Московское золото или нежная попа комсомолки. Часть Вторая

Глава 1. Право на лево

Что бы хоть как то защититься от нападающей разъярённой тигрицы, Лёха не придумал ничего лучше, как поймать её свободной левой рукой за шею, притянуть к себе и поцеловать. От неожиданности произошедшего, женское существо пыталось вертеть головой, вырываться и даже укусить пару раз. В какой то момент, Лёха почувствовал, что угроза его здоровью вроде бы исчезла и девушка перестала дёргаться, он аккуратно отпустил сидящую сверху на нём тигрицу. И вдруг ощутил, как её ловкий язычок проник ему в рот и как прильнули её чувственные губы…

22 сентября 1936. Кабинет Кузнецова в Картахене.

Военно-морской советник продолжал свою показную тираду, делая вид, что ругает Лёху, хотя на самом деле был доволен:

– Что, разбил самолёт! Хулиган! – ворчал он, грозно хмуря брови. – Понабрали в Красную Армию по объявлению, а потом галоши пропадают!

Лёха, не обращая внимания на притворные упрёки, вспоминал, как всё произошло.

*****

– Пид***расы проклятые! – все что успел высказать Лёха, по поводу меткости испанских зенитчиков.

Странное решение французских инженеров, разместить двигатель на отдельном пилоне, спасло самолет от взрыва.

Лёха чудом сумел притереть валящуюся на крыло машину к полосе, самолет грохнулся и помчался рассыпая за собой искры прямиком к ангару технической части.

Так скромный героизм одних был перечёркнут метким разгильдяйством других.

Лёха с Кузьмичом и два испанских участника полёта стояли и смотрели как техники тушат горящий двигатель. Позднее самолет оттащили за ангар технической части и он пополнил коллекцию запасных частей аэродрома. Лёха подсуетился и ловко простимулировав испанских техников, скрутил и спрятал всё ценное, что можно было снять с самолета, начав с аппаратуры внутренней связи.

Как потом выяснили, наводчик придремал на жарком солнце и, проснувшись от резкого крика, не разбираясь, успел влепить очередь в садящийся самолёт, прежде чем его оторвали от гашетки. Как потом перекрестился Лёха, узнав подробности, хорошо, что спал наводчик зенитных пулемётов, а не 40-мм «Бофорса».

«А то бы нас разделали на отбивные» – с содроганием подумал Лёха.

Первым делом, когда он вытащил из дымящегося самолёта Кузьмича, он спросил:

– Ты фотоаппарат взял?

Кузьмич, весь в пыли и ещё дрожащий от пережитого, начал лихорадочно шарить по карманам галифе.

– Кузьмич, ты всё самое ценное к яйцам поближе складываешь? – с нервной усмешкой подначил его Лёха, выплескивая адреналин, всё ещё бушующий в крови.

– Нет, ближе к яйцам я карты складывал, а фотик вот он, – ответил Кузьмич и потянулся к заднему карману.

– Что?! Нет, только не в задницу! – воскликнул Лёха, уже не сдерживая смех.

Они смотрели друг на друга, на стоящих рядом испанцев и не могли удержаться от истерического смеха, который вырывался наружу. Это был не просто смех, а взрыв накопившегося напряжения, нервов и адреналина.

Проявив отпечатанные фотографии и плёнки, Лёха сдал Кузнецову фотографии о передвижениях кораблей в Средиземноморье. К удивлению, фотографии Кузьмича оказались, конечно, не настолько детальными, чтобы позволить определить состояние каждого конкретного корабля, но полноту картины и расклад сил они прекрасно давали.

*****

– Сдавай сюда фотоаппарат! – строго сказал Кузнецов.

– Никак не можно, товарищ дон Лепанто! – включил дурака Лёха, – Это личное имущество, нажитое честным и непосильным трудом! —Лёха был возмущен совершенно искренне , не намереваясь отдавать любимую игрушку.

Да и Кузьмич, когда речь зашла о возврате аппарата, посмотрел на него глазами ребёнка, у которого отнимают последнюю конфету.

– Ладно, Алексей, – смягчился Кузнецов. – Спасибо тебе за сведения. А уж какой тарарам ты устроил на Майорке… Итальянцы до сих пор в газетах на говно исходят. Смотри, надо слетать в Мадрид в наше представительство. Вот тебе предписание, зайдёшь к нашему советнику при тамошнем испанском МВД, Александру Орлову, получишь денег на оперативные расходы. Привезёшь сюда и рассчитаемся. И ещё несколько пакетов в посольство занесёшь.

– Ты за сколько, кстати, фотографии загнал в местный «Ла Вердад»? – спросил Кузнецов с ухмылкой.

– Вы, товарищ дон Лепанто, обидные слова говорите! – притворно возмутился Лёха, продолжая играть роль, – Почему загнал? И почему вообще только в «Ла Вердад»? Я вот вам передал для публикации в самой правдивой советской газете «Правда»!

Кузнецов удивлённо посмотрел на него, а затем радостно засмеялся:

– А! Значит, можно деньги не возмещать?

– Нету денег – нету мультиков, – обиженно ляпнул Лёха, сам не понимая, откуда взялась эта фраза из будущего.

– А вообще, конечно нужен авиационный фотоаппарат, – задумчиво подвёл итог Лёха. – Это всё так, баловство от бедности.

*****

Кузьмич действительно превзошёл самого себя, запечатлев на плёнку горящие итальянские самолёты на аэродроме. Такие снимки стали бы мечтой любого мирового агентства. «Пипистрелло, Пипистроне – какая в попу разница!» – ржал Лёха, разглядывая кадры. «Горят они одинаково красиво!»

В процессе печати фотографий Лёха, со своей природной общительностью, успел подружиться с владельцем фотоателье – ловким испанским проходимцем, который оказался весьма полезным знакомцем. Именно этот предприимчивый хозяин свёл Лёху с корреспондентами нескольких ведущих газет.

Когда фотографии были напечатаны, Лёха честно поделил негативы. Панорамные снимки с кораблями и другими объектами, он без вопросов передал Кузнецову. Однако несколько особенно удачных художественных кадров оставил копии и себе, а потом тихо толкнул их иностранным журналистам. Удачная сделка позволила ему трижды окупить стоимость дорогущего американского фотоаппарата. Надо сказать, что фотоаппараты под плётку шириной 35 мм только-только стали появляться в продаже и цена на них была запредельная, сравнимая с годовой зарплатой рабочего.

Всего через несколько дней мировая пресса уже пестрела этими чёрно-белыми, но невероятно впечатляющими фотографиями горящих итальянских самолётов.

Лёха с удовольствием разглядывал местную картахенскую газетку со свои снимками. «Зеленые человечки» были бы довольны, – думал наш герой, – Я умею не только летать научился, но и начал творить историю своими руками! – гордился собой ловкий военно-морской лётчик.

25 сентября 1936. Небо между Картахеной и Мадридом.

На этот раз Лёха раздобыл разъездной самолёт английского производства компании De Havilland под названием «Моль», очень похожий на его крымского любимица У-2. Он хорошо помнил его ещё с прошлой жизни: когда-то в английском Даксфорде, на авиашоу, за сотню фунтов можно было подняться в небо на этой самой «Моли» и даже порулить под присмотром инструктора. Теперь же он сам был у штурвала, и ощущение было совсем другим – свобода, ветер, бескрайнее небо и бухтящий Кузьмич за спиной.

Лёха направил самолёт в сторону Мадрида. Неразлучный Кузьмич, как всегда, расположился в задней кабине, делая вид, что прокладывает маршрут. На самом деле, его задача сводилась к минимуму, так как Лёха просто летел вдоль дороги, держась выбранного курса. Кузьмич не особо утруждался навигацией, время от времени проверяя карту и придавая себе видимость занятости.

Лёха крутил головой по сторонам, разглядывая пейзаж. Под крыльями самолёта мелькали поля, виноградники и редкие деревушки, утопающие в зелени. Вдалеке темнела линия гор, а впереди блестела полоска реки. Здесь, в воздухе, время словно останавливалось, и Лёха чувствовал, как его охватывает то самое чувство безмятежности, которого ему так не хватало.

За спиной Кузьмича грозно торчал в небо французский пулемёт, недавно «позаимствованный» с приснопамятного «Протеза».

Павел Рычагов, увидев Лёху рядом с этим девайсом, обрадовался и сказал:

– А! Вот теперь понятно кто пулемёту ножки придел, а то испанцы ищут, куда же это пулемёт ушёл!

Местные умельцы быстро сварганили под него раму, и теперь маленький самолетик мог, как пошутил Лёха, «громко пукнуть в сторону нападающих». Правда, реальная боеспособность этой конструкции была сомнительной, но сам факт наличия вооружения придавал хоть какое-то чувство безопасности. С пулеметом в задней кабине, ощущение собственной важности у Кузьмича стало возрастать в геометрической прогрессии.

Путешествие в Мадрид по поручению Кузнецова получилось спонтанным и обросло поручениями, как снежный ком. Каждый знакомый, узнав о предстоящем вылете, спешил что-нибудь передать или попросить что-то привезти. В итоге Лёха с Кузьмичом оказались завалены передачами так, что казалось, они буквально сидят на мешках.

– Кузьмич! Как ты понимаешь, должность Деда Мороза уже занята мною, так что тебе осталась только роль Снегурочки! – подколол штурмана Лёха, – Сбривай усищи! А то детишки бояться будут!

– Я буду тогда оленем Рудольфом! – не остался в долгу нахватавшийся подколок у Лёхи Кузьмич, – главное что бы рога не отросли.

Кузьмич завел список на нескольких листах, в котором важно делал отметки кому и чего. Маленький самолёт был загружен по самые уши, вернее, по самые крылья – от носа до хвоста забит мешочками, ящичками и свёртками.

Каждое движение , особенно в задней кабине, теперь давалось с трудом. Лёха всё это обилие посылок в шутку называл «гуманитарной миссией».

После взлёта Лёхе не терпелось проверить, как управляется этот самолётик, поэтому он крутанул пару крутых разворотов с приличными кренами и под конец выдал ранверсман. Лётчик почувствовал, как «Моль» послушно реагирует на его действия, но тут из задней кабины донёсся слегка придушенный переговорной трубой голос Кузьмича:

– Лёша, ты, пожалуйста, больше так не делай! Давай сначала подарки довезём, а?

Оказалось, что во время этих манёвров Кузьмич отчаянно пытался удержать все передачи на месте. Коробки и пакеты разлетались по кабине, а один особо крупный свёрток угодил ему прямо в лицо. Кузьмич самоотверженно схватил его зубами и теперь был похож на усатого кота Матроскина с посылкой в зубах. Отловив всё это добро, в конце концов он был завален кучей посылок и свёртков, выглядя, как человек, оказавшийся под лавиной.

– Погоди, Кузьмич, сейчас мёртвую петлю скрутим! – пошутил Лёха, удерживая самолёт на курсе и глядя на Кузьмича в зеркало заднего вида.

Но основательный Кузьмич не оценил юмора. Он долго бухтел, сидя под грудой коробок и пакетов, и проклинал какого-то «идиотского Деда Мороза», которому, если он не уймётся, Снегурочка засунет в задницу самый большой подарок – копчёную свиную ногу – и провернёт пару раз. Лёха только усмехнулся, но, всё же, решил больше не экспериментировать с фигурами высшего пилотажа – по крайней мере, пока не доставят все передачи в целости.

*****

Первой точкой остановки был небольшой аэродром около Альбасете. По мутным воспоминаниям Лёхи там активно множил на ноль фашистов кто то из попаданцев. Правда толпы советских лётчиков им особо не повстречались.

Единственным советским асом оказался мелкий лётчик по имени Иван, лет тридцати, который недавно получил ранение в задницу и по этому поводу грустно ковылял в сторону столовой, слегка прихрамывая и попёрдывая на ходу.

Радостный Лёха решил проверить свои предположения и громко выдал проверочный пароль:

– Перестройка, Путин, Интернет, Биткоин!

Лётчик Иван посмотрел на него, как на полного мудака и, не задерживаясь, ответил:

– Иди на*ер, мальчик! – раздалось в ответ и, не обращая больше внимания на ошеломлённого Лёху, лётчик Иван обогнул нашего героя и направился дальше в столовую.

Кузьмич, похлопал Лёху по плечу, также демонстративно обогнул его и догнав Ивана с достоинством произнёс:

– Ваня, ты не смотри, что командир у меня слегка придурошный! Это от прошлой посадки. Как он почти новый Протез в хлам разъе**ошил! Вдребезги! Чуть не сгорели! Хорошо я фотографии спас из огня! Всё горит, снаряды рвутся, а я ещё и командира вытаскиваю! Я тебе потом покажу, зато какой я там отличный пулемёт раздобыл! Вон, на эту швейную машинку разрешил пристроить! По дружбе. – Кузьмич усмехнулся,

Лёха остался стоять с открытым ртом, не веря в такую подставу со стороны своего верного напарника.

– Хренов и Кузьмич? Ну вон он и есть Хренов – донеслось он удаляющейся парочки, Кузьмич ткнул пальцем в сторону Лёхи, – ну я то конечно Георгий Кузьмич. И возможно отвечая на тихо заданный вопрос продолжил:

– Да, конечно, это, я с напарником торпедный катер у франкистов отбил на Майорке!

И два истинных героя исчезли в дверях столовой оставив Лёху переваривать случившееся… В следующее мгновение изнутри столовой донеслось приглушённое:

– А так-то он у меня героический! Знаешь как мы с ним франкистам ввалили на Майорке! Во все стороны взрывы летели! Самолётов этих фашистских сожгли! Жуть!

Оставшуюся дорогу до Мадрида Лёха дулся на Кузьмича, который пребывал в отличном настроении после обеда с новым знакомым. В отместку Лёха нарочно вёл самолётик немного дёргано, делая резкие повороты и качая крыльями, будто проверяя его на манёвренность. Но Кузьмич, похоже, заранее подготовился, видимо успев принять несколько глоточков испанского красного и прекрасно перекусить в местной столовой. Теперь он развалился в задней кабине с блаженной улыбкой, совершенно не обращая внимания на Лёхины мелкие пакости.

«Наслаждается жизнью, паразит», – с досадой подумал Лёха, но всё же постепенно смягчился, видя, что его старания не достигают цели.

