Диагноз
Пролог
– Мам, а это кто? – вдруг спросила она, показывая телефон.
На экране – фотография из социальной сети ВКонтакте. Игорь сидит в ресторане «Панорама» напротив молодой блондинки лет двадцати семи. Смеётся, держит её за руку через стол, глаза светятся.
Сердце закололо! Шок! Как он мог…
– Где ты это взяла?
– Денис показал. Увидел в ленте у своего приятеля Максима.
Фотография была сделана сегодня днём. Пока я лежала с тазиком после химиотерапии, муж обедал в дорогом ресторане с любовницей.
– Мам, кто это такая?
Я смотрела на экран и не знала, что ответить!!! Что сказать дочери!! Что её отец бросил семью в самый трудный момент?
– Наверное, коллега. По работе встречались.
– В ресторане? И за руки держались? – Голос у Насти стал жёстким, взрослым. – Мам, папа тебе изменяет?
Больше нет сил врать. Нет сил играть в счастливую семью.
– Да.
Глава 1 (ранее до пролога)
Стояла в душе, намыливала грудь и вдруг под пальцами почувствовала что-то твёрдое. Левая сторона, ближе к подмышке. Размером примерно с горошину.
Выключила воду. В тишине ванной комнаты прощупала это место ещё раз. Да, оно здесь. Плотное, подвижное. Определённо чужеродное.
Вчера его точно не было. Или было, а я не замечала?
– Лена! Ты там что, заснула? – крикнул Игорь из спальни.
– Выхожу! – отозвалась я, быстро ополаскиваясь.
Завернулась в махровое полотенце, подошла к зеркалу.
Мне сорок лет, главный бухгалтер строительной фирмы «СтройИнвест».
Замужем двадцать лет, дочь учится в педагогическом университете.
Обычная женщина с обычной жизнью.
Работа с девяти до шести, выходные дома или на даче, отпуск раз в год на море.
И вот теперь под кожей появилось что-то, чего там быть не должно.
Я потрогала это место через полотенце. Уплотнение прощупывалось даже так.
На кухне Игорь уже завтракал, уткнувшись в телефон.
Сорок шесть лет, менеджер по продажам в автосалоне «Премиум Авто». Джинсы, тёмно-синяя рубашка, на макушке заметная плешь, которую он упорно игнорирует.
За двадцать лет брака я привыкла к тому, что по утрам мы почти не разговариваем – он читает рабочие сообщения, я собираюсь на работу.
– Опять твои покупатели? – спросила, наливая горячей воды в кружку с пакетиком.
– Этот козёл Петрович опять торгуется за каждую копейку. Хочет скидку на весь автопарк для своей фирмы. – Игорь не поднимал глаз от экрана. – Кстати, сегодня задержусь. Встреча с региональным менеджером по продажам.
Я села напротив него за небольшой кухонный стол!! Отхлебнула горячий чай. Осторожно потрогала левую грудь через домашнюю футболку. Уплотнение чувствовалось и через ткань.
– Игорь, а в твоей семье кто-нибудь болел онкологическими заболеваниями?
Тут он оторвался от телефона:
– Что? – Нахмурился. – Онкологией? С чего вдруг такой вопрос?
– На работе скоро плановый медосмотр, заполняем анкеты. Там спрашивают про семейный анамнез.
– Онкология… – Игорь потёр лоб. – Нет, вроде никто не болел. Дедушка от инфаркта умер в семьдесят два, бабушка диабетик была, но дожила до восьмидесяти пяти. А что, у тебя что-то болит?
– Нет, просто для анкеты нужно.
– Ну и хорошо тогда. Не думай о плохом. – Игорь встал, подошёл, чмокнул меня в макушку. – В наше время медицина шагнула далеко вперёд. Всё лечат.
Он взял ключи от машины, портфель.
– Увидимся вечером. Если встреча затянется – напишу.
Хлопнула входная дверь. Я осталась одна с недопитым чаем и этой штукой под кожей.
Допила чай, собралась на работу. В прихожей, надевая куртку, ещё раз потрогала грудь. Уплотнение было на месте.
Офис занимает два этажа в бизнес-центре. Я работаю здесь уже пятнадцать лет, знаю каждый уголок. Мой кабинет на втором этаже, окна выходят во двор. Обычно к девяти утра я уже сижу за компьютером с квартальными отчётами.
Но сегодня не могла сосредоточиться. Открыла таблицы Excel, начала сверять цифры по материалам, но мысли постоянно сбивались. Несколько раз ошиблась в простых расчётах, пересчитывала одни и те же колонки.
Каждые полчаса, когда никто не видел, осторожно прощупывала грудь через блузку. Уплотнение оставалось на месте.
В десять утра зашла Марина Петровна из отдела кадров.
– Лена, ты сегодня какая-то бледная. Не заболеваешь?
– Просто плохо спала ночью.
– Может, домой пойдёшь? Михаил Петрович всё равно на стройке до вечера будет. Отчёт можешь завтра доделать.
– Нет, спасибо. Лучше сейчас закончу, а то завтра новые документы поступят.
Марина Петровна пожала плечами и ушла. А я включила интернет на рабочем компьютере.
В поисковике «Яндекс» набрала: «уплотнение в молочной железе».
Кликнула.
Закрыла страницу. Открыла другую!
Читала статью за статьёй. С каждой страницей становилось то легче, то страшнее. Информации было много, но толком ничего не понятно.
В половине двенадцатого закрыла браузер. Работать всё равно не получалось.
В обеденный перерыв, вместо того чтобы идти в кафе на первом этаже, позвонила дочери.
Настя учится на втором курсе педагогического университета, живёт в общежитии.
– Мам, привет! – Голос дочери звучал весело и беззаботно. – Как дела?
– Хорошо, дорогая. А у вас как?
– Нормально. Готовимся к сессии, она уже через месяц начнётся. Денис вчера устроился на подработку в кафе «Мираж», официантом. Деньги нужны на съёмную квартиру после выпуска.
– Это правильно. Молодцы, что планируете заранее. Настя, а скажи мне… ты когда-нибудь обследовала грудь? Ну, проверяла, нет ли уплотнений?
– Что? – В голосе дочери появились удивление и тревога. – Мам, а что случилось?
– Ничего особенного. Просто интересуюсь.
– Мам, у тебя голос какой-то напряжённый. Что-то не так?
– Всё в порядке, дорогая. Просто думаю о профилактике. Ты же знаешь, мне скоро сорок один.
– Мам, если что-то болит или беспокоит – обязательно иди к врачу, хорошо? Не тяни.
– Конечно. А как там Денис? Как ваши планы?
– Да всё хорошо. Он очень старается на работе, хочет произвести хорошее впечатление. Может, потом на полставки оставят, когда учёба закончится.
Мы поговорили ещё минут десять о её учёбе, планах, общих знакомых. Но я чувствовала, что Настя насторожилась из-за моего вопроса о груди.
– Мам, если что-то случится – звони сразу, договорились?
– Договорились, дорогая.
После разговора с дочерью стало ещё тревожнее. Настя всегда чувствует, когда я волнуюсь, даже если пытаюсь это скрыть.
Во второй половине дня пыталась доделать квартальный отчёт по закупкам строительных материалов. Цифры никак не сходились – где-то была ошибка в расчётах. Обычно я такие несоответствия нахожу за полчаса, но сегодня уже два часа потратила и всё без толку.
В четыре вечера сдалась. Сохранила документ, выключила компьютер. Завтра с утра, на свежую голову, разберусь.
Собираясь домой, снова прощупала грудь. Уплотнение никуда не делось.
Дома первым делом включила компьютер. Зашла на сайт городской поликлиники номер семь, к которой прикреплена по месту жительства.
В разделе «Запись к врачу» нашла УЗИ молочных желёз. Ближайшая свободная дата – среда, 16 октября, девять утра. Завтра.
Записалась.
Потом ещё час читала медицинские статьи. «Самообследование молочных желёз», «Методы диагностики заболеваний груди», «Что делать при обнаружении уплотнения».
Везде советовали одно и то же: не паниковать и обращаться к врачу.
Игорь вернулся домой в половине восьмого. Встреча с региональным менеджером, видимо, прошла успешно – он был в хорошем настроении.
– Как дела? – спросил, повесив куртку в прихожей.
– Нормально. А как твоя встреча?
– Отлично. Обсудили планы продаж на следующий квартал, договорились о дополнительных бонусах за перевыполнение. Если всё получится, к Новому году приличную премию получу.
Игорь прошёл на кухню, открыл холодильник.
– А что на ужин?
– Разогрей борщ, котлеты в сковороде.
Мы поужинали, обсуждая рабочие дела. Игорь рассказывал про нового покупателя, который хочет купить сразу пять машин для своей компании, но требует максимальную скидку. Я слушала, но мысли постоянно возвращались к утренней находке.
После ужина сели в гостиной, включили телевизор. Игорь листал каналы, остановился на новостях. Я устроилась рядом с ним на диване.
Его рука лежала на спинке дивана, совсем близко от моего плеча. От того места, где под кожей притаился непрошеный гость.
– Игорь, а если бы я серьёзно заболела… ты бы остался со мной?
Он повернулся ко мне, удивлённо посмотрел:
– Какие странные вопросы. Конечно, остался бы. Мы же семья.
– А если лечение было бы долгим? Тяжёлым? Если бы я изменилась внешне?
– Лен, откуда такие мысли? – Игорь обнял меня за плечи. – Ты же здоровая. Зачем думать о ерунде?
– Просто интересно. Теоретически.
– Теоретически я тебя люблю уже двадцать лет. И буду любить, что бы ни случилось. – Он поцеловал меня в висок. – Хватит забивать голову глупостями. Лучше посмотрим что-нибудь весёлое.
Игорь переключил на канал с комедийным сериалом. На экране американские актёры разыгрывали забавные ситуации, звучал смех за кадром. Я попыталась сосредоточиться на сюжете, но мысли постоянно возвращались к утру, к душу, к тому моменту, когда под пальцами появилось что-то чужое.
Спать легли в половине одиннадцатого. Игорь заснул быстро – у него такая особенность, стоит голове коснуться подушки, и он уже спит. Дыхание стало ровным и глубоким.
А я лежала в темноте, слушала, как за окном шумят деревья под осенним ветром, и думала.
Что это за уплотнение? Опухоль? Но опухоли же бывают доброкачественные и злокачественные. Большинство – доброкачественные. Так во всех статьях писали.
Может, это просто гормональное изменение? Или воспаление лимфоузла? Или банальная киста?
В половине первого ночи встала, прошла в ванную. Включила свет, разделась по пояс, встала перед зеркалом.
Груди выглядели абсолютно нормально. Никаких внешних изменений, втяжений, покраснений. Но когда я осторожно прощупала левую грудь, уплотнение сразу откликнулось под пальцами.
А в левой – то самое образование. Плотное, подвижное, размером с крупную горошину.
Я смотрела на своё отражение и думала: возможно, завтра врач скажет, что это ерунда. Обычная киста или доброкачественная опухоль. И я буду смеяться над своими страхами.
А возможно, скажет что-то совсем другое.
Вернулась в спальню, легла рядом с мужем. Игорь спал, слегка похрапывая. Я закрыла глаза, попыталась заснуть.
Но сон не шёл.
Завтра, в девять утра, я пойду на УЗИ. Врач посмотрит на это уплотнение на экране монитора и скажет, что это такое.
Может быть, это будет хорошая новость.
А может быть – не очень.
Я лежала в темноте и слушала, как тикают настенные часы в гостиной. Время шло медленно, каждая минута тянулась бесконечно.
В два часа ночи всё-таки удалось заснуть. Снились какие-то странные сны про больницы, врачей в белых халатах и бесконечные коридоры.
Глава 2
Встала, когда за окном стало светлеть. Игорь ещё спал. Прошла на кухню, включила чайник. Съесть что-то серьёзное не могла – желудок сжался в комок.
Игорь появился, когда я уже собиралась уходить.
– Рано ты, – пробормотал он, потирая глаза.
– УЗИ в девять. Помнишь?
Он остановился у раковины, плеснул в лицо воды:
– А, да… УЗИ. Где делать будешь?
– В седьмой поликлинике.
– Хочешь, отвезу?
Предложение удивило – обычно утром Игорь думает только о работе.
– Спасибо, на маршрутке быстрее доберусь.
– Тогда позвони, как всё пройдёт.
– Позвоню.
У регистратуры показала паспорт и полис:
– Морозова, УЗИ молочных желёз на девять.
– Проходите в семнадцатый кабинет, ожидайте вызова.
В коридоре сидело пять женщин. Все молчали. Одна листала журнал, другая смотрела в телефон. Женщина лет пятидесяти нервно перебирала ключи.
Я села у окна. Во дворе виднелась парковка для машин врачей – иномарки, джипы, несколько дорогих седанов.
– Морозова Елена Сергеевна!
Врач УЗИ оказалась женщиной лет сорока. Короткие тёмные волосы, спокойный взгляд.
– Располагайтесь на кушетке, раздеться нужно по пояс.
Я разделась, легла. Врач нанесла гель на кожу – комнатной температуры, не холодный.
– Неприятно?
– Нет, нормально.
Датчик коснулся правой груди. На экране появились движущиеся чёрно-белые пятна. Врач молча обследовала правую сторону, делала какие-то измерения.
– Правая железа без патологии.
Датчик переместился влево. Здесь врач задержалась. Водила по тому месту, где я нашла уплотнение. На мониторе появлялись тёмные участки, она делала снимки, что-то измеряла.
– Когда обнаружили образование?
– Позавчера.
– Болит?
– Нет.
– Месячные были когда?
– Закончились неделю назад.
Врач несколько раз прошлась датчиком по одному участку, меняла углы наклона.
– Поверните на правый бок.
Я повернулась. Ещё несколько снимков, ещё измерения.
– Одевайтесь.
Я оделась, села рядом с её столом. Врач печатала заключение, поглядывала на снимки.
Тикали часы. За окном проехала машина с мигалкой.
– В левой молочной железе определяется гипоэхогенное образование – Врач говорила ровным голосом. – Контуры нечёткие, структура неоднородная.
Я кивнула, не понимая половины слов.
– Это серьёзно?
– Необходима консультация маммолога.
В ушах зашумело. Пальцы онемели. Горло сжалось так, что стало трудно глотать.
– Стандартная процедура.
– К какому маммологу лучше?
– В онкодиспансере ведёт приём Соколов Артур Геннадьевич. Опытный врач.
Онкодиспансер. Слово ударило как ледяная вода.
В коридоре остановилась у окна, перечитала заключение. «Исключить злокачественный процесс» – это значит, что подозревают рак?
Спустилась к информационной стойке:
– Где записаться к маммологу Соколову?
– К какому именно?
– Артуру Геннадьевичу, в онкодиспансер.
Девушка набрала что-то в компьютере:
– Завтра, четверг, в два сорок. Подойдёт?
– Да.
– Нужен паспорт, полис. Можно платно, тогда направление не требуется.
– Сколько стоит?
– Полторы тысячи.
– Хорошо, платно.
Я записалась, получила талон.
На улице моросил дождь. Села в маршрутку, поехала домой. Заключение лежало в сумке – я чувствовала его как тяжёлый камень.
Дома включила компьютер, набрала: «гипоэхогенное образование молочной железы».
Читала статью за статьёй. «Стадии рака», «Химиотерапия», «Прогноз выживаемости». С каждой страницей становилось страшнее.
Особенно пугали фотографии – женщины после операций, лысые от лечения. Я смотрела на экран, на чужие лица без волос – и пыталась представить, каково это. Не смогла.
