Семь дней

Глава 1

День первый

Сергей стоял перед открытой дверцей автомобиля – обычный с виду уазик, раскрашенный в новомодный «цифровой» камуфляж, снаружи не отличался от других уазиков, которые обычно держат любители охоты или трудной рыбалки и у кого есть свободная копеечка. Но когда водитель открыл переднюю пассажирскую дверь, ловко то ли выхватив, то ли приняв из руки Сергея спортивную сумку с вещами, то собственно пассажирского сиденья в машине не оказалось. Водитель же, как ни в чем не бывало улыбаясь, кивком головы предлагал залезть в машину.

Нельзя сказать, что Сергей сильно удивился: за последние полгода с ним произошло столько несуразиц и нелогичностей, что отсутствие сиденья было не заслуживающий внимания мелочью, если только ему не предстояло путешествовать, стоя на коленях или сидя на резиновом коврике прямо на полу не очень комфортного автомобиля.

– Прошу, место клиента во втором ряду, – по-прежнему улыбаясь, сказал водитель. Сергей наклонил голову и покосился на второй ряд сидений, и вот тут нормальный человек удивился бы второй раз – ряда задних сидений тоже не было. Всё место, и, видимо, немножко прихватив пространства от багажника, занимало огромное кресло. Очень похожее на те нарочито огромные массажные кресла, что стоят в торговых центрах в России, а где-нибудь на Европе – на автозаправках. Кресло стояло ближе к правому борту автомобиля и перед ним был достаточно места для того, чтобы во всю длину вытянуть ноги. Стоять дольше смысла не было, Сергей забрался в салон и уселся на предназначенное для него кресло. Водитель захлопнул дверь, обойдя машину, спокойно поставил сумку слева от Сергея и забрался на водительское место.

– Ну вот, – сказал водитель. – Не забудь пристегнуться. Часа через три с небольшим будем на месте, а пока можешь отдохнуть, ремень безопасности у тебя над левым плечом, в подлокотнике регулировки кресла, – чуть помедлив, добавил: – Там и подогрев есть.

Действительно, пошарив правой рукой над своим левым плечом, Сергей нащупал металлическую скобу ремня безопасности, вытянул его, а справа у поясницы нашёлся и замок. Взглянув на правый подлокотник, Сергей заметил откидывающуюся крышечку из полированного металла, в углублении под ней помещалось шесть кнопок, которые позволяли отрегулировать наклон спинки кресла, поясничный упор, немножко сдвинуть кресло вперед-назад, массаж, кстати, тоже был. Сергей первым делом опустил спинку сиденья подальше назад, потому что потолок кабины был, на его взгляд, слишком близко, потом включил подогрев на полную катушку.

Несмотря на весну и относительно тёплый день, Сергея бил озноб. Последние полгода озноб был его постоянным спутником, если в помещениях иногда удавалось согреться, то любой выход на улицу был для него пыткой, не спасала никакая одежда, вообще ничто не спасало от этого холода, он жил где-то внутри Сергея постоянно и при малейшей внешней прохладе, ветре или даже сквознячке стремительно расползался по всему телу. В общем-то, в эту авантюру с поездкой Сергей ввязался по большей части только потому, что голос женщины в телефонной трубке среди прочих благ пообещал, что он сможет согреться. Что она имела в виду, Сергей не понял, но в тот момент это предложение звучало очень заманчиво. И голос, участливый, по-матерински заботливый звучал тоже привлекательно.

Пока Сергей был занят кнопками, водитель запустил двигатель, задним ходом выехал из парковочного кармана и с очень приличным ускорением влился в автомобильный поток. Сергея даже на пару секунд вжало в спинку кресла, и тут только он обратил внимание, что двигатель работает почти бесшумно, машина идёт очень мягко, совсем не так, как полагается добропорядочному уазику, бобику, козлику – да каких только кличек люди не придумали этой машине, но все они были ласкательными. Ну что же, подумал Сергей, ещё две-три пары странностей в моей ситуации – как пара дробин для мертвого слона. А вообще, сколько нужно дробин, чтобы убить слона? Ведь должна же быть какая-то последняя? Он повозился, устраиваясь поглубже в начавшем нагреваться кресле, холод от спины стал отползать, опять собираться в кучку где-то в районе солнечного сплетения, чтобы при первой возможности снова выпрыгнуть, заполонить собой каждый кусочек тела и заставить его трястись крупной дрожью.

В крышу автомобиля был вмонтирован люк, через тонированное стекло которого мелькали верхушки осветительных мачт, какие-то растяжки, троллейбусные провода и голые ещё ветви тополей – всё на фоне серых облаков. Завтра первое мая… По прогнозу, ветер, дождь, переходящий в снег или наоборот, и так на всю праздничную неделю. Обычно «майские» Сергей проводил за границей: море, бассейн, олл-инклюзив, первые солнечные ожоги. У него, как у перелётной птицы, с конца марта начинался какой-то внутренний зуд, желание куда-то лететь, увидеть цвета и краски, синее море, зелёные листья. Жена и сын никогда не были против… Он всегда мог себе это позволить. Но в этом году все было иначе. То есть желание «встать на крыло» пришло как обычно, но жена перешла в статус «бывшей», сына она бы с ним даже в туалет по-маленькому не отпустила, да и денег на заморские курорты категорически не хватало.

Водитель больше не дергал, ехал очень плавно, но судя по метанию проводов в проеме люка ехал быстро, или Сергею так казалось. Он раньше никогда не смотрел в люк автомобиля на ходу. В кресле было удобно, тепло, озноб утих. Сергей лениво начал думать, как этому водителю удавалось проходить техосмотр – синяя карточка техталона исправно красовалась в верхнем правом углу лобового стекла. Но долго думать было лень, в конце концов, если человек смог в обычный уазик запихнуть какой-то явно неродной двигатель, поменять всю подвеску, установить массажное кресло, то, наверное, и на техосмотр деньги найдутся.

– Согрелся малёхо? – вывел Сергея из оцепенения вопрос водителя. – авай знакомиться. Ты как больше предпочитаешь, на «ты» или на «вы»?

В уазике «выкать» было бы странно, да и водила был какой-то… свой, что ли: улыбался Сергею приветливо, хоть и смотрел на него внимательно, изучающе, как будто знались они когда-то, но давно не виделись, и вот ищет он отличия этого Сергея от того, которого знал раньше.

– На «ты», – хотел сказать Сергей, но голос дрогнул и получилось что-то тихое, нечленораздельное.

Но водитель понял:

– Ну и славно, – сказал он весёлым голосом, – тогда зови меня Петровичем, я Пётр Петрович, но между своими просто – Петрович.

– Сергей, – назвался Сергей, на этот раз попытался сказать твёрдо и громко, как бы оправдываясь за скомканное «на ты».

– Ну, вот и познакомились. Ты, Сергей, не переживай. У нас не Канары, конечно, но отдохнёшь самым наилучшим образом, никакие анталии нам в подмётки не годятся. Я буду отвечать за твой отдых, у нас так положено – клиента ведём от порога и обратно до порога. Так что я твой водитель, гид и лечащий врач на ближайшие семь дней. Отдохнёшь, силы восстановишь, через неделю будешь у меня как огурчик!

Да уж, чего-то подобного Сергей и ожидал: врач, он же водила, да ещё и Петрович. Но с другой стороны, он чего хотел за те деньги, в которые обошелся этот «отдых» с лечением и трёхразовым питанием? Кстати, врач-Петрович – это, может, ещё цветочки, посмотрим, что у них за ягодки будут на завтрак, обед и ужин. Эх, надо было консервов прикупить, доширака, печенья какого-нибудь, кофе «три в одном».

Петрович словно уловил мысли Сергея, сказал, как обычно, сквозь улыбку:

– Вижу, что ты к другому отдыху привык. Но, поверь, завтра ты будешь чувствовать себя намного лучше, будешь сыт, обогрет и мир вокруг станет добрее и лучше. Не всё в этой жизни деньгами меряется. А сейчас поспи, ехать ещё далеко, мы через пару с небольшим часиков остановочку сделаем, чайку попьём, а там и до места недалеко, засветло ещё будем. Спи, всё лучше, чем дурные мысли-то по голове гонять.

Последнюю фразу Петрович сказал как будто уже и не Сергею, а просто так. Отвечать на неё было не обязательно, и это хорошо. Говорить не хотелось. Сергей последние два месяца старался вообще ни с кем не разговаривать, на звонки почти не отвечал, даже если звонили родители, – всё равно ничего хорошего ему давно никто не говорил, а выслушивать упрёки, угрозы, требования и идиотские советы сил уже не было от слова «совсем».

А вот дурных мыслей было выше крыши, и главная из них – почему? Почему всё сломалось и полетело в тартарары? Семья, бизнес, планы, даже желания и мечты – всё разбилось, разлетелось и рассыпалось. Нет, неправильно: рассыпалось не всё, а только хорошее, то, что составляло светлую сторону жизни, а всё, что было тёмное, осталось, осталось и выросло, заполонило собой весь его мир. Не бывает, наверно, людей, у которых всё всегда хорошо, но бывают люди, у которых всё плохо. Один такой точно есть, и мысли у него такие, что действительно лучше поспать.

Полулежачее положение тела в мягком тёплом кресле, покачивание машины действовало усыпляюще, смотреть в окна было неудобно, а картина в маленьком проёме люка не отличалась разнообразием. Машина между тем довольно быстро вывернулась из города и мчалась по прямой автостраде на восток, притом заметно превышая допустимую скорость. Сергей постепенно погружался в привычное состояние полусна-полуяви, такое состояние он называл инфоанабиоз и сравнивал себя с зависшим компьютером. В таком состоянии он мстил этому миру за все его гадости, притворяясь, что не замечает их, а мир это злило, и он старался нагадить ещё больше – это была такая игра, матч-пойнт Сергей против всего мира. Сергей проигрывал – медленно и верно.

– Сергей, просыпайся, давай немного разомнемся да чайку швыркнем, – голос Петровича доносился как будто из другого мира. Сергей, оказывается, уснул, уснул крепко. С трудом разлепив тяжёлые веки и не сразу сообразив, где он, Сергей увидел, что уазик стоит в лесу, влажные деревья, казалось, обступили машину со всех сторон вплотную. Выбраться из кресла оказалось не так-то просто: тело расслабилось и не желало вылезать из тёплых, мягких объятий, пришлось кнопкой поднять спинку почти вертикально. Петрович скрылся из виду, слышно было, как он чем-то шуршал и что-то расставлял, судя по звуку, на чём-то деревянном. Сергей потянулся и вылез из машины, снова потянулся, восстанавливая контроль над телом, огляделся. Они действительно были в лесу, кругом деревья, и только примятая жухлая прошлогодняя трава показывала, откуда сюда заехала машина. А машина проехала прямо между деревьев – никаких намёков на дорогу, даже самую никудышную. Уазик стоял возле крохотной беседки: четыре столбика, на них крыша, под крышей маленький круглый столик и две короткие скамеечки. С дальней стороны беседки протекал ручей. По случаю весны воды в нём было изрядно, с лёгким журчанием мутноватый поток вытекал из-за больших сосен, огибал небольшой каменистый мысок со стоящей на нём беседкой и снова скрывался в лесу. Сергей знал, что через месяц от этой речки останется только пустое каменистое дно, заваленное ветками, корой и прочим лесным мусором, но сейчас холодная вода весело и бурливо текла мимо него из леса в лес. Сергея передёрнуло от сырого, холодного воздуха, внутри снова зашевелился холод.

– Садись, – сказал Петрович, – чайку с травками попей, горяченького.

На маленьком столике была постелена чистая белая скатёрка, на ней стояли термос, кружки и пластиковый контейнер с небольшими румяными пирожками.

– Присаживайся, – снова сказал Петрович и сам сел на скамеечку, начал разливать чай, из кружек потянуло паром и стало немного уютней в этом промозглом, холодном лесу. Сергей сел напротив своего гида-врача, взял тёплую кружку двумя руками, осторожно потянул губами ароматную жидкость. Чай был не слишком горячий, в самый раз, но чая там не было – в том понимании, в котором обычно чай понимают. Настой из каких-то трав. Сергей в травах не понимал ровным счётом ничего, но напиток был приятным, терпковатым, согревающим горло и желудок.

Петрович был худощавым мужчиной лет пятидесяти, внешность совершенно обычная и незапоминающаяся. Волосы русые, губы улыбающиеся, глаза серые, внимательные – добрые глаза и какие-то уверенные, что ли? Бывают такие люди, которые как будто всё знают и уверены, что всё идёт как надо, куда надо и зачем надо. Рядом с ними невольно тоже проникаешься уверенностью и становится немного спокойнее.

– Бери пирожки, пока тёплые, с брусникой они, – сказал Петрович и взял первый, разломил пополам, сунул половинку в рот, зажмурился от удовольствия.

Сергей тоже взял пирожок, действительно тёплый, откусил и тоже невольно зажмурился – было вкусно, даже очень. Давно он не ел такой вкуснятины. После того, как стал жить один, весь его рацион свёлся к яичнице, макаронам, сосискам и покупному фастфуду. Сергей умел готовить, сам мог приготовить почти любое блюдо. Но для гостей или для семьи – это одно, а когда только для себя – это совсем другое, вроде как лишённое смысла дело. В гости его тоже давно никто не звал, и только сейчас, откусив кусочек зарумяненного теста со сладковато-терпкой начинкой, понял, как же он соскучился по нормальной, домашней еде.

Петрович с лёгкой улыбкой смотрел, как Сергей глотает один пирожок за другим, и подливал в кружку чай, молчал. Сергей тоже молчал, но с каждым съеденным пирожком в нём нарастало чувство неловкости: вот человек угощает его, чай подливает, а он молчит, а ведь за столом полагается разговаривать. Но Петрович почувствовал нарастающую неловкость и сказал:

– Ты не говори ничего, ты кушай, на свежем воздухе аппетит добрый. Тебе сейчас отъедаться, отсыпаться и отогреваться надо. А разговоры подождут. Хотя послушать тебе кое-что полезно.

– Что послушать? – нехотя спросил Сергей.

– Да вот хотя бы ручей этот, птиц. Слышь, как расчирикались?

Сергей слышал шум ручья, телом чувствовал холод талой воды, но птиц слышно не было. Он уже было открыл рот, чтобы сказать, что, мол, никаких птиц тут нет, но в этот момент где-то высоко над их головами раздалась звонкая, пронзительная трель какой-то птахи. Трель повторилась и оборвалась, Сергей невольно стал прислушиваться, не запоёт ли птица снова, но вместо этой птицы он услышал другую песню – длинные, протяжные посвистывания. Затем ещё, ещё и ещё. Какие-то звуки он узнавал: вот сорочий треск, ворона по своему вороньему разумению каркнула пару раз, но авторов основной массы звуков он определить не мог. Оказывается, лес был наполнен птичьим гвалтом, странно, что Сергей этого не заметил сразу.

– Услышал? – улыбаясь спросил Петрович. – Вот так всё в жизни – на что обращаешь своё внимание, то и нарастает, его становится больше, а на что не смотришь – так того вроде бы как и нет. Вот люди живут, всё у них хорошо, сыты-одеты, мужья-жёны, дети и всё остальное, но привыкают и перестают замечать добро это. А за каждую плохую мелочь переживают сильно, и сами не замечают, как добро потихоньку уходит, а зло растёт. Ты извини, что в душу лезу, но ты когда-то начал большую часть своего внимания отдавать решению проблем, они и наросли, теперь вся жизнь одна большая проблема, так или нет?

– Не знаю, – с сомнением ответил Сергей, не готов он был к такому разговору. – То, что проблема – это да, а почему так… Не знаю, и никто, наверно, не знает.

– Да то не великая наука, – вздохнув, сказал Петрович и заговорщицки подмигнул Сергею: – Давай-ка лучше пирожки доедим, один тебе, другой мне. А то если не осилим, устроит нам Наталья Дмитревна настоящую проблему.

С этими словами Петрович разлил остатки чая из термоса и взял пирожок.

– А кто это – Наталья Дмитревна? – забирая последний пирожок, спросил Сергей.

– Дмитревна – это ух! Наш заведующий по питанию, откармливать тебя будет. Пирожки понравились?

– Угу, – кивнул Сергей, запивая чаем последний кусок.

– Её рук дело, она и по травам, и по диетам у нас. Хороший человек, правильный, поэтому спорить с ней или там не съесть чего она для тебя приготовит, не советую. Женщина она строгая, из киржаков и порядок у неё во всём. Поехали.

Говоря это, Петрович убрал со стола кружки, термос, пустой контейнер, сложил всё в прямоугольную плетёную корзину с крышкой, такие продают с наборами для пикников, и раскрыл перед Сергеем дверь уазика. Но Сергей опять не спешил залезать в машину, стоял оглядываясь и пытался понять, куда они смогут поехать, ведь кругом деревья, если только задом выезжать.

Но Петрович уже сел за руль и запустил двигатель, пришлось лезть в своё кресло. Пока усаживался в него, Сергея царапнуло какое-то нарочитое несоответствие этого вычурного кресла с уазиком, лесом и беседкой с пирожками.

Петрович действительно сдал назад, протиснул машину между двух молодых сосенок, ветви которых, прошуршав по кузову уазика, сомкнулись и закрыли проезд, как будто его и не было. Ловко выруливая между деревьями, Петрович проехал задом метров пятьдесят и выскочил на приличного вида бетонку.

– Ну вот, – сказал он, – сейчас десяток километров с гаком, и мы дома.

Переключил передачу, и машина, плавно набирая скорость, поехала вперёд.

Колёса ритмично застучали на стыках бетонных плит. Дорога была странная: вполне себе хорошего качества, но совершенно пустая, и впечатление было, что по ней давно не ездят. На бетонных плитах валялись сосновые шишки, прошлогодней травой были затянуты обочины, трава пробивалась в стыках плит.

– Это военная бетонка, – сказал Петрович, заметив, как внимательно Сергей разглядывает дорогу. – Раньше военная часть там стояла, потом её расформировали, а сооружения какие-никакие остались законсервированные, ну и чтоб местные не вывезли всё на металлолом, часть бетонки разобрали, вот мы ей и пользуемся, удобно.

Удобно, подумал Сергей. Хорошо, наверно, уехать куда-нибудь к чёрту на кулички и сидеть в каком-нибудь лесу с медведями по соседству. Никаких тебе бизнесов дурацких, друзей-партнёров, с которыми и врагов не надо, конкурентов-козлов, налоговых, банков, жены-стервы, ничего… Красота, жалко только денег за это не платят. От этих мыслей настроение у Сергея пришло в норму, которая давно уже ниже плинтуса. Лес посерел, бетонка стала казаться унылой дорогой в никуда, да и улыбка Петровича уже изрядно раздражала. Сергей взглянул в салонное зеркало заднего вида, увидел в нём отражение Петровича – глаза не улыбались, смотрели на дорогу как-то печально. Ну и чёрт с ним, подумал Сергей и опять впал с инфоанабиоз, в груди зашевелился холод, тягуче потёк по сосудам и через минуту Сергея опять потряхивало от озноба. Только в животе оставалось тепло, наверно от пирожков с чаем.

Десять километров с каким-то гаком пролетели как во сне. Петрович свернул с дороги в лес, минут пятнадцать попетлял между деревьями и остановился.

– Приехали, – бодро сказал он, – давай заселяться, – и вылез из машины. Сергей вылезать из тепла не торопился, его трясло. Петрович тем временем обошёл машину, открыл пассажирскую дверь, заглянул в салон.

– Эко тебя! Ну давай-давай, я тебе там с утра ещё лежаночку натопил. Пойдём-пойдём, согреешься, – голос Петровича стал какой-то вкрадчивый, каким уговаривают больных детей выпить горькое лекарство.

Пришлось сделать над собой усилие и вылезти из машины. Она стояла перед домиком: домик рубленый из окорённых брёвен, с крыльцом, по обе стороны от которого было по одному окну, справа от крыльца вокруг тянулась терраса, на ней виднелись пара деревянных кресел и столик.

Петрович, держа в одной руке сумку, другой взял Сергея за локоть и подтолкнул к лесенке на крыльцо. Поднявшись по пяти или шести чистеньким ступенькам из половинок брёвен, открыл дверь и пропустил Сергея в дом. В доме было тепло! Нет, не просто тепло, а в нём было натоплено. Сергей это почувствовал сразу – не вода согрела это жильё и не электричество, а настоящий огонь. И опять Сергей вспомнил, что уже лет двадцать, а может, и больше он не был в доме, который бы топился печкой.

– Раздевайся, сейчас согреешься, – сказал Петрович, скидывая кроссовки и вешая кожаную куртку на вешалку справа от двери.

Сергей тоже избавился от обуви и осмотрелся. Домик изнутри оказался не таким уж и маленьким, в прихожей, которая продолжалась делившим дом на две половины коридором, вдвоём было вполне просторно.

– Смотри, тут все как обычно: справа у тебя комната, там кровать, лежанка, стол и всё, что нужно, вот тут слева санузел, за ним прямо кухня, из неё можно на террасу выйти, но тебе это пока не нужно. Пойдём в комнату, – Петрович подтолкнул Сергея вправо.

В комнате, как и везде, где было видно Сергею, стены были бревенчатые, какого-то медового цвета, два окна на противоположных стенах, занавески из легкой тюли и плотные гардины. У дальнего окна стоял деревянный письменный стол, перед столом – солидного вида кресло, обитое тёмно-бордовой тканью. Справа у стены была неширокая деревянная кровать на резных ножках, тут же шкаф для одежды, ещё стул, а вот у стены, которая отделяла комнату от кухни, располагалось странное сооружение, видимо, та самая лежанка. Больше всего она напоминала миниатюрную русскую печь, повернутую к Сергею задом. Она как бы вырастала из пола сантиметров на восемьдесят-девяносто, была устлана большой накидкой из серого меха и уходила в потолок дымоходом у дальней стены. От этой конструкции шло тепло, Сергей чувствовал это. Почувствовал и Петрович:

– О! Молодец, снимай куртку и залазь на лежанку, прямо под волка. Через пару часов отогреешься, я к тебе загляну, поужинаем. Да, на кухне есть тёплый чай, если попить захочешь, там закуски всякие в холодильнике, – с этими словами он подошёл к лежанке и откинул край накидки из волчьего меха и пошёл в прихожую, пошебуршился немного, обуваясь-одеваясь, и вышел из домика, тихо затворив дверь.

Сергей остался один. Очень хотелось забраться под меховое одеяло в тепло, накрыться с головой, свернуться калачиком и ждать, когда утихнет дрожь, но естество заявляло о себе весьма настойчиво. Сначала Сергей посетил туалет, там ничего необычного не было – унитаз, раковина, душевая кабина, зеркало, полотенца на полочке, даже крошечная вазочка с синим цветком, настоящим. Сергей решил, что это медуница, хоть и не стал бы спорить на этот счёт. В цветах он разбирался на уровне большинства мужчин, изредка покупающих цветы в цветочных ларьках, знал розы, тюльпаны, ну ещё лилии с гвоздиками и кошмар для всех пацанов – первосентябрьские гладиолусы с астрами.

