Его Уязвимость

Глава 1

– Я сейчас такое расскажу!

Взбудораженный голос подруги с трудом проскальзывает сквозь пелену мыслей.

– К нам новое начальство пожаловало!

Сжимаю в руках телефон.

Черт!

Федя опять мой звонок сбросил.

– Там такой переполох! Всех в главном зале торжеств собирают! Журналисты пороги обивают, я еле протиснулась. Все ждут появления супербосса!

Поджимаю губы в негодовании.

Сложный у меня младший брат. Мысли только о нем. Хоть бы не влип в историю. Очередную…

Вздыхаю тяжело, пока холодные пальцы играют с мобильником. Жду, что у братишки все-таки проснется совесть и он перезвонит, скажет, что все в порядке…

Но, видно, ему совсем наплевать на мои переживания.

– Елецкая! – тычок в бок заставляет встрепенуться и сфокусироваться на горящих предвкушением голубых глазах подруги.

Лена сегодня при параде. Макияж, прическа, лучший костюм. Чем-то референтов глав отделов напоминает.

Так обычно секретарша Олега Петровича щеголяет. Говорят, из Москвы все наряды привозит. Эффектная девушка, немного высокомерная и с нами – простыми сотрудницами, она не общается, в других кругах вертится.

– Лен, слышала я. Весь город с заводом на ушах уже больше месяца стоит. Все ждут, готовятся к прибытию нового начальства, так что я в курсе, – выдавливаю из себя улыбку и опять заглядываю в телефон.

Звонить брату снова?  Не возьмет ведь, он упертый как баран.

– Эх, представляете себе масштаб нового руководителя?!  – Зина рядом делает смачный глоток чая. – Я даже не знаю, с чем сравнивать…

– Да главное, чтобы новый босс не поувольнял всех. Как там говорят – новая метла по-своему метет. Так что…

Перевожу взгляд на самую старшую из нас – Лидию Александровну. Женщина за сорок с гулькой на затылке, немного полноватая и глубоко замужняя. Поэтому, как остальные девчонки из нашего отдела бухгалтерии, в облаках всеобщей эйфории не витает.

– А вот здесь и я соглашусь. Перемены. Это всегда излом привычного и адаптация к новому.

– Ой, Кать, только философствовать не начинай! – фыркает наша эффектная блондинка, поправляя безукоризненную укладку.

– Вообще-то Катерина дело говорит. Прагматичнее нужно быть, Лена, а не на внешность свою ставить. Новый руководитель… Учитывая всю шумиху и масштаб личности бизнесмена, купившего наш металлургический завод, а заодно и подчинившего себе город, я бы немного призадумалась о будущих перспективах для обыкновенных сотрудников… Хотя кому работать-то здесь, если не нам?

– Дело дрянь…  – едва слышно бурчит под нос подруга, не нравятся ей разумные мысли старшей коллеги, переводит взгляд на меня.

– Опять в облаках витаешь, Катька?! Такое событие в нашем наискучнейшем городе!  Начальство из-за бугра пожаловало…

– Ну пожаловало и пожаловало, нам-то, простым сотрудникам бухгалтерии, что с того? Нам бы на местах своих остаться и то дело.

Пожимаю плечами и спокойно откусываю печенье, запиваю чаем.

Перерыв скоро подойдет к концу, а у меня со вчерашнего дня ни крошки во рту не было.

Нервы. Федор дома не ночевал. Шляется не пойми с кем и где. Совсем меня не слушает, из-за компьютера своего не вылезает…

Вздыхаю горько. Была бы мамочка жива, не было бы в нашей жизни столько проблем. Федька ее слушал беспрекословно, а меня… Нет во мне стержня, который бы моего верзилу подчинил.

Кнопкой обзывает. Вымахал брат. На голову меня уже выше и со спины если посмотреть, мужчина совсем, а как только в лицо заглядываю очкастое, прежнего Федечку своего вижу, младшенького, что всегда хвостиком за мной ходил и на ночь сказку почитать просил.

Вырос Федор. Мужчина почти и… проблемы вместе с ним в геометрической прогрессии вырастают…

– Ты, Катька, со своими проблемами все мимо ушей пропускаешь, оболтуса своего на себе тащишь, все понимаем, ситуацию твою, но ты немного в коллектив хоть вернись, – вторит моим мыслям Лена.

– Эх, этот Кац такой мужчина… хоть одним глазком посмотреть! – талдычит свое. Глаза у нее как при горячке горят. – Он как глянцевая обертка, демонстрирующая жизнь богатых и знаменитых. Такого увидеть вживую – считай, жизнь удалась.

– Скажешь тоже, – прыскаю со смеху.

Зина, встрепенувшись, достает зеркальце и начинает приводить себя в порядок. Макияж подправляет. Полноватая девушка ближе к тридцати. В меру симпатичная.

В нашем крохотном кабинете чувствуется некое напряжение, взбудораженность. В эту самую секунду наш преимущественно женский коллектив окрылен вестью о прибытии металлургического магната в наш город, затерянный на белоснежных равнинах Сибири.

– С его деньгами можно было купить весь округ, а не только завод. Как только такое состояние отгрохал? – вставляет свои звонкие пять копеек Лена. – Он, между прочим, мужчина холостой, неприлично богатый и молодой, глядишь, здесь подольше останется, а?

Опять пожимаю плечами. Вопрос риторический.

Да и вообще этой повальной эйфории по поводу нового владельца нашего металлургического завода я, вместе с нашим главбухом Лидией Александровной, не разделяю. У меня своих забот полон рот.

А то, что этот мужчина видный, богатый, да еще и холост, ровным счетом ничего не значит! Не приехал же он себе жену искать, в самом деле?!

Смешно даже думать.

Отряхиваю платье и трясу головой, отгоняя шальные мысли. Сказка это все, не его я поля ягодка…

Глава 2

Пока подружки восторженно щебечут, я о своем думаю, делаю медленные глотки горячего чая.

В принципе, ажиотаж вокруг личности миллиардера понятен. Приезд воротилы – событие для любого края, а уж в нашем городке с представителями сильного пола не то, чтобы проблема. Но… мужчин всегда меньше, да и хорошие парни, у кого голова светлая, кто при руках с ногами, в другие города перебираются. В Москву, например, как мой одноклассник Паша.

Мы с ним дружили. Планы строили вместе столицу покорять. Но не сложилось… у меня.

Были причины. Мамы не стало и уже не до воздушных замков как-то.

Да и что теперь сожалеть, что не случилось.

Ничего, я приучила себя к мысли, что все у меня, в принципе, очень даже хорошо. Работаю. Учусь в инязе.

Да, не в Москве, но и наш вуз неплох совсем.

Сложно совмещать, конечно, да еще и братец жизнь не облегчает. Честно говоря, я замучилась его из передряг вытаскивать.

Только он – моя семья. Все, что от нее осталось…

И Федор не всегда был таким безбашенным разгильдяем…

Хлопок двери заставляет меня вздрогнуть и обратить внимание на влетевшую в наш скромный междусобойчик Валентину. Сотрудница соседнего отдела какая-то вся взъерошенная. В блузе, облепившей быстро-быстро вздымающуюся объемную грудь.  С румянцем на щеках и немного растрепанными темными волосами.

Откидывает челку со лба, заставляя меня вспомнить, как она недавно оплакивала неудавшийся эксперимент по перевоплощению из темненькой в платиновую блондинку. Пришлось перекрашиваться обратно.

– Я его издали видела! Высокий блондин. Плечи во, – не могу не улыбнутся, когда Валя показывает руками все объёмы нового босса и глаза у нее в эту секунду горят шальным блеском. – Такие красивые мужики обычно плавки в журналах рекламируют…

Благо я отставила чашку в сторону, а то бы точно все пролила со смеху.

– С ума, что ли, все посходили?! – бурчу себе под нос и переглядываюсь с Лидией Александровной.

– Ну и сравнение… – вторит моим мыслям она.

Опять кусаю печенье. Миндальное с легким ароматом лесного ореха. Прелесть.

Я вообще мало говорю и среди боевых девчонок нашего комбината не слишком заметна. Невидимка.

Мой выбор.

И причина не в том, что меня природа внешностью обделила…

Как раз наоборот. Волосы темно-русые, длинные, практически всегда убраны либо в косу, либо в хвост. Глаза серые, как говорила мама, редкий оттенок дымчато-прозрачный и черты лица миловидные – высокий лоб, тонкий нос, выразительные скулы.

Рано на меня мужчины оглядываться начали и мать в строгости держала, приучила к чуть великоватой одежде и не позволяла особо макияжем увлекаться.

Не хотела раньше времени внуков воспитывать. Сама рано родила, и история у нее не самая благополучная была. Отца я своего едва помню. Он исчез, когда мать брата под сердцем носила.

Предательства она не простила. Замуж больше не вышла и мужчин в нашем доме не было.

Не хотела Ирина Владимировна, чтобы я ее ошибки повторяла. Любила нас с братом безмерно, всю себя нам посвящала.

Мама ушла в одночасье, а моя привычка особо не отсвечивать осталась.

Проблем после ее кончины было слишком много, чтобы отвлекаться на себя…

Не могу сказать, правильно ли я поступала, но все у меня сложилось как сложилось.

– Я вам говорю, мужик там что надо! Ростом за два метра, ну и всем остальным природа явно не обделила, – хохочет Лена так, что слезы на глазах появляются и столь тщательный макияж из-за перебора с карандашом размазывается.

– Тьфу ты! Опять стрелку рисовать! – выплевывает зло, глядя в маленькое зеркальце пудреницы.

– А знаешь, он чем-то на актера похож, – морщит лоб Валя. – Мы с Киром как раз недавно смотрели про супергероев и там один в накидке красной с молотом все туда-сюда бегал. Он на этого актера похож, как его, такого красивого… Хэмсворта. Вот! – поднимает палец, словно подчеркнув сходство. – Только новый босс… Он настоящий. От него иголки по всему телу.

Вздыхает как-то рвано и последнее печенье мое утаскивает, заедает горечь понимания того, что такой мужчина в наш хрупкий мирок по касательной только и может проникнуть через женскую болтовню и сплетни.

– Бедный скандинавский громовержец Тор небось плачет в сторонке из-за такого пренебрежительного отношения к собственной героической персоне.

Мою иронию Валентина не замечает, продолжая свое:

– Есть в нем что-то такое. Прошибающее. Заставляющее замереть. Даже сквозь экран телевизора. Я по новостям смотрела репортаж о нем, и миллиардер этот как в объектив камеры глянул… бррр… я прям замерла, дышать забыла. Взгляд у него гипнотический и глаза… глаза нереально яркие. Зеленые.

– Металлургического магната мэр наш лично приветствовал, – добавляет Лидия Александровна весомо, – у трапа самолета стоял, улыбался так, как только на предвыборных плакатах.

– Ну он же нехилый капитал намерен вложить. Вот и бегают все вокруг, – отвечаю, взглянув на экран телефона.

– Он обещает поднять наш край на уровень металлургического центра, – поддерживает главбух и делает быстрый глоток чая из старой щербатой чашки, – огромные деньги и ресурсы на кон поставлены. Слушок прошел, что новое месторождение разрабатывать будет.

– А знаете, этот Кац русский по отцу! Правда, в России впервые и имя у него странное. Димитрий. С лишним “и”.

Димитрий Кац…

Почему-то цепляюсь за это необычное имя. И ловлю себя на том, что мне, как языковеду, нравится.

Красиво как-то. Так и хочется имя это повторить и на языке прокатать. Попробовать…

Лена вдруг резко вскакивает, чуть ли стул не отбрасывает и руки в бока упирает.

– Слушайте, а что мы сидим-то на попе ровно?! Надо в наш зал торжеств гнать! Чем ближе места займем, тем больше всего увидим!

– Дело говоришь. Чем ближе сядем, тем заметнее будем! Он сюда один холостой красавчик приехал, так с чем черт не шутит?! Может есть шанс золушкой для миллиардера стать!

Смеюсь в голос. Девчонки шутят на полном серьезе, а когда к ним присоединяется наша тяжеловесная Лидия Александровна, прикусываю губы, чтобы уж не слишком громко ржать:

– Я – пас, скинуть бы лет тридцать, он бы от меня никудашеньки не ушел, но сейчас, мне и Егор Семеныча хватает…

– А что в вашем возрасте еще чем-то помимо совместного сна занимаются? –  подкалывает Зина и принимается опять в зеркало смотреть, марафет свой до совершенства доводить.

– Ну что ты, не так же часто, как у нас в стране Олимпиада проходит…

Оцениваю тонкую шутку главбуха и судя по прифигевшему лицу девчонок, они тоже понимают намек, звонко захохотав.

Поднимаюсь со своего места и убираю со стола. Прячу остатки нашего пиршества в шкаф.

У нас все по очереди. Сегодня я за порядок отвечаю.

Телефон пиликает, хватаюсь за него, облегченно выдохнув, когда читаю пару слов в сообщении:

Занят! Перезвоню потом!

Ну хоть так. Если к телефону доступ есть, значит, не в полиции…

Уже хорошо.

Девчата трезвонят и щебечут о таинственном незнакомце и шумихе вокруг его персоны, а я все обдумаю, как Федю вытащить с той кривой дорожки, на которую он забрел.

Быстро освобождаю стол от пустых контейнеров и тарелок, пока коллеги усиленно приводят себя в порядок.

Мне с моей русской косой по пояс и в старом шерстяном платье только волосы пригладить, да эту самую косу за спину перекинуть – вот и весь марафет.

О заморском принце я и близко не мечтаю. Зачем себе душу травить ложными надеждами. Всем понятно, что сказки – они в книгах.

В жизни все иначе, мужчины предают и оставляют свои семьи на произвол судьбы…

Так поступили с нами.

Смахиваю прядь со лба и вытираю руки полотенцем, заканчивая прибирать. Не хочу отношений.  Может боюсь…

Я не знаю… но мне по большому счету и не до этого. Сейчас главная цель – это получить диплом, тогда можно будет выдохнуть спокойно…

Отмахиваюсь от странной тревоги, поселившейся в душе.  Нечто подобное я испытывала в день, когда мамы не стало.

Опять проверяю телефон с сообщением от брата.

У Феди все хорошо, у меня – как обычно, неоткуда браться этому чувству, но оно есть.

Давит на меня. А быть может это из-за страха вылететь с работы.

Я ведь не бухгалтер…

Хотя, с цифрами всегда дружила и быстро всему нахваталась, но это не отменяет того факта, что я здесь числюсь без диплома.

Наш главбух, Лидия Александровна, хорошим человеком оказалась. Душевным. Я ведь на птичьих правах была, ничего не знала, она меня заметила, в ситуацию вошла и помогла.

– Кать, пошли уже! Хорош чистоту наводить, – бросает мне Лена и вместе с остальными я выхожу в коридор.

Направляемся в большой зал для торжественных мероприятий. Между нашим зданием и центральным огромная пропасть.

Скажем, для наших рабочих помещений у начальства вечно руки до ремонта не доходят, стены здесь облуплены, да и звукоизоляции хорошей нет

Шум с грохотом металлургического завода стал привычным.

Несмотря на мелкие нюансы, завод наш в округе хорошие показатели имеет, может, и поэтому привлек внимание крутого бизнесмена, как знать?

Сейчас век такой. Вкладывают в то, что окупается.

Только вот сердце все болит и тянет. Чувствую, как с каждым шагом, приближающим меня к залу торжеств, на меня что-то надвигается…

Гулко сглатываю, списав свое состояние на опасения, что новый босс может кадровый отдел проверить, а там у меня не все гладко…

Для меня это чревато…

И как на зло Зина моим мыслям в эту секунду вторит:

– Я тебе говорю, полетят головы.

– Та ладно. Кто же работать будет, если не мы? – отвечает ей резко Лена и смотрит в окно, где виднеются припаркованные автомобили, на мгновение ее глаза меняются, словно огонек дьявольский вспышкой проносится.

– Смотрите, какие тачки стоят. Ни разу прежде не видела такое…

Прослеживаю за ее взглядом и в шоке рассматриваю черные огромные внедорожники, почему-то они мне кажутся цепными псами, адовыми церберами, притихшими сейчас, но стоит хозяину появиться, как они зарычат и сорвутся с мест.

– Таких машин даже в окружном центре нет, или только глава края разъезжает. Да и то небось классом пониже будет…

Мы все ближе к залу торжеств, и с каждым шагом чувствуется, насколько отлично центровое здание комплекса от остальных.

Оно и понятно, здесь на этажах расположены кабинеты верхушки, правящей в нашем небольшом стальном царстве.

С трудом проскальзываем в зал.

– И это мы еще раньше положенного пришли?! – щелкает языком в негодовании Валя. Ее карие глаза начинают выискивать места поближе да получше.

– Здесь не протолкнуться!

– Так сразу нужно было догадаться. Для нашего края сейчас происходит целое событие. Ясно, что здесь все: и сотрудники, и первые лица города, – отвечаю скептически.

Мне не особо важно, насколько далеко от сцены мы сядем.

– Действительно ажиотаж такой, словно сам царь явился к народу волю свою оглашать, – проговаривает сквозь зубы, недовольная таким  положением дел Зинаида, начиная проталкивать нас к свободным местам ровно посередине огромного зала.

– Глянь, Кать, глянь на ту фифу, – в нетерпении меня пихают в бок и у меня чуть челюсть не падает, когда я журналистов с камерами вижу, которые заходят в зал и располагаются вблизи сцены.

– Вот это фигура. И одежда дорогущая. Явно из Москвы пожаловала, – оценивает коллега из соседнего отдела эффектную девушку с микрофоном и садится рядом со мной на единственное свободное место.

 -Ну вот мы и отхватили зачетные места, сцена, как на ладони, – осмотревшись заявляет наша самая боевая девчонка, а я почему-то замираю, осознаю, что, если смотреть прямо в зал, взгляд говорящего будет проскальзывать по нам.

Ракурс такой у сцены.

От этой мысли холодок проскальзывает по спине, царапает смутным чувством тревоги, настолько сильным, что мне хочется рвануть с места и спрятаться в самом конце зала, я даже подрываюсь с места в непонятном стремлении скрыться, но не успеваю…

Резко торможу, когда замечаю, как в зал легкой походкой входит высокий парень в костюме, а я замираю, столкнувшись с ним взглядом. Андрей сразу же выхватывает меня в пространстве, останавливает взгляд своих темно-карих глаз на мне.

Улыбается, подмигнув, а я резко сажусь на место и отворачиваюсь.

– А этот что еще здесь делает?! – бросаю взгляд в сторону наглого развязного парня, который проходит к переднему ряду, не замечая никого вокруг.

– О, Авдеев тоже здесь?! – подмечает подруга. – Ты, Катька, глупая, такой парень на тебя глаз положил, а ты шарахаешься…

– Он не только глаз положил, но и рукам волю дал ни с того ни с сего, – отвечаю твердо, –я не терплю, когда посторонние хватают меня и зажимают у стены только потому, что им все можно.

– Вот именно, Елецкая, не зли его, Андрею все можно, запомни и не нарывайся. Он же тебя особо не трогает.

– Да, всего лишь перепугал до смерти и отпустил.

Говорю зло и передергиваю плечами от воспоминания, как после университета спешу на остановку, хочу обойти преградившую дорогу группу хохочущих парней, но внезапно поскальзываюсь. Крепкая рука ловит меня за предплечье, сумка с учебниками падает в лужу, и я нагибаюсь, чтобы ее поднять, а уже в следующую секунду лечу спиной на стену, запрокидываю голову в шоке, столкнувшись взглядом с самим Андреем Авдеевым, звездой университета, сыном одного из самых богатых людей округа и по совместительству мэра. Мажора, которого из московского вуза перевели сюда из-за мутной истории, чтобы не исключать.

– Зовут как? – спрашивает резко.

Его внимательные глаза проскальзывают по моему лицу и начинают темнеть. Парень, наверное, злится, потому что я умудрилась наделать много брызг, когда ремень соскользнул и сумка так неудачно шмякнулась на грязный асфальт.

– Отпусти, пожалуйста, – отвечаю как можно спокойнее. – Ты делаешь мне больно.

Пытаюсь вырваться из цепкой ручищи, которая продолжает меня прижимать к стене, и вдруг осознаю, что Авдеев ко мне уж слишком близко стоит, буквально вдавливает меня в стену своим твердым, как гранит, немаленьким телом.

Резкий мужской хохот рядом походит на залп снаряда, заставляет меня покраснеть и продолжать молчаливые попытки вырваться из крепких рук отвязного мажора, который мог бы казаться симпатичным, если бы лицо не искажало такое пренебрежение ко всему окружающему миру.

Он смотрит на меня, как на вещь, рассматривает и немого приподнимает темную бровь с каштановым отливом.

– Я спросил, как зовут, – говорит спокойно и чуть наклоняет ко мне лицо, – ответь и отпущу.

– Авдеев, опаздываем! – слышу окрик одного из друзей парня, но он, кажется, даже не реагирует, продолжая сверлить меня непонятным взглядом.

– Катя я. Теперь отпустишь?! – отвечаю все так же ровно, на агрессию и провокацию нельзя поддаваться.

Кивает, демонстративно отнимает от меня руки.

– Впредь смотри не только под ноги и останешься цела, Катя.

Отходит от меня, а я с трудом перевожу дыхание. Только сейчас понимаю, что дрожу всем телом и руками продолжаю сжимать ремешок своей объёмной сумки так, что пальцы от напряжения не разгибаются, дышу, успокаиваю себя, что ничего страшного не случилось в то время, как сердце заходится в груди в неровном, рваном ритме.

Наблюдаю, как местные мажоры садятся в припаркованные дорогие автомобили с низкой посадкой и через секунду гонят на скорости, пролетая на красный свет.

После того случая Авдеева становится что-то слишком много в моей жизни, сталкиваемся постоянно и это напрягает…

О нем много чего говорят, и лучшее для меня – никогда не попадаться ему на глаза. Андрей опасный человек, сын чиновника, и ведет не самый правильный образ жизни, говорят, что за многими разборками в городе стоит он и его сподручные.

Его лучше не злить…

Глава 3

– Елецкая, ты на ту блонди глянь, – опять Лена заставляет отбросить мысли и сфокусировать взгляд на высокой статной журналистке. Яркая женщина профессионально улыбается на камеру и выговаривает текст.

– Красивая.

– Та ладно, небось вся деланая-переделанная.

Пожимаю плечами. Все равно красивая, если даже и скальпель хирурга откорректировал изъяны. Журналистка выглядит очень органично на своих высоченных шпильках с алой подошвой.

Взгляд на ней не задерживаю, рассматриваю организаторов, снующих по залу туда-сюда. Напряжение буквально пропитывает воздух, и оно даже чувствуется в застывших позах наших управленцев, сидящих на первых рядах.

Я затылки вижу, но уже представляю, какое важное выражение сейчас на этих упитанных лицах.

Там рядом с шишками и Авдеев расселся, только, в отличие от остальных, Андрей, наоборот, развалился на своем месте и, повернув голову вбок, сверкая странной ухмылкой, переговаривается о чем-то с одним из гендиректоров.

Быстро отвожу свой взгляд, не хватало, чтобы он еще засек, как я глазею на него.

Когда что-то меняется в энергетике пространства, я чувствую сразу. Внезапно зал, наполненный шушукающимися и обсуждающими событие людьми, резко замирает. Замолкает. Погружается в вязкий вакуум.

Как по щелчку все вытягиваются в струнку, когда на сцене в сопровождении мельтешащей делегации из знакомых и незнакомых лиц появляется мужчина…

Сразу притягивает к себе взгляды. Заставляет выделить его среди всех.

Не ожидала, что даже с такого расстояния меня сшибет его харизмой, некой властностью, волнами исходящей от него.

Четкие движения. Резкие шаги к микрофону. Ледяной взгляд направлен в зал. Он его адресует всем и никому в целом.

Как и рассказывали девчонки, биг босс возвышается над всеми, как огромная скала. Широкие плечи обтянуты безукоризненным пиджаком, белизна рубашки буквально слепит, а черный галстук повязан виндзорским узлом.

В свое время я пыталась научиться завязывать такой по роликам в Интернете, чтобы помочь брату. Тогда у Феди ни на что времени не было, он день и ночь штудировал материал и готовился ехать в Москву на Олимпиаду по информатике. Многое он связывал с этой поездкой, надеялся…

Но его очень сильно подкосили, попросту срезали. В Москву он не поехал и все с того дня пошло наперекосяк…

– Вы видите то же, что и я, да? – шепчет ошарашенная Зина.

– Не знаю, что ты там видишь, но я вижу офигенного мужика.

Новый владелец нашего завода приковывает взгляд и совсем не красотой черт. В нем чувствуются славянские корни. Но они резкие, нордические. Этот мужчина смахивает на викинга, вместо кольчуги закованного в дизайнерский костюм.

У меня он вызывает ассоциацию с варваром, пришедшим осматривать завоеванные территории.

Димитрий останавливается в центре сцены у микрофона, рядом с ним стоит наш директор, который остается на своем посту, становясь вторым после нового начальства.

Олег Петрович рядом с Кацем совсем теряется, и его приземистая пузатая фигура едва достает этому великану до плеча.

Мои подруги что-то активно обсуждают, а я не слышу, просто не могу оторвать взгляда от нового хозяина завода. Меня словно под ледяной душ ставят, а потом резко выкручивают кран, ошпарив кипятком всю кожу, заставляя оголиться все нервные окончания.

Я рассматриваю мужественную, мощную, немного сухощавую фигуру мужчины как завороженная. А внутри рождается странный трепет, словно мурашки заползают и летят, летят, летят, заворачиваясь в маленькое торнадо в животе, и сердце вновь бьется в неровном ритме странного предчувствия…

Пауза не длится долго. Наш директор выходит вперед и, улыбнувшись сквозь пушистые усы, с важным видом приступает к своей речи.

– Сегодня для “Север-Сталь”, да и для всего края, произошло важнейшее событие, выводящее наш металлургический завод на новый уровень. И все это благодаря господину Кацу.

– Петровича сегодня не узнать. Никогда прежде не слышала, чтобы директор так соловьем заливался…

Киваю на замечание Лены. Я сейчас почему-то перестаю владеть голосом и речь Олега Петровича, расписывающего небывалые возможности перспективного будущего всего и вся, проходит как-то мимо меня.

Все мое внимание концентрируется на рассматривании блондина, который, чуть склонив голову, слушает мужчину, что стоит рядом с ним.

По тому, как собеседник того, кто стал самым главным человеком города, бросает взгляд на директора, делает паузы, словно цепляя фразы, я, как будущий выпускник иняза, понимаю, что работу ведет переводчик.

Отмечаю про себя, что заморский гость не знает русского, и почему-то улыбаюсь, уже представляя, какую свободу получат наши мужики для формулировок своего недовольства, если такое будет, конечно, или если этот напыщенный олигарх останется в нашем городишке подольше, чем отведенный для торжественного подписания договоров срок.

– Открываются перспективы…

Не особо прислушиваюсь к речи главного. Со мной происходит нечто непонятное. Я погибаю от странного вихря, от энергетики, которая летит на меня торпедой и мне до безумия хочется приблизиться к человеку, стоящему на сцене, к человеку, который смотрит на толпу собравшихся, на самом деле не выделяя и не замечая никого вокруг.

Он заставляет подчиняться. Просто вот так. Стоя обособленно от всех и прислушиваясь к речи лощеного худосочного мужчины, который на фоне нового босса просто незаметен.

У меня в горле все пересыхает, и я облизываю губы, руки начинают подрагивать. На лицо все симптомы сильного стресса.

Никогда еще ни один мужчина, ни один парень не заставил меня ощутить ничего подобного. Все свои отношения я заканчивала не начиная. Поначалу строгая мама не пускала, а потом и мне не особо нравились подобные ухаживания.

Я старалась тактично уйти от назойливости. Единственный, кто стал близок – это одноклассник Паша, которого я воспринимала больше другом, и свидания наши были легкими, правда перед отъездом в Москву, когда я пришла его проводить, он меня резко схватил.

– Кать, мне от тебя крышу рвет, – шепчет как в горячке и все сильнее сжимает меня в неожиданно сильных объятиях, – так хотел, чтобы мы вместе поехали, планы строил…

– Я знаю, Паш, – пытаюсь мягко освободиться, немного смущенная тем, что мы стоим в проходе и вообще-то мешаем другим, – не смогу я с тобой поехать, не судьба.

– Не судьба, – повторяет как-то зло, с агрессией и внезапно резко обрушивается на мои губы, сминая в жестком поцелуе.

Теряюсь. Сильно. Может, поэтому и не отталкиваю парня, с которым мы прощаемся на длительный срок, а может, и на всю жизнь, застываю, не испытав ничего, кроме легкой боли в губах и дискомфорта.

– Катька… – отрывается от меня нехотя и глаза блестят. Мне не по себе становится, но Паша выпускает меня из своих рук так же внезапно.

Смотрю на друга в растерянности и не могу понять происходящего.

– Езжай, Паша, тебя твое будущее ждет, Москва… Ведь она большая, другая, и люди, попадая в жернова нового для себя мира, часто меняются и забывают тех, кто когда-то на каком-то этапе пути казался самым важным.

Проводит по моим волосам рукой, смотрит мне в глаза.

– Я позвоню, Елецкая…

Не отталкиваю друга, улыбаюсь, проронив короткое:

– Прощай…

– Хочу также отметить, что Димитрий Иванович имеет богатейший опыт работы на посту руководителя металлургической империи с мировым именем “Тайгер Корпорейшн” – лидера мирового рынка сырья. Разумеется, господин Кац намерен поделиться опытом работы, новаторством и переквалифицировать некоторые цеха нашего предприятия.

– Все. Я же говорила, будут увольнять, – цедит сквозь зубы Валя, немного бледнеет.

Все мы здесь сильно зависим от зарплаты на заводе. Работы в краю не так чтобы много, а платят более-менее хорошо только здесь.

Не могу оторвать взгляд от Каца, облизываю губы и поправляю ворот платья, воздуха не хватает…

Почему я так реагирую на незнакомого чужого мужчину, который даже не видит меня, притаившуюся в разношерстной толпе, я не знаю.

Выдыхаю с шумом и вытираю вспотевшие ладошки о платье. Оглядываюсь по сторонам и понимаю, что не я одна подпала под гипнотический, властный, невидящий никого взгляд мужчины в безукоризненном темном костюме.

– Какой же он… Кремень прям, – шепчет Зина, так же, как и я, в нетерпении облизывает губы, не особо слушая речь Петровича, всецело уделяя внимание новому боссу, – с таким хоть разок.

– Прекрати, – цыкаю на нее и почему-то внутри чувствую укол непонятного чувства.

– Ну а что такого? Быка-производителя нужно сразу за рога брать, ну или не за рога, а за…

– Ненормальная!

Кошусь на Зину, которая не теряется:

– Елецкая, ты слишком заигралась в праведницу, я очень хочу взглянуть на мужика, перед которым падут твои непреступные бастионы.

– Отстань от Катьки, стерва, – врезается в наш теплый разговор Лена, – остуди пыл, самка быка, ну или корова по-простому.

Прыскаю со смеху. Пока Зина краснеет, Валя замечает кое-что интересное, на что и обращает внимание девчонок:

– Вставайте в очередь, смотрите, вон как московская журналистка в стойку встала.

Лена резко направляет взгляд в сторону эффектной женщины, которая стоит к нам в профиль. Она улыбается, глядя прямо на Каца, пока оператор ведет сьемку, и сжимает у груди микрофон, подчеркивая размер своего явного достоинства.

– Вот коза, – постановляет наш дружный женский коллектив.

Даже я ловлю призыв, проскальзывающий во всей горделивой осанке журналистки. Она сейчас приковывает к себе взгляд утонченностью и каким-то флером женственности, которая читается даже в слегка склоненной голове, словно демонстрирует, что прислушивается к речи Олега Петровича.

Отмечаю легкую улыбку и взгляд томный немного исподлобья.

Так часто на фотографиях улыбалась леди Диана. Как-то даже целую передачу я смотрела о “принцессе сердец”, которая так и не стала королевой. Только вот при всей своей лощенной красоте столичной журналистке далеко до королевской грации леди Ди.

И откуда такие сравнения и мысли всплывают в моей голове?

Ну так замкнутые интроверты много читают.

– Эх, Катерина, нам такие мужики никогда не перепадут, не там мы родились с тобой и не в тех семьях, – подытожив свои наблюдения, тяжко вздыхает Зина, и на миг за ее бравадой проскальзывает обида.

Я же остаюсь спокойной. Ну что же поделать. У каждого своя семья. Я вот отца своего почти не помню, но горькая обида застряла комом.

Петрович, улыбаясь еще шире, похожий сейчас на блестящий пряник, торжественно произносит:

– Слово передаю новому владельцу нашего предприятия. Господин Димитрий Иванович Кац.

Западный гость кивает нашему директору, а я опять с широко раскрытыми глазами впитываю каждую деталь образа нового хозяина. И с каждой секундой сердце все сильнее колотится в груди.

Один только его костюм с массивными часами, наверное, как не знаю что стоит. От Димитрия Каца веет деньгами, властью и другой жизнью.

Той жизнью, о которой я смотрела фильмы и читала книги. Я ведь из родного края никогда не выезжала, даже на самолете ни разу не летала.

Наверное, поэтому Кац так взбудоражил мое сознание. Дикость в нем чувствую, ярость, что скрыта внутри. Не могу понять противоречия своих чувств. Димитрий всем своим видом напоминает скалу, которую никакие невзгоды и удары не способны сдвинуть с места или с курса, который он прокладывает к намеченной цели.

Он выглядит инородно здесь, выделяется своей отстраненностью, которая чувствуется в каждом едва уловимом жесте и практически напрочь отсутствующей мимике. На его лице не проскальзывает даже тени мимолетной улыбки в ответ на приветствия Олега Петровича.

Ледяная харизма и повадки лидера, привыкшего управлять – вот что он всем транслирует.

И меня буквально бьет током, когда мне кажется, что его яркие зеленые глаза проскальзывают по мне…

Однако наваждение длится лишь секунду, и новый босс делает шаг к микрофону, начинает короткую речь. Всего лишь несколько слов:

– First of all I want to…

“Вначале я хочу” – перевожу на лету фразу, проговоренную на классическом английском. Для зала речь переводит расторопный переводчик, а я просто ловлю журчащий поток иностранных слов, впитываю тембр очень приятный, бархатистый, обволакивающий и пробирающий до мурашек.

Для меня, как для будущего переводчика, сейчас открывается хорошая возможность поучиться произношению у носителя языка.

Я столько часов угрохала на занятия в наушниках, скрупулезно интонируя и выговаривая фразы на языке, который, в принципе, как мне все же кажется, мне никогда не понадобится в повседневной жизни.

Ну в школе могу преподавать язык, да и все, пожалуй. О загранице я не думала никогда. Правда, даже у нас на заводе у руководящего состава референты обязаны владеть дополнительным языком.

Но как-то туда я никогда не метила. Связи везде нужны, а эффектные секретари из головного здания – не мой уровень и я об никогда не забываю.

Мама в свое время просто настаивала, чтобы я поступила в иняз, выбрав кафедру английского языка и литературы. Не знаю, почему. Но она хотела, чтобы дочь владела английским. Может, начиталась книг и насмотрелась сериалов, где без знания иностранного даже в уборщицы в Москве не берут.

Языки я все же полюбила, ответственно подошла к изучению и в тайне мечтала, что однажды буду учиться в МГУ, бредила этой идеей и вкалывала, работая над произношением, грамматикой, отрабатывала слова, доводя их до автоматизма.

– I am planning to…

Твердый голос Каца разлетается по залу и заставляет слушать, скорее, его, а не переводчика.

Только вот то, что я выхватываю, меня заставляет покрыться липким потом:

На предприятии я планирую реорганизацию труда и повышение квалификации сотрудников. Намерен лично держать все на контроле.

Вот это его “Лично держать на контроле” звучит как-то зловеще.

Я ерзаю на стуле и сердце отбивает барабанную дробь, не знаю, почему, но мне кажется, что он по мою душу пришел…

Тем временем Димитрий скупо информирует о грядущих планах. Передавая свою уверенность в массы, словно гипнотизируя всех собравшихся, которые завороженно наблюдают за холодным блондином.

А я… опять рассматриваю его с жадностью. Что-то внутри откликается на него интересом и… страхом. Патологическим ужасом. Я не могу понять своих чувств. Мне как будто страшно на него смотреть, и тем не менее я не могу оторвать от него взгляда.

Сумасшествие просто.

Никогда вживую подобных мужчин видеть мне не приходилось. Энергетика силы буквально рикошетит от него, пуская каждый жест сквозь меня.

Не могу понять себя. Вот так вот с первого взгляда можно ли пропасть, захлебнуться под металлическим холодом постороннего человека?

Его фразы четкие, короткие, где-то даже рубленые. Переводчик доносит до сознания слушателей смысл, но мне кажется, что все подпадают именно под властный тембр нового хозяина всего и вся.

И я… я пропадаю, тону, все внутри трепещет истомой, предвкушением и пониманием, что Димитрий Кац никогда не заметит серую невзрачную девчонку, притаившуюся в этом переполненном людьми зале.

Глава 4

– Thank you for your attention.

 Завершает свою речь типичной ничего не значащей фразой. Скорее, он не то, чтобы действительно благодарит за внимание, а просто заканчивает свой монолог английским штампом вежливости.

Затем самый влиятельный человек нашего округа смело спускается со сцены и специально заходит в пекло, оказываясь окруженным журналистами, камерами и микрофонами.

Я же, как пришпиленная, наблюдаю за возвышающимся чуть ли не на голову над всеми мужчиной. Он стоит ко мне полубоком. И со своего места мне прекрасно виден его четкий профиль с длинным, по-мужски красивым ровным носом, высоким лбом, который открывают зачесанные назад пепельные волосы.

Он реагирует на вопросы и отвечает привычно, индифферентно как-то, безэмоционально.

Темная ткань пиджака идеально оттеняет яркую внешность блондина. Хотя он, наверное, и в рваной майке вот так же излучал бы превосходство над всеми.

Я не могу назвать этого мужчину красавцем в общепринятом понимании этого слова. В нем напрочь отсутствует слащавость, внешность грубая в чем-то, хотя он бесспорно притягивает взгляд, в нем чувствуется нечто потустороннее, он словно руководит творящимся вокруг него ажиотажем.

Как-то ревностно замечаю, что Димитрий направил объектив своих необыкновенно ярких зеленых глаз на красавицу-журналистку, которая что-то упоительно вещает, переводчик активно работает, переводя задаваемый вопрос, а мне вдруг становится не по себе от той странной энергетики, которая незримо витает между этими двумя. Дослушав перевод, Кац вдруг ухмыляется.

Это не улыбка, вернее, его губы раздвигаются в странную порочную изломанную линию, демонстрируя белоснежный оскал с по-звериному выдающимися массивными клыками.

Меня от этого холодного, безэмоционального жеста бьет током и становится как-то не по себе. Словно подглядываю за другими в замочную скважину.

Подмечаю, что он весьма циничен и явно пресыщен женским вниманием.

А я… я лишь могу смотреть со стороны, наблюдать безликим пятном, затерянным в толпе…

Мы не так далеко от сцены все-таки устроились, мое обострившееся зрение подмечает все нюансы и почему-то в груди больно. От его взгляда, от чисто мужской харизмы, направленной на другую женщину.

Вижу, как журналистка смущается, бросает томные взгляды на мужчину, а Димитрий рассматривает ее отстраненно, нагло, так, словно она… голая.

Меня тянет отвернуться и поджать губы от обиды. Не успеваю обдумать, почему столько чувств рождается у меня к постороннему мужчине, как до сознания доходит негодование подруг:

– Девки, мне плохо, он ее одним взглядом уже раскатал… нет там шанса для нас. Глупо было даже думать о таком…

– Вы лучше думайте, насколько сложный рабочий период нам предстоит. Этот шкуру со всех спустит, – весомо отвечает Лидия Александровна.

Пытаюсь отойти от своего состояния и соглашаюсь с замечанием самой старшей коллеги.

– Да, несладко нам приде…

Не договариваю. Замолкаю. Из меня будто воздух выкачивают, когда мужчина резко заканчивает отвечать на вопросы и разворачивается в сторону выхода из зала.

Как по касательной, толпа начинает двигаться вместе с ним, журналистов оттесняют мужчины в строгих костюмах и с лицами кирпичом.  Телохранители.

И в этой неразберихе блондин, словно споткнувшись, резко останавливает свой взгляд на мне…

Кац чуть поворачивает голову, зеленые, яркие, насыщенные глаза цепляют мой взгляд буквально на доли секунды, но и этого хватает, чтобы вышибить воздух из груди.

От меня к нему незримая нить тянется, кажется, что где-то ударила молния и уничтожила линию передач, вырвав с корнем провод, который упал на асфальт под гнетом природного буйства, и теперь под ледяными каплями дождя коротит, искрит, пускает всполохи, шипит, давая понять, что к этому вырванному с корнем кабелю лучше не приближаться, убьет.

Замираю, не дышу, погибаю под ледяным пеклом его глаз. Они пронизывают меня насквозь, а я в растерянности смотрю в нефритовые змеиные очи, холодные, цепкие и… бездушные, абсолютно равнодушные.

Вдруг кажется, что у этого мужчины просто отсутствуют любые чувства и душа… ее у него нет, потому что мою он вспарывает холодом.

Такой взгляд может быть только у чрезвычайно умного мужчины, привыкшего равнодушно давать оценку всему, что попадает в поле его зрения.

Кац не задерживает взгляд на мне, нефриты проскальзывают по толпе, давая понять, что собравшихся людей в зале достаточно и вряд ли он кого-то действительно выделил.

Мое помутнение длится мгновение, за которое я успеваю забыть, что такое кислород, о чем легкие напоминают странным жжением и кожу лица колет, но уже в следующую секунду Димитрий улыбается той самой эффектной журналистке, которая почему-то увязалась следом за новым владельцем нашего металлургического завода.

– Он на нас посмотрел, да?!  Скажите, что мне не показалось.

– Черт, если бы не сидела, упала бы… Вся мокрая, – тихо отвечает Валя, слегка оттягивая ворот ярко-фиолетовой блузки.

– А эта мымра-то что за ним увязалась?

– Как что? Интервью или передача о нем будет…

Тараторят рядом коллеги, а я смотрю вслед новому боссу и пытаюсь отогнать странное чувство, которое сковывает и не дает прийти в себя.

Кац таранит пространство, продолжая разговаривать с красавицей-блондинкой, которая держится к нему слишком уж близко, нарушая личное пространство и грудью иногда касаясь локтя мужчины.

Сцепляю похолодевшие пальцы и понимаю, что Кац обходится уже без помощи переводчика и становится ясно, что столичная журналистка владеет английским.

Когда пальцы хрустят и ладонь простреливает болью, я в шоке опускаю взгляд и вижу полумесяцы, отпечатавшиеся на нежной коже, потираю царапины и ловлю мысль за хвост:

Я что, ревную?!

Нет, не может быть. Я как-то переросла возраст юношеской влюбленности в поп-кумира. Давно уже совершеннолетняя девушка, считающая себя разумнее девочек-фанаток, пускающих слюни по недосягаемому идолу.

Елецкая. Хватит.

Убеждаю себя в одном, а глаза все не отлипают от удаляющегося светлого затылка мужчины.

Мысленно проговариваю, что все в порядке, но пальцы дрожат и мне отчего-то все равно навязчиво кажется, что этот незнакомец сфокусировал свой взгляд именно на мне, как дуло пистолета навел, прицелился.

Я же замерла, подсознательно чувствуя, что ОН выстрелит. Подобные Димитрию Кацу никогда не промахиваются…

Глава 5

Раскрываю папку, просматриваю отчеты, продумываю план действий, но взгляд все время соскальзывает с документов и падает на разложенные на моем рабочем столе фотографии красивой девочки.

Цепляю пальцами одну, рассматриваю улыбчивую девушку, сидящую на лавочке вблизи университета с учебником в руках.

Длинные темно-русые волосы убраны в косу, взгляд открытый, спокойный, направлен вдаль. Присматриваюсь и замечаю, что на дне чистых серых кристаллов таится уязвимость, которую я в ней чувствую, что-то во мне откликается.

Инстинкты обнажаются и мне до безумия хочется увидеть ее вблизи, изучить, узнать все слабости.

Странное чувство, необычное, непонятное.

Катерина Елецкая…

Девочка, которая сыграет роль в разыгрываемой мной комбинации.

Одета в простенькие джинсы и пуловер. Фигуристая малышка. Это, конечно, не особо видно в ее несуразной одежде оверсайз, но глаз у меня наметан и прелести точеной фигурки с красивой высокой грудью не скрыть.

Хлопок двери сигнализирует, что в мой кабинет вошел тот, кто может рискнуть зайти без стука.

– Ты все-таки решил лично ехать в Россию, да, Димитрий? – твердый голос друга заставляет оторваться от изучения материала.

– Я не играю по мелкому, Ривз. Ты знаешь.

– Знаю, – высокий мужчина, мой заклятый друг и вечный соперник, кивает, садится в кресло напротив, упирает в меня спокойные сине-зеленые глаза убийцы, – покупать завод, Кац, это даже для тебя перебор, не находишь?

– Нет.

– Ты как всегда красноречив, – скалит зубы в улыбке, – посвятишь в свою шахматную комбинацию? Разыгрываешь очередной гамбит?

Улыбаюсь, опять сфокусировав взгляд на красивой девочке, на пухлых губах, которые, к моему удивлению, хочется попробовать, а ведь я не целуюсь. Никогда.

Пользую, но не целую…

– В свое время, Ривз, я открою свои схемы, а пока…

Опять смотрю на фотографию малышки, которую должен уберечь, защитить.

– Считай, я еду на родину за женой…

Толпа направляется к выходу вслед за руководством. Мы с девочками вливаемся в общий поток и покидаем зал торжеств, идем в противоположном направлении от головного здания по коридору, ведущему в наш скромный мир цифр и сводок, только вот прежде, чем повернуть за угол, я бросаю взгляд в сторону удаляющейся делегации во главе с Димитрием Ивановичем. Ничего не разглядеть, народу много, однако мне почему-то кажется, что он, все так же повернув голову, сфокусировал все свое внимание на московской журналистке.

– Так, ну погуляли и хватит, – фыркает Ленка.

Опускаю глаза, рассматриваю стремительно меняющийся пол под ногами от мраморных плит к паркетным доскам.

Так и в жизни за лоском и блеском обертки ничем не примечательное нутро.

– Мне еще отчет готовить. Нужно работать. На сегодня, думаю, впечатлений с нас достаточно, – поддерживаю беседу, пытаясь игнорировать странное томление, которое расползается по внутренностям горечью и щекочет живот.

Как-то обидно становится. Вот такое вот состояние души. Я ни на что не надеялась, ничего лишнего от встречи с магнатом не ожидала, но стоило его увидеть, как слишком четко ощутила границы своего мирка, его различия с недосягаемым миром этого мужчины.

– Правильно Катерина говорит, дела сами себя не сделают, – улыбается наша Лидия Александровна и так как мы идем рядом, сжимает мой локоть, заставляя чуть сбавить шаг и повернуть к ней голову.

Коллеги сливаются с толпой, не замечают, что мы немного отстали.

– У тебя все хорошо? Бледная ты да взвинченная какая-то. Федя опять накосячил? – присматривается ко мне своими веселыми карими глазами, в уголках которых уже явно заметна сетка морщин.

– Я не знаю, сложно все у нас…

– Смотри, Катерина, мужик в доме тебе нужен. Брата только сильная рука направить в нужное русло сможет.

Улыбаюсь как-то растеряно и пожимаю плечами.

– На примете у меня только Паша, только он далеко, а так с кем мне общаться, не с Авдеевым же?! Боже упаси от такого, – пытаюсь отшутиться, только наш главбух не улыбается.

– От Андрея держись подальше, страшный он человек. Когда людям все можно, они тормоза теряют.

– Не думаю, что я прямо так ему запала, Лидия Александровна, у него что ни день, так новая пассия, все это знают.

Самой не нравится ситуация с мажором.

– Ты совсем молоденькая, всего не понимаешь, но голова у тебя есть, раз его стороной обходишь. Многое навалилось на тебя, Катька, и с братцем твоим непутевым, что сказать… совсем от рук отбился… а ведь таким хорошим мальчиком был, а сейчас что? Слушай меня, старую, плохого не посоветую. Тебе мужская рука в доме нужна. Бабий век короток. Паша твой раз позвонит, два позвонит и найдет себе девку посговорчивее. Он парень перспективный.

Киваю и пытаюсь не развивать эту тему.

Главбух больше ничего не отвечает, коллеги нас у дверей в блок поджидают и разговор сам собой сходит на нет.

Возвращаемся в кабинет, начинаю ковыряться в компьютере, пытаюсь всмотреться в данные, но не вижу цифр.

Отчет не пишется.

Гнетет меня что-то. Бездумно открываю вкладки соцсетей, пробегаюсь по новостям и спохватываюсь только когда поисковик выдает мне многочисленные ссылки по запросу:

Димитрий Кац.

Глава 6

Бросаю вороватый взгляд в сторону сотрудниц отдела, убедившись, что до меня ником нет никакого дела с каким-то трепетом начинаю кликать по ссылкам.

Сердце отбивает барабанную дробь пока старенький компьютер загружает информацию.

Кажется, что во мне все вибрирует от нетерпения и тревоги, пальцы подрагивают. Дышу поверхностно, но как только экран мигает, быстро погружаюсь в свое маленькое тайное расследование.

Информации на англоязычных сайтах тьма, от приведенных ссылок глаза разбегаются.

Открываю вкладку и попадаю на сайт металлургической корпорации “Titan Corp”, которую практически не так давно основал Димитрий Кац. Компания организовалась и откололась от огромного конгломерата “Tiger Corporation”.

Для себя делаю пометку Титан и Тигр. Звучные названия. Подмечаю, что сейчас пост главы компании “Tiger Corporation” занимает Тайгер Ривз. Интересная игра слов в названиях.

Открываю вкладки одну за другой. Среди деловых сводок, новостей относительно выгодных контрактов с миллиардными оборотами, высокими биржевыми оценками акций, лидирующими позициями на мировых рынках компании магната с его агрессивной политикой по скупке заводов, нахожу и более интересную информацию относительно личности Димитрия Каца.

Открываю новую вкладку и на мгновение замираю, напарываясь на ледяной зеленый взгляд мужчины, что смотрит на меня прямо с экрана компьютера.

Мне всегда казалось, что зеленые глаза имеют теплый оттенок, как листва летом, такой цвет глаз у Паши.

Но здесь… Зрачки Каца метают ледяные молнии, которые проскальзывают в меня даже через виртуальное пространство.

Выдыхаю и улыбаюсь, чуточку смутившись от своей реакции и сердца, которое на мгновение пропустило удар…

Раскрываю раздел «биография» и офигеваю… Брови в удивлении взмывают ввысь.

Мой новый начальник достаточно молод, но уже успел не только отметится на руководящих должностях, но и создал собственную империю, которая входит в первую десятку списка Форбс.

Открываю вкладки.

С одной стороны успешный бизнесмен, имеющий магистерскую степень Колумбийского университета, миллиардер и меценат, а с другой…

Вот здесь, на очередной новости, я подвисаю.

Потому что то, что вижу… шокирует…

Замираю, когда открывает одну из свежих новостей в английской прессе, целый разворот в «Нью-Йорк Таймс» посвящен масштабному Гала-Вечеру, который был организован корпорацией Димитрия Каца.

Начинаю читать интервью и понимаю, что все сборы от грандиозного мероприятия магнат переводит центру помощи детям.

Далее он отвечает на тему бизнеса и планов корпорации, а я тащу курсор вниз и кликаю на галерею.

Красавец в идеальном дорогущем смокинге привлекает внимание, но больнее всего то, что рядом с ним стоит прекрасная блондинка в белоснежном платье на греческий манер, с заколотыми на затылке блестящими локонами и тяжелым бриллиантовым колье.

Ее лицо мне почему-то кажется знакомым, а когда читаю надпись под фотографией, понимаю почему.

Звонкое имя голливудской дивы на слуху.

Меняю ссылки – балы, торжества, международные переговоры и конференции…

Где бы ни был Димитрий Кац, он отличается ото всех статью, мощью фигуры и притягивает к себе внимание собравшихся.

К нему прислушиваются. Рассматриваю фото:  магнат в окружении воротил бизнеса на очередном вечере, держит в руке снифтер с золотистой жидкостью, вещает о чем-то, пока остальные с явной заинтересованностью молчат.

Места, страны – все меняется. Неизменно лишь одно. Димитрия всегда сопровождают женщины и их торжествующие взгляды хищниц, сорвавших джек-пот, заставляют меня встрепенутся и позакрывать ссылки.

Прекрати, Елецкая, травить себе душу…

Мысленно убеждаю себя открыть уже свой отчет, но рука, дрогнув отказывается нажимать на красный крестик, когда я случайно, нарываюсь на заметку в желтой прессе.

Замираю обескуражено, рассматривая снимки папарацци.

Леденею от вида мускулистого мужчины с прорисованными четкими косыми мышцами пресса, с кубиками, которые лестницей спускаются к белым плавкам с огромным бугром.

Губы сохнут, сглатываю несуществующую слюну. У Димитрия Каца поджарая фигура греческого бога, а именно Ареса Боргезе. Когда рассматриваю четкий рисунок мышц и ощущаю силу, которую они явно таят на память приходит именно эта античная скульптура.

Мужчина завораживает и будоражит воображение.

Прикусив губы рассматриваю дикие фотографии гулянки Димитрия Каца с другом, главой холдинга «Тайгер Корпорейшн» – Тайгером Ривзом на яхте с моделями.

Останавливаю взгляд на роскошных женщинах, чьи прелести едва прикрыты тонкими полосками купальника, и внезапно замечаю взгляд нашего нового главы.

Почему-то меня начинает подташнивать от плотоядности, проскальзывающей в зеленой бездне.  То, что скрывается там, страшит.

Выдыхаю, вожу пальцами, заставляя ожить мышь, кликаю на крестик, закрывая браузер, становится неуютно и как-то совсем не по себе.

Под деловым костюмом успешного металлургического магната прячется дикий зверь, не знающий запретов.

И хорошо, что меня рядом с таким хищником не может быть никогда…

– Теперь можешь со спокойной душой писать отчет.

Проговариваю слова, пытаясь вернуть себя в свою жизнь, к работе, но…

Димитрий…

Он поселился в мыслях, а я убеждаю себя в том, что вряд ли когда-либо еще увижу главу завода вживую, как сегодня.

Вот и замечательно, что подобные птицы летают высоко и не пересекаются с простыми смертными…

Поднимаюсь с места и направляюсь к кулеру, набираю горячей воды и завариваю себе растворимый кофе, который терпеть не могу.

Нужно собраться, а в рекламах часто обещают, что эта гадость бодрит.

Грохот, раздавшийся за спиной, заставляет меня подпрыгнуть и обернуться.

– Я вот понять не могу, почему кому-то все, а нам сидеть в бухгалтерии?!

Лена резко бросает очередную папку на свой стол, к слову сказать, в этом бардаке она их вряд ли сможет вновь собрать, если сейчас листки разлетятся.

– Из-за нового владельца расстраиваешься?

Улыбается Зина.

– Нет, ну а что?!

– Да ничего!

Делаю глоток и жмурюсь, едва сдерживая рвотный позыв. Кофе явно не мой напиток. Абстрагируюсь от разборок коллег. Это у нас частое явление, и я никогда не учувствую в спорах. Перебесятся и пройдет. Что Лена, что Зина – взрывные, но отходчивые.

Возвращаюсь за свой стол и все равно неспокойно на душе. Неуютно.

Почему-то кажется, что я замерла на краю, за секунду “ДО”. Словно еще пара мгновений и мой размеренная, выверенная и слаженная жизнь взорвется, разлетаясь на куски. Поглядываю на часы в нижнем углу экрана. Беру телефон и звоню брату. Не отвечает. Названиваю, пока, наконец, мой раздолбай не гаркает в трубку:

– Чего тебе, Катька?

– Ты дома не ночевал, Федь, и не отвечаешь на мои звонки.

– Я сообщение скинул.

– Федор, слово “занят” мне не дает ответов на мои вопросы.

На заднем плане слышу развязные мужские голоса, гогот и моего брата окликают: “Хакер!”.

Морщусь от этого прозвища. Кажется, что еще вчера Федька медали на соревнованиях по информатике брал, а сейчас…

– Ща, – кричит в ответ брат по-мужски уверенно и хрипло, закругляет беседу со мной. –Дела у меня. Все по-чесноку, зависаю с пацанами. Бывай, сеструха. Ночью завалюсь.

– Федь!

В ответ тишина. Бросил трубку.

Выдыхаю со свистом, гашу вспышку злости. Мы с ним не можем нормально общаться. Слишком разные. Он в своих компьютерах торчит безвылазно, компания плохая, а меня ни в грош не ставит. Права Лидия Александровна, был бы мужчина в доме, которого бы Федор уважал, было бы все иначе. Сестра для Федьки не авторитет.

Работа, учеба, Федя… Вот и вся жизнь. Сложно в восемнадцать остаться одной-одинешенькой. Быстро взрослеешь. Понимаешь, что квартира хоть и в собственности, но по счетам платить нужно, питаться тоже, и за братом следить. Чтобы школу не прогуливал.

А Федька с цепи сорвался, в волчонка дикого превратился, и я понимаю его, боль его чувствую, обиду и самолюбие, которое задели, растоптав мечту.

– Елецкая! Катька! – резко подпрыгиваю, когда к нам в кабинет влетает помощница референта Олега Петровича, Полина.

– Где пожар, ты че бежала, что ли?! – удивляется Лена, раскладывая папки в шкафу и поворачиваясь в сторону тяжело дышащей девушки.

Поля вся красная, взмыленная и растрепанная, пытается отдышаться и, упав на стул, заявляет:

– Пришлось. У нас новый главный – зверь совсем, сразу же к работе приступил. Всем разбор полетов устроил! Вся верхушка была настроена на “погулять”, но не тут-то было… Документы требует, архивы поднимает. От него Петрович бледный в зеленых пятнах вылетел.

– Весело, – отвечает Зина, но лицо ее совсем не выражает радости, наоборот, брови хмурит и поджимает яркие губы.

– Ой и не говори… – машет рукой за место веера Полина, – я чего прибежала-то. До вас не дозвониться!

– Че это?! Я по делу разговаривала, – отвечает Лена и руки в бока упирает, но Поля ее уже не слушает, взгляд на меня горящий, встревоженный переводит:

– Елецкая, ты же английским владеешь, ведь так?!

Глава 7

Вопрос застает врасплох. Чувствую на себе взгляды всего коллектива и вспоминаю ту самую бездну, над которой мне кажется, что я замерла за мгновение до того, как сделаю шаг и сорвусь.

– Катька?!

Повторяет мое имя Полина и всматривается настороженно. Впервые в жизни хочется солгать, сказать, что мой английский далек от совершенства, что я едва учусь, но моя дурная натура не терпит лжи, поэтому я просто киваю в ответ заторможенно.

– Ты главному нужна, – уверенно проговаривает помощница референта.

– Я не совсем улавливаю, что от меня может понадобиться Олегу Петровичу, Поль, –делаю еще один глоток остывшего пойла и меня перекашивает, а когда коллега со смешком выдает ответ, я чуть не выплевываю горькую жижу на стол, подавившись.

– Не Олегу Петровичу, Кать, бери выше, – нагнетает девушка, поигрывая бровями.

– Быть того не может, – слышу шелестящий голос Лены, которая садится на стул и с неверием, написанным на ее холеном лице, в полном шоке смотрит на меня.

– Может, – заявляет Поля, – вы не поверите! Димитрий Иванович референта выбирает! Все дела личные поднял, всех знающих язык ему подавай! Не устроил, видно, выбор Петровича, он свои кадры подогнал, а такую самодеятельность Димитрий Иванович не приемлет явно.

Сглатываю и растерянно смотрю на не менее офигевшие лица девчонок, с которыми мы кабинет делим. Меня окутывает странное напряжение. Не привыкла я вылезать из своей скромной коморки, где мы ютимся впятером.

– Ни черта себе! – наконец, оживает Зина.

У меня же полный цейтнот. Я с вышестоящими общаюсь постольку-постольку. С меня отчеты, а с руководящим звеном наша главбух общается.

– Вот и мы в тихом афиге. Для биг босса новый кабинет готовили, а он хозяйский отжал… – по секрету делится рыженькая девушка.

Сглатываю. Интересно. Однако. Прямо рейдерство в чистом виде.

Негромко спрашиваю. Словно тайну выведываю.

– Что стряслось?

Смотрит на меня и чуть смягчившись отвечает:

– Капец пришел всем капитальный. А точнее – Кац! – смеется собственной шутке и продолжает: – Дело дрянь, Катька. Ты иди давай, не заставляй Зверя ждать, он, кажется, не терпит промедления между своим приказом и его исполнением.

У меня состояние на грани обморочного. Еще минуту назад я свято верила, что жизнь больше никогда не столкнет меня с мужчиной по имени Димитрий Кац.

А сейчас?!

Меня заставляют идти к нему и это будоражит. Я не просто боюсь. Меня накрывает странное чувство, как в зале торжеств, и только одна мысль в голове:

Беги, Елецкая, прячься, спасайся и молись, чтобы он тебя не нашел…

В пору дать себе пару оплеух, чтобы в себя прийти. Почему меня так манит и страшит Кац, я не знаю, но добра в нем не чувствую, взгляд там ледяной и мои инстинкты самосохранения загораются тревогой.

– Ну вот что она сидит?! – брякает Зинка. – Я бы уже мчалась на скоростях. Такой шанс…

Хлопаю глазами. Не согласна с заявлением подруги. Сердце у меня не на месте. Нет в Каце ничего человечного, теплого. Танком проедет, себя не соберешь.

– В головной корпус, Елецкая! Живо! – поддерживает общий настрой Лидия Александровна и ловит мой потерянный взгляд. – Иди, девочка, не заставляй нового хозяина ждать.

Встаю и нервно оправляю простенькое коричневое платье. Пальцы дрожат, коленки согнуты, а по коже мурашки, что странным предвкушением разносят импульсы по всему телу.

Интуитивно смотрю в зеркало, что висит напротив входа в наш маленький кабинет, ловлю свое бледное отражение.

Не могу назвать себя уродиной. Серые глаза на контрасте с темными, густыми волосами, привлекают внимание. Но лицо без косметики, губы искусаны и обветрены, из-за чего сейчас выглядят воспаленным ярким пятном.

Бросаю взгляд на свое скромное монашеское платье…

Мне почему-то стыдно становится за свой внешний вид. Перед глазами возникает лощеный образ магната, и у меня мелко руки подрагивают.

Смешно ведь… не хочу идти туда. Сомневаюсь до последнего.

Ну что мне там делать?! Кого своим видом поражать?!

– Дуй к руководству, Катька! Таким мужикам не отказывают! – подкалывает Лена, всем своим видом показывает, что крайне несогласна с моим промедлением.

– Может, и не задержишься ты у главного долго…  – строгий голос Лидии Александровны заставляет блондинку замолчать, а взгляд, адресованный мне, пропитан тревогой.

Я же смотрю в добродушное лицо коллеги, внутренне понимая, что не пронесет…

У меня вообще страшное умение притягивать на свою попу неприятности.

– Иди, Елецкая, без промедлений, – главбух заставляет меня сдвинуться с места и покинуть кабинет в срочном порядке.

Я быстро передвигаюсь по коридорам, которые скрепляют наше крыло с головным зданием. Дохожу до нужного лифта и привычным движением нажимаю на вызов.

Легкий приятный звук сигнализирует о прибытии, серебристые створки открываются, и я проскальзываю в стальное нутро.

Оказавшись в блестящем от чистоты огромном пространстве, немного теряюсь, рассматриваю горящие голубым светом кнопочки, собираюсь и нажимаю самую верхнюю, где расположены кабинеты наших управленцев. Пальцы начинают подрагивать.

Тремор распространяется по всему телу. Я реагирую то ли на странную ситуацию, то ли предвкушаю скорую встречу с мужчиной, который одним своим взглядом перевернул все мои чувства.

Я, может, и неопытна, но могу оценить те эмоции, которые всколыхнулись во мне из-за животной харизмы Димитрия Каца. Вполне могу осознать, что его самцовость заставила встрепенуться мою женственность, только я надеюсь, что это все ненадолго.

Отмечусь для галочки в кабинете у руководителя, а дальше вернусь обратно в свой маленький и уютный кабинет, к девчонкам, которые за время моей работы на заводе стали почти семьей.

Физиологию никто не отменял, так что нужно держаться…

Выдыхаю шумно и смотрю в зеркальную поверхность. Непривычно как-то видеть свое собственное отражение в отполированном блеске стальных дверей.

По инерции приглаживаю волосы, поправляю длинную косу, проверяю, не выбились ли прядки и не удерживаюсь, щипаю щеки, чтобы согнать с лица мертвенную бледность.

Когда створки лифта открываются, я окунаюсь в другой мир. Атмосфера лоска и богатства пышет высоким уровнем, к которому явно привык зарубежный магнат. Здесь огромное открытое пространство с евроремонтом, паркетный пол, отполированный до блеска, и в ряд двери с вывесками с инициалами глав отделов.

Осторожно ступаю в нужную сторону. Ощущение такое, что сейчас у меня начинается маленькое приключение.

Мгновение перед тем, как я обязательно вернусь в свою скорлупку, которой стала для меня наша маленькая бухгалтерская комнатка…

Внимательно изучаю пространство, в котором очутилась. Коридор заканчивается расширяющимся “опенспейсом”, модное английское словечко лучше всего характеризует огромную территорию со снующими туда-сюда сотрудниками.

Вижу секретарей руководителей отделов.

Почему-то всем кажется, что эта должность самая спокойная. Сиди себе с утра до ночи в телефоне копайся, книжки на экране компа читай, ну и прихорашивайся.

Однако ажиотаж, который сейчас творится, как-то не вяжется с имиджем вечно бездельничающих помощниц руководящего звена предприятия.

Замираю в этой клоаке со спешащими, переговаривающимися сотрудниками в идеальных деловых костюмах.

Немного теряюсь, когда огромные двери одного из кабинетов открываются и оттуда вылетает красотка в элегантном брючном костюме.

Лицо у нее почему-то бледное и глаза блестят, как если бы плакала.

Шипит что-то себе под нос, и я улавливаю слово:

– Изверг!

Начинает перебирать тонкими пальцами с ярким маникюром огромную папку.

– Меня к Димитрию Ивановичу вызывали, – застываю напротив ее стола.

Поднимает взгляд на меня, сталкиваюсь с бешено горящими светлыми глазами.

– Елецкая?

Киваю.

– Живо к руководству!

Теряюсь. Не знаю, куда идти.

– Прямо, – закатывает глаза, – двустворчатые двери, не промахнешься.

– Мне в кабинет к Олегу Петровичу? – решаюсь пояснить.

– Да, но теперь этот кабинет Димитрий Иванович занимает.

– Почему меня-то вызывают?

Удивление у меня неподдельное.

Поднимает острый взгляд и припечатывает:

– Решения вышестоящего руководства, Елецкая, вас не касаются. Не задерживайтесь.

Отхожу от стола стервы, которая в принципе права. Решения начальства не обсуждаются. Куда нам, мелким помощникам главбуха, до здешних высот.

Иду в нужном направлении. Открываю дверь, оказываюсь в еще одном пространстве, целиком принадлежащем главе завода. Обращаю внимание на пустующий стол референта и понимаю, что, наверное, она в кабинете у Каца.

Подхожу к двери из светлого дерева с вырезанными ромбиками. Красиво очень, хочется провести кончиками пальцев по теплому дереву, на котором в нерешительности застыла моя ладонь.

На мгновение закрываю глаза, настраиваюсь, дышу глубже.

Сердце отбивает барабанную дробь, которая отдает гулом в ушах, но я усилием воли прогоняю странную истому, что зарождается в самом низу живота, заставляю ледяные пальцы собраться в кулак и стучусь.

После короткого приказа “Войдите!”, мысленно проговариваю «не пуха», открываю дверь и решительно делаю свой шаг в бездну…

Глава 8

Окидываю растерянным взглядом огромный кабинет. Здесь как-то многолюдно. Вижу несколько сотрудниц нашего предприятия, среди них три девушки стоят особняком. Они одеты иначе и в позах сквозит определенное высокомерие. Знаю их. Эти являются личными помощницами руководящего звена предприятия.

Понятно, почему общаются сугубо между собой.

Застываю у дверей, не особо понимаю, что от меня требуется.

– Катерина Елецкая, господин Кац. Последний сотрудник, в досье которого указано знание английского языка.

Отчитывается Олег Петрович, словно школьник. На что молодой блондин даже не реагирует, пока не раздается голос переводчика, слово в слово переводящего фразу бывшего главы всего завода, ставшего подчиненным Каца.

Перевожу взгляд в сторону кресла, где сидит щупленький и совсем незаметный рядом с боссом переводчик. Тот самый, что был рядом с Димитрием на сцене.

– Елецкая, подойди, что застыла! – раздается командный голос Петровича.

Бросаю взгляд на пузатого директора, который с молниеносным умением хамелеона мимикрировать под обстоятельства уже повелительным тоном обращается ко мне и сверлит острым взглядом.

Таким его видеть привычнее. Он у нас любит распинать рабочий состав на собраниях в общем зале. И, если бы он и с Кацем держался подобным образом, вызвал бы уважение, а сейчас едва удержалась, чтобы не поморщиться.

Только не желаю привлекать к себе ненужное внимание, поэтому подрываюсь с места и иду к знакомой девочке из отдела кадров, тихонечко останавливаюсь рядом, перехватывая ее доброжелательный взгляд, тоже улыбаюсь краешком губ в знак приветствия.

Присаживаться нам никто не предлагает, так что остаемся стоять, пока Кац, не поднимая головы, просматривает документы.

Пауза в кабинете повисает неопределенностью. А я…  не удерживаюсь и мой взгляд останавливается на мужчине, что заполняет собой пространство, широкими плечами, кажется, рвет все в клочья, и его энергетика сшибает, подчиняет.

От него веет холодом, я буквально передергиваю плечами. Он весь как наточенная бритва. Острый. Резкий. Сейчас расслабленно-спокойный, но кажется, что Димитрий, как ртуть, способен перетечь из расслабленного состояния в иное – опасное, за доли секунды.

Отрываю взгляд от Каца и перевожу его на бывшего директора.

Мужчина за пятьдесят, с пузом и усами над широкой верхней губой, рядом с новым боссом выглядит мальчиком на побегушках, несмотря на седые виски.

Петрович стоит в то время, как Димитрий Иванович сидит в кресле, которое еще вчера принадлежало главе предприятия.

Мне как-то не по себе становится. Не к месту я здесь и аура у этого пространства темная, тяжелая, стальная.

Меня придавливает от волны, идущей от мужчины, на которого я стараюсь не смотреть, но так только хуже. Все тело покрывается мурашками. Меня штормит.

Казалось бы, незнакомый человек, который не удостоил меня и взгляда, а я так странно чувствую себя в его присутствии. Это ненормально. Но…

Смотрю на бледное лицо Киры, на выцветшие веснушки на всегда задорном лице рыженькой сотрудницы отдела кадров, которая частенько забегает к нам “на кофеек” и понимаю, что не я одна подпадаю под странную энергетику нового босса.

– Господин Кац, у нас есть три сотрудницы, прошедшие повышение квалификации в Москве. Мы подобрали их исходя из критериев профессионализма, опыта и знаний…

Пояснения моего начальника никак не действуют на мужчину в стальном костюме. Не реагирует. Не поднимает взгляда от бумаг, а я кошусь в сторону трех референтов.

Две блондинки и одна брюнетка. В чем-то они неуловимо похожи. Кажется, что даже черты лица одинаковые. Натянутая кожа на скулах немного блестит, и губы пухлые, почему-то одинаковые по форме.

Соцсети и у нас работаю, так что понимаю, что красавицы любят укольчики, но тем не менее даже взгляд, которым они стреляют в остальных при словах Петровича, говорит мне о том, что они так же, как и наш глава недоумевают – что делаем мы здесь.

– Я настоятельно рекомендую…

Начинает опять вещать Петрович, а переводчик переводит начало фразы, как Кац резко вскидывает голову, заставляя бывшего главу подавиться воздухом и замолчать на полуслове.

Димитрий переводит свой равнодушный змеиный взгляд на застывших сотрудниц и у меня по спине словно эта самая змея проскальзывает – холодная, слизкая и до жути страшная.

Кажется, что я прочувствовала каждую пластинку на теле этой твари. Да, красивой. Да, грациозной. Но до ужаса опасной.

Биг босс мазнул взглядом по всем. На меня так же посмотрел равнодушно. Опять заставляя поразиться, насколько холодными могут быть человеческие глаза. У него они буквально ледяные, проскальзывающие в глубину моего теплого взгляда и вымораживающие всю меня изнутри.

Права была моя коллега. Таких красивых мужчин, пожалуй, можно увидеть только в рекламе. Но наш босс если и рекламировал бы что-то, то это, наверное, должно было быть оружие массового поражения. “Стелс" какой-нибудь, за штурвалом которого и сидел бы вот этот вот отстраненный красавец-блондин со льдом вместо глаз.

– Господин Кац…

Опять делает попытку вывести на разговор нового босса Петрович, и вновь остается без ответа.

В эту секунду Димитрий на мгновение смещает взгляд с моей коллеги в сторону и наши взгляды, словно оголенные рапиры, скрещиваются…

– Господин Кац, как вы и просили, все сотрудницы, владеющие английским языком, в сборе, – опять акцентирует на себе внимание наш глава.

Наконец, Димитрий Иванович отрывает взгляд от меня и проходится равнодушно- оценивающим сканером по замершим перед ним девушкам.

Окидывает взглядом трех помощниц, стоящих особняком чуть подальше от нас, словно приценивается, и я замечаю, как в пространстве сгущается воздух. Напряжение нарастает. Его буквально можно пощупать.

– Пусть представятся и расскажут о своем опыте работы, – спокойный голос, холодный и отстраненный.

Дает команду и переводит взгляд на самую первую и главную среди нас. Высокая красивая женщина ближе к тридцати спокойно отвечает:

– Нина Романова, являюсь…

– In English, – коротко обрубает.

Референт извиняется и начинает излагать свои мысли на английском. Хороший у нее уровень и опыт работы соответствующий. Понимаю, что вот она – будущая помощница Каца.

Уверена, что мужчина выберет ее. Она ему даже подходит. Высокая, с ровной спиной и осанкой балерины.

Взгляд уверенный, острый. Эта женщина похожа на хищницу, под стать такому матерому волку, как Димитрий.

Странно, но эта мысль и журчащий чуть хрипловатый голос секретаря меня злят.

И как-то брюнетка слишком ладно смотрится в моем воображении рядом с биг боссом, да и не только рядом, они бы красиво смотрелись вместе, как мужчина и женщина…

– Next, – обрубает референта на полуслове голос Каца, а я подмечаю в нем интересную черту – он не разбазаривает свое время и за несколько секунд составляет мнение о сотруднике.

Затем представляется следующая девушка из лидирующей тройки, и я начинаю тихо недоумевать, каким боком вообще оказалась на ковре у главного.

Переводчик подкладывает Кацу новые документы, и я понимаю, что это перевод, который подготовил сотрудник.

Не на русском же Димитрий читает.  Замечаю, как Олег Петрович наблюдает, фиксирует все происходящее.

Понимаю, что директор волнуется, так как эти три референта явно его выбор и, судя по всему, достойный.

У третьей девушки я также подмечаю хорошее знание языка, но выговор определенных слов мне не нравится. Акцент более сильный, чем у Нины.

У нас ведь в русском языке не хватает определенных звуков, которые присутствуют в ряде других языков, поэтому акцент часто сильно заметен, если, конечно, не отшлифовывать владение речевым аппаратом.

Девушки сменяют друг друга, взгляд магната экранирует холодом все так же. Ни одну из нас он не выделяет, но на дне ярких зеленых глаз, пустых и холодных, я вижу оценку.

Скупую. Четкую. Ему плевать на сотрудниц, здесь он выбирает очередной лот, отвечающий его требованиям.

Это предположение вымораживает душу. Неприятно себя ощущать товаром на прилавке, который могут купить, если навыки подойдут.

Странное собеседование, конечно. Так и проводят, наверное, экстренный отбор, когда у босса каждая секунда времени на вес золота.

Однако уже сейчас для меня итог ясен – Нина Романова явный фаворит. Знания, внешность, уверенность и опыт – все на ее стороне.

Женские голоса сменяют друг друга, а Кац изредка бросает взгляды на каждую последующую, словно сканер запускает.

Все больше нервничаю с приближением моей очереди, и чтобы не сойти сума от напряжения, углубляюсь в рассматривание кабинета и чувствую диссонанс.

Димитрий выглядит в этом кабинете инородно. Это пространство долгие годы принадлежало нашему руководителю и… оно совсем не подходит мужчине, который сидит за массивным глянцево блестящим столом.

Кац у меня сразу ассоциируется с мрачным деловым стилем, лаконичным и строгим. А здесь светлые тона, пастель, обтекаемость линий и на стенах еще рамки с фотографиями чужой семьи висят…

Снять не успели…

Двоякое и обманчивое впечатление.

Когда приходит моя очередь, Димитрий поднимает взгляд на меня, словно простреливает насквозь, за секунду фотографирует, в самую душу смотрит, трогает ее на ощупь и высасывает своей тьмой, проникает внутрь, затапливает, давит.

Не могу вдохнуть. Легкие начинает жечь. Не понимаю, что за чертовщина творится под прицелом равнодушных глаз.

– Introduce yourself.

Бросает коротко, подстегивает, чтобы представилась и словно мне кислород открывают.

Как на экзамене собираюсь, отключаю все эмоции. Мне наплевать, где я сейчас и перед кем. Главное – не быть жалкой, не стушеваться на фоне остальных девушек.

Врожденная гордость – это то, что всегда заставляло меня выкладываться на все сто, чтобы не быть хуже остальных.

По мере того, как я излагаю свои мысли, замечаю, что девушки, что стоят рядом, в недоумении оглядываются на меня.

Упорно не смотрю в сторону Каца. Начинаю выдавать информацию и бросаю взгляд на Олега Петровича, который выглядит изумленным и немного обескураженным.

Не ожидали от серой мышки знаний?!

Не мои проблемы.

Что сказать, английский я знаю в совершенстве. И причина не в том, что учусь в инязе. С юных лет моими друзьями были книги. Я обожала читать Шарлотту Бронте и Джейн Остин в оригинале, а еще смотрела первые экранизации их романов.

Прекрасные актеры золотого века Голливуда обладали феноменальной дикцией, которую я с маниакальностью копировала, походя на героиню Одри Хепберн – Элизу Дулитл с ее знаменитым монологом про дождливую погоду.

На мгновение улыбаюсь, вспоминая, как смотрела “Мою прекрасную леди” по мотивам пьесы Шоу, и великолепного профессора Хиггинса, буквально вынимавшего душу из Элизы, чтобы она научилась подобному уровню владения речи. Читала, что сама Хепберн очень долго тренировалась, чтобы суметь повторить вот такой вот аристократический прононс.

И я не помню, сколько тысяч раз я вместе с несчастной Элизой проговаривала:

The rain in Spain

Stays mainly in the plain…*

Погруженная в мысли, в какой-то момент я перевожу взгляд на красавца-босса и понимаю, что именно сейчас по-настоящему привлекла внимание не только Каца, а абсолютно всех собравшихся к своей сверхскромной персоне…

Закончив свою речь, замолкаю.

Димитрий, окинув меня с ног до головы своим фирменным пренебрежением, словно еще раз зафиксировал мой внешней вид, считал меня и остался абсолютно равнодушным.

Его отстраненность задела.

А вот почему?

Вопрос.

Мне должно быть ровно от отношения руководителя, но его пустой взгляд зацепил. Вмиг захотелось увидеть, какими могут быть эти глаза под воздействием эмоций.

Кац опять приступил к изучению документов, раздумывая, а я принялась изучать его. Меня он манит, как магнитом тянет рассмотреть по лучше.

Высокий он, широк в плечах и лицо правильное, но… отталкивающее своей жесткостью.

Мое разглядывание нарушает его взгляд, когда Димитрий поднимает голову и смотрит на собравшихся. В эту секунду я забываю, что человеку, чтобы не умереть, нужен кислород.

– Это все кадры со знанием языка, я правильно понял? – спрашивает Кац, обращаясь к Олегу Петровичу.

Секундная заминка на перевод и директор бодро отчитывается:

– Господин Кац, здесь лучшие сотрудницы, лично подбирал под все ваши требования и критерии.

Фраза про “критерии” режет слух, царапает подтекстом, смыслом, который ускользает от меня, но понятен магнату.

Двойственность фразы оставляет неприятный осадок.

Димитрий Иванович выглядит расслабленно, откинувшись в кресле и демонстрируя широкую грудную клетку в обтянувшем его мощную фигуру пиджаке. Рядом с ним, как мальчик на побегушках, замерев в ожидании решения, стоит бывший директор нашего завода.

И мне все больше не по себе становится. Непривычно Петровича видеть таким лоснящимся от заискивающей улыбки, от учтивости, в которой он застыл, готовый выполнять малейшую команду молодого мужчины, занявшего его место.

Как-то мерзко становится от всего этого лживого лицемерия.

Димитрий, словно в раздумьях, начинает постукивать подушечками крупных пальцев по столу.

Меня пробивает странным импульсом. Током бьет. Зеленые глаза – как экраны, сканируют и абсолютно не передают никаких эмоций.

Что-то в мужчине меня цепляет и я, как завороженный зверек, замираю. По спине бегут неприятные мурашки, ладошки потеют и тело цепенеет. Я взгляда не могу отвести от тягучей, непробиваемой зелени его глаз.

Замираю, задыхаюсь, падаю в бездну и в груди начинает нестерпимо стучать сердце, оно бьется о ребра со всей силы и сходит сума.

Никогда ничего подобного не испытывала. Так, наверное, лань в саванне перед хищником замирает, ощущая близость собственной смерти, только я почему-то замираю, завороженная той зияющей пустотой, в которую меня на мгновение впускают.

Магнат медленно моргает и волшебство моего момента рушится, понимаю, что это все мое буйное воображение и чувства, которые в присутствии мужчины вырываются из-под контроля.

Мне показалось, что я целую вечность смотрела в изумрудную гладь, а по факту биг босс бросил на меня короткий взгляд, равнодушный, острый, цепкий, безразличный.

Такой же, каким секундами ранее были удостоены остальные сотрудницы.

Непонятные реакции у меня и безумно хочется убежать отсюда, разрыдавшись где-нибудь в туалете.

– Еще раз. Как тебя зовут?

Димтрий обращается ко мне, безжалостно обрубая поток моих мыслей.

– Катерина Елецкая.

На долю секунды, пока я называю свое имя и фамилию, мне кажется, что на этот краткий миг в глазах мужчины проскальзывает что-то хищное, враждебное и крайне опасное, но стоит моргнуть, как морок развеивается, оставляя после себя напряжение.

– Довольно, – голос Каца тверд, не сводя с меня своего изумрудного взгляда, Димитрий продолжает: – Марк, на сегодня я более не нуждаюсь в твоих услугах. Все свободны.

Властный голос, не терпящий неподчинения, взгляд в сторону кресла, где сидит щупленький и совсем не заметный рядом с боссом переводчик.

Подчиненный резко вскакивает и, улыбаясь, по-деловому обращается к Олегу Петровичу, извещая, что магнат просит всех освободить кабинет.

– Всего хорошего, Димитрий Иванович, – натянуто и очень подобострастно выговаривает бывший глава завода, а потом вдруг смотрит на меня.

Странный у него взгляд. Словно его что-то сильно шокирует.

Так как Кац ничего конкретного никому не сказал и указаний не последовало, кроме как освободить кабинет, девушки направляются на выход.

Выдохнув с облегчением, я тоже разворачиваюсь, чтобы вместе со всеми наконец-то покинуть это странное собеседование.  Не готова я к подобной эмоциональной встряске все же.

Делаю несколько шагов в сторону выхода, как властный голос Димитрия бьет с силой в спину:

– Елецкая, стоять.

___

В Испании дождь

Идет только над равниной.

Глава 9

У слова “Stop” на английском значений много, но я понимаю это именно как приказ и замираю на месте.

Переводчик закрывает дверь кабинета с тихим стуком, оставляя меня один на один с опасным магнатом.

Поворачиваюсь. Как на замедленной кинопленке, все растянуто и когда опять сталкиваюсь взглядом с Димитрием, мне хочется развернуться и вылететь из этого кабинета пулей вслед за остальными сотрудниками.

Кац смотрит оценивающе как-то. Ничего хорошего человек с подобным взглядом принести в размеренную жизнь маленького городка не может.

– Итак, мисс Елецкая, – обращается ко мне строго, – я так понимаю, вы единственный человек на предприятии, владеющий английским на весьма сносном уровне, – приподнимает бровь, явно недовольный сложившейся ситуацией.

У меня от его выпада и завуалированного упрека чуть челюсть не отвисает. Он нас здесь, видно, всех низшим сортом считает, а меня “выделил”, что ли?

Только благодарности за это не испытываю.

Неужели магнат решил, что я подхожу на должность референта?!

Мне самой очевидно, что нет. Не тот характер, не тот уровень. Не хочу быть его помощницей.

Я не справлюсь. У меня нет ни опыта работы в руководящем звене, а также не думаю, что остальные референты примут меня на ура, учитывая, что я подвинула явных фаворитов.

Взгляд Романовой я еще долго помнить буду, когда она прошла мимо меня. С таким лицом подписывают приказ на казнь.

Мозг выдает здравые мысли, логичные, но на сердце все заворачивается вихрем, особенно сейчас, когда на меня так внимательно смотрит красивый пепельный блондин с более темными бровями и ресницами.

И мне почему-то оторваться от него невозможно, словно кровью прорастаю, моргнуть не могу.

В ушах гул, ноги ватные.

Не успеваю обмозговать ситуацию, как магнат встает и я вижу стремительно приближающегося ко мне биг босса.

Стальной взгляд экранирует.

Что у него на уме?

Мне становится совсем не по себе. Мощный высоченный брутал со славянскими чертами и европейским лоском останавливается в шаге от меня.

Смотрит с высоты своего немалого роста. Я рядом с ним кажусь букашкой, кнопкой, которая на добрую голову меньше этой двухметровой махины.

– Интересно, – бросает вскользь.

Застывает изваянием так близко, что я запрокидываю голову, чтобы не смотреть ему в солнечное сплетение, а иметь возможность встретить холодный взгляд.

Не понимаю происходящего.

Просто не могу понять интереса, который вспышкой проскальзывает в его зрачках, как змея: белоснежная, холодная, с острыми клыками, она приглядывается ко мне из изумрудной бездны, оголив клыки, но не нападает, не жалит, оставаясь безучастной к происходящему…

Он сам кажется этой змеей – холодный, отстраненный, но в нужный момент опасный и беспощадный.

Красавец окидывает меня медленным взглядом, как-то плотоядно, что ли.

Аромат его изысканного парфюма забивается в ноздри и кружит голову, тело реагирует на нереальную близость.

Понимаю, что мужчина придвинулся ко мне вплотную, нарушая все границы личного пространства, но я не могу и шагу в сторону сделать.

– Катрин… – необычное произношение моего имени режет слух. Он словно окончание тянет, пробует и окатывает меня чем-то темным, голодным.

Ловлю себя на том, что прислушиваюсь с жадностью к его тембру голоса, к произношению. И меня цепляет, как неожиданно чувственно звучит мое имя на его губах, не Катерина, не Кэтрин, а именно КатрИн…

Приближает свое лицо ко мне и обдает невообразимым ароматом мужчины, что-то острое с приятной ноткой луговых трав, горькое, как полынь.  Так и тянет втянуть сильнее в себя этот крышесносный аромат, но я замираю, задыхаюсь, сделав первый глоток отравленного им воздуха…

– Д-да, – отвечаю, проявив верх красноречия.

Опять ухмыляется и рассматривает меня.

– Ты ведь хорошая девочка, Катрин, правильная и послушная?

Что-то темное, хищное, голодное в этих словах цепляет и прошибает током. Становится до жути непривычно. Хочется проверить, нормально ли на мне сидит платье и не забыла ли я чего поправить…

Хотя мои нервы заставляли меня поправлять одежду чуть ли не каждую секунду, пока я шла сюда. Поэтому сейчас я стискиваю пальцы и поднимаю подбородок.

– Я хорошо учусь, мистер Кац, если вы об этом.

Моя растерянность его веселит, во всяком случае, он усмехается самым краешком губ, едва уловимо и на мгновение становится безумно обаятельным наглым красавцем, прекрасно знающим, как именно действует на женщин.

И что самое ужасное, ему плевать. Явный потребитель.

Смущаюсь от того, что Димитрий слишком близко, давит своей мощью, силой и мужественностью, а я едва дышу.

Короткая пауза и вопрос:

– Если я об этом… а если нет? – приподнимает бровь немного иронично.

– Тогда я вас не понимаю.

Не отвечает, продавливает хищным взглядом, в котором молнии сверкают, заворачиваясь вихрями…

Несмотря на слои одежды, чувствую, что я стою перед ним голая и… уязвимая.

Хочется сложить руки на груди, защититься, но я борюсь с этим бездумным порывом. Меня окутывает ледяным саваном его странного поведения.

Холод Димитрия не ощущается в эту секунду инородным, давящим, он не отталкивает, наоборот, тянет сделать еще полшажочка и утонуть в мощной энергетике мужчины.

Да, холодной, чужой, но в эту секунду совсем не враждебной.

То, что со мной происходит – это крайне ненормально.

И его взгляд… То, как он смотрит. Словно сжирает меня, обгладывает кости. Страшно агрессивный в своей мужской самости.

– К чему такие вопросы?

С трудом сглатываю пересохшим горлом слюну, когда его лицо еще на миллиметры приближается и Кац заглядывает в мои явно шокированные глаза, тянет носом воздух, который судорожно вырывается из моих губ.

– Ты дрожишь…

– Что?

Шелест срывается с губ, а Димитрий смотрит на меня чуть склонив голову к плечу, словно изучая, рассматривая, и чувствую на чисто интуитивном уровне – то, что он видит, вызывает его одобрение.

– Неожиданный сюрприз…

Проговаривает, безотрывно глядя мне в глаза, словно самому себе. На долю секунды кажется, что он меня сейчас снесет, опрокинет навзничь и растерзает.

Я читаю это в его взгляде, в том, как сжимаются челюсти. В нем есть сила. Физическая и ментальная. Мое тело отвечает на призыв, который чувствую.

Спустя мучительно долгие секунды, когда магната становится слишком много, я просто не выдерживаю натиска и, наконец, делаю шаг в сторону. Обхватываю себя руками, закрываюсь.

Кац меняется, отпускает меня, выпрямляется и проходит мимо. Забирает с переговорного стола еще одну толстенную папку, возвращается на свое место.

У меня от него мороз по коже. От этих глубоких, но стеклянных глаз.

Опять передо мной собранный бизнесмен, не имеющий ничего общего с мужчиной, который секундой ранее на мгновение застыл в миллиметрах от моего лица, окутав своей обжигающей харизмой.

– Специфику завода хорошо знаешь? – по-деловому интересуется.

– Я уже несколько лет работаю здесь. С терминологией знакома, но не могу считать себя профессионалом.

Не собираюсь прыгать выше головы, что-то мне подсказывает, что с этим человеком сработаться будет весьма трудно, а усложнять и без того нелегкую жизнь не собираюсь.

– Присядь, Катрин.

Указывает на кресло перед своим столом и разворачивает в мою сторону талмуд.

– Переведи мне, что написано.

Забираю документы и сажусь напротив большого босса. Утыкаюсь в текст. Настраиваюсь. Глаза читают на родном языке, а губы произносят английские слова. Я долго разрабатывала этот навык, стремясь к совершенству:

– За последний отчетный период проблемы обнаружены на всех стадиях организации работы предприятия. Имеются серьезные проблемы в сфере безопасности, как на доменных цехах воздуходувки, так и на конверторном сталелитейном производстве…

– Достаточно.

Отрываю взгляд от текста и замечаю, как мужчина, слегка наклонив голову, буравит меня взглядом.

– Откуда такое произношение? Такие знания у девочки из провинции? – уголки его губ приподнимаются, но глаза остаются холодными, смотрит так, словно я на допросе.

Интуитивно чувствую, что лучше говорить правду, максимально искренне, но в рамках, поэтому отвечаю как есть.

– Всегда любила смотреть старые фильмы в оригинале. А там у актеров дикция на уровень выше, чем сейчас.

– И какой именно ретро-фильм понравился больше всего?

– Их много…

Прищуривается недобро как-то.

– Название фильма. Быстро.

Он что, проверяет, правду ли говорю?!

– “Унесенные ветром”, господин Кац. Я обожаю этот роман Маргарет Митчелл. Считаю фильм с Вивьен Ли и Кларком Гейблом в главных ролях лучшей из всех возможных экранизаций. Так же я без ума от книги “Грозовой перевал” Эмили Бронте, и я думаю, что последняя не менее талантлива, чем ее сестра Шарлотта, у которой я зачитывалась романом “Джейн Эйр”, и экранизация с Тимати Далтоном мне понравилась больше всего.

Я удовлетворила ваш интерес?

Последнюю фразу проговариваю с вызовом, глядя прямо в глаза магната.

Немного откидывается в кресле, продолжает на меня смотреть, словно змея кольцами опутывает.

Красивый. Грациозный. Гад. Я не могу отвести взгляда от Димитрия, как загипнотизированная.

Губы кривит в подобии улыбки, а смотрит так, что у меня все внутри дрожит.

– Маленькая бунтарка. Не перегибай и не раззадоривай, бросая мне вызов, тебе не понравится то, каким я могу быть.

– Я всего лишь ответила на вопрос… – отвечаю робко, теряя весь боевой запал.

– Нет, малышка, ты попыталась поставить меня в рамки, а я этого не люблю. Очень не люблю.

Кац замолкает, рассматривает странно и с каждой секундой все во мне начинает пульсировать истомой, чувства взбунтовались, привычное спокойствие исчезает под тяжелым взглядом нового босса.

– Любишь читать, значит. Смотришь старые фильмы. Такая хорошая, правильная девочка…

Все, что происходит, его забавляет. Хотя глаза у него зеркальные, слишком спокойные.

Это взгляд человека, привыкшего подчинять и держать все на контроле.

Ничего не предвещает моего личного апокалипсиса, но когда Димитрий задает очередной вопрос, у меня земля из-под ног уходит, кажется, что я лечу в самую темную и страшную пропасть…

– Почему же такая правильная девочка смухлевала? Как так получилось, что ты работаешь на предприятии без диплома?

Он знает!

 Черт!

Как он узнал?!

Душа в пятки уходит.

Чувствую, как капельки пота катятся по спине, а в глаза словно песок швыряют.

– У меня нет диплома, потому что я еще не окончила университет…

Отвечаю совсем тихо, опускаю взгляд в пол. Видимо, новое начальство действительно всех начнет увольнять.

Начав с меня…

– Как отдел кадров пропустил такое нарушение?!

В глазах магната я, наверное, жесткая нарушительница устава…

Но…

Иногда бывает так, что у тебя не остается выбора. Федьку от детдома спасать нужно было, и мамина подруга помогла дать взятку кому нужно, чтобы взяли меня на вакантное место с необходимым окладом. Только так смогла брата вырвать из цепких лап работников опеки.

На мгновение прикрываю глаза, чудится, что я замираю на склоне, подо мной беснуется океан – дикий, необузданный, ветер волосы треплет, бросает мне в лицо, а я стою у края бездны, сделав последний глоток воздуха, прежде чем сигануть в холодную темно-зеленую гладь, такую же изумрудную, как и глаза, что цепко следят за мной.

Что мне сказать этому расчетливому мужчине, который с лету находит нестыковки в документах?! Врать? Юлить?

– Я жду ответа, мисс Елецкая.

Судорожно выдохнув и открыв глаза, решаю сказать правду. Что-то внутри предупреждает, что Димитрию лучше не лгать. Во мне будто непреодолимая тяга к правдивости просыпается, и я отвечаю как есть:

– Меня взяли на вакантное место в бухгалтерию, когда сотрудница ушла в декрет. Тогда мне очень была нужна справка о трудоустройстве с определенной ставкой… Другого выбора у меня не было. Пришлось дать взятку. Только так.

На миг в его взгляде что-то проскальзывает – жадное, пронзительное и придавливающее, заставляющее щеки запылать, когда мужчина фыркает:

– Бухгалтером работает переводчик. Теперь понимаю, почему предприятие терпит такие убытки.

Руки дрожать начинают. Я не могу потерять работу! Федька несовершеннолетний!

Паника накатывает резко, вцепляюсь пальцами в подол платья и не замечаю, как сминаю коричневую грубую материю, слегка обнажая колени.

На несколько коротких секунд взгляд Каца опускается, и я понимаю, что творю, резко одергиваю подол.

Только поздно. Что-то в его глазах проскальзывает порочное, радужки цвет меняют. Темнеют, напоминая глухой оттенок малахита.

Сглатываю.

– Дала взятку, значит. А по виду такая праведная малышка.

– Я честно работаю, господин Кац, не за красивые глаза держат. У меня были обстоятельства, которые заставили пойти на подобный шаг и это не самое большое преступление.

– Ты сейчас оправдываешься.

– Нет. Я всего лишь говорю, что ради спасения дорогого и близкого человека иногда можно и душу дьяволу продать, не то, что окольными путями устроиться на завод бухгалтером.

Ухмылка искажает губы.

– Ты даже не знаешь, что такое продаться дьяволу, крошка. Пока не знаешь…

Возвращаю взгляд к Димитрию, рассматриваю черты, кровь стынет под змеиным взглядом.

Не могу сказать, что его лицо хоть как-то изменилось. В принципе, передо мной восседает безумно красивый холодный блондин в идеальном костюме, до хруста белоснежной рубашке с галстуком, который привлекает внимание к массивной шее с четко обрисованным кадыком.

Идеальное попадание в образ бизнесмена, а я почему-то этого мужчину совсем другим чувствую, за лоском цивильности кто-то другой скрывается и сейчас присматривается ко мне. Решает, что со мной делать.

На кон поставлена моя судьба.

Мысли, как в разворошенном муравейнике, перескакивают с одного на другое.

Диплома нет, другой работы с окладом, позволяющим оставить на моем попечительстве несовершеннолетнего, я не найду.

Деньги нужны. В нашем городке все на заводе да вокруг него работают.  От этого вся моя жизнь зависит! Мне бы еще немного протянуть, а дальше Федька школу закончит, совершеннолетним станет, проблемы этой не будет.

Кац молчит, а я ломаюсь под пыткой его равнодушного взгляда.

Меня корежит. Этот мужчина намеренно вводит меня в состояние, близкое к аффекту. Руки трясутся, я понимаю, что это конец.

Димитрий меня не пожалеет. Вряд ли ему вообще знакомо это чувство.

В его глазах разве что легкий огонек интереса.

Так же можно смотреть на муху перед тем, как оборвать ей крылья.

Сглатываю вязку слюну, прогибаюсь под тяжестью своего положения и обреченно выдаю всю правду:

– От этой работы моя жизнь зависит. Это не просто слова. Не увольняйте меня, пожалуйста, господин Кац.

Мой голос звенит от напряжения, дрожит, а перед глазами все размывается от непролитых слез, последнее признание – едва различимый шелест:

– Мне нельзя не работать… брата отберут…

Глава 10

Молниеносным движением откидывает полы пиджака, открывая широкую грудную клетку атлета, которую до неприличия обтянула дорогая ткань, обрисовав скульптурный торс с проработанными мышцами.

От него вновь веет настоящей сибирской изморозью. Славянские черты, уложенные в модельную стрижку белесые волосы и загорелая кожа делают его очень ярким.

Окидывает меня цепко, рассматривает и у меня опять странное чувство, что я вещь, которую выбирают на прилавке среди миллиона подобных, рассматривают, изучают функционал.

– На что готова пойти, чтобы не потерять это место, Катрин? – спрашивает без доли эмоций, просто уточняет.

А мне жутко от него. Я даже близко не смогу понять масштаб человека, сидящего напротив меня. Наверное, для него покупать заводы и людей в порядке вещей.

– Я не знаю, господин Кац.

Рассматриваю стол, не выдержав натиска изумрудов.

– И не предложишь ничего?

Вскидываю взгляд на мужчину, натыкаюсь на нечитаемое выражение, язык не слушается. Я просто машу из стороны в сторону головой.

Не отпускает чувство, что со мной забавляются, изучают. Сейчас происходит все, что угодно, но этот мужчина и близко не пытается сломать меня.

Просто приглядывается к реакциям.

– Мне нечего вам предложить…

Пальцы впиваются в ладони, кожа немеет от боли, но я держусь.

Ухмыляется, взгляд у него чрезмерно внимательный.

– Мне определенно нравится твоя стрессоустойчивость, Катрин.

– Вы меня не уволите?

– Не уволю. Ты станешь моей личной помощницей. У тебя хороший язык. И в целом ты лучшее из того, что было сегодня мне представлено на выбор.

Не знаю почему, но на этом слове он делает заминку и смотрит на мои губы, которые я с силой прикусила и не заметила. Резко освобождаю нижнюю губу от зубов.

– У меня нет желания привлекать персонал из вне. Нужен человек, знающий местную кухню изнутри. Но прежде всего, Катрин, – припечатывает взглядом, как бетоном, – мне нужна твоя лояльность, твое безоговорочное подчинение и умение держать язык за зубами.

– Господин Кац, я исполнительная, очень. Преданная, буду все ваши поручения выполнять.

Машу головой как болванчик и на лице мужчины проскальзывает усмешка, придающая его чертам некий мальчишеский, озорной блеск.

На короткое мгновение передо мной появляется совсем другой Димитрий. И эта ипостась магната бьет прямо по сердцу.

– Конечно, будешь. Безоговорочное подчинение моим правилам – ключевое понятие при общении со мной.

– Я поняла, – отвечаю твердо, хоть и ощущение такое, что я сейчас голову в петлю сую и на стульчике дрожащем стою.

– Иди сюда.

Сдвигаю брови, когда слышу очередное распоряжение. Прирастаю к стулу, поэтому боссу приходится повторить, надавив тяжёлым взглядом.

– Подойди. Катрин. Сейчас же.

Отдает приказ, а я в растерянности смотрю на Димитрия. Он на меня действует, как зажженная спичка, брошенная в бочку с порохом.

Медлю. Но его ледяные глаза подстегивают, и хоть подходить к нему у меня желания нет, я преодолеваю себя, встаю и на ватных ногах обхожу массивный стол, замираю рядом с Кацем.

Существовать с ним в одном пространстве невыносимо. Он давит просто своей энергетикой.

Даже когда сидит, а я стою, он все равно почти с меня ростом и взгляд… хоть и чуть исподлобья, но все равно он смотрит на меня с неким превосходством, сверху вниз.

Особенность и склад характера явного лидера.

Неожиданно выбрасывает руку, ловит меня за локоть, заставляет приблизиться и фиксирует мои колени своими.

– Тебе не говорили, что страх раззадоривает интерес, малышка?

И что я должна на это ответить?!

Так и хочется рявкнуть:

Зачем ты так меня смущаешь, что за игру ведешь?!

Только я молчу. Говорить сил нет. Да и я не самоубийца, чтобы провоцировать того, от кого зависит благополучие моей маленькой семьи.

К счастью, Димитрий не ждет от меня ответа. Протягивает папку, хватаюсь за краешек, не могу оторвать взгляда от зеленого болота его глаз, в которых тону. Он словно трясина. Тянет, затягивает, провоцирует.

Пытаюсь вытащить документы из крепких пальцев, но у меня не получается.

Не понимаю причин промедления, а мужчина напротив опять рассматривает меня, окидывает взглядом так, что становится жарко, испарина выступает на висках.

Он не помощницу выбирает, а игрушку, в которую будет играть, вот и оценивает по своей собственной шкале.

Я не тяну даже на процент того уровня, к которому Димитрий привык.

Мне все больше не по себе и когда я уже готова отнять свои похолодевшие пальцы от документов, он отпускает.

Проклятое ощущение, что лев забавляется со своим обедом, не пропадает и вопрос тут только в том, когда меня сожрут: сейчас или чуть позже?

– Подпиши.

Короткий приказ и Кац расставляет мощные ноги, выпуская меня из плена.

Его повадки злят неимоверно.

Возвращаюсь на свое место и пробегаюсь взглядом по англоязычному тексту. Сложно составленному, с юридической терминологией.

Мне бы время попросить, чтобы хоть вчитаться и понять, под чем я подписываюсь, но… если честно, у меня нет возможности отказаться.

Либо сделка с этим непонятным мужчиной, либо проблемы, а главное… главное – брат…

Вскидываю взгляд в сторону стола в поисках того, чем бы подписать, не кровью же, в самом деле?!

Хотя, может, вот это он и есть… контракт с дьяволом.

Черт. Прекрати, Елецкая. У тебя всегда воображение буйным было, а сейчас и вовсе с ума сошло.

Босс понимает меня без слов. Но дает не ручку, стоящую в специальном ведерке на краю стола, а тянется к внутреннему карману пиджака и через секунду передо мной оказывается золотой стилус.

Смотрю на дорогую побрякушку с именными вензелями DK.

“Димитрий Кац” – расшифровываю для себя.

Думать, что у этого мужчины есть хоть что-то не эксклюзивное, было глупо.

Ощутив холодную тяжесть золотого метала в руке, не задумываясь, ставлю росчерк на документе.   А подняв взгляд, замечаю, что Димитрий Иванович все так же внимательно смотрит. Не могу понять, нравится ли ему то, что он видит, или, наоборот, вызывает брезгливость.

Бросает взгляд на мою косу, излишне длинную, потому что, когда я наклонилась за ручкой и подписывала, она упала на его стол.

Негигиенично, наверное, и я внутренне жду, что он велит мне отрезать волосы или закалывать так, чтобы подобных оплошностей не было.  Слишком уж он заостряет свое внимание, рассматривает так, что я уже представляю, как он наматывает волосы на кулак, сдирая меня с места.

Вся его напряженная поза транслирует нечто до безумия агрессивное и направленное на меня.

– Будешь работать по графику двадцать четыре на семь, – наконец, нарушает повисшую паузу.

Сглатываю. Сжимаю в руках чужую ручку, и она неприятно жжет пальцы.

– Э-это как?! Я все время должна быть рядом с вами?! – ужасаюсь сей перспективе.

Я, конечно, понимаю, что меня берут на работу мечты.

Стать личным помощником Димитрия Каца – любая из претенденток, которые были в этом кабинете, удавилась бы за такую перспективу, но я не верю в удачу…

Для меня быть рядом с боссом – испытание. Он будоражит чувства, невольно подпадаю под его мужское обаяние, у меня от него коленки дрожат!

Подтверждением того, что я и близко не в раю, служит его взгляд, которым он меня окидывает, словно ледяной водой окатывает.

Смотрит на меня, как на ребенка, который, вероятно, раздражает своей наивностью.

– Это означает – все время рядом… под рукой. В любое время дня и ночи.  По первому приказу, готовая для меня.

Приподнимает бровь надменно как-то, многозначительно, а я не могу понять, что упускаю…

– Ты ведь понимаешь меня?

– Я не понимаю ничего и дело не в знании английского…

Я слушаю глубокий насыщенный чувственными нотками голос и с каждым произнесенным словом перед глазами начинает темнеть.

– Хорошо. Объясню на пальцах.

В ужасе смотрю на мужчину. Я на гране того, чтобы хлопнуться в обморок. Сердце отбивает бешеный бит и мое шестое чувство, или же темное предчувствие, которое не отпускало все это время, доходит до своего апогея.

В эту секунду, вглядываясь в идеальные черты самого красивого мужчины, которого когда-либо видела, я понимаю, что следующая фраза Димитрия перевернет всю мою жизнь.

Его надменная короткая речь становится автоматной очередью, прошивающей всю меня насквозь.

– Помимо всего прочего, если посчитаю нужным, я буду спать с тобой, Катерина Елецкая. Физиология и ничего больше.

В шоке смотрю в циничные зеленые глаза, пытаюсь прочесть эмоции, понять хоть что-нибудь, в конце концов!

Но не могу. Его лицо холодное, абсолютно безэмоциональное. Только в самой глубине зрачков крохотным всполохом проскальзывает нечто жуткое.

– Если посчитаете нужным?..

– Если…

Повторяет странно, и я понимаю, что это “если” мне не светит. Не подхожу я матерому хищнику. Ну не может Димитрий Кац польститься на мою неказистую фигуру, завернутую в балахон.

Бред. Сюр. Меня проверяют. Никак иначе.

Мое напряжение доходит до своего апогея и вишенкой на торте становится мой нервный смешок:

– Ядрен батон, святые помидоры!

Брякаю под нос на русском и прикусываю язык.

Босс резко подбирается и давит холодом интонаций:

– Что ты сказала? Переведи.

– Ничего такого. Непереводимый фольклор. Удивилась просто подобной перспективе…

Пожимаю плечами.

Смотрит на меня. Ничего не говорит, а мне кажется, что сам не рад меня в помощницы брать.

Не такие, наверное, у него личные помощницы были. Учитывая возможную специфику должности.

Рядом с Димитрием вышколенный персонал. Тот же переводчик, которого Кац Марком назвал, выхухолем лощеным выглядит, а я как-то совсем уж не по статусу биг боссу, так что ну вряд ли он выберет девственницу согревать свою постель.

Не верю! Проверил на вшивость просто.

Хотел понять, мало ли…

Мои мысли прерывает спокойный голос:

– Так, Катрин, мое время ограничено и дорого стоит. Сейчас же приступаешь к своим обязанностям референта. Зарплата твоя будет умножить на десять.

Опять с трудом сдерживаю порыв отпустить парочку крепких слов, ограничиваясь лишь ошарашенным:

– Сколько?!

– Твой оклад, умноженный на десять. Регламентированная зарплата моего референта. То есть с этого момента твоя.

– Я знаю, что такое умножить на десять, но… умножив на десять мой оклад это… как за месяц получить почти годовую зарплату?!

Страшные цифры, настолько нереальные, что я никак не улавливаю всю серьёзность ситуации, ввиду полного раздрая и непонимания того, куда я угодила…

И все же облизав враз пересохшие губы, решаю немного прояснить:

– Господин Кац, вы знаете, сколько я получаю?

– Мне не интересно. Озвучена зарплата моего референта. Значит, твоя.

Понимаю его логику.

И все же почему именно я?!

Ответ в том, что ему нужна местная помощница, иначе бы приволок весь свой персонал из-за бугра, а тут я простая, неприметная, знающая язык…

– На этом аудиенция окончена, Катрин. Приступай к своим обязанностям. И последний пункт: ты переезжаешь в мою резиденцию.

Где-то вдалеке слышится звон моей челюсти, упавшей в районе первого этажа центрально корпуса.

Смотрю в бездушное лицо.

– Я… я не буду жить с вами!

Морщит лоб, словно я своей болтовней ему излишне докучаю.

– Не со мной, а в моей резиденции. Двадцать четыре на семь, мисс Елецкая.

– Я вообще-то НЕ одна живу! –  совсем поражаюсь эксцентричности босса.

– Не мои проблемы. Ты мой переводчик. Мой личный референт. Беспрекословное подчинение, Катрин. Разберись со своим сожителем.

Меня перекашивает из-за его слов и почему-то от его хладнокровности все внутри сжимается.

Это, если бы у меня были отношения, мне пришлось бы их прекратить по приказу Каца?!

Злюсь так, что лицо начинает гореть, щеки пылают. Все внутри переворачивается от этого приказа, и я отвечаю резко:

– Он проблемный подросток!

Опять окидывает меня непроницаемым взглядом. И я понимаю, что ему плевать, до моих стенаний Кацу нет дела. В глазах мужчины приказ и что-то еще. Темное, пугающее. Кажется, что я сейчас душу продаю, становлюсь его собственностью, либо теряю все.

– Эти детали меня не интересуют. Пока свободна. Отныне твое место в моей приемной. На столе Марк оставил список документов и отчетов, которые должны быть предоставлены в ближайшее время.

– Я брата не оставлю одного, слышите?! – повышаю голос, который звенит от негодования и напряжения, сердце пускается вскачь.

Внезапно что-то в мужчине словно щелкает, аура у него становится настолько враждебной и непереносимой, что хочется сделать шаг назад.

Чувствую это по тому, как каменеют широкие плечи, как сжимается большая ладонь с красивыми крупными пальцами в кулак.

Все погружается в вязкую тишину, зловещую и непредсказуемую. Понимаю, что за этим штилем должен грянуть ураган.

– Не переходи грань, Катрин. Ты сейчас ступила на тропу, которая может привести к плачевным последствиям.  Для тебя.

Его голос тихий и жуткий. Он давит свинцом на виски. Передо мной человек, в чьих руках огромная власть, а я ему бросила вызов.

– Я… не оставлю Федю.

Отвечаю и голос дрожит, а перед глазами пелена слез.

Вряд ли бизнесмена хоть как-то смущает мое состояние. Продолжает рассматривать меня и сжимает челюсти.

Димитрий сейчас сильно сдерживается.

От этой скрытой мощи становится жутко.

– Если для тебя это важно, то можешь переезжать вместе с братом. Свободна.

Услышав его спокойный металлический голос, с облегчением выдыхаю, киваю и быстро срываюсь с места, иду к дверям, когда в спину летит:

– И, Катрин…

Разворачиваюсь, вновь напоровшись на холодные зеленые экраны.

– На первый и единственный раз я простил истерику. На будущее. Больше не испытывай мое самообладание на прочность.

Киваю и спасаюсь бегством.

Внутренне понимаю, что Кац не угрожает и не запугивает.

В элегантном костюме скрывается монстр, сталкиваться с которым себе дороже…

Глава 11

Выхожу из кабинета нового начальства и не могу отойти от шока. Чувствую себя ужасно, вся дрожу и не только от страха. Этот мужчина настоящее испытание для нервов и желаний, которые откликаются на мужественную харизму беспринципного босса.

Я ему не подхожу, и если для меня это яснее ясного, то не понимаю, почему Кац остановил выбор на моей кандидатуре. С его размахом, властью, деньгами и более подходящими кадрами… почему он выбрал неопытную девчонку?!

На дрожащих ногах подхожу к пустующему месту референта. Взгляд проскальзывает по столу в стиле хай-тек ослепительно белого цвета, с кричащими дороговизной элементами из нержавеющей стали, кривыми линиями и скосами по бокам, на котором красуется навороченный дорогой экран компьютера последнего поколения. Не чета моему старенькому помощнику, который остался в бухгалтерии.

Рассматриваю новое место работы и чувствую свое несоответствие даже этому столу. У меня навязчивое дурацкое чувство, что здесь должна сидеть другая… не я.

Руки дрожат из-за напряжения. У меня откат после беседы и Кацем. Смотрю на свои маленькие часики, золотой браслет и циферблат советского бренда с чайкой.

Мамино наследие показывает, что я не так уж и много времени провела в кабинете босса… А я думала, что застряла там на несколько часов.

Разворачиваю черное кресло и провожу пальцем по холодной мягкой коже, приятно на ощупь, конечно.

Но НЕ мое. Даже не решаюсь сесть.

Понимаю, что еще утром тут сидела другая помощница и мне не по себе. Я чувствую себя так, словно взяла чужое, и если для Димитрия это, вероятнее всего, в порядке вещей без спросу брать желаемое, то для меня – дикость.

Зачем отказываться от кабинета, который специально для него реставрировали, и занимать место бывшего главы?!

Провожу по волосам, приглаживаю темно-русые прядки. Что я знаю о методах управления?!

Ничего.

Может, тем самым Кац уничтожает авторитет прежней власти и смещает лидера, который был здесь главным до появлений молодого агрессивного миллиардера?

Доминирование нового игрока. Он этим показал кто есть кто. Кто пан, а кто пропал. Умно. Но жестко.

Кац заставляет принять свой уклад, ставит всех на колени.

И меня на колени поставит, если захочет взять. Он, наверное, по-другому и не умеет.

Безумный кадр простреливает тело импульсом, и пальцы с силой впиваются в кресло. Отметаю темные картинки, которые рисует воображение.

Пытаюсь отвлечься. Беру со стола файл. Пробегаюсь по строкам. Необходимые отчеты должны быть предоставлены на английском.

По мере того, как читаю, у меня брови на лоб лезут. Работы непочатый край. Целый список на несколько скрепленных листов.

Застываю.  Просто не знаю даже с какого угла потянуть, чтобы этот карточный домик не рухнул и не погреб меня под собой.

– Елецкая! – резкий окрик. В растерянности поворачиваю голову в сторону секретарши, у которой спрашивала куда идти. Девушка выглядит очень напряженной, не отрывает от меня едкого взгляда.

Всем уже все известно: и то, что новенькая пополнила элитные ряды, и что срубила золотой куш, который лично мне не нужен.

– Олег Петрович вызывает.

Да ёкарный бабай! Охурметь.

Что-то руководителей в моей жизни становится слишком много. Чуть не спрашиваю: “Зачем вызывает?”, но памятуя недавний ответ, не суюсь. Понимаю, что мне не только не ответят, но и пошлют, как в прошлый раз, поэтому просто киваю и следую за резко развернувшейся девицей.

Шлейф от референта разит ароматом дорогого парфюма. Меня начинает подташнивать. Виной тому слишком приторный запах, сладковатый и удушливый. Так пахнет вербена.

Морщусь, но благо эти страдания совсем недолгие. Через минуту мне машут в сторону, и я понимаю, что новый кабинет Петровича за углом…

Кажется, понимаю решение Каца. У главы завода кабинет должен быть центровым.

Даже вот эта игра в дислокацию мне уже говорит о том, что не все гладко в “Датском королевстве”.

И тут запоздало в мозгу оформляется мысль, которая бьет набатом:

Зачем я, черт возьми, понадобилась директору?!

Стучусь и, получив добро, прохожу в кабинет, где все еще пахнет краской. Идеальный ремонт. Даже лучше, чем в том, что отжал у Олега Петровича Кац.

Правда, здесь все безлико, чувствуется, что пространство никому не принадлежит. Здесь нет мощи и энергетики, которую я ощущала на себе в кабинете Каца.

Огромное пространство выглядит дорого, все выдержано в сероватых тонах, но обезличено. Нет приятных сердцу безделушек, привезенных, скажем, из-за рубежа и семейных фотографий.

– Катерина Владимировна, прошу, проходите, присаживайтесь, – радушно улыбается мне директор, – сейчас принесут документы, я подпишу и вам передам для господина Каца. Лично в руки, так сказать.

Не очень понимаю, но киваю и на всякий случай выполняю приказ вышестоящего, хоть это и звучит просьбой.

Сажусь в кресло приятного орехового цвета и опускаю взгляд. Я не знаю, как себя вести и что говорить. А в данном случае тезис “молчание – золото” можно применить как единственно верный постулат.

– Ну что я могу сказать… Выбор господина Каца стал для нас всех полной неожиданностью, Катенька, – вдруг нарушает молчание шеф и благодушие в его голосе зашкаливает. Сейчас он похож на доброго соседа, который сам не понял, что случилось, и делится своим недоумением.

– Пока сама не понимаю, почему выбрали именно меня, Олег Петрович. Я ведь ничего не знаю и опыта для подобной должности у меня нет.

– Вы честны сами с собой, Катерина Владимировна, похвально. Не каждая девушка вашего возраста способна трезво оценивать себя и свои профессиональные качества.

Улыбается все так же добродушно, а у меня внутри напряжение и тревога нарастают. И если страх перед Димитрием – это первобытный инстинкт перед сильным альфой, то здесь… нечто иное. Опять предчувствие срабатывает, хотя видимых причин для опасений нет.

– Катенька, неожиданно, что у вас настолько совершенный английский, как-то этот факт ускользнул от нашего внимания…

Улыбаюсь и не отвечаю, жду.

– Я вам скажу, что Димитрий Иванович, несмотря на еще совсем молодой возраст, весьма опытный бизнесмен, и я бы никогда не стал ставить под сомнение его решение…  Елецкая, если бы не знал всю вашу подноготную, сказал бы, что вы родились и прожили жизнь в Англии. Вы – совершенная неожиданность, просто скрытая диковинка, незаметная поначалу, но если на вас останавливается взгляд, возникает желание приглядеться и тогда многое открывается. Редкостное качество.

Смущаюсь.

Я краснею, ведь слова Олега Петровича кажутся комплиментом. Я в этом неопытна, но улавливаю в его интонациях какой-то подтекст, что-то скрытое, но он не дает мне задуматься, продолжая:

– Знание языка привлекло внимание господина Каца… Ну что же, значит, вы теперь его личная помощница, и как я понимаю, вопреки всем нашим ожиданиям Димитрий Иванович решил остаться здесь на некоторое время и лично проконтролировать реорганизацию нашего завода. Эпатажный бизнесмен дает шанс нам всем подняться на небывалый уровень развития и реализации нашего производства. Речь идет о миллиардах. О благополучии и всеобщем благе не только города, но и всего округа. На кону огромные перспективы. Вы понимаете меня, Катерина Владимировна?

– Примерно, – отвечаю спокойно, но руки сжимаются в кулаки. Внутренне понимаю, чем мягче стелют, тем жестче спать, а мне прямо перину подстилают.

– Нужно не упускать подобный шанс, мобилизовать все силы и идти на все для достижения всеобщего блага.

Чудится, что я сейчас очередного кандидата на выборах слушаю, но улыбаюсь пристукнуто.

Мужчина говорит очень добродушно, голос у него, как у доброго дядечки, который объясняет мне простые истины, словно понимает мою растерянность, пытается настроить на деловой лад.

И эту мысль он подтверждает следующим:

– Катенька, вы не беспокойтесь, не паникуйте, мы все нацелены на плодотворное сотрудничество и по всем вопросам вы можете смело обращаться за помощью к моему секретарю.

– Спасибо, Олег Петрович, – отвечаю благодарно, но внутренне понимаю, что ни к кому за советом я не сунусь. Уж точно не к той, которую обошла на собеседовании. Я помню, какими глазами на меня смотрела Нина Романова – секретарь Петровича.

Внезапно мужчина встает с места и у меня словно дежа-вю. Вспомина, с какой грацией хищника Димитрий провернул подобное и как зашлось у меня сердце в груди из-за роста и мощи мужчины, который предстал перед моим взглядом.

Олег Петрович обходит стол, а я рассматриваю бывшего главу завода: в целом, приятный мужчина, правда невысокий и с пузом, которое, наверное, он не обхватит даже если вытянет вперед обе свои руки.

Он садится в кресло подле меня и смотрит в мои настороженные глаза, замечаю пот на его висках, а густые усы над верхней губой имеют неприятный рыжеватый жирный отблеск.

– Сейчас ты послушаешь меня внимательно, Катенька. Очень. Внимательно.

Киваю немного запоздало, словно соглашаюсь выслушать, а вот становится неприятно, сомнения и интуиция начинают тихо скрестись по внутренностям, затачивая коготки.

Олег Петрович делает паузу и всматривается в мои глаза. Директор больше не выглядит добрым дядечкой, которым я его видела чуть ранее.

В его зрачках зацветают колкие вспышки.

– Елецкая, сейчас для всего завода, – чмокает губами под пушистыми усами и смачный звук вызывает желание сплюнуть, – нет, не так! Для развития всей области, для нашего благополучия очень важно, чтобы все шло по определенному руслу.