*****

Мадридский аэродром Хетафе подвергался постоянным атакам франкистов и их самолетик быстро закатили на стоянку и накрыли камуфляжной сеткой. Товарищи раздобыли тачку, куда выгрузили передачки и отправились работать почтальонами. Несколько часов у них ушло на раздачу передач из южной Картахены.

25 сентября 1936. Советское представительство, гостиница «Палас», Мадрид.

В итоге уже ближе к вечеру, часов в пять, закончив разносить передачи по Мадриду, Лёха отловил закрывающего на ключ кабинет местного представителя НКВД. Орлов, заметив Лёху, с ленцой повернулся и, выслушав объяснения, забрал у него предписание от Кузнецова и сказал:

– Завтра приходите, товарищ. У меня сейчас важная встреча.

Мадридский Орлов Лёхе совсем не понравился – представитель великого Советского Союза, к которому он летел через половину Испании, выглядел очень холёным и вальяжным.

Лёха невольно удивился, пока все встречавшиеся ему советские воины рвались бескорыстно помогать испанскому народу, бить фашистов и вручную строить коммунизм. НКВДэшник же выглядел слишком самодовольным и ухоженным для оперативника, находящегося в Мадриде. Важный, с дорогими часами и аккуратной причёской, Орлов совсем не напоминал тех суровых людей, с горящим сердцем и чистыми руками, как писали про чекистов в газетах.

Скорее, этот человек обладал аккуратным почерком, каменной задницей и хорошей авторучкой.

«Вот тебе и представитель великого Советского Союза», – подумал Лёха с раздражением, – «Ладно, завтра так завтра», – сказал он себе, надеясь, что на следующий день его поездка в Мадрид принесёт более положительный результат. Оставался вопрос, где им найти ночлег на ночь.

*****

Пообщавшись с посольскими работниками, Лёха быстро пристроил Кузьмича в комнату с ещё двумя суровыми возрастными мужиками, оказавшимися военными советниками и по совместительству танкистом и пехотинцем.

Кузьмич быстро нашёл с ними общий язык и засел за партию в нарды, сопровождающуюся дегустаций его любимого испанского вина, сыра и копчёностей.

*****

Лёху же отправили в крохотную комнатку под самой крышей представительства. Получив от секретаря в общем отделе ключ, преодолев крутую винтовую лестницу и открыв дверь, Лёха увидел такой небольшой симпатичный задик в коротко задранной юбке над крепенькими стройными и голыми ножками, двигавшийся ему навстречу. Голова и руки обладательницы были скрыты где то внизу за виляющей попкой и судя по звукам похоже старательно отмывали пол. Что бы не упасть с лестницы, стоя на пороге комнаты, Лёха вцепился руками в косяк двери и задик самостоятельно въехал ему прямо в пах, пихнул пару раз, ощутимо потёрся и осознав сопротивление замер.

Над попкой появилась рыжая растрепанная голова с огромными удивлёнными глазами и пытающимся что то сказать ртом.

– Ах ты бесстыдник! – произнесло симпатичное женское существо и врезало мокрой тряпкой ему прямо по морде. И размахнулось тряпкой ещё раз, что бы видно закрепить победный результат.

От такого резкого перехода событий Лёха инстинктивно закрылся рукой и поймав, дернул тряпку на себя.

Женское существо оказалось сильным, но лёгким. Не желая расставаться с предметом своей трудовой деятельности, оно само прилетело прямо Лёхе на грудь. Он полученного толчка оба героя потеряли равновесие и что бы не скатиться с лестницы, Лёха вынуждено подался вперед. Держа девушку в крепких объятиях он с жутким грохотом он завалился на пол комнатки. Проявив видно встроенные кошачьи наклонности, девушка неожиданно оказалась сверху, всё ещё пытаясь огреть Лёху злосчастной тряпкой. В пылу борьбы девичье лицо в задорных веснушках оказалось прямо перед глазами Лёхи. И что бы хоть как то защититься от нападающей разъярённой тигрицы, Лёха не придумал ничего лучше, как поймать её свободной левой рукой за шею, притянуть к себе и поцеловать. От неожиданности произошедшего, женское существо пыталось вертеть головой, вырываться и даже укусить пару раз. В какой то момент, Лёха почувствовал, что угроза его здоровью вроде бы исчезла и девушка перестала дёргаться, он аккуратно отпустил сидящую сверху на нём тигрицу. И вдруг ощутил, как её ловкий язычок проник ему в рот и как прильнули её чувственные губы…

Глава 2. Танцы с бубнами.

А потом готовься! Я приеду на твой аэродром! Брать интервью у героев-лётчиков! Буду брать у тебя! – мягкие и нежные губы оказались заняты делом и на короткий момент времени восстановилась тишина, – Брать и еще раз брать!– губы и язык оказались опять очень заняты, – Интервью!

05 сентябрь 1936. Площадь Колумба, Мадрид

Несколькими днями ранее описываемых событий.

– Добрый день, Уилли, – негромко произнёс кто-то за его спиной.

Невысокий человек среднего возраста с редкими, прилизанными волосами и аккуратными усами щёточкой, в строгом летнем костюме и шляпе, вздрогнул и замер на секунду.

Жёсткий взгляд и сжатые губы говорили о выдержке и скрытой настороженности, дополняя впечатление о человеке с характером. Он был Фельдбиным в Киеве, Никольским в Москве, Бергом и Николаевым в США… Имен у него уже было великое множество, и он сам иногда сомневался, на какое из них стоит откликаться.

Нынче известный под именем Александра Орлова, официальный представитель НКВД по связи с министерством внутренних дел Испанской республики, он резко обернулся и увидел улыбающегося молодого человека в летнем костюме и модной шляпе, говорившего с явным английским акцентом.

– Вы, наверное, обознались. Я часто напоминаю кого-то, такова уж моя природа, – ответил Орлов по-английски, стараясь придать голосу спокойствие. Но внутри него всё кричало о надвигающейся опасности. «Они меня нашли! И здесь нашли!» – звучало в его голове.

– Возможно, прошу прощения, – молодой человек приподнял шляпу. – Вы напомнили мне Уильяма Голдина, моего знакомого по Нью-Йорку. – Он слегка наклонился вперёд и, понизив голос, добавил:

– Давайте прогуляемся сегодня вдоль Пасео-де-ла-Кастельяна. Жду вас через час на площади Колумба, у кафе де Колон. Через час, не забывайте…

Орлов стоял, пытаясь сохранить невозмутимость, но в голове уже лихорадочно прокручивались варианты – кто этот человек и что ему нужно?

Час спустя двое мужчин сидели за уединённым столиком в кафе, глядя через окно на влюблённые пары на площади Колумба. Со стороны можно было бы подумать, что это двое давних друзей, спокойно беседующих за чашечкой кофе.

– Лейба Лейзерович, – произнёс молодой англичанин, назвав имя, которое его собеседник носил в далёком детстве. Это заставило Орлова вздрогнуть и ощутить ледяной холод страха.

Англичанин произнёс имя своего собеседника почти без акцента:

– Нам известно о переговорах по отправке испанского золота – сначала в Картахену, а затем и в СССР. Ваша задача – подключиться к организации перевозки и своевременно информировать нас о ходе событий.

Орлов почувствовал, как напряглось всё его тело. Он с трудом сохранил спокойствие и спросил:

– Кого именно вас? Соединённые Штаты? И какие гарантии вы мне можете дать?

Молодой человек улыбнулся, словно уже предвидел такой вопрос.

– Я лично представляю одну коммерческую компанию из Англии, – человек понимающе улыбнулся.

«Ага, с такими-то повадками, – подумал Орлов, – скорее уж Секретную службу его Величества короля Великобритании».

– Мы активно сотрудничаем с вашими и нашими большими друзьями из Америки, они передали нам ваш контакт. Поверьте, здесь у нас гораздо больше ресурсов, чем у них. По завершении миссии вам помогут уехать в Америку или куда захотите – и при этом достаточно обеспеченным человеком.

Орлов нервно сглотнул, чувствуя, как начинает терять почву под ногами.

– Я не уверен, что смогу вам помочь… – его голос звучал неуверенно.

– Думаю, правительству Испанской республики будет любопытно узнать о некоторых ваших… шагах по уменьшению количества троцкистов и анархистов среди истинных граждан республики. Всех тех, кого ваш Сталин объявил врагами революции. А уж Федерация анархистов Иберии будет особенно рада узнать некоторые пикантные подробности. В Барселоне вас встретят с самыми "тёплыми" объятиями. Да и в Москве, на Лубянке, расстрельная стенка вас уже заждалась, – собеседник говорил спокойно, проявляя поразительную осведомлённостью о тайных делах Орлова.

– Нет, нет, вы не так меня поняли, я не отказываюсь сотрудничать… Просто я правда пока не знаю… много не знаю о золоте, – пробормотал Орлов, чувствуя, как холодный пот стекает по спине.

– Тогда постарайтесь оперативно всё узнать, – жёстко улыбнулся англичанин, вставая из-за стола и оставляя Орлова один на один с растущим ощущением безвыходности.

11 сентября 1936. Правительство Испанской Республики, Мадрид

Министр финансов республиканского правительства Хуан Негрин сидел и задумчиво смотрел на чашку кофе, принесённую секретарём. Мысли его были совсем не радостными.

Он ждал советского представителя, чтобы ещё раз обсудить варианты поставки оружия, снаряжения и продовольствия. Гражданская война, в которой одни испанцы убивали других, набирала обороты. Мятеж армии, который сначала не восприняли всерьёз, охватил всю страну. Войска мятежников стояли в ста километрах от Мадрида. Каталонские анархисты подливали масла в огонь. С одной стороны, они вроде бы поддерживали республику, но на деле были практически независимыми, да и вечная грызня между испанцами и каталонцами давала о себе знать.

Немцы и итальянцы открыто встали на сторону Франко, поставляя оружие и прислав добровольцев, которые на редкость напоминали регулярные армейские части. А уж про авиацию и говорить не приходилось: немецкие и итальянские пилоты на своих машинах бомбили республиканские позиции и отправляли на землю немногочисленную республиканскую авиацию. Французы, англичане и американцы заявили о своём нейтралитете, подписав «Комитет о невмешательстве в дела Испании».

У республики было золото, а значит, были средства, чтобы купить всё необходимое. Но оставался вопрос – где.

Отправленные во Францию сто восемьдесят тонн золота в обмен на поставки оружия зависли в подвешенном состоянии. И, несмотря на усилия французского правительства, которое состояло из левых партий, отгрузок оружия в нужных количествах не последовало.

Англичане, конечно, обещали многое в закулисных переговорах, но официально поддержали политику невмешательства, и у Негрина было стойкое ощущение, что, отправив золото в Великобританию, ни золота, ни оружия Испания никогда не увидит.

США со своей изоляционной доктриной самоустранились от европейской политики.

Оставались русские.

Негрину никогда не нравился режим, установленный Сталиным – он совсем не походил на тот социализм, который они хотели построить. Но русские заявили о своей поддержке республиканского правительства. Открыто послать в войну регулярные части они были не в состоянии, но предложили свои новейшие самолёты, танки, артиллерию, продовольствие и многое другое.

К сожалению, русские были далеко, их ближайший порт находился в трех тысячах пятистах морских милях, и пароход из Одессы в Картахену шёл почти две недели.

Вчера его представитель из Москвы дал телеграмму, что русские начали погрузку первой партии бомбардировщиков на свой пароход. Истребители были на подходе. Похоже, русские были готовы выполнять свои обещания.

– Добрый день, дон Хуан, – в кабинет зашёл сорокалетний человек с жёсткой щеточкой усов под верхней губой и с крупными залысинами.

Хуан Негрин поднял глаза на вошедшего и кивнул в знак приветствия.

– Добрый день, товарищ Марсель, – пошутил Негрин.

– Вы хотели меня видеть? – улыбнулся полномочный представитель СССР в Испании Марсель Розенберг.

«Не то чтобы прям очень хотел, но деваться то мне особенно некуда», – грустно подумал Негрин.

Он внимательно смотрел на советского представителя, стараясь разгадать его настроение по малейшим изменениям выражения лица. Это была их не первая встреча, но каждый раз переговоры с Розенбергом оставляли у Негрина смешанные чувства – надежду и тревогу одновременно.

Марсель Розенберг сел напротив, его улыбка постепенно исчезала, уступая место серьёзному выражению лица.

– Ваша телеграмма дала понять, что первая партия бомбардировщиков уже в пути, – начал Негрин, пытаясь держать голос спокойным и уверенным. – Однако текущие обстоятельства требуют большего. Франко продвигается на Мадрид, и каждая неделя, даже каждый день может оказаться решающим.

Розенберг внимательно слушал, слегка кивнул, соглашаясь. Он понимал, что у республиканцев положение становилось отчаянным. Поддержка Советского Союза была для них одной из немногих надежд, но даже она не могла решить всех проблем сразу.

– Мы делаем всё, что возможно, дон Хуан, – ответил он, его голос звучал уверенно и вместе с тем немного вкрадчиво. – Погрузка самолётов действительно началась, а в ближайшее время мы планируем отправить и другие грузы – танки, артиллерию, боеприпасы. Но вам, как никому другому, должно быть понятно, что наша помощь требует времени. Расстояния велики, а наши ресурсы не безграничны. Мы и так отрываем от своего народа всё что можем.

Негрин снова опустил взгляд на чашку с кофе, которая уже остыла. Он знал, что у СССР тоже были свои трудности и ограничения, но это не облегчало его тревогу. Войска мятежников уже стояли слишком близко, и ситуация могла выйти из-под контроля в любой момент.

– Я понимаю ваши трудности, – сказал он, наконец отрываясь от своих мыслей. – Но, боюсь, времени у нас нет. Мы нуждаемся в срочных поставках. Если бы мы могли как то ускорить поставки…

Розенберг слегка наклонился вперёд, его голос стал мягче, но вместе с тем приобрёл настойчивый оттенок:

– Вариант есть, – начал он, делая акцент на каждом слове. – Мы можем организовать «быстрые поставки», используя наши суда в Чёрном и Средиземном море. Конечно, это сопряжено с большими рисками, но в нынешней ситуации риск – это неизбежность. – Он сделал паузу, затем продолжил ещё более серьёзным тоном.

– Однако, чтобы гарантировать бесперебойные и своевременные поставки, СССР может рассмотреть просьбу Испанской республики разместить её золото на своей территории. Это послужит надёжной гарантией оплаты будущих поставок и позволит ускорить процесс, устраняя любые финансовые или политические препятствия.

Негрин молча смотрел на Розенберга, осознавая всю значимость сделанного предложения, как и его возможные последствия для будущего Испании.

Негрин чуть выпрямился в кресле, едва заметная искра надежды мелькнула в его глазах.

– Это было бы огромной помощью, товарищ Розенберг, – произнёс он. – Если нам удастся ускорить поставки, это может изменить ход войны. Мы готовы, если это даст нам шанс отстоять Республику.

– Тогда начнём работу немедленно, – сказал Розенберг, снова улыбнувшись, но уже с едва заметным оттенком решительности. – Я свяжусь с Москвой, и мы подготовим варианты маршрутов. А вы, дон Хуан, приготовьтесь мобилизовать силы для решения этого вопроса в правительстве и в Кортесах.

Негрин снова кивнул, чувствуя, как в нём постепенно начинает пробуждаться боевой дух. Впереди были тяжёлые дни, но, возможно, у республики ещё оставался шанс.

25 сентября 1936. Советское представительство, гостиница «Палас», Мадрид.

– Ну что, вот и познакомились, теперь можно и в ЗАГС? – оторвавшись от поцелуя, спросило смеющееся девичье лицо, сидя сверху и плотно обняв Лёху крепкими ножками.

Лёха запустил руки под коротенькое платье девушки, поудобнее устроил их на её голой попке и, глядя в расширившиеся от удивления глаза, аккуратно направил её движение в нужном направлении…

– Уже идём! – только и сумел выдохнуть Лёха.

Через полчаса с трудом оторвавшиеся друг от друга молодые тела, сумели нормально вздохнуть и выдохнуть и теперь каждый с огромным любопытством рассматривал своего нового партнёра.

Вечер этого дня стал для Лёхи настоящим подарком судьбы, наполненным магией и ощущением абсолютного счастья. После долгих прогулок по оживленным улицам Мадрида, город, казалось, открыл перед ним свои самые сокровенные уголки. Брусчатые улочки, переливающиеся в свете фонарей, манили в неизведанное, а тёплый воздух, наполненный ароматами испанских блюд и сладковатыми нотками цветов, создавал особую атмосферу. Но истинное очарование этого вечера заключалось вовсе не в пейзажах. Рядом с ним шла она – девушка, которая казалась ему воплощением совершенства. Её смех звучал, словно музыка, её взгляд согревал, а лёгкость и искренность в общении делали каждый момент незабываемым.

– Смотри, Надюша, звезда падает! Загадывай желание скорее! – сказал Лёха, романтически глядя на небо.

– Хочу, что бы на других баб у тебя не стоял! – не растерялась Наденька и быстро озвучила ему своё желание.

– Ой, нет, это просто самолёт на посадку заходит! – облегчённо выдохнул Лёха, шокированный такоим неожиданным желанием.

Лёха не переставал удивляться, насколько идеально всё сложилось. Казалось, время замедлило свой бег, позволяя им наслаждаться каждым мгновением этой прогулки. Они обсуждали всё на свете – от маленьких забавных деталей, замеченных на улице, до самых глубоких размышлений о жизни. Она смеялась так искренне, что он чувствовал, как этот смех освещает тёмные уголки его души, наполняя её светом. Для него эта ночь была фантастической не только из-за красоты Мадрида, но и благодаря её присутствию – её лёгкому прикосновению, взгляду, который мог бы заменить слова, и той энергии, которая делала эту женщину самой прекрасной на земле в его глазах.

Он был благодарен ошибке секретаря, которая не проверив поселила Лёху на ночь в комнату корреспондентки газеты «Правда», думая, что та уехала брать интервью у испанских добровольцев.

25 сентября 1936. Советское представительство, гостиница «Палас», Мадрид.

На следующее утро совершенно не выспавшийся, но абсолютно счастливый Лёха терпеливо ждал появления товарища резидента. Однако уполномоченный НКВД товарищ Орлов снова не решил Лёхин вопрос, равнодушно заявив:

– Пока фондов нет, придётся подождать, – и продолжил заниматься своими делами, показывая всем своим видом, что у него нет времени на каких-то просителей вроде Лёхи.

Лёха усмехнулся про себя, остаться на несколько дней в Мадриде он был совсем не против, теперь у него появился огромный, просто всепоглощающий интерес, под названием Наденька.

Глядя на Орлова, он вспомнил московского чиновника по прозвищу Хмыренышь. «Вроде наркоматы разные, а ответственные товарищи одинаковые», – подумал он. Однако, в отличие от Москвы, где иногда приходилось устраивать целые представления, здесь он не собирался разводить никаких «танцев с бубнами». Лично его в этом заказе было всего триста (тут Лёха хитро ухмыльнулся) рейхсмарок или две тысячи пятьсот песет за фотоаппарат – почти двухмесячная зарплата советского «добровольца», да и то он подумывал оставить фотоаппарат себе.

– Не вопрос, товарищ оперуполномоченный, – спокойно ответил он, глядя прямо в глаза Орлову, – Мне так и сообщить товарищу Кузнецову? Я же не знаю, насколько срочно ему нужны средства. Нас ещё вчера обратно ждали, так что, боюсь, придётся пройти и немедленно телефонировать о задержке.

Орлов заметно поморщился от этих слов. Очевидно, перспектива объясняться с Кузнецовым ему совсем не нравилась.

– Зайди через два часа, постараемся изыскать для флота средства, – сквозь зубы выдавил он.

Через два часа Лёхе действительно выдали запечатанный пакет и попросили расписаться за получение. Однако, взглянув на сумму, Лёха вежливо отказался подписывать:

– Придётся пересчитать сумму, – предложил он, – или я могу расписаться за получение запечатанного пакета в журнале исходящей корреспонденции.

Орлов снова скривился, но не стал спорить. Он махнул рукой, давая понять, что формальности можно опустить, и раздражённо сказал:

– Ладно, иди уже.

Лёха покинул кабинет с чувством лёгкой брезгливости.

–Как будто говна наелся,– негромко высказался Лёха отойдя подальше про свои впечатления от общения с Орловым.

*****

Хренов! Я прилечу через две недели в Аликанте! – Наденька не могла оторваться от Лёхи, целую его, повиснув у него на шее, – Это всего час от твоего аэродрома. А потом готовься! Я приеду на твой аэродром брать интервью у героев-лётчиков! Буду брать у тебя! – мягкие и нежные губы оказались заняты делом и на короткий момент времени восстановилась тишина, – Интервью! Брать и еще раз брать!– губы и язык оказались опять очень заняты, – Интервью!

Глава 3. Возня бульдогов под ковром.

11 сентября 1936 года. Мадрид.

Незаметные события, случившиеся несколько ранее описываемого времени.

В неприметном парке Мадрида, человек похожий на уполномоченного НКВД присел на лавочку, раскрыл газету и утёр пот с лица. Было действительно жарко. Посидев несколько минут он встал и уходя, оставил газету около урны, вдруг кто то захочет ее прочитать. И правда через несколько минут газету подобрал неприметно одетый человек и быстрым шагом покинул парк. Вечером этого же дня, неприметного молодого человека можно было увидеть в британской дипломатической миссии.

Еще через некоторое время знакомый нам англичанин, приятных манер, прочитал: «14 сентября, золото повезут под охраной по железной дороге в Картахену».

*****

На рассвете 14 сентября 1936 года испанские карабинеры капитана Хулио Масегоса, следуя распоряжению республиканского правительства, прибыли в здание Банка Испании. Хранилища Банка вскрыли, словно ящик Пандоры, открыв доступ к манящему содержимому.

Двумя днями ранее Орлов обсудил с советским послом Марселем Розенбергом необходимость вывоза золотого запаса из Мадрида, убедив его, что Картахена – единственный подходящий вариант. В тот же день Розенберг представил Орлова Негрину, и тот поддержал идею перевозки золота.

В течение следующих нескольких дней всё золото, находившееся в хранилищах, было изъято, упаковано в деревянные ящики по шестьдесят пять – семьдесят пять килограммов каждый и под охраной карабинеров доставлено на центральную железнодорожную станцию Мадрида и оттуда его несколькими составами отправили в Картахену.

Выбор Картахены был продиктован её стратегическим расположением. Как важный морской порт, город обладал надёжными укреплениями и хорошими путями снабжения. Кроме того, удалённость от основных районов боевых действий позволяла безопасно эвакуировать золотой запас по морю за границу, если возникнет такая необходимость.

И самое главное – туда уже двигались советские транспорты.

Помещений арсенала не хватило, хотя туда и влезла основная часть из 10 000 ящиков. Вторую часть ящиков пришлось отправить на территорию пехотной дивизии, имеющей охраняемые склады и наконец заключительную часть, около 2000 ящиков разместили на территории танковой бригады, размещенной в тридцати километрах от Картахены, прямо около Лёхиного аэродрома Лос-Альказарес.

Однако в происходящем была и обратная сторона медали, такая концентрация золота в одном месте делала Картахену самым лакомым и напряженным местом всей Испании на ближайшее время.

15 сентября 1936 года. Мадрид

Министр финансов Хуан Негрин вошёл в кабинет к Ларго Кабальеро, который занимал пост премьер-министра Испанской республики. Оба выглядели очень обеспокоенными, напряжение так и витало в воздухе, ситуация на фронте становилась всё более критической.

– Мы теряем контроль, Франсиско. Если фронт прорвётся, золото окажется в руках мятежников. Мы не можем этого допустить, – начал Негрин, опустившись в кресло напротив Кабальеро.

– Ты предлагаешь отправить всё золото в Советский Союз? Это очень рискованный шаг, Хуан. Как это воспримет народ? – Кабальеро выглядел взволнованным, он встал и подошёл к окну, глядя в пустоту.

– Народ сейчас думает о выживании, а не о золоте. Если Франко захватит наши резервы, у нас не будет ни средств для продолжения войны, ни возможности получить поддержку извне, – Негрин говорил жёстко, почти с отчаянием в голосе.

– Советский Союз – наш единственный крупный поставщик оружия, – ответил Кабальеро, всё ещё стоя у окна. – Без их помощи мы долго не продержимся.

– Мы организуем срочную погрузку золота на советские пароходы. До Одессы морем русские справятся сами. Это наш шанс перебросить золото в безопасное место и получить от русских всё необходимое.

Кабальеро обернулся и вернулся к своему столу.

– Если мы не сделаем этого сейчас, у нас просто не будет средств на закупку боеприпасов и техники. Золото должно работать на нас, а не лежать в хранилищах, ожидая, пока его захватят мятежники, – Негрин продолжал давить на необходимость действовать немедленно.

– Хорошо, – сказал Кабальеро, взяв в руки карандаш и постукивая им по столу. – Пусть будет так. Перебрасывай золото. – сказал Кабальеро, приняв окончательное решение.

– Мы должны выиграть эту войну, Франсиско. И золото – наш единственный шанс, – заключил Негрин, вставая из кресла.

15 сентября 1936 года. Мадрид

Встретившись с Хуаном Негриным в очередной раз, Орлов преподнёс версию событий, которая явно была приукрашена в его собственных интересах:

– Товарищ министр финансов, – начал он с серьёзным видом. – По имеющимся сведениям, анархисты планируют перехватить русских водителей, которые перевозят в Картахене испанское золото. У нас есть данные, что они действуют по инструкциям Франко и намерены расстрелять всех. Это вызовет грандиозный скандал, после которого СССР прекратит все поставки.

Орлов говорил уверенно, подчёркивая каждое слово, чтобы убедить Негрина в том, что угроза реальна.

– Вы можете предпринять что-то? У вас ведь есть контакты среди анархистов, – с волнением спросил министр финансов Испанской республики.

– С ними бесполезно договариваться, – ответил Орлов, покачав головой. – Там нет единого центра контроля. Каждый действует сам по себе. Но можно попробовать обыграть ситуацию иначе. Сделать вид, что это иностранные государства забирают золото в счёт долгов, например объявить про Банк Англии. Пусть они думают, что золото направляется туда по официальным каналам.

Орлов говорил спокойно, словно предлагая логичный выход из ситуации, но это было лишь прикрытием для его собственных планов.

– Господин Орлов! Вы отлично говорите по-английски, и у вас есть доверенные лица. Я прошу вас оказать содействие, – с отчаянием проговорил Негрин. – Мы контролируем арсенал порта Картахены, там всего тысяча метров до парохода. Карабинеры оцепят район. Пехотинцы тоже смогут выставить охрану, но часть груза, которая находится около аэродрома, будет сложнее всего перевезти.

Негрин сделал паузу, затем добавил:

– Мы можем предоставить вам документы на вымышленное имя, чтобы вы могли выступать в качестве поверенного Банка Англии.

Орлов прикинулся колеблющимся:

– Ну, я не уверен, это очень опасно. Я постараюсь пойти вам навстречу и уговорить Москву дать мне добро, – сказал он, внутренне ликуя, добавил он с деланным сомнением.

– Хорошо, я пойду вам навстречу, организую транспорт и частную охрану, – улыбнулся Орлов, – что бы всё было достоверно. Орлов кивнул, скрывая довольную улыбку. Ситуация развивалась именно так, как он рассчитывал. Теперь у него были весомые козыри, которыми можно было блеснуть перед своими хозяевами и в Лондоне, и в Москве.

Однако у Орлова были свои планы. Он уже прикидывал, как использовать сложившуюся ситуацию, чтобы в последний момент, когда всё будет готово, кинуть вообще всех.

– Латинская Америка, – прекрасное место для жизни, – безбедной жизни, – тихо произнёс Орлов, как будто обращаясь к самому себе.

Его мысли уже уносились куда-то далеко, в тёплые края, где можно было прекрасно устроиться, забыв о холодной Москве и её страшных требованиях. Здесь, на фоне испанской гражданской войны, если всё сложится так, как он задумал, Латинская Америка могла стать его билетом в спокойное и обеспеченное будущее, подальше от игр больших держав.

18 сентября, ставка Франко в Саламанке

В кабинете Франсиско Франко царила напряжённость. Начальник разведки армии Хосе де Ламана вошёл и повинуясь жесту Франко сел напротив генерала. Было ощущение, что он и сидит по стойке смирно.Раздраженный Франко сразу перешёл к делу:

– Наши протесты игнорируют, – сказал Франко, постукивая пальцами по столу. – Франция и Англия отклоняют все претензии. Мы не можем позволить золоту уйти к большевикам. Это укрепит республиканцев.

Начальник разведки кивнул:

– Золото уже перевезли в Картахену. Республиканцы спешат.

– Значит, действуем немедленно, – произнёс Франко. – Есть план по перехвату?

– Всего отправлено более 500 тонн, несколько составов, – начал доклад разведчик, – Если мы планируем захватить всё золото, то я не вижу возможности что-то сделать без крупной войсковой операции, боюсь нужно будет пару свежих дивизий. Но можно попробовать съесть слона по частям. Или как минимум часть этого слона.

– Первая часть золота размещена в Арсенале Картахены прямо в порту. Не вижу возможности захватить малыми силами.

– Вторая часть на пехотных складах. Анархисты там ненадёжны, попробуем создать хаос среди солдат и захватить груз или его часть.

Информированность франкиста была поистине ошеломляюща.

– И последняя часть размещена около аэродрома. Над ней будем работать в первую очередь. Там примерно шестая – седьмая часть всего золота. У нас готовы несколько групп, начинаем заброску их в Картахену.

Франко прищурился:

– Приступайте. Постарайтесь не допустить погрузки на советский пароход. Я подключу моряков, но пока нет уверенности, что они смогут перехватить поставку, так что пусть диверсанты ударят по ключевым объектам. Если мы перехватим золото, это станет огромным пропагандистским успехом, да и финансы для победы нужны как никогда.

Разведчик встал, отдавая честь:

– Есть. Начнём немедленно.

Франко проводил его задумчивым взглядом, зная, как много зависит от этой операции.

20 сентября 1936. Мадрид

Александр Михайлович Орлов, при рождении названный Лейбой, скромный мальчик из ортодоксальной еврейской семьи города Бобруйске, а ныне один из двух официальных представителей НКВД по связям с министерством внутренних дел Испанской республики, качался на стуле, с наслаждением читал газету и гордился своей важностью и ловкостью.

На первой странице «Правды» партия верных ленинцев громила известных «гондурасских шпионов» Зиновьева и Каменева, а также иных «примкнувших к ним врагов народа». Первый московский процесс по поиску изменников Родины набирал обороты, раскручивая маховик репрессий.

И действительно, ему было чем гордиться.

Став доверенным лицом Николая Ежова, только что назначенного главой НКВД, Орлов оказался в самом центре действия. Ему довелось быть представленным самому Сталину и периодически получать от него прямые указания. Правда, эти задания редко годились для рассказов внукам в будущем: компрометация и исчезновения социалистических и анархистских лидеров, организация расстрелов членов антисталинской ПОУМ в Каталонии, убийства несогласных и запугивание сомневающихся. Это были грязные дела, о которых он предпочитал не задумываться слишком глубоко.

Но сегодняшняя телеграмма, пришедшая прямиком от Сталина, была прямо как бальзам на его сердце.

«Совершенно секретно. Орлову.

Немедленно организовать перевозку золота из Картахены в Советский Союз. Осуществить перевозку с максимальной скрытностью. Действовать быстро и решительно. Докладывать о ходе выполнения. И. Сталин.»

Она открывала Орлову любые двери и его возможности становились практически неограниченными.

Орлов оперативно отбил ответ:

«Совершенно секретно.

Москва, Сталину.

Приказ получил.

Организовал перевозку золота из Мадрида.

Все золото в арсенале Картахены.

Получил согласие испанского правительства на погрузку золота начиная с 22 октября.

Использую советские суда: КИМ, Курск, Нева и Волголес в порту Картахена.

Планирую выход судов в СССР 25 октября.

Поставил задачу морякам обеспечить безопасность перехода судов.

Получил 20 машин с водителями от танкистов с советскими водителями. 10 машин запросил у авиаторов. Жду.

Охрану груза до погрузки на корабль обеспечивают испанские карабинеры, ненадёжны.

Предпринимаю все меры для усиления охраны.

Принял меры по дезинформации противника и обеспечения скрытности операции.

Подробности в следующем сообщении.

Мадрид. Орлов.»

Потом он взял сегодняшнюю местную газету и быстро нацарапал несколько строчек на её полях. Закончив, он ухмыльнулся, явно довольный собой. Стороннему наблюдателю, если бы тот смог заглянуть ему через плечо, это показалось бы странным, надпись была сделана на английском языке. Орлов писал сокращениями и надеялся, что вряд ли кто-то здесь сможет понять её значение. Вечером, прогулявшись от в отеля «Палас», куда переехало советское представительство, он случайно уронил ее около одной из лавочек в парке, не сомневаясь, что ее скоро подберут.

Вернувшись, исключительно довольный собой, Орлов открыл бутылку вина и налил себе полный бокал. В голове крутились мысли о только что провернутом деле. Все заслуги он ловко приписал себе, а всю ответственность за возможные последствия перевесил на окружающих. Это было своего рода искусство, которым он владел в совершенстве.

Он сделал большой глоток вина, наслаждаясь его вкусом и ощущением собственного триумфа. «Ну не молодец ли я!» – с самодовольной усмешкой подумал Орлов, разглядывая тёмно-красную жидкость в бокале, словно любуясь отражением своего хитроумия и ловкости.

26 сентября 1936 года. Мадрид

По традиции, их отправили посетить политического руководителя посольства, чтобы встать на партийный учёт и прослушать политическую информацию – считай, свежие новости.«Повысить политическую грамотность и революционную сознательность», – как выразился Лёха с привычной долей сарказма.

Недавно прибывший политический советник Иван Сергеевич Гальцев оказался энергичным и разговорчивым дивизионным комиссаром. К тому же, он в прошлом был лётчиком, пока судьба не переквалифицировала его в мастера разговорного жанра.

К счастью для Лёхи, разговор быстро свернул в сторону обсуждения возможностей республиканской авиации.

Узнав, что у Лёхи с Кузьмичем есть в распоряжении самолётик, Гальцев ловко и быстро их припахал.

И никакие отговорки Лёхи, что прямо надо срочно доставить пакеты в Картахену не сработали.

Лёха уже приглядывался к выходу, но Гальцев, как настоящий мастер охмурения, не дал ему вставить и слова.

– Товарищ Гальцев, у нас, понимаете, срочное задание, – всё же попытался вставить Лёха. – В Картахену надо срочно пакеты доставить. Прямо от товарища Орлова!

– В Картахену? – Гальцев прищурился и задумчиво кивнул. – Это, несомненно очень важно! Исключительно важно! Но разве может быть что-то важнее, чем борьба с фашизмом? – Он строго посмотрел на Лёху и тут же добавил: – Агитация – дело первостепенное!

Лёха раскрыл рот, чтобы снова возразить, но Гальцев уже тянулся к телефону.

– Алло, товарищ Кузнецов? Это Гальцев. Да, срочно нужен ваш экипаж на политический фронт. Нет-нет, тут без вариантов! Всего на один день! Спасибо вам за понимание!

Через минуту трубка была брошена, а Лёха с Кузьмичом только молча переглянулись.

– Ну вот и отлично, – довольно произнёс Гальцев. – Значит, завтра вылетаете. Листовки, товарищи, листовки! Это оружие, которое фашисты не смогут отбить!

Лёха тяжело вздохнул, глядя в потолок, а Кузьмич с обречённым видом пробормотал:– Запроданы мы, Лёха. Всё, мы с тобой теперь агитаторы…

Так Лёха с Кузьмичом оказались запроданы на политический фронт борьбы с фашизмом.

Правда, совсем уж без политической накачки не обошлось, но она была, скажем, в терпимых пределах.

– Товарищи! – начал он с пафосом, который Лёху всегда раздражал, – Сегодня ночью вам поручается важная миссия. Вы должны разбросать агитационные листовки над позициями мятежников около Талаверы, ближайшей точки к Мадриду! Наша цель – сломить боевой дух мятежников и побудить их переходить на сторону республики!

Лёха с Кузьмичем скептически переглянулись.«Ну вот, ещё одного идиота послала судьба», – грустно подумал Лёха.

Летать ночами, разбрасывая листовки и агитируя вшивых мятежников, Лёхе совсем не хотелось. Такая массовая работа "по площадям" его не прельщала. Если уж оставаться в Мадриде, то в его личных планах значился куда более индивидуальный подход – закрепить успех прошлой ночи и как следует "отжар… отагитировать" одну рыжую журналистку.

– Вы, товарищи, направляетесь на аэродром готовиться к вылету, – продолжал Гальцев. – А я поеду на передовую с нашей стороны, чтобы проводить работу на земле. Подготовлю республиканских добровольцев к приёму осознавших свои заблуждения мятежников. Ровно в час ночи мы зажжём два прожектора, чтобы осветить передний край мятежников!

– В репу им настучать сходу, сразу и осознают, и просветятся! – выдал Кузьмич с таким простодушием, что Лёха чуть не рассмеялся.

– Это не наш метод! – убеждённо ответил политический советник, пристально глядя на Кузьмича, словно тот только что предложил предать революцию, – Жду листовки точно в час ночи! Не опаздывайте!

Глава 4. Красные агитаторы

26 сентября 1936 года. Аэродром Хетафе, окрестности Мадрида.

После того как политический советник передал им четыре огромных пачки листовок, напечатанных на тонкой бумаге, наши друзья оказавшись навьюченными, словно ослики. отправились на аэродром. Кузьмич с возмущённым видом бурчал, а потом неожиданно попросил строя бровки домиком:

– Лёха, ну давай заначим одну пачечку!

*****

Тут требуется небольшое отступление, чтобы объяснить такую странную просьбу.

Вчера Кузьмич пережил очередной культурный шок. Заселившись в отель, он первым делом отправился изучать местные удобства. Через пару минут он выскочил из туалета с ошарашенным видом, держа в руках кусок мягкой туалетной бумаги.

– Лёха, ты видел! У них в туалете ящичек с надписью "pоpel e baño"! А там вот эта бумага! Они что, ей действительно пользуются после… ну, ты понял? И главное, такая мягкая! – возмущённо восклицал он, тыча находкой Лёхе под нос.

Лёха усмехнулся, ещё не до конца осознавая драматизм происходящего.

– Ну да, – ответил он весело. – Сделал дело, вытер тело! – подмигнул он, довольный своей рифмой.

Кузьмич завис, переваривая услышанное. Через пару секунд он задал вопрос, который окончательно сбил Лёху с ног.

– А женщина… она как там… ну… пристраивается? Хотя можно же руками в стенку упереть… Но всё равно, странные люди! – задумчиво пробормотал он.

– А что у барышень зад для этого дела по другому устроен? – Лёха никак не мог понять затруднений Кузьмича.

– Лёша! Ты что! Конечно по другому! Странные люди эти испанцы! – воскликнул Кузьмич и добавил с уверенностью: – Чем с женщиной в ванной этим заниматься, проще этот ящичек к кровати перевесить!

Тут до Лёхи стали доходить иносказания Кузьмича и он уже не мог сдерживать смех. Он заржал, держался за живот и, вытирая слёзы, пытаясь что-то сказать, но не мог. Это только раззадорило Кузьмича, который решил прояснить ситуацию:– Ну ясно же написано – Попель Ебано! Ну, чтобы вытираться, как закончил женщину… ну, это, отжаривать…

Лёха захлебнулся от хохота, ржал до слёз и едва не упал. Он махал рукой, прося передышку, а потом сквозь смех выдавил:– Кузьмич! Это переводится как… бумага для ванной! Ванной, Кузьмич! Её используют, чтобы задницу вытирать!

Весь вечер смущённый Кузьмич ворчал себе под нос:

– Нашли неграмотного! Что я, читать не умею? Написано – Попель Ебано! Извращенцы поганые! Газет им мало! Не культурная нация! Вот у нас всё просто: взял газетку, присел, заодно почитал последние новости, узнал про успехи стахановцев…

Теперь, получив листовки, он не упустил шанса обратиться к Лёхе.– Лёха, ну давай всё же заначим одну пачечку для туалета. Такая бумага – просто спасение! Я серьёзно, а то опять эта "попель ебано"…

На листовке был изображён воин мятежников с таким страдальческим выражением лица, будто он неделю мучился запором. Видимо, это должно было символизировать серьёзность и ответственность их дела.

– Согласен, Кузьмич, – ответил Лёха, глядя на листовку. – Вытирать задницу рожей мятежников – это даже как-то политически правильно.

«В отличии от советских газет, где надо аккуратно выбирать содержимое!», – он усмехнулся, вспоминая давнюю историю с туалетом в Каче.

*****

– Листовки – это, конечно, хорошо, – размышлял Лёха, когда они вернулись в ангар, рядом с которым стоял их маленький самолёт «Моль». – Но мне кажется, просто макулатурой мы не добьёмся нужного эффекта. Надо их дополнительно простимулировать! Чтобы бежали, и с огоньком!

Кузьмич, сидя на деревянном ящике, задумчиво ковырял в зубах спичкой.– А ты что предлагаешь? Песни с громкоговорителя петь будем?

Лёха радостно улыбнулся, его глаза хитро заблестели. Он вспомнил историю родоначальника всех попаданцев товарища Лисова с его «папалмом».– Не совсем. Сейчас мы добавим огонька к нашему агитационному шоу!«Чего там думать – коктейль Молотова! Бензин пополам с керосином, немного гудрона для вязкости. Ну, может, чуть хуже будет гореть. Пофиг! Отсутствие точности боеголовки компенсируется её мощностью! Бензин и керосин пополам, гудрон процентов двадцать. А ещё бы белого фосфора с магнием для самоподжога!» – размышлял он, потешаясь над собой. Энтузиазма ему было не занимать, но наш приятель, к сожалению, был ни разу не химик.

Кузьмич нахмурился, слушая такие «химические» экзерсисы, но встревать не решился. Лёха же вцепился в свою мысль. Через час он раздобыл всё необходимое: канистру бензина, ведро с керосином, старый гудрон и ещё одно пустое металлическое ведро. Размешивая смертоносную смесь, он бормотал себе под нос:– Ну что, товарищи мятежники, прочувствуйте, что значит настоящий советский привет!

Проходящий мимо механик спокойно поинтересовался:– Cócteles incendiarios? Зажигательные коктейли?Лёха чуть не уронил палку, которой старательно размешивал содержимое ведра.

Из разговора выяснилось, что подобные методы воздействия на врага давно не являются «прогрессорством» и активно применяются испанцами. И хотя их чаще используют мятежники, против советских танков Т-26, республиканцы тоже не отказывались поджечь таким коктейлем итальянские и немецкие танкетки.

Через полчаса весь аэродром был в курсе происходящего и активно суетился, стараясь помочь этим русским придумщикам.Вокруг самолёта носилось до двадцати–тридцати человек помощников, со свалки притащили несколько штук старых топливных баков с разбитых самолётов, часть волонтёров размешивали состав, кто-то делал проводку для сброса, а энтузиасты уже мудрили с запалом.Появился командир местных химиков, судя по энтузиазму, впервые за всю войну разбуженный по прямому предназначению.

Методом объяснения на пальцах Лёха показал, что в большой бак хочет закачать какой-нибудь взрывающийся газ, сбросить в траншеи и потом подорвать. Химик пришёл в восторг и унёсся готовить очередную дрянь франкистам.

К вечеру маленькая «Моль» обзавелась парой не очень больших баков под крыльями, заполненных зажигательной смесью, и баком побольше – килограмм на пятьдесят–семьдесят, подвешенным под фюзеляжем, куда химики закачали какой-то исключительно сомнительный газ.

На вопрос что внутри, попахивающий испанский химик гордо ответил гордо: – Мерда!

– Ну дерьмо, так дерьмо, главное что бы взрывалось нормально, – флегматично пожал плечами уже уставший удивляться разным чудесам Кузьмич.

К каждому баку была прицеплена небольшая бомбочка весом килограмм на десять–двенадцать и пара подозрительных ампул с ещё более подозрительным содержимым. По утверждению местных изобретателей, сначала должна рвануть бомба, разбрасывая содержимое баков по окрестностям, а потом ампулы подожгут всё это безобразие.Кузьмичу в передней кабине нагрузили буквально на колени три пачки листовок.Лёха занял место в задней кабине, привстал и важно помахал собравшимся.– Наступила ночь, и в стране дураков начался рабочий день! – продекларировал он и поехал на старт.

– Лёша, ты точно уверен, что мы сами не сгорим на этих адских устройствах? – спросил Кузьмич, когда они закончили выруливать на старт.

– Уверен? Да нет, конечно! – честно ответил Лёха. – Тебе зачем листовки выдали? Что бы не только листовками попу вытирал! Главное! Революцию делал с чистыми руками!

26 сентября 1936 года. Линия фронта, километров 80 от Мадрида.

Через сорок минут они дотарахтели до линии фронта. Сделав пару разворотов по команде Кузьмича, Лёха взглянул на будильник на своей руке: час ночи. Внизу и справа по курсу зажглась пара тусклых огоньков. Политработник всё же оказался не таким уж бесполезным. Кузьмич быстро сориентировался и начал командовать Лёхе, как строить заход на позиции мятежников.

Выровняв самолёт на двухстах метрах над землёй, Лёха старался вести машину по прямой.

– Темно, как у лица чёрной национальности в заднем проходе", – почему то политкорректно подумал Лёха.

Через тридцать секунд Кузьмич дёрнул за трос. Оба зажигательных бака со скрежетом отцепились от самолёта и исчезли в темноте.

Спустя шесть-семь секунд внизу раздались два почти синхронных «бабаха», и сразу вспыхнул яркий пожар. Видимо, бомбы всё таки сработали, что увеличило площадь поражения.

С земли во все стороны посыпались выстрелы, в небе мелькнули огненные очереди.

– Ох ты ж… – только и выдавил Лёха, поняв, что одной пули достаточно, чтобы их самолёт превратился в пылающий метеор. Он рефлекторно сплюнул через плечо:– Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить.

Сделав новый заход и ориентируясь уже на пожар внизу, Лёха снова вывел самолёт на боевой курс. Теперь были видны траншеи, ходы сообщения и блиндажи.

– Три, два, один, сброс! – скомандовал Кузьмич.

Большой бак со всей навешанной на него дрянью исчез в ночной мгле. Через несколько секунд снизу раздался мощный взрыв. Самолёт качнуло, и Лёха положил его на крыло, чтобы разглядеть происходящее внизу. Языки пламени расползлись по земле, формируя огромное горящее облако.

– Зачётная сарделька поджаривается! – крикнул Лёха, не удержавшись от ассоциации.

– Вот это врезали! – прокричал Кузьмич, придерживаясь за борт кабины, перегнувшись и рассматривая творящееся внизу безобразие.

Затем Кузьмич схватил первую пачку листовок и начал высыпать за их борт, ночной воздух радостно подхватил передачку. Белые листы, словно стая бабочек, кружа, падали прямо на траншеи.

Пара листков облепили лицо не в меру любопытствующего Лёхи, напрочь перекрыв ему обзор. Одной рукой держа ручку управления, Лёха судорожно старался отцепить агитационную дрянь со своего лица. Самолётик начал выплясывать странный, дерганый танец. Наконец Лёхе удалось отлепить листовку и помятая агитка унеслась за хвост аэроплана.

"А где Кузьмич?!" – удивился Лёха, разглядывая пустую кабину перед собой. – Вытел за борт? – в ужасе подумал Лёха. Тут не его счастье из недр передней кабины начала выползать голова Кузьмича, ругаясь на чём свет стоит и грозы Лёхе кулаком. Штурман начал высыпать за борт вторую партию и Лёха шустро спрятался за козырьком на всякий случай.

Снизу доносились крики ужаса, иногда звучала заполошная стрельба. В свете пожара Лёха заметил, как в траншеях началась паника. Люди метались, бросая оружие и пытаясь укрыться от огненного дождя.

– Вот это я понимаю, агитация! – крикнул Лёха, перекрикивая рёв мотора.

– Лёша! У нас одна бомба не сошла! – раздался голос Кузьмича в переговорной трубе.

– Кузьмич, я развернусь вглубь территории мятежников. Ты дёргай по трос команде, а я заложу несколько виражей покруче, потрясу самолёт, – отозвался Лёха, направляя машину в глубину захваченной территории.

Заметив слабое свечение впереди справа, Лёха скорректировал траекторию и начал резко маневрировать. Внизу стали видны слабо освещенные какие то ангары, несколько машин и стоящие ящики. Кабину самолётика заполнил шум, тросик сбрасывателя глухо скрипел, пока Кузьмич что-то с ним делал. Наконец что-то щёлкнуло, и маленькая бомба улетела вниз, к едва заметным огонькам.

Внизу раздался глухой взрыв, следом что-то вспыхнуло, и через мгновение прогремел оглушительный удар невероятной силы.

Самолёт дёрнуло вверх, хвост задрало так, что Лёха с трудом удержал машину от переворота. Кабина тут же наполнилась резким запахом горелого пороха и нагретого металла. Лёха изо всех сил тянул ручку на себя, борясь с сопротивлением, стараясь вывести самолётик из пикирования. Земля стремительно летела навстречу перед его глазами, будто он оказался внутри гигантского калейдоскопа.

– Давай! – кричал, чувствуя, как руках напрягаются от усилий.

Просвистев над самыми окопами, едва не зацепив колёсами пулемёт на станке, «Моль» снова вырвалась в тёмное ночное небо. Самолёт трясло, словно тот жаловался на весь этот кошмар. Лёха ослабил хватку, глубоко вздохнул, но тут же застыл, оглянувшись через плечо.

Сзади маленького аэроплана вставала «Хиросима». Огромный кроваво-красный гриб расползался по чёрному испанскому небу, освещая его так, будто наступил рассвет. Земля под облаком буквально кипела, выбрасывая вверх фонтаны огня и дыма.

– Мать твою, Кузьмич… – только и выдохнул Лёха, не отрывая взгляда.

– Охренеть… – Кузьмич наконец подал голос, хриплый и будто бы даже виноватый.

– Кузьмич! Это куда мы с тобой так уе***ли?! – крикнул Лёха в переговорную трубу, проверяя приборы и с ужасом представляя последствия их «агитации».

Оглушительный гул продолжал нарастать, словно сама земля ревела от того, что только что произошло.

– Ну, всё, Кузьмич. Мы теперь точно знаменитости, – радостно крикнул Лёха, направляя самолёт обратно к своим.

Кузьмич тихо откашлялся:

– Да уж, Лёша… агитация у нас, конечно, что надо.

26 сентября 1936 года. Аэродром Хетафе, окрестности Мадрида.

Когда они вернулись на аэродром, к ним уже спешили представители республиканской авиации узнать, как прошёл вылет.

– Советская агитация! Комерадес! Эффективно и с огоньком, – заявил Лёха.

Совершенно вымотанные физически и морально, Лёха с Кузьмичом завалились спать в казарме при аэродроме.Лёхе снилась Наденька. Она стояла, уперев руки в бока, и укоризненно качала головой:

– Хренов! Опять ты влез куда-то! Почему меня с собой не позвал?

Наутро об их «агитационной акции» уже говорили везде. Со всех сторон аэродрома слышались оживлённые разговоры и восторженные пересказы произошедшего. Мятежники лишились оперативного склада с боеприпасами, который взлетел на воздух после их ночного налёта, а наступление на Мадрид, считавшееся неминуемым, теперь попало под большой вопрос.

Первые ряды траншей на некотором протяжении оказались буквально выжжены, а понёсшие значительные потери их защитники были деморализованы. Часть мятежников, около роты, предпочла не испытывать судьбу и сдалась, в страхе перед повторением ночного ужаса.

Наутро злого и не выспавшегося Лёху выдернули в штаб аэродрома.

Там стояла галдящая толпа человек под пятьдесят – обгорелые, грязные, воняющие дымом и гарью, они нервно переминались с ноги на ногу. С каждой стороны их окружали такие же разномастные республиканские бойцы, вооружённые винтовками с примкнутыми штыками. Эти испуганные пленники, доставленные ночью с передовой, стояли под утренним солнцем, кашляя от дыма и украдкой переглядываясь. Они явно не понимали, что их ждёт дальше.

Перед толпой вышагивал организатор этого «блудняка» и по совместительству политический руководитель – товарищ Гальцев. Свежевыбритый, благоухающий одеколоном, со сверкающим на солнце рупором в руке, он казался абсолютной противоположностью пыльным и измученным пленникам. Голос гремел, товарищ кричал, но на русском языке его почти никто не слушал.

Лёху тут же дёрнули за рукав:

– Ты же испанский знаешь, переведи товарищам.– Чего переводить? – огрызнулся он, но всё же вышел вперёд.

Скрывать свою злость он не стал – небритый, пропахший гарью, он походил скорее на одного из пленников, чем на представителя победителей. Отодвинув оцепление, он подошёл к толпе.– Кто у вас главный? – громко спросил он у юного парнишки, стоящего ближе к краю.

Парнишка испуганно глянул в центр группы, где стоял моложавый, крепкий мужчина, явно привыкший командовать. Офицер. Даже в таком положении он сохранял остатки достоинства и пытался организовать толпу на какое-то сопротивление.

Лёха, не теряя времени, вытащил Браунинг, передёрнул затвор и выстрелил в воздух. Грохот выстрела заставил замолчать даже Гальцева. Толпа шарахнулась, замерев в настороженном молчании.– А ну быстро построились! – рявкнул Лёха на испанском, на этот раз с таким напором, что пленники начали двигаться.

Но организовать строй не удавалось. Лёха заметил, что офицер всё ещё тихо отдаёт распоряжения. Стиснув зубы, он решительно направился к центру толпы, бесцеремонно расталкивая пленных.– Так, ты у нас умный, да? – Лёха вперил взгляд в офицера. Тот стиснул челюсть, но промолчал, смотря прямо в глаза своему собеседнику.

– Либо ты мне помогаешь, либо я лично займусь тобой. Глаза или яйца? – спросил Лёха с угрожающей холодностью, ввергнув того в состояние шока.

– Повторяю! Глаза или яйца? – рявкнул Лёха. Окружающие отшатнулись.

Офицер замер, явно не ожидая такого вопроса, его взгляд лихорадочно метался, пока Лёха, не торопясь, доставал пачку сигарет. Закурив, он неторопливо протянул пачку пленникам. Те тут же набросились на неё, разрывая обёртку и растаскивая сигареты. Над толпой поплыл приятный запах табака, который чуть смягчил напряжённость момента.

– Не понятно. Придётся перестраховаться, – зло произнёс Лёха, щурясь от дыма.

Он резко ткнул горящей сигаретой офицера в глаз и тут же добавил со всей силы коленом ему в пах.

Тот вскрикнул, инстинктивно схватившись за лицо, и упал на землю, скрючившись и зажимая глаз ладонью. В толпе раздался ропот, люди стали пятиться назад, но Лёха, не давая ситуации выйти из-под контроля, вновь поднял пистолет и выстрелил в воздух.

– Живо построились, вонючки! – рявкнул он, махнув оружием в сторону толпы.

Пленники, испуганные и подавленные, поспешно начали выстраиваться в подобие строя.Лёха окинул их цепким взглядом и скомандовал:

– Подравнялись, жареные курицы!

Когда строй обрел хоть какую-то видимость порядка, он вернулся к офицеру, уже стоявшему на коленях, и отвесил ему пинка.

– Встал в строй! – рявкнул Лёха. – Ничего с твоим глазом не случилось, только ожог века. Быстро!

Офицер застонал, но поднялся и, пошатываясь, занял место в строю. Лёха, удовлетворённый результатом, повернулся к ошарашенному Гальцеву:

– Вот теперь, товарищ комиссар, ваша очередь вещать про светлое будущее.

Глава 5. Великий переговорщик

27 сентября 1936 года. Аэродром Хетафе, окрестности Мадрида.

Политработник, опешивший от метода Лёхи, несколько сбиваясь, всё же продолжил свою речь:

– Товарищи! Сегодня вы делаете первый шаг к освобождению от оков угнетения! Советский народ помогает Испанской республике строить настоящее счастье и свободную жизнь!

Лёха прогуливался вдоль строя пленников, помахивая пистолетом для убедительности и, перейдя на упрощённый испанский, громко переводил:

– Вонючие засранцы! Вы в плену Испанской республики. Вас, предателей, надо сразу расстрелять и не заниматься вытиранием ваших соплей!

Гальцев взмахнул рукой, словно показывая дорогу в светлые дали:

– Сегодня начинается ваш путь к светлому будущему Испании!

– Поэтому шаг вправо или влево – охрана стреляет без предупреждения! – синхронно переводил Лёха.

– Вчера ваши товарищи, перешедшие на сторону республики, совершили подвиг и, спасая Мадрид, взорвали склад боеприпасов мятежников, – продолжил вдохновенно политический руководитель.

Лёха остановился, чтобы эффект от его слов усилился. Пленники, стоявшие как замороженные, жадно ловили каждое его слово:

– Вчера я взорвал ваш сраный склад! Превратил жопы ваших товарищей в жареные куски мяса! Вам же, тупым идиотам, повезло сразу сдаться! Будете исправлять своё предательство доблестный трудом!

Испанцы переглядывались с тревогой, но никто не осмелился даже пошевельнуться.

Гальцев, вдохновлённый таким вниманием, снова повысил голос:

– Кто осознал свои заблуждения, хочет поддержать республику и записаться в добровольцы?

Лёха, не упуская момента, тоже повысил голос в своём суровом «переводе»:

– Желающие очищать сортиры – на месте, готовые ударно поработать – шаг вперёд!

Толпа, как единый организм, дружно шагнула вперёд.

Лёха усмехнулся.

– Алексей! Как удачно, что вы смогли мне помочь! Моя переводчица слегла с нервным срывом, после вчерашней поездки на передовую, этим ужасным взрывом и безумными пленниками! У вас определённо талант работы с людьми! Вы не задумывались перейти в политуправление? Подумайте! Я дам вам характеристику! – подошедший политработник с чувством пожал ему руку.

– Ну что вы! Я простой морской лётчик! – скромно отмазался Лёха от такого поворота в своей судьбе.

Вернувшись в к стоявшему в стороне Кузьмичу, Лёха произнёс:

– Видишь Кузьмич! Что значит правильная агитация.

Кузьмич, почесав затылок, с чувством ответил:

– Агитация у тебя знатная. Только вот на жареных куриц они теперь долго не смогут даже смотреть.

Оба рассмеялись, ещё раз оглядывая толпу, пока та под строгим контролем республиканцев начала двигаться в сторону города.

27 сентября 1936 года. Аэродром Лос-Альказарес, 20 км от Картахены.

Обратный перелёт на маленькой "Моли" в Картахену к удивлению никаких сюрпризов, или "блудняков", как называл их Лёха не принёс. К его огромному удивлению на аэродроме его встречал сам Николай Герасимович Кузнецов:

– Что Алексей, выступил! Звонил Гальцев, очень хвалил тебя. Переводим тебя в политотдел! – сказал сияющий Кузнецов. Вдоволь насладившись ошарашенным видом Лёхи, он продолжил, – Шучу! Молодцы! Поехали в порт, нужно обсудить вопросы приема грузов, заодно и расскажешь по дороге, чем это ты так мятежникам врезал, такой тарарам устроил, – скомандовал главный военно-морской советник своему единственному на данный момент подчиненному.

15 октября 1936 года. Картахена

Картахену прибыл советский пароход «Старый Большевик». Уже несколько недель в городе ждали советский транспорт с первыми самолётами, и наконец долгожданный момент настал. Как оказалось, первыми прибыли бомбардировщики СБ – скоростной бомбардировщик, известный в девичестве как АНТ-40.

Событие, как это часто бывает в Испании, моментально превратилось в праздник. Улицы заполнили толпы людей, уже охваченные ожиданием и радостью, как будто на пороге стояло Рождество. Музыка, веселье и ликование царили повсюду, создавая ощущение настоящего торжества. Вся Картахена ликовала, как будто в этот момент прибыла сама надежда на победу.

*****

Надо сказать, что эта история началась ещё две недели назад, когда Кузнецов, вызвав Лёху на очередной разговор, снова изложил ему задачу. Лёха, усмехаясь, ответил:

– Николай Герасимович, ну чего вы от меня хотите? Испанцы и военная тайна – это вообще вещи несовместимые. Вот даже моя любовница, которая работает официанткой в кафе, радостно сообщает: «Ничего то ты, Хуян, не знаешь! Ваши корабли с самолётами приходят в среду и в четверг!»

Кузнецов аж поперхнулся от такого заявления.

– Но она, конечно, не разбирается в моделях самолётов, – продолжал Лёха, сдерживая улыбку. – А если вам нужны подробности, могу узнать у таксистов на вокзале. Они лучше всех осведомлены, что и когда происходит в Картахене.

Кузнецов хмуро взглянул на него, но Лёха уже заговорил серьёзнее:

– На самом деле, думаю, нужно запустить побольше разных слухов. Чем больше путаницы, тем лучше – пусть противник теряется в догадках, когда и какие корабли на самом деле прибудут, – предложил Лёха и перешёл к более конкретным мыслям.

– Я лично думаю, надо усиливать зенитную артиллерию на базе, насколько это возможно.

Он вошёл в раж, слегка прищурился, явно воодушевившись своими размышлениями.

– Вообще, по-хорошему, взять в Севастополе пару старых барж и натыкать на них зениток! Поставить пару дальнобойных. Семидесяти шести миллиметровые пушки Лендера времен революции вроде собирались менять на что то современное, вот сюда толпой их и отправить. И может испанцы купят также средних, типа шведского «Бофорса» 40 мм, хотя кто им продаст. У нас таких, к сожалению, вроде бы пока нет. Натыкать на баржу сколько влезет и пригнать сюда в порт пару готовых станций ПВО, а ещё лучше и расчёты сформировать из краснофлотцев.

Лёха совсем размечтался, представляя, как усиленная оборона могла бы серьёзно осложнить жизнь вражеским бомбардировщикам.

– А истребителей у нас, считайте, и нет, – продолжал Лёха, и видно было, что его уже "понесло". – Если прикажете, давайте я хоть на «Фармане» взлечу. Разгонюсь посильнее, километров до ста пятидесяти, и влеплю «Юнкерсу» в лоб, потому что догнать бомбардировщик на этом раритете, который здесь называют истребителем, всё равно не смогу. Вот и станет у немцев на один «Юнкерс» меньше! – он усмехнулся. – Можно ещё Павлу Рычагову предложить. Он тоже обычно за любой кипеш, кроме голодовки.

Лёха уже не сдерживался:

– Ситуация, когда у нас вообще нечем сбивать не самые быстрые бомбардировщики, мне просто непонятна. Мы же в глубоком тылу, и сюда истребители мятежников не долетают. Летают только трёхмоторные немецкие «Юнкерсы-52» и эти итальянские «Пипистроне». У обоих скорость около трёхсот километров в час, а с бомбами и вообще меньше двухсот пятидесяти.

Он развёл руками, словно не понимая, почему нельзя найти способ сбивать такие небыстрые цели, когда угроза была вполне реальной.

– Ладно, Алексей, не кипишись. Сам всё понимаю, – ответил Кузнецов, успокаивая Лёху. – Первыми приходят бомбардировщики СБ. Ты такие видел? Мне для флотских задач удалось выцарапать одну машину с нашим экипажем!

– Николай Герасимович! Я же истребитель! – с отчаянием почти выкрикнул Лёха, будто его предали.

– Истребители будут через месяц в лучшем случае. Ты отлично слетал на Пальму на «Протезе», обещаю вернуть тебя к истребителям, как только будет возможность, – жёстко ответил Кузнецов. – Пока нужно послужить Родине на бомбардировщике.

Лёха замер, с трудом переваривая эту мысль, понимая, что спорить дальше бесполезно.

07 октября 1936 года. Картахена

Франкисты, конечно же, были прекрасно осведомлены о предстоящем прибытии советских кораблей, и в день их прихода над Картахеной появилось около тридцати немецких и итальянских самолётов. Они обрушили на город свой смертоносный груз, целясь в порт и военные объекты.

Лёха, как и остальные испанские пилоты взлетели на перехват, но, несмотря на все усилия, значительных успехов достигнуть не удалось. Им удалось лишь нарушить строй атакующих, из-за чего франкисты сбрасывали бомбы не так прицельно. Однако взрывы продолжали сотрясать землю, а в небе клубились чёрные столбы дыма, оставляя вопросы, как Картахена выдерживает этот удар.

К слову в пароход не попало ни одной бомбы, единственная осветительная бомба рванула в 5 метрах от борта и ценный груз начал выгружаться на причал.

Леха стоял на причале и смотрел на качающийся на тросах огромный ящик, зависший над причалом. «Старый Большевик», грязный и закопчённый пароход, прощался со своим содержимым. После двух недель плавания он затих у причала Картахены и развеселые испанские докеры с криками и яростной жестикуляций сгружали на причал помощь Союза для защиты республики.

В порту Картахены, при разгрузке «Старого Большевика», как всегда не обошлось без курьёзов. Мощности кранов оказались ограничены, и возникла дилемма: что выгружать в первую очередь – танки или самолёты. Лёха, воспользовавшись своим влиянием и знакомством с товарищами Кузнецовым и Рамишвили, советником капитана порта, выбил себе пятнадцать огромных ящиков с частями бомбардировщика, которые лежали сверху в трюме.

Активно борясь за своё место под солнцем, Лёха столкнулся с советским танкистом, который всеми силами пытался ускорить выгрузку своих танков. Спор накалялся, но вот настал обед и испанские грузчики ушли на сиесту, воцарилась вынужденная пауза. Огромный ящик так и остался качаться в пяти метрах над причалом, ожидая окончания перерыва. Видимо, это настолько выбило танкиста из колеи, что он, смирившись с ситуацией, вдруг протянул руку Лёхе:

– Полковник Кривошеин, – представился он, а потом добавил, будто с запоздалой мыслью, – Семён Моисеевич. Танкист.

– Старший лейтенант Хренов, лётчик, – не раздумывая, ответил наш герой, а затем с усмешкой добавил, – Дон Хуян Херров, если по-местному.

Кривошеин, немного озадаченный таким знакомством, вопросительно посмотрел на Лёху:

– Как думаешь, когда начнут выгружать? – спросил он с нервозностью, ещё не знакомый с испанскими традициями.

– Да через час должны. Если «Маньяна» не наступит, – хмыкнул Лёха, привыкший к местным «особенностям» работы. – В смысле, если ничего не случится, а то может окончание рабочего дня подойти или еще какая то хрень помешает, – перевёл он танкисту.

В разговоре Лёха, вместе с подошедшим испанским капитаном порта, сумели убедить Кривошеина, что самым разумным решением будет начать с выгрузки грузовиков. Они предложили сразу прямо на причале привести их в рабочее состояние, чтобы затем использовать для быстрой доставки остального груза.

К сожалению, Лёхины предчувствия оказались небезосновательны и в первый день разгрузки после обеда испанские грузчики не вернулись к работе. Ящик так и остался качаться над причалом. Не исключено, что они были и простимулированы агентурой мятежников.

Поняв, что без Кузьмича не обойтись, на следующее утро Лёха вооружил его пистолетом, проверил свой Браунинг, и наши герои отправились пообщаться с руководством грузчиков.

Когда общение с главой профсоюза грузчиков, Лёхе хотелось назвать его грязным и вонючим мафиози, зашло в некий тупик, Кузьмич сказал:

– Лёша! Они от кого-то получили указание препятствовать разгрузке, вот он и крутит, как может.

Лёха посмотрел на развалившегося за столом толстого испанца, на упитанного охранника, стоящего у двери, встал и не спеша подошёл к охраннику…

– Кузьмич, если что наставь свой пистолет на этого толстого, – по-русски сказал Лёха.

Единым движением выдернув свой браунинг он впечатал его глаз охранника. Тот схватился за лицо и упал на колени. Лёха не сомневаясь вырубил его ударом по голове. Толстый босс начал подниматься из-за стола, пытаясь вытащить застрявшее в складках одежды оружие и замер под наставленным на него пистолетом Кузьмича.

Прыжком Лёха преодолел расстояние до босса. Вдавив свой браунинг в щеку толстяка, так что бы ствол упирался тому точно в глазик, он произнес с доброй улыбкой людоеда:

– У тебя два пути. Или ты даешь команду своим работать как проклятым, без обеда и перерывов или у профсоюза сейчас появится новый лидер! Твой заместитель спит и видит договориться со мной!

Толстый предводитель грузчиков, покрутил головой и с неохотой кивнул:

– Хорошо, но дайте команду вашим ходить с оружием и чуть что подгонять моих лентяев. Я тогда скажу, что ничего не могу сделать…

– Ладно. Я договорюсь на высокий тариф, – пообещал Лёха, чем вызвал улыбку у толстого грузчиков.

И разгрузка пошла. Советские советники, поголовно вооруженные Наганами, не стеснялись подгонять испанских грузчиков.

*****

Кривошеин поначалу попытался настоять на своём, протолкнув разгрузку танков, но увидев, что испанские рабочие не понимают его русского и просто улыбаются в ответ разводя руками, танкист в конце концов сдался. Работа закипела, и грузовики начали прямо на причале подготавливать к выезду, чтобы не терять время.

Как оказалось, место для сборки танковой группы Кривошеина было выделено прямо через забор от аэродрома, где базировался Лёха. Само собой, это послужило отличным поводом для завязавшегося общения. Лёха, уже бегло говорящий по-испански, оказался просто незаменимым, он переводил всем и вся, и испанским рабочим, и советским военным. Танкист быстро проникся к нему уважением, что позволило Лёхе стать главной частью всей этой движухи.

*****

И в какой то момент, варясь в этом бардаке, Лёха вдруг вспомнил, откуда ему показалась знакомой эта фамилия и где он мог видеть этого человека. Это был привет из далёкого будущего.

Лёха вспомнил, что видел его фотографию – на Википедии. На ней уже комбриг Семён Моисеевич Кривошеин стоял и улыбался рядом с генералом Гудерианом в сентябре 1939, присутствуя на выводе частей вермахта из Бреста, захваченном немцами у Польши и по договору о дружбе переданном СССР.

Лёха аж встал на несколько секунд, удивляясь, как причудливо переплетена история.

Выгрузив ящики с самолётами, запчастями, а также летчиками и техниками, весь этот караван отправился на аэродром в Лос-Альказарес.

Надо ли говорить, что в итоге первыми покинули причал пятнадцать грузовиков Кривошеина, на которых уже красовались ящики с самолётом одного весьма предприимчивого военно-морского проходимца.

15 октября 1936 года. Аэродром Лос-Альказарес.

Весь аэродром превратился в один огромный сборочный цех под открытым небом.

Франкисты периодически вносили свой бомбовый хаос в этот трудолюбивый муравейник.

Однажды они даже влепили бомбу прямо под стену ангара, повредив аж шесть составленных рядком крыльев для СБ.

Бедный начальник всех технарей, воентехник второго ранга Алексеев, аж рвал остатки волос на и так лысой голове, крича, где он теперь возьмёт замену.

Лёха вместе с Кузьмичом вкалывал, как проклятый, на сборке и настройке своего самолёта. И конечно, не обошлось без Лёхиных приколов.

Они с Кузьмичом умудрились «прихватизировать» одного заводского техника по имени Иван Петрович и совершенно левым образом завербовали в свою команду стрелка – мелкого, но очень шустрого тувинца Василей Али-бабай оглу из экипажа «Старого большевика» – который оказался вполне себе мастером на все руки.

Теперь команда из четырёх человек, с помощью местных техников, трудилась почти круглосуточно, собирая летающий аппарат из этого хаотичного набора «Лего», как поржал Лёха. С каждым часом они становились ближе к своей цели – превратить груду деталей в полноценный боевой самолёт, готовый к вылету.

Прибывший с самолетами на «Старом Большевике» начальник технической службы Алексеев с заводской бригадой носился по аэродрому в качестве «скорой помощи», стараясь успеть всюду и помочь в сборке машин.

Лёха и здесь не изменил своим принципам, оказалось, что благодаря стараниям его и Кузьмича с «Протеза» и других самолётов было заначено значительное количество полезных «ништяков». Это включало в себя различное оборудование, которое они умудрились припрятать и теперь использовать для доработки СБ.

Собрав остов своего аэроплана, Лёха занялся внутренней связью на борту.

Когда Лёха впервые увидел, как просто советские инженеры решили проблему связи между командиром и штурманом, он чуть не выпал в осадок. Оказалось, что между ними на самолёте была установлена сплошная перегородка с маленьким окошком в ней и переговорная труба с раструбами – почти такая же, как на его первом У-2. Но и это ещё не всё. Для наведения на цель использовалась система лампочек: правая и левая. Штурман мог передавать команды пилоту, нажимая на различные сочетания кнопок, чтобы зажигать нужные лампы.

Лёха был ошеломлён этой «технологической» находкой. «Лампочки и трубка в 1936 году, серьёзно?» – думал он, недоумевая, как такие решения могли считаться нормой на скоростном бомбардировщике.

Но вишенкой на торте оказалась – пневмопочта! Советские инженеры оснастили самолёт пневмопочтой! Штурман писал записочку, вкладывал в пенал и дав давление от двигателей выдувал ее лётчику или стрелку!

– Лёша! А ты знаешь, как этим пользоваться? – спросил смущенный Кузьмич.

– Кузьмич! Ты вот думаешь, почему испанцы так много фасоли сами трескают и нам пихают? Потому – Пневмопочта! – с совершенно серьёзным лицом Лёха тролил наивного Кузьмича, – перед полётом как следует съел на завтрак фасоли и бобов, а потом поднатужился и бах! Отправил посылку!

– Балаболка ты! И язык без костей! – Кузьмич осуждающе посмотрел на Лёху.

Глава 6. Торжественный салют

09 октября 1936. Кабинет Начморси, Народный комиссариат обороны.

Начальник Военно-морских сил РККА Владимир Митрофанович Орлов сидел и с огромным удовольствием разглядывал в лупу присланные с курьером фотографии от Кузнецова из Испании. Их было не много, всего три штуки, снятые из кабины самолёта явно любительским фотоаппаратом, что только поднимало остроту восприятия картинки и подогревало к ним интерес. В общем то все три фотографии были достойны первой полосы газеты «Правда».

На первом фото полыхали стоящие в ряд пёстрые самолёты, окутанные густыми столбами чёрного дыма, который заволакивал небо, превращая его в одно сплошное облако хаоса. Пламя жадно пожирало машины, освещая мрачную сцену войны, где смерть казалась осязаемой. Летательные аппараты, некогда символы силы и господства, теперь превратились в беспомощные горящие обломки, разбросанные по тёмному полю.

Второе фото был более панорамным. На земле лежали обломки нескольких самолётов с итальянскими опознавательными знаками, их искорёженные корпуса и сломанные крылья стали немыми свидетелями точности удара советского лётчика. Повсюду валялись изувеченные остовы и остатки корпусов с чёрными "иксами" на белом фоне на рулях направления и боевыми номерами на фюзеляжах, что напоминало о былой мощи этих машин. Дым едва заметно застилал горизонт, усиливая мрачность сцены, а редкие бегущие фигуры на заднем плане лишь подчеркивали охватившую аэродром панику.

Но больше всего Орлову нравился третий снимок.

На нём виден всего один трёхмоторный пятнистый бомбардировщик. Зато как он горел!

Среди выжженной степи, под клубившимся столбом жирного чёрного дыма, лежал искорёженный итальянский самолёт с явными следами взрыва. На месте кабины полыхал яркий факел, в небо рвались огненные ветви, фюзеляж был искорёжен, а от крыльев остались лишь фрагменты. Чёрный дым поднимался в небо огромным столбом, заполняя горизонт фотографии и создавая зловещую атмосферу трагедии. На руле направления самолёта была видена черная буква Х на белом фоне, подчёркивавший принадлежность разбитой машины к мятежникам. Позади, в дымке, вырисовывалась бегущая группа солдат. Выжженная трава, окружавшая место падения, усиливала ощущение степени разрушения.

Владимир Митрофанович прям лучился довольством, как мартовский кот отодравший всех кошек на районе, да ещё и стянувший ведро сметаны. Он представил, как доложит об успешном налёте лётчиков его морской авиации на аэродром мятежников на Майорке. Сталин, любящий дерзкие действия и очень эмоционально воспринимающий храбрость и самоотверженность, должен был отреагировать на эти шикарные фотографии в нужном для Начморси ключе и поддержать идею выделения флота в отдельный наркомат.

Он представил себе вытянувшееся лицо Ворошилова и улыбнулся, затем поднял трубку, вызывая секретаря. Нужно было подготовиться и использовать попавшие в его руки средства максимальным образом.

16 октября 1936 года. Аэродром Лос-Альказарес.

Процесс превращения самолётного конструктора «сделай сам» в боевой летательный аппарат вышел на финишную прямую.

Лёха даже установил самодельную систему связи на основе снятого с Протеза переговорного устройства, которой в советском бомбардировщике не было по умолчанию. Справившись с кучей проблем и порядочно повозившись, ему удалось добиться почти идеальной слышимости в шлемофонах.

«Всё таки высшее техническое образование двадцать первого века это мощь!» – Лёха был горд собой.

*****

Придя на третье утро аврала на аэродром, Лёха увидел нездоровую движуху около своего собранного и почти готового к полётам самолета. Невысокий полненький человечек стоял на приставленной к борту стремянке и принимал подаваемый из кабины ящичек, в то время как внутри раздавалось сопению и стуки, кто-то явно что-то откручивал.

– А кто вы такие и что вы делаете у моего самолета, – спокойно спросил Лёха, задавив в себе эмоции.

Человечек на стремянке обернулся и с хамоватой улыбкой ответил:

– Приказано снять у тебя связь.

– Простите, а кем приказано? Я вчера говорил с командиром, никаких вопросов не возникало, – Лёха был откровенно удивлён таким беспределом…

Несколько дней назад он познакомился с Иваном Иосифовичем Проскуровым, назначенным командовать их микро-частью советской авиации в Испании. Лёхе он показался грамотным лётчиком и главное, очень вменяемым командиром. Правда кроме Лёхиного борта, больше самолетов для флота пока выделить не смогли, и по согласованию со Смушкевичем, Иван Иосифович с остальными лётчиками летел под Альбасете, оставляя Лёху одного бороться со всем флотом мятежников.

– Мною, заместителем командира группы Кацнельсоном, – ответил человек и тут же отвернулся, снова сунувшись в кабину, словно разговора и не было.

– Значит так, ребята, вы сейчас прикручиваете всё обратно… – начал было Лёха.

– Пошёл на хер, – раздалось со стремянки, даже не оборачиваясь.

Лёха выдохнул и покачал головой:

– А со мной так нельзя! – произнес он в задницу толстенького товарища.

Достав свой неразлучный Браунинг и передернув затвор, Лёха вытянул руку с пистолетом и поднёс его поближе к уху наглеца. Грохнул выстрел, отправляя пулю в далёкое небо.

Товарищ на стремянке вздрогнул, потерял равновесие и с глухим стуком грохнулся на землю, треснув себя по голове тяжелым ящиком самолетного переговорного устройства имени Лёхи.

Сидя на траве и ошарашено оглядываясь, он держался за ухо и пытался унять звон. И почти сразу истошно заорал:

– Ты у меня под трибунал пойдёшь! Вылетишь из армии!

Лёха спокойно поднёс дымящийся ствол к глазу политработника и слегка вдавил его, заставляя гадёныша замереть. И глядя в расширенные от ужаса глаза отползающего политического вдохновителя, просто сказал:

– Я флотский!

– Лёша! – кричал ему бегущий издалека Кузьмич, – они переговорку снимают с нашего самолёта! Я к командиру бегал.

Следом за ним на звук выстрела уже бежали на рысях советские специалисты, сопровождаемые более медлительными испанцами.

17 октября, Кабинет Кузнецова в Картахене.

Днём позже, стоя перед Кузнецовым, Лёха усиленно таращил глаза, изображая из себя тупого служаку.

*****

Это была уже третья воспитательная беседа за последние двадцать четыре часа. Сначала ему устроил выволочку Проскуров, крича, что какого хера надо было стрелять, когда он уже шёл решать конфликт и он не потерпит такого разгильдяя в своей эскадрильи.

Затем добавил прилетевший в Испанию на место главного авиационного советника Яков Смушкевич, не к месту оказавшийся на аэродроме, обещая списать в пехоту излишне нервных летунов. Потом они наехали на Лёху вместе, требуя извиниться перед политическим вдохновителем.

Лёха прижал руки к груди и, сделав бровки домиком, проникновенно произнёс:

– Товарищи коммунисты! Я, как комсомолец, осознал глубину совершенного мною проступка, извиняюсь изо всех сил и салюта по случаю радости от наконец-то встреченного мною политического руководителя устраивать больше не буду. А когда, позвольте поинтересоваться, назначено партсобрание?

– Какое партсобрание? – спросил Яков Владимирович.

– Ну как же, разбор персонального дела члена ВКПб Кацнельсона по поводу попытки украсть оборудование у своего боевого товарища! – Лёха не собирался просто так спускать эту мерзкую историю.

Наступила тишина. Потом Яков посмотрел на бледного Кацнельсона, на Проскурова, на Лёху, выругался и выдал заключение:

– Попытки что-то сп**дить не было, как и стрельбы. Было ознакомление с системой связи и обмен опытом. И праздничный салют в честь приезда, – он зло сплюнул на землю. – Всем всё понятно?

*****

– Лёша! Гусь ты лапчатый! – начал разговор на повышенных тонах обычно вежливый и спокойный Николай Герасимович, – вот умеешь ты находить себе друзей на одно причинное место! Зачем было с этим Кацманом сцепляться! Решили бы вопрос спокойно! А ты ещё и стрелял!

– Кацнельсоном! – поправил Лёха. – Устраивал торжественный салют по случаю прибытия представителя партии ВКП(б) в нашу отдельно стоящую часть!

– Лёша! Что ты мне лепишь! – перешёл на фольклор Кузнецов. – Этот Кац и Нельсон в одном флаконе уже звонил Гальцеву в Мадрид, пытался жаловаться! Повезло тебе, что Гальцев к тебе неровно дышит, даже слишком хорошо относится после агитации мятежников. Прикрыл сразу это безобразие. Но это здесь мы все добровольцы, а на Родине тебе трибунал бы светил без вариантов! Ты понимаешь?! – снова перешёл на повышенные тона Лёхин начальник. – Мне теперь отписываться!

Кузнецов взял стакан, чтобы выпить воды, и сделал паузу, в которую вклинился Лёха.

– Николай Герасимович, я вас услышал. Давайте решим, что дыню вы мне всей толпой уже вставили по самые гланды, и я осознал, что нельзя устраивать салют около уха партработника. Обещаю, в следующий раз, как увижу, как кто-то что-то тырит из моего самолёта, тихо беру монтировку, оборачиваю её газетой «Правда», чтобы соблюсти политкорректность, и тихо уе**ошу по кумполу, – абсолютно спокойным голосом произнёс Лёха.

Чувствовалось, что его защитные клапана сорвало напрочь и сдерживаться он не собирается.

Кузнецов, уже порядком привыкший к Лёхиным приколам, поперхнулся глотком воды и аж замер от удивления посреди кабинета:

– Что сделаешь?

– Тресну. Или стукну. Тут уж как пойдёт.

Кузнецов удивлённо смотрел на Лёху, который явно не собирался останавливаться.

– Николай Герасимович, я считаю, нам очень повезло иметь такого командира, как вы. У нас с вами установились хорошие рабочие отношения. Но это месяц назад я тут один с Кузьмичом при вас болтался, и испанцы с удовольствием нам с вами помогали защищать эту их республику. А сейчас советского начальства набежало невпроворот. Давайте обсудим, как вы будущее видите. От этого и наше будущее зависит.

Кузнецов уже думал, что его нельзя удивить сильнее, снова удивился Лёхиным словам:

– Алексей, а ты про субординацию не забыл?

– Никак нет, товарищ капитан второго ранга! – чётко по старорежимному доложил Лёха и спокойно добавил: – Тогда всё пойдёт по первому варианту.

– По первому? И много у тебя вариантов? – Кузнецов не мог прийти в себя от необычности ситуации.

– Да, я вижу два возможных варианта, – сказал Лёха. – Тут зависит, что вам нужно – шашечки или ехать?

Кузнецов смотрел на Лёху всё в том же изумлении.

– Первый вариант – всё остаётся как и сейчас. Вот скажите, кто сейчас командует авиацией Республики? – задал риторический вопрос Лёха.

Кузнецов снова посмотрел на нашего героя и не нашёлся сразу что ответить.

Лёха продолжил:

– Формально есть Идальго да Сиснерос толи в Мадриде, толи в Валенсии. Я о нем только слышал.

Потом есть «русский штаб авиации» во главе с только что прибывшим генералом Дугласом, товарищем Смушкевичем, он вроде чаще всего находится в Мурсии или в Альбасете, или вот как вчера у нас на аэродроме. И оперативных приказов от него к нам тоже не приходит. Вот и получается, что на месте группой командует наш советский командир, абсолютно по собственному разумению. Или его заместитель, товарищ Кацнельсон.

Если вам нужно будет решить какой-то ваш флотский вопрос авиацией, вы будете звонить товарищам Кацнельсонам и просить выделить вам самолёты.

Вам, конечно, будут идти навстречу и выполнять запросы. По возможности. Правда, самолётов пришло всего тридцать, с моим тридцать один, а задач у Якова Владимировича на все триста и все срочные.

У меня же сейчас самолёт заточен под решение узконаправленных задач флота: разведка, фотографирование, сопровождение конвоев, нанесение ударов по аэродромам, портам и, главное, кораблям противника. Какой начальник потерпит, чтобы я катался с рацией, переговорным устройством, крупнокалиберными пулемётами, хорошими картами, фотоаппаратами, да ещё и с лучшим штурманом. C СБшки меня подвинут, их мало и они пока быстрее всех тут. Я парень резкий, из детдома, молчать не умею и никому такой геморрой на свою голову не нужен. Сунут на какой-нибудь «Фарман» или «Ньюпор». «Бреге», опять же, сказочный самолёт. Но мне то честно пофиг, – улыбнулся Лёха.

– Это первый вариант, – закончил повествование Лёха.

Кузнецов задумчиво смотрел на молодого парня, который в нескольких предложениях нарисовал ему реальный расклад, который мучил Кузнецова с момента приезда. Пожевал губы, глядя на Лёху и спросил:

– Как так можно, это прямо эгоизм, мещанство какое то. Мы же одно дело делаем! – пролетарское сознание Кузнецова не могло просто так согласиться с простым цинизмом Лёхи.

– Товарищ капитан второго ранга, как сказал вчера комбриг Смушкевич, никакой стрельбы и никакого воровства не было, – Лёха принял строевую стойку «смирно» и тупо стал смотреть прямо перед собой.

– Ладно, а второй вариант? – оттаял и заинтересованно поинтересовался Кузнецов.

– А второй вариант, когда испанцы выделяют вам самолет или даже несколько, хотя это вряд ли, – улыбнулся Лёха, – с экипажем, и он поступает в распоряжение флота и работает по флотским задачам, а числится прикомандированным к аэродрому. Тогда вы имеете возможность поставить задачу и приказать, а не просить.

Понятно, что будем летать бомбить и с армейцами тоже, помогать если надо, но основные задачи будут у интересах флота. А иначе кто будет конвои сопровождать?

– И как ты себе представляешь это сделать? – ещё более заинтересованно спросил Кузнецов.

– Да зайти с двух сторон. Договориться с испанским морским министром, он пробьет у испанских авиаторов официальное выделение пока одного нашего борта в ваше командование. И со второй стороны подстраховаться. Выйти на Начморси, приготовить и подписать у Ворошилова или у одного из его замов, бумагу на советника по авиации в Мадриде, что мол советуем, – Лёха выделил слово голосом, – выделить специально оборудованный борт под нужды флота.

– Ясно. – Кузнецов задумчиво прошёлся по своему небольшому кабинету, – может кстати и сработать. Если будет успех, то благодаря мудрому руководству, а если косяк, то это мы сами тут виноваты, не вняли гениальным советам ! – с сарказмом посмеялся Кузнецов..

Кузнецов опять завис на секунд на сорок и в итоге сказал:

– Алексей, я тебя услышал. Мне твой второй вариант нравится. Командиры у нас собрались прекрасные, и Смушкевич, и Проскуров, и Пумпур, и республиканцы. Вменяемые, как ты говоришь. – рассмеялся Лёхин начальник.

– А от уродов в наших рядах партия избавляется и будет избавляться беспощадно, – всё таки съехал главный военно-морской советник на политику.

Лёха счёл за лучшее промолчать и оставить при себе свои мысли про наступившие Большие чистки.

И вдруг, уже прощаясь, под конец беседы Кузнецов ехидно поинтересовался:

– И скажи голубь мой сизокрылый, зачем ты намалевал флаг военно-морского флота СССР на своем самолете, нарушая секретность?

17 октября, кафе около порта, Картахена.

Выйдя от Кузнецова, не успевший позавтракать Лёха направился в местное кафе слопать чего-нибудь вредного. Настроение было ещё и накатить бы грамм сто пятьдесят, а лучше двести. Он шёл и думал, что действительно надо быть аккуратнее, а то приспособился в этой испанской вольнице решать все проблемы пистолетом. Конечно Николай Герасимович прав, надо было спокойно решить вопрос, не доводя дело до стрельбы.

«На Родине бы меня за такие приколы расстреляли без разговоров», – носилась в мозгу мыль.

Заскочив в маленькую кафешку и заказав себе "валенсиану" – паэлью с морепродуктами, Лёха задумался о своей жизни.

«Надо признать, что как то у меня и правда излишне резко отношения с некоторыми товарищами, и особенно с политработниками складываются», – думал Лёха. Нет, среди них попадаются и вполне приличные люди. Ему вспомнился его первый комиссар, Владимир Александрович из Качи, в целом не вредный мужик. Лёха подумал, что явно дает себя знать привычка быть независимым из прошлой жизни и скорее всего именно по этому его так раздражает, когда кто то решает за него, что хорошо, а что плохо…

И тут принесли паэлью… И вырабатываемый желудочный сок напрочь задавил прочие реакции молодого и голодного организма, включая любые мысли о политике…

Настоящая Лёхина война в Испании только начиналась.

Глава 7. Золотая лихорадка

20 октября 1936 года. Пригород Картахены

Шестеро молодых людей с военной выправкой собрались в одном из домов на окраине Картахены. На них была разная гражданская одежда, но военная осанка и слаженность движений выдавали их подготовку. Как сказали бы в далёком будущем – РДГ, один из диверсионных отрядов франкистов, собравшийся для обсуждения предстоящих действий. Их путь сюда занял почти две недели, и на каждом шагу они сталкивались с опасностями и препятствиями. К их счастью, по дороге везде находились сочувствующие делу Франко, которые помогали в трудных ситуациях.

Сейчас они подошли к финальной цели своего долгого путешествия. Командир, крепкий сорокалетний офицер, всю жизнь посвятивший служению Испании, презирал бардак, который устроили республиканцы в армии. Он поддержал Франко всей душой и теперь ставил своим людям задачу.

– Нам поручено контролировать дорогу, ведущую от аэродрома в сторону Мурсии, – начал он, видя, как на лицах бойцов мелькнуло разочарование. После всех трудностей, через которые им пришлось пройти, этот маршрут казался второстепенным вариантом, который не стоил затраченных усилий.

Командир продолжил, сдвинув брови и повысив голос:

– На базе уже готовят перевозку груза, возможно, все случится завтра. Есть большая вероятность, что часть груза будет перевезена по этой дороге, так что готовим завтра засаду. План до всех доведён и надеюсь каждый знает свою роль. Хосе с пулемётом обеспечивает огневую мощь. Остальные – контроль территории. Свидетели нам не нужны.

Он окинул взглядом своих людей, проверяя, как они восприняли приказы.

– Проверить оружие и быть готовыми к выходу, – жёстко добавил командир.

21 октября 1936 года. Частный дом около аэродрома Лос-Альказарес.

Молодой человек в элегантном английском костюме не торопясь прохаживался перед двумя мужчинами, сидящим за столом, и уверенно излагал план на завтрашний день.

– Завтра в 17:30 выходим отсюда. На базе артиллеристов будем ровно в 18:00, – начал он, выдерживая паузы между фразами, чтобы его собеседники успели запомнить всё до мельчайших деталей, – Там я встречаюсь с местными и получаю груз по предписанию. Наш агент раздобыл у испанцев предписание на выдачу ящиков по гарантиям банка Англии. Русские предоставят машины с водителями. Предписания у них тоже на руках, так что формальности будут соблюдены. Если возникнут непредвиденные обстоятельства, вы знаете, что делать. Места и явки обговорили.

Его взгляд остановился на старшем мужчине, ожидая реакции. Тот молча кивнув в знак понимания. Молодой человек продолжил:

– Помните, вы – инкассаторы банка Англии. С местными лучше не разговаривать и не давать лишних объяснений. Я еду в головной машине, вы в центре и вы – в замыкающей. Испанцы должны предоставить бухгалтера, чтобы посчитать и подписать документы перед погрузкой. Могут выделить ему одного сопровождающего, а могут и нет.

Он сделал паузу, окинув взглядом собеседников, и добавил:

– Ехать придётся около двух часов. По прибытии на станцию – место там для погрузки укромное, запасные пути. Придётся немного простимулировать русских водителей, чтобы они поработали грузчиками, – усмехнулся он, ударяя кулаком по ладони. – Пусть разомнутся, дадим им пару десятков песет для мотивации.

Старший лишь коротко хмыкнул, слушая дальнейшие инструкции.

Молодой человек продолжал:

– Дальше отправляем машины обратно. Если испанцы и русские решат вернуться с колонной, то им, можно сказать, повезло. Но если испанцы захотят проконтролировать, куда идёт вагон, придётся сделать так, чтобы они исчезли.

Он выдержал паузу, внимательно наблюдая за своими подельниками.

– Вопросы?

В комнате стояла тишина, оба мужчины лишь покачали головами, показывая, что всё ясно.

Разговор велся на безупречном английском языке с мягким акцентом юго-востока Англии, что удивило бы многих, кто мог бы случайно подслушать их в этом испанском пригороде.

Ставки были сделаны, завтрашний день должен был показать, как они сыграют.

21 октября 1936 года. Оперативная квартира в центре Картахены.

Известный нам под именем Александра Орлова человек шагал взад-вперёд перед своим старым приятелем Иосифом Боруховичем, вспоминая былые времена. Ещё в начале службы в ОГПУ их пути пересеклись. Дружбой назвать их отношения было бы преувеличением, но определённая доля доверия в них всё же присутствовала. Увидеть его здесь, в Испании, в этой чужой, пылающей гражданской войной стране, было для Орлова неожиданным, но обнадёживающим знаком. Он расценил эту встречу как благоприятное предзнаменование, словно сама судьба распорядилась так.

Теперь их роли изменились. Если в прошлые годы приятель был старшим, мог орать на Орлова и гнать его выполнять самые мелкие поручения, то сейчас всё перевернулось. Орлов, получивший новые полномочия и распоряжавшийся важной операцией, наслаждался своей позицией. Власть, даже временная, приносила особое удовольствие, и он не упустил случая слегка подчеркнуть своё новое положение. Достав телеграмму с личной подписью Сталина, Орлов молча протянул её товарищу, ловя на его лице смесь удивления и уважения. После паузы он спокойно сообщил:

– Привлекаю тебя к операции.

Орлов подошёл к столу и разложил на нём карту местности, на которой была обозначена маленькая грузовая станция железнодорожной дороги.

– Вот сюда приедут четыре грузовика. Они разгрузят ящики, после чего грузовики уйдут обратно. Будет пара англичан под прикрытием, они представятся сотрудниками Банка Англии, но, как ты понимаешь, это ширма,

– Ты возьмёшь ближних, тех, что будут около грузовиков, – продолжал он, протягивая товарищу пистолет с глушителем. – А я разберусь с теми, что у вагона. Держи. Глушитель храни отдельно, накрутишь только перед началом.

Орлов на мгновение задержал взгляд на приятеле, оценивая его реакцию:

– Вопросы есть? Нет? Ну и отлично! – подвёл итог инструктажу Орлов.

Тот лишь кивнул, и Орлов довольно подумал:

«А затем вагон с золотом уйдёт по только мне ведомому адресу», – делиться золотом с кем бы то ни было Орлов не собирался.

21 октября 1936. Аэродром Лос-Альказарес

Лёху вызвали на КП аэродрома, когда он только что приземлился после очередного полёта на новеньком советском бомбардировщике. "СБ" или скоростной бомбардировщик выпущенный на заводе №22 в начале этого года поразил Лёху своими небольшими размерами. Для достижения максимальной скорости Андрей Николаевич Туполев пожертвовал почти всем и в первую очередь комфортом экипажа.

После сборки самолёта они с Кузьмичом несколько раз поднимались в воздух, выполняя пилотаж вокруг базы. Лёха привыкал к машине, которая по сравнению с прошлым летающим хламом была более строгая в управлении, но самое главное – скоростная. Он даже начал подумывать о том, чтобы попробовать свои силы в охоте на немецкие или итальянские бомбардировщики, которые то и дело появлялись в небе.

Однако была вещь, которая его бесконечно раздражала – замена стандартных пулемётов ШКАС на авиационный вариант пулемёта Дегтярёва. «Кому вообще пришло в голову поставить этот архаизм на современный самолёт?» – думал он, не подозревая, что кидает камень лично в огород товарища Ворошилова, по чьему приказу и была проведена замена. Скорострельность у пулемёта была никудышная, и вместо удобной ленты непрерывного питания, как у ШКАСов, здесь приходилось пользоваться огромными круглыми коробками с патронами, которых влезало аж всего по 63 на каждый диск. Кроме того, пулемёты штурмана переставали стрелять при скорости больше двухсот километров в час – у пружины не хватало силы взводить затвор. По этой же причине верхний пулемёт стрелка стрелял только в секторе плюс – минус пятнадцать градусов от хвоста.

Кузьмич, бедолага, тоже был недоволен. Он вечно ворчал, ругаясь на тесноту самолёта Туполева и лишний груз.

– Нет бы на «Протезах» летали, как баре! – ворчал он, пыхтя и поправляя ремни. – А тут сунули шесть здоровенных банок для этих пулемётов! В чью задницу, простите, я их засуну?