Избавив тело от тягот и невзгод земной жизни, Сергей заглянул на кухню – тоже ничего особенного, маленький холодильник, самовар электрический, микроволновка и электроплита на две конфорки. На столике стоял уже знакомый термос, в шкафу отыскалась кружка. Сергей выпил стоя половину кружки травяного чая, вкус его показался иным, нежели тот, что они с Петровичем пили в лесу, и поплёлся в комнату, по пути стянув с себя свитер. Нырнул на лежанку, укрылся меховой накидкой и затаился. Холод затаился тоже, и для него окружающая обстановка была незнакомой и настораживающей. Лежать было не очень мягко, на камне, или из чего там сделана лежанка, лежал матрас, но не такой, какие сейчас кладут на кровати, толстые, с пружинами, синтепоном, кокосом и прочими приблудами, а обычный, набитый ватой или чем-то похожим. Но Сергея это не беспокоило, ему доводилось спать и в палатке, в спальнике, на тонком туристическом коврике, нестрашно, главное, что тут было тепло. Постепенно по телу начали бегать мелкие, но очень колючие мурашки. Такие бегали в детстве зимой после дворовых снеговых баталий, когда вязаные варежки сначала промокали насквозь, а потом замерзали и пальцы замерзали вместе с ними. Прибегая домой с синими губами, но со счастливыми глазами, он совал окоченевшие руки под текущую из крана струю горячей воды. От воды поднимался пар, но рукам вода почему-то казалась холодной, наверно, минуту, а потом начинали бегать мурашки, острые и колючие. С одной стороны, было больно, а с другой – вынимать руки из-под спасительной струи не хотелось. Говорят: «И хочется и колется», наверно, как раз про такой случай.

Сергей лежал, терпел покалывания, внутренним взглядом наблюдая, как волны колючих ощущений блуждают по его телу. Невольно прислушиваясь к себе, Сергей стал замечать своё дыхание, потом он услышал стук сердца, сердечные сокращения как-то ватно отдавались в ушах, на фоне лёгкого звона в них же. Сергею это не понравилось, дыхание какое-то судорожное, удары сердца – тревожные, уши как будто вывернулись и слышали только то, что происходило внутри. Мир стал скукоживаться, прошлое и будущее исчезало, далекое и близкое теряло размерность и сжималось чёрную, жирную и вязкую точку. Сознание стало медленно и бесконечно падать в эту точку под всё заполняющие звуки хриплого дыхания и набатных ударов сердца. Надо было рвануться, открыть глаза, но Сергей уже не мог ничего сделать, последним проблеском сознания была мысль о выпитом чае: «Ох, не простой был чаёк».

Сергей просыпался долго и мучительно, он был мокрый, футболка насквозь, противно прилипла к телу, даже джинсы под коленями промокли. Откинув покрывало, ещё не проснувшись до конца, сел. Не открывая глаз, стал стягивать с себя мокрую от пота одежду, бросая её под ноги, сразу стало холодно. Сергей снова лёг, накрылся, но лежать голышом на меху было непривычно, да и мех тоже был влажный, ворсинки неприятно прилипали к коже, немного попахивало псиной. Поворочавшись, Сергей проснулся окончательно. Сел, открыл глаза, прямо перед ним стояло кресло, на ручке которого лежала стопочкой какая-то одежда. В неярком свете ночника он не сразу сообразил, что это такое, но, взяв в руки рубаху и штаны, по-настоящему удивился: это было нательное бельё, рубаха и штаны. После службы в армии он не то что не носил ничего подобного, но даже в глаза не видел ни разу. Правда, в отличие от армейского, сто раз стираного и затасканного, это было новеньким, мягким, по вороту рубахи шла вышивка. Не раздумывая Сергей натянул рубаху, потом кальсоны, как им и положено, с завязками на поясе. Сразу стало теплее, уютнее.

Раз уж проснулся, решил сходить в туалет да заглянуть на кухню, есть хотелось зверски. Вспомнил, что Петрович, обещал ужин. Наверно, не решился будить, ну и правильно: несмотря на неприятное пробуждение, сон Сергею явно пошёл на пользу. Включив свет в прихожей, Сергей заметил в углу войлочные тапочки, сунул в них ноги и пошёл в туалет. Умывшись и почистив зубы найденной на полочке новенькой зубной щеткой, вышел в кухню. На столе лежала записка, размашистым почерком на вырванном из блокнота листе бумаги было написано: «Ужин в холодильнике, съешь всё. Петрович».

В холодильнике нашёлся небольшой деревянный поднос, по краю украшенный резьбой, на котором стояли глиняный горшочек, две миски с салатами и большая горбушка чёрного хлеба, всё затянуто прозрачной пищевой плёнкой. На взгляд голодного желудка, выглядело очень неплохо, в горшочке обнаружилось мясо с овощами, его Сергей отправил в микроволновку, сам принялся за салаты. В ящике буфета нашлись столовые приборы. Первый салат был из тёртой редьки с мятой картошкой и сметаной, второй – какая-то рыба, тушёная до состояния консервы, с морковью и луком, сбрызнутая уксусом. В общем-то, всё очень просто, понятно и вкусно. С ноздреватым хлебом Сергей умял салаты за пару минут, как раз пропищала микроволновка. Немного перегрел, доставать горшочек пришлось, обжигая ладони. Открыв крышку, Сергей выпустил настоящего джина – джин был в виде пара, густого, очень вкусно пахнущего, моментально заполнившего кухню ароматом тушёного мяса, болгарского перца и много чего ещё. Взгляд опять упал на записку: «Съешь всё…» Съем-съем, не переживай. И съел всё! Осталось чем-то запить. Сергей задумчиво посмотрел на термос с «чаем», он по-прежнему стоял на столе. Сразу вспомнилось и хриплое дыхание, и нудное падение в чёрный липкий студень. Непростой чаёк, однако, но, с другой стороны, проснулся же, поел… Вроде ничего плохого, а за окном светает, значит, часов пять. Когда у них побудка на зарядку или что тут по утрам? Надо бы ещё уснуть и поскорее. Сергей решился и выпил целый стакан уже еле тёплого, настоявшегося до лёгкой терпкости чая.

Повыключав везде свет, улегся на волчью лежанку. Пока ужинал в пять утра, мех просох, стал снова тёплым, уютным. На этот раз Сергей засыпал не под набат своего сердца, а под робкие предрассветные трели птиц за окном. Сергей блаженно улыбался, впервые за многие месяцы.

Глава 2

День второй

Сергею снился сон спокойный и лёгкий – сон, в котором не было никакого действия. Во сне он сидел на высоком берегу, который пологой долиной плавно спускался к широкой реке. Летний солнечный день, вокруг громко чирикали птицы, было хорошо, а главное, ему совершенно не надо было отсюда уходить, ни сейчас, ни через час и вообще никогда. Можно было сидеть вечно, наслаждаться этим покоем и никто не может вторгнуться в него, нарушить какой-то тончайший баланс изменяемости мелких деталей и неизменности всей картины.

– Подвинься, пожалуйста…

Сергей был женат полтора десятка лет, даже немного больше. На команду «Подвинься» тело реагировало, как хорошо выдрессированная служебная собака, по этой команде он перекатывался на другой бок, не просыпаясь. Повернулся он и на этот раз, лицом к стенке. Кто-то лег рядом и на плечо Сергею осторожно легла чья-то рука.

А вот это было неправильно. Бывшая никогда не обнимала Сергея, тем более во сне, они вообще спали под разными одеялами, а последние года три старались не прикасаться друг к другу даже случайно. И это неправильное прикосновение, это «пожалуйста» добавленное к стандартному «подвинься» и незнакомый голос стали просачиваться в сон Сергея.

Во сне позади него теперь кто-то сидел, положив руку ему на плечо и уткнувшись лбом куда-то в основание шеи, сидел так же, как он, прямо на земле, и это была женщина, Сергей чувствовал это, и эта женщина стала менять картину сна. Надо было обернуться, посмотреть на неё, наверно, что-то сказать, но как только Сергей чуточку отвлекался от реки, птиц, облаков – картина сразу начинала плыть, бледнеть, терять своё очарование. Усилием воли Сергей пытался вернуть картинке стабильность, но само это усилие вносило новые искажения, и снова он прилагал усилия, чтобы преодолеть прежние свои же усилия.

Сон истаивал, как во рту тает кусочек хорошего шоколада, медленно и неотвратимо, оставляя одновременно сладкое и горькое послевкусие. Но совсем сон не исчез, осталось пение птиц и рука на его плече. Ещё Сергей услышал дыхание незнакомки, оно было спокойным и каким-то медленным, вдох и выдох были длинными и между ними была ощутимая пауза. Сергей вспомнил вчерашнее свое дыхание, какое-то судорожное, сдавленное, и попробовал подышать так же медленно и спокойно, как дышит за его спиной эта незнакомая женщина. Хватило его минуты на две, наверно, тело стремилось дышать часто и мелко. Борьба с организмом разбудила Сергея окончательно, он открыл глаза, скосил их в сторону плеча, посмотрел на руку незнакомки. Пальцы тонкие и длинные, маникюр, на среднем и безымянном по одному ажурному колечку. Хорошие такие пальцы, ухоженные и молодые. Женщина была молода и за собой следила. От этого открытия Сергею стало легче, и если в твою постель вторгается без спроса какая-то женщина, так пусть она будет молодой и как минимум ухоженной, и совсем хорошо, если будет ещё и красивой.

И тут Сергея как из душа окатило: рано или поздно из-под волчьей накидки придётся вылезти, а он, прости господи, в портках! Вылезти незаметно и переодеться не получится: накидка была сшита, как спальный мешок, раскрывалась только с одной стороны, и на этой стороне теперь лежала незнакомка. Что делать?

Лежать на одном боку и не шевелиться становилось все неудобнее, лежанка была явно не двуспальная, хотелось повернуться на спину, но Сергей боялся разбудить ту, с кем невольно делил это ложе с подогревом. Но она, видимо, почувствовала его:

– Уже встаёшь? – пробормотала она. – Можно, я ещё полчасика, всю ночь ехала… – С этими словами она повернулась на живот, уткнувшись лицом в край подушки, при этом выдернув из-под себя край накидки.

Путь на волю был свободен и вроде можно выскочить незамеченным. Сергей повернулся, встал на четвереньки и, пятясь задом, слез с лежанки. Пробежал взглядом по комнате в поисках своей сумки, заметил её аккуратно припаркованной у двери в прихожую, подхватил и выскочил из комнаты в кухню. На кухне быстро распотрошил сумку, вытащил чистое бельё, носки, футболку и запасные джинсы, не мешало бы погладить, ну да ладно, хорошо хоть, что вообще догадался взять. Ну и ситуация, приехал отдохнуть, называется.

Бритва, на самом дне… нашлась. Расческа. С полными руками Сергей шмыгнул в туалет. Перевел немного дух. Заметил фен у зеркала и решил сначала хорошенько вымыться. На приведение себя в человеческий вид у него ушло минуть двадцать, может, чуть больше. Когда снова появился на кухне, Сергей уже чувствовал себя значительно увереннее и даже вторжение незнакомки не казалось ему проблемой, в душе начал просыпаться интерес ко всему происходящему.

Последние года три Сергей старательно не заводил знакомств с противоположным полом. Женщины ему нравились всегда: с детского сада он заглядывался на девочек, школа, класса с пятого, вся прошла в романтических влюблённостях в одноклассниц, но без эмоциональной аморальности – любил он их строго по очереди. Женился через год после армии, мечтал об идеальной семье, где любовь и согласие основа всего, где споры и проблемы преодолеваются взаимными усилиями, где дети и дом. Он мечтал о семье, как о месте, в котором отдыхают, зализывают раны и набираются сил, чтобы снова сворачивать горы, добывать мамонтов в товарных количествах, биться за успех и процветание. Но за наивность в этом мире платят долго и дорого. Жена семейную жизнь представляла себе сильно иначе и закатывала ему скандалы с точностью командирских часов три раза в месяц, начиная со второй недели законно-супружеской жизни. Поводы были самые разнообразные – любое событие, любое слово, даже взгляд Сергея на улице, если в направлении взгляда оказывалась другая женщина, всё шло в дело. Он пытался как-то с ней договориться, за что-то извинялся, что-то обещал не делать, список требований рос, скандалы не прекращались. Говорят, амбиции умирают долго, его амбиции на идеальную семейную жизнь умирали лет пять, потом была первая попытка развода, неудачная: договорились жить вместе ради сына, скандалы стали реже, Сергей в них просто старался не участвовать. Начали появляться любовницы, но и тут не особо складывалось, через пару-другую месяцев отношений любовницы начинали требовать от Сергея больше, чем он мог дать. Тут не в деньгах дело, с этим как раз всё было в порядке. Дело в том, что Сергей формально был ответственным семьянином, и если у него была семья, то и жил он как семейный человек, вечера, выходные и поездки на отдых – всё с семьёй. Женщин это не устраивало, и когда претензии очередной претендентки на его сердце, время и достаток заходили за незримую черту – Сергей с ней расставался. Иногда это проходило легко, но пару раз дамы ему устраивали грандиозные нервопредставления со слезами, упрёками и обвинениями. Сергей и сам эти разрывы переживал тяжело, на год-другой завязывал с романами, но потом появлялась очередная, и всё шло по кругу. В конце концов это ему надоело, после разрыва с последней пассией интерес к женщинам сильно поугас. Ничего хорошего он от них в стратегической перспективе уже не ждал.

И вот он в каком-то лесу, в какой-то избушке в своей постели обнаруживает какую-то женщину и вместо того, чтобы выставить её за дверь, кстати, дверь закрывать надо, он намывается, бреется, наряжается, старается не шуметь. А может, она пьяная или вообще «с приветом»? На всякий случай подошел к своей куртке, потрогал карманы, бумажник, мобильник – на месте, ключи от съемной хрущёбы тоже. Рядом висело женское пальто – длинное, светло-серое, на вид вполне себе элегантное, под пальто стояли изящные полусапожки в тон пальто светло-серые, на невысоком каблучке. Причем стояли они аккуратно, каблуками к стене, что было несколько странно. Тут же на полочке под зеркалом стояла небольшая серая же дамская сумочка и лежали серые же тонкие перчатки и ключи от машины. «Машина тоже серая?» – подумал Сергей. Глядя на одежду и обувь незнакомки, Сергей начал испытывать что-то вроде симпатии к ней. Ему всегда нравились женщины, которые следили за своей внешностью и одевались элегантно. Сергею показалось, что вещи этой дамочки придали прихожей гостевого домика немножко домашнего уюта. Чёрт, она и его кроссовки поставила ровненько, да кто она такая?

Он заглянул в комнату, незнакомка по-прежнему спала на лежанке, теперь он мог рассмотреть её получше. Одета она была в длинную вязаную кофту непонятно какого бледного оттенка, в которой дыр больше, чем пряжи. Такого же цвета, но более плотной вязки юбка ниже колен. Волосы, волнистые, светло-русые до середины спины, разметались по спине и подушке, скрывая лицо. Сергей вдруг почувствовал, что ей зябко, на цыпочках подошёл к лежанке, укрыл её краем меховой накидки. Женщина, молодая женщина. Хоть лица её Сергей по-прежнему не видел, но почувствовал, что эта особа уже вышла из юного возраста. И хорошо, совсем молодых девушек Сергей вообще не понимал и общения с ними не искал, они как инопланетяне, не поймёшь, чем живут и что у них в голове. Незнакомка пошевелилась и из-под волос донеслось тихое, не совсем разборчивое «спасибо». Сказано это было не формально – поблагодарила она его искренне. Сергей невольно улыбнулся и пошёл на кухню, стоять над спящим человеком смысла не было, да и неудобно. Сделав пару шагов, вспомнил о брошенной ночью одежде – надо бы убрать, но, оглянувшись, одежды на полу не обнаружил и ещё более озадаченный всё-таки прошёл на кухню.

На кухне тоже был порядок. Поужинав ранним утром, Сергей не удосужился убрать за собой, посуду оставил на столе. Сейчас стол был чист, посуда вымыта и убрана в шкаф над раковиной. Получается, что незнакомка всю ночь откуда-то ехала, устала, конечно, при этом зашла утром в домик Сергея без спроса, прибрала куда-то одежду, перемыла посуду и только после этого легла спать? Кто же она такая?

Взгляд Сергея наткнулся на пресс для чая, вместо чайника предлагался электрический самовар, в шкафу обнаружилась деревянная коробочка с вырезанным на крышке словом «Чай», внутри лежали разные пакетики с чаем, надписей никаких, пришлось нюхать. Третий или четвёртый пакетик пахнул знакомым сливочным ароматом, вот это то, что надо – молочный улун, утром лучше любого кофе и в сто раз полезнее. Бросив пакетик в пресс, включил самовар, вода в нём была. Сел на стул в ожидании, пока вода закипит, хоть зелёный чай и не советуют заливать крутым кипятком, но неизвестно, что за вода в самоваре, бережёного Бог бережёт.

Самовар закипал медленно, долго шумел на одной ноте, иногда замолкал, потом снова начинал шипеть, минут через пять, наверно, шипение сменилось клокотанием и подрагиванием. Налив кипятка в пресс и закрыв крышкой, Сергей снова сел на стул и стал ждать, когда чай заварится, да и немного подостынет. Делать было нечего, в комнату не войдёшь, на улицу выходить желания совсем нет. Посмотрел в окно: серые деревья и вдалеке в прорехах ещё не облиствившихся ветвей серые облака, солнца этим утром не предлагалось совсем.

Сергей пару лет как стал замечать, что погода влияет на его настроение, раньше такого вроде не было. Не в том смысле, что голова болит при магнитных бурях или скачках атмосферного давления, а вот просто – от погоды. Когда солнце – то на душе веселее, а когда такая хмарь, да ещё неделями… хоть волком вой. Вот и сейчас, чем дольше он смотрел в окно, на качающиеся голые ветви серых берёз, тёмную хвою сосен, быстро несущиеся рваные клочья серых же облаков, тем настроение становилось мрачнее. Вся эта поездка не пойми куда, эта женщина непонятная в комнате, этот Петрович (где он, кстати?) – всё стало казаться какой-то дурью, горячечным бредом. Под сердцем снова начал разрастаться ледяной ком, потянул свои вязкие щупальца по сосудам. Сергей отметил про себя, наливая в кружку ещё слишком горячий чай, что с утра-то колотуна не было, замотался с этой… как её там, даже имени не сказала. А вот лежанка – штука хорошая. Интересно, откуда она топится, неужели с улицы? А что, удобно, и клиенту хорошо, никто не мешает и с безопасностью норма, кто сейчас печки-то топить умеет? А тут какой-нибудь профессиональный истопник, с сертификатом, допуском и кочергой наперевес, ходит по ночам и топит… топит… Чёрт, что ж опять так холодно?

В дверь постучали, Сергей не сразу сообразил, что это за звук, он уже опять успел впасть в свой анабиоз, сжимая в дрожащих руках горячую кружку, как утопающий – спасательный круг. Стук повторился. С трудом поднявшись и не выпуская кружки, Сергей пошёл в прихожую открывать.

На крыльце стоял Петрович со знакомой плетёной корзинкой в руке и со знакомой же лёгкой улыбкой на лице.

– Доброе утро!

– Доброе, – ответил Сергей, поворачиваясь с Петровичу спиной, и добавил, направляясь обратно на кухню: – Если не последнее.

– Не последнее, – повысив голос, ответил Петрович из прихожей: – Раз шутить изволишь, значит, не последнее.

Входя в кухню и ставя корзинку на стол, добавил уже серьёзно:

– Сегодня у тебя первый полноценный день, ты помыт, побрит, чайком балуешься, готов, значит, к труду и обороне. Лина давно приехала?

– Лина – это та, что без спроса в комнате спит? Не знаю… Вытолкала меня с час назад, наверно. Сказала только, что всю ночь ехала.

– Ну и хорошо, пусть поспит, а мы с тобой немного перекусим, тут Дмитревна тебе завтрак собрала. Я с тобой тоже, заодно и растолкую, куда ты, к своему счастью, попал и как отдых проходить будет.

– А мне можно послушать? – раздался за спиной мягкий женский голос. И не дождавшись ответа: – Только мужчины, пару минут мне дайте в порядок себя привести. Негромко хлопнула дверь туалета и приглушённо зажурчала вода.

– Придется дать, – весело сказал Петрович, тихим заговорщическим тоном добавил: – Порядочная женщина – это та, которая привела себя в порядок. Видишь, как у них всё просто – умылся, причесался, и готово.

И помолчав немного, со вздохом добавил, как бы ни к кому не обращаясь:

– У мужчин порядочность за пару минут не восстанавливается.

Петрович доставал из буфета тарелки, кружки, из корзины на свет появились разного вида и размера ёмкости – корзина была не такая уж и маленькая, и поместилось там немало чего.

Сергей сидел, по-прежнему сжимая тёплую уже кружку, и смотрел на всё вокруг, как на картинку в телевизоре: что-то происходит, но к нему это всё отношения не имеет. Хотя немного интересно было посмотреть на эту Лину. Узнать, кто она и зачем.

Лина не заставила себя долго ждать. Появившись на кухне, она первым делом подошла сзади к Сергею, положила руки ему на плечи, наклонилась к уху и прошептала:

– Доброе утро, Сергей! Спасибо, что дал поспать… Я Лина.

Затем она в два шага подскочила к Петровичу, обняла его, поцеловала в щёку, прижалась к нему, замерла на мгновение и протянула:

– Петровиииииич! Как я по тебе соскучилась!

Отпустила его и добавила:

– Садись, я накрою, а ты рассказывай, что-то про отдых начал…

Сергею послышалась в её голосе какая-то ирония.

Петрович сел за стол сбоку от Сергея, единственное же место напротив оставалось свободным. Немного помолчал, как бы наблюдая, как на столе появлялись тарелки с ватрушками и шаньгами, глубокая миска с кашей, миски поменьше со сметаной, жёлтым топлёным маслом, черничным вареньем и ещё чем-то. Кухня наполнялась ароматами, от которых Сергея невольно накрыли воспоминания… Бабушка, баба Зина, и детство. Баба Зина жила далеко, в настоящей деревне, в доме с русской печкой. Сергей был у неё всего раза три, может, четыре, ещё совсем ребёнком. Но вот запах шанежек и топлёного молока на завтрак помнил до сих пор. Да, пара шанежек, стакан топлёного молока на завтрак, и весь день свободен – река, лес, солнце. В детстве всегда светит солнце, и никаких забот и никаких проблем, почему же сейчас все наоборот, когда одно поменялось на другое, а главное – зачем?!

– Отдай мне, пожалуйста, отдай.

