Парфюм. История ароматов XX века

Мы начинаем рассказ с первых лет нового века, настолько сияющего в своей удаленности от нас, что это время может показаться лишенным аромата просто потому, что наш нос не в силах его ощутить. Как можно рассуждать о парфюмах, когда до наших дней дошли лишь немногие из них? Действительно ли люди того времени пользовались парфюмом или они были излишне скромны в отношении аромата?

Чтобы разобраться в ситуации, мы совершим прогулку к Лондонскому мосту, где в 1908 году английская парфюмерная фирма Gosnell’s устроила авангардный спектакль, чтобы привлечь внимание прохожих, переходивших через реку или спешивших на поезд с работы. Высоко в небе парил наполненный горячим воздухом аэростат в виде флакончика духов – знаменитого аромата Cherry Blossom от Gosnell’s, праздновавшего двадцатилетие успешных продаж. Из корзины аэростата на головы прохожих и даже в Темзу сыпались листовки. Это было рискованное предприятие, напоминавшее, как в наши дни самолет выписывает цветным дымом призыв: «Выходи за меня замуж, Шейла!» Необычная форма аэростата предполагала, что он может внезапно подняться или опуститься, поэтому пилоту было непросто маневрировать. Над Парижем другой аэростат развлекал французских покупателей, почитателей ароматов английских парфюмеров.

Даже сейчас такая идея не кажется устаревшей. Тем более что все новое и волнующее в парфюмерии было уже опробовано в девятнадцатом веке и в начале двадцатого, еще до того, как парфюм стал привычной жидкостью, которую мы распыляем на запястья. Чтобы привлечь внимание покупательниц викторианской Англии, хорошо известная парфюмерная фирма Eugène Rimmel использовала всевозможные маркетинговые стратегии. Она предлагала в аренду парфюмированные фонтаны для проведения балов и званых вечеров, и эти фонтаны наполняли воздух изысканным благоуханием (сколько еще осталось ждать того момента, когда такой фонтан, установленный в новом модном коктейль-баре, объявят новинкой?). На Всемирной выставке (1867) в Париже фирма Rimmel договорилась о строительстве коттеджа с дистиллятором ароматов для демонстрации посетителям и об устройстве цветочных часов, в которых появлялись различные цветы в соответствии с временем суток. И что только они не вытворяли с бумагой: ароматизированные программки, веера и календари, а также поздравительные открытки к Дню святого Валентина. У Rimmel можно было приобрести флакончик духов, служивший ручкой для театрального бинокля. Конкурент фирмы, Piesse & Lubin из дома номер 2 по Новой Бонд-стрит, рекламировал «Кольцо-фонтан», которое выглядело как украшение и испускало струйки аромата во время бала или концерта.

Хотя к 1900 году приемы, устраиваемые Rimmel, были хорошо известны, они помогают понять, насколько вездесущими были парфюмированные товары в тот период. Их можно было приобрести в магазине уже в готовом виде или сделать дома (прелестное хобби). Газета Chicago Daily Tribune в декабрьском номере за 1903 год описывала манию, охватившую любительниц рукоделия. Все шили парфюмированные саше к Рождеству, которые наполняли шариками с ароматом сандала. Зачастую стены гардеробных комнат обивали сначала ватой, на которую наносили парфюмированную пудру, а потом добавляли слой неплотной рубашечной ткани, чтобы запах постепенно пропитывал одежду, придавая ей легкий аромат.

Парфюм не был привилегией богачей. В истории по праву сохранились названия престижных люксовых брендов, использовавших флаконы от Lalique и тисненую бумагу с рисунком, таких как Houbigant, Guerlain, Coty и Caron, предлагавших покупательницам поистине произведения искусства.

Однако были важны и менее гламурные производители парфюма, такие как Sears, Colgate и California Perfume Company, которые поставляли ароматные товары миллионам покупателей с помощью каталогов и коммивояжеров. Но это были товары из категории масс-маркет, дженерики, поэтому вскоре о них забыли.

Как мы с вами увидим, в этот щедрый период о духах говорили много. Покупательницы разбирались в брендах, любили их или отзывались уничижительно точно так же, как мы сейчас рассуждаем об известных парфюмах. Но поскольку все эти упоминания не были уделом литературы, а характерны преимущественно для популярных изданий, ныне забытых, как и товары Sears, то и найти их весьма непросто. Случайное упоминание парфюма Le Trèfle Incarnat в романтической истории легко пропустить и трудно осознать, поскольку никто из ныне живущих не помнит этот аромат, не говоря уже о том, чтобы понимать его значение для людей того поколения. Мы в этой книге попытаемся восстановить этот контекст, но нюансы в любом случае будут утрачены.

Нам будет намного легче постичь закулисную историю, поскольку она лучше задокументирована. Это история технологических новаций и триумфа химической промышленности. Когда химики научились выделять экстракты из сырца, а потом стали синтезировать их, появились парфюмы, доступные до сих пор, в них используются молекулы кумарина (назван в честь кумару, французского названия бобов тонка) и ванилина. Этими ароматами стали Fougère Royale от Houbigant в 1882 году и Jicky от Guerlain в 1889 году. Их появление знаменовало выстрел стартового пистолета, после которого начался переход от сугубо природных ароматов, очаровательных, но редких, к тому, что мы знаем как «современную» парфюмерию. Через несколько лет после начала продаж этих пионеров, на рубеже двадцатого века, фирмы поняли, что у них появилась возможность воспроизводить невероятно дорогостоящие парфюмы за сотую долю цены благодаря новым материалам в палитре ароматов. Любители парфюмерии 1900-х годов не догадывались о том, что невероятное количество ароматов с нотками фиалки было обусловлено открытием нового душистого компонента под названием «ионон». Это была отдельная история торговли, которая никоим образом не влияла на покупателей и не могла повлиять на их восприятие парфюма. Другие изобретения – телефон, граммофон, автомобиль – волновали, очаровывали и возбуждали своими возможностями передавать информацию и перевозить людей.

