вдохнуть не успеваю и как-то подготовиться. Хотя… как к такому можно подготовиться?

Очередная вспышка боли.

– … не волнуйся, – слышу голос Хлои, – твои органы не задеты. Я знаю это, ведь таков ритуал. Ты должна умереть именно от кровопотери. Через несколько часов ты потеряешь сознание, а уже к вечеру умрешь.

Хлоя же не дрожит. Она стоит почти безэмоционально.

– Вы будете умирать поочередно, – раздается голос Адама, но я даже не поворачиваю к нему голову.

Замечаю глаза Джеймса, что полны ужаса и ярости, он бьётся, чтобы хоть как-то встать.

Медленно перевожу взгляд на Ника и пытаюсь сказать, что всё будет хорошо, но я даже губами пошевелить не в состоянии. Они лишь едва приоткрываются.

– Я убью их, – произносит парень для меня, – клянусь, Шоу.

Если бы могла, то усмехнулась.

Как? Мы связаны. Их в разы больше.

И всё это по моей вине отчасти.

– Видите? – говорит Адам негромко, и даже в грохоте моего сердца эти слова прорываются внутрь. – Грех сопротивляется. Грех не хочет покоряться. Но он всё равно падёт.

Если я подумала, что Хлоя на этом остановится, то ошиблась.

Она наносит мне третий удар, самый резкий, когда лезвие со всхлипом входит внутрь.

Я прикрываю на мгновения глаза, когда понимаю, что мне становится слишком трудно дышать. Кажется, что лёгкие сжимаются, кровь пульсирует слишком сильно, и наркотик внутри меня только ускоряет падение в бездну.

Но всё равно внутри горит одно чувство, пробивающее даже через эту боль и дурман: ненависть.

К Хлое. К Адаму. К их чёртовой вере.

Девушка отходит от меня и возвращается к чемодану, убирая кол обратно, только прежде тщательно его вытирает.

Она уходит, оставляя чемодан, но уже через несколько минут возвращается со вторым стулом, который ставит рядом с Адамом и садится на него.

Они что… так и будут смотреть на то, как я истекаю кровью? Видимо, да.

Джеймс начинает оскорблять их, сыпать ругательствами, когда Ник молчит, а Адам лишь изредка отвечает на его реплики, предпочитая просто смотреть на то, как моя кровь постепенно наполняет чашу.

Через время, в ориентире которого я всё больше теряюсь, могу фокусироваться только на том, как капли слишком громко капают. И на сладком запахе крови, что въедается не только в нос, но, кажется, и пропитывает окружающее пространство.

Вижу лицо Ника и уже знаю, о чем он думает. Там мрак, вязкий и густой.

Не только об этой семье, но и ищет то, как нам выбраться отсюда.

Когда чаша набирается полностью, то Хлоя ставит новую, а эту относит за дверь.

Какой в ней объем? Литр? Я потеряла уже литр крови? Вернее, меня его лишили.

– Интересно вам, что мы будем делать с вашей кровью? – задает вопрос Адам, а Джеймс кривит лицо, посылая его в очередной раз. – Сначала мы её всю соберем, а после прольём на землю Веллингтона.

Больной! Все они больные!

Находится в сознании всё сложнее.

Дыхание и сердцебиение уже давно сбилось. Та зараза, что мне вкололи, слишком сильная. Я всё ещё не могу нормально пошевелиться, но могу стоять, чтобы хоть как-то ослабить давление на руки.

Губы пересохли и чтобы смочить их, у меня уходит минут пять на такое простое действие.

Голова начинает раскалываться, а раны на животе так и кровоточат, отдавая болью в висках.

Глаза сами собой закрываются, и всё вокруг начинает плыть, расплываться в серых, вязких пятнах. Но иногда картинка будто резче вспыхивает, поэтому я вижу, как Хлоя, не глядя в мою сторону, ставит очередную чашу, кажется, что она меньше размером, чем предыдущая. Как Адам следит за ней, не за мной, а именно за ней. В его взгляде что-то звериное, требовательное.