Киваю по инерции. Меня откровенно пугает происходящее.

Моя тушка привлекла сегодня слишком много внимания, и если с Кацем у меня внутренности шпарило от огня, то сейчас изнутри гложет острое неприятие происходящего.

– Для общего благополучия, – вновь повторяет, словно разъясняя глупой овце, которую готовят к закланию, – Катерина Владимировна, мне нужно быть в курсе абсолютно всех дел Димитрия Ивановича. Планы, будущие решения, и так далее. Я буду весьма признателен, если ты будешь информировать меня о всех важных ходах вышестоящего начальства.

– Олег Петрович, я правильно понимаю, вы хотите, чтобы я рассказывала обо всем, что узнаю от Димитрия Ивановича? – спрашиваю опешив.

– Катерина, я жизнь свою положил на поднятие этого предприятия. Ты ведь понимаешь, насколько мы все зависим от своих рабочих мест, – в этой фразе меня что-то цепляет.

Улавливаю угрозу, пытаюсь собраться и не поддаваться эмоциям.

– Мне нужна информация о дальнейших действиях Каца!

В шоке смотрю на директора нашего завода.

Он меня заставляет совершить промышленный шпионаж?

И стоит только подумать это, как передо мной возникают нефритовые глаза Каца и слова:

Лояльность. Я требую абсолютную лояльность, Катрин.

Отрицательно машу головой, упираюсь в спинку, желая увеличить дистанцию.

– Господин Кац проговорил этот момент.  Он от меня ожидает лояльность и преданность как от своего референта, а то, что вы мне предлагаете… это… я понимаю, что ваша просьба продиктована заботой о предприятии, но я не смогу, я просто не смогу, Олег Петрович…  в народе это называется просто – стучать.

– Просьба? Просьба… – повторяет, вскинув бровь и в эту секунду что-то мерзкое, как холодная змея, проскальзывает по моей спине неприятным предчувствием.

Смотрю в растерянности на вмиг теряющее все добродушие лицо. Медленно поднимается и в пару шагов нависает надо мной, огромный обрюзгший живот не дает мне вскочить с места и отойти на безопасное расстояние.

– Катерина… ты меня не поняла. Деточка. Конечно, ты будешь абсолютно предана Димитрию Ивановичу. Любое его слово исполняется – это факт, но ты, я смотрю, не совсем понимаешь свое положение при господине Каце… Подумай, как я вижу, ты совсем не глупа. Рано или поздно Димитрий уедет, месяц или два самое большее. Не сидеть же ему на севере вечно, у него империя, так сказать. А я останусь у руля. Я. Останусь. Елецкая.

И ты… ты тоже останешься здесь…

– Я вас не понимаю!

Ха! Все уже поняла, но тяну время, пытаюсь найти выход, но не могу…

Лицо директора багровеет, ноздри раздуваются, осознаю, что с каждой секундой приближается нечто злое, плохое, оно летит на меня со скоростью света и я попаду под каток, в капкан, из которого не выбраться.

– Значит так, Елецкая! Под дуру не коси. Ты будешь держать меня в курсе всех решений Каца.

– НЕТ! – подрываюсь с места, но мясистая рука, неожиданно хваткая, опускается на мое плечо и усаживает насильно обратно.

– Рот закрой и слушай! Раз по-хорошему не понимаешь, будет по-плохому. Ты ведь знаешь, что я далеко не последний человек в городе?!

– То, что вы требуете… это мерзко и противно! Я так не могу! Я не доносчица!

– Ты станешь тем, чем прикажу. И раз уж так случилось, что магнат выбрал тебя, хотя я ему преподнес лучшие кадры, то ты станешь его послушной игрушкой. Если Димитрий прикажет сесть, ты сядешь, если захочет, чтобы легла, то ты исполнишь и это…

Иначе…

Глава 12

Холодею. Меня сейчас в помои с головой опускают, а я давлюсь вонючей гадостью и омерзением.

– Вы не можете меня заставить… – проговариваю зло, все-таки вскакиваю, упираю взгляд в мужчину, который не сильно меня выше.

– Еще как заставлю. Все, что прикажу, сделаешь. У меня на тебя такие козыри имеются…

– А если я все расскажу Димитрию?!

Улыбается, щурит глаза и отвечает, растянув мясистые губы в примерзкую улыбочку:

– Попробуй, Елецкая. Твое слово против моего. И помни, кто я и кто ты.

Захлопываю рот, так и не высказав очередную угрозу. Олег Петрович один из самых влиятельных людей города, имеющий свои связи в самых верхах. Просто так главами металлургических заводов не становятся. На его стороне деньги, власть, имя.

А кто я?

Сирота. Никто. Я здесь на птичьих правах. Работаю без диплома и у меня нет ни малейшего шанса против директора.

– Вот так-то лучше, Елецкая… по личику вижу, что наконец мозги у тебя зашевелились.

Улыбается, опять перевоплощаясь в добряка.

– Ты послушай меня, Катенька, я плохого не посоветую, а если прислушаешься и сделаешь так, как я говорю, только выиграешь.

Мне становится нечем дышать. Ощущаю, как невидимая удавка обхватывает шею и из меня выкачивают все жизненные силы, внутри закипают слезы.

– Ну, полно. Я не терплю женских истерик. Так что плакать и пытаться разжалобить меня не нужно, тем более что на самом деле тебе выпал золотой билет в будущее, и только ты, Катерина Владимировна, решаешь, каким именно будет это будущее.

Машу головой из стороны в сторону, пытаюсь очнуться от того ужаса, в который я с каждой секундой все больше погружаюсь.

Димитрий только появился, а из-за него вся моя жизнь летит в тартарары.

Петрович двумя пальцами проводит по своим мерзким паучьим усам, он сам мне кажется пауком, который плетет свои интриги и загоняет жалкую муху в сети, опутывает по рукам и ногам. В этой игре мне не выиграть. Не тот калибр.

– Катенька, через тебя будет проходить определенная документация, и мне нужно, чтобы цифры всегда сходились, ты же столько у нас в бухгалтерии пробыла, должна понимать, о чем я.

Явно у Петровича рыльце в пушку. Меня хотят заставить прикрыть тылы. Эта мысль вызывает внутренний ярый протест, который я не высказываю. Жду откровений. Раз уж тут так разошлись, что же не дать человеку высказаться.

Петрович проходится по кабинету, убедившись, что я слушаю его. Директор становится все более умиротворенным и улыбается, как отец родной, а впрочем, я отца почти не помню и улыбку его тем более.

– Кац имеет определенные моральные устои и принципы, вернее, их полное отсутствие, Катерина Владимировна. Новый босс – зверь, имеющий определенное имя в деловых кругах. Он беспринципен и скор на расправу.

Делает паузу, многозначительно смотрит, заставляя прочувствовать каждую его фразу, каждое слово, которые летят в меня отравленными стрелами.

– У Димитрия есть определенные требования, касающиеся его помощницы. Без моей поддержки тебе не выжить. Кац опасен и женщин он не бережет. Он жесток.

– Так почему же, если биг босс так ужасен, вы продали ему завод и сейчас идете на подобную аферу?! – задаю вопрос и чувствую, что меня тошнит. От ситуации и от людей, которые разыгрывают свою партию, манипулируют мной подобно марионетке.

Чувствую себя жалкой игрушкой, которой жестокий мальчишка может без труда оторвать голову.

Петровичу мой выпад не нравится. Останавливается резко и взгляд темнеет.

– Катенька, ты говори, да не заговаривайся. Все у нас абсолютно чисто на предприятии. Бухгалтерия белая. А это просто предосторожность.

Взгляд у Петровича колкий и цепкий.

Димитрий меня сильно напугал своим холодом, отсутствием эмоций, а этот только вызывает злость от понимания, что меня загоняют в угол. Причем оба. И кто из них хуже, я пока не понимаю.

– Признаюсь, Катенька, раз уж мы говорим с тобой по душам. Я готовил свои кадры. Лучшие, способные удовлетворить все потребности магната, но Димитрий выбрал тебя.  Даже не знаю, как вообще такое могло произойти. Ты не в его вкусе. Он совсем иные критерии указывал для референта. Хотя.  При смене слагаемых сумма не меняется. Кац выбрал тебя. А значит – ты сделаешь все! Иначе… – делает шаг вперед, приближает ко мне свое круглое, как пряник, лицо с лоснящимися красными щеками и гневно горящими глазами. – Ты здесь на птичьих правах. Без диплома сидишь в бухгалтерии и у тебя есть одно обстоятельство по имени Федор Елецкий.

Сглатываю гулко.

– Малейшее неповиновение и отказ от передачи информации, и тебя лишат опеки. Поверь мне, я подсуечусь и лучшее, что случится с твоим братом – это приют для сложных подростков.

Делает паузу и вновь причмокивает, а меня передергивает от отвращения и желания вцепиться в это жирное лицо и расцарапать в кровь.

– В случае с твоим братцем, Катерина, один твой неправильный шаг и Федора можно сразу в колонию для несовершеннолетних c таким-то послужным списком…

То, чем угрожает Олег Петрович. Это страшная участь и я не могу бросить Федю на произвол судьбы. Он и так злой волчонок, а что с ним станет, если он окажется в мире, из которого нормальным человеком уже не выйти?!

Кто-то скажет, что в тюрьмах люди исправляются, однако я понимаю, что в случае с моим братом и колонией несовершеннолетних, учитывая характер Федора и упертость, его там либо убьют, либо он выйдет, отмотав срок, настоящим монстром…

– Как вы можете вот так с маху решать судьбу невиновного человека?! Мой брат не ангел, но привод был, потому что он дал сдачи, защитил себя и вмазал сынку чиновника! Не он начал это все…

– Прекрати. «Кто, что, за что…» мне фиолетово. Я пытаюсь помочь, понять ситуацию, Катерина. Ты мне информацию и видимую лояльность Кацу, чтобы он ни на секунду не усомнился в твоей исполнительности, и все у тебя с братом будет хорошо… В противном случае… Имей в виду. Жизнь испорчу так, что нигде работы не найдешь, брат твой уже биографию свою подпортил. Ты же знаешь, как у нас дела делаются. Кто прав, а кто виноват, решают деньги и власть. Этого у меня достаточно.

– А если я к Димитрию Ивановичу пойду и все вложу?! У него этого добра побольше вашего будет, – улыбаюсь, приподняв бровь, скрещиваю руки на груди.

Играю роль. Адаптируюсь. Если меня хотят видеть стервой, я могу ею и побыть.

– Ноготки обтачиваешь, Елецкая? Прицениваешься, смотрю, сговоримся, значит. Ну так слушай.  Это мой город. А Димитрий Иванович… он здесь временно. Ему главное – прибыль. Такие люди мыслят иными категориями. Проще скажу – ему плевать.  У него бизнес на потоке стоит, предприятий тьма. Он уедет, а я, Катенька, я же останусь…

Страшные угрозы бьют меня и посылают в полет. Кажется, что я лечу вниз с самой высокой башни нашего завода и меня колотит панический ужас. Сердце рвется от понимания, что меня загоняют на убой.

Петрович делает шаг в сторону. Оставляет меня переваривать информацию. Смотрит на часы, давая понять, что аудиенция окончена.

Старый лис уже знает, что мне не отвертеться.

Меня колотит. Очень сильно. Внутренне я готова заорать, топать ногами и броситься на мужчину с кулаками. Впервые все внутри бушует праведным гневом. Но чего я добьюсь в порыве злости?

Приглядываюсь к директору. Вместо лица – маска. Эмоции он меняет, как заправский лицедей, словно на помосте древнегреческого амфитеатра. Раз и гнев сменяет лик добродушия.

– Ну вот, Катенька, вижу, что ты меня поняла, осмыслила свое поведение. Радуешь.

Прикусываю губы, чтобы не выдать крепкий мат и не послать зарвавшегося урода в далекое пешее. Не всегда стоит открывать оппоненту, что ты не согласен, можно просто промолчать и позволить, чтобы он сделал свои выводы. Правильные или нет – это уже его проблемы.

– Нет ничего ужасного в том, что ты поможешь в нашем маленьком деле. Разумеется, я вознагражу тебя за старания.

Ухмыляется, а я сжимаю зубы посильнее.

Терпи, Катька, сейчас не время показывать свои чувства. Но все же нервы сдают, когда слышу следующую фразу:

– Раз наш соотечественник тебя выбрал, Елецкая, ты должна сделать все, чтобы он остался абсолютно довольным.

– Вы с ума сошли? – выдыхаю, не сдержавшись.

– Ну что ты, взрослая девочка, все сама понимаешь. Не мне учить, как мужику время на родине нужно скрашивать.

– И еще, Катенька, если вдруг вздумаешь рассказать Димитрию Ивановичу о нашем маленьком разговоре, огребешь по полной. Всегда могут найтись свидетели, которые укажут на твою вину…

Прикусываю губу, потому что директор действует жестко, чередует сладкие обещания и кнут. Проворная, ушлая крыса, которая, видно, имеет богатый опыт подобных вывертов.

Садится в свое кресло и, сомкнув ладони, поигрывает указательными пальцами.

– Мне нужен ответ, Катя.  Так я могу на тебя рассчитывать?

Внутри меня все бушует, но я не могу ничего противопоставить. Чувствую себя пешкой в партии в шахматы, которую двигают, как вздумается, подставляя под удар.

– Я вас поняла, – отвечаю тихо.

Хлопает в ладоши, опять улыбаясь сквозь пушистые усы.

– Вот и хорошо, Катенька.

Прикрываю глаза. То, на что я подписалась, это ужасно.

Димитрий Кац. Я его не знаю, но он олицетворяет собой ядовитую гюрзу и его не провести.

Как мне сохранить видимость работы на два фронта?!

Биг босс же за такое шею свернет…

Причем буквально.

Есть в его сильных руках нечто такое, что дает мне понять, что сделает.

– Забирай документы и свободна. По всем вопросам смело обращайся к Ниночке, она с радостью поможет.

Нервно оправив подол платья, забываю обо всем, направляюсь к двери. Пожалуй, я еще не отошла от шока, еще не осмыслила, в какую паутину меня втянули.

– И еще вот что, Елецкая, – окрик Петровича заставляет остолбенеть у двери, на деревянных ногах разворачиваюсь и с непониманием смотрю на мужчину, – ты у гинеколога давно была?

Если бы в меня ударила прямо сейчас молния, наверное, я меньше бы удивилась, чем этому вопросу со стороны постороннего мужчины, который, по-видимому, не обременен не только понятием чести, но и морали.

– Простите? – в удивлении мои брови ползут вверх.

– Я говорю, к терапевту с гинекологом давно захаживала? Здоровая, спрашиваю?

Здорова я. Но зачем спрашивать подобное?!

– Димитрий Иванович дал строгие распоряжения относительно здоровья его личного помощника.

Просто киваю. Слов нет.

Как вышла из кабинета Петровича, я плохо помню. Просто в момент нашла себя сидящей за столом и рассматривающей темный экран дорогущего монитора.

Вся ситуация, в которой я оказалась, просто омерзительна, неприятна, а главное – я не вижу выхода.

В один миг меня обложили со всех сторон.

– Боже, Елецкая… Как ты все это разгребать-то будешь… – выдыхаю и тру лицо.

Я не могу сделать то, что от меня требует Петрович. Прикрывать чужой зад и быть инструментом в очередных махинация я не буду.

Не могу я продаться за тридцать звонких серебряников. Тут дело принципа.

Я. Не. Продаюсь. Не продаю также и свои убеждения.

Вопрос тут не в предательстве нового босса, которого я не знаю от слова совсем.

Однако в его случае есть понимание, что Димитрий был честен со мной, высказав все и оглушив своим черствым отношением.

Как я понимаю, подобные отношения, а вернее, их полное отсутствие, для Каца в порядке вещей.

На этой мысли мое видимое спокойствие меня покидает и из глаз брызгают слезы безысходности. Что-то внутри меня откликается на магната, реагирует приливом адового тепла к низу живота и будоражит чувственность.

Димитрий самый красивый мужчина из всех, которых я когда-либо видела, хотя что я видела?!  Но, тем не менее, понимание мужской харизмы и притягательности у меня есть. Живи он в середине двадцатого века – стал бы примером чистокровного арийца не только внешностью, но и отсутствием чувств.

Я только сейчас понимаю весь ужас своей ситуации.

Как скоро слухи о том, что я грею постель олигарху, разлетятся по нашему не самому большому городу?

Мне становится до боли неприятно, но на одной стороне весов встают мои честь и достоинство, а на другой – единственный дорогой человек, которого я поклялась защищать.

Выдыхаю горько и стираю с щек слезы. Стучать на Каца я не собираюсь. Идти с обвинениями и обличать Петровича тоже не могу. Во-первых, мне могут не поверить, а во-вторых, босс у меня сложный… я его не знаю и не могу доверять.

Откидываю мысли в сторону, как говорила Скарлетт О’Хара: “Я подумаю об этом завтра”. Хорошие слова, особенно когда твоя жизнь, размеренная и спокойная, вдруг летит под откос.

Еще раз просматриваю список, который мне дал биг босс, и безумно радуюсь, когда ко мне заходит Поля, помощник референта, которая меня звала на это собеседование.

– Ну что там, Катька? На тебе лица нет.

– Кац меня выбрал, буду теперь его личным переводчиком-помощником. Черт знает чем еще, – выдавливаю улыбку, наверное, жалкую, потому что задорное лицо девушки становится очень серьезным, а затем вдруг она глаза округляет.

– Так, значит, правда! Магнат тебя всяким Романовым предпочел?!

Шепчет победоносно как-то, а я лишь пожимаю плечами, утвердительно кивнув.

– Он мне список дал, нужно документы собрать, переводы сделать, и я не знаю даже с какого угла потянуть, чтобы этот карточный домик не рухнул.

Заглядывает в листок.

– Так там все по-английски, ты переведи, а я подскажу. Не волнуйся. Все там были, я помогу, Кать…

Смотрю в добродушное лицо, улыбаюсь благодарно.

– Одна я тут не справлюсь…

– Так мы всем отделом тебя подтянем, не боись, все рады будут этим грымзам нос утереть, больно уж воображают из себя, – сверкает яркими глазами, включаясь в рабочий режим. – Давай, Елецкая, переводи!

На то, чтобы хотя бы собрать всю необходимую документацию, у нас ушла уйма времени. Однако, когда, наконец, все необходимое оказалось на моем столе, Поля присвистнула:

– Кать, это если он личного помощника так грузит, я примерно понимаю, каким темпом работы будут скоро все отделы фигачить.

Глава 13

– Слушаю.

– Митрий, как ситуация с Беспалым?

– Все по плану. Я лично взялся, Ривз, следовательно, все под моим строгим контролем.

– Кац, мне нужно, чтобы киллер необходимые показания дал. От этого зависит все…

– Он даст. Я ему отстегнул огромные бабки и обещал защиту семьи. Не думаю, что люди Вермонта Коула просекут и найдут концы. Рычаги давления на Митяя у меня, а я люблю перестраховываться, прикрывать тылы. Ты же знаешь, рartner in crime?

– Знаю. Заклятый друг – изворотливый, хитрый, коварный. Имеющий свои понятия о «хорошем» и «плохом». Неоднозначная ты личность, Димитрий. Тебя во врагах иметь – приговор.

– Тигр, на лирику потянуло? – ухмыляюсь.

– Твой автопортрет вырисовываю, Гюрза. Хорошо, Кац, – слышу благодушные нотки и уже просекаю следующий вопрос: – Ты и вправду там запал на девчонку или есть еще что-то? Колись. Это же не про тебя, Димитрий. Ты не по отношениям. В чем подвох?

– Бай-бай, Ривз. Я баб не обсуждаю.

Вырубаю связь.

Гружу компьютер и просматриваю документы.

Дела не терпят отлагательств, и пока я нахожусь в этой богом забытой глуши, совмещаю текучку и разработку.

Сейчас идет серьезная игра. На кону миллиардная империя. Я привык идти напролом к своей цели. Комбинация с Ривзом также зависит от многих факторов.

Например, от того, выстоит ли Беспалый под гнетом федералов и не сольется ли в последний момент. Хотя не должен, он киллер по понятиям старой закваски и у него есть ахиллесова пята.

Когда-то здесь, в России, один из самых безжалостных убийц встретил женщину. Он выполнил заказ и залег на дно. Захотел развязаться со своим прошлым.

Но строить семью – непозволительная роскошь для убийцы, Митяй Беспалый понял это поздновато, когда уже стал отцом.

Сейчас один из самых матерых киллеров ходит подо мной и выполняет свою часть сделки, а я свою…

Защита детей Беспалова под моим контролем.

У нас с ним давняя история, благодаря отцу – Ивану Кровавому, человеку, имя которого несет страх в криминальных кругах.