Но парфюм оставался в тени, поскольку химики настолько успешно копировали природные ароматы, что это оставалось незаметным для непосвященных.

Тот факт, что меняющийся облик парфюмерной индустрии оставался без должного внимания публики, становится очевидным благодаря статье, опубликованной в американском Vogue за 1906 год, о сборе урожая роз в Грассе на юге Франции. Автор представил это как пасторальную идиллию: «Сотни женщин и детей в живописных национальных костюмах собирают цветы, весело болтая и сопровождая песней эту поэтичную работу». Журналистка сравнивала каждый цветок с феей или эльфом, обладающими душой. И эту душу аромата предстояло поймать и запечатать во флаконе, чтобы порадовать покупательниц. Разумеется, розы собирают по сей день (лепестки роз обрабатывают, чтобы получить абсолют аромата), и такого рода статьи, «романтизирующие парфюм», пишут до сих пор, настолько привлекательной оказалась сама идея. Но в первое десятилетие двадцатого века старый стиль цветочной парфюмерии – ароматы стефанотиса, гелиотропа и вербены – уступал место новым возбуждающим ароматам. И у этих ароматов появились свои поклонники, совершенно не разбиравшиеся в том, как работают фабрики, на которых получают ингредиенты для производства этих ароматов.

Le Parfum Idéal

Houbigant, 1900

Парфюм для первой леди

В конце девятнадцатого века группа в высшей степени стильных молодых женщин, которых называли девушками Гибсона[4], олицетворяло собой достойную жизнь этого периода. Не лишенные юмора образы, появившиеся с легкой руки американского художника Чарльза Даны Гибсона, девушки Гибсона воплощали живость нового поколения. Они были раскованнее своих предшественниц и разбивали сердца джентльменов. Девушки Гибсона стали прототипом девушек с обложки с характерными фигурками Барби (точеная талия, тоненькие ручки и невероятно пышный бюст). Предполагалось, что такая фигура отражает результаты занятий спортом, но на самом деле она была бы невозможна без модного корсета. И еще эдвардианские волосы! Шиньоны были настолько объемными, что в них можно было держать упакованный ланч.

Девушки Гибсона выглядели стильно и естественно. Складывалось впечатление, будто они в любой момент готовы сыграть дружескую партию в теннис. Но при ближайшем рассмотрении оказалось, что на их лицах неизменно проскальзывает надменность. Иными словами, они были просто богатыми стервами. В лучших комиксах этих девушек изображали группами. Они терзали своих вздыхателей улыбкой или прокалывали булавкой мужчину размером с Мальчика-с-пальчик. Есть замечательный пример подобной иллюстрации под названием «Любовь в саду».

Девушка запечатлена в безукоризненно выглаженном белом платье, своим пяти обожателям она повелевает привести в порядок лужайку. Один из них, завороженно глядя на нее, не замечает, как его косилка разбивает терракотовые горшки с цветами. Еще пара влюбленных мужчин не замечает, что сажают дерево корнями вверх.

Девушки Гибсона из персонажей комиксов вскоре превратились в феномен рекламы. Их лица появились на фарфоровых тарелках, скатертях и пепельницах. Если девушку Гибсона использовали, чтобы продать дуршлаг, представьте, что могла сделать эта модель с флакончиком духов. И этим парфюмом стал Le Parfum Idéal.

Этот «Идеальный парфюм» создала фирма Houbigant, французский дом с завидным аристократическим наследием, ведущий свою историю с 1775 года. По слухам (а может, это всего лишь рекламный ход?), когда Мария Антуанетта пыталась бежать от якобинцев, переодевшись в крестьянское платье, ее задержали и разоблачили благодаря исходившим от нее волнам аромата от Houbigant. В начале двадцатого века фирма находилась под покровительством царствующей семьи и пользовалась успехом у большей части русской знати. Их благосклонность была жизненно важна для процветания индустрии. При наличии таких знаменитых клиентов необходимость создать нечто особенное была очевидной.

Le Parfum Idéal стал одним из главных дебютов двадцатого века. В действительности аромат создали несколькими годами ранее, но представили его только на Всемирной выставке в Париже в 1900 году как парфюм нового времени. Всемирная выставка, самая крупная торговая ярмарка, имела восемнадцать потрясающих тематических разделов и шоу-деревни для каждой страны-участницы, а входом на территорию выставки служила Эйфелева башня. Она привлекла миллионы посетителей, на время проведения выставки население французской столицы выросло на семь процентов. На выставке продемонстрировали не только эскалаторы и электрические лампочки, но и «модерн», зарождающийся в искусстве и ремеслах стиль. Все известные парфюмеры представили свои творения в тематических павильонах, которые заказывали у самых модных архитекторов, включая Гектора Гимара, который только что показал свой новый дизайн метрополитена. В этих павильонах создавали бухты, фрески и фонтаны с единственной целью: показать в выгодном свете флакончики парфюма. Поблизости посетители могли посмотреть первый звуковой фильм.