– Кровь – это дар, – произносит он, так, будто читает проповедь. – Она питает землю, наполняет её, очищает от скверны. Вашей хватит надолго.

С каждой каплей, падающей в чашу, я слышу всё хуже. Голоса Адама и Хлои становятся далекими, как будто они говорят через стекло.

Адам медленно встаёт со стула и подходит ближе ко мне.

Холодное нутро сжимается в комок, когда его ладонь касается моего лица. Тяжёлая, грубая, пахнущая ржавчиной и потом.

Я едва удерживаю голову прямо. Тело тянет вниз, но крюк не даёт упасть.

– Ты уже должна быть в отключке, – произносит он с каким-то почти разочарованным шёпотом. – Но всё ещё держишься. Упрямая… Проклятая упрямая.

Взгляд мужчины скользит вниз. На чашу. На тёмную, густую кровь, в которой отражается тусклый свет лампы.

– Черна, – бормочет он, и в его голосе звучит странное благоговение. – Как земля после дождя. Как сама тьма, что покрыла Веллингтон.

В этот момент раздаётся какой-то шум по ту сторону комнаты, и Хлоя машинально оборачивается к двери. Адам тоже на секунду задерживает взгляд там, и это крошечное отвлечение сразу ловят Ник и Джеймс, переглядываясь между собой.

Ник кивком головы указывает на Адама, при этом ничего не говорит.

Что он задумал?

– Эй, святой отец, – произносит Джеймс, – твой Бог, похоже, отвернулся от тебя.

Адам резко оборачивается к нему, глаза сверкают бешенством в совокупности с раздражением.

– Заткнись!

– А то что? – усмехается Джеймс, губы его в крови. – Грехом меня ударишь?

Уголок губ Адама дергается, и он моментально подходит к Джеймсу и ударяет его.

– И что? Всё, на что ты способен? – Джеймс усмехается, сплевывая в очередной раз кровь. – Тогда, боюсь, ты…

Ещё один удар!

Адам захлебывается собственной яростью, а Хлоя подходит к двери, чтобы, наверное, открыть её, проверить, что происходит по ту сторону, а Ник пользуется предоставленным моментом.

Парень изо всех сил наваливается на бок. Стул скрипит, трещит, дерево не выдерживает веса и удара о пол, одна ножка с треском ломается.

Адам бросает взгляд, но тут Джеймс резко подаётся вперёд, все еще привязанный к стулу, пытаясь боднуть его плечом. Бесполезно, конечно, но Адам всё же реагирует и бьет Джеймса ещё раз.

Хлоя, заметив движение Ника, бросается к чемодану, хватает нож. Металл опасно блестит.

Девушка несется к Нику, замахивается в тот самый момент, когда Ник освобождает одну из ног, ударяя ей в живот.

Секунда, и он переворачивается, а лезвие ножа царапает воздух рядом с ним.

Адам перестает обращать внимание на Джеймса и движется в сторону Ника и Хлои.

Ник освободил уже и вторую ногу, которой врезал девушке прямо в лицо.

Мне сложно успевать за их действиями, но я замечаю, как Ник отталкивается всем телом от пола и уже через секунду стоит на ногах, но со связанными за спиной руками.

Адам замирает, когда Ник едва склоняет голову набок, и в его глазах появляется блеск.

– Убей его, – единственный приказ Адама для Хлои, и девушка уже идёт на него, замахиваясь ножом.

Её движение резкое, без сомнений, будто она всю жизнь ждала именно этого момента. Лезвие сверкает, и Ник едва успевает отшатнуться вбок.

Ещё одно движение ножа, и лезвие скользит по его одежде, оставляя рваный след на ткани.

Замечаю, как Адам отступает на шаг, когда Хлоя в очередной раз бросается на Ника, но её движения хаотичны. В этом и ошибка.

Парень уворачивается и ногой выбивает нож из рук девушки.

Секунда, Ник на полу для того, чтобы с ослабленной веревкой провести руки через ноги. Он делает кувырок и поднимает нож с земли.

Да, руки все ещё связаны, но они уже перед ним, а не за спиной.

Хлоя бросается вперед, а Адам к двери, которую открывает и зовет на помощь.

Хлоя сжимает кулак, собираясь ударить Ника, однако…

Мгновение. И лезвие ножа в руках Ника входит ей в живот.

Девушка тут же замирает и смотрит в лицо парня, а я замечаю не только удивление, но и страх вперемешку с болью на её лице.

Ник не останавливается.

Он вытаскивает нож, когда кровь стремительно начинает вытекать из её живота.

Удар. Прямой и без единой эмоции на лице у Ника.

Вытаскивает и бьет ещё раз. Последний. После чего прокручивает лезвие несколько раз, отходя с ней к стене и вдавливая тело девушки, руки которой обмякают. Она смотрит на него. Глаза в глаза.

Ник замирает, а после ведет нож вверх, тем самым вспаривая ей живот. Кровь вытекает из её рта.

Дыхание Хлои рвётся, превращается в сиплый хрип, а по губам катится алая пена. Она пытается что-то сказать, но из горла вырывается только булькающий звук. Глаза её расширяются, цепляются за Ника, будто она всё ещё надеется… на прощение, на спасение, да на что угодно.

Когда её тело начинает сползать вниз, Ник будто специально медленно вытаскивает нож, стараясь доставить ей ещё большую боль, и отходит на шаг, когда в дверях появляется ещё один мужчина, возможно, сын Адама. Следом – женщина.

Хлоя падает на пол, оставляя кровавый след на стене, а её глаза больше не закрываются.

Я качаю головой, сбрасывая с глаз пелену и дымку, стараясь держаться в сознании.

Адам застывает в дверях, его глаза становятся почти безумными. Он просто смотрит на неподвижное тело внучки… дочери… любовницы… всё сразу.

И переводит этот взгляд на Ника.

Там страх и ненависть.

Ник разрезает кровавым лезвием веревки на руках.

– Убить их всех!!! – кричит Адам, когда в комнату с оружием, но только не огнестрельным, вбегают и остальные члены семьи. – Ты… ты будешь страдать дольше всех, – сквозь зубы выдавливает он, указывая остриём на Ника.

И взгляд последнего всё тот же. Пустой. Чёрный. В нём нет ни страха, ни сомнения. Только голод к смерти.

Ник бросает нож к ногам Джеймса, который все еще сидит связанным.

– Спасибо… и как я его…? – Джеймс не договаривает, когда Ник сжимает кулаки, ведь в его сторону уже бросаются.

Незнакомый мужчина замахивается топором, рассекая воздух, а Ник обходит его со стороны и перехватывает топор, ударяя под колено, когда женщина сзади буквально кидается на Ника, стараясь ударить парня кухонным ножом.

Кажется, она даже ранит его, не могу точно понять из-за быстроты происходящего.

Нику удается вырвать топор и им он с размаха бьет в голову мужчины, проламывая череп. Кровь хлещет в разные стороны, мозг брызжет кусками.

Он так и оставляет топор в черепе мужчины, что уже упал на пол, и перехватывает женщину, выкручивая руку с ножом и протыкая им не с первого раза, а лишь с третьего, вероятно, из-за тупого лезвия, шею.

Джеймс пытается избавиться от веревок, упав вместе со стулом.

В этот момент Адам, всё ещё у двери, будто каменеет, глядя, как его "семья" валится одна за другой. Его глаза слишком бешеные, налитые кровью, и каждый вдох напоминает рычание.

Двое мужчин бросаются сразу на Ника, один с цепью, другой с длинным ржавым ломом.

Цепь взмывает в воздухе, с металлическим звоном хлещет по плечу Ника. Он едва морщится, но хватает её на лету, резко дёргает из-за чего мужчина не удерживается, летит вперёд, и Ник встречает его коленом в лицо. Хруст костей заглушает крики.

Второй вонзает лом в пол, когда Ник уклоняется, и тут же получает удар ногой в висок. Сухой треск, и тело безжизненно обмякает.

Я пытаюсь удержать сознание, но кровь на полу, крики, лязг металла сливаются в один сплошной адский хор.

Адам делает шаг внутрь, больше не отдавая приказы. Его лицо перекошено, губы в крови от того, что он прикусил их. Мужчина берёт один из длинных железных колов из чемодана, крепко сжимает его, как копьё.

Женщины, в том числе, одна его возраста, наверное, жена, стоят позади него.

У Джеймса так и не получается перерезать веревки.

Адам бросается на Ника, на губах последнего замечаю промелькнувшую усмешку.

Ник не отступает, он двигается навстречу, слишком близко, чтобы Адам мог сразу вытащить оружие. Их тела сталкиваются, и слышится глухой удар, когда Ник перехватывает руку с колом и сжимает с такой силой, что Адам стискивает зубы.

Ник бьет головой прямо в голову мужчины, разбивая ему нос и выхватывая кол. Перемещает другую руку ему на шею, сжимая и склоняя голову, смотря на то, как вены вздуваются на лице.

– … ты… ты… не человек, – лицо Адама уже краснеет, когда он выдавливает из себя эти слова.

– … Ник, – мой шепот вырывается, кажется, слишком тихо, когда я вижу, как женщина бросается в его сторону с ножом. Однако, парень моментально смотрит на меня и прослеживает за взглядом.

– Я же обещал, – тихий шёпот Ника, и он всаживает кол в шею Адама, снизу, где находится подбородок.

Глаза Адама расширяются, а женщина ножом задевает Ника, когда первый начинает захлебываться собственной кровью, харкая сгустки прямо на пол.

Ник оборачивается, будто не чувствуя боли, хватает её за запястье и сжимает так, что сустав хрустит. Одним движением Ник перехватывает клинок и тут же вгоняет ей под ребро. Женщина захлёбывается собственным криком, глаза округляются, а Ник, не моргнув, разворачивает лезвие и резким движением рвёт плоть вверх. Внутренности рвутся, кровь брызжет на одежду Ника.

Меня мутит.

Остаются ещё двое мужчин и одна девушка. Все с оружием, кто с железным прутом, кто с ножом. Их лица искажены ужасом и яростью.

Пока все они бросаются на Ника, то в этот момент Джеймс, наконец, освобождается. Парень, шатаясь, бросается ко мне, хватается за нож. С его губ слетает сиплый выдох, и он быстро разрезает верёвки над моей головой, тут же подхватывая меня.

– Шоу… держись, только держись, – почти умоляет парень.

Ник, уже весь в крови, не оборачиваясь, идёт вперёд, за последним, кто с ужасом выбегает в коридор. Его шаги тяжёлые, но уверенные.

Джеймс вместе со мной на руках двигается прямиком за ним, когда мой взгляд улавливает слишком большое количество тел и крови. Она повсюду.

На стенах. На полу. Даже на потолок попала.

Я смотрю на все это с ужасом, не понимая, как человек на такое в принципе способен…

Когда мы оказываемся в той самой комнате, куда изначально и пришли, то Ник уже замечает один из наших рюкзаков. Ник приседает, молча расстёгивает молнию и достает пистолет.

С криком бегущий мужчина оборачивается, но в этот миг раздаётся хлопок выстрела. Пуля входит прямо в затылок, и кровь брызжет на стену. Мужчина падает, будто марионетка с перерезанными нитями.