В половине второго позвонила Настя:
– Мам, как УЗИ? Я всю ночь переживала.
Как сказать дочери правду?
– Нашли образование. Завтра к специалисту.
– К какому? – Голос стал напряжённым.
– К маммологу. В онкодиспансер.
Пауза.
– Мам… – Голос дрогнул. – Это же…
– Врач сказал, нужна биопсия. Пока ничего точно не знаем.
– Я приеду. Сейчас же приеду!
– Настя, не надо. Сначала схожу к врачу.
– Мам, я не могу сидеть тут, когда ты…
Она всхлипнула.
– Дорогая, не плачь. Может, это вообще ерунда какая-то.
– Мам, я боюсь.
– И я боюсь. Но пока паниковать рано.
– Позвони мне сразу после врача. Сразу!
– Обязательно.
– Мам, я тебя очень люблю.
– И я тебя.
Игорь пришёл раньше обычного. Увидел моё лицо:
– Плохие новости?
– Нашли образование. Направили к маммологу.
– К маммологу… – Он сел, взял заключение УЗИ. – Что значит «исключить злокачественный процесс»?
– Что подозревают рак.
– Рак… – Игорь потёр лоб. – А к какому врачу идёшь?
– К Соколову, в онкодиспансер. Завтра в два сорок.
– Слушай, может, сразу в хорошую частную клинику? У меня есть знакомые, они в «Евромед» лечились… Если что – денег найдём. Кредит возьмём, машину продам. Главное – к лучшим врачам попасть.
– Давай сначала к этому врачу. Послушаем, что скажет.
Игорь обнял меня. Мы сидели молча, слушали дождь за окном.
Ужинать не хотелось. Игорь разогрел себе суп, я съела несколько ложек и отставила тарелку.
– Надо есть, – сказал он.
– Не лезет.
– Понимаю.
Смотрели новости, но я не слышала, о чём говорят. В голове крутились вопросы: что скажет завтра маммолог? Назначит биопсию? А если подтвердится рак?
Глава 3
Перед входом в онкодиспансер стояли машины, которые я видела только в центре города. Мерседесы, БМВ, один белый Порш Кайен. На парковке охранник в форме проверял пропуска.
Я толкнула тяжёлую дверь.
За стойкой девушка в деловом костюме:
– Добрый день. К какому врачу?
– К Соколову Артуру Геннадьевичу.
Она посмотрела в монитор:
– Морозова? Второй этаж, кабинет двадцать три. Лифт слева.
Никаких талончиков, маршрутных листов. Всё по фамилии и времени записи.
На втором этаже пахло не больницей, а дорогой вентиляцией…
В зоне ожидания сидело человек десять. Женщина в норковой шубе листала глянцевый журнал. Мужчина в костюме за три тысячи долларов говорил по телефону о сделках. Здесь лечатся люди с деньгами.
Но лица у всех одинаковые – напряжённые, сосредоточенные. Деньги от рака не спасают.
– Морозова Елена Сергеевна, к доктору Соколову!
Кабинет просторный, большие окна, современная мебель. На стене дипломы, сертификаты, фотографии с медицинских конференций. За столом из светлого дуба сидел мужчина лет сорока.
Высокий, худощавый, серые глаза. Тёмные волосы с проседью на висках. Белый халат поверх делового костюма. На груди бейдж: «Соколов А.Г., зав. отделением онкохирургии, к.м.н.»
– Елена Сергеевна? Артур Геннадьевич Соколов. Проходите, садитесь.
Голос спокойный, без лишних интонаций. Не холодный, но и не тёплый. Рабочий.
Я села в кресло напротив стола. Руки положила на колени, чтобы не видно было, как дрожат пальцы.
– Покажите результаты УЗИ.
Я протянула заключение. Он изучал снимки, читал описание. Лицо не выражало ничего – ни тревоги, ни облегчения.
– Когда обнаружили образование?
– Понедельник. Три дня назад.
– Болезненность, выделения из сосков?
– Нет.
– Онкологические заболевания в семье?
– Не знаю. Мама говорит, что никто не болел.
– Беременности, роды?
– Одна дочь, девятнадцать лет.
– Гормональные препараты принимаете?
– Нет.
Соколов кивнул, отложил бумаги:
– Пройдём на кушетку. Нужен осмотр.
Я встала. Ноги стали ватными, но держали.
– Раздевайтесь по пояс, ложитесь на спину.
За ширмой сняла блузку, лифчик. Руки тряслись так, что еле справилась с застёжкой. Легла на кушетку, покрытую одноразовой простынёй.
Соколов подошёл, надел перчатки. Пальпировал правую грудь методично, по секторам. Движения профессиональные, без лишних прикосновений.
Перешёл к левой. В том месте, где я нашла уплотнение, задержался. Прощупывал с разным нажимом, под разными углами.
– Сядьте, руки за голову.
Я села. В таком положении он ещё раз обследовал проблемную зону.
– Образование пальпируется. Плотное, ограниченно подвижное, размером около двух сантиметров. – Помог мне слезть с кушетки. – Одевайтесь.
Я оделась, вернулась к столу. Горло сжалось так, что трудно было глотать.
– Доктор, это… серьёзно?
Соколов посмотрел прямо в глаза:
– По клинической картине и данным УЗИ нельзя исключить злокачественный процесс. Нужна трепанобиопсия под УЗИ-контролем.
– ЧТО, как?.. – Голос сел. – А что это такое?
– Специальной иглой возьмём несколько образцов ткани из образования. Под местной анестезией, амбулаторно. Материал отправим на гистологическое исследование.
– И что покажет это исследование?
– Вид опухоли. То есть, злокачественная она или доброкачественная. Если злокачественная – определим гистологический тип и другие показатели…
Я не понимала половины слов, но кивала.
Соколов говорил спокойно, как преподаватель на лекции. Не пугал, но и не успокаивал.
– А если… если подтвердится рак?
– Если подтвердится – будем лечить. Судя по размерам и отсутствию увеличенных лимфоузлов, стадия ранняя. При такой стадии выживаемость превышает девяносто процентов.
Цифры звучали как приговор и как надежда одновременно.
– Когда можно сделать исследование?
– В понедельник утром. Процедура займёт минут тридцать. В тот же день отпустим домой.
– А результаты когда?
– Через пять рабочих дней.
– А больно будет?
– Неприятно, но терпимо. Лидокаин хорошо обезболивает. После процедуры возможна небольшая болезненность в течение суток.
Соколов выписал направление на исследование, протянул мне памятку:
– С собой принести результаты анализа свёртываемости крови. Сдать можете здесь же, в лаборатории первого этажа.
– А до понедельника что делать?
– Ничего особенного. Живите обычной жизнью. Никаких ограничений. – Он встал из-за стола. – И не ищите информацию в интернете. Там много неточностей, которые только напугают.
Я заметила, что обручального кольца на руке нет. Но на безымянном пальце видна светлая полоска – недавно снятое кольцо.
– У вас есть вопросы?
– Нет… То есть, да. А вы… сколько таких операций делаете?
– Около ста пятидесяти в год. Опыт большой. – Лёгкая улыбка. – Увидимся в понедельник в восемь утра.
В коридоре остановилась у окна. Руки дрожали так, что с трудом сложила документы в сумку.
Спустилась на первый этаж, нашла лабораторию. Сдала кровь. Медсестра сказала, что результаты будут готовы завтра к обеду.
У выхода набрала Игоря:
– Как прошло?
– Био-о-опсия, исследование в понедельник. Результаты через неделю.
– А что врач сказал?
– Что без гистологии точно сказать нельзя. Но стадия, если это рак, ранняя.
– Понятно. Поговорим дома.
Потом позвонила Насте:
– Мам, ну что?
– Биопсия назначена. В понедельник утром.
– Я приеду! В воскресенье приеду к вам.
– Настя, учись лучше…
– Мам, я не смогу сидеть в общаге, пока тебе такое предстоит. Приеду и точка.
– Хорошо, дорогая.
Игорь пришёл раньше обычного. Снял куртку, сел рядом:
– Рассказывай всё по порядку.
Я пересказала весь приём. Игорь слушал внимательно, изредка задавал вопросы.
– А врач какой показался?
– Профессиональный. Говорит конкретно, без воды. Не пугает, но и не успокаивает.
– Это хорошо. Значит, честный.
Игорь встал, прошёлся по комнате:
– Слушай, а может, всё-таки второе мнение получить? В «Евромеде» или «Медси»? У меня есть знакомые…
– Давай сначала здесь сделаем. Врач опытный, оборудование хорошее.
– Ну, смотри. Если что – денег найдём.
Мы сидели на кухне, пили чай и молчали. За окном стемнело, включились фонари.
– Настя в воскресенье приедет, – сказала я.
– Правильно. Семья должна быть вместе.
Ужинать не хотелось. Игорь разогрел котлеты, я съела несколько ложек супа.
– Надо есть, – заметил он.
– Не лезет.
– Понимаю.
Включили телевизор, но смотрели невнимательно. Я думала о понедельнике. О том, как игла войдёт в грудь. О том, что покажет анализ.
В новостях говорили об экономике, политике, спорте. Обычная жизнь продолжалась. А у меня внутри сидел страх, который не отпускал.
Глава 4
Я приехала в онкодиспансер за полчаса до назначенного времени. Игорь хотел поехать со мной, но я отказалась пусть лучше идёт на работу. Отвлекается.
В холле было тише, чем в прошлый раз. Несколько человек сидели в креслах, кто-то читал, кто-то просто смотрел в пустоту. У всех лица сосредоточенные, напряжённые.
На ресепшн подошла к той же девушке.
– К Соколову на биопсию.
– Морозова? Поднимайтесь на второй этаж, кабинет двадцать три. Доктор ждёт.
Артур Геннадьевич встретил меня в дверях кабинета. Сегодня он был в хирургическом костюме – голубые брюки и рубашка, белые кроссовки. Выглядел моложе, чем в халате.
– Доброе утро. Готовы?
– Готова.
– Результаты коагулограммы с собой?
Я протянула анализ крови. Он просмотрел показатели.
– Свёртываемость нормальная. Проходите в процедурную.
Соседняя комната оказалась меньше – кушетка, УЗИ-аппарат, столик с инструментами. На стене монитор, показывающий картинку с датчика.
– Ложитесь на кушетку, левая рука за голову.
Я легла, подложила руку под голову. Сердце колотилось так громко, что казалось, его слышно всем.
Артур Геннадьевич надел стерильные перчатки, взял датчик УЗИ.
– Сначала найдём образование на экране, потом будем брать материал.
Холодный гель на коже. Датчик скользит по груди, на мониторе появляются чёрно-белые пятна.
– Вот оно. – Он показал тёмный участок на экране. – Видите?
– Да.
– Размер подтвердился… Сейчас обколем лидокаином.
Он взял шприц левой рукой. Я заметила это сразу левша. Движения точные, уверенные.
– Будет немного больно. Потерпите.
Укол анестезии – как укус пчелы. Потом ещё один, ещё. Постепенно грудь онемела.
– Чувствуете прикосновения?
Он дотронулся пальцем до места будущей биопсии.
– Чувствую, но не больно.
– Отлично. Теперь главная часть. Всё.!!! Самое неприятное позади.!!!
– А больно не было потому, что анестезия?
– Именно. Лидокаин полностью блокирует болевые рецепторы.
Артур Геннадьевич приложил к месте биопсии марлевую салфетку:
– Подержите, пока я оформлю материал.
Он разложил по стеклянным контейнерам, подписал каждый.
– Что с ними будет дальше?
– Отправим в лабораторию.
– А иммуногистохимию тоже сделают?
– Если понадобится. Если морфология покажет злокачественный процесс…
– Можете садиться.
Я села на кушетке. В груди чувствовалось лёгкое распирание – действие анестезии ещё не прошло.
– Сейчас будет немножко кровить. Это нормально.
Он приклеил поверх салфетки пластырь:
– Через час можете снять. Душ принимать можно, но аккуратно, не тереть место биопсии.
– А когда результаты?
– В пятницу во второй половине дня. Приходите в четыре вечера.
Пятница. Через четыре дня узнаю, рак это или нет.
– Если будут вопросы – звоните. Номер на визитке.
Он протянул белую карточку с контактами.
– Спасибо.
– Идите домой, отдыхайте. Сегодня без физических нагрузок.
В холле набрала Игоря:
– Всё позади. Еду домой.
– Как прошло?
– Нормально. Совсем не больно было.
– Слава богу. Результаты когда?
– В пятницу в четыре.
– Хорошо. Вечером поговорим подробнее.
Потом позвонила Насте – она вчера приехала, осталась ночевать.
– Мам, как всё прошло?
– Хорошо. Врач сказал, самое неприятное позади.
– Когда результаты будут?
– В пятницу.
– Я побуду с вами до пятницы.
– Настя, не нужно…
– Мам, я уже решила. Буду помогать по дому, готовить. Тебе сейчас отдыхать надо.
Дома легла на диван. Анестезия начала отходить – в груди появилась тупая ноющая боль. Не сильная, но заметная.
Настя принесла чай с лимоном:
– Как себя чувствуешь?
– Нормально. Побаливает немного.
– А доктор какой?
– Профессиональный. Всё объяснял, делал аккуратно. Видно, что опытный.
– Это главное. Мам, а ты не боишься результатов?
Я подумала. Странно, но после биопсии стало спокойнее.
– Меньше, чем до процедуры. Теперь хотя бы точно узнаем, что это такое.
– Правильно. Неизвестность это самое страшное.
Игорь пришёл с работы раньше обычного. Принёс букет жёлтых хризантем!!
– Как дела, пациентка?
– Лучше. Боль почти прошла.
– А доктор что говорил?
Я пересказала всю процедуру. Игорь слушал внимательно.
– Значит, в пятницу всё узнаем.
– Да.
– А если… если плохие результаты… что тогда?
– Тогда будем лечиться. Врач сказал, стадия ранняя, прогноз хороший.
Игорь обнял меня:
– Всё будет хорошо. Я в это верю.
Вечером смотрели фильм – лёгкую комедию, чтобы отвлечься. Настя устроилась в кресле с попкорном, мы с Игорем на диване.
Обычный семейный вечер. Только в груди ноет место биопсии, напоминая о том, что произошло утром.
Перед сном приняла душ. Осторожно помыла грудь, не касаясь места биопсии. Под пластырем чувствовалась небольшая припухлость.
Легла в постель рядом с Игорем. Он уже спал. Настя устроилась в гостиной на раскладном диване.
В доме тихо и спокойно. Семья рядом.
Глава 5
В маршрутке старалась не думать о результатах. Смотрела в окно на мокрый асфальт, на людей под зонтами. Они спешили по своим делам, не подозревая, что рядом едет женщина узнавать, есть ли у неё рак.
В холле онкодиспансера было тихо. Кто-то смотрел в телефон, не моргая. Кто-то терзал краешек бумажки. Один мужчина просто сидел, уставившись в стену, будто в ней мог быть ответ.
Все ждали приговора.
На втором этаже у кабинета двадцать три сидели ещё трое. Женщина лет пятидесяти листала медкарту дрожащими руками. Пожилая пара держалась за руки так крепко, что костяшки побелели.
– Морозова Елена Сергеевна!
В кабинете Артур Геннадьевич сидел за столом с толстой папкой. На мониторе компьютера – цветные пятна, похожие на фотографии под микроскопом.
– Добрый день. Как самочувствие после биопсии?
– Нормально. Боль прошла.
– Хорошо. – Он открыл папку, достал несколько листов. – Результаты гистологического исследования готовы.
Я села в кресло. Пальцы автоматически сжались в кулаки.
– В четырёх образцах ткани обнаружены…
Я ничего не поняла из первых слов. Только услышала: «рак», «без сомнений». Остальное провалилось. В ушах был гул. Я кивала, как будто это кому-то поможет.
– …степень дифференцировки G2, что означает умеренную агрессивность опухоли.
Слово «рак» он произнёс один раз. Но мне его хватило на всю жизнь.
– Это… это точно?
– Абсолютно.
Он повернул монитор ко мне. На экране – розово-фиолетовые разводы с тёмными точками.
– Вот нормальная ткань. А это – изменённые клетки. Видите разницу?
Я смотрела на пятна, но видела только цветную кашу. Главное было понятно и без объяснений.
– Также проведено иммуногистохимическое исследование. – Артур Геннадьевич взял другой лист.
Я автоматически записывала незнакомые слова в блокнот.
– Что это означает?
– Хорошие показатели. Опухоль гормонозависимая, поддаётся лечению.
– А стадия?
– Первая стадия. Лимфоузлы чистые, метастазов нет.
– Это хорошо?
– При такой стадии девяносто пять процентов пациентов живут более пяти лет.
Девяносто пять процентов. А остальные пять?
– Что дальше?
– Хирургическое лечение. Потом химиотерапия – четыре курса. Лучевая терапия. Гормональное лечение пять лет.
Пять лет. Вся оставшаяся жизнь будет связана с больницами.
– Когда операция?
– Во вторник… В понедельник – предоперационное обследование.
Он выписал направления на анализы, протянул памятку.
– Есть вопросы?
– А если… если я не вхожу в эти девяносто пять процентов?
Артур Геннадьевич посмотрел прямо в глаза:
– Тогда будем бороться всеми доступными способами. Медицина не стоит на месте.
В коридоре остановилась у окна. Ноги стали ватными. Нужно было позвонить семье, но пока не могла.
Достала телефон, набрала Игоря:
– Результаты готовы.
– И что?
– Подтвердился.
Пауза.
– Блин… А стадия?
– Ранняя. Прогноз хороший, врач говорит.
– Когда операция?
– Во вторник.
– Я завтра беру отпуск. Буду рядом.
Потом позвонила Насте:
– Мам, ну что?
– Дорогая… это рак.
Настя всхлипнула:
– Мам… А что врач сказал?
– Что будем лечить. Операция во вторник.
– Я с тобой буду. До операции и после.
– Настя, учёба…
– Плевать на учёбу. Сейчас ты главное.
Ужинать не хотелось. Настя приготовила суп, я съела ложку.
– Надо есть, мам.
– Не лезет.
В новостях показывали рекламу лекарства от насморка. Актриса жаловалась на заложенность носа. Захотелось рассмеяться, какие мелочи волнуют здоровых людей.
– Мам, а ты боишься? – тихо спросила Настя.
– Теперь меньше. Хуже было не знать.
– Правильно, – поддержал Игорь. – Неизвестность страшнее диагноза.
Но я соврала. Боялась. Особенно пяти процентов, которые не вписываются в статистику.
Перед сном зашла в ванную. Сняла футболку, встала перед зеркалом.
Грудь выглядела обычно. Но под кожей жил враг – опухоль размером с крупную виноградину.
Через четыре дня её вырежут. Вместе с кусочком тела.
Я коснулась левой груди:
– Скоро тебя здесь не будет.
Сказала это вслух и испугалась собственного голоса.
Легла рядом с Игорем. Он обнял меня:
– Всё будет хорошо. Стадия ранняя, врач опытный.
– Знаю.
– Завтра позвоню маме, расскажу.
– Только не пугай сильно.
Мы лежали в темноте. За стеной Настя смотрела фильм – слышались тихие голоса.
Завтра начнётся подготовка к операции. Послезавтра лягу под нож.
Странно, но самое страшное слово уже было произнесено. Остальное – техника.
Утром составили план выходных. Игорь берёт отгул, поедет со мной на обследования. Настя подготовит сумку в больницу.
– Что взять? – спросила дочь.
– По списку. Халат, тапочки, всё необходимое.
– Я куплю и сложу.
Игорь читал про послеоперационный период:
– Через неделю можно к лёгкой работе.
– К ноябрю выйду в офис.
– Не торопись.
Планировали ближайшие недели. Операция, выздоровление, возвращение к жизни.
Только теперь это будет другая жизнь.
В субботу собрались за ужином. Настя приготовила плов, Игорь купил вина. Последний нормальный вечер перед лечением.
– За маму, – поднял бокал Игорь. – За успешную операцию.
– За то, чтобы мы были вместе, – добавила Настя.
– За то, чтобы это поскорее закончилось, – сказала я.
Выпили. Вино было терпким.
– После выздоровления поедем отдыхать? – предложила Настя.
– Обязательно. Как врач разрешит.
– Я уже смотрю путёвки на лето, – признался Игорь. – В Грецию или Турцию.
– Хорошо. Будет стимул.
Но внутри сидел вопрос: а если не выздоровею? Если вхожу в те пять процентов?
Воскресенье прошло тихо. Готовились к предстоящей неделе морально.
Вечером сидела с книгой, но не читалось. Мысли возвращались к завтрашнему дню.