Тихий голос Лины возвращал Сергея в реальный мир. Одной рукой она легонько гладила Сергея по плечу, а другой пыталась забрать из его рук кружку с чаем. Он так и не сделал ни одного глотка. Но возвращение в реальный мир было неполным, от воспоминаний остались ватрушки на столе и топлёное молоко, то самое топлёное молоко, на поверхности которого плавает самое вкусное, что есть на этой грешной земле, – пенка, кремовая сливочная пенка! Сергей с трудом разжал пальцы, кружка с чаем переместилась в раковину, Лина села за стол, Сергей поднял глаза и наконец-то их взгляды встретились.

Сергей посмотрел в её глаза и сразу отвёл взгляд. Глаза были… обычные, серые на обычном лице молодой, симпатичной женщины, но вот взгляд, которым эти глаза смотрели на Сергея, был неправильным. Нельзя на него так смотреть, раньше можно было когда-то, а сейчас нет. Не может женщина смотреть на мужчину, который потерял всё, который лох, лузер и полнейший неудачник, не может она на него смотреть как на… А как на кого? Лина смотрела на него как-то очень уважительно, как будто он сделал что-то большое и важное. Сергея это смутило и он отвёл взгляд.

Неловкость снял Петрович, голос его стал вдруг каким-то официальным.

– Сергей, —начал он, – ты приехал в оздоровительное учреждение курортно-санаторного типа, это если выражаться в современных терминах. Соответственно, тебе предоставляется право отдохнуть либо отдохнуть и поправить своё здоровье. Выбор за тобой. По первому варианту ты пробудешь здесь семь дней, отоспишься, отъешься, наберёшься сил и вернёшься домой, где через несколько дней всё вернётся на круги своя. По второму варианту я и Лина будем тебя лечить от тех болезненных состояний, в которых ты находишься последние месяцы и сам, наверно, понимаешь, что долго ты в них не протянешь. Если хорошо постараешься, а мы поможем, через семь дней ты вернёшься домой и сможешь решить большинство своих проблем, в каком-то смысле даже начать новую жизнь.

– Сергей… Сергей, – Лина звала, и пришлось поднять свои глаза и посмотреть в её. – Сергей, тебе сейчас надо сделать выбор – первый вариант или второй?

Интонация голоса менялась, когда она произносила «первый вариант или второй?». «Первый» она сказала равнодушно, а «второй» с ударением и какой-то теплотой, давая понять, что ей второй нравится больше и надо бы выбрать именно его.

Сергей криво усмехнулся: «Матрица», ей-богу. Петрович – Морфиус, Лина – Тринити, а он типа Нео. Две пилюли: либо всё как всегда, но конец близок, либо всё изменится, но непонятно как. Выбирай, но осторожно, но выбирай, ибо третьего не дано. Ладно, спасителей человечества оставим, а в спасителя себя любимого сыграть, может, попробовать?

– В чем подвох? – спросил Сергей, поднимая взгляд на Петровича.

– Будет немного больно, – ответила Лина тихим голосом. – Пару процедур всего, но я помогу тебе.

– Не немного больно, а больно, – вмешался Петрович. – Состояние твоё, прямо скажем, близко к критическому, нужна интенсивная терапия. Поэтому легко не будет, но в любой момент ты сможешь от лечения отказаться. Так что советую попробовать, Лина тебя поддержит, она специально для этого приехала.

Ну вот, надавили на совесть: девушка всю ночь ехала откуда-то, а если я откажусь от их лечения, то получится, что она этот путь проделала зря. Поедет она обратно и будет всю дорогу думать, что Сергей козёл. И взгляд её будет не такой восторженный, а презрительный, брезгливый.

– Это всё? – спросил Сергей, его беспокоил ещё вопрос цены: в санаториях все лечебные процедуры платные, кроме какой-нибудь ерунды вроде разового массажа левой пятки. Но задавать вопрос при женщине постеснялся.

– Это всё, – сказал Петрович и добавил: – На цену проживания не влияет.

– Ладно! – сказал Сергей. – Давайте попробуем с лечением.

А про себя подумал: наверно, опыты какие-нибудь на людях проводят. Да и ладно, загнусь так загнусь, прав ведь Петрович, сколько я ещё в таком режиме продержусь, особенно когда деньги совсем закончатся? Или из окна выпрыгну или с ума сойду, неизвестно, что лучше. А так, может, пользу науке принесу…

– Можно ещё вопрос? – и не дожидаясь ответа, Сергей, ни к кому конкретно не обращаясь, проговорил: – Почему всегда два варианта? Почему всегда или-или?

– А тебе сколько бы хотелось? – вопросом на вопрос ответил Петрович.

– Ну хотя бы три. Как там у богатырей было… Направо пойдёшь, налево и прямо можно было…

Петрович с Линой переглянулись, и Петрович, повернувшись к Сергею всем корпусом, очень серьёзно сказал:

– До третьего варианта, Сергей, дожить надо. Пока тебе двух достаточно, и поверь, большинству людей и два слишком много…

Сергей на это ничего не ответил.

– Ну и хорошо, вечером начнём. И давай это… сразу Сергея на диету, – возвращаясь к своей обычной полушутливой манере разговаривать, сказал Петрович. – А ты чего примчалась в такую рань? – спросил он, обращаясь к Лине.

– Ну а как? Дмитревна позвонила, говорит: бросай всё, тут клиента твоего привезли, еле живой. А я у мамы гостила, да только нагостилась быстро. С отчимом, сам знаешь, какая «любовь» у нас, а тут праздники на носу, он на горькую подсел, и понеслось… В общем, сбежала я оттуда с радостью, да и повод вот достойный. Спасибо Сергею, что приехал… А теперь, мужчины, не дайте с голоду помереть, кушайте.

И действительно, всё стыло. Ели почти молча. Лина была хозяйкой стола:, подкладывала, подливала, опустевшую посуду убирала и всё как-то незаметно, ещё и сама успевала поесть. Сергей на неё глаз не поднимал, но следил за её руками – руки ему нравились, даже не столько сами руки, сколько их движения, плавные, лёгкие и тихие. Тарелки на стол ставились бесшумно, ножи, ложки тоже не издавали ни звука.

– Ну спасибо, хозяйка, накормила на славу! – сказал, вставая из-за стола, Петрович и Сергею показалось слегка поклонился Лине. – Сергея спать, а я пойду, поработаю. Ты к Дмитревне загляни, пусть приготовит что надо.

И обращаясь к Сергею, добавил:

– Ты отдыхай, набирайся сил – понадобятся. Лина о тебе позаботится. И ещё, если пойдёшь гулять и кого-то встретишь из отдыхающих, помни, что у нас не принято навязывать свое общение другим людям, они тут разные бывают и по разным причинам.

Петрович ушёл, прихватив корзинку, а Сергей опять почувствовал себя неловко, оставшись с Линой вдвоём. Он сидел молча и крутил в руках пустую кружку из-под топлёного молока, к стенке кружки прилипла пенка. Будь Сергей один, он не задумываясь подцепил бы её пальцем и отправил в рот, но при постороннем человеке надо было себя вести прилично и пальцы не облизывать. Лина долго рассиживаться не дала, подошла к нему сзади, положила руки на плечи и прошептала в ухо:

– Серёж, молодец, что согласился. Ты очень сильный, я это вижу, но сейчас иди отдохни, а мне тут прибраться надо, хорошо?

– Конечно, – ответил Сергей вставая. – И спасибо, всё было очень вкусно. Помолчал немного и добавил: – Спасибо…

И это второе «спасибо» относилось не к еде.

Лина уже стояла у раковины, перебирая посуду. В ответ она лишь кивнула головой, от чего по её волнистым волосам пробежала ещё одна волна. Подвижная волна по неподвижным волнам. Почему-то вспомнилось латинское «nobilis in nobile» – подвижное в подвижном, но это у латинян без вариантов, а у нас по-разному может быть…

Сергей прошёл в комнату. Меховая накидка на лежанке была аккуратно заправлена, Сергей лег на неё сверху, не раздеваясь, и только сейчас ощутил, как он объелся! Миска ячневой каши с топлёным маслом, шаньга с картошкой и грибами, ватрушка с творогом, мисочка творожного сыра с зеленью, кружка топлёного молока и стакан травяного чая. Ничего себе завтрак, куда столько влезло-то? Хорошая у них диета! Лежать было приятно, спокойно и очень лениво. Глаза закрывались сами собой.

Сергею ещё подумалось, что сказанное Петровичем «накормила от души» – странная фраза по отношению к взрослым, ведь в наше время кормят только детей. Все остальные едят сами, им в лучшем случае, как с гостями, например, ставят блюда на стол, а дальше, что есть и пить, сколько и в какой последовательности, каждый решает сам. Исключение только у мамы, та и взрослого сына пытается всегда накормить, предлагая то и это, и ещё вон того пирога последних пять кусочков. Но она тоже предлагает, а Лина Сергею и Петровичу не предлагала, а просто накладывала и наливала. Почему она Петровичу в кашу добавила сливочное масло и размешала, а ему – топлёное и куском, который плавился, превращаясь в красивые ярко-жёлтые лужицы? Петровичу сделала бутерброд с дыроватым сыром, а Сергею дала сыр мягкий? Получается, что она действительно кормила. Кормила-кормила и накормила. Какую-то боль ещё обещали, Нео недоделанный, ну да ладно, как-нибудь прорвёмся. На этом Сергей уснул второй раз за это утро.

Проснулся Сергей как-то враз. Открыл глаза, и сна как не бывало. В доме он был один, это он сразу понял, хоть и не понял, как он это понял. Лежать час-другой и тупо глядеть в потолок, как он делал обычно после сна, не хотелось. Хотелось какого-то движения, и это было необычно. Сергей встал, поправил смятую меховушку и подушку. В прихожей достал из куртки мобильник, посмотрел время – половина первого и полное отсутствие сети. Это открытие его обрадовало: никто из того мира не может протянуть свои слова и буквы сюда, в этот домик в лесу, и испортить ему настроение. Он тоже никому не может позвонить, но ему звонить некуда, родных он предупредил, что неделю его, как обычно в майские праздники, не будет. Так что телефон ему нужен только в качестве часов. Последнее время телефон Сергея был «канализейшен тьуб», кроме неприятностей ничего эта труба не производила, а тут она – раз, и перекрылась. Ну и хорошо!

После сна по привычке Сергей почистил зубы, умылся и вдруг задержался, разглядывая своё лицо в зеркало. Да, сдал он за этот год, заметно сдал. Морщин прибавилось изрядно, голубые и обычно весёлые глаза выцвели, стали какими-то невыразительными, как у старика. Постричься бы не мешало. Странно, подумал Сергей, вроде кайлом на каторге не махал, ел, спал, а выгляжу, как будто только из шахты.

Зашёл на кухню, увидел записку на столе, прижатую за уголок термосом: «Выпей два стакана (ты сможешь) и погуляй. Далеко не ходи. Лина». Почерк как, у первоклассницы-отличницы, ровный со всеми положенными завитками. Ну что делать, пить и правда хотелось. Сергей налил стакан, настой был очень тёмный, почти чёрный, и сделал глоток. От неожиданности чуть не выронил стакан – чай был горький, даже немного едкий. Вот это да! Сергей кинулся к раковине, чтоб запить, но возле раковины заметил вторую записку, тем же почерком, будь он неладен, было выведено: «Не запивай, выпей два стакана залпом, Лина».

А если я эти два стакана в унитаз вылью, кто-то узнает? Экологи какие-нибудь, возможно, узнают, в новостях показывать будут пятно мёртвого леса в уральской тайге. Так размышлял Сергей, доставая второй стакан из шкафа и наливая в него горькой жидкости из термоса. Рука явно скупилась и во втором стакане жидкости оказалось меньше, чем в первом, хотя из первого он уже сделал добрый глоток. Поразмышлял, добавить или нет, но решил не жадничать. Вдруг эта жидкость настолько же редкая, насколько и едкая, и может быть, тоже нужна какому-нибудь хорошему человеку, жизнь которого, не в пример его, Сергеевой, важна для всего человечества. Но, с другой стороны, люди пьют водку стаканами и ничего, да и у Сергея был опыт в молодости, когда он разведённый спирт по ошибке вместо воды запил спиртом чистым. Ничего, выжил, в обнимку с унитазом просидел пару часов, зато после того случая больше спиртом не баловался никогда.

Сергей собрался с духом, взял в руки по стакану, выдохнул, как заправский алкаш, и выхлестал оба стакана залпом один за другим. На удивление, напиток проскочил в живот достаточно легко. Наверно, рецепторы были уже оглушены первым глотком и на остальное реагировали вяло. Посидев пару минут, Сергей догадался прополоскать рот с зубной пастой, стало легче.

Что там дальше по программе? Прогулка. Сергей посмотрел в окно, небо вроде прояснило, солнечно. Ну, значит, пойду погуляю, осмотрюсь, что тут за курорт с санаторием. Надев свитер, куртку и кроссовки, Сергей вышел на крыльцо, осмотрелся. Слева терраса с деревянными креслами, на кресла падал солнечный свет, прямо ступени – это знакомо. А вот всё, что вокруг, было в новинку: вокруг был очень редкий лес из берёз и сосен, между деревьями была проложена дорога из двух полосок, выложенных серым камнем. Дорога была очень извилистая и в своих изгибах почти касалась нескольких домиков, на крыльце одного из них сейчас стоял Сергей. Домики были все деревянные, почти одной формы и размеров, наверно, и предназначение у них было похожее. Рассмотреть их хорошо не представлялось возможности, расстояния между домиками были метров по сто, и даже редкие деревья мешали рассмотреть детали. Хорошо тут было: с одной стороны, уединённо, а с другой – не лес дремучий, люди рядом, ну должны быть во всяком случае.

Но пока этих людей не было видно и не было слышно. Сергей решил посидеть на террасе, немного подвинул кресло, осторожно присел, ожидая ощутить холод дерева, но кресло было тёплым, солнце сразу и ощутимо стало нагревать джинсы и куртку, тепло прильнуло к щекам – всё-таки май, хоть и уральский. Сырой, холодный, ветреный, но все-таки май.

Сергей сидел и впитывал в себя тепло, вспомнилось детство. Он последнее время стал часто вспоминать своё детство, пожалуй, что в его сознании это было единственное место, где он мог отдохнуть от мрачных мыслей. В детстве тоже были и обиды, разочарования и страхи, но было и старое кресло на балконе, и именно в начале мая в солнечный день, придя со школы, можно было в одной рубашке залезть в него с книжкой и сидеть там часами, напитываясь первыми по-настоящему тёплыми лучами. А на следующий день красоваться в школе с красным, обгоревшим на солнце носом.

Сидеть на солнышке было хорошо, вот просто сидеть, греться и ни о чём не думать. Хоть совсем не думать, конечно же, не получалось: в голову лезли мысли про его заботы и проблемы, но он уехал от них далеко и в общем-то даже неизвестно куда, и острота этих мыслей снизилась, вроде как в голове освободился маленький кусочек пространства, в котором все было не так уж плохо. Пока во всяком случае. Впервые за последние месяцы его «я» могло выбирать, где ему находиться. Гулять, сидя на солнышке в лесу, было приятнее.

Голос был женский, хриплый и какой-то требовательно-равнодушный, а интонация вопросительная и утвердительная одновременно.

– Греешься?!

Голос был неприятным и манера говорить тоже. Сергей не стал отвечать и вообще как-то реагировать, даже глаз не открыл.

– Но ты молодцом сегодня, – опять произнёс голос.

Сергей молчал, надеясь, что обладательница этого хриплого голоса отстанет от него. Но она не собиралась отступать:

– Скучно тут, поговорить не с кем, вот, смотрю, человек новый, первый раз, наверно, в догадках теряется, что тут да как? А я тут всё знаю и рассказать могу… – голос взял паузу.

Сергей вздохнул и спросил:

– А что взамен?

– О, наш человек! – ответил голос, заметно оживившись. – Вчера его чуть ли не на руках несли, а сегодня уже торгуется. Значит, жить будешь… В отличие от меня.

Сергей открыл глаза: на нижней ступеньке крыльца стояла натуральная лекса, смотрела куда-то в лес. Лекса была из тех лекс, которые короткостриженые. Стандартная, чёрная лекса. Единственно, чем эта отличалась от представительниц своего племени, так только желтоватым цветом кожи, и желтизна эта была явно не от хорошей жизни. Сергей знал человека, который вот также пожелтел, месяца четыре всего потом прожил, потому что рак.

Лексами Сергей называл тот вид деловых женщин, которые были настолько деловые, что уже и женщинами-то не были. И независимо от размеров своего дохода ездить предпочитали исключительно на «Лексусах». Обычно этот подвид бизнесменшей водился в рекламном, выставочном, дополнительнообразовательном и других бизнесах, где клиента надо было развести исключительно словами, продать какую-нибудь сомнительную услугу, ценность которой варьировалась в огромных пределах и пределы задавались исключительно толщиной кошелька клиента.

По бизнесу Сергею нередко доводилось общаться с лексами, и он их не любил. Не за нахрапистую и хищническую манеру вести дела, не за жадность, необязательность и бесстыдное враньё направо и налево, а за другое. За то, что эти существа, родившись женщинами, – женщинами не являлись, хоть многое пытались делать, как женщины. Например, много времени проводили в салонах красоты, но не носили женских причёсок. Если только не считать боксёрский «ёжик» женской причёской. Любые деньги спускали на шопинг, но не носили красивой одежды. Косметикой пользовались не для украшения себя, а для устрашения клиентов, ну и вискарик с тонкой сигареткой, как без этого? Одним словом базарка-торговная, на более высокой социальной ступеньке.

Сергей почувствовал себя неуютно, общаться ни с кем не хотелось, а с лексой и подавно, но разговор уже завязался, Сергей ещё попытался отъехать, пробормотав, что собеседник из него неважный, но понимал, что от лексы уже не избавиться, такая у них порода, хоть плюй в глаза – все божья роса.

– Сергей, – представился Сергей.

Лекса сразу двинулась по лестнице, поднималась она медленно, и только усевшись в свободное кресло, представилась:

– Наталья. Можно без отчества, тут обычно все по-простому.

Сергей молчал, Наталья тоже. Сидела, щурилась от яркого солнца и смотрела в лес. Одета она была в чёрные спортивные брюки, чёрные кроссовки, чёрную куртку, на голове топорщился ёжик чёрных, крашеных, с седыми корнями волос.

Минуты две сидели молча, потом Наталья сказала:

– Петрович-то расстарался для тебя – облака разогнал, можно погреться пару часов. Шороху ты тут навёл, Сергей. Давно такого не видела.

Сергею стало интересно, что за шорох он тут навёл и при этом сам его не заметил, но спрашивать впрямую было неловко, поэтому он спросил:

– А вы… то есть ты давно здесь?

– Два года. Я не всегда тут. Приезжаю два раза в год, весной и осенью. Живу, пока не полегчает, потом домой. Работа на мне, не бросишь. Да и тут полечиться недёшево.

Наталья говорила спокойно, короткими предложениями, между которыми вставляла заметные паузы.

Странно, подумал Сергей, ему ценник показался весьма демократичным. Он ещё раз посмотрел на лексу: нет, бедной она не выглядела. Деньги у неё были, у лекс деньги всегда есть, но ныть, что работают в ноль и задаром и живут впроголодь, они будут и на дубайских золотых развалах, скупая украшения килограммами. Но, как говорится, у кого щи жидкие, а кого брюлики мелкие, всё относительно.

Но её финансовые проблемы Сергею были безразличны, своих было выше крыши, и он спросил:

– А что за шорох тут был? Я ничего не заметил, наоборот, тишина, всё спокойно.

– Ну так спал ты, это обычное дело: поят сонным отваром, вот и спишь первые сутки, как младенец. Вторые на унитазе просидишь.

– В каком смысле?

– В прямом. Горький настой пил?

– Пил.

– Ну вот, как выпил, час отсчитывай, это если стакан, а если два, то минут тридцать-сорок и на горшок, – Наталья говорила вполне серьёзно и без малейшего стеснения. – Ты ещё не понял, куда попал? Это, Серёжа, чистилище! Но ты не бойся, я этого зелья уже цистерну, наверно, выпила…

Фамильярное «Серёжа» и «чистилище» царапнуло что-то в душе Сергея, и, чтобы сменить туалетную тему, он опять спросил, что она имела в виду под шорохом, который он тут якобы навёл.

– Ну тебя Петрович привёз и чуть-ли не на руках в дом заносил. Я из окна видела. Вон, кстати, мой домик, будет скучно – заходи в гости, – Наталья показала на ближайший домик, окно его действительно было видно. – Через час Дмитриевна к тебе заходила, потом вот тут сидела с Петровичем, ждали, час, наверно, ждали. А ждали они Сильвестра.

Имя Сильвестр она произнесла как-то очень серьёзно, видимо, важный это был человек.

– Потом уже втроём к тебе зашли, минут десять у тебя были, потом опять тут долго сидели, совещались. Дмитриевна даже с ужином опоздала. А под утро Линка примчалась, машина грязная по самую крышу, издалека, видимо, приехала, и к тебе сразу. Хотя у неё свой домик здесь есть. Я ничего подобного тут ни разу не видела. Дмитриевна у себя обычно человека смотрит, а Сильвестр… Так тот сюда почти не заходит, в крайних случаях только. Вот и я пришла на тебя посмотреть. Кто ты такой и что в тебе особенного?

– И что во мне особенного? – просил Сергей, детективы он не любил, сколько ни пробовал в детстве читать про Мегре или славных советских разведчиков, обводящих вокруг пальца подлых американских разведчиков, – интересного в этом не находил ничего, все интриги придуманы, а ситуации из пальца высосаны. И тут ещё эта скучающая лекса, изображающая из себя Штирлица в ю… вернее, в кроссовках.

– Не знаю… – Наталья неопределенно пожала плечами. – Смерть у тебя за спиной стоит, это понятно, так тут у всех так… Ууу, мне пора.

Наталья быстро встала и двинулась с террасы. Спускаясь по ступеням, снова пригласила, не останавливаясь:

– Ты заходи, если скучно будет, у меня кофе хороший есть.

Ага, три раза, подумал Сергей, у тебя то чистилище, то смерть за спиной. Если захочется ужастиков, я лучше в кино схожу или новости по телевизору посмотрю.

Лекса меж тем, скатившись с лестницы, свернула налево, а справа к крыльцу подходила Лина. Видно, Наталья с Линой встречаться не хотела, но сбежать незаметно ей не удалось.

– Здравствуйте, Наталья Викторовна, – громко сказала Лина.

Лексе пришлось остановиться и повернуться, лицо её растянулось в нарочито притворной улыбке, и ещё более хриплым, чем обычно, голосом она ответила:

– И тебе не хворать, Ангелина. Ты прости, я к себе спешу, лекарство пора пить, режим.

– Конечно-конечно, идите, Наталья Викторовна, режим нарушать нехорошо.

Последняя фраза относилась явно не к лекарству.