Le Parfum Idéal стал венцом творения Houbigant. Хрустальный флакон от Baccarat в традиционной для фирмы форме графина для спиртных напитков помещался в расписную коробку, узор на которой напоминал орнаменты на восточных кофрах. На тисненой золотой этикетке красовался профиль девушки Гибсона. Она восхищенно вдыхала запах цветка. Этот обобщенный идеал красоты стал символом аромата, таким же ярким олицетворением бренда, как и реальная знаменитость. В 1930-х годах журналистка американского издания Voguе вспоминала об этом так: «Одна только мысль об этой золотой леди на этикетке пробуждает в нас ностальгические воспоминания о том времени, когда флакон Idéal занял почетное место на туалетном столике наших мам».

Сам парфюм тоже совершенен. Это безупречный цветочный аромат не какого-то конкретного цветка, а целого букета. Ароматы «Тысяча цветов» были очень распространены в девятнадцатом веке, но создавались исключительно на основе натурального сырья. Le Parfum – это результат использования новых технологий, и он стоял особняком, поскольку в композицию включили несколько волнующих новых синтетических ингредиентов, появившихся на рынке. Для той, кто решил воспользоваться этим парфюмом, Le Parfum Idéal стал в некотором смысле загадкой. Невозможно было разложить аромат на составляющие и определенно сказать, что это за запах. В этом и состоял смысл. Это был парфюм, вдохновенный и таинственный, нечто недостижимое для покупательниц, которые не могли ощутить ничего подобного по викторианскому рецепту. Этим и объяснялась запредельная цена на парфюм. Сияющая головка девушки Гибсона на этикетке стала венцом ажиотажного спроса. Она словно говорила, что другие женщины тоже могут использовать этот аромат, чтобы продлить свое очарование и почувствовать себя первой леди.

Le Trèfle Incarnat

L. T. Piver, 1900

Искусственный парфюм

«Натуральное против синтетического» – предмет вечного спора в парфюмерии. Нередко мы слышим от людей, что они предпочитают исключительно натуральные или органические ароматы, а не эти «ужасные химикаты», которыми повсюду торгуют в наши дни.

В данном случае в игру вступают три элемента. Во-первых, выбор в пользу простоты, прозрачность аромата с одной нотой, такого как одеколон «Вербена», и его чистого цитрусового запаха вместо более сложного состава ингредиентов.

Во-вторых, это удовольствие обладания парфюмом, который пахнет точно так же, как и его прототип в природе, будь то чайная роза или мандарин. Не стану спорить: некоторые парфюмы и в самом деле имеют «химический» запах, от которого щекочет в носу. Но это не значит, что они хуже прочих. Просто их аромат определяется как «искусственный», а не как «натуральный», потому что он напоминает о запахе чистящих средств, дешевых спреев освежителей воздуха и других функциональных запахах, которые нам не хочется связывать с благоуханием изысканного парфюма.

И в-третьих, это обеспокоенность по поводу синтетических компонентов в средствах по уходу за кожей, в тканях и продуктах питания. Натуральное – это подлинное и мягкое, тогда как синтетическое обязательно токсичное, резкое и вызывающее раздражение.

По правде сказать, все вокруг – это сплошная химия, и в любом случае ситуация имеет множество нюансов. В наши дни из некоторых натуральных веществ удаляют часть молекул, содержащих потенциальные аллергены.

Однако в 1900 году большинство людей даже не подозревало о существовании синтетических молекул, даже если они покупали флаконы, в содержимом которых использовались иононы или кумарин. Эти новые ингредиенты начали применять в парфюмерии примерно пятнадцать лет назад. И покупательницам даже в голову не приходило, что в парфюме могло быть что-то еще, кроме экстрактов цветов, фруктов и деревьев. Когда Le Trèfle Incarnat («Темно-красный клевер»), созданный в 1896 году, был представлен на Всемирной выставке в Париже (1900), только торговцы обсуждали его состав, но делали это с энтузиазмом – настолько сильным было впечатление от изобретения этого парфюма. Творение L. T. Piver стало возможным благодаря техническому прогрессу. Парфюмерный дом смело воспользовался новыми веяниями, вместо того чтобы держаться за консервативное прошлое.

Основа аромата, ноты папоротника, сама по себе выражает фантазийный аромат (папоротники в своем большинстве ничем не пахнут). Это новый компонент под названием амилсалицилат, который придает пряный запах свежескошенной травы. С композицией, сочетающей запах сена, бергамота и травянистой лаванды, Le Trèfle Incarnat с помощью удачного шлейфа клевера стал сенсацией. Парфюм предлагал новый свежий аромат, возбуждающий и одновременно умиротворяющий, – дань эдвардианской традиции пикников на лугу. Представьте себе, как женщине, на протяжении многих лет пользовавшейся одними и теми же ароматами, предложили новый парфюм. Это можно сравнить с оригинальным кроем платья, возникшим из ниоткуда. Спустя несколько лет название Le Trèfle Incarnat прочно вошло в обиход, будто оно всегда существовало. Парфюм замечательно вписался в канон.

Le Trèfle Incarnat был встречен по-разному именно в силу необычности аромата. Высоконравственные слои общества сочли его в высшей степени сомнительным. Синтетические ингредиенты остались незамеченными, а вот сложно определяемый аромат и его популярность у девушек легкого поведения обеспечили этому парфюму репутацию «искусственного».

В популярном романе Берты Рак «Горничная мисс Миллион (1915), в котором речь идет о том, как горничная и ее хозяйка поменялись жизнями, это отношение к парфюму великолепно выразила более целомудренная из двух героинь, Беатриса. Она пытается обуздать новообретенную фривольность своей бывшей служанки Миллион. Когда следом за Миллион Беатриса входит в модный ресторан, она ощущает «волну теплого воздуха», к которому примешиваются запахи «кофе, сигарет, испарений горячих блюд и того парфюма, какой вы почувствуете, если пройдетесь по аркаде Берлингтон». Она различила этот аромат среди смеси сирени, опопанакса, «русской фиалки» и Phulnana – знаменитого парфюма фирмы Grossmith – и назвала его «самым пронизывающим, самым стоящим ароматом, Le Trèfle Incarnat». Беатриса с горечью отмечает, что настоящая леди не нуждается в парфюме, чтобы сохранить лицо.

В некоторых других популярных английских романах также упоминается этот аромат, особенно для изображения ночной жизни Пиккадилли. Роман Комптона Маккензи «Карнавал» (1912) повествует о девушке-танцовщице в Лондоне, где вестибюль «Варьете» буквально пропитан этим запахом: «Сочетание ароматов красного жасмина, пачули, опопанакса и темно-красного клевера перебивают резкий запах козлов».

В романе супругов Эгертона и Агнес Кастл «Бриллианты режут тесто» (1909), о котором в противном случае давно забыли бы, Le Trèfle Incarnat описан как отравляющее вещество, завладевшее комнатой и «пересилившее дыхание всех цветов». Одна из женщин говорит своей приятельнице: «Вам не знаком Le Trèfle Incarnat? Это свидетельствует о том, в каких высокоморальных кругах вы вращаетесь. Моя дорогая, это то, что хватает вас за горло в отелях и ресторанах определенного сорта. Он просто плывет по реке воскресным вечером».

Плыть вниз по реке в лодке ради какой-нибудь гнусности? Где нам подписаться?

Climax

Sears, около 1900

Парфюм по почте

Учитывая тот факт, что практически все знаменитые и надолго задержавшиеся парфюмы начала двадцатого века были созданы роскошными французскими домами, можно предположить, что в 1900-х годах парфюм был уделом богатых, а непосильно работавшие женщины и мужчины даже не помышляли о парфюме, который был им не по карману.

На самом деле это не так. Популярные «модные товары» процветали, особенно в Америке. Именно потому, что когда-то это были доступные товары, теперь они прочно забыты. Трудно представить, что в начале двадцатого века фирма Colgate продавала сотни наименований туалетной воды (а мы еще жалуемся, что сейчас в продаже слишком много ароматов). Ричард Хаднат, первый крупный производитель косметики в США, с 1880-х годов продавал в аптеках и универмагах ароматы, ориентированные на средний класс. Среди них были одеколон Queen Anne Cologne и аромат Violet Sec. Существовала также известная фирма из Детройта Frederick Stearns & Co. и California Perfume Company, позднее сменившая свое название на Avon.

Ретейлером, который прославился больше других тем, что популяризовал парфюм в начале двадцатого века, был Sears (впоследствии, Sears, Roebuck).

Ричард Сирс выпустил собственный каталог товаров для заказа по почте в Чикаго в 1888 году. И момент был выбран идеально. Новые железные дороги соединили отдаленные уголки Северной Америки и превратили доставку товаров, которая была логистическим кошмаром, в мечту предпринимателя. Сначала Сирс торговал по почте часами, обещая поставлять качественные товары в любой уголок США, гарантируя возврат денег, а с 1896 года обеспечил бесплатную доставку в сельскую местность. Затем Сирс начал предлагать пряности, инструменты, одежду, ванны, сельскохозяйственную технику, занавески и даже готовые наборы для строительства домов. Легче было назвать то, чего в каталоге Sears не было, чем перечислить все предлагаемое фирмой. Это означало, что Sears действовала как гигантский «уравнитель». Компания могла предложить покупателям те же самые товары независимо от места жительства. От Восточного до Западного побережья семьи заказывали модные ткани для платьев или новейшие обои, воспользовавшись вложенными в каталог образцами. И даже приобретали парфюм Tea Rose от Sears.

Успех Sears был связан не только с их манерой вести дела, но и ассортиментом товаров. Товары фирмы предлагала не армия торговых агентов, у каждого из которых был свой стиль работы (через агентов действовала California Perfume Company). Каталог Sears со всеми говорил на одном языке. Фирма выступала на стороне покупателей, предлагая им приемлемые цены, импортируя товары напрямую без лишних посредников. Sears демонстрировала свою преданность и готовность служить клиентам, неизменно использовав громкий лозунг: «В СОЕДИНЕННЫХ ШТАТАХ НЕТ НИ ОДНОГО ГОРОДА, ГДЕ БЫ МЫ НИ ПРОДАВАЛИ НАШИ ТОВАРЫ… РАССТОЯНИЕ НЕ ИМЕЕТ ЗНАЧЕНИЯ». Компания даже использовала изображение богини Правосудия с повязкой на глазах, чтобы вызвать у покупателей доверие к «Политике нашей фирмы», словно каталог в действительности был новой редакцией «Билля о правах»[5].

И самое главное, компания Sears как продавец тоже носила повязку на глазах. Клиенты, которым было неловко приобретать те или иные товары в местном магазине, давая повод для пересудов, могли быть уверены, что услуги Sears будут анонимными и тайными. Поэтому любая женщина, не желавшая показать свой интерес к парфюму и продуктам красоты, могла удовлетворить свои фантазии и заказать все в желаемом количестве и по своему вкусу по последнему каталогу.

И первые издания каталога свидетельствуют об этом. К примеру, в каталоге за 1897 год информации о парфюме отводились страницы перед вгоняющими в краску описаниями средств контрацепции, о которых было не принято говорить. Спустя два года парфюм оказался по соседству с косметическими товарами, такими как средство от веснушек Secret de Ninon и крем для отбеливания кожи с мышьяком. В 1900 году у парфюма появился собственный раздел в каталоге, а количество страниц в нем становилось все больше по мере увеличения спроса.

По этой причине читательницы были уже знакомы с парфюмом от Sears, поскольку фирма всегда предлагала несколько наименований, таких как New Mown Hay и Lilac Blossom, обязательно добавляя к описаниям слова «и т. д., и т. д.», будто говоря: «Вы и так все знаете». Цены начинались от 25 центов за маленький флакончик (7 долларов по нынешним ценам), но предложения Sears были привычными, они ничем не отличались от того, что предлагали Hudnut и Colgate, хотя эти фирмы утверждали обратное. Но Sears, чтобы выделиться на общем фоне, извлекала максимум из стандартной линейки ароматов, обеспечив покупательницам завораживающую иерархию привлекательных упаковок. Не противопоставляя туалетную воду и парфюм, как это делали обычно, Sears предлагала товары категории «Тройной экстракт» в простом флаконе без декора и самую дорогую и престижную категорию Seroco (название звучало почти по-итальянски, но на самом деле представляло собой акроним из Sears, Roebuck and Company). Между этими двумя категориями и располагался вариант Climax («Оргазм»). Не из-за этого ли названия парфюм оказался рядом с контрацептивами? И был ли аромат Climax Ylang Ylang эликсиром любви, афродизиаком? Может быть. Но нам следует относиться к этим чувственным понятиям как к гиперболе и еще одному приему, к которому прибегла Sears, чтобы привлечь внимание покупательниц. Но если пристально изучить каталог, то станет ясно, что слово Climax очень свободно использовалось в названиях товаров для спальни и вне ее. Существовали даже бамбуковые палки под названием Climax. А еще были дрожки под таким же названием и даже сорт вермишели.

Парфюм постепенно становился стандартом жизни, и за это мы должны поблагодарить фирму Sears.

Mouchoir de Monsieur

Guerlain, 1904

Парфюм для фланеров[6]

Благодаря своему безупречному французскому я всегда полагала, что Mouchoir de Monsieur переводится как «Мистер Усы». И это было бы великолепным названием для одеколона, а предприимчивые читатели уже были бы готовы запустить новый бренд. Но на самом деле название переводится как «Носовой платок джентльмена». И мы сразу представляем себе платок, который бросают в лицо противнику в знак вызова на дуэль и которым обмахивают лицо дамы, если джентльмен пытается ее соблазнить. Мы не станем рассуждать по поводу того, был ли у джентльмена упомянутый носовой платок.

Поверьте, это название совершенно прозаическое. Многие жидкие парфюмы девятнадцатого века предназначались для ароматизации носовых платков. Мужчины эпохи Регентства и их потомки полагали, что капельку парфюма наносят на носовой платок, чтобы прижать его к носу и не ощущать зловония.

Разумеется, ароматы были приятны и сами по себе, а не только как разновидность Dettol (дезинфицирующее средство) для высшего общества. В начале 1800-х годов надушенный платок был обязательным аксессуаром джентльмена, заботившегося о своем безупречном внешнем виде, и порой становился объектом насмешек со стороны светских комментаторов.

В одном из сатирических комиксов за 1819 год фигурировал денди, попавший в неловкую ситуацию. Он уронил носовой платок на тротуар, но его слишком узкий костюм не позволял ему свободно нагнуться за платком, поэтому он почти сел на шпагат, вызывая улыбки прохожих.

Mouchoir de Monsieur появился в 1904 году на закате эры носовых платков. Вместо того чтобы предложить волнующий новый концепт, Guerlain отдал дань английской парфюмерной традиции, создав свой, французский, вариант классического аромата, напоминавшего более ранний парфюм под названием Jicky. К началу двадцатого века городских представителей праздного класса – идеальных покупателей Guerlain – чаще всего называли фланерами, то есть «прогуливающимися» (если вы относитесь по-доброму) или «бездельниками» (если у вас иной настрой). У них была непростая жизнь в вечном поиске развлечений на бульварах: побывать на спектакле, зайти в кафе, стать свидетелем забавной сценки на улице, а потом остроумно описать ее в своем дневнике или письме. Фланеры старались держать дистанцию между ними и окружающей жизнью, словно они желали испытать странное ощущение отчуждения. Mouchoir de Monsieur был идеальным спутником в их прогулках по Парижу. Как и Le Trèfle Incarnat, основу этого аромата составлял запах папоротника, вернее его фантазийный аромат, замешанный на сочетании сливочного запаха кумарина и запаха камфарной лаванды. Хотя основная нота аромата напоминала «грязный» анималистический запах («анималистические» ароматы были животного или растительного происхождения, например, амбровое семя в качестве растительной замены мускуса). Перенося этот аромат в городскую среду, как и другие ароматы того периода, Mouchoir de Monsieur отделял праздную жизнь фланеров от жизни масс, но при этом напоминал о том, что у них куча денег и они могут в любую минуту покинуть свои красивые комнаты.

L’Origan

Coty, 1905

Аромат крупных универмагов

Здания размером с целый квартал. Манекены за сверкающими витринами, одетые в самые модные платья и меха, манят прохожих. Пространство, зеркала, металл. Чай во второй половине дня под аккомпанемент струнного квартета. Кулинарные шоу. Модные показы и живые картины из жизни экзотического Востока. И многое, многое, многое другое.

В первые годы двадцатого века розничная торговля набирала обороты благодаря огромным универмагам, которые вырастали в больших городах, словно грибы после дождя, и превращали поход за покупками в развлечение, разоряя и оскорбляя владельцев традиционных маленьких магазинчиков. Товары располагались по отделам, и парфюмерия получила собственные просторные залы. Один из самых знаменитых универмагов такого масштаба – Селфридж в Лондоне – в 1910 году разместил парфюмерию на первом этаже, где этот отдел функционирует до сегодняшнего дня, заманивая посетителей головокружительным благоуханием. В романе Золя «Дамское счастье» (1885) владелец магазина Октав Муре догадался разместить фонтан с фиалковой водой на первом этаже универмага одновременно с распродажей постельного и столового белья. Это можно считать ранним образчиком маркетинга парфюма.

Франсуа Коти, сварливый предприниматель родом с Корсики, обладавший острым нюхом, стал основателем стратегии для парфюмерных брендов в эпоху крупных универмагов. На Всемирной выставке в Париже в 1900 году его интерес привлекли флаконы новейшего дизайна от Lalique и Baccarat. И Коти понял притягательность и власть красивого флакона. Он начал создавать ароматы, используя более широкую линейку запахов и головокружительные новые синтетические ароматы. Интуиция Коти помогла ему заработать баснословные деньги, сопоставимые с суммой в миллиарды фунтов, и превратила его в самого богатого и влиятельного человека во Франции. Компания Lalique изготавливала для него флаконы, а крупные химические компании разрабатывали композиции ароматов. И еще была его жена Мари, которая придумывала финальный штрих и отделку. Коти преуспел там, где многие другие потерпели поражение, именно потому, что он работал масштабно, превратил свои драгоценные творения в товары, которые можно было воспроизводить и продавать по всему миру. Открытие его собственной большой парфюмерной фабрики, известной под названием Cité des Parfums («Город духов»), стало знаком того, что империя создана.

Легенда гласит, что Коти устроил целое представление, чтобы добиться встречи с управляющим престижных Больших магазинов Лувра. Он разбил флакон духов La Rose Jacqueminot в торговой галерее, и женщины сбежались на этот аромат, как пчелы слетаются на мед. Они требовали сказать им, что это за аромат и где они могут его купить. Некоторые источники утверждают, что Коти сам привел этих женщин или эта история выдумана от начала до конца. Другие говорят, что это его жена, открывшая цветочный магазинчик в этой галерее, случайно уронила флакон или сделала это по его просьбе. Наверное, эта история обсуждается столько лет именно потому, что она помогает нам отметить момент наступления «современности», и мы забываем о долгом, незаметном переходе, который к этому привел. Но даже если история Коти правдива, в ней ничего не сказано о том, как парфюмерные бренды начинали работать с ретейлом в Америке. Один из первых ретейлеров продвигал парфюмерию в аптеке города Солт-Лейк-Сити в 1905 году. И это было очень далеко от блестящего мира больших универмагов.

Парфюм La Rose Jacqueminot стал подлинным триумфом. Богатый резонирующий аналог аромата розы в сочетании с фиалкой звучал так, словно исходил из блестящего новенького граммофона. Дом Coty быстро заработал себе репутацию во всем мире, и его творения вскоре заняли место рядом с ароматами более старых парфюмерных домов, таких как Roger & Gallet и Houbigant.

В 1905–1925 годах парфюмы Coty имели такую же репутацию, как и джазовые стандарты, и на них, если верить историку парфюмерии Денизу Болье, могли равняться другие парфюмеры, создававшие собственные шедевры. В наибольшей степени это относится к Guerlain. Аромат Chypre от Coty помог Guerlain создать Mitsouko. Парфюм Emeraude от Coty, появившийся в 1921 году, стал основой для создания Shalimar, а L’Origan был крестным отцом для аромата L’Heure Bleue от Guerlain.

Аромат L’Origan заложил категорию «цветочных восточных» ароматов, в которых сочетаются запахи цветков апельсина, мускатного ореха, гвоздики, ванили и ладана. Ладан, прима этого аромата, напоминает о ночном очаровании и свиданиях в закрытом экипаже. Появившись на рынке, этот парфюм от Coty не спешил уходить. К 1919 году парфюм приносил прибыль в 6,7 миллиона долларов в год. И аромат L’Origan стал такой вехой потому, что выпускаемый и в виде туалетной воды, и в виде экстракта, он придавал свой запах многим другим товарам. Аромат стал символом красоты. В частности, L’Origan производили и в виде дезодорирующей пудры, и в качестве пудры для лица. Эту пудру покупали миллионы женщин, чтобы убрать жирный блеск на коже в жаркий полдень. Возникает вопрос: если бы мы познакомились с ароматом L’Origan в его первоначальной славе, как бы мы его восприняли? Как пудровый аромат, по определению, нежный и припыленный? Или он напомнил бы нам пудру просто потому, что вся пудра пахнет как L’Origan?

Shem-el-Nessim

Grossmith, 1906

Парфюм арабских ночей

Открыв дамский журнал на рубеже девятнадцатого-двадцатого веков, читатели могли обнаружить среди публикуемых объявлений маленький привлекательный анонс предшественников парфюма L’Origan – восточные ароматы. Этим термином настолько злоупотребляли, что им сопровождали половину товаров, представленных в магазинах. Вы полагаете, что крупные магазины в наши дни сходят с ума, навязывая рекламу товаров? А что вы скажете о модных показах под названием «Сады Аллаха» или целых этажах, превращенных в древние восточные храмы?

В конце девятнадцатого и в начале двадцатого века прилагательное «восточный» относилось почти к любому аромату, обещавшему вскружить вам голову своей силой и обязательными яркими сладкими нотами. Из-за их загадочной насыщенной формулы такие ароматы предназначались для «сложных» женщин (этих дам противопоставляли «утонченным» дамам, которые предпочитали цветочные ароматы с одной нотой). Эти ароматы использовали в жилых помещениях, чтобы придать воздуху неопределенный сладковатый запах. Эти же ароматы использовали для шелковых саше, которые размещали под обивкой или оставляли на донце вазы и забывали о них.

«Многим женщинам нравится сладость не потому, что они считают ее необходимой, а потому что не могут с собой совладать», – объявил американский Vogue в своей редакционной статье о парфюме, напечатанной в 1899 году, считавший восточные ароматы в высшей степени импульсивным приобретением для слабого пола. В самом деле, многие бренды, продававшие их, изображали вдыхающую такой аромат женщину лежащей на кушетке и витающей в облаках, словно под действием наркотика. Парфюм Shem-el-Nessim английской фирмы Grossmith, названный так в честь древнеегипетского праздника плодородия, стал «мечтой ароматов, изысканно намекавшей на восточную роскошь». На упаковке была изображена дремлющая андрогинная девушка-джинн, а над головой ее парило облако парфюма или фантазий. В этом рисунке было нечто декадентское. Дамы переносились в волшебные края, оставаясь в тесных нарядах в своих гостиных, одурманенные похожим на опиум обволакивающим их шлейфом парфюма.

Антагонистом праздных любительниц парфюма был американец Бернар Макфадден[7], основатель Движения физической культуры. Пугающий в своем энтузиазме Бернар открыл первый магазин снарядов для физкультуры на Флит-стрит в Лондоне. Он же выпускал журнал «Физическая культура», в котором излагались взгляды его мини-империи. Впоследствии журнал получил более привлекательное название – «Красота и здоровье». Современным читателям содержание издания вряд ли покажется привлекательным. На фото малыши поднимали гири, а статьи агитировали дам расстаться с корсетом (это хорошо) и перестать играть на фортепьяно (это плохо). И то и другое никак не могло им помочь найти мужа. Издатели сочувствовали женщинам, которые тратили силу своих мышц на нездоровые занятия. Почему? Потому что им не хватит сил, чтобы насладиться «сексуальной энергией», которую практикуют, разумеется, супружеские пары. И благодаря этому распространяется, как это определил журнал, «раса господ».

Для приверженцев «Физической культуры» парфюм, даже легкий, был излишним. Как и косметика, даже самый легкий аромат ассоциировался с женщинами, которые, по выражению Макфаддена в одной из его листовок, были:

горбатыми, сутулыми, слишком толстыми или слишком худыми, с впалой грудью… и к тому же с размалеванными лицами. Что они пытаются скрыть под краской? И как же ужасно они выглядят без нее и даже с ней. И еще они используют одеколон, будто говорят нам на расстоянии, что им не хватает нежного аромата, естественного для здорового тела.

Shem-el-Nessim, выпущенный в 1906 году, не мог порадовать сторонников «Физической культуры», потому что обладал ярким марципановым ароматом, который создавал ощущение нежного золотистого мерцания на коже. Этот парфюм предназначался не для улицы, а для закрытого помещения, вдали от чужих глаз, где можно «предаваться праздности», потягивая херес рюмочка за рюмочкой. Удачно, что после долгих десятилетий забвения Grossmith представил недавно обновленные версии – с некоторыми изменениями – своих известных духов, чтобы ароматом Shem-el-Nessim можно было наслаждаться. И никаких гирь или мистера Бернара Макфаддена, чтобы испортить удовольствие.

Après l’Ondée

Guerlain, 1906

Фиолетовый парфюм

У пармских фиалок довольно спорный аромат. Те, кто вырос в эпоху наркотиков и нюхал их в клубах прямиком из сумочки или мешочка, наверняка помнят, как они возвращались домой с тошнотой после слишком долгого пребывания в воздушном замке и пытались выудить из сумочки упаковку «сердечек» от фирмы Swizzels, но натыкались лишь на «Пармскую фиалку» той же марки.

Пармские фиалки до крайности пропитаны ностальгией и перегружены ассоциациями: старинные туалетные столики, бабушки, сидящие в креслах-качалках, поэтому прочувствовать этот аромат «заново» почти невозможно. Если бы мы только могли это сделать, то фиалки показались бы нам дивными и неземными, поскольку с ними ничто не сравнится.

В эдвардианскую эпоху вы и шагу не смогли бы ступить, не попав в волну аромата фиалок. Любой, кому этот запах был не по вкусу, счел бы те времена сущим испытанием. Это и впрямь была эра цветочного удушения. Каждый парфюмерный дом в любой момент мог предложить свой вариант этого аромата. И за этим невиданным изобилием скрывался весьма прозаический коммерческий расчет. Натуральные фиалки были редкими и дорогими, а производство искусственного аромата оказалось неожиданно дешевым, и парфюм сметали с полок магазинов, принося прибыль. Незадолго до этого фиалкового бума были открыты химические вещества – иононы, чей запах удивительным образом походил на аромат настоящих фиалок. Лидером в этой волне искусственных фиалковых ароматов стала фирма Roger & Gallet, выпустившая парфюм Vera Violetta в 1892 году. К 1910 году таких духов насчитывалось несколько десятков наименований.

Однако поклонницы аромата могли не только воспользоваться парфюмом, но и полакомиться шоколадными конфетами с фиалковой начинкой от Charbonnel et Walker или фиалковым ликером, модной французской новинкой. У пудры тоже была цветочная отдушка. В домах на столах стояли горшки с фиалками, а если речь шла о букете ко Дню святого Валентина, то было принято дарить именно фиалки. Имя Вайолет было необычайно популярным, и даже в одежде преобладала фиолетовая гамма.

Большая часть среди десятков фиалковых парфюмов почти в точности повторяли природный аромат этих цветов. Но одним из лучших был парфюм (он до сих пор есть в продаже), в котором фиалки благоухали на фоне других составляющих, создавая более интересный ансамбль. Этот парфюм назывался Après l’Ondée («После ливня»), вызывая в воображении сад, где цветы еще вздрагивают после дождя и воздух напоен свежестью. Вместе с фиалками в букете этого аромата присутствуют прохладные пряные нотки аниса (представьте самбуку) и восторженные аккорды бергамота, напоминающие игру света и тени. Мы можем представить красавицу эдвардианской эпохи, которой необходимо принять гостей в саду после дождя, хотя дамы рискуют испачкать подолы платьев и замерзнуть. В этом и заключается изюминка аромата Après l’Ondée. Когда фиалки превратились в повседневность, в Guerlain поняли, как опоэтизировать фиолетовую прозу, чтобы она возбуждала мечты и побуждала предаваться созерцанию. И что особенно важно, в парфюмерном доме знали, что каждая любительница аромата обязательно задаст вопрос: «Интересно, почему парфюм так называется?»

Pompeia

L. T. Piver, 1907

Колдовской парфюм

Парфюм под названием «Помпея» – это завораживающее предложение, намекающее на аромат, источаемый амфорой, найденной при раскопках и сохранившей под многовековым слоем пепла драгоценный эликсир. Есть что-то манящее в том, чтобы нанести капельку парфюма на зону декольте: а что, если аромат позволит перенестись в древнюю цивилизацию и посмотреть на жизнь богатой женщины, трагически погибшей при извержении вулкана?

Одержимость «Помпеями» в наши дни меркнет по сравнению с фурором, который предшествовал появлению этого аромата в начале двадцатого века. К тому времени город, в честь которого аромат получил свое название, прочно превратился в приманку для туристов и стал своего рода клише (хотя эротические росписи на стенах скрывали от публики). А роман Эдварда Бульвер-Литтона «Последние дни Помпеи» (1834) вскоре должен был превратиться в три фильма. За ними последовал знаменитый спектакль 1870-х годов, закончившийся трагедией: один из акробатов упал на зрителей с высоты, и началось извержение вулкана.

Так был ли этот аромат воссоздан из амфоры с душистым маслом, обнаруженным археологами при раскопках виллы? Увы, нет. Те сосуды, в которых предположительно могли находиться ароматы, оказались емкостями для рыбного соуса. Парфюм Pompeia 1907 года представлял собой одеколон с ароматом пачули и розы, в котором использовались те же самые ингредиенты, что и в более раннем хите от L. T. Piver Le Trèfle Incarnat. Хотя на флаконе и была изображена римская матрона, новинка оказалась ближе всего к самым знаменитым в мире развалинам.

И все же фирма L. T. Piver поучаствовала в своего рода археологических раскопках. Это был один из первых парфюмерных домов Франции, и его продукция пользовалась большим спросом в западном мире, являясь важным экспортным предметом роскоши. Стоит отметить, что фирма сотрудничала с сотней магазинов, в том числе и на территории США. Новый Орлеан, богатый портовый город с французским наследием, принимал многие предметы роскоши из Франции. Но одна поставка так и не добралась до пункта назначения. В 1865 году пароход SS Republic затонул в Атлантике во время плавания из Нью-Йорка в Новый Орлеан. Примерно полтора века спустя водолазы обнаружили на его борту пятьдесят керамических косметических горшочков с маркой L. T. Piver, предназначенных для красавиц города.

В минуту интуитивной прозорливости популярность европейских духов, таких как Pompeia, в южных штатах Америки совпала с тем, что пришло из другого уголка мира. Это были культ худу в Новом Орлеане и культ вуду на Гаити. Эти параллельные течения народной магии происходят из афроамериканской культуры, зародившейся в дельте Миссисипи, куда их перенесли рабы из Западной Африки. Изначально культ худу давал своим последователям ощущение того, что они могут контролировать свой успех и удачу. Игровые залы с высокими ставками были естественным прибежищем для колдовства худу и талисманов на удачу. Во многих ритуалах использовался отвар, который нужно было распылить на игрока перед началом игры, чтобы привлечь благосклонность незримых богов. Один из рецептов предлагает желающим сварить заживо кошку, а потом истолочь ее плечевую кость в «Порошок черного кота». Порошок следовало размешать во флакончике Jockey Club, модного аромата девятнадцатого века и впоследствии любимого парфюма Джона Фицджеральда Кеннеди.

Как и Jockey Club, парфюм Pompeia из-за своей местной доступности стал одним из главных «духовных одеколонов» культа худу. К середине двадцатого века дела фирмы L. T. Piver пошли на спад. Сменился владелец, и парфюм Pompeia стали продавать в магических ботанических магазинах в виде более дешевого аналога первоначальