Род Корневых будет жить! Том 1

Глава 1
Гибкая чёрная ящерка юркнула с камня в траву. Ни одна былинка не прошелестела, ни хвоинка не шелохнулась.
Я проводил взглядом ящерку и снова посмотрел в оптический прицел, наведённый на охотничий дом. Тот самый дом, в котором жил последние четыре года. С тех пор, как меня окончательно комиссовали. Признали не пригодным к воинской службе.
Где-то далеко треснула ветка. И мое тело, несколькими горячими точками приученное к реакции на любой резкий звук как на выстрел невидимого снайпера, тут же среагировало – я весь подобрался, готовый немедленно сменить позицию. Пришлось вдохнуть и выдохнуть, чтобы отпустило.
Когда для меня война закончилась, я понял, что жить мирной жизнью не могу. Не могу видеть так много беззаботных людей. В каждом втором видел террориста или наемника. И тогда беспечность гражданских начинала меня бесить…
А уж если выпью, так и вовсе крышу сносило.
Так бы и наломал дров, если бы школьный товарищ не устроил егерем в охотничье хозяйство – и от людей подальше, и при деле.
«Это хорошее место, – сказал он. – Хлебное!»
Кто ж знал, что «хлеб» окажется вот таким…
И тем не менее я понимал, что бывший одноклассник действовал из самых лучших побуждений. Только он у меня и остался. Были ещё боевые товарищи, но все вернулись домой двухсотыми. Мне повезло. А может, и нет…
Сейчас я смотрел в прицел и был готов нажать на спусковой крючок. Сейчас в моём доме бесчинствовали особые гости. Те, для кого я должен был организовать элитную охоту.
Это так называлось. А по сути, браконьерство.
Ублюдки в доме были власть имущими хозяевами жизни, сильными мира сего. Олигархами и продажными чиновниками. А один даже представитель иностранной фирмы приехал из-за рубежа поохотиться. Когда-то эмигрировал из России, и вот вернулся в новом качестве.
Они сначала пили, как свиньи. А после с вертолёта расстреливали краснокнижных пятнистых оленей. И пофиг, что оленихи сейчас были с малышами. И ладно бы ещё мясо в дело пошло, а то бросили, где убили. Даже садиться не стали.
А потом, когда вернулись в охотничий домик, их прислужники привезли двух совсем ещё девочек. И сейчас эти сволочи развлекались по полной.
Я хотел ещё в доме из охотничьего ружья перестрелять мерзавцев, да начальник службы безопасности что-то почувствовал, и мне пришлось оставить ружьё и уйти в лес.
Тем лучше! В лесу неподалёку от брошенного волчьего логова у меня кое-что было припрятано!
Карабин СКС с магазином, хорошей оптикой и пачкой патронов я месяц назад нашёл на стоянке браконьеров при очередном обходе и на всякий случай оставил себе. Как чувствовал, что пригодится.
Хорошо, что самих браконьеров на стоянке не застал, а то пришлось бы оружие сдавать, иначе браконьеры сдали бы меня – как говорится, ни себе, ни людям. А мне с оружием спокойнее.
Браконьеров, кстати, я потом тоже взял. Лося без путёвки завалили. Ничего, отдохнут теперь в местах не столь отдалённых. Раньше штрафами и конфискацией оружия и машины отделались бы, а сейчас хренушки! Сейчас под суд! А если учесть, что задержаны не в первый раз, то срок мотать точно придётся.
Хранил я карабин в дупле столетней сосны, предварительно обернув чехол мешковиной. И теперь достал…
Ящерка скрылась в траве. Зато на крыльцо вышел голый по пояс иностранный гость. Застегнул ширинку и сладко потянулся. СБ-шник тут же подобострастно протянул ему сигареты и чиркнул зажигалкой. Высокий гость прикурил и выпустил в небо струйку дыма. Довольный гад!
Я решил, что этот эмигрант хренов будет первым.
Палец уверенно лёг на спусковой крючок. Я прицелился, задержал дыхание и…
Привычный удар в плечо. И фонтан мозгов вперемешку с кровью у дорогого гостя.
На мою удачу, в это же время за дверь высунулся местный олигарх.
Он отправился следом за эмигрантом.
По второму выстрелу охранники срисовали моё расположение и, бросившись врассыпную, начали меня окружать.
Но у меня было преимущество – я тут каждую кочку знал! Естественно, я не стал дожидаться – сменил расположение. И в окно достал ещё одного ублюдка.
Обойдя СБ-шников по широкой дуге, я подошёл к дому с другой стороны. Вошёл.
Истерзанные девчонки сидели, прижавшись друг к дружке. Зарёванные и испуганные.
Я кивнул им, чтобы уходили, и направил карабин на елозящего по полу чиновника.
Хотелось сказать что-нибудь пафосное, но я просто выстрелил.
Был ещё один почётный гость. Но эта гнида где-то затихарилась.
Аккуратно выглянул в окно. Увидел девчонок, бегущих в лес.
И тут прозвучало два выстрела. Не моих.
Девчонки, словно наткнулись на невидимую преграду, запнулись и упали, нелепо раскинув руки.
Их-то за что?! И так настрадались…
Суки! Зарою! Всех зарою! Сдохну, а зарою!
В самом начале я не хотел стрелять в СБ-шшников. Всё-таки парни на работе. Но после девчонок начал бить на поражение.
Я прекрасно понимал: живым меня не оставят. Поэтому дозарядил магазин, собираясь забрать с собой как можно больше этих никчёмных жизней. И вдруг краем глаза увидел шевеление в углу, где лежал мой тулуп. Нашёлся, гость дорогой! Сейчас мы пообщаемся!
Прикинул, где может быть голова. Выстрелил.
Клиент вскочил, держась за задницу.
– Извините, ошибочка вышла, – усмехнулся я. – У вас голова от жопы не отличается…
Добил, чтоб не мучился.
И тут в окошко залетела дымовая граната.
Спутать с чем-то РДГ-2Б было невозможно. И где только они взяли это старьё?!
Что ж, я сразу знал, что меня положат. Зато несколькими мразями на земле теперь будет меньше.
Вслед за гранатой вбежали СБ-шники.
Успел выстрелить дважды.
Я даже увидел приближающуюся пулю. Потом был резкий толчок, вспышка яркого света и темнота.
Очнулся я от того, что кто-то тряс меня за плечо.
– Володя, Володя, ты в порядке? – снова и снова повторял ломающийся юношеский голос.
То ли от того, что меня трясли, то ли от голоса, но у меня было ощущение, будто мозги с кишками в одном миксере бултыхаются. Аж затошнило.
Я застонал и открыл глаза.
– Жив, слава Роду! – выдохнули рядом.
Голоса были обеспокоенные и совершенно не знакомые.
А ещё прямо в лицо хлестал холодный дождь. Такой, какой бывает в конце октября.
Дождь заливал глаза и не давал рассмотреть, что вокруг.
Я поднял руку, чтобы стереть с лица влагу и удивился, с каким трудом далось это простое движение.
Два парнишки лет по пятнадцать-шестнадцать в кадетской форме помогли мне подняться.
Как оказалось, я тоже был в такой же форме. Не только насквозь мокрой, но и в глине. Видимо, от падения.
Прямо передо мной, заложив руки за спину, стоял седой китаец и сочувственно смотрел на меня. Из-за него не было видно, что впереди.
Я попытался стоять самостоятельно, без поддержки – что я, не мужик что ли? Но раскисшая земля поплыла под ногами, и парням пришлось снова подхватить меня.
– Где я? – прошептал я.
Хотел нормально спросить, но получился только хриплый шёпот.
Китаец, отошёл в сторону, и я увидел четыре гроба – два больших, один поменьше, и четвёртый совсем короткий. Они стояли на табуретках рядом с вырытыми могилами.
Рядом с гробами я увидел двух баб – одна потолще и постарше, а другая – фигуристая девушка. А ещё невысокого мужичка – он что-то мял в руках. Как будто кепку или шапку.
Все они горестно вздыхали, глядя то на гробы, то на меня.
Едва я поднялся, как девушка запричитала:
– Горе-то какое! Что же теперь будет?
И тут позади меня кто-то произнёс:
– Барин, надо бы проститься с родными. Что ж они мокнут-то…
Я обернулся и увидел коренастого бородатого мужика и ещё одного – в сером балахоне. Они оба выжидательно смотрели на меня.
Мужичок с кепкой в руках вдруг швырнул кепку на землю и в сердцах воскликнул:
– Чтоб им всем там повылазило! Этим ублюдкам…
И тут же та женщина, что постарше, со страхом прервала его:
– Тише, Кузьма! Тише! Не ровен час услышат!
Поддерживаемый парнями, я шагнул к гробам.
В одном из больших гробов лежал мужчина с бакенбардами. Он был в мундире и при орденах. Во втором – миловидная женщина. Ещё в двух – мальчишка лет десяти и девочка с кудряшками. Ей было от силы лет пять.
Из-за моей спины к гробам выступил мужик в сером балахоне. Подошёл к изголовьям и затянул:
– Великий Род! Прими своих детей Дмитрия и Марию, и чад Александра и Светлану! Освети им путь сквозь тёмные миры до самого Источника. И пусть они там найдут свой покой!
Потом мужик посмотрел на меня, явно ожидая от меня каких-то действий.
Я с удивлением уставился на него.
– Владимир Дмитриевич, попрощайтесь с папенькой и маменькой и с братцем и сестрёнкой, – подсказал он.
Парни подтолкнули меня вперёд.
Ничего не понимая, я по инерции шагнул к гробам. Я не знал, что нужно делать. Это были чужие люди, чужие похороны, чужой мир.
Но все стояли и смотрели на меня, ждали.
Подчиняясь внезапному порыву, я прикоснулся к руке того, кого назвали моим отцом.
И вдруг над его телом поднялся матёрый волчище!
Не сам волк, конечно. А облако в виде волка.
Пока я пялился на волка во все глаза, тот вдруг с поистине королевским достоинством кивнул мне. А потом вознёсся в небо.
– Хороший знак! Ваш батюшка благословил вас! – сказал мужик в балахоне. – А теперь, Владимир Дмитриевич, попрощайтесь с матушкой.
Я прикоснулся к руке женщины. И над гробом появилась волчица. Она была под стать только что вознёсшемуся волку – сильная, благородная.
Сам не зная почему, я поклонился волчице. А она вдруг потянулась и лизнула меня в лоб.
Я отшатнулся.
Пасть волчицы раздвинулась в улыбке. И волчица вознеслась вслед за волком.
Пока мужик говорил про то, что и матушка тоже благословила меня, я подошёл к мальчику и девочке.
Вгляделся в лица детей. Они были похожи на своего отца.
Из-под ворота платьица на шее у девочки виднелась рана. Такие бывают, когда перерезают глотку. Я насмотрелся на такие в горячих точках…
Я сразу понял, что умерли все четверо не своей смертью, а были жестоко убиты.
– Это что за звери могли такое сотворить с вами? – прошептал я, прикасаясь одновременно к рукам и девочки, и мальчика.
И тут же два облачных волчонка поднялись над телами и принялись играть, бегать, носиться вокруг меня.
– Я отомщу за вас! – пообещал я волчатам, и те, оббежав ещё раз вокруг меня, наперегонки рванули к небу.
Мужик в балахоне поклонился мне.
– Ваше благородие, Владимир Дмитриевич! Вы получили полное благословение вашего рода. Теперь вы глава, и на ваши плечи ложится весь тяжкий груз. Примите мои соболезнования… В такое тяжёлое время…
Женщина, что постарше, смотрела на меня сочувственно. А мужики – оба, и тот, который с кепкой – Кузьма, и коренастый – тяжело вздыхали.
– Что ж теперь будет? – снова запричитала девушка. – На кого батюшка с матушкой нас оставили? Осиротели мы…
– Тише ты, Матрёна! Раскудахталась! – оборвал её коренастый. – Молодому барину и так тяжко! Он ведь отца с матерью лишился!
– Так ведь без силы он! – продолжила причитать девушка. – Кто ж нас защитит? У молодого барина силы-то нет совсем!
На этот раз её оборвала та, что постарше:
– Помолчи, Матрёна! – строго сказала она. – И Дмитрий Петрович, и Мария Ивановна, да и братик с сестрёнкой благословили молодого барина.
И девушка заткнулась.
Подошли четверо дюжих парней и на верёвках начали деловито спускать гробы в подготовленные могилы.
Я стоял, поддерживаемый двумя парнями в кадетской форме, такой же, как и у меня. И смотрел, как гробы опускают в землю, как забрасывают землёй. И, под причитания баб, слушал отчёт коренастого мужика о том, что убитых крепостных похоронили на нижнем кладбище. Моё благородие не стали беспокоить, чтобы смог проститься с родными.
– Крепостные отнеслись с пониманием, – негромко говорил он. – Тревожатся только, как же теперь без защитной силы… Вы бы, молодой барин, потом сходили бы, успокоили людей.
Я кивнул, чтобы только он отвязался от меня.
Мне совсем были непонятны их слова по поводу силы.
Но вот что меня однозначно взбесило, так это убийство детей! Их смерти не останутся неотмщёнными! Никогда не прощу тех, кто это сделал! Я буду не я, если не найду этих ублюдков и не сдеру с них кожу! И не важно, что этих мальчика и девочку при жизни я совсем не знал… Убивать детей, да ещё так жестоко – это непростительный грех!
Вот только на моих глазах застрелили двух девчонок, я не смог их спасти. И тут опять. Ненавижу!
Могилы закопали, сформировали над ними ровные холмики, а в ногах поставили невысокие ошкуренные деревянные столбы с вырезанными на них знаками.
– Земля осядет, – сказал коренастый. – Тогда и сделаем надгробия честь по чести.
Дождь продолжал лить как из ведра.
Мужик в сером балахоне и парни, закапывавшие могилы, поклонились мне и пошли прочь. Но остальные не расходились – стояли, смотрели на меня.
Мне было неуютно под их взглядами. Я вообще не люблю, когда на меня вот так смотрят. А тут не просто смотрят, а ещё и ждут чего-то.
Чтобы как-то с этим справиться, я спросил у всех сразу и ни у кого конкретно:
– Вы знаете, кто это сделал?
– Да как не знать-то? – с болью в голосе произнёс Кузьма. – Про то все знают, да не говорит никто!
– Кузьма! – попыталась остановить мужичка пожилая толстуха.
Но я не обратил на неё внимания и кивнул мужичку:
– Продолжай!
– Так это его светлость князь Волков Александр Петрович приказали. Извести, мол, род Корневых под корень, и чтоб ростка не осталось!
До меня не сразу дошло, что Корневы – это фамилия тех, кого только что похоронили. Интересно, а почему тогда над телами появились волки? По идее должны быть какие-нибудь корни… Странно это.
А мужичок продолжал:
– Никого не пощадили! Ни деток малых, ни крепостных. Кто остался, так только чудом и заботами покровителя нашего Рода.
Мне было странно слышать все эти разговоры про рода, князей. Странно и дико было, когда ко мне обращались: барин. Но я видел обращённые на меня взгляды и читал в них безнадёжность. Почти у всех. Кузьма вон только был не согласен. Да у седого китайца непонятно что на уме. А остальные были испуганы и расстроены.
Да, я вот только воевал с оборзевшими олигархами. Устроил им так сказать царскую охоту.
Но тут совсем другой мир. Незнакомый.
Это что? Другая жизнь? Или бред моего истерзанного в горячих точках мозга?
Но как бы там ни было, я не мог смотреть этим людям в глаза. Мне было стыдно, как будто это моя вина, что у них в глазах безнадёга, моя вина, что столько погибших!
Я не знал, что сказать, поэтому повернулся к коренастому:
– Вы говорили, нужно успокоить людей?..
– Так и есть, барин! Надо сходить, – с видимым облегчением ответил коренастый.
У него глаза были полны тоски и боли, из чего я понял, что его близкие тоже погибли. А он, получается, на их похоронах не был, потому что был на этих…
Я ещё раз обвёл взглядом тех, кто стоял сейчас передо мной и ждал моего решения, и сказал коренастому:
– Ну так не будем тянуть. Ведите!
Он развернулся и пошёл по раскисшей от проливного дождя дороге. Старался идти по краю – по траве. Чтобы не скользить.
Я пошёл следом за ним.
Следом за мной Кузьма и кадеты – они так за всё время не проронили ни слова. И по их лицам было видно, что они расстроены и… не знаю… обескуражены, что ли. Если не испуганы.
За парнишками потянулись Матрёна с пожилой толстухой.
Китаец остался возле могил.
Он стоял, заложив одну руку за спину. И смотрел на свежие холмики. Как будто разговаривал с видимыми только ему собеседниками.
Парни, закапывающие гробы и мужик в сером балахоне ушли уже далеко. Их фигуры едва виднелись впереди.
До меня донёсся голос Матрёны:
– Вон, даже преподобный Велеслав ушёл, не остался с барином… Сразу видно, что ни во что не ставит…
– Ну и балаболка ты, Матрёна! – возмутилась пожилая женщина.
– Тебе-то, Прасковья, что? – огрызнулась девушка. – Тебя за твои пироги в любом доме приютят! А мне куда деваться?
Я понял, что пожилую толстуху зовут Прасковья, и она кухарка. Ну что ж, можно было догадаться по комплекции.
– Да куда я уйду от барина! – возразила Прасковья. – Я ж его с измальства вырастила! Никуда я не пойду! Тут мой дом, тут и останусь.
– Даже когда эти за молодым барином вернутся? – недоверчиво спросила Матрёна.
– Даже когда вернутся! – спокойно и уверенно подтвердила Прасковья.
Обе так и сказали: «когда», а не «если». Получалось: обе были уверены, что убийцы вернутся.
Ну, что ж! Пусть возвращаются! Устрою и им царскую охоту! Отомщу за убитых!
И тут на дороге появились трое верховых.
Вороные кони танцевали под ними, готовые ринуться вскачь, но всадники удерживали их.
Ехали они не спеша. Тот, что посредине, был в шапке и добротном зипуне зелёного сукна с меховой оторочкой, украшенный вышивкой и шнурами. Двое по бокам одеты в зипуны и шапки попроще. У всех троих на боку в ножнах висели сабли.
– У! Злыдни! – проворчал Кузьма и отступил за мою спину.
Коренастый тоже как будто запнулся и пропустил меня вперёд.
– Кто это? – спросил я не оборачиваясь.
– Волковские прихвостни, – выплюнул Кузьма.
Глава 2
По обе стороны от дороги расстилались поля. Урожай был уже убран, и на полях торчала неровно срезанная стерня.
Я привык, что и пшеница, и гречка, и другие культуры растут рядками – механизация как ни крути всё ровняет. А тут явно росли зерновые, и садили их точно не механической сеялкой. До и убирали не комбайном.
За полями по правую руку виднелась полоска леса. А слева вилась широкая река. А за ней – просторы необъятные!
Всё это я успел рассмотреть, пока всадники приближались. А ещё увидел, что укрыться негде. Встреча неизбежна.
Нет, я не собирался прятаться. Просто отметил для себя, что место открытое. Они на конях, а мы пешие. Эх, сюда бы мой карабин СКС… Весь мой боевой опыт говорил, что карабин будет не лишним. Но я был безоружен. Возможно, поэтому, едва я увидел всадников, появилось чувство тревоги.
Чем ближе подъезжали всадники, тем сильнее было желание остановиться, отойти на обочину и подождать, пока они проедут. И не просто остановиться, а склониться перед ними.
Дикость, конечно, но давление было невыносимым.
Склоняться я не собирался. С чего бы?!
К тому же, понимал: нельзя волку показывать слабость, иначе он набросится на тебя.
А потому я упрямо шёл вперёд, чувствуя, что за мной идут люди. Причём, за мной – в самом прямом смысле: за моей спиной.
Тревога и желание отойти в сторону и пропустить всадников давили, принуждали остановиться. Но я шагал, сцепив зубы.
В голове крутились слова Кузьмы «Волковские прихвостни». А ещё то, что его светлость князь Волков Александр Петрович приказал извести род Корневых под корень. А значит, всадники, которые приближались, так или иначе имели отношение к тем, кто убил детей.
И отступать перед ними? Да ни за что в жизни! Я никогда не отступал перед мразями!
Единственное, что меня удивляло, так это с чего у меня такая реакция? Я про тревогу… Слишком она сильная. Совершенно необоснованно! Что я, верховых не видел, что ли? Видел, и не раз. И сам умел неплохо управлять лошадью. А тут прям придавило!
Боялся ли я этих верховых? Нет, не боялся. Совсем!
И всё-таки было ощущение, будто кто-то сжал сердце и не даёт ему свободно гонять кровь по жилам. И я ничего не мог с этим поделать. Мог только шагать на упрямстве и всё.
Всадники приближались. Давление усиливалось. В глазах потемнело, во рту появился привкус крови, виски сжало, стало трудно дышать.
Но я продолжал переставлять ноги. Уже почти ничего не соображая. Я просто пёр вперёд и всё!
Прямо перед нами верховые остановились. Перекрыли нам путь.
Я тоже вынужден был остановиться.
Рядом со всадниками я чувствовал себя маленьким и ничтожным – вот сейчас меня втопчут в грязь, и там-то моё место и есть…
И тут же внутри меня поднялась злая волна: а вот хренушки! И я выпрямил спину, хоть это и стоило мне неимоверных усилий.
– Поклонись, невежда! – процедил один из прихвостней разряженного ублюдка и положил руку на головку рукояти сабли.
– С чего бы? – процедил я сквозь зубы. – Тебе надо, ты и кланяйся!
Эти слова дались мне с огромным трудом. Словно у меня на плечах лежала бетонная плита, и мне мало того, что нужно было её удержать, так ещё я должен отвечать этим уродам!
Люди за моей спиной зашушукались, но я поднял руку, и они замолчали. Не хватало ещё, чтобы гражданские вмешивались.
– Подонкам не кланяюсь! – сказал я и выплюнул кровь под ноги коню.
– Да как ты смеешь?! – рявкнул второй прихвостень и замахнулся на меня плетью.
И не просто замахнулся, а стеганул.
Но плеть не коснулась меня. Её перехватил китаец, неизвестно как оказавшийся рядом со мной. Я ведь хорошо помнил, что он остался около могил. Но он очень быстро догнал нас.
Китаец не просто перехватил плеть, он легонько дёрнул её, и верховой чуть не упал с лошади.
И я видел: если бы китаец дёрнул чуть сильнее, то легко сдёрнул бы всадника с седла. Но он не стал этого делать, а только как бы предупредил.
Верховой вспыхнул от гнева. Тем не менее слегка сдал назад.
А китаец, отпустив плеть, наложил пальцы одной руки на другую, выставил руки кольцом перед собой и поклонился.
– Имейте уважение к смерти! – с лёгким акцентом сказал он. – Молодой господин только что похоронил родных.
Разряженный демонстративно не обратил на китайца внимания. Словно тот был пустым местом. И лишь кинул мне:
– Ты не сможешь всегда прятаться за своего китайца! В академии его не будет. А наши люди там есть. Живи и бойся! Мы придём за тобой! – И вдруг добавил со злой усмешкой: – Вот сегодня и придём!
А потом, оглядев присутствующих, словно стараясь запомнить всех, кто стал свидетелем его слабости, развернулся и пришпорил коня.
Оба его подручных поскакали следом.
Они не стали продолжать путь, а повернули обратно. И это было очень плохим знаком! Это говорило о том, что встреча не была случайной, они приходили по мою душу. А значит, обязательно вернутся!
И тем не менее, я проводил их презрительным взглядом – что-то для тех, кто действительно силён, разряженный придурок наговорил мне слишком много слов.
Однако, недооценивать их слова было нельзя – змея кусает исподтишка. Поэтому нужно быть готовым к подлости.
Как только они ускакали, давление отпустило, и я покачнулся. И снова, закашлявшись, выплюнул кровь.
Я видел, что оба парнишки в кадетской форме готовы подставить мне плечо. Но я покачал головой, отказываясь от их помощи. Пока могу стоять сам, я не буду ни на кого опираться!
Китаец тем временем повернулся ко мне и поклонился, точно так же, как и перед этим – соединив пальцы обеих рук и выставив руки перед собой. И сказал с лёгким акцентом:
– Молодой господин, простите меня за задержку.
Мне это было непривычно, и я подхватил его под руки, принуждая подняться.
– Да что вы! Спасибо вам большое!
– Эти Волковы совсем оборзели! – выступил вперёд Кузьма.
Но наткнулся на взгляд китайца и сразу же опустил голову.
– Ничего, – ответил ему я. – Эти волки об корни зубы-то себе переломают!
– Хороший ответ! – одобрительно улыбнулся китаец.
Волковские люди тем временем скрылись из виду, и я повернулся к коренастому:
– Ведите!
Коренастый выступил вперёд, и мы пошли дальше. Только теперь китаец шагал немного позади меня.
Я шёл и думал: наверное, это всё-таки новая жизнь. Только почему я подросток? Почему не родился заново? Да и память моя предыдущая вся сохранилась. А вот знаний об этом мире у меня совсем нет. А ведь тело как-то дожило до этого возраста?
Сколько мне? Лет пятнадцать-шестнадцать, так же, как и парнишкам в кадетской форме? Наверняка же одноклассники или приятели. А я ведь даже их имён не знаю…
Мы шагали под проливным дождём по раскисшей дороге уже довольно долго. И я вдруг подумал: интересно, а как гробы с телами к месту захоронения доставляли? Явно не на плечах – тут и людей столько нет.
Наконец, мы поднялись на взгорок, и я увидел усадьбу. Двухэтажное здание с лепниной и колоннами. И клумбами перед высоким и широким крыльцом.
Оглянувшись на следовавших за мной людей, я увидел, с какой тоской посматривает в сторону усадьбы промокшая насквозь Матрёна. Да и не только она. И остальные тоже.
Но никто не решился и слова сказать, чтобы уйти с дождя.
Что касается коренастого, он только один раз глянул в сторону усадьбы и повёл нас мимо.
– Подождите, – обратился к нему я.
Коренастый остановился и поклонился. Не так, как китаец, но тоже с уважением.
– Слушаю, Владимир Дмитриевич.
– Может, отпустим остальных людей? – спросил я у него. – Чего они мокнут?
– Как скажете, Владимир Дмитриевич!
Он больше не называл меня молодым барином. Похоже, встреча с прихвостнями Волковых добавила мне в его глазах уважения.
Коренастый глянул на тех, кто шёл позади, и сказал:
– Идите в дом. Прасковья, готовь поминальный обед. Матрёна, помогай ей. Кузьма, протопи печи, чтобы барин, как придёт, мог погреться.
– Слушаюсь, Егор Казимирович, – ответил Кузьма и поклонился мне: – Спасибо, Владимир Дмитриевич!
Женщины повторили слова благодарности вслед за ним и поспешили в дом.
Я повернулся к парням в кадетской форме.
– Вы тоже идите, не мокните. А мы скоро придём.
Парнишки не стали спорить. Они, ссутулившись, побрели за женщинами.
Я посмотрел им вслед. Наверное, они приехали с другом на похороны, чтобы поддержать его. И вполне может оказаться так, что привлекли внимание Волковских людей. Интересно, они понимали это или нет? И что они будут делать дальше?
Мой опыт показывал, что может быть всё что угодно.
Однако перед Волковскими прихвостнями парни не дрогнули. Всё-таки, хозяину тела повезло с друзьями.
Но сейчас нужно было решить другие вопросы, и я повернулся к китайцу.
– А вы? – спросил я у него. – Вы пойдёте в дом?
Мне было неудобно, что он мокнет, и не хотелось, чтобы он уходил.
Китаец снова наложил пальцы одной руки на другую, выставил руки перед собой и поклонился.
– Мо Сянь останется с молодым господином, – уверенно ответил он.
Если честно, я почувствовал некоторое облегчение.
Кивнув китайцу, я повернулся к Егору Казимировичу. По всей вероятности, он был управляющим в роду Корневых. Ну что ж, он создавал впечатление толкового мужика.
Егор Казимирович не стал ждать моего приказа, развернулся и пошёл дальше.
Мы шли в сторону леса. И тут за пеленой дождя я разглядел частокол. Видимо, он огораживал поселение. И я понял, что мы направляемся именно туда.
Егор Казимирович сбавил шаг и пошёл рядом со мной.
Я видел, что он хочет что-то сказать, и кивнул, мол, давай.
– Волковы напали сначала на имение, – начал рассказывать управляющий. – Первым делом перебили слуг. Ваш батюшка призвал силу, но с ними был чёрный колдун, и он очень быстро погасил силу Дмитрия Петровича. Пока Дмитрий Петрович боролся с колдуном, Мария Ивановна послала меня предупредить крепостных, чтобы они бежали в лес. А сама отправилась помогать мужу. Никогда не прощу себе, что оставил их…
– Уважаемый Егор Казимирович не смог бы остановить чёрного колдуна, – вмешался Мо Сянь. – Егор Казимирович не должен себя винить. Он спас много жизней.
Некоторое время мы шли молча. Потом управляющий с болью в голосе продолжил:
– И ведь выбрали, сволочи, момент, когда Мо Сянь за вами уехал! Чтобы привезти вас с друзьями на день величания Рода. К тому же Дмитрий Петрович приболел…
Во как! Выходит, хозяин тела с друзьями ехали вовсе не на похороны! Они ехали на праздник…
Я непроизвольно вздохнул.
Я не знал такого праздника. В моём мире не было дня величания Рода. Но это было не важно. Важно то, что Волковы знали, когда напасть. Убийство семьи, включая детей было спланировано! И, если они решили вырезать род, то должны прийти за мной. Может, те трое на конях и ехали по мою душу? И если бы не вмешательство Мо Сяня…
– Мог ли кто-то рассказать Волковым? – спросил я. – Кто-то из домашних…
Управляющий с удивлением посмотрел на меня.
– Как можно?! – возмутился он. – Никому в здравом уме не придёт в голову предавать свой род!
Что ж, его вера в людей похвальна. Но мой жизненный опыт говорил, что такое вполне возможно. Тем более, что тут одно к одному: глава рода заболел, китаец уехал. Напали именно в тот момент, когда защита ослабла. Ох, неспроста это, ох, неспроста!
За разговорами мы вошли в деревушку, окружённую частоколом.
В одном месте частокол покосился, и Егор Казимирович, поймав мой взгляд, тут же заверил меня:
– Распоряжусь, чтобы мужики поправили! До ночи сделаем! Я сам прослежу.
Я кивнул. Раз управляющий придавал такое большое значение частоколу, значит тот важен.
Интересно, что вокруг усадьбы частокола не было – это я успел заметить.
И вообще вокруг усадьбы не было никакого забора. К тому же она находилась в отдалении от поселения крепостных. А вот поселение крепостных как раз было защищено. Странно это… Как-то по логике вещей должно быть наоборот. Барская усадьба обычно защищена лучше, чем жилища простых людей.
Егор Казимирович направился прямиком в большую избу в центре деревушки.
Как только мы поднялись на крыльцо и открыли двери, гул, который там стоял, моментально стих.
На лавках за большим столом сидело человек тридцать разновозрастного народу. Видно было, что стол рассчитан на большее количество человек.
И действительно во многих местах стояли кружки, накрытые ломтем хлеба. Я сразу догадался, что они обозначали места тех, кто погиб.
Радовало, что пустых мест было сильно меньше, чем занятых. Но огорчало, что пустые места в принципе были.
Егор Казимирович прошёл во главу стола и отодвинул пустующее кресло. На столе в этом месте тоже стояла кружка с ломтем хлеба. А рядом ещё три…
Я понял, что крестьяне поминают и главу рода тоже. Вместе с семьёй.
– Владимир Дмитриевич, – в полной тишине позвал меня управляющий. – Садитесь, пожалуйста!
Я прошёл. Но садиться не торопился.
Китаец, который тенью шёл за мной следом, встал за моей спиной. Замер, как истукан.
Люди сидели и смотрели на меня. В их глазах читалась обречённость, и это резануло мне по сердцу. Я снова почему-то почувствовал себя виноватым перед этими людьми.
Я понимал, что это чувство совершенно иррационально, но я его испытывал.
Было в этом что-то сродни тому желанию склониться, которое я испытывал перед верховыми.
Ни то, ни другое чувство не могло быть моим – конников я не боялся, а этих людей видел впервые в жизни. Однако стыд я сейчас испытывал, и он был сильным.
В прошлый раз я решил идти до конца и не останавливаться, хотя чуть не сдох там, рядом с Волковскими людьми. И теперь я точно так же решил защитить этих людей.
Ну или хотя бы как-то утешить их, посочувствовать. Ведь тут люди потеряли своих близких.
Я откашлялся и сказал:
– Я соболезную вам… Я… Мне очень жаль.
Люди молчали.
И я вдруг разозлился и заявил:
– Я обещаю, что буду защищать вас, не щадя своей жизни!
– Значит, недолго, – в полной тишине обречённо произнёс кто-то, я не понял кто.
Меня эти слова словно ужалили. И я, подняв руку, произнёс:
– Клянусь, что сделаю всё, что от меня зависит и то, что от меня не зависит, чтобы защитить вас! Я разберусь с теми, кто убил наших родных!
– Да как же, барин, без силы-то? – спросил дедок с длинной седой бородой. – Это же невозможно! Это же просто самоубийство, без силы-то.
В который раз я слышал про то, что у меня нет силы. И я догадывался, что имеется ввиду совсем не физическая сила, а что-то другое. Я не понимал что. Но сейчас было не время расспрашивать и выяснять. Сейчас передо мной сидели люди, которые ни на что не надеялись. А это было неправильно.
Пусть этот мир чужой мне. Но я только что похоронил тех, кого все называли моими отцом и матушкой. И ещё я похоронил детей.
И здесь, за столом тоже сидели дети…
Я не мог допустить, чтобы погибли и они.
А потому ответил деду:
– Сила ещё не всё, уважаемый. – Помолчав, я добавил: – Но, если нужно, я её обрету!
– Да как же обретёте-то?.. – начал белобрысый подросток, сидящий рядом с дедом. – Ещё же никому не удавалось!
– Цыть, Микола! – прикрикнул на него дед. – Не лезь, когда взрослые разговаривают!
Парнишка тут же примолк. Но потом всё же, покосившись на меня, тихонько пробурчал:
– Ага, взрослые… Конечно! Очень Владимир Дмитриевич взрослые…
И тут же словил от деда подзатыльник.
После этого замолчал окончательно. Однако, весь вид его говорил, что он не согласен с дедом.
И мне почему-то захотелось доказать именно ему… Захотелось, чтобы именно он поверил в меня.
– Не всё в мире решается силой, – негромко, но уверенно сказал я.
Уверенно, потому что я точно знал это. Сколько раз было такое, что мы выходили против превосходящего наши силы врага. И побеждали!
И тут победим!
Дайте только разобраться, что здесь к чему.
Но времени на то, чтобы выяснить, что к чему, судьба нам давать, похоже, не собиралась.
Распахнув дверь, в избу вбежала запыхавшаяся девчушка лет восьми и выдохнула с порога:
– Волколаки! А ещё лютые мертвецы!
Глава 3
– Где? – коротко спросил седобородый дедок.
– Из леса вышли. Мы с девчонками к ручью за диким луком пошли, а тут они. Ну мы в овраг и бегом сюда.
– К ручью… Много их? – снова спросил дедок.
Девчонка только кивнула.
Она была очень собранной. Никакого страха, а тем более паники и близко не было! Это говорило о том, что опасность серьёзная, но привычная – и девчонка, и жители поселения знают, как себя вести и здраво оценивают все риски.
И по тому, как все подобрались, было понятно, что риски совсем не маленькие.
– Хорошо! – сказал дедок и посмотрел на управляющего.
Егор Казимирович кивнул и сразу же начал распоряжаться.
– Фёдор! – обратился он к крепкому молодому мужчине – широкоплечему с огромными ручищами. – Бери двоих и быстро закрепите частокол. Подпорки хотя бы поставьте. А потом пробегите посмотрите изгородь. Надо было сразу поправить!
Фёдор ничего не ответил, зыркнул только. Потом ткнул в двоих мужиков:
– Ты и ты! Идёмте! – и они вышли из избы. Быстро, но без суеты.
– Савелий, на тебе ворота! Возьми вон Миколу в помощники.
Белобрысый подросток, нетерпеливо ёрзавший за столом с того самого момента, как девчонка сообщила об угрозе, тут же подорвался и выскочил вслед за слегка прихрамывающим Савелием.
– Дуня, – продолжал отдавать распоряжения Егор Казимирович. – Бери баб, идите грейте масло!
Молодая женщина передала беременной соседке малыша и поднялась. Вслед за ней поднялись ещё три молодухи.
– Дед Радим… – Егор Казимирович повернулся к седобородому.
– Да, я знаю, – опираясь на посох, поднялся тот. – Успею. Пусть согреют хорошенько.
И он шаркающей походкой направился на выход.
Вскоре в избе остались только беременные на большом сроке, малые дети да дряхлые старики. Ну и я с китайцем – он всё так же стоял за моей спиной, словно истукан.
Я тоже направился на выход, чтобы помочь хоть чем-нибудь в обороне, однако Егор Казимирович вежливо, но твёрдо остановил меня:
– Владимир Дмитриевич, останьтесь тут. Там помочь вы не сможете, только мешать будете.
Управляющий потоптался на месте, и, нахмурившись, вышел наружу.
Я чувствовал себя прегадко. Оставили меня в доме с немощными и с малыми детьми, как будто и сам я немощный или дитё. Я взрослый мужик, а должен отсиживаться, когда людям грозит опасность?! Да ни за что в жизни!
И я шагнул к двери.
Дорогу мне моментально перекрыл китаец. Он поклонился, выставив перед собой руки, соединённые в кольцо, и сказал:
– Молодой господин, Егор Казимирович прав, вы должны остаться тут. Позвольте мне вместо вас помочь жителям?
Я от растерянности кивнул.
И китаец направился на выход.
Прежде чем он открыл дверь, в его руке появился меч.
Откуда он взялся? Вообще непонятно! Ни ножен, ни какого намёка на оружие не было, и вдруг вот оно – словно туз, припрятанный в рукаве.
Я оглядел женщин, а потом решительно направился к двери вслед за вышедшим китайцем.
И сразу же седая бабулька в платочке бросила мне вслед:
– А ты подумал, барин, что будет с нами, если тебя убьют?
Я даже запнулся. И хотя уже взялся за дверную ручку, остановился и повернулся к ней.
– Не могу я сидеть тут, когда они там… – начал было я.
Но тут встряла одна из женщин:
– Что ж вы, Владимир Дмитриевич, в мужиков наших не верите, что ли? – с вызовом и какой-то странной обидой выпалила она.
– А вы не верите, что я тоже мужик? – разозлился я и, распахнув дверь, решительно вышел на крыльцо.
Широкоплечий Фёдор с двумя помощниками правили частокол. Действовали слаженно и быстро – один, опираясь плечом, выправлял очередной столбик, другой ставил подпорку, третий забивал в землю клин, чтобы подпорка не сползла. И тут же брались за следующий столбик. И подпорки, и клинья были заготовлены в достаточном количестве, из чего было понятно: тут всегда готовы восстановить частокол. Можно сказать, в любых условиях.
Получалось, люди здесь практически живут на военном положении.
Чуть дальше под навесом около уличной летней печи, из трубы которой уже валил густой дым, возились женщины.
Печь была нормальная, как в деревенских домах. Поддувало, топка. Наверху чугунная плита с кольцами. Позади дымоход – он поднимался выше навеса.
Сейчас кольца были сдвинуты, в отверстии стоял казан литра на три-четыре, закрытый крышкой. А женщины без излишней суеты, но и не теряя времени даром, подносили дрова, следили за огнём и за маслом.
Я с удивлением посмотрел на казан. Что-то объём маловат, чтобы поливать врага раскалённым маслом… Или его как-то иначе использовать собираются?
Кстати, аромат разогретого масла уже вполне себе ощущался. Причём, именно разогретого, а не горелого.
Ворота были уже закрыты и установлены мощные задвижки. А Савелий с белобрысым пацаном Миколой тащили к воротам приспособление, напоминающее строительные леса.
Я, недолго думая, подскочил к ним и начал помогать. И поначалу приложил слишком большое усилие, из-за чего чуть не опрокинул конструкцию. От неожиданности остановился.
Савелий строго глянул на меня и промолчал.
Зато Микола не сдержался:
– Что ж вы так толкаете, Владимир Дмитриевич?! Так ведь все наши старания насмарку пойдут!
– Микола, цыть! – оборвал его Савелий. И добавил, обращаясь уже ко мне: – Не спешите, барин, давайте по чуть-чуть.
Я кивнул и скорректировал свои усилия.
Но не успели мы приставить конструкцию к воротам, как с той стороны в ворота ударили. Конструкция задрожала.
– Микола, чего стоишь истуканом, – закричал Савелий. – Крепи, давай!
И пацан, моментально взлетев наверх, накинул на столбики конструкции специальные петли, приделанные к столбикам ворот.
Он ещё не закончил, а наверх уже заскочили вооружённые рогатинами воины в лёгких кожаных доспехах.
Как только Микола накинул последнюю петлю, конструкция волшебным образом протянулась вдоль всего частокола. И защитники, запрыгивая около ворот, начали разбегаться по ней в разные стороны, вставая по периметру. И как-то защитников мне показалось больше, чем было народу в избе. Сильно больше.
Я остановился, разинув рот. И тут же получил тычок в бок от пробегающего мимо мужика с копьём.
– Барин, не стой на пути! – крикнул он. – Коли уж пришёл помогать, так надевай доспех, бери рогатину и дуй наверх!
– А где взять доспех и рогатину? – спросил я у мужика, но он уже заскочил наверх.
Зато под руку попался Микола…
Пацан принёс мне тяжёлую куртку из толстой грубой кожи, помог надеть её прямо поверх кадетской формы и застегнуть ремешки.
Он помогал мне и, как ни странно, в его взгляде я видел зависть. Но заморачиваться его мотивами я не стал.
Куртка была с чужого плеча, великовата мне, но в непрекращающийся дождь в ней было намного комфортнее, чем просто в кадетской форме.
Надев куртку, я оглянулся в поисках рогатины и увидел их с десяток, составленных пирамидкой. Выбрал одну. Примерно двухметровую, с широким ланцетовидным обоюдоострым лезвием сантиметров сорок-пятьдесят, с крестовой поперечиной внизу лезвия, и древком, обмотанным полоской кожи. Примерился. Н-да, тяжёлая. Не карабин. Ну да ладно! И кинулся к воротам. По пути чуть не сбил девчонку с ковшиком кипящего масла.
Не знаю, чьё шипение было сильнее – расплескавшегося под дождём масла или девчонки.
– Осторожно! – заорала она. – Сожгу ведь!
Я отступил назад, пропуская её и столкнулся спиной с мужиком. Он с напарником нёс носилки с камнями.
Это столкновение стало последней каплей.
– Твою мать! – выругался я и по новой оглядел двор или площадь. Ну или как оно там внутри частокола называется.
Все были заняты делом. Каждый выполнял свою работу.
Те, что были внизу, подносили верхним камни, масло, стрелы… А те, что наверху, –кололи и рубили рогатинами врагов за частоколом, не позволяя им залезть на стену. Рядом пращники метали камни. И лучники… Они макали в горячее масло обмотанные тряпкой наконечники стрел и стреляли в нападающих. Не поджигая масло! Просто макали и стреляли.
Это было так странно. И я сейчас не про то, что незнакомое оружие… Я конкретно про стрелы! То, что с ними делали, не укладывалось в мою картину мира. До тех пор, пока я не увидел, как давешний седобородый дедок – дед Радим, прежде чем позволить стрелкам обмакнуть в раскалённое масло стрелы, что-то сунул в ковш с маслом и прошептал. Масло на миг засияло, и стрелки начали быстро макать стрелы и стрелять.
Да, я увидел, как дед что-то делает с раскалённым маслом. Но, понимания того, что происходит, мне это всё равно не добавило.
Вокруг творилось чёрт знает что. Но люди были деловиты и собраны. И я стоять просто так больше не мог. Поэтому тоже залез на леса. И увидел оттуда, что стреляют обмокнутыми в масло стрелами в странных существ, полулюдей полуволков и в странных людей. Вроде как зомби и в то же время нет. Волколаки и лютые мертвецы. И они, при попадании в них стрел, быстро обращаются в пепел, который тут же смывает дождём.
Я растеряно смотрел на нападающих. Даже в самом страшном сне я не мог представить себе такого кошмара!
Пока я, открыв, как ворона, рот, разглядывал существ, на частокол рядом со мной прыгнул волколак. Его зубы клацнули в миллиметрах от моего лица, и я от неожиданности сунул в него рогатиной. И промазал.
Волколак извернулся в полёте и хлестанул когтистой лапой по древку. А потом начал падать, утягивая тяжёлую рогатину за собой.
И я, не успев от неожиданности выпустить древко, полетел с частокола вслед за волколаком…
Лютые мертвецы – это не зомби. Это почти живые люди с сохранившейся толикой сознания. И они полны ненависти! Они ей просто одержимы! Их глаза белые, лишённые зрачков, а кожа потрескалась, оголив мышцы. Кое-где кожа свисала лоскутами. Они не вопили, как голливудские зомби: «мозги!». Они просто хотели меня уничтожить.
За этим они сюда и пришли – уничтожить меня. Как и волколаки – их целью был я и только я. Я теперь в этом не сомневался.
Потому что стоило только мне оказаться снаружи, как всех их перестали интересовать люди за частоколом. Они все повернулись ко мне.
И я оказался один на один со всей этой странной армией, состоящей из волколаков и лютых мертвецов.
К счастью, они тоже не ожидали, что я так быстро окажусь перед ними. Они замерли. Как будто кто-то поставил весь мир на паузу.
Я даже успел встать и перехватить поудобнее рогатину. Оружие абсолютно не знакомое, но интуитивно понятное – коли и руби.
Я и собирался колоть и рубить. Сколько успею. Потому что деваться некуда – летать-то я не умею.
Я смотрел на армию из ночных кошмаров, а твари смотрели на меня. И это продолжалось один миг и целую вечность.
А потом кто-то наверху заорал:
– Барин упал за частокол!
Этот крик разбудил замерших тварей, они осознали всё и с рычанием кинулись на меня.
_________________
Уважаемые читатели! Если вам нравится эта книга, добавляйте её в библиотеку, чтобы не потерять. И не забывайте, что лайки и комментарии очень стимулируют автора. Мне приятно и важно видеть вашу реакцию на новые главы. Это вдохновляет меня писать.
И ещё момент: новые главы постараюсь выкладывать каждый день. Понятно, что могут быть форс-мажоры, но я постараюсь сделать всё, что от меня зависит, чтобы вы вовремя получили продолжение истории. Ну или чтоб задержка, если таковая случится, была минимальной.
Ну и чтобы два раза не вставать, у меня для вас есть вот такой чибик!
Глава 4
Взмах! И с одного лютого мертвеца слетает голова. Ещё взмах! И отсечённая лапа волколака летит в голову другого лютого мертвеца, а сам волколак, завалившись, подминает ещё двоих. Взмах! И удар сбоку валит меня на землю.
Но против ожидания, челюсти не смыкаются на моём горле.
Передо мной начинает дрожать воздух, и твари отшатываются.
В следующий момент на них обрушивается град сжигающих без огня стрел.
А рядом со мной спрыгивают Фёдор и ещё трое мужиков. И сразу же начинают виртуозно действовать рогатинами, оттесняя от меня тварей. Но тварей слишком много – целая армия!
Меня кто-то хватает за шиворот, и я буквально взлетаю наверх.
Приземляюсь я около крыльца большой избы.
И я вижу китайца Мо Сяня, который летит, стоя на мече, как на ковре-самолёте – это он вытащил меня с той стороны и теперь летит на помощь спрыгнувшим спасать меня мужикам.
Я вижу вспышки. Слышу крики, рычание, вой, визги. Чувствую тошнотворные запахи промокшей палёной шерсти и палёного мяса. И от собственного бессилия мне хочется выть.
Ко мне подходит Дуня и строго говорит:
– Барин, зайди в избу!
Я слушаюсь её и поднимаюсь на крыльцо.
Я, бывший воин-интернационалист, сидел на полу, сжимая голову и прислонившись к стене – раздавленный и деморализованный. Как будто новобранец впервые в жизни попавший в серьёзный замес и облажавшийся по полной.
Ни женщины, ни старики ничего мне не говорили. Они сидели потихоньку в углу и развлекали деток, чтобы те оставались на месте, не бегали и не шумели. До меня доносились то считалочки, то потешки, то загадки, то сказочки, то песенки.
Я вроде и слушал их, и вроде не слушал. Но постепенно под спокойные, уверенные голоса впадал в какую-то прострацию.
У меня перед глазами стояли оскаленные морды волколаков и перекошенные хари лютых мертвецов. Они сменялись лицами в гробах – тех, кого я вот только похоронил. Убегающими и падающими девчонками. Разлетающимися мозгами иностранного олигарха. Потом горящие БТРы, трассирующие пули, взрывы. Боль, кровь, смерть.
Вокруг меня смерть.
Ну почему так? Чем я провинился в жизни, что вокруг меня только смерть? Что в том миру, что в этом…
– Барин… Владимир Дмитриевич…
Я поднял голову.
Ко мне подошла сильно беременная женщина лет тридцати и протянула кружку.
– На, выпей! Тебе легче станет.
Я хотел отказаться, но глянул на её живот и протянул руку за кружкой.
Это была такая же кружка, из каких поминали. И я хлебнул, в надежде что алкоголь поможет мне хоть немного забыться. И поперхнулся.
На моё удивление в кружке была чистейшая вода.
Откашлявшись, я с удивлением посмотрел на женщину.
Она по-своему расценила мой взгляд и поспешила заверить:
– Это ключевая вода. Из Серебряного источника специально принесли на поминки.
Я кивнул. И допил воду. От которой действительно на душе стало немного полегче, как будто эта вода омыла что-то внутри.
– Всё наладится, – продолжала уговаривать меня женщина. – Вы живы, а это главное!
– Толку-то… – пробурчал я. – Я не то, что не смог защитить, так ещё и…
Создал кучу проблем, хотелось добавить мне, но слова застряли в глотке, едва я глянул в глаза этой женщины.
Она смотрела на меня с материнской любовью, глубочайшей нежностью и… скорбью. Она всё понимала и принимала как данность. И не осуждала меня.
– Как тебя зовут? – спросил я, ожидая услышать Мария.
– Бажена, – с улыбкой ответила женщина.
– Бажена… – повторил я, понимая, что имя навсегда отпечаталось в памяти.
– Мам! – к ней подбежал мальчишка лет семи-восьми.
А за ним две сопливые девчушки – одна чуть постарше – лет пяти, а второй не больше трёх лет.
Бажена с улыбкой встретила детей, вытерла подолом девчонкам носы.
– Василько проснулся, – строго сказал мальчишка.
Бажена ласково потрепала его по волосам, отчего он дёрнулся, мол, что я маленький?! Снова посмотрела на меня и сказала:
– Не сиди один, барин. Идём к нам! Беду лучше переживать вместе.
И отправилась к остальным, где уже слышалось недовольное кряхтенье полуторагодовалого малыша.
Я остался сидеть на месте. Только теперь всё моё внимание было сосредоточено на женщинах и детях. И на стариках.
Я смотрел на них и понимал, ради чего стоит на свете жить и умирать. Вот ради них! Ради того, чтобы рождались дети! Ради того, чтобы не прервалась нить.
Более того, именно ради них я должен стать сильнее! Я должен обрести силу, чего бы мне это ни стоило, и что бы это ни значило!
Не назло упырям! А ради жизни!
Потому как ничего хорошего назло появиться не может. На зло можно только разрушить. А в моей жизни разрушений и так достаточно.
Как только я это понял, сумбур в голове прекратился.
А ещё спустя время в избу начали возвращаться смертельно уставшие люди.
И по тому, как они входили, я понял, что атака отбита.
А ещё понял, что они полностью выложились, чтобы отвести беду вот от этих детей и беременных женщин.
Люди проходили и устало садились за стол. А женщины, передав малышей старикам и старшим детям, кинулись помогать уставшим, подносили воды, щебетали о чём-то простом, обыденном, помогали снять кожаные доспехи, обрабатывали раны.
Вошёл Егор Казимирович.
Первым делом он отыскал взглядом меня. Но ничего не сказал, хотя в его взгляде промелькнула ярость. И промолчал он не потому, что рядом со мной нарисовался китаец…
Но я и сам себя уже отчитал двести пятьдесят раз. Взрослый мужик, опытный боец, а налажал, как не знаю кто. Что ж, за свои поступки нужно отвечать.
Я встал. И прошёл во главу стола. А потом поклонился людям в пояс и сказал:
– Простите меня, если сможете. Я сглупил как идиот.
В комнате повисла тишина. Люди не смотрели на меня, отводили глаза.
И тут неожиданно Божена затянула:
Волколак-то нынче выл –
Его Федя охмурил.
Снял рубаху и портки –
Воет нечисть от тоски!
Голос Божены прозвенел в тишине, как тугая тетива.
Она допела частушку, но звучание ещё не успело опасть, как застучали трещотки, и частушки подхватила Дуня:
Кто бы, кто бы посмеялся
Да не ты, плешивый пёс!
Ваня вдарит только раз –
Ты навек лишишься глаз!
А потом и Савелий взял гусельки да запел с яростью:
Не ходи ты по засеке,
Не стучи когтями.
Боря выйдет, даст пи@ды
Полетишь аж до звезды!
Частушки звучали яростно. Женщины то плакали, то хохотали, то бросались в пляс. Это был своеобразный праздник посрамления и изгнания смерти, победы над ней.
Я чувствовал силу несломленного народа. Силу и боль. Потому что не все вернулись. Но деревня была жива. Были живы дети, а скоро ещё народятся.
Бабы подкидывали в широкую печь дрова, ставили чугунки. Другие плясали и пели.
А мужики потихоньку оттаивали. Возвращались к жизни.
Но Фёдора больше не было. Он погиб, спасая мою никчёмную жизнь.
Из тех четверых, что спрыгнули спасать меня, вытащить удалось только двоих. Третьего чуть-чуть не успели – уже в полёте его достал волколак, который, впрочем, ненадолго пережил парня. Фёдор же до последнего прикрывал отход товарищей.
Погибших после этой схватки было много. И всех их помянули, вспомнив их доблесть. Про каждого спели частушку. И это были не домашние заготовки, эти частушки рождались здесь и сейчас. И отзвучав, уходили освещать путь погибшим до самого Источника…
Я не знаю, откуда пришло ко мне это знание, просто я это понял.
Посмотрев на деда Радима, я поймал его взгляд. И старик сказал мне:
– Ты жив, барин. А это самое главное! Ведь погибни ты, и нас всех продали бы в рабство. И это в лучшем случае.
Его слова как плетью хлестанули меня.
А потом дед Радим попросил у меня немного крови, чтобы обновить сжигающее зелье.
– Силы у тебя, Владимир Дмитриевич, конечно, нет. Но кровь-то у тебя Корневская! К тому же ты получил благословение рода. Мож и сработает… Хоть бы сработала! Иначе тяжко нам придётся.
Я не задумываясь протянул руку:
– Хоть всю берите…
– Всю не надо! – строго ответил дед Радим и сделал небольшой надрез на моей ладони. Собрал в маленький флакончик немного моей крови, а потом кивнул женщинам, чтобы они обработали рану.
Божена смазала ранку пахучей мазью и перевязала тряпицей.
Я смотрел на неё и думал, что она, наверное, так же обрабатывает синяки и ссадины своим детям и раны своему мужу. Вот только здесь сейчас её мужа не было. И я по новой увидел скорбь в её глазах.
Нет, ничего такого я к этой женщине не испытывал. Просто понял, как трудно ей живётся. И при этом она умудрилась сохранить душу светлой и чистой. И это, как ни странно, давало силы и мне.
Пока женщины готовили поминальный обед, Егор Казимирович распорядился починить снова покосившийся в двух местах частокол – там, где атака волколаков была особенно яростной. Заодно масло подготовили – не только налили в казан, но и заложили печь сухими дровами и положили берёсты для растопки, чтобы в случае необходимости осталось только разжечь огонь. И камни для пращников тоже приготовили сразу. И рогатины, очистив, составили так, чтобы их можно было быстро взять.
Победив, жители острога сразу же подготовились к следующей битве.
Я это видел и отнёсся с уважением. Помогать не полез. Напомогался уже. От моих бездумных действий было больше вреда.
Да, у меня был большой боевой опыт. Но то была совсем другая война. Других масштабов. С другим вооружением. А здесь я и был сопливым новобранцем. И даже ещё хуже – полным несмышлёнышем!
Но вот поминальный обед был готов.
Дед Радим пригласил всех сесть за стол и помянуть усопших.
На этот раз я сразу сел во главе стола, хотя понимал, что не достоин этого места. Но судьба распорядилась вот так. И ничего с этим не поделать. Я глава рода и единственное, что сейчас могу – это постараться стать достойным.
Мы вспоминали ушедших. Потом разговаривали о том, о сём. После снова вспоминали.
Я чувствовал себя сопливым пацаном, который слушает, как матёрые бойцы, ветераны множества войн вспоминают минувшие дни и мечтает только об одном – чтобы его не прогнали. И ещё, конечно же, когда-нибудь стать таким же героем, как они.
Единственное, я в отличие от пацана, прекрасно понимал, сколько за этими историями, за этой боевой бравадой пота, боли и крови.
А ещё я понимал, что нужно сделать, чтобы стать таким же бойцом.
И потому я обратился к деду Радиму, как к старшему:
– Помогите мне научиться пользоваться рогатиной и другим оружием, пожалуйста.
Дед Радим задумчиво посмотрел на меня, потеребил свою бороду, а потом сказал:
– Ну а что? Это лучше, чем ничего. Глядишь, в какой-то момент и жизнь спасёт. Конечно, против тех, кто владеет силой, это бесполезное умение, но как ты, барин, правильно сказал, не всё в жизни вокруг силы крутится.
– Спасибо! – чувствуя, как горят щёки, ответил я.
– Подожди благодарить, барин! Ещё взвоешь! – засмеялся дед Радим.
– Нашёл чем испугать, – в тон ему ответил я.
В конце концов, я прошёл армию, бывал в горячих точках, так что понимаю на что подписываюсь.
– Ну смотри! – усмехнулся дед Радим.
– Тяжело в ученье, легко в бою! – ответил я.
– Хорошо сказал! – похвалил меня дед Радим.
И мне стало стыдно.
– Да это не я. Это Суворов, – начал оправдываться я.
– Умный видать мужик, – влез в разговор Савелий.
– Умный, – согласился я.
И мужики начали вспоминать разные смешные истории во время обучения.
Наконец, Егор Казимирович подошёл ко мне и шепнул:
– Пора уже, ваше благородие. Нас ждут, волнуются. Да и тут людям отдохнуть надо.
Вставать мне не хотелось. Но я глянул в окно и увидел, что на улице уже глухая ночь.
И тут до меня дошло: нужно будет идти за частокол. И до усадьбы далековато… Да и вообще, вдруг волколаки и лютые мертвецы прошлись по усадьбе? Вдруг там никого в живых уже нет…
Как-то сразу жутко стало.
Но я поднялся, поклонился людям. Ещё раз попросил прощения, пожелал спокойной ночи и вышел на крыльцо.
Глава 5
Дождь прекратился и небо вызвездилось. И уже потянуло морозцем.
Кожаный доспех я, естественно, вернул. А кадетская форма просохнуть не успела. Пришлось идти в мокрой. Поэтому, едва я вышел на крыльцо, как сразу продрог.
Чтобы не давать себе времени для сомнений, я решительно сошёл со ступеней и направился к воротам.
Сказать, что я не боялся, пока открывали ворота? Да у меня поджилки тряслись! И непонятно из-за чего сильнее – из-за холода или из-за страха. Ведь я сейчас по доброй воле выходил за частокол, где совсем недавно кипел бой с волколаками и лютыми мертвецами. И я должен был пойти туда! В темноте! Не важно, хочу или нет – должен!
Но одно я знал точно: как бы мне не было страшно, я ни за что не вернусь в избу. Туда, где светло, тепло и безопасно. Не сегодня, не после всего, что произошло. Я ж себя уважать перестану!
Нет, труса праздновать я не буду!
Поэтому, как только ворота открылись на достаточную, чтобы пройти, ширину, я решительно направился наружу.
И сразу же растеряно остановился – ожидал увидеть горы трупов, но луговина за частоколом была пуста.
Егор Казимирович, удивлённо глянув на меня, негромко объяснил:
– Так ведь оберег деда Радима это. Дед Радим как в горячее масло окунёт его, так масло сжигает всё отмеченное тьмой. Причём, чем чище масло и чем сильнее подогрето, тем лучше сжигает. Жаль только действует недолго. Первый раз такое видите, барин?
Я кивнул:
– Ага.
– Ну, да… Раньше-то вас в деревню только на праздники брали.
Ну вот, теперь мне стало всё понятно. Кроме того, что это за оберег такой? Это же ведь магия какая-то, да?
Хотя, чему я удивляюсь? Волколаки, лютые мертвецы, удлиняющиеся сами собой строительные леса, непонятно откуда берущиеся защитники, летающий на мече Мо Сянь… Опять же все эти разговоры про силу, которая и не сила вовсе в привычном для меня понимании… Это ж куда меня угораздило попасть? В какой-то магический мир?
И теперь, похоже, мне нужно привыкать и к магии, и к этому миру. И к этой дороге из усадьбы в деревню. Потому что теперь я буду приходить сюда каждое утро на тренировки – вместо утренней зарядки.
А потому, шагай, Владимир Дмитриевич! Или как там меня в этом мире зовут…
Со мной пошли только Егор Казимирович и Мо Сянь. Остальные жители деревни, закрыв за нами ворота и выставив дозорных, отправились по своим домам отдыхать. Да и скотина требовала ухода – в каждом доме ведь было хозяйство.
Егор Казимирович тревожно озирался, прислушивался. А китаец был невозмутим, и единственное, что выдавало его готовность к бою, это меч в его руке. В том смысле, что он держал меч в руке, а не в каких-то потайных карманах, как до появления волколаков и лютых мертвецов. Меч был в ножнах, но тем не менее.
Что касается меня, то я заставлял себя шагать вперёд. Потому что ещё с горячих точек знаю: страх – это нормально. Ненормально, когда человек перестаёт бояться. А ещё знаю: страх преодолевается действием.
Поэтому я шёл под звёздами в усадьбу, которая, по-видимому, стала моим домом.
Шёл и не знал, что в этом доме меня ждёт. Будет ли там хоть одна живая душа или волколаки с лютыми мертвецами всех поубивали. И что нам делать, если поубивали?
И самое главное, что делать, если эти твари сейчас нападут на нас. Ведь в открытом поле нет ни частокола, ни рогатин, ни мужиков… Только мы трое, и лишь Мо Сянь с мечом. А у нас с Егором Казимировичем даже палки нет. И чего я не прихватил рогатину?..
Чтобы отвлечься, я начал планировать завтрашнюю тренировку. Дед Радим сказал приходить на рассвете. И я подумал, что расстояние от усадьбы до деревни можно будет пробежать – заодно и мышцы разогреются. Эх, сюда бы кроссовки и спортивную форму. Но придётся, как в армии, бежать, так сказать, в полной выкладке – иначе и не назовёшь эту тяжёлую и неудобную одежду.
Ветра не было, потому даже трава не шелестела. Да и какая там трава – осень! Что не скошено, то пожухло.
Шли мы молча. Как-то не хотелось нарушать ночную тишину разговорами. К тому же в тишине голоса далеко разносятся, а значит, нас могут услышать те, кому не надо.
Мы прислушивались и приглядывались. Было тихо и пусто.
Луна ещё не взошла, зато звёзды светили вовсю! И без светового загрязнения дорогу было видно хорошо.
Вообще это интересное чувство. Когда ты находишься в хорошо освещённом помещении и глядишь в окно на улицу, то кажется, что на улице тьма кромешная. Но вот мы шли и тут никакого освещения. Даже свет от окон скрылся за частоколом. А ведь всё видно! Понятно, что не как днём, но дорогу различить вполне можно.
Так что, никакой беспросветной тьмы не бывает. Во всяком случае, в природе.
Неожиданно из-под ног вспорхнули светящиеся голубым мотыльки. Причём, было ощущение, что они выстроились в ряд поперёк дороги и, вспорхнув, полетели вверх в одну точку.
Едва мы пересекли линию как передо мной задрожал воздух – как тогда, перед волколаками, когда я упал с частокола. И тут же засияла огнями усадьба. Даже странно было, почему я её раньше не увидел.
Едва засветились огни усадьбы, Егор Казимирович облегчённо выдохнул:
– Ещё чуть-чуть и будем дома.
А Мо Сянь махнул рукой, и меч исчез, словно его и не было.
И я догадался, что возможно мы перешли какую-то границу, за которой волколаки и лютые мертвецы нам не страшны. Что-то типа защиты. Видимо, поэтому вокруг усадьбы не было частокола. Хотя лично мне частокол как фортификационное сооружение казался понадёжнее, чем какие-то мотыльки.
Тем не менее несмотря на то, что мои сопровождающие расслабились, я расслабляться не спешил – убийцы ведь как-то проникли в усадьбу?
Видимо, моя настороженность передалась и Егору Казимировичу – он снова начал озираться, а потом негромко спросил:
– Что-то не так, барин?
– Да не знаю, – пожал я плечами. – Как-то тревожно.
И тут же у Мо Сяня снова в руках появился меч.
Пройдя ещё несколько метров, Егор Казимирович снова спросил, на этот раз немного недоверчиво:
– Как у вас, барин, получается чувствовать? У вас же силы нет… Ведь так только с силой можно…
Ответить я не успел – впереди хрустнула ветка.
Мо Сянь резко вскинул руку. Коротко глянул на Егора Казимировича.
Тот дёрнул меня за плечо и согнувшись отбежал с дороги.
Мне, как человеку военному, не нужно было ничего объяснять. Я отбежал за управляющим, упал в раскисшую от дождя землю и вжался в неё за каким-то щуплым травянистым кустиком.
Оглянулся – китайца уже и след простыл. Словно и не было никого только что на дороге.
Зачерпнув земли, я провёл по лицу и по рукам. И Егору Казимировичу сделал знак поступить так же.
Он послушался беспрекословно.
Вот и хорошо. А то упали-то мы упали, да вот лица в темноте видно.
И тут снова хрустнула ветка.
Я моментально подобрался и замер. Даже дышать перестал. В землю вжался, как в родную! Потому что на открытом пространстве и спрятаться-то негде.
И лишь через время до меня дошло: снайперов тут нет. Что не отменяло другую опасность. Потому что раз ветка хрустнула, то кто-то ходит.
К тому же откуда ветка? До леса далеко. Плюс после дождя… Подозрительно!
А может, это не ветка сроду?
А что тогда?
Как бы там ни было, нужно посмотреть…
И я, не обращая внимания на Егора Казимировича, пополз в сторону звука.
Двигаться по-пластунски я умел хорошо. В той жизни. А в этой тело было совершенно не тренированное. Я выдохся буквально через несколько метров. Нужно же было не просто ползти, а ползти тихо, чтобы враг меня не заметил.
А тут ещё управляющий пыхтел следом.
Нет, он старался, но ползал он ещё хуже, чем сейчас я. Сразу видно, что не разведчик и не охотник. И службу в армии не проходил. Эх, прапорщика на него нет! Помню, как нас в своё время гонял…
Двигались мы медленно. Останавливаясь и прислушиваясь. И вглядываясь в темноту.
Усадьба, конечно, была освещена, но этот факт сильно вредил. С одной стороны, свет от окон слепил нас. А с другой, – подсвечивал наши тушки, выдавая врагу наше расположение.
И тем не менее, мы приближались к источнику звука.
Ошибиться в направлении было невозможно, потому что звуки раздавались ещё пару раз. И всё время примерно в одном месте.
Китайца нигде не было видно.
Я очень жалел, что у нас с ним нет гарнитуры связи. Так бы мы могли обмениваться с ним информацией, но приходилось полагаться только на то, что я видел и слышал сам. Ну и на мой боевой опыт, конечно!
После моего близкого знакомства с волколаками и лютыми мертвецами… да и после встречи с Волковскими прихвостнями… после всего, что мне рассказал Егор Казимирович про нападение на усадьбу и про чёрного колдуна, я готов был увидеть всё что угодно.
Точнее, я готовил себя ко всему.
Да, люди в усадьбе мне совершенно чужие. Матрёна, Прасковья, Кузьма. Да и парнишки – друзья настоящего Владимира… Лично для меня они были никто. И тем не менее, мне не хотелось бы увидеть их растерзанными. И так слишком много смертей сегодня.
Тем более, что нападение скорее всего было именно после сегодняшней встречи с всадниками. Обещал же разукрашенный урод, что сегодня за мной придут.
Ну и приходил бы за мной одним! Невинных-то людей зачем губить?
Вспомнились слова деда Радима про то, что если я погибну, то их всех отдадут в рабство.
Блин! Куда ни кинь, всюду клин!
Мы доползли до конца лужайки. Впереди были дорожки и клумбы. Цветы, конечно, уже пожухли. Их побило морозцем. Но будулыги ещё торчали. И в сложившихся условиях могли бы служить укрытием. Вот только между мной и клумбой была широкая и хорошо освещённая дорожка. Да и потом были дорожки. До самого высокого и широкого крыльца.
При всей ночной иллюминации усадьба смотрелась торжественно и красиво. Она словно парила в кружеве лепнины, а клумбы были словно отражением воздушного здания на земле.
Но я только отметил всю эту красоту про себя. И то лишь потому, что жаль будет, если она сгинет под нашествием волколаков и лютых мертвецов.
Я усилием воли прогнал страшные видения разрушений и смерти. И ринулся в обход. Потому что тот, кто хрустел веткой, находился слева в тени здания, и мне его совершенно не было видно.
Воображение нарисовало киллера, который в чёрном плаще ходит нервно из стороны в сторону в ожидании меня и время от времени наступает на одну и ту же ветку. Ветка хрустит, привлекая моё внимание…
Блин! Ну, где же китаец?! Только у него есть меч! А у меня нет даже палки…
И тут мой взгляд упал на дорожку. Точнее, на границу дорожки и лужайки, по которой мы ползли. А там был целый ряд хороших таких камней. Докинуть я его конечно не смогу. Но вот если подкрасться и неожиданно опустить убийце на кумпол, то прибить можно легко!
Усмехнувшись про себя, я пополз выковыривать камень. Чтобы хоть какое-то оружие у меня было.
Глава 6
Я оставил Егора Казимировича, чтобы он подстраховал меня здесь, а сам сделал большой крюк, чтобы подкрасться к врагу.
Я двигался как ящерица – быстро и беззвучно.
Зашёл в тень. Увидел врага. Он действительно ходил из стороны в сторону.
Дождался, когда он повернётся ко мне спиной.
Только хотел вскочить и долбануть его камнем по голове, как услышал позади спокойный голос китайца:
– Молодой господин, не нужно этого делать. Кузьма нам ещё пригодится.
Враг подскочил от неожиданности. Я тоже.
– Вы чего подкрадываетесь? – обиженно воскликнул он.
Услышав голос, я понял, что ошибся. Это был никакой не враг, а Кузьма. Тот самый невысокий мужичок с кепкой, который больше всех возмущался наглостью Волковых.
У меня в голове словно бомба разорвалась! Я просто не попадал во все события, что происходили вокруг! Было такое ощущение, что жизнь катится своим чередом, а я вообще существую параллельно. И в результате я делаю все возможные ошибки и собираю все возможные шишки.
Надо ли говорить, что я разозлился на всех и на себя в особенности?
– Ты что тут делаешь? – строго спросил я Кузьму, отбрасывая в сторону камень.
– Так это… Волновался я. Вас долго нет, ночь уже. Вот и вышел встретить… – начал оправдываться Кузьма.
– А почему тут, а не у крыльца? – спросил подошедший Егор Казимирович.
– Да чего ж я на свету торчать-то буду? – воскликнул Кузьма, переводя испуганный взгляд с меня на управляющего, а с него – на китайца, и снова на меня. – Не красна девка, чай. Так что я лучше тут, в стороночке…
Было видно, что он не понимает за что на него наехали.
И слава богам, не понимает, что чуть было не лишился жизни. А может, наоборот, очень хорошо понимает…
Что ж, я на своём опыте убедился: история повторяется дважды. Один раз в виде трагедии, а во второй раз в виде фарса. В первый раз, когда я, ничего не зная об этом мире, полез на частокол, погибли люди. Во второй раз, к счастью, я не успел прибить Кузьму.
Увидев, что управляющий мнётся, я разрешил:
– Говори!
И он смущённо произнёс:
– Знал же, что у вас, барин, нет силы! Не можете вы видеть опасность! Знал ведь! И чего всполошился?
Мне нечего было ему ответить. Я и сам думал: чего это я всполошился? Видимо, наложился и мой старый опыт, и события нынешнего дня. Вот и случилась паранойя.
Хотя будет стрёмно, если я думаю, что у меня паранойя, а на самом деле это хорошо работающая интуиция.
И я ответил управляющему:
– Лучше перебдеть, чем недобдеть!
Он почесал в затылке:
– Так-то оно так…
– Ещё есть вопросы? – спросил я.
– Нет, – покачал головой Егор Казимирович.
– А вот у меня есть! К нему! – и я повернулся к китайцу. – Мо Сянь, А ты где был?
Китаец сложил руки в кольцо перед собой и поклонился:
– Простите, молодой господин! Мо Сянь виноват. Накажите его!
Больше я из него не вытянул ни слова. Вот ведь хитрая китайская жопа!
Возможно, он быстро выяснил что к чему. А потом решил посмотреть, как я буду действовать. Ну что ж, посмотрел. Доволен?
Но по его невозмутимой физиономии ничего понять было нельзя.
Я вздохнул, похлопал Кузьму по плечу и сказал:
– Ладно, чего стоять? Пойдёмте в дом.
Кузьма пошёл впереди. А мы с Егором Казимировичем и Мо Сянем – следом за ним.
Мне было неловко, когда стало понятно, что я ошибся.
Но настоящий стыд я испытал, когда мы поднялись на крыльцо и зашли в дом.
Потому что навстречу нам вышли Матрёна с Прасковьей и в ужасе всплеснув руками запричитали на два голоса:
– Ой, да что ж это? Да где же вы были, Владимир Дмитриевич? Егор Казимирович, вы чего такие грязные?
Кузьма обернулся и тоже замер с открытым ртом.
На улице-то мы были в тени, там он нас не видел, а тут при хорошем освещении мы предстали перед ним во всей красе.
Я оглянулся и увидел, что мы с управляющим с ног до головы в земле, что, впрочем, ожидаемо. А вот китаец, сука, чистенький, как будто только что из прачечной!
Но причитания женщин нужно было остановить. Потому что, если бабам дать волю, то они тут же носы нам вытирать начнут и задницу подтирать…
– Ужин готов? – строго спросил я.
– Да-да, конечно, молодой барин, – сбавила тон и поклонилась Прасковья. – Всё готово! Нужно только… – И она выразительно посмотрела на меня и на Егора Казимировича.
Понятно, что нужно как минимум вымыть руки. А лучше вообще помыться и поменять одежду.
Я кивнул ей и посмотрел на Матрёну.
– Где можно умыться?
Девушка, фыркнув, поклонилась:
– Следуйте за мной, барин!
Меня её фырчание насторожило, но я не придал ему особого значения. А зря.
Матрёна, демонстративно покачивая широкими бёдрами, повела меня по коридорам, потом через колоннаду во флигель.
Оказалось, что там баня, даже скорее сауна, душевая комната и небольшой бассейн. Очень странное использование флигеля. Как-то я не сталкивался с тем, чтобы в домах помещиков были бани с бассейнами. В речку или озеро после парилки нырять – это сколько угодно! Но чтоб в бассейн! Бассейны – это точно не русское изобретение.
Кстати, почему-то именно это, а не волколаки и лютые мертвецы, больше всего убедило меня в том, что этот мир ничего общего с моим родным не имеет.
– Простите, барин, – с ухмылкой теребя завязку на блузке, произнесла Матрёна. – Но баню сегодня никто не топил. День сегодня не банный. Водица холодная.
Мне было пофиг. Что я холодной водой что ли никогда не мылся?
Не обращая внимания на женщину, я начал раздеваться, в надежде, что она уйдёт.
Но не тут-то было!
Матрёна продолжала стоять в дверях, нагло разглядывая меня. Глазки её горели, а сквозь блузку проступили набухшие соски.
Я складывал грязную одежду в кучу прямо тут, на полу.
Матрёна молча следила за каждым моим движением.
Наконец, когда на мне остались одни штаны, мне это надоело и я повернулся к ней:
– Что? – грубо спросил я.
– Водичку погреть? – ничуть не смутившись, предложила Матрёна.
– Что?! – не понял я.
Это она сейчас что, секс мне предлагает, что ли?
Я смерил женщину взглядом. Ну да, формы знатные! Однако я очень хорошо помнил, как она страдала на кладбище, что у меня нет силы. Жаловалась, что теперь ей, бедной, пойти некуда. Никому-то она не нужна со своими талантами…
Понятно, что я мог бы легко показать ей, что сил у меня на неё предостаточно. Вот только она меня в этом плане не привлекала!
– Молодой барин совсем стеснительный… – промурлыкала Матрёна, дёрнув завязку чуть сильнее, отчего узелок на блузке развязался и мне немного приоткрылась её грудь – можно сказать сахарная.
Вот только мне сейчас было не до сладкого.
– У тебя совесть есть? – спросил я. – Я вот только родных похоронил.
Матрёна удивлённо захлопала ресницами и обиженно надула губки:
– Вы же сами меня позвали!
И тут до меня дошло! Действительно, я попросил её показать, где можно умыться. А настоящий Владимир это знал. Так что, не мудрено, что она восприняла мои слова, как приглашение к сексу.
Почувствовав, как запылали мои уши, я быстро ответил:
– Можешь идти! Я назад сам приду!
– Как скажете, ваше благородие, – снова промурлыкала Матрёна и вышла за дверь.
Чёрт! Подростковое тело вполне однозначно отреагировало на игры Матрёны с завязками… Вот только мне, взрослому мужику такие девки не нравились. Я этих грелок презирал! От них чувствуешь себя особенно грязным!
И в этот момент я понял, что чистой одежды-то нет! Полотенце лежало на полочке, но ни штанов, ни рубахи, ни банного халата – ничего не было!
И как мне быть? Во что одеваться после душа? Снова в грязное? Не хотелось бы…
Но и звать Матрёну, чтобы принесла чистую одежду – тоже.
Я посмотрел на сваленную в кучу грязную одежду, на аккуратно свёрнутое полотенце, стянул штаны и сунулся под холодный душ. Он мне сейчас подходил во всех отношениях! Мне нужно было охладить не только… тело, но и голову. Чтобы ещё какую-нибудь глупость не совершить.
Под холодной водой особо не понежишься. Однако, я старался вымыться тщательно. И вместе с грязной водой с меня стекали и тревоги сегодняшнего дня. Снова прокручивались в голове царская охота, карабин в схроне неподалёку от брошенной волчьей норы, девчонки, мозги, пуля, похороны, всадники, волколаки, Фёдор, Кузьма, Матрёна…
События и лица, словно сумасшедшая карусель, мелькали перед моим внутренним взором. Крутились и с грязной водой смывались в канализацию.
Бешенное мелькание постепенно замедлялось. И вдруг вспомнилось, как задрожал воздух. Дважды. Сначала перед волколаками и лютыми мертвецами, а потом, когда взлетели голубые мотыльки – когда мы прошли барьер.
Вскоре из всех воспоминаний осталось только это дрожание. Пока я не осознал, что это уже я дрожу – от холода зуб на зуб не попадает.
И сразу как будто воля закончилась – выскочил из-под душа.
После холодной воды, мне стало жарко. Однако, хаос в душе немного поулёгся. И я, обмотавшись полотенцем, направился на выход.
И открыв дверь, тут же натолкнулся на Матрёну. Она стояла и держала в руках чистую одежду и тапочки.
Я молча забрал стопку и захлопнул дверь перед её носом.
Хотя, признаюсь честно, сердце ухнуло и понеслось галопом, а член моментально набух и подскочил. Хорошо хоть дверь уже была закрыта.
Когда я оделся и вышел, Матрёна всё ещё стояла под дверью.
Бросив на неё короткий взгляд, я решительно зашагал через колоннаду.
Уже в доме я повернулся к ней, чтобы пропустить вперёд – пусть показывает путь в столовую комнату. И поймал снисходительный взгляд.
Стало понятно, что хозяин тела заглядывался на Матрёну, а эта пышногрудая сучка дразнила его, наслаждаясь его смущением. Ну ничего! Лафа закончилась! Теперь играть будем по моим правилам!
Поймав мой взгляд, Матрёна запнулась. А потом, потупив глазки, присела в лёгком реверансе и показала рукой:
– Милости просим, барин!
Я прошёл в указанном направлении и оказался в большой ярко освещённой столовой.
За накрытым столом сидели Мо Сянь, умытый и переодетый Егор Казимирович и оба кадета. А Прасковья как раз выносила большую фарфоровую супницу.
– Где Кузьма? – спросил я у Егора Казимировича.
– На кухне ест, – немного удивлённо ответил управляющий.
Кивнув ему, я обратился к кухарке:
– Зовите его. И сами с Матрёной садитесь с нами за стол.
– Да как же? – забеспокоилась кухарка.
– Помянем моих родителей и брата с сестрой, – отрезал я, не допуская возражений.
Не знаю, почему мне захотелось собрать всех за одним столом. Возможно, потому что хорошо помнил рассказ Егора Казимировича, о том, как произошло нападение на усадьбу. И в людей я не верил.
Глава 7
Поначалу ели молча. Видно было, что Кузьма с Прасковьей чувствуют себя неуютно. Матрёна же задумчиво возила ложкой по тарелке. Казалось, ей вообще всё пофиг. Егор Казимирович ел, размеренно черпая ложкой суп. Мо Сянь оставался беспристрастным. Создавалось впечатление, что он одинаково будет есть хоть сдобную булочку, хоть жареных слизней. Китаец, чё!
Парни кадеты ели с аппетитом, но старались вести себя сдержано. Но они меня сейчас мало интересовали – уж они-то к нападению точно не причастны. Остальных же я пока никого не сбрасывал со счетов. Даже китайца! Ну и что, что его не было в усадьбе? Он мог заранее передать врагам информацию.
Вряд ли, конечно, но мог же? Теоретически.
Поэтому я ел и поглядывал на всех.
Ближе к концу трапезы Егор Казимирович сказал:
– Владимир Дмитриевич, нужно решить вопрос с защитой усадьбы и деревни.
Я вопросительно посмотрел на него, вынуждая продолжить.
– Защита будет действовать ещё сорок дней, точнее уже тридцать семь. До тех пор, пока души усопших связаны с этим миром. Потом защитный контур падёт и обереги деда Радима действовать перестанут.
Я кивнул, что понял.
Хотя понял я только одно – у меня всего тридцать семь дней! А потом придёт сибирский пушной зверёк.
Повисшее скорбное молчание пошатнуло мои подозрения. Но я напомнил себе о том, что чёрный колдун пришёл слишком вовремя! А потому спросил:
– Какие-нибудь идеи есть?
Егор Казимирович сокрушённо развёл руками.
– Если бы я знал, Владимир Дмитриевич, то давно сказал бы!
Остальные тоже сникли. Все, кроме китайца. Он продолжал есть с невозмутимым видом.
– Мо Сянь, – позвал я его.
– Молодой господин, – слегка наклонив голову, ответил китаец.
Он и бровью не пошевелил, что слышал мой вопрос про защиту усадьбы и деревни.
– У тебя есть идеи? – напрямую спросил я.
– Есть время принятия пищи и есть время обсуждения идей, – так же невозмутимо ответил Мо Сянь.
Так-то он был прав. И я продолжил есть.
– Володя, – внезапно подал голос один из кадетов – курносый и веснушчатый. – Мы тут с Данилой подумали…
Я глянул на второго кадета – высокого и сильно худого. Значит, его зовут Данила. Запомним!
Потом кивнул заговорившему:
– Слушаю!
– Ты не подумай чего, но когда нет силы… – начал оправдываться он.
– Глеб, Володя всё понимает! – оборвал оправдания Данила.
– Да, понимаю, – подтвердил я. И подбодрил: – Продолжай, Глеб!
– Может, тебе нанять кого из свободных магов?
В его голосе чувствовалось искреннее переживание, и я ещё раз подумал про то, что у хозяина тела хорошие друзья.
Но на вопрос Глеба Егор Казимирович тяжело вздохнул.
– Это не вариант! Свободный маг нам не по карману. Да и где гарантия, что он не подомнёт всех под себя?
– А если обратиться за помощью в монастырь? – Глеб тут же выдвинул второй вариант.
– Ну, один раз помогут, а дальше что? – спросил управляющий.
Глеб сник. И тем не менее предложил ещё:
– Может тогда ополчение собрать?
Но голос его прозвучал настолько неуверенно, что никто не стал комментировать. Ведь даже мне было понятно, что это абсолютно не выход.
Я слушал предложения и возражения и мотал на ус. Я должен был собрать информацию об этом мире. Прежде чем что-то предпринять. Потому что можно сделать только хуже – в этом я уже убедился.
Постепенно ужин подошёл к концу, и Прасковья встала убирать тарелки. И зыркнув на Матрёну спросила:
– А ты чего сидишь?
Та неохотно поднялась и буркнув:
– Иду, – тоже начала лениво собирать посуду.
– Пойдёмте в гостиную, – предложил Егор Казимирович.
И мы вслед за ним отправились в соседнюю комнату. Все, за исключением Кузьмы.
Только мы встали, как он поклонился и сказал:
– Пойду я, барин! Мне ещё дрова приготовить нужно. Да лошадей посмотреть. Завтра-то праздник… – И со вздохом добавил: – Прямо на пир к Роду отправились Дмитрий Петрович и Мария Ивановна с детками, прямо на пир…
Я сначала удивился, что за праздник, но потом вспомнил про День величания Рода, на который ехали хозяин тела с друзьями, и отпустил Кузьму.
Он не стал мешкать и слинял по скорому.
Гостиная была просторной и светлой. Диваны, кресла, небольшие столики – всё для того, чтобы люди могли отдохнуть и пообщаться. Причём, не просто пообщаться, а именно вести неспешные светские беседы. Ну а что? Тепло, светло и мухи не кусают.
Вообще везде в доме было хорошее освещение. Явно не электричество, но и не свечи. К потолку в нескольких местах были прикреплены ярко светящиеся шары – где-то по одиночке, а где-то группами. Словно отпустили вверх воздушные шарики, наполненные гелием. И вот они куда долетели, там и светили теперь.
Егор Казимирович перехватил мой взгляд и с сожалением сказал:
– Недолго осталось радоваться столь яркому свету. Скоро придётся жить с лучиной или со свечой.
Я ничего не ответил. Да и что тут скажешь? Я уже догадался, что освещение тут магическое. Такое же, кстати, было и в столовой, и во флигеле, и в коридоре. Ну а так как у меня магической силы нет, то если оно потухнет, включить его я не смогу. Разве что электричество «придумаю»…
Было у меня некоторое сомнение по поводу того, можно ли спросить у кого-нибудь про силу и про её природу. Но после Матрёны я как-то поостерегся – вдруг хозяин тела должен был знать об этом и мои вопросы вызовут новые вопросы, но уже не у меня. Или что ещё хуже, сподвигнут народ на какие-нибудь действия, которые мне не понравятся.
Но прикинув всё так и эдак, решил, что расспросить всё же надо. Всё-таки времени впереди слишком мало.
Нужно было только не у всех сразу спрашивать, а у кого-то одного. И чтоб без свидетелей. Чтобы если что, то как-нибудь выкрутиться по-тихому.
Прокрутив в памяти имена тех, кто мог бы помочь, я выделил деда Радима, Егора Казимировича и Мо Сяня. Подумав немного, деда Радима пока отмёл – он живёт в деревне. К тому же я всё равно потихоньку расспрошу его и вытяну всё, что он знает, пока буду тренироваться. Во всяком случае, попробую. Но я прекрасно понимал, что знает он скорее всего немного.
Егора Казимировича я тоже отмёл – почти сразу. Сам он магией не владеет. Я это видел. И если знает о ней, то только в теории. А мне лучше бы найти практика.
Что касается Мо Сяня, мне он показался самым перспективным в смысле расспросов. Магией он пользуется. Но даже если не магией, то магическим предметом точно – я видел своими глазами, как он летает, стоя на мече. Вот только захочет ли он делиться знаниями?
Все сидели в креслах и молчали, каждый был погружён в свои мысли. И после слов Егора Казимировича, мысли эти скорее всего у всех были не весёлые. Во всяком случае, лица точно не выражали радости.
Я задумчиво посмотрел на китайца.
Он сидел в кресле, прикрыв глаза и, казалось, витал в своих фантазиях. Ну или медитировал. Хотя нет – его пальцы рук едва заметно и совершенно не слышно отбивали на подлокотнике кресла какой-то сложный ритм.
Я попробовал услышать этот ритм или просто мысленно повторить его, и мне показалось… Нет, мне точно показалось, что воздух задрожал. Точнее даже не задрожал, а как бы… В общем, показалось…
Мо Сянь открыл глаза и кивнул мне.
Потом, не спеша, встал и, соединив пальцы рук и подняв руки перед собой, по своему обыкновению поклонился мне. И сказал:
– Молодой господин, вы позволите покинуть вас? Меня ждёт недочитанная книга. Я хотел бы почитать её перед сном.
Я от растерянности только кивнул.
– А как же кофе? – спросил управляющий у китайца.
Сложив руки кольцом, тот поклонился и управляющему:
– Вы очень внимательны, Егор Казимирович!
Потом Мо Сянь повернулся к Глебу и Даниле и поклонился каждому в отдельности.
А после развернулся и, заложив руку за спину, степенно вышел.
Я готов был уже кинуться за ним, как Егор Каземирович произнёс:
– Хорошо, что он ушёл…
– Почему? – удивился я.
– Никогда не знаю, чего ждать от него, – ответил управляющий. – Да и дела семьи нужно бы обсудить.
– Тогда мы тоже пойдём отдыхать, – тут же встал Глеб.
– Да, день был… насыщенным, – поддержал его Данила.
– Спасибо вам! – искренне ответил я и парни ушли.
Мы с управляющим остались вдвоём, когда Прасковья принесла кофе.
То ли она видела, как все ушли, то ли ещё по какой причине, но на небольшом серебряном подносе стояли только две чашки ароматного дымящегося напитка.
– Как вы любите, Владимир Дмитриевич! Со сливочками и с сахаром, – сказала она и протянула мне чашку.
Потом вторую протянула управляющему и вышла, прикрыв за собой двери.
«Интересненько!» – подумал я и приготовился слушать, что мне скажет Егор Казимирович.
А он однозначно собирался что-то сказать. И не просто вот сейчас захотел, а явно планировал заранее.
Но я не собирался облегчать задачу управляющему, хотелось посмотреть, как он будет действовать. С китайцем же позже поговорю – никуда он не денется.
А потому сделал вид, что полностью увлечён кофе.
– В кадетском училище поди такого кофе не подают? – с заботливой улыбкой спросил Егор Казимирович.
– Не подают, – улыбнулся в ответ я.
На самом деле я понятия не имел, что там подают. Но вряд ли между кадетским училищем в моём мире и кадетским училищем в этом есть большие отличия. Потому что основная задача такого учебного заведения заключается в подготовке военных кадров. А военные должны уметь переносить тяготы и лишения. Поэтому вряд ли там будет такая роскошь, как кофе. Может, для преподавателей и будет, но точно не для кадетов.
– Хорошо, что вам не придётся возвращаться в училище… – протянул управляющий и завис на вдохе явно не закончив фразу. И помолчав продолжил: – Хотя для вас было бы лучше учиться именно в кадетском училище. Как и распорядился ваш батюшка.
– Почему? – спросил я.
– Потому что сила вам недоступна, – прямо сказал управляющий. – Без силы вам в академии будет трудно.
– А зачем мне в академию? – поинтересовался я.
– Ну как же? Чтобы вступить в наследство и официально стать главой рода вы должны закончить академию и сдать выпускной экзамен.
Я промолчал, собираясь с мыслями.
Это что получается? Просто унаследовать нельзя, нужно ещё и экзамены какие-то сдать?
Егор Казимирович, не дождавшись от меня реакции, продолжил:
– В академии должен был учиться Александр, ваш брат. И он должен был наследовать род, но судьба распорядилась иначе.
– У брата была сила? – спросил я.
Егор Казимирович кивнул:
– Да. Ваш брат обладал очень высоким потенциалом. Как и ваша сестра.
– А я, значит, должен был стать военным? – спросил я.
– А что ещё остаётся-то? Ежели без силы…
Глава 8
Была некоторая ирония в том, чтобы и в этом мире стать военным. Видимо, война не хочет отпускать меня. Мне от неё никуда не деться, никуда не сбежать. Она достаёт меня и днём, и ночью… Горячие точки, в которых я побывал, прикипели ко мне, стали частью моей жизни. Так было в том мире, так есть в этом.
Хотя нет, я не прав. Сейчас как раз наоборот, я должен оставить карьеру военного и поступить в академию, чтобы возглавить род.
Интересные вообще тут законы. Чтобы вступить в наследство тут мало осиротеть, нужно ещё академию закончить и выпускной экзамен сдать.
Егор Казимирович по-своему расценил моё молчание.
– Да, вам придётся оставить ваших друзей. Дальше ваши пути разойдутся, – спокойно сказал он.
Я быстро глянул на управляющего.
По нему не было видно, сочувствует он мне или нет. Но он говорил прямым текстом, и это было не плохо. Я всегда предпочитал, чтобы со мной разговаривали прямо, терпеть не могу всякие хитрожопые дипломатические намёки.
– Когда я должен отправиться в академию? – спросил я.
– Вот сорок дней справим, и сразу же, – ответил Егор Казимирович.
– Понятно. – Я задумчиво кивнул. – И за это время мне нужно найти способ, как защитить усадьбу и деревню, иначе возглавлять будет нечего?
Егор Казимирович тяжело вздохнул:
– Да.
– А вы можете рассказать мне всё, что знаете о защите усадьбы? – попросил я.
Да, я помню, я уже сбросил управляющего, как источник информации, со счетов, решил, что он мне помочь ничем не сможет, но раз представился такой случай, то почему бы и не спросить?
– Я знаю не так много, – ответил он. – Я помогал только по хозяйству. А защитой усадьбы ваш батюшка Дмитрий Петрович занимался самостоятельно. Иногда ваша матушка Мария Ивановна помогала ему. Они уходили в кабинет, что-то делали там, и после этого защитное поле становилось сильнее… Эх, если бы я знал, что всё так получится, я бы побольше интересовался…
– А мы можем с вами сходить в кабинет? – спросил я.
Не знаю, чего я там надеялся найти. Вряд ли глава клана оставил для меня подробные инструкции. Но как тут все говорят, я получил благословение рода, так что может, с благословением и помощь какая придёт?
– Сходить-то сходим… – начал Егор Казимирович. – Но зайти с вами не смогу и помочь там – тоже.
– А что так? – тут же поинтересовался я, уже догадываясь, каким будет ответ.
И не ошибся!
– Я не смогу войти в кабинет. Во всяком случае, пока держится защита усадьбы, – ответил Егор Казимирович. – И я не знаю, у вас у самого получится войти или нет… То есть, защита может пропустить вас в кабинет, а может и не пропустить. Раньше дети не могли войти. Никто – ни вы, ни ваши братик с сестрёнкой. Но сейчас ситуация другая.
– Это связано с силой? – спросил я.
– Не просто с силой, а с родовой силой.
– И что, совсем никто посторонний не сможет войти?
– Только члены семьи. Чёрный колдун пробовал, у него ничего не вышло.
О как! Оказывается, чёрный колдун приходил не просто извести род Корневых под корень, а ещё и обчистить хотел!
– И что ему там нужно было? – тут же поинтересовался я.
– Так ваши семейные реликвии, по всей вероятности. Может, ещё документы какие. Кто знает?
Я глянул на Егора Казимировича.
Он был спокоен и невозмутим.
– А почему отец с матушкой и детьми не спрятались в кабинете, если он такой неприступный? – спросил я. – Ну или хотя бы детей спрятали б.
А что? Это было бы логично – спрятаться в таком месте.
– Не знаю, – пожал плечами Егор Казимирович. – Наверное, хотели защитить людей и усадьбу. А может, не успели. Или не смогли. Меня тут не было.
Ну, что ж, может, и действительно не знает. Хотя я ему не верил. Но я никому тут не верил. Возможно, потому что все эти слова о роде были для меня пустым звуком.
К тому же, управляющий знает, что тут происходило – я имею ввиду чёрного колдуна, но не знает, почему не спаслись хозяева с детьми. Как так? Если его отправили предупреждать деревенских, он ни про что знать не может! А тут такие выборочные знания… Подозрительно это!
Почему бы не предположить, что управляющий заодно с Волковыми. Подставил хозяина, но получить то, что хранится в кабинете, Волковы не смогли. И вот теперь пытаются использовать пацана, то есть, меня. Ведь может же быть такое?
Как и может быть то, что его отправили не сразу, и что-то он мог увидеть…
По идее я должен быть растерян, испуган и нуждаться в советнике. А он вот он – собственной персоной! Верой и правдой служивший батюшке и матушке… Надёжа и опора!
Настоящий Владимир скорее всего поверил бы и доверился. Что ж, сделаю вид, что и я верю. Тем более, не исключена вероятность, что он говорит правду. Но как я уже говорил, лучше перебдеть, чем недобдеть. Потому как паранойя может оказаться хорошо развитой интуицией.
В общем, буду разбираться потихоньку. А пока…
– Жалко, что не воспользовались кабинетом для спасения, – грустно сказал я. – Сейчас были бы живы! – И добавил уже бодрее: – Ну что, сходим в кабинет, посмотрим, что там и как? Попробуем зайти.
Я специально так предложил, чтобы не было заметно, что я на самом деле не знаю куда идти.
– Вы уверены, Владимир Дмитриевич? – спросил управляющий. – У вас сегодня был тяжёлый день. Может, отдохнёте?
– Да я одним глазком только… – отмахнулся я. – Разок гляну, да пойду спать.
Егор Казимирович отставил на столик пустую чашку из-под кофе и поднялся.
Я тоже встал. И тоже поставил чашку. Хотя, она не была пустой. Как-то за разговорами я про кофе забыл совсем. Пришлось оставить недопитый.
Мы вышли из гостиной и пошли по коридору к лестнице, а потом на второй этаж.
Если я правильно помнил, то в помещичьих усадьбах в моём мире обычно хозяйские спальные комнаты располагались как раз на втором этаже. А вот комнаты гостей – на первом. Видимо, чтобы гости не болтались по дому. Тут было точно так же.
Кабинет, что вполне ожидаемо, оказался рядом со спальнями.
Я протянул руку к дверной ручке.
Но, прежде чем прикоснуться к ней, обернулся и посмотрел на управляющего.
Он спокойно наблюдал за мной. И перехватив мой взгляд, одобряюще улыбнулся:
– Смелее! В худшем случае ничего не произойдёт.
И тут я почувствовал, как мои ладони начало слегка покалывать.
Это было настолько неожиданно, что я убрал руку. И на вопросительный взгляд управляющего, сказал:
– Вы правы, Егор Казимирович. Сегодня был сложный день. Так что я, пожалуй, пойду спать. А завтра уже на свежую голову попробую открыть и посмотреть, что там.
Управляющий не стал спорить. Лишь ответил:
– Как скажете, барин. Если понадобится моя помощь, то позовите.
– Хорошо, – ответил я.
Егор Казимирович, поклонившись, развернулся и спокойно пошёл к лестнице, а потом так же спокойно, не оборачиваясь спустился на первый этаж.
Я снова посмотрел на дверь в кабинет.
С одной стороны, меня подмывало попытаться открыть её. А с другой, я чувствовал какую-то необъяснимую тревогу.
Зависнув между желанием и ощущениями, я вдруг осознал, что так и стою в коридоре и пялюсь на дверь кабинета.
Ну возможно ещё и потому стою, что не знаю, какая из комнат моя. Понимаю только, что рядом с кабинетом вероятно родительская спальня, а моя вряд ли рядом с ней. Скорее всего она находится в другом крыле.
Однако, рассудив, что я в этом доме теперь единственный хозяин, а значит, могу спокойно занимать ту комнату, какую захочу, я вошёл в соседнюю с кабинетом.
Это оказалась как раз родительская спальня. Я понял это по большой двухспальной кровати, коллекции холодного оружия на стене с одной стороны кровати и корзинке на столике с клубочками пряжи и торчащими из неё спицами – с другой.
Как только я осознал, что нахожусь в комнате покойных главы клана и его супруги, меня охватило странное чувство. Как будто я хочу сделать что-то запретное. И я непременно должен это сделать. Но пока не знаю, что и даже не догадываюсь как.
Навалилась странная слабость, и я не нашёл ничего лучше, как сесть на расстеленный на полу ковёр с длинным ворсом.
Я сел, согнув колени и опершись на них локтями, и со вздохом огляделся. Что-то я действительно сильно устал – как-то сегодня всё на раскоряку идёт. Хочу сделать одно, а получается чёрт знает что. Никогда ещё столько не косячил за такой короткий промежуток времени.
Глаза закрылись сами собой, и перед внутренним взором снова замелькали картинки, как тогда в душе. Только в этот раз картинки не были хаотичными. В этот раз все они так или иначе были связаны с проявлением силы или с чем-то необычным. Начиная с того, что я увидел приближающуюся сквозь дымовую завесу пулю, а в следующий момент открыл глаза на кладбище. Потом поднимающиеся над телами облачные волки. Моё удивление – почему волки? Ведь фамилия убитой семьи Корневы… Должны быть корни, а тут – волки. И фамилия того, кто решил нас уничтожить – его светлость князь Волков Александр Петрович. Случайно ли такое совпадение? Что-то подсказывало: нет.
Потом было дрожание воздуха и, наконец, покалывание ладоней. И закрытая дверь в кабинет.
Я не знал, как со всем этим разобраться. Что мне делать со всей информацией, которую я получил от Егора Казимировича – про чёрного колдуна, защитные барьеры реликвии и документы. А ещё ведь есть деревня и волколаки с лютыми мертвецами!
И посоветоваться не с кем. Вот совсем не с кем! Нужно чтобы и человек был компетентный, и я ему доверял. А таких людей вокруг меня сейчас просто нет.
А потому я лёг на ковёр так, чтобы мне было видно коллекцию холодного оружия. Почему-то она меня успокаивала.
Как-то лениво просквозила мысль, что обычно коллекция – это предмет гордости коллекционера. И он старается продемонстрировать её гостям или другим коллекционерам. А тут в спальне… В спальню гостей не поведёшь, чтобы похвастаться новым приобретением.
Тогда вот этот меч с резной рукояткой и такие же резные ножны, сабля с потёртыми ножнами и парочка кинжалов тоже с ножнами либо настолько дорогие, что показывать их другим чревато. Но тогда они скорее были бы в защищённом кабинете. Либо это и не коллекция вовсе. А вполне себе то, чем глава рода пользовался постоянно. Так же, как и его жена вон теми клубками и спицами.
Но если про клубки и спицы понятно – женщины любят всякое рукоделие. То вот меч, сабля и кинжалы – в повседневности я им применение найти не мог. Не хлеб же ими резать в конце концов!
А значит, есть что-то что ускользает от моего взгляда.
Но я всё ещё видел меч, саблю и кинжалы, хотя глаза мои уже были закрыты, а дыхание стало ровным и размеренным.
Глава 9
Ко мне подошёл белый волк с бакенбардами, ткнул носом мне в плечо и сел примерно в метре от меня.
Я тоже сел, оставаясь глазами с волком на одном уровне.
Как ни странно, но здесь, в родительской спальне, с холодным оружием на стене позади него, этот волк смотрелся вполне естественно.
Или я спал и это мне снилось?
Нет, не снилось – волк широко зевнул, и я почувствовал запах из его пасти.
Это был запах силы. Я сразу узнал его.
В мире силы уважают силу. Значит, и я должен продемонстрировать её.
Зевать, как мой гость, я не стал, но спросил у волка:
– Ты зачем пришёл? Помочь или просто так.
– А ты как хочешь? – спросил волк.
– Я хочу обрести силу.
Не знаю, почему я сказал именно так. Но чувствовал, что именно так я должен ответить волку.
– А зачем тебе сила? – спросил волк?
Ответ на этот вопрос я знал.
– Защитить деревню и усадьбу, – не задумываясь, ответил я.
На что волк снова широко зевнул.
– Ну защитишь, а дальше что? – лениво спросил он через некоторое время.
И я задумался: действительно, и что?
Смог бы я не допустить, чтобы Фёдор и его товарищи погибли, если бы был сильнее? Наверное, смог бы. А дальше что? Разогнал бы волколаков и лютых мертвецов и стал бы героем. И все смотрели бы на меня с восторгом и уважением. А не так обречённо, как сейчас… И волковские прихвостни бы не смели бы наезжать. Наоборот, почтительно спешились бы и уступили мне дорогу.
– Нравится? – с ухмылкой спросил волк.
– Нравится, – признался я.
И тут же понял, что обязательно появится кто-то сильнее меня, кто захочет испытать мою силу. Чем сильнее я буду становиться, тем сильнее у меня будут противники. И мне придётся тренироваться снова и снова, чтобы становиться ещё сильнее. Вся жизнь в гонке за силой. Пока не появится кто-то кому я уступлю. А он появится, потому что всегда приходят молодые и злые. А ты моложе не становишься.
И сразу как-то скучно стало, и я понял, почему волк зевнул. А потому я поправил ответ:
– Но не для этого я хочу обрести силу.
– А для чего же? – поинтересовался волк.
Причём именно поинтересовался – ленивое выражение исчезло с его морды, и даже появилось некоторое оживление.
– Я хочу наказать мерзавцев, которые идут по головам, которые ради развлечения или каких-то сиюминутных целей с лёгкостью причиняют людям боль.
Мне показалось, что волк улыбнулся, но следующие его слова прозвучали совершенно серьёзно:
– Месть на каком-то этапе поможет тебе стать сильнее, но потом обязательно подставит, – наставительно произнёс он.
И тут я вспомнил свои размышления в избе, когда Бажена принесла мне воды и сказала, что беду лучше переживать вместе. И я, посмотрев волку прямо в глаза, заявил:
– Я хочу стать сильнее ради жизни! Чтобы дети рождались, чтобы близкие не умирали раньше времени, чтобы женщины улыбались!
– Достойная цель! – похвалил меня волк. И спросил: – Смог бы ты осознать это, если бы сегодня не случилось то, что случилось.
– Не знаю, – растерялся я.
– Я хочу, чтобы ты помнил об этом в минуты поражения, – сказал волк, встал и направился к двери.
– Подожди! – воскликнул я, испугавшись, что он сейчас уйдёт.
Нет, не того, что уйдёт, а того, что мне опять станет некому задавать вопросы.
Волк остановился и удивлённо посмотрел на меня.
– Чего тебе? – спросил он, глядя на меня через плечо.
– Как мне попасть в кабинет? – спросил я.
– Обрети силу! – ответил волк и, растворяясь, добавил: – Вот прямо сейчас и начни…
Я подскочил с колотящимся сердцем, понимая, что случилась беда.
Нет, не в том, что волк ушёл. Может, его и не было, может мне всё это приснилось!
Просто я услышал во дворе ржание. А потом стук подков, топот и бряцанье оружия. И прежде, чем осознал, что к чему, схватил со стены саблю и кинулся вон из комнаты.
Я успел добежать только до лестницы, а по ней уже поднимались два молодчика и за ними мужик в чёрном длинном плаще.
Размахивая саблей, с диким криком я кинулся на них, но первый же отшвырнул меня в сторону.
Отлетев по коридору и крепко приложившись головой к стене, я попытался встать, но голова закружилась и меня вырвало. Я потянулся рукой к затылку, ожидая увидеть на руке кровь.