Откидываюсь в кресле и прищелкиваю пальцами. Как моя мать влюбилась в своего похитителя, я не знаю. Такого изверга любить нельзя, но самое феноменальное, что Аврора стала сердцем отца.

Если у моего больного и отбитого на голову предка есть душа – то ее средоточием является Аврора Кац.

Только этот фактор не помешал отцу отдать меня на подготовку к своим псам.

Беспалый лично выбивал из меня дурь, заставляя харкать кровью и биться до смерти, муштровал меня вместе со своими солдатами лет с двенадцати.

“Кровь – боль – пот” – те лезвия, которые закаляли. Никто не давал авансов сыну Кровавого. С меня был двойной спрос. Как и всех, учили убивать. Я проходил отбор на полигоне, в лесах, принадлежащих Ивану. И эти учения – это было выживание.

Мне давался выбор: выжить или сдохнуть. И я обзавелся извращенным чувством юмора. Прозвище получил в бою.

Я научился выжидать, совершать молниеносный бросок, доставая соперника, впрыскивать яд, подобно гюрзе, и дальше наслаждаться агонией, ловить свой кайф.

Меткостью еще со школы отличался. Был чемпионом штата по стрельбе.

Как-то зверь во мне адаптировался к подобному образу жизни и когда я летом заваливался после элитной школы в наш дом, то отбивался от рук матери, которая желала утопить меня в своей ласке и любви, я уже рвался на полигон.

Сам. Оказалось, что я сын своего отца и мне стало душно в мире рамок, а среди убийц я стал своим.

Воспоминания развеиваются.

Прикрываю глаза и почему-то вижу Катерину Владимировну Елецкую. Фамилия у нее материнская, отчество – деда.

Ничего брата и сестру не связывает с моим самым опасным наемником, кроме крови. Его крови в их жилах.

Заметил я ее еще в зале. Неприметная поначалу. На отца непохожа совершенно.

Когда девчонка в монашеской робе вошла в мой кабинет, то всколыхнула интерес.

И ее коса. Чертова тугая коса, длинная и толстая. Так и хочется дернуть за нее со всей силы, намотать на кулак и держать так, изогнув, и бешено взять то, что я уже считаю своим.

И только взгляд кристально чистых серебристых глаз, мерцающих всей палитрой уязвимости, сдержал привычные звериные реакции.

Я готов выполнить долг – дать полноценную защиту.

Взять в жены, если понадобится.

Глава 14

В шоке рассматриваю гору документов и боязливо тяну талмуд, сажусь в кресло помощницы, зарываюсь в бумажки, забыв обо всем, буквально утопая в переводах и стараясь скрупулезно исполнять свои обязанности.

Не замечаю, как проходит время, и в какой-то момент назойливый звук селектора заставляет подпрыгнуть. Кошусь на коммуникатор, как на ядовитую змею, и, наконец, беру трубку.

– Приемная господина Каца, – наверное, я отвечаю верно, говоря фразу на русском, – слушаю вас.

– Распорядись, чтобы подготовили машину.

Четкий приказ и босс бросает трубку.

А я все продолжаю сжимать в руках аппарат и не могу понять, почему этот холодный баритон действует на меня так неоднозначно, заставляя сердце отбивать в груди неровный ритм.

Не понимаю сначала, куда именно мне звонить, но выбираю из списка, лежащего на столе, номер охраны, оставляю информацию и не успеваю выдохнуть, как дверь кабинета открывается.

На пороге возникает мой руководитель, а я врастаю в кресло, рассматривая великана с отстраненным хищным лицом. Освобождаюсь от лишних мыслей только тогда, когда изумрудный взгляд Каца падает на меня.

Сразу подрываюсь с места, не понимая, как именно должна себя вести. Принято ведь, наверное, вставать при появлении биг босса или это у военных так?

Черт его знает!

Делаю внутреннюю зарубку поспрашивать у Поли немного об этике отношений между начальниками и подчиненными, а также дома скачаю какой-нибудь учебник по бизнес-этикету.

С Димитрием это становится необходимостью. Не хочу ударить в грязь лицом.

Красавец уверенным шагом приближается, припечатывая меня к месту, останавливается рядом со мной не со стороны стола, а прямо рядом! Заставляет поднять голову и замереть, опять подпав под магнетизм и опасную близость мужчины.

Его аромат дорогого парфюма сразу же опутывает тяжестью, задерживаю дыхание, хотя до ужаса хочется пустить в легкие этот дурман, голова кружится. И я не знаю, это от нехватки кислорода или от близости мужчины?!

Я опять теряю себя при взгляде в эти потусторонние малахитовые бездны, сердце в страхе заходится в груди. И где-то в сознании проскальзывает понимание – играть против Димитрия смертельно опасно.

У него взгляд экранирует. Наверное, так могут смотреть те, кто по щелчку пальцев способны лишить жизни…

Мне кажется, он не ведает жалости…

– Завтра суббота, Катрин, и у тебя день на сборы.

Красивым голосом отдает приказы, а у меня опять сердце в груди ударяет неровно.

– Утром воскресенья моя помощница должна быть в моей резиденции.

Зеленые глаза смотрят холодно. Безэмоционально. Я и так в ловушке. Мышонок, загнанный в угол, поэтому киваю.

Язык не слушает, и я боюсь той ужасной ситуации, в которую попала.

Черт! Чувствую себя пешкой на шахматной доске, маленьким солдатиком, которого посылают в атаку на ферзя, а что может простой солдат перед повелителем шахматной доски?!

Меня раздавят…

– Ты поняла меня, Катрин? – уточняет, пытаясь понять, врубилась ли я в то, что мне говорят.

– Я не знаю адреса… – мой тихий голос едва различим, и я опускаю взгляд в стол.

Наверное, он сейчас смотрит на меня, как на форменную идиотку.

Жду распоряжений и пояснений, но не того, что случается затем…

Внезапно сильные горячие пальцы касаются моего подбородка, заставляя поднять голову и замереть, столкнувшись с глубокими изумрудами.

Мертвые у него глаза. Оттенок насыщенный, но зрачок чуть продолговат, как у змеи. Опасной гюрзы, которая до поры до времени может высматривать жертву для того, чтобы нанести в момент один выверенный, четкий, сокрушительный бросок.

С чего такие картинки в голове?!

Меня начинает трясти от его близости, от ощущения шершавых сильных пальцев, которые прожигают мою кожу. Облизываю губы в нервном порыве, и Димитрий отслеживает этот жест.

Почему мне кажется, что он сейчас в шаге оттого, чтобы растерзать меня?!

Помешательство длится секунду. Кац отнимает руку.

– В воскресенье за тобой приедет мой водитель.

Больше мужчина не уделяет мне ни секунды, разворачивается и направляется на выход, где его встречают охранники.

А у меня ноги все-таки подгибаются, я обрушиваюсь в кресло и понимаю, что реву.

Меня посылают на заклание человеку, способному уничтожить каждого, кто пойдет против.

Я засиживаюсь на рабочем месте. Пытаюсь завершить перевод финального абзаца, чтобы хоть что-то на сегодня сделать до конца.

Не люблю оставлять дела на половине. Мама с детства внушала, что нужно все доводить до ума-разума, вот и сейчас не останавливаюсь, пока не откладываю готовый документ в сторону.

Выключаю компьютер и тру глаза.

Работа помогает. Всегда у меня было так. Не знаешь, что думать – грузи себя, уставай, тогда и “думалка” отключится…

Поднимаюсь из-за стола и потягиваюсь. Спина немного побаливает, но удобное кресло минимизирует неприятные ощущения.

Закрываю за собой дверь приемной, направляюсь в крыло, где работала до сегодняшнего дня.

Нужно забрать свои вещи, родные сердцу безделушки, да и верхняя одежда осталась висеть на вешалке.

Понимаю, что где-то даже я специально засиделась, чтобы не идти в рабочие часы. Наверное, девочкам жутко интересно, но…

Не могу пока. Я не готова к расспросам, мне нужно переспать со всем тем, что случилось со мной и, как чует сердце, еще случится…

Ноги ступают по коридорам, а я всячески отгоняю мысли, не хочу рассуждать, не хочу думать и самое главное – пока не могу принять дилемму и ответить для себя на вопрос:

готова ли я сказать Димитрию, что маленькая мышка, отобранная биг боссом в референты, является подсадной уткой, которая должна вынюхивать планы бизнесмена и докладывать о них местному руководству.

Не снесет ли Кац гонцу, принесшему дурные вести, голову, и поверит ли вообще?!

Кто я?!

Девчонка, которую выбрали за знание языка, неподходящая, но я четко для себя понимаю, что стучать на Димитрия не буду, а если меня Петрович припрет к стенке…

Вот тогда и решу, что буду делать.

Открываю дверь, захожу в кабинет, где ютились мы с девочками, подхожу к столу, провожу пальцами по своей чашке.

Взгляд цепляет брелок. Играю с симпатичной мордашкой веселого мультяшки, которого когда-то подарил мне Паша…

Мой друг уехал воплощать нашу мечту в жизнь, а я осталась…

Дергаю гномика за желтые торчащие во все стороны космы, а перед глазами светлое лицо моего парня.

– Вот, Катька, лови! Какие глазюки выпученные у гнома, прямо как у меня! Будет тебе настроение поднимать!

И опять меня тянет поплакать. Пашка мне остался другом, теплым воспоминанием. Резко сажусь на свое место и выхватываю из кармана телефон.

Жму на нужный контакт и жду.

– Морковка, привет! – радостный голос и старое прозвище, прилепившееся из-за косы, заставляет улыбнуться.

– Привет, Долговязый… как дела?

– Нормалек, Москву покоряем, только эта гадина не дается, но где наша не пропадала, да, Катька?!

Настроение светлеет. Все-таки я привыкла к этому безалаберному типу с его шуточками.

– Да, Николаев, прорвемся, – мой ответ пропадает в резком гуле, и я понимаю по громким битам неприятной электронной музыки, что, кажется, Павел где-то в клубе.

– Кать, я тут подработку взял, я тебе потом напишу, ладно, Морковка?! Не вешай нос, прорвемся! – кричит в трубку Паша и я, не желая отвлекать друга, быстро прощаюсь.

Кручусь на своем старом кресле, отмечая его жесткость. Так, наверное, и в жизни. Все действительно познается в сравнении. Раньше меня устраивало мое местечко, а сейчас я понимаю, что просто замкнулась в своем маленьком гнезде, не желая вылупляться из скорлупки, отгородилась ото всех.

И я бы и дальше оставалась в своей броне, если бы Димитрий Кац своим повелительным голосом не приказал бы мне явиться перед зеленые очи свои.

Беру один из ящиков, которые для лишней документации отведены, и начинаю собирать свой скарб.

Сердце сжимается и кажется, что я сейчас со своей жизнью прощаюсь. Со всем, что для меня дорого, что ценно. Со всем тем, что составляет частичку меня.

Димитрий…

Он уже переворачивает мою жизнь.

Резко захлопываю коробку, беру верхнюю одежду и покидаю кабинет.

I’ll think about it tomorrow – как говорила Скарлет.

Завтра… я подумаю об этом всем завтра…

Глава 15

Музыкальная тема главы

Вивальди – “Времена года”

Соло для Скрипки

Дорога до дома не занимает много времени. Подхожу к остановке, давно изучила распорядок транспорта, и через минут пять желтый автобус со скрипом раскрывает передо мной дверцы, и я взбираюсь на неудобную, грязную ступеньку, прохожу в самый конец полупустого транспорта, располагаюсь у окна.

Наблюдаю за улицами родного городка, за природой и деревьями, готовящимися зацвести, покрыться зеленью и привнести в наш холодный край тепло, в котором я так нуждаюсь.

Сжимаю холодными пальцами коробку и улыбаюсь. Внутри играет мелодия, она заворачивается вихрем и уносит все тревоги.

Неуклюже выхожу на ближайшей к дому остановке и прохожусь немного пешком, вдыхаю чистый холодный воздух родного края.

Все говорят, что у нас в Сибири воздух сладкий, не такой, как в больших городах, где все загазованно, но мне сравнивать не с чем.

Разве что с хрустальным ветром Алтая… Вот там и вправду дышишь и ощущаешь сладость…

Мы еще в школе ездили с ребятами в лагерь, и это лето я запомнила как одно из самых счастливых в моей жизни.

Там, на склоне горы, Пашка, нарвав ромашек, посмотрел мне в глаза с высоты своего роста и, покраснев, сказал:

– Кать, ты самая красивая девчонка, которую я когда-либо видел…

Мой звонкий смех разлетелся колокольчиком по округе.

– Николаев, прекрати!

– Я правду говорю, не могу в толк взять, почему ты не хочешь видеть, как пацаны за тобой шеи сворачивают?!

Хохочу еще громче и отвечаю:

– А ты?! Ты тоже?!

– Мне давно крышу снесло, Морковка с длинной косой, только я тебе друг… не более…

Воспоминания наводят грусть и тоску. Павел теперь в Москве, а я здесь. И жизнь моя совсем не та, о которой я мечтала.

Обхожу грязную рытвину, которую лет сто местное ЖКХ обещает починить, и подхожу к скромной коробке-хрущовке, где на последнем пятом этаже расположена наша двушка.

Бросаю взгляд на скамейку у подъезда, все еще пустующую, улыбаюсь, вспоминая, что совсем скоро местные бабульки-кгбшницы займут свои посты наблюдения за порядком по периметру, так сказать.

Преодолеваю лестничный пролет, и отложив коробку на бело-коричневую отбитую плитку, принимаюсь копаться в своей сумке в поисках брелока. На удивление быстро справившись с задачей, я поворачиваю ключ в замке, отталкиваю темную дверь, изнутри обитую потрескавшейся темно-коричневой кожей.

Нащупываю у входа выключатель. Крохотный плафон на потолке загорается теплым желтым светом.

Пустая квартира встречает меня родным запахом.

Затаскиваю коробку и захлопываю за собой дверь, скидываю верхнюю одежду, снимаю обувь и ныряю в свои уютные тапки. Захожу в ванную, умываюсь. Долго мою лицо холодной водой и в какой-то момент щеки начинает колоть, а взглянув в зеркало, я понимаю, что лицо у меня мокрое не только от воды, я плачу…

Вытираюсь хрустящим полосатым полотенцем, оставшимся в наследие еще с советских времен, и прохожу в гостиную, забираюсь на диван с цветастой накидкой, подбираю ноги и утыкаюсь подбородком в колени.

Рассматриваю старый сервант, на котором стоят фотографии.

На них мы с мамой улыбаемся и дурачимся, есть и голенькое фото годовалого крепыша.

Федька всегда был крупным. Так как мама у нас была миниатюрной, и я статью пошла в нее, то понимаю, что Федор унаследовал отцовскую мощь.

В доме нет ни одной фотографии моего отца, я просто знаю, что не в кого больше братишке быть таким богатырем.

Мысли об этом неприятно колют. Казалось бы, сколько таких брошенных, разведенных семей, не мы одни. Люди часто не понимают друг друга и разбегаются, но обида…

Моя обида въелась в душу и, возможно, из-за этого я так сторонюсь парней, потому что самый близкий мужчина в моей жизни, родной отец – нас предал.

Как ушел, закрыв за собой дверь, так и ни разу больше в нашей жизни не появился.  На вопросы мои мать ничего толком не отвечала, не рассказывала, а потом я выросла и как-то смирилась, что нет его. Жив или мертв – я не знаю, а может, где-то и завел себе счастливую семью, воспитывает других детей, не вспоминая, что на самом севере у него остались мы…

Мама всегда была мне другом, но я так и не смогла у нее разузнать что-либо о нашем папе. Ничего. Ни одного фото. Никакой информации. Только сожженные мосты и горечь от его ухода.

Предательство больно ранило и как-то я додумала, что бросил он нас из-за чего-то конкретного… Наверное, другая увела, ведь мама после него так и не взялась строить личную жизнь, словно сломанная была.

Как-то я услышала ее разговор на кухне, где она подруге своей обмолвилась:

– Не могу, Людааа… Всех с ним, проклятым, сравниваю… и не могу! Понимаешь?! Не прощу его. Никогда не прощу и забыть нет сил… Таких мужчин не забывают…

– Ты, Ирка, баба красивая, а хоронишь себя из-за ирода… Ты же еще можешь жизнь наладить…

– Лучше налей нам, горечь запить, и не напоминай мне о нем больше… 

Главное, Катьку мне уберечь, чтобы такого же не повстречала, а то у нас, у Елецких, судьба, видишь, какая…

Стоит только вспомнить, как в сердце старая заноза опять кровить начинает. Умерла мама в одночасье. У молодых женщин тоже, оказывается, сердце внезапно может остановиться и болеть для этого не нужно…

Просто секунда и не стало человека. А выходит, что ты столько всего хотела сказать, спросить, пообщаться, в конце концов, но… не успела.

Мамочки моей нет, а отец…

Нет его для меня. Умер.

И стремлений узнать кто да что, тоже не возникает. Раз мы ему не нужны были, то и он нам.

От тяжелых ощущений трогаю грудь, скрытую грубой тканью теплого платья, слегка давлю, чтобы боль унять.

И все-таки я отца смутно, но помню…

Одно воспоминание из детства сохранилось, словно кадр, замерший на старой фотопленке.

Широкая спина с разворотом крепких плеч в дверях, короткий темный ежик волос на почти бритом затылке и… берцы, огромные, из черной кожи.

Этот человек из моего воспоминания похож на воина…

И берцы у него были армейскими, как у десантников в фильмах.

Вижу себя со стороны маленькой девочкой…

Картинка рябит из-за нескончаемых слез, поднимаю голову и заглядываю в бледное лицо матери, чувствую ласку ее дрожащих пальцев в волосах. Прикрываю глаза и сильнее обнимаю ее за чуть выдающийся беременный живот.

Федя родился раньше срока, мама сильно переживала и еле выносила ребенка, а отца в нашей жизни тогда уже не было…

Так и ушел. Не оглянулся. Ничего не сказал. Исчез.

Верно, вычеркнул нас из своей жизни.

– Мамочка, как же тяжко без тебя…

Проговариваю с болью.

Кажется, что вижу со стороны очередную картину. Раньше в нашем доме звучала скрипка. Мама была преподавателем в музыкальной школе, и часто по вечерам Ирина Владимировна играла, заставляя инструмент плакать, а иногда весело смеяться.

Вот она я – девчушка с двумя толстыми косичками, веселюсь с братом, мы танцуем под трогательную и чувственную мелодию, которую виртуозно исполняет мать.

Вивальди…

“Времена года”.

Эта мелодия и сейчас звучит внутри меня, а перед глазам двое детей, не совсем понимающих как двигаться под звуки музыки, которые струятся из-под длинных беглых пальцев нашей матери.

Встаю и на инстинктах иду к шкафу, достаю футляр, открываю крышку. С секунду рассматриваю инструмент, улыбаюсь краешком губ и провожу подушечками пальцев по теплой деревянной поверхности с равными углублениями по бокам корпуса.

Как наяву вижу яркие фосфоресцирующие глаза. Они словно подстегивают меня взять в руки смычок и окунутся в вихри чувств, которые зарождаются в сердце от воспоминаний. Старых и новых, что переплетаются и заставляют все внутри трепетать…

Слезы капают, а рука со смычком дрожит… Но, оказывается, я все еще помню уроки, что давала мне моя самая строгая учительница.

Конечно, мое исполнение слишком далеко от оригинала, но мелодия Вивальди живет в моем сердце, а я снова кажусь себе маленькой девочкой, которая, положив подбородок на тонкое плечо хрупкой женщины, целует нежную бархатистую щеку.

Звук обрывается, и некрасивая нота отдается внутри меня тяжким пониманием, что мамы нет, а отец… его никогда и не было, у Феди своя жизнь. Он закрылся от меня, а я… я одна против жестоких людей, которые ведут нечестную игру.

Щелчок замка заставляет встрепенуться, два оборота и дверь за моей спиной открывается, а я бросаю взгляд в окно и понимаю, что за тяжелыми мыслями и не заметила, как наступила ночь…

Огромная рослая фигура замирает в проеме, заставив сердце забиться рвано…

В подъезде темно, а из-за того, что в коридоре горит свет, мужчина выглядит пугающе грозно. Он режет своим силуэтом пространство, словно зависнув на пересечении света и тьмы.

Сжимаю скрипку и смычок в руках. Странная игра восприятия. Но когда он делает шаг в свет коридора, то приносит свою тьму в дом.

Поворачивает голову в мою сторону, прошивает острым, как игла, взглядом, резко откинув темную длинную челку со лба.

Он чем-то отдаленно напоминает Кларка Кента. Того самого Супермена, который, цепляя очки, превращался в простого журналиста…

Только Федор непрост. И сейчас, когда у меня все в душе переворачивается вверх дном, я внимательно смотрю на единственного близкого человека, который есть у меня в жизни.