Рождественские стихи русских поэтов
Воспроизведение без письменного разрешения Фонда запрещено
© Издательский дом «Никея», 2015
© Фонд по управлению наследственным имуществом
Иосифа Бродского.
Сергей Аверинцев
(1937–2004)
Благовещенье
- Вода, отстаиваясь, отдает
- осадок дну, и глубина яснеет.
- Меж голых, дочиста отмытых стен,
- где глинян пол и низок свод; в затворе
- меж четырех углов, где отстоялась
- такая тишина, что каждой вещи
- возвращена существенность: где камень
- воистину есть камень, в очаге
- огонь – воистину огонь, в бадье
- вода – воистину вода, и в ней
- есть память бездны, осененной Духом, —
- а больше взгляд не сыщет ничего, —
- меж голых стен, меж четырех углов
- стоит недвижно на молитве Дева.
- Отказ всему, что – плоть и кровь; предел
- теченью помыслов. Должны умолкнуть
- земные чувства. Видеть и внимать,
- вкушать, и обонять, и осязать
- единое, в изменчивости дней
- неизменяемое: верность Бога.
- Стоит недвижно Дева, покрывалом
- поникнувшее утаив лицо,
- сокрыв от мира – взор, и мир – от взора;
- вся сила жизни собрана в уме,
- и собран целый ум в едином слове
- молитвы.
- Как бы страшно стало нам,
- когда бы прикоснулись мы к такой
- сосредоточенности, ни на миг
- не позволяющей уму развлечься.
- Нам показалось бы, что этот свет
- есть смерть. Кто видел Бога, тот умрет, —
- закон для персти.
- Праотец людей,
- вкусив и яд греха, и стыд греха,
- еще в раю искал укрыть себя,
- поставить рай между собой и Богом,
- творенье Бога превратив в оплот
- противу Бога, извращая смысл
- подаренного чувствам: видеть все —
- предлог, чтобы не видеть, слышать все —
- предлог, чтобы не слышать; и рассудок
- сменяет помысл помыслом, страшась
- остановиться.
- Всуе мудрецы
- об адамантовых учили гранях,
- о стенах из огня, о кривизне
- пространства: тот незнаемый предел,
- что отделяет ум земной от Бога,
- есть наше невнимание. Когда б
- нам захотеть всей волею – тотчас
- открылось бы, как близок Бог. Едва
- достанет места преклонить колена.
- Но кто же стерпит, вопрошал пророк,
- пылание огня? Кто стерпит жар
- сосредоточенности? Неповинный,
- сказал пророк. Но и сама невинность
- с усилием на эту крутизну
- подъемлется.
- Внимание к тому,
- что плоти недоступно, есть для плоти
- подобье смерти. Мысль пригвождена,
- и распят ум земной; и это – крест
- внимания. Вся жизнь заключена
- в единой точке, словно в жгучей искре,
- все в сердце собрано, и жизнь к нему
- отхлынула. От побелевших пальцев,
- от целого телесного состава
- жизнь отошла – и перешла в молитву.
- Колодезь Божий. Сдержана струя,
- и воды отстоялись. Чистота
- начальная: до дна прозрачна глубь.
- И совершилось то, что совершилось:
- меж голых стен, меж четырех углов
- явился, затворенную без звука
- минуя дверь и словно проступив
- в пространстве нашем из иных глубин,
- непредставимых, волей дав себя
- увидеть, – тот, чье имя: Божья сила.
- Кто изъяснял пророку счет времен
- на бреге Тигра, в огненном явясь
- подобии. Кто к старцу говорил,
- у жертвенника стоя. Божья сила.
- Он видим был – в пространстве,
- но пространству
- давая меру, как отвес и ось,
- неся в себе самом уставы те,
- что движут звездами. Он видим был
- меж голых стен, меж четырех углов,
- как бы живой кристалл иль столп огня.
- И слово власти было на устах,
- неотвратимое. И власть была
- в движенье рук, запечатлевшем слово.
- Он говорил. Он обращался к Ней.
- Учтивость неба: он Ее назвал
- по имени. Он окликал Ее
- тем именем земным, которым мать
- Ее звала, лелея в колыбели:
- Мария! Так, как мы Ее зовем
- в молитвах: Благодатная Мария!
- Но странен слуху был той речи звук:
- не лепет губ, и языка, и неба,
- в котором столько влажности, не выдох
- из глуби легких, кровяным теплом
- согретых, и не шум из недр гортани, —
- но так, как будто свет заговорил;
- звучание без плоти и без крови,
- легчайшее, каким звезда звезду
- могла б окликнуть: «Радуйся, Мария!»
- Звучала речь, как бы поющий свет:
- «О Благодатная—Господь с Тобою —
- между женами Ты благословенна».
- Учтивость неба? Ум, осиль: Того,
- Кто создал небеса. Коль эта весть
- правдива, через Вестника Творец
- приветствует творение. Ужель
- вернулось время на заре времен
- неоскверненной: миг, когда судил
- Создатель о земле Своей: «Добро
- Зело», – и ликовали звезды? Где ж
- проклятие земле? Где, дочерь Евы?
- И все легло на острие меча.
- О, лезвие, что пронизало разум до
- сердцевины. Ты, что призвана:
- как знать, что это не соблазн? Как знать,
- что это не зиянье древней бездны
- безумит мысль? Что это не глумленье
- из-за пределов мира, из-за грани
- последнего запрета?
- Сколько дев
- языческих, в чьем девстве – пустота
- безлюбия, на горделивых башнях
- заждались гостя звездного, чтоб он
- согрел их холод, женскую смесив
- с огнем небесным кровь; из века в век
- сидели по затворам Вавилона
- служанки злого таинства, невесты
- небытия; и молвилась молва
- о высотах Ермонских, где сходили
- для странных браков к дочерям людей
- во славе неземные женихи,
- премудрые, – и покарал потоп
- их древний грех.