Сергей с террасы прекрасно видел стоящих друг напротив друга женщин. Наталья невысокая, вся в чёрном, коротко стриженная, с нездоровым цветом кожи, недобрым взглядом и фальшивой улыбкой. Лина, которая переоделась, на ней было тёмно-зелёное платье с длинной юбкой, в тон ей короткая, приталенная душегрейка без рукавов, отороченная светлым мехом, волосы заплетены в недлинную, но объёмную косу. Контраст был очень велик. Сергею даже показалось, что они принадлежат к разным видам живых существ, так непохожи они были друг на друга. На какой-то миг даже показалось, что это какие-то противоположные и даже противоборствующие стихии.

Лина поднялась по лестнице, посмотрела на кресло, в котором совсем недавно сидела Наталья, и садиться в него не стала. Подошла к ограждению террасы и, опершись на деревянный брус, внимательно посмотрела на Сергея.

– Как себя чувствуешь, Сергей?

Сергей неопределённо пожал плечами, но из вежливости ответил:

– Спасибо, лучше чем вчера. Хотя Наталья, – Сергей кивнул в сторону домика своей непрошенной гостьи, – сказала, что будут проблемы с животом, это правда?

– Правда, но это не проблемы. Отвар полыни и ещё десятка разных трав нужен, чтобы кишечник тебе быстро почистить, можно это потихоньку делать, незаметно, но у нас с тобой очень мало времени, всего семь дней, даже уже шесть, поэтому и средства приходится применять сильные.

– Почему мало времени? Я же могу ещё сюда приехать, летом тут, наверно, хорошо… Да и зимой.

Взгляд Лины вдруг стал каким-то задумчиво-печальным, помолчав, она медленно, выделяя паузы, проговорила:

– Сергей, чтобы попасть сюда второй раз, ты сейчас должен очень сильно постараться, именно в эти шесть дней. Мы даём человеку только один шанс. Мне предоставили такой шанс двенадцать лет назад, когда-то его дали Петровичу и ещё многим людям. Кто-то им воспользовался, таких, правда, немного, большинство же – нет. Сергей, я очень надеюсь, что ты справишься, нам бы всем хотелось, чтобы именно ты приехал сюда летом, зимой или когда тебе только захочется.

За небольшое время вопросов родилось больше, чем ответов: кто такие «мы», почему именно я, что за шанс такой одноразовый? Но тело, как сказал поэт: «Простое тело, но с горячей кровью», ответы на эти вопросы не интересовали, а как-то резко и настойчиво заинтересовало совсем другое.

Сергей смущённо извинился и пулей устремился в дом, не разуваясь, проскочил в туалет и засел там надолго.

Буйство в животе улеглось часа через два. Сергей был слаб, бледен и стал легче – в плане давления своим физическим телом на земную поверхность. Лина заходила пару раз, принесла кувшин с клюквенным морсом. Один раз немного покормила пустым варёным рисом, тактично снова ушла.

Был ранний вечер, весеннее пасмурное небо давало мало света, но включать свет Сергею было лень. Он лежал на тёплой лежанке и, вспоминая разговор с Линой, думал, что вряд ли сможет сюда вернуться, ни летом, ни тем более зимой. Потому что если дальше так пойдёт, он отсюда вообще не уедет. Изойдёт весь на нет. Похоронят тихонько немногое оставшееся в лесу, и будет он лежать в могиле неизвестного пациента неизвестного санаторно-курортного заведения. Лина с Петровичем будут раз в год приходить, Лина будет плакать, а Петрович хотя бы не будет лыбиться, а будет стыдливо отводить глазки. И Наталья тоже будет приходить, почаще, наверно, раза два в год, весной и осенью, и будет хрипло назидать жёлтыми губами: говорила я тебе, здесь чистилище… чистилище!!!

Все эти жалостливо-мрачные мысли протекали через сознание Сергея как-то сами, как речные берега мимо лодки. А внимание было сосредоточено на животе – там было тихо. Тихо, пусто и легко.

Незаметно для себя Сергей уснул.

Разбудил его Петрович, постучал в дверь, не дожидаясь ответа, вошёл, шумно и долго возился в прихожей, раздеваясь и разуваясь, затем вошёл в тёмную комнату. Щёлкнул выключателем, Сергею пришлось зажмуриться от яркого света, и проговорил с обычной иронией.

– Хватит спать, богатырь! Встань! Ждут тебя дела великия да подвиги славныя! Змея-Горыныча огнедышашего победить надобно. Короче – пошли в баню.

Сергей сел, потянулся, мотнул головой, чтобы прогнать сон. И вдруг, неожиданно для себя, заговорил каким-то высоким голосом:

– Петрович, какой я к черту богатырь? Проблем в жизни наворотил выше крыши, сбежал в лес, сижу тут на толчке, как мышь под веником. Какие дела? Какие подвиги?

– О, заговорил! – всё так же бодро ответил Петрович. – Заговорил! Вчера слова из тебя не выдавить было, и утром молчал, в кружку вцепился, думал, не ровён час раздавишь её, бедную. А сейчас слова полезли, а что это значит?

– Что? – уже спокойнее спросил Сергей.

– Это значит, что лучше тебе стало, силы возвращаются. Я тебе вчера в машине говорил, что тут не курорт морской, а тебе лучше станет уже завтра. Вот и становится.

Сергей не очень понял, что именно Петрович имел в виду, и вот так согласиться, что просидеть несколько часов на унитазе – это признак улучшения, он не мог. Но, с другой стороны, его не трясло от холода, кормят вкусно, он выспался, сейчас в баньку пойдёт, чем плохо? Сергей неопределённо пожал плечами.

Петрович, видя неопределённую реакцию, присел на край кровати.

– Ты собирайся, собирайся, а я тебе пока кое-что растолкую. Ты ведь у нас человек образованный, в школе учился, институт вроде технический закончил?

– Технический, – подтвердил Сергей.

– Ну, значит, понять нетрудно будет. Решал ведь задачки про то, как в бассейн из одной трубы втекает, а из другой вытекает?

– Решал, – ответил Сергей натягивая свитер.

– Ну вот представь, что ты – такой же бассейн, а жидкость, которая там втекает-вытекает, – это твоя жизненная сила. Разумно следить, чтобы вытекало не больше, чем втекает, и при этом в бассейне было сколько-то воды, это запас на всякие аварийные случаи. Но следить за этими вещами тебя, впрочем, как и любых других людей не научили, ты и не следил. Уровень воды стал потихоньку понижаться, втекало меньше, а вытекало всё больше и больше. И в какой-то момент тебе понадобилось больше сил зачерпнуть, чтобы справиться с чем-нибудь нехорошим, а воды-то уже нет. И тогда всё рухнуло в один миг. Помнишь закон нарастания энтропии?

– Помню. К любой системе надо прикладывать энергию, иначе она разваливается.

– Ну вот, жизнь твоя – это тоже система, и к ней тоже надо прикладывать энергию, жизненную. А у тебя её не стало, и система превратилась в хаос. Бассейн твой стало заваливать всяким жизненным мусором, обломками твоего же мира. А ты стоишь на дне этого бассейна и не знаешь, что делать, а если даже и узнаешь – всё равно сделать ничего не сможешь, потому как у тебя сил нет. Понятно?

– Понятно…

Сергей вдруг отчётливо представил себя на дне какой-то ямы с бетонными серыми стенками и по горло в холодной, грязной и липкой жиже, которая медленно, но неуклонно прибывает и прибывает, надо выплывать, а тело ватное, как в кошмарном сне, и не слушается. Ему опять стало нехорошо. Опять по жилам потёк холодный озноб, сознание опять стало погружаться в тоску и безысходность. Что он там про огнедышащего змея говорил? Зачем с ним биться? С ним бы, тёпленьким, обняться сейчас неплохо и погреться, полезная же может быть гадина.

– Серёжа!!! Сергей!!! – Петрович тряс Сергея за плечо. – Всё, вставай, пошли в баню. Знаешь, какая тебя баня ждёт, ух, какая! Ты в такой ещё не бывал, у меня всем баням баня. Только три условия: терпеть, не убегать и не ругаться.

– Напугал ежа голым задом, – подумал про себя Сергей, вставая и направляясь в прихожую. Движение и болтовня Петровича немного отвлекли его от мрачных образов.

Сергей был городской житель, но в пригороде, в двух остановках на электричке, жила тётка, отцова сестра. Жила в своём доме, с работящим мужем, двумя сыновьями-погодками, почти ровесниками Сергея. Тётя Римма и дядя Рома работали на местном заводе и держали немалое хозяйство. Были у них корова, кролики и поросята, злобная овчарка Дик и несколько кошек. Банька тоже была. Сергею этот дом в детстве был как второй родной, особенно летом. Летом он там пропадал неделями. С братьями гонял на великах, ловил карасей на пруду, спали иногда на сеновале. Знал, как сено в стога мечут и как картошку окучивают. Знал, и как воду из колодца носят на коромысле, и как баню топят. В бане с братьями обязательно соревнования устраивали, поддавали на каменку, пока уши в трубочку не свернутся, и сидели, терпели жуткий жар, а кто выскакивал из парилки первый, тот, понятно дело, – слабак, нытик и девчонка.

Поэтому бани Сергей не боялся, кому угодно форы мог дать.

Меж тем они с Петровичем оделись, вышли на улицу, в лесу уже было темно. В просветах небо ещё серело, осторожно шумело вершинами сосен, но внизу было темно и тихо. На деревьях вдоль извилистой тропинки редко висели и неярко светили привязанные к нижним веткам или сучкам гирлянды фонариков. Выложенная серым камнем двухрядная тропинка казалась призрачной дорожкой в таинственной и тёмное неведомое.

Банька оказалась совсем рядом, молча дошли минут за пять. Баня была огромных размеров, обычных деревенских бань в ней бы уместилось с десяток. Рубленая из цельных толстых брёвен, снаружи она была похожа на терема из старых рисованных мультиков по русским сказкам.

Но у самой бани Петрович потянул Сергея в сторону с тропинки.

– Давай, богатырь, мы, прежде чем с Горынычем биться, силушку твою богатырскую испытаем.

В темноте они вышли на прогалину, Петрович щёлкнул каким-то выключателем, вспыхнула пара ярких ламп, заставив Сергея зажмуриться. Они были на спортивной площадке, уставленной диковинными снарядами, причём снаряды эти были сплошь из дерева, некоторые на фоне тёмного леса выглядели жутковато. Петрович подвел Сергея к какой-то длинной рогатине, поднял раздвоенный конец её до уровня плеч и кивком пригласил Сергея встать, засунув шею в расщеп. Сергей повиновался, рогатина вполне удобно легла на плечи, руками взялся за концы, они были гладкими, как отполированными, приятными на ощупь.

– Сейчас я буду камешки подвешивать, – сказал Петрович, – ты просто стой и держи, станет тяжело, скажешь.

– Ладно, – пожал плечами Сергей.

– Помнишь, как в сказке про Ивана крестьянского сына, когда первый раз ударило Чудо-юдо, по колени ушёл Иван в сыру землю.

С этими словами Петрович чего-то там сделал у Сергея за спиной, и рогатина, ещё мгновение назад почти ничего не весившая, вдруг так придавила Сергея, что от неожиданности он даже покачнулся.

– Стоишь? – спросил Петрович. – Ещё один выдержишь?

– Выдержу, – ответил Сергей и попытался встать покрепче, немного расставив ноги.

– Ну и молодец. А когда второй раз ударило Чудо-юдо, ушёл Иван в землю по пояс…

Рогатина снова потяжелела и немного прогнулась. На этот раз Сергею стало по-настоящему тяжело, камешки, казалось, были кило по сорок, не меньше, а может, и все пятьдесят.