– Не переживай, – Настя села рядом. – Всё будет хорошо.
– Стараюсь не думать.
– О чём думаешь?
– О том, что через неделю буду другой. После операции, после начала лечения.
– Но здоровой.
– Да. Здоровой.
Хотелось в это верить.
Глава 6
Встала раньше будильника. Не от бессонницы просто тело решило, что больше лежать незачем.
Игорь ещё спал в позе буквы «зю», раскинув руки. Обычно это раздражало, а сегодня показалось трогательным. Завтра вечером буду лежать в больничной палате, а он – один в этой кровати.
На кухне заварила чай. Есть перед анализами нельзя – только воду до девяти утра. Хирург предупредил: «на голодный желудок». Спасибо за уточнение. Я уже три дня нормально не ем.
В половине восьмого разбудила Игоря:
– Подъём. Нам к девяти в поликлинику.
Он сел на кровати, потёр глаза:
– Какое число? А, понедельник… Анализы.
– Список длиннее, чем на свадьбу было.
– Ничего. За день всё переделаем.
Игорь встал, пошёл в душ. Я слышала, как льётся вода, и завидовала его способности просыпаться за две минуты. У меня мозг включался медленнее – сначала факты, потом эмоции.
Факт: сегодня обследование.
Факт: завтра операция.
Эмоция: пока не дошла.
Ехали в поликлинику молча. Игорь вёл осторожно – понедельничное утро, все спешат на работу. Я смотрела на людей в соседних машинах. Все серьёзные, сосредоточенные на своих делах.
– А больно будет завтра? – спросил Игорь на светофоре.
– Наркоз же. Ничего не почувствую.
– А после наркоза?
– Сказали, обезболивающие дают.
– Хорошо.
Разговор не клеился. Что тут скажешь?
В регистратуре взяли направления, выдали маршрутный лист. Первый этап – лаборатория, забор крови.
– Морозова, в седьмой кабинет!
Медсестра – женщина лет пятидесяти, опытные руки.
– На операцию готовитесь? – спросила, накладывая жгут.
– Да.
– Хирург кто?
– Соколов.
– А, хороший доктор. У него руки золотые.
Игла вошла легко, кровь потекла в пробирку тёмно-красной струйкой. Обычная кровь обычной женщины. Но завтра её будут переливать обратно, если что-то пойдёт не так.
– Результаты к обеду будут, – сказала медсестра, заклеивая место укола пластырем.
Следующий пункт – ЭКГ. Кабинет на втором этаже, очередь из пяти человек.
Когда дошла моя очередь, медсестра велела раздеться по пояс, лечь на кушетку.
– Руки вдоль тела, ноги не скрещивать.
Она прикрепила датчики к груди, запястьям, лодыжкам. Холодный гель на коже.
– Дышите спокойно, не разговаривайте.
Аппарат затарахтел, выдавая длинную ленту с зубчиками. Мой пульс, мой ритм, моя жизнь в виде графика.
– Сердце здоровое, – заключила медсестра, снимая датчики. – Анестезию перенесёте нормально.
Рентген лёгких. Встать к экрану… задержать дыхание на 5 секунд!!
– Лёгкие чистые!! Противопоказаний для операции нет.
Игорь ждал в коридоре, листал журнал про рыбалку.
– Как дела?
– Пока всё нормально. Осталось два врача.
Терапевт – женщина лет сорока, уставшая и немногословная. Послушала сердце, лёгкие, измерила давление.
– Хронические заболевания есть?
– Нет.
– Аллергия на лекарства?
– Нет.
– Операции раньше делали?
– Только аппендицит в двадцать лет.
– Анестезию переносили как?
– Нормально.
Она что-то записала в карте:
– Противопоказаний для хирургического вмешательства не выявлено. К анестезиологу.
Анестезиолог оказался мужчиной лет пятидесяти. Кабинет маленький, стол завален медкартами.
– Елена Сергеевна? Завтра у нас операция. Рассказываю про наркоз.
Он объяснял про внутривенную анестезию, искусственную вентиляцию лёгких, мониторинг жизненных функций. Говорил спокойно, как про обычную процедуру.
– Засыпание быстрое, безболезненное. Проснётесь в палате, когда всё закончится.
– А риски есть?
– Минимальные. Сердце и лёгкие у вас здоровые, возраст подходящий. Волноваться не о чем.
Когда он объяснял про интубацию, у меня пересохло в горле. Представила, как в горло вставляют трубку, подключают к аппарату.
– После операции может болеть горло от интубационной трубки. Это нормально, проходит за день-два.
Он дал подписать согласие на анестезию. Рука слегка дрожала, когда ставила подпись.
К обеду закончили со всеми врачами. Результаты анализов были готовы – всё в норме.
– Можно ехать домой готовиться, – сказал Игорь. – Завтра в семь утра в хирургическое отделение.
По дороге домой заехали в аптеку. Купили эластичные бинты, которые рекомендовал врач.
– Мам! – Настя выбежала встречать к машине. – Как всё прошло?
– Нормально. Анализы хорошие, врачи допустили к операции.
– Слава богу. А сумку я уже собрала.
Дома Настя показала сумку для больницы. Халат, тапочки, туалетные принадлежности, книги.
– Ночнушку тебе купила, – достала розовую рубашку с рюшами. – Красивая?