- Но здесь – иная Дева,
- в чьей чистоте – вся ревность всех пророков
- Израиля, вся ярость Илии,
- расторгнувшая сеть Астарты; Дева,
- возросшая под заповедью той,
- что верному велит: не принимать
- языческого бреда о Невесте
- превознесенной. Разве не навек
- отсечено запретное?
- Но Вестник
- уже заговорил опять, и речь
- его была прозрачна, словно грань
- между камней твердейшего, и так
- учительно ясна, чтобы воззвать
- из оторопи ум, смиряя дрожь:
- «Не бойся, Мариам; Ты не должна
- страшиться, ибо милость велика
- Тебе от Бога».
- О, не лесть: ни слова
- о славе звездной: все о Боге, только
- о Боге. Испытуется душа:
- воистину ли веруешь, что Бог
- есть Милостивый? – и дает ответ:
- воистину! До самой глубины:
- воистину! Из сердцевины сердца:
- воистину! Как бы младенца плач,
- стихает смута мыслей, и покой
- нисходит. Тот, кто в Боге утвержден,
- да не подвижется. О, милость, милость,
- как ты тверда.
- И вновь слова звучат
- и ум внимает:
- «Ты зачнешь во чреве,
- И Сын родится от Тебя, и дашь
- Ему Ты имя: Иисус – Господь
- спасает».
- Имя силы, что во дни
- Навиновы гремело. Солнце, стань
- над Гаваоном и луна – над долом
- Аиалон!
- «И будет Он велик,
- и назовут Его правдиво Сыном
- Всевышнего; и даст Ему Господь
- престол Давида, пращура Его,
- и воцарится Он над всем народом
- избрания, и царствию Его
- конца не будет».
- Нет, о, нет конца
- отверстой глуби света. Солнце правды,
- от века чаянное, восстает
- возрадовать народы; на возврат
- обращена река времен, и царство
- восстановлено во славе, как во дни
- начальные. О, слава, слава – злато
- без примеси, без порчи: наконец,
- о, наконец Господь в Своем дому —
- хозяин, и сбываются слова
- обетований. Он приходит – Тот,
- чье имя чудно: Отрок, Отрасль – тонкий
- росток процветший, царственный побег
- от корня благородного; о Ком
- порой в загадках, а порой с нежданным
- дерзанием от века весть несли
- сжигаемые вестью; Тот, пред Кем
- в великом страхе лица сокрывают
- Шестикрылатые —
- Но в тишине
- неимоверной ясно слышен голос
- Отроковицы – ломкий звук земли
- над бездной неземного; и слова
- текут – студеный и прозрачный ток
- трезвейшей влаги: Внятен в тишине,
- меж голых стен, меж четырех углов
- вопрос:
- «Как это будет, если я
- не знаю мужа?» —
- Голос человека
- пред крутизной всего, что с человеком
- так несоизмеримо. О, зарок
- стыдливости: блюдут ли небеса,
- что человек блюдет? Не пощадит —
- иль пощадит Незримый волю Девы
- и выбор Девы? О, святой затвор
- обета, в тесноте телесной жизни
- хранимого; о, как он устоит
- перед безмерностию, что границ
- не знает? Наставляемой мольба
- о наставлении: «как это будет?» —
- Дверь мороку закрыта. То, что Божье,
- откроет только Бог. На все судил
- Он времена: «Мои пути – не ваши
- пути». Господне слово твердо. Тайну
- гадания не разрешат. Не тем,
- кто испытует Божий мрак, себя
- обманывая сами, свой ответ
- безмолвию подсказывая, бездне
- нашептывая, – тем, кто об ответе
- всей слезной болью молит, всей своей
- неразделенной волей, подается
- ответ.
- И Вестник говорит, и вновь
- внимает Наставляемая, ум
- к молчанию понудив:
- «Дух Святой —
- тот Огнь живой, что на заре времен
- витал над бездной, из небытия
- тварь воззывая, возгревая вод
- глубь девственную, – снидет на Тебя;
- и примет в сень Свою Тебя, укрыв
- как бы покровом Скинии, крыла
- Шехины простирая над Тобой,
- неотлучима от Тебя, как Столп
- святой – в ночи, во дни – неотлучим
- был от Израиля, как слава та,
- что осияла новозданный храм
- и соприсущной стала, раз один
- в покой войдя, – так осенит Тебя
- Всевышнего всезиждущая сила».
- О, сила. Тот, чье имя – Божья сила,
- учил о Силе, что для всякой силы
- дает исток. Господень ли глагол
- без силы будет? Сила ль изнеможет
- перед немыслимым, как наша мысль
- изнемогает?
- Длилось, длилось слово
- учительное Вестника – и вот
- что чудно было:
- ангельская речь —
- как бы не речь, а луч, как бы звезда,
- глаголющая – что же возвещала
- она теперь? Какой брала пример
- для проповеди? Чудо – о, но чудо
- житейское; для слуха Девы – весть
- семейная, как искони ведется
- между людьми, в стесненной теплоте
- плотского, родового бытия,
- где жены в участи замужней ждут
- рождения дитяти, где неплодным
- лишь слезы уготованы. И Дева
- семейной вести в ангельских устах
- внимала – делу силы Божьей.
- «Вот
- Елисавета, сродница Твоя,
- Бесплодной нарицаемая, сына
- в преклонных летах зачала; и месяц
- уже шестой ее надеждам».