– Стоишь? – опять спросил Петрович.

– Стою.

– Бог троицу любит. Сдюжишь?

– Да… наверно, – процедил сквозь зубы Сергей.

– А когда в третий раз ударило Чудо-юдо, вошёл Иван в землю по самые плечи.

Сергей не упал только потому, что рогатина не дала ему упасть ни вперёд, ни назад или завалиться на бок. Перед глазами появился Петрович, внимательно посмотрел на Сергея и снова исчез, начал отцеплять камни. Когда последний камень упал на землю, Сергею показалось, что если он оттолкнётся ногами от земли, то может улететь в небо.

– Молодец, богатырь! – похвалил Петрович, выключая свет и увлекая Сергея к бане. – Думал, ты третий камень не сдюжишь.

– А сколько эти камни весят? – полюбопытствовал Сергей.

– Да кто ж их взвешивал-то? Камни они и есть камни. Это штангистам надо в килограммах, чтоб друг перед другом хвастаться, а у тебя тут соревнование другое: ты, мил-человек, тут только сам с собою соревнуешься. Три камня ты взял, это не мало, но и не много. Если к концу отдыха пяток удержишь – вот будет хорошо.

Из-за любимого полушутливого тона Петровича Сергей не понял, про пять камней это он пошутил или всерьёз? Если потренироваться, наверно, четыре удержать можно, но пять…

Поднявшись на высокое крыльцо, через массивную дверь Сергей с Петровичем зашли в баню. Баня была добротная, правильная, и дух стоял, не описать – здоровый дух! Разделись в прихожей – не тесной, но и не огромной. Петрович выдал Сергею банный набор – полотенце, простыню, войлочную шапку и что-то типа шорт на завязках из плотной льняной ткани.

Из прихожей вышли в комнату отдыха с деревянными лавками и столом. На столе стоял самовар, похоже по лёгкому запаху дымка, что настоящий, на шишках. Рядом стояли миски и тарелки с какой-то снедью, заботливо накрытые вышитыми салфетками. Пахло соблазнительно. Но Петрович почревоугодничать не дал, сразу потянул в парилку, по пути разъясняя диспозицию: вот тут душ, тут туалет, там холодный бассейн, тут парилка сухая, там влажная. Парилок было две, и первой внимания удостоилась сухая, как сказал Петрович, чтоб согреться с дорожки.

Парилка была удивительная, Сергей таких ещё никогда не видел. От входа по трём стенам шли полкИ, всё какие-то закруглённые, в центре помещения было огороженное отверстие, и всё это прикрывалось низким сводчатым потолком.

– Располагайся, сейчас помаленьку поддавать начнём. Ты вообще как насчёт попариться?

– Нормально. – ответил Сергей. – Раньше любил это дело.

– А что потом? Неужели разлюбил?

– Да нет, не разлюбил. Времени как-то не стало, да и компании тоже.

– Ну, ничего, сейчас мы тебя отогреем. Ты ложись на полок и отдыхай пока.

С этими словами Петрович зачерпнул небольшим ковшом зеленоватой воды из ведёрка и вылил её в отверстие посередине парной. Где-то внизу ухнуло, потом зашипело и через несколько секунд горячий, невидимый, ароматный от настоя трав пар ворвался в парную, растекся по сводчатому потолку и равномерно заполнил собой весь объём.

Сергей лег на полок, и зажмурился от удовольствия. Господи, ну много ли надо для счастья? По коже забегали холодные мурашки, но век их был недолог.

– Ну как? – спросил Петрович.

Сергей вместо ответа показал поднятый вверх большой палец. Говорить не хотелось, хотелось впитать в себя это ароматное тепло, вдохнуть побольше и не выдыхать.

– Ну и славно, ты молчи, наедайся пока, силы пригодятся, а я пойду дровишек подкину. Водичка вот тут, поддавай, только осторожно, мы тут надолго сегодня, спешить некуда.

С этими словами Петрович вышел и Сергей остался один, а одному стало вообще хорошо. Мурашки ещё бегали островками по телу, но уже как-то нестрашно, уже они не могли, собравшись вместе, сотрясти тело знобливыми судорогами. В бане стояла полная тишина, только где-то внизу чуть слышно потрескивали раскалённые камни. На тёплом полке лежал человек и блаженно улыбался. Иногда он позёвывал, на какие-то минуты засыпал, просыпаясь, поворачивался со спины на бок или обратно и снова проваливался в блаженное небытие. В парилке было тепло, но всё же Сергей пару раз садился, бросал вниз ковшичек травяного настоя, вдыхал ароматы трав и слушал недовольное ворчание воды на раскалённых камнях.

Сколько времени прошло, Сергей сказать не взялся бы, но наконец физика взяла верх, ему стало жарко, захотелось охладиться, он даже подумал про холодный бассейн, но поразмыслив, всё-таки не рискнул. Вышел в комнату отдыха и увидел спящего на лавке Петровича, остановился в замешательстве. Но Петрович открыл глаза, сел на лавке, улыбнулся.

– Ну, богатырь, отогрелся? Думал, ты никогда не выйдешь, все сроки уж прошли…

– Какие сроки? – спросил Сергей.

– Ну как какие, мы ж с Горынычем биться пришли, а сами спим вповалку. Ты портки надень, скоро Лина придёт, не гоже богатырю перед девушкой срамиться.

Сергей оглянулся в поисках выданного ему банного комплекта, натянул шорты на завязках и спросил:

– А зачем Лина придёт? Тоже париться?

– Да нет, у неё другая задача, она тебе помогать будет… в битве. Ну а потом, как положено женщине, раны залечивать.

– Какие раны? – не понял, но насторожился Сергей. – Какая битва, какой Горыныч? Может, объясните уже, целый день со мной все загадками разговаривают, я себя уже идиотом чувствую!

– О! Опять заговорил! Значит, немного ожил. Ты только не кипятись. Всё узнаешь. Тебе волноваться не надо. Давай-ка вот лучше чайку испей, да перекуси немного. Немного.

Петрович привстал, начал не торопясь, даже как-то торжественно разливать чай в три чайные пары очень тонкого фарфора. На этот раз был самый обычный чёрный чай.

Не успели сделать и пары глотков, как тихонько стукнула входная дверь и в прихожей кто-то зашуршал одеждой, ещё через минуту в дверь постучали и Линин голос спросил разрешения войти. На что Петрович громко проговорил:

– Давай-давай, вплывай, лебёдушка!

В дверях появилась Лина, и опять Сергей увидел её, как в первый раз. С распущенными волосами, никаких украшений и косметики, в одной белой с вышивкой сорочке до пола, босая она походила на какую-то лесную фею. Если бы за ней следом вбежали какие-нибудь белки, зайцы, влетели белые голуби или даже ввалился медведь – Сергей бы нисколечко не удивился.

– Проходи-проходи, красна девица, заждались тебя, – нарочитым басом прогудел Петрович. – Испей с нами чайку заморского, да скажи, принесла ли ты камней огненных да воды каменной?

– Принесла и камней, и воды, а ещё дубину дубовую, которая веселье лишнее изгоняет и добрых молодцев на серьёзные дела налаживает, – в тон Петровичу сказала Лина.

Петрович фыркнул и уже серьезно проговорил:

– И то верно. Я пойду приготовлю стол, а вы через пару минут подходите, – встал и ушёл в конец коридора.

Лина присела напротив Сергея, взяла в руку чашку с чаем, хоть пить и не стала. Кажется, она волновалась, что-то хотела сказать, но не решалась. В комнате повисла неловкая пауза.

– Прорвёмся, – сам не понимая почему и зачем, произнес Сергей. – Пойдем на битву?

– В смысле… А, ну да, пора, – Лина поставила на стол чашку, порывисто встала. Взяла Сергея за руку и повела вслед за Петровичем.

Стол был похож на плоского, деревянного человека, с руками и ногами и даже головой, все части к «туловищу» крепились на шарнирах и могли поворачиваться. Этакий Буратино из-под катка. Сергея положили на этот стол на спину, лежать на твёрдом было так себе, но в общем терпимо.

Петрович стал какой-то очень задумчивый, ходил вокруг стола медленными кругами и внимательно разглядывал Сергея. Потом положил ладонь на его живот и слегка надавил, подержал с минуту, сказал «м-даа» и опять стал рассматривать. Лины не было видно, но Сергей чувствовал, что она совсем рядом.

– Огня, – скомандовал Петрович.

Сергей увидел, как рука Лины протянула Петровичу какой-то серый камень вытянутой формы. И её голос шепнул ему в ухо:

– Серёжа, расслабься и потерпи.

Петрович там временем взял камень и приложил его к запястью правой руки Сергея, рука инстинктивно дернулась, но Петрович перехватил её и удержал на месте. Камень был горячим, не так чтобы обжечься, но и долго такой в руке не удержишь. На это и оставалось надеяться Сергею, пока Петрович продавливал этим камнем каждый сантиметр Сергеева тела: сначала руки и шею, потом ноги и живот, наконец грудь. Иногда он останавливался, что-то опять разглядывал, потом снова принимался давить, в как-то точках проходил по нескольку раз.

Сначала Сергею было неприятно, в каких-то местах больно, но не сильно и в общем-то даже удалось успокоиться. Потом Сергея перевернули и все повторилось, но уже со стороны спины. Камни постепенно остывали и менялись на новые, горячие, руки у Петровича, видимо, были привычны.

К концу процедуры Сергей уже совсем успокоился и даже как-то повеселел, вспоминая про обещанную боль, внутренне он готовился к более суровым испытаниям.

– Молодец, – сказал Петрович. – Где густо, мы поняли, теперь давай поищем, где пусто. Лина, давай лёд.

И вся процедура повторилась, но теперь вместо горячего камня Сергея прощупывали куском льда. Вот тут Сергею пришлось напрячь свои силы и стараться не отдергиваться от холодной и твёрдой воды каменной. Лина шёпотом уговаривала расслабиться, но как тут расслабишься, когда тело то дёргается, то сжимается и по коже стекают противные, холодные струйки.

– Будешь дергаться – привяжу! – голос Петровича был серьёзен как никогда.

Сергей понял, что к этому пыточному столу привязать его очень даже легко, и на какой-то миг его охватила паника. Сергей с детства не переносил связанных рук. В детстве был такой случай: боролись понарошку с отцом на полу и, чтобы помягче было, постелили ватное одеяло. Когда отцу надоело баловаться, а маленький перевозбуждённый Серёжка всё никак не мог угомониться, то отец просто завернул его в это одеяло: мол, полежи, успокойся. И вот тут Серёжа испугался, не просто испугался, а его охватил какой-то животный ужас от того, что он не мог пошевелить руками. Серёжа заорал так, что потом неделю разговаривать мог только шёпотом.

От спрыгивания со стола его удержало только присутствие Лины, которая заботливо стирала холодную воду мягким и тёплым полотенцем и постоянно шептала и иногда тихонько напевала что-то успокаивающее.

Но рано или поздно всё заканчивается, и пытка холодом тоже завершилась. Сергей воспрял духом и сделал попытку слезть с пыточного стола, но Петрович удержал его:

– Лежи-лежи, богатырь, это только присказка была, сейчас сказка начнётся.

– Какая сказка? – недоумённо спросил Сергей.

– Обыкновенная, со змеем биться будем, который жить тебе не даёт. На этом этапе потерпеть надо будет. Змей в тебе сильный, поэтому потерпеть сильно надо. Лина тебе поможет, и постарайся при даме не ругаться. Лина, держи голову, начнём.