Спина Ника напряжена, да и не только она, скорее каждая частичка тела.

Джеймс останавливается позади вместе со мной, а взгляд Ника скользит по обстановке, когда все мы обращаем на тихое дыхание и едва различимые всхлипы.

В углу комнаты два мальчика, те самые, которых мы видели раньше. Они стоят прижавшись друг к другу, сжимая в руках вилки и маленькие кухонные ножи. Их пальцы дрожат, глаза полные слёз, но они не двигаются.

– Больше никого не осталось, – говорит Джеймс тихо, когда Ник смотрит на этих двух детей. – И что мы теперь с ними будем…

Джеймс не успевает договорить, когда улавливает движение Ника, а именно то, как он поднимает ту самую руку с пистолетом и…

Хлопок.

Один.

Второй.

Тела детей тут же падают, а кровь расплывается по полу тонкими струйками.

Тишина. Правда, длится она всего несколько мгновений, за которые мы осознаем произошедшее.

– НИК!!! – кажется, что это прорезался мой голос, и крик принадлежит мне. – Что ты, мать твою, наделал?! Они просто стояли! Просто стояли!!! Это же…

Дети.

Они были детьми!

Вот, что Джеймс собирался сказать, но вновь замолчал. Я почувствовала, как его хватка усилилась, рука парня на моей ноге едва сильнее сжалась.

– Я облегчил их страдания. Ты видел раны, Джеймс, – спокойно отзывается Ник и впервые поворачивается к нам, встречаясь глазами, – они уже были мертвы и мучились. Это… вынужденная мера.

– Вынужденная мера?! – Джеймс почти срывается, голос дрожит от ярости и отчаяния. – Ты вообще слышишь себя? Это были… дети… Всего лишь дети, Ник.

Его дыхание рваное, он едва удерживает равновесие со мной на руках.

Ник приближается, тяжёлые шаги отдаются в ушах. Он убирает пистолет вниз, но взгляд его колючий и неотрывный.

– Они держали оружие, – тихо отвечает он, – значит, они сделали свой выбор. Здесь нет невинных. Ни одного. И они были больны.

– Оружие? Это были столовые приборы… Всё-таки ты псих, – шипит Джеймс, сжимая зубы.

Тишина становится невыносимой.

Я чувствую, как Джеймс напрягается, его пальцы впиваются в моё тело, будто он готов встать между нами. Но он так и не делает шаг.

Взгляд Ника перемещается на меня, когда он произносит:

– Мне их тоже жаль, Джеймс, хоть я этого и не показываю. Но в нынешнем мире нет места для жалости, как и нет места для сомнения. А теперь… отдай мне Шоу.

– Нет.

– Нет? – Ник выгибает бровь. – Ей нужна помощь.

Я же смотрю на кровь. Она у него везде. Не только на одежде, но и на руках, и даже на лице.

Джеймс понимает, что сказал и что сейчас не время для выяснения отношений.

– Нужно остановить кровь, – Джеймс так и не передает меня Нику, а кладет на стол, с которого одной рукой скидывает все лишнее. Ножом он разрезает ткань, чтобы частично избавиться от неё, не снимая одежды.

– Раны небольшие. Ничего сложного. Остановим кровь. Шоу, всё будет хорошо. Оставайся в сознании. Будет больно.

Ник достает из рюкзака аптечку и протягивает ему со словами:

– Если ошибешься, то…

– Что? Застрелишь меня также хладнокровно, как и детей?

Ник молчит, лишь кидает в мою сторону обеспокоенный взгляд. Вероятно, парень понимает, что у Джеймса больший опыт в оказании помощи, чем у него, поэтому не спорит, когда в другой ситуации уже добился своего бы.

Джеймс берет в руки определенные предметы и ими начинает… штопать меня, перед этим обработав рану.

Я терплю, вырывается только мычание, а Ник держит меня, чтобы я не дергалась, хотя при всем желании не факт, что получилось бы.

Он смотрит мне прямо в глаза. И я знаю, что парень там ищет. Признаки осуждения. Того поступка, что он сделал.

Да, Джеймс не понимает и был удивлен такому исходу событий с детьми.

А я? Что я?

Я уже знала. Ещё тогда, когда в прошлый раз нас с Ником чуть не застрелил мальчишка и когда Ник признался, что убил бы его.

Я видела сомнения в нем, да, всего лишь капли, но оно было. А ещё решимость и готовность пойти до конца.

Поэтому сейчас я не испытала удивления, лишь страх от осознания, что он всё-таки сделал это.

Пытаюсь понять, правда, и даже частично понимаю… Ведь, ранения у одного из тех мальчиков было слишком ужасным. А что насчет второго? Мы же не знаем наверняка.

И мыслями отвлекаться легче, когда отчетливо чувствуется манипуляции с ранами.

Пальцы Джеймса дрожат, губы плотно сжаты, и он не поднимает взгляда на Ника.

Последний молча прижимает моё плечо к столу, его ладонь тяжёлая и тёплая, и я чувствую, как будто он специально делает это чуть сильнее, чем нужно, чтобы боль отвлекала меня от вопросов. Его взгляд не отрывается от моего лица.

Осуждаю ли я его…?

Не знаю.

Наверное, больше нет, чем да…

Я правда пытаюсь оправдать убийство детей?!

БОЛЬНО!!!

Вздрагиваю всем телом, а руки Ника прижимают меня обратно к столу.

– Осторожнее, – произносит он для Джеймса сквозь зубы. Последний ругается себе под нос и ещё некоторое время мучает меня, останавливая кровотечение, чтобы дальше опустить руки и выдохнуть.

– Всё.

Он переводит взгляд на Ника, и в нём снова вспыхивает ненависть.

– Ты думаешь, я сделал это ради удовольствия, да? – спрашивает вдруг Ник, тихо, почти шёпотом, но так, что слова будто разрезают воздух. – Нет, Джеймс. Я сделал это ради того, чтобы мы выжили. Ради Шоу. Даже ради всех нас.

– Ради нас, Николас? Ты сам себе врёшь, – Джеймс лишь спокойно усмехается и качает головой. – Это была бойня. Ты мог оставить их в живых, но нет… ты решил, что ты… Бог.

Мгновение, и они стоят друг напротив друга. Ник выше, спокойнее, в его глазах только ледяная решимость. Джеймс же дрожит от ярости.

Я пытаюсь подняться или хотя бы пошевелиться, хочу остановить их, но из-за дурацкого наркотика ничего из этого не могу сделать.

Чёрт!

Джеймс бросает взгляд в сторону, туда, где остались трупы и качает головой:

– Нужно уходить.

– Нет. Останемся, пока Шоу окончательно не придет в себя.

– Если ты не можешь, то я понесу её. Но она здесь не останется.

Вижу, как в Нике из-за слов Джеймса всё натягивается, как его глаза темнеют.

– Ты к ней и пальцем не прикоснешься, Джеймс. Здесь безопасно.

– Здесь одни трупы. Если ты чокнутый, можешь спокойно оставаться среди них, это не значит, что все остальные такие же, Николас.

В комнате снова становится так тихо, что слышно, как капли крови падают с ножа на пол.

Ник делает шаг ближе, и воздух сразу тяжелеет. Его голос всё такой же ровный, но от этого только страшнее:

– Я сказал, мы останемся. Здесь. Пока ей не станет лучше.

– Ты думаешь, у тебя есть право решать за неё? За нас?! Ты ничем не лучше этих ублюдков, Ник. Только кровь, только смерть вокруг тебя.

На миг Ник замирает, но потом усмехается краешком губ:

– Может, так и есть. Но именно поэтому мы всё ещё живы.

Джеймс резко хватает Ника за ворот кофты, рывком притягивая к себе. Их лица почти соприкасаются, я слышу тяжёлое дыхание обоих.

А я, чертовски беспомощная, пытаюсь выдавить хоть звук:

– Хватит…

Оба поворачиваются на меня.

Джеймс сквозь зубы ругается, но уступает Нику… Или думает о том, как идти на поверхность, когда я в таком состоянии?

– Ладно. Останемся. После сразу уходим.

Он отходит, а Ник, наоборот, подходит ко мне и его взгляд перемещается на мои ранения. Парень осторожно касается их, проводит пальцами и замирает…

Если бы могла, то спросила бы, о чем он думает. Но могу лишь догадываться.

Замечаю, как Джеймс взял с дивана одеяло и вместе с ним направился к трупам детей, чтобы… прикрыть их.

Его движения резкие, будто каждое прикосновение к мёртвым детям обжигает его. Парень замирает на секунду, кулаки сжимаются, и по его лицу легко прочитать, он едва сдерживает желание врезать Нику.

Ник же будто не замечает. Его пальцы всё ещё лежат на моей коже, слишком медленно, слишком внимательно, словно он не про рану думает. В его взгляде что-то тяжёлое, невыразимое словами: и вина, и холодное оправдание самого себя.

В плане ощущений и мыслей меня бросает из стороны в сторону, но Ник… он всегда, и сейчас, и раньше, мог ловко управлять и направлять меня.

Он наклоняется, после садится на корточки так, что наши лица остаются на одном уровне.

– Прости.

За что он извиняется? За то, что мы попали в такую ситуацию? Тогда это нужно извиняться мне. За то, что сделал всё это? Перерезал здесь всех? Но ведь… я этого сама и пожелала. Хотела, чтобы их семью настигло наказание, чтобы они все сдохли. Я совру самой себе, если буду отрицать это. Или за то, что убил детей?

Вспоминаю, как папа застрелил Мари. Вернее, безумную Мари. Осудил бы он сейчас Ника на моем месте?

Я не могу.

И от этого становится ещё страшнее. Что я в некоторой степени прощаю такую жестокость, даже, вернее, закрываю глаза или смотрю сквозь пальцы?

Ник целует меня в лоб, касается кровавыми губами моей кожи.

Его поцелуй холодный и горячий одновременно. Слишком короткий, но оставляющий след, будто клеймо. И я понимаю, это не нежность, нет. Это обещание. Или напоминание, что теперь мы связаны ещё крепче, чем до всего этого.

Моя грудь сжимается, дыхание сбивается. Я должна чувствовать отвращение, злость, всё что угодно… но вместо этого есть лишь осознание перемешанное со страхом.

– Не смотри так, – тихо шепчет Ник, отводя взгляд в сторону. – Ты знаешь, Шоу, что я это сделал для защиты.

Он неправильно расценивает страх в моих глазах. Не из-за того, что Ник сделал это, а из-за того, как я среагировала.

Джеймс видит этот жест, этот поцелуй, и для него это словно последняя капля. Парень ничего не говорит, но я и так вижу во взгляде всё невысказанное.

Я просто прикрываю глаза и хочу отвлечься от всего, что произошло. От ужаса, что мы пережили.

Глава 6

Примерно через несколько часов я уже начала шевелиться и говорить, поэтому мы уже вот-вот уйдем.

Парни проверили рюкзаки и поняли, что эти люди забрали всю еду и даже испортили наши рации, но оружие трогать не стали. Впрочем, еду мы вернули обратно.

– Точно сможешь идти? – уточнил Джеймс.

– Думаешь, у меня есть выбор? Кровь не течет. А слабость пройдет. Тем более…

Я замолчала, не решаясь озвучивать последнюю мысль вслух.

Не смогу здесь находиться ещё лишний час. Кровь, кажется, въелась даже в воздух.

Мы покидаем это место.

Я на секунду оглядываюсь назад, и перед глазами снова встаёт эта картина: тёмные пятна на полу, неподвижные тела, запах, от которого выворачивает желудок.

Между Ником и Джеймсом напряжение натянуто, как струна… одно слово, и всё может снова сорваться.

Я делаю глубокий вдох и выдыхаю, стараясь отогнать тошноту.

Мы должны уйти. Просто уйти и больше никогда сюда не возвращаться.

Джеймс включает фонарик, как и мы, подсвечивая темноту вокруг.

– Пока нам туда, а дальше… Лучше выберемся сразу на поверхность. Там ориентироваться проще.

– Сколько вообще прошло времени с тех пор, как мы попали сюда? – спрашиваю я, прижимая свободную руку к животу.

Я не жалею о том, что Хлоя мертва. Что Ник убил её таким жестоким способом. Она это заслужила.

– Неизвестно, – отвечает Ник, – планшеты сломаны. Видимо, они помешали им. Полагаю, несколько дней, потому что от газа сложно сразу же проснуться. Тем более такого, которым очищали очаги.

– Это тот самый газ? Ты уверен?

– Да, Шоу. Мой отец его разработал, поэтому я отлечу его от любого другого. Даже если просто вдохну.

– Но как они его раздобыли?

– Не знаю. Возможно, в каком-то месте содержимое с газом, капсула, просто не раскрылась, и они обнаружили её, забрав себе и использовав уже дальше для того, чтобы усыплять людей, которые попадали в их ловушки.

Свет фонарика прыгает по стенам, выхватывая то ржавые балки, то трещины, то следы грязи на полу.

Чувствую напряжение, исходящие от Джеймса.

– Мы выбрались из ада… но, кажется, один демон идёт с нами, – произносит он тихо, почти шёпотом, глядя на спину Ника.

– Хватит, Джеймс, – глухо произношу я. Голос всё ещё слабый, но в этой тишине он звучит слишком отчётливо.

Воздух становится суше, прохладнее. Кажется, мы ближе к выходу. Но с каждой минутой идти труднее, слабость возвращается, голова кружится.

Фонарики скользят по своду тоннеля, и мне чудится, будто в трещинах стены шевелится что-то живое.

– Как нам связаться с другими?

– Закончим здесь и просто вернемся к машинам.

– Если мы не выходили на связь, то они могли и уехать, Ник, – говорю очевидный факт. – Закончили и уехали.

– Значит, найдем другую машину и доберемся уже сами.

Мы идём долго, и каждый шаг отдаётся в висках. Тоннели тянутся бесконечно, одинаковые, сырые, со сводами, будто давящими на плечи.

Здесь холодно. Кожа покрывается мурашками, а обувь даже немного промокает из-за количества воды снизу.

Наконец впереди появляется лестница. Металлическая, ржавая, она уходит в темноту вверх. Ник первым проверяет её, дёргает за перекладины, те дрожат, но держат.

– Я полезу первым, – говорит он коротко, и, не дожидаясь ответа, начинает подниматься. Его шаги отдаются металлическим звоном.

Наверху Ник упирается в крышку люка. Несколько секунд он толкает её плечом, потом медленно приподнимает, впуская сверху ночной воздух. Ник отодвигает крышку в сторону, выбираясь, а Джеймс помогает мне зацепиться за лестницу, которая находится достаточно высоко. Лезу следом, слыша противный скрип железа под ногами. Надеюсь, она не сломается. Не хотелось бы встретиться спиной с бетоном. Отказываюсь оглядываться, чтобы взглянуть на то, как высоко я от пола.

Ник протягивает руку, когда я преодолеваю последнюю перекладину.

– Давай, Шоу.

С усилием, опираясь на его хватку, выбираюсь наружу. Воздух холодный и влажный, как после дождя.

Джеймс поднимается следом, и Ник закрывает люк, чтобы не оставить следов.