- Знак
- так близок для Внимающей, да будет
- Ей легче видеть: как для Бога все
- возможно – и другое: как примера
- смирение – той старицы стыдливо
- таимая, в укроме тишины
- лелеемая радость – гонит прочь
- все призраки, все тени, все подобья
- соблазна древнего. Недоуменье
- ушло, и твердо стало сердце, словно
- Господней силой огражденный град.
- И совершилось то, что совершилось:
- как бы свидетель правомочный, Вестник
- внимал, внимали небеса небес,
- внимала преисподняя, когда
- слова сумела выговорить Дева
- единственные, что звучат, вовеки
- не умолкая, через тьму времен
- глухонемую:
- «Се, раба Господня;
- да будет мне по слову Твоему».
- И Ангел от Марии отошел.
Благовещенская песнь
- Ангел предстал Гедеону
- и сказал ему: «Господь с тобою!»
- Он ведет тебя путем неизвестным,
- и верность Его – вовеки.
- Он явит для тебя чудо,
- знаменье Своей правды:
- сойдут небесные росы, напитают руно на камне.
- Он ведет тебя путем неизвестным,
- Он ведет тебя путем веры.
- Не в числе воинов спасенье,
- не во многом множестве рати:
- с тремястами лакавших воду
- ты низложишь гордых и сильных,
- и дрогнут враги от вопля:
- «Меч Господа и Гедеона!»
- Ангел предстал Благодатной
- и сказал Ей: «Господь с Тобою!
- Он ведет Тебя путем неизвестным,
- Он ведет Тебя за все пределы.
- Он явит для Тебя чудо,
- знаменье Своей силы:
- сойдут небесные росы
- на руно Твоего Девства.
- Не в громах и гласе трубном,
- но тихо, как роса на травы,
- сойдет на Тебя действо Духа,
- осенит Тебя Всевышнего сила.
- Все у Бога возможно,
- и милость Его – шире неба,
- милость выше созвездий,
- милость глубже преисподней,
- милость – без меры и предела,
- но вмести ее в Твоем сердце.
- Как от века твердили Пророки,
- пели боговещие Жены,
- Дева зачнет во чреве,
- Сына родит Отроковица.
- Сбываются древние обеты,
- от слова сбываются до слова!
- Ты наречешь Ему имя,
- как весть вечного спасенья;
- примет Он престол Давида,
- царство в народе верных;
- цари земные изнемогут,
- но царство Его – вовеки.
- Не в злате и сребре богатство,
- не в коне и всаднике – сила:
- Он трости надломленной не сломит,
- курящегося льна не угасит,
- как овца, пойдет на закланье,
- не отверзнет уст Своих, как агнец, —
- и дрогнет мощь Аваддона
- пред кротостью Его страшной;
- и преклонится всякое колено
- небесных, земных и преисподних
- о имени Твоего Сына,
- Льва от колена Иуды».
Алексей Апухтин
(1840–1893)
24 декабря
- Восторженный канон Дамаскина
- У всенощной сегодня пели,
- И умилением душа была полна,
- И чудные слова мне душу разогрели.
- «Владыка в древности чудесно спас народ…»
- О верю, верю. Он и в наши дни придет
- И чудеса свершит другие.
- О Боже! не народ – последний из людей
- Зовет Тебя, тоскою смертной полный…
- В моей душе бушуют также волны
- Воспоминаний и страстей.
- Он волны осушил морские
- О, осуши же их своей могучей дланью!
- Как солнцем освети греховных мыслей тьму…
- О, снизойди к ничтожному созданью!
- О, помоги неверью моему!
Белла Ахмадулина
(1937–2010)
Елка в больничном коридоре
- В коридоре больничном поставили елку. Она
- и сама смущена, что попала в обитель страданий.
- В край окна моего ленинградская входит луна
- и недолго стоит: много окон и много стояний.
- К той старухе, что бойко бедует на свете одна,
- переходит луна, и доносится шорох стараний
- утаить от соседок, от злого непрочного сна
- нарушенье порядка, оплошность запретных рыданий.
- Всем больным стало хуже. Но все же – канун Рождества.
- Завтра кто-то дождется известий, гостинцев, свиданий.
- Жизнь со смертью – в соседях. Каталка всегда не пуста —
- лифт в ночи отскрипит равномерность ее упаданий.
- Вечно радуйся, Дево! Младенца ты в ночь принесла.
- Оснований других не оставлено для упований,
- но они так важны, так огромны, так несть им числа,
- что прощен и утешен безвестный затворник подвальный.
- Даже здесь, в коридоре, где елка – причина для слез
- (не хотели ее, да сестра заносить повелела),
- сердце бьется и слушает, и – раздалось, донеслось:
- – Эй, очнитесь! Взгляните – восходит Звезда Вифлеема.
- Достоверно одно: воздыханье коровы в хлеву,
- поспешанье волхвов и неопытной Матери локоть,
- упасавший Младенца с отметиной чудной во лбу.
- Остальное – лишь вздор, затянувшейся лжи мимолетность.
- Этой плоти больной, изврежденной трудом и войной,
- что нужней и отрадней столь просто описанной сцены?
- Но корят – то вином, то другою какою виной
- и питают умы рыбьей костью обглоданной схемы.
- Я смотрела, как день занимался в десятом часу:
- каплей был и блестел, как бессмысленный черный фонарик, —
- там, в окне и вовне. Но прислышалось общему сну:
- в колокольчик на елке названивал крошка звонарик.
- Занимавшийся день был так слаб, неумел, неказист.
- Цвет – был меньше, чем розовый: родом из робких, не резких.
- Так на девичьей шее умеет мерцать аметист.
- Все потупились, глянув на кроткий и жалобный крестик.
- А как стали вставать, с неохотой глаза открывать,
- вдоль метели пронесся трамвай, изнутри золотистый.
- Все столпились у окон, как дети:
- – Вот это трамвай!
- Словно окунь, ушедший с крючка:
- весь пятнистый, огнистый.
- Сели завтракать, спорили, вскоре устали, легли.
- Из окна вид таков, что невидимости Ленинграда
- или невидали мне достанет для слез и любви.
- – Вам не надо чего-нибудь?
- – Нет, ничего нам не надо.
- Мне пеняли давно, что мои сочиненья пусты.
- Сочинитель пустот, в коридоре смотрю на сограждан.
- Матерь Божия! Смилуйся!
- Сына о том же проси.
- В день Рожденья Его дай молиться и плакать о каждом!
Юргис Балтрушайтис
(1873–1944)
Вифлеемская звезда
- Дитя судьбы, свой долг исполни,
- Приемля боль, как высший дар…
- И будет мысль – как пламя молний,
- И будет слово – как пожар!
- Вне розни счастья и печали,
- Вне спора тени и луча,
- Ты станешь весь – как гибкость стали,
- И станешь весь – как взмах меча…
- Для яви праха умирая,
- Ты в даль веков продлишь свой час,
- И возродится чудо рая,
- От века дремлющее в нас, —
- И звездным светом – изначально —
- Омыв все тленное во мгле,
- Раздастся колокол венчальный,
- Еще неведомый земле!
Владимир Бенедиктов
(1807–1873)
Елка
Отрывок
- Елка, дикую красу
- Схоронив глубоко,
- Глухо выросла в лесу,
- От людей далеко.
- Ствол под жесткою корой,
- Зелень – все иголки,
- И смола слезой, слезой
- Каплет с бедной елки.
- Не растет под ней цветок,
- Ягодка не спеет;
- Только осенью грибок,
- Мхом прикрыт – краснеет.
- Вот сочельник Рождества:
- Елку подрубили
- И в одежду торжества
- Ярко нарядили.
- Вот на елке – свечек ряд,
- Леденец крученый,
- В гроздьях сочный виноград,
- Пряник золоченый.
- Вмиг плодами поросли
- Сумрачные ветки;
- Елку в комнату внесли:
- – Веселитесь, детки!
- Вот игрушки вам. – А тут,
- Отойдя в сторонку,
- Жду я, что-то мне дадут —
- Старому ребенку?
- Нет, играть я не горазд:
- Годы улетели.
- Пусть же кто-нибудь подаст
- Мне хоть ветку ели.
- Буду я ее беречь, —
- Страждущий проказник, —
- До моих последних свеч,
- На последний праздник.
- К возрожденью я иду;
- Уж настал сочельник:
- Скоро на моем ходу
- Нужен будет ельник.
Привет старому 1858 году
- А! Новый! – Ну, милости просим.
- Пожалуйте. – Только уж – нет —
- Не вам, извините, приносим,
- А старому году привет.
- Характер ваш нам неизвестен,
- Вы молоды слишком пока, —
- А старый и добр был, и честен,
- И можно почтить старика.
- К чему же хитрить, лицемерить,
- Заране сплетая вам лесть?
- Нам трудно грядущему верить,
- Мы верим тому, что уж есть.
- А есть уже доброго много,
- От доброго семени плод
- Не худ будет с помощью Бога.
- Не худ был и старенький год.
- По солнцу он шел, как учитель,
- С блестящей кометой на лбу,
- И многих был зол обличитель, —
- С невежеством вел он борьбу.
- И мир был во многом утешен
- И в прозе, и в звуке стиха,
- А если в ином был он грешен,
- Так где же и кто ж без греха?
- Да! В медные головы, в груди
- Стучит девятнадцатый век.
- Внизу начинаются люди,
- И есть наверху Человек.
- Его от души поздравляем…
- Не нужно его называть.
- Один он – и только, мы знаем,
- Один он – душа, благодать.
- Один… за него все молитвы.
- Им внешняя брань перешла
- В святые, крестовые битвы
- С домашнею гидрою зла.
На 1861 год
- «О Господи! Как время-то идет!» —
- Твердило встарь прабабушкино племя,
- И соглашался с этим весь народ.
- Да полно, так ли? Движется ли время?
- У нас в речах подчас неверен слог,
- Толкуем мы о прошлом, преходящем
- И будущем, а в целом – мир и Бог
- Всегда живут в одном лишь настоящем.
- И нету настоящему конца,
- И нет начала. Люди вздор городят
- О времени, – оно для мудреца
- Всегда стоит, они ж идут, проходят
- Или плывут по жизненной реке
- И к берегам относят то движенье,
- Которое на утлом челноке
- Свершают сами. Всюду – заблужденье.
- О род людской! Морщины лбов
- Считает он, мытарства и невзгоды,
- Число толчков, число своих гробов
- И говорит: «Смотрите! Это – годы.
- Вот счет годов – по надписям гробниц,
- По памятникам, храмам, обелискам».
- Не полно ль годы цифрами считать
- И не пора ль меж новостей, открытий
- Открытому сознанью место дать,
- Что мир созрел для дел и для событий?
- О, вознесись к Творцу, хвалебный глас,
- От всей России в упованье смелом,
- Что новый год, быть может, и для нас
- Означится великим, чудным делом!
- О, если б только – в сторону мечи!
- И если бы средь жизненного пира
- Кровь не лилась! Господь нас научи
- Творить дела путем любви и мира!
- Воистину то был бы новый год,
- И новый век, и юбилей наш новый
- И весь людской возликовал бы род,
- Объят всемирной Церковью Христовой.
Валентин Берестов
(1928–1998)
«В день Рождения Христа…»
- В день Рождения Христа
- В мир вернулась красота.
- Январский лед сиянье льет.
- Январский наст пропасть не даст.
- Январский снег нарядней всех:
- Днем искрометный и цветной
- И так сияет под луной.
- И каждый из январских дней
- Чуть-чуть, но прежнего длинней.
- И так пригоден для пиров
- И встреч – любой из вечеров.
Ясли
- Ясли, – так мечтал один ребенок, —
- Можно склеить из цветных картонок,
- Сделать из бумаги золотой
- Пастухов с Рождественской звездой.
- Ослик, вол – какая красота! —
- Встанут рядом с яслями Христа.
- Вот они – в одеждах позолоченных
- Три царя из дивных стран восточных.
- По пустыне в ожиданье чуда
- Их везут послушные верблюды.
- А Христос-Младенец? В этот час
- Он в сердцах у каждого у нас!
Колыбельная елочке
- Спи, елочка-деточка, под пенье метели.
- Я снегом пушистым тебя уберу.
- Усни на коленях у матушки-ели,
- Такая зеленая в белом бору.
- Усни и не слушай ты всякого вздора,
- Ни ветра, ни зверя, ни птиц, никого!
- Как будто возьмут нашу елочку скоро
- И в дом увезут, чтоб встречать Рождество.
- Нет, в чан с оторочкой из старой бумаги
- Тебя не поставят у всех на виду.
- Не будешь держать ты гирлянды и флаги,
- Игрушки и свечи, шары и звезду.
- Нет, спрячешь ты заиньку – длинные ушки,
- Тебя разукрасят метель и мороз,
- И вспыхнет звезда у тебя на макушке
- В тот час, как родился Младенец Христос.
Сергей Бехтеев
(1879–1954)
Святая ночь
Слава в вышних Богу, и на земли
мир, в человецех благоволение!
Лк. 2: 14
- Ночь и мороз на дворе;
- Ярко созвездья горят;
- В зимнем седом серебре
- Молча деревья стоят.
- Дивен их снежный убор:
- Искр переливчатый рой
- Радует трепетный взор
- Дивной стоцветной игрой.
- Блещут в Тобольске огни,
- В мраке сверкая, дрожат;
- Здесь в заточеньи они
- Скорбью монаршей скорбят.
- Здесь, далеко от людей,
- Лживых и рабских сердец,
- В страхе за милых детей,
- Спит их Державный Отец.
- Искрятся звезды, горя,
- К окнам изгнанников льнут,
- Смотрят на ложе Царя,
- Смотрят и тихо поют:
- «Спи, Страстотерпец Святой,
- С кротким Семейством Своим;
- Ярким венцом над Тобой
- Мы величаво горим.
- Спи, покоряясь судьбе,
- Царь побежденной страны;
- Ночь да откроет Тебе
- Вещие, светлые сны.
- Спи без тревог на челе
- В тихую ночь Рождества:
- Мы возвещаем земле
- Дни Твоего торжества.
- Светочи ангельских слез
- Льются, о правде скорбя;
- Кроткий Младенец Христос
- Сам охраняет Тебя!»
Александр Блок
(1880–1921)
Ночь на Новый год
- Лежат холодные туманы,
- Горят багровые костры.
- Душа морозная Светланы
- В мечтах таинственной игры.
- Скрипнет снег – сердца займутся —
- Снова тихая луна.
- За воротами смеются,
- Дальше – улица темна.
- Дай взгляну на праздник смеха,
- Вниз сойду, покрыв лицо!
- Ленты красные – помеха,
- Милый глянет на крыльцо…
- Но туман не шелохнется,
- Жду полу́ночной поры.
- Кто-то шепчет и смеется,
- И горят, горят костры…
- Скрипнет снег – в морозной дали
- Тихий, ќрадущийся свет.
- Чьи-то санки пробежали…
- «Ваше имя?» Смех в ответ.
- Вот поднялся вихорь снежный,
- Побелело всё крыльцо…
- И смеющийся и нежный
- Закрывает мне лицо…
- Лежат холодные туманы,
- Бледнея, ќрадется луна.
- Душа задумчивой Светланы
- Мечтой чудесной смущена…
«Три светлых царя из восточной страны…»
- Три светлых царя из восточной страны
- Стучались у всяких домишек,
- Справлялись: как пройти в Вифлеем?
- У девочек всех, у мальчишек.
- Ни старый, ни малый не мог рассказать,
- Цари прошли все страны;
- Любовным лучом золотая звезда
- В пути разгоняла туманы.
- Над домом Иосифа встала звезда,
- Они туда постучали;
- Мычал бычок, кричало Дитя,
- Три светлых царя распевали.
«Был вечер поздний и багровый…»
- Был вечер поздний и багровый,
- Звезда-предвестница взошла.
- Над бездной плакал голос новый —
- Младенца Дева родила.
- На голос тонкий и протяжный,
- Как долгий визг веретена,
- Пошли в смятеньи старец важный,
- И царь, и отрок, и жена.
- И было знаменье и чудо:
- В невозмутимой тишине
- Среди толпы возник Иуда
- В холодной маске, на коне.
- Владыки, полные заботы,
- Послали весть во все концы,
- И на губах Искариота
- Улыбку видели гонцы.
«Кто плачет здесь? На мирные ступени…»
- Кто плачет здесь? На мирные ступени
- Всходите все – в открытые врата.
- Там – в глубине – Мария ждет молений,
- Обновлена Рождением Христа.
- Скрепи свой дух надеждой высшей доли,
- Войди и ты, печальная жена.
- Твой милый пал, но весть в кровавом поле
- Весть о Любви – по-прежнему ясна.
- Здесь места нет победе жалких тлений,
- Здесь всё – Любовь. В открытые врата
- Входите все. Мария ждет молений,
- Обновлена Рождением Христа.
Сочельник в лесу
- Ризу накрест обвязав,
- Свечку к палке привязав,
- Реет ангел невелик,
- Реет лесом, светлолик.
- В снежно-белой тишине
- От сосны порхнет к сосне,
- Тронет свечкою сучок —
- Треснет, вспыхнет огонек,
- Округлится, задрожит,
- Как по нитке, побежит
- Там и сям, и тут, и здесь…
- Зимний лес сияет весь!..
- Так легко, как снежный пух,
- Рождества крылатый дух
- Озаряет небеса,
- Сводит праздник на леса,
- Чтоб от неба и земли
- Светы встретиться могли,
- Чтоб меж небом и землей
- Загорелся луч иной,
- Чтоб от света малых свеч
- Длинный луч, как острый меч,
- Сердце светом пронизал,
- Путь неложный указал.
Рождество
- Звонким колокол ударом
- Будит зимний воздух.
- Мы работали недаром —
- Будет светел отдых.
- Серебрится легкий иней
- Около подъезда,
- Серебристые на синей
- Ясной тверди звезды.
- Как прозрачен, белоснежен
- Блеск узорных окон!
- Как пушист и мягко нежен
- Золотой твой локон!
- Как тонка ты в красной шубке,
- С бантиком в косице!
- Засмеешься – вздрогнут губки,
- Задрожат ресницы.
- Веселишь ты всех прохожих —
- Молодых и старых,
- Некрасивых и пригожих,
- Толстых и поджарых.
- Подивятся, улыбнутся,
- Поплетутся дале,
- Будто вовсе, как смеются
- Дети, не видали.
- И пойдешь ты дальше с мамой
- Покупать игрушки
- И рассматривать за рамой
- Звезды и хлопушки…
- Сестры будут куклам рады,
- Братья просят пушек,
- А тебе совсем не надо
- Никаких игрушек.
- Ты сама нарядишь елку
- В звезды золотые
- И привяжешь к ветке колкой
- Яблоки большие.
- Ты на елку бусы кинешь,
- Золотые нити.
- Ветки крепкие раздвинешь,
- Крикнешь: «Посмотрите!»
- Крикнешь ты, поднимешь ветку,
- Тонкими руками…
- А уж там смеется дедка
- С белыми усами!
Иосиф Бродский
(1940–1996)
Рождество
- Спаситель родился в лютую стужу.
- В пустыне пылали пастушьи костры.
- Буран бушевал и выматывал душу
- из бедных царей, доставлявших дары.
- Верблюды вздымали лохматые ноги.
- Выл ветер. Звезда, пламенея в ночи,
- смотрела, как трех караванов дороги
- сходились в пещеру Христа, как лучи.
Рождество 1963 года
- Волхвы пришли. Младенец крепко спал.
- Звезда светила ярко с небосвода.
- Холодный ветер снег в сугроб сгребал.
- Шуршал песок. Костер трещал у входа.
- Дым шел свечой. Огонь вился крючком.
- И тени становились то короче,
- то вдруг длинней. Никто не знал кругом,
- что жизни счет начнется с этой ночи.
- Волхвы пришли. Младенец крепко спал.
- Крутые своды ясли окружали.
- Кружился снег. Клубился белый пар.
- Лежал Младенец, и дары лежали.
24 декабря 1971 года
V. S.
- В Рождество все немного волхвы.
- В продовольственных слякоть и давка.
- Из-за банки кофейной халвы
- производит осаду прилавка
- грудой свертков навьюченный люд:
- каждый сам себе царь и верблюд.
- Сетки, сумки, авоськи, кульки,
- шапки, галстуки, сбитые набок.
- Запах водки, хвои и трески,
- мандаринов, корицы и яблок.
- Хаос лиц, и не видно тропы
- в Вифлеем из-за снежной крупы.
- И разносчики скромных даров
- в транспорт прыгают, ломятся в двери,
- исчезают в провалах дворов,
- даже зная, что пусто в пещере:
- ни животных, ни яслей, ни Той,
- над Которою – нимб золотой.
- Пустота. Но при мысли о ней
- видишь вдруг как бы свет ниоткуда.
- Знал бы Ирод, что чем он сильней,
- тем верней, неизбежнее чудо.
- Постоянство такого родства —
- основной механизм Рождества.
- То и празднуют нынче везде,
- что Его приближенье, сдвигая
- все столы. Не потребность в звезде
- пусть еще, но уж воля благая
- в человеках видна издали,
- и костры пастухи разожгли.
- Валит снег; не дымят, но трубят
- трубы кровель. Все лица как пятна.
- Ирод пьет. Бабы прячут ребят.
- Кто грядет – никому не понятно:
- мы не знаем примет, и сердца
- могут вдруг не признать пришлеца.
- Но, когда на дверном сквозняке
- из тумана ночного густого
- возникает фигура в платке,
- и Младенца, и Духа Святого
- ощущаешь в себе без стыда;
- смотришь в небо и видишь – звезда.
Сретенье
Анне Ахматовой
- Когда Она в церковь впервые внесла
- Дитя, находились внутри из числа
- людей, находившихся там постоянно,
- Святой Симеон и пророчица Анна.
- И старец воспринял Младенца из рук
- Марии; и три человека вокруг
- Младенца стояли, как зыбкая рама,
- в то утро, затеряны в сумраке храма.
- Тот храм обступал их, как замерший лес.
- От взглядов людей и от взоров небес
- вершины скрывали, сумев распластаться,
- в то утро Марию, пророчицу, старца.
- И только на темя случайным лучом
- свет падал Младенцу; но Он ни о чем
- не ведал еще и посапывал сонно,
- покоясь на крепких руках Симеона.
- А было поведано старцу сему,
- о том, что увидит он смертную тьму
- не прежде, чем Сына увидит Господня.
- Свершилось. И старец промолвил: «Сегодня,
- реченное некогда слово храня,
- Ты с миром, Господь, отпускаешь меня,
- затем что глаза мои видели это
- Дитя: Он – Твое продолженье и света
- источник для идолов чтящих племен,
- и слава Израиля в Нем». – Симеон
- умолкнул. Их всех тишина обступила.
- Лишь эхо тех слов, задевая стропила,
- кружилось какое-то время спустя
- над их головами, слегка шелестя
- под сводами храма, как некая птица,
- что в силах взлететь, но не в силах спуститься.
- И странно им было. Была тишина
- не менее странной, чем речь. Смущена,
- Мария молчала. «Слова-то какие…»
- И старец сказал, повернувшись к Марии:
- «В лежащем сейчас на раменах Твоих
- паденье одних, возвышенье других,
- предмет пререканий и повод к раздорам.
- И тем же оружьем, Мария, которым
- терзаема плоть Его будет, Твоя
- душа будет ранена. Рана сия
- даст видеть Тебе, что сокрыто глубоко
- в сердцах человеков, как некое око».
- Он кончил и двинулся к выходу. Вслед
- Мария, сутулясь, и тяжестью лет
- согбенная Анна безмолвно глядели.
- Он шел, уменьшаясь в значеньи и в теле
- для двух этих женщин под сенью колонн.
- Почти подгоняем их взглядами, он
- шел молча по этому храму пустому
- к белевшему смутно дверному проему.
- И поступь была стариковски тверда.
- Лишь голос пророчицы сзади когда
- раздался, он шаг придержал свой немного:
- но там не его окликали, а Бога
- пророчица славить уже начала.
- И дверь приближалась. Одежд и чела
- уж ветер коснулся, и в уши упрямо
- врывался шум жизни за стенами храма.
- Он шел умирать. И не в уличный гул он,
- дверь отворивши руками, шагнул,
- но в глухонемые владения смерти.
- Он шел по пространству, лишенному тверди,
- он слышал, что время утратило звук.
- И образ Младенца с сияньем вокруг
- пушистого темени смертной тропою
- душа Симеона несла пред собою,
- как некий светильник, в ту черную тьму,
- в которой дотоле еще никому
- дорогу себе озарять не случалось.
- Светильник светил, и тропа расширялась.
«Снег идет, оставляя весь мир в меньшинстве…»
- Снег идет, оставляя весь мир в меньшинстве.
- В эту пору – разгул Пинкертонам,
- и себя настигаешь в любом естестве
- по небрежности оттиска в оном.
- За такие открытья не требуют мзды;
- тишина по всему околотку.
- Сколько света набилось в осколок звезды,
- на ночь глядя! как беженцев в лодку.
- Не ослепни, смотри! Ты и сам сирота,
- отщепенец, стервец, вне закона.
- За душой, как ни шарь, ни черта. Изо рта —
- пар клубами, как профиль дракона.
- Помолись лучше вслух, как второй Назорей,
- за бредущих с дарами в обеих
- половинках земли самозваных царей
- и за всех детей в колыбелях.
Рождественская звезда
- В холодную пору, в местности, привычной
- скорей к жаре,
- чем к холоду, к плоской поверхности более,
- чем к горе,
- Младенец родился в пещере, чтоб мир спасти;
- мело, как только в пустыне может
- зимой мести.
- Ему все казалось огромным: грудь матери,
- желтый пар
- из воловьих ноздрей, волхвы —
- Балтазар, Гаспар,
- Мельхиор; их подарки, втащенные сюда.
- Он был всего лишь точкой. И точкой была
- звезда.
- Внимательно, не мигая, сквозь редкие облака,
- на лежащего в яслях ребенка издалека,
- из глубины Вселенной, с другого ее конца,
- звезда смотрела в пещеру. И это был взгляд Отца.
Бегство в Египет
- …погонщик возник неизвестно откуда.
- В пустыне, подобранной небом для чуда,
- по принципу сходства, случившись ночлегом,
- они жгли костер. В заметаемой снегом
- пещере, своей не предчувствуя роли,
- Младенец дремал в золотом ореоле
- волос, обретавших стремительно навык
- свеченья – не только в державе чернявых,
- сейчас, но и вправду подобно звезде,
- покуда земля существует: везде.
«Представь, чиркнув спичкой, тот вечер в пещере…»
- Представь, чиркнув спичкой, тот вечер в пещере,
- используй, чтоб холод почувствовать, щели
- в полу, чтоб почувствовать голод – посуду,
- а что до пустыни, пустыня повсюду.
- Представь, чиркнув спичкой, ту полночь в пещере,
- огонь, очертанья животных, вещей ли,
- и – складкам смешать дав лицо с полотенцем —
- Марию, Иосифа, сверток с Младенцем.
- Представь трех царей, караванов движенье
- к пещере; верней, трех лучей приближенье
- к звезде, скрип поклажи, бренчание ботал
- (Младенец покамест не заработал
- на колокол с эхом в сгустившейся сини).
- Представь, что Господь в Человеческом Сыне
- впервые Себя узнает на огромном
- впотьмах расстояньи: бездомный в бездомном.
«Неважно, что было вокруг, и неважно…»
- Неважно, что было вокруг, и неважно,
- о чем там пурга завывала протяжно,
- что тесно им было в пастушьей квартире,
- что места другого им не было в мире.
- Во-первых, они были вместе. Второе,
- и главное, было, что их было трое,
- и все, что творилось, варилось, дарилось
- отныне, как минимум, на три делилось.
- Морозное небо над ихним привалом
- с привычкой большого склоняться над малым
- сверкало звездою – и некуда деться
- ей было отныне от взгляда Младенца.
- Костер полыхал, но полено кончалось;
- все спали. Звезда от других отличалась
- сильней, чем свеченьем, казавшимся лишним,
- способностью дальнего смешивать с ближним.
Presepio[1]
- Младенец, Мария, Иосиф, цари,
- скотина, верблюды, их поводыри,
- в овчине до пят пастухи-исполины —
- все стало набором игрушек из глины.
- В усыпанном блестками ватном снегу
- пылает костер. И потрогать фольгу
- звезды пальцем хочется; собственно, всеми
- пятью – как Младенцу тогда в Вифлееме.
- Тогда в Вифлееме все было крупней.
- Но глине приятно с фольгою над ней
- и ватой, розбросанной тут как попало,
- играть роль того, что из виду пропало.
- Теперь Ты огромней, чем все они. Ты
- теперь с недоступной для них высоты —
- полночным прохожим в окошко конурки
- из космоса смотришь на эти фигурки.
- Там жизнь продолжается, так как века
- одних уменьшают в объеме, пока
- другие растут – как случилось с Тобою.
- Там бьются фигурки со снежной крупою,
- и самая меньшая пробует грудь.
- И тянет зажмуриться, либо – шагнуть
- в другую галактику, в гулкой пустыне
- которой светил – как песку в Палестине.
Колыбельная
- Родила тебя в пустыне я не зря.
- Потому что нет в помине в ней царя.
- В ней искать тебя напрасно.
- В ней зимой стужи больше, чем пространства в ней самой.
- У одних – игрушки, мячик, дом высок.
- У тебя для игр ребячьих – весь песок.
- Привыкай, сынок, к пустыне как к судьбе.
- Где б ты ни был, жить отныне в ней тебе.
- Я тебя кормила грудью.
- А она приучила взгляд к безлюдью, им полна.
- Той звезде, на расстояньи
- страшном, в ней
- твоего чела сиянье,
- знать, видней.
- Привыкай, сынок, к пустыне.
- Под ногой, окромя нее, твердыни нет другой.
- В ней судьба открыта взору за версту.
- В ней легко узнаешь гору по кресту.
- Не людские, знать, в ней тропы!
- Велика и безлюдна она, чтобы шли века.
- Привыкай, сынок, к пустыне,
- как щепоть
- к ветру, чувствуя, что ты не
- только плоть.
- Привыкай жить с этой тайной:
- чувства те
- пригодятся, знать, в бескрайней
- пустоте.
- Не хужей она, чем эта:
- лишь длинней,
- и любовь к тебе – примета
- места в ней.
- Привыкай к пустыне, милый,
- и к звезде,
- льющей свет с такою силой
- в ней везде,
- точно лампу жжет, о Сыне
- в поздний час
- вспомнив, Тот, Кто сам в пустыне
- дольше нас.
25. XII. 1993
М. Б.
- Что нужно для чуда? Кожух овчара,
- щепотка сегодня, крупица вчера,
- и к пригоршне завтра добавь на глазок
- огрызок пространства и неба кусок.
- И чудо свершится. Зане чудеса,
- к земле тяготея, хранят адреса,
- настолько добраться стремясь до конца,
- что даже в пустыне находят жильца.
- А если ты дом покидаешь – включи
- звезду на прощанье в четыре свечи,
- чтоб мир без вещей освещала она,
- вослед тебе глядя, во все времена.
Бегство в Египет (2)
- В пещере (какой ни на есть, а кров!
- Надежней суммы прямых углов!),
- В пещере им было тепло втроем;
- пахло соломою и тряпьем.
- Соломенною была постель.
- Снаружи молола песок метель.
- И, припоминая его помол,
- спросонья ворочались мул и вол.
- Мария молилась; костер гудел.
- Иосиф, насупясь, в огонь глядел.
- Младенец, будучи слишком мал,
- чтоб делать что-то еще, дремал.
- Еще один день позади – с его
- тревогами, страхами; с «о-го-го»
- Ирода, выславшего войска;
- и ближе еще на один – века.
- Спокойно им было в ту ночь втроем.
- Дым устремлялся в дверной проем,
- чтоб не тревожить их. Только мул
- во сне (или вол) тяжело вздохнул.
- Звезда глядела через порог.
- Единственным среди них, кто мог
- знать, что взгляд ее означал,
- был Младенец; но он молчал.
Иван Бунин
(1870–1953)
Источник звезды
Сирийский апокриф
- В ночь рождения Исы
- Святого, любимого Богом, От востока к закату
- Звезда уводила волхвов.
- В ночь рождения Исы
- По горным тропам и дорогам
- Шли волхвы караваном
- На таинственный зов.
- Камнем крови, рубином
- Горела звезда перед ними,
- Протекала, склонялась, —
- И стала, служенье свершив:
- За долиной, на склоне —
- Шатры и огни в Рефаиме,
- А в долине – источник
- Под ветвями олив.
- И волхвы, славословя,
- Склонились пред теми огнями
- И сказали: «Мы видим
- Святого селенья огни».
- И верблюды припали
- К холодной воде меж камнями:
- След копыт и доныне
- Там, где пили они.
- А звезда покатилась
- И пала в источник чудесный:
- Кто достоин – кто видит
- В источнике темном звезду?
- Только чистые девы,
- Невесты с душой неневестной,
- Обрученные Богу,
- Но и то – раз в году.
Новый Завет
- С Иосифом Господь беседовал в ночи,
- Когда Святая Мать с Младенцем почивала:
- «Иосиф! Близок день, когда мечи
- Перекуют народы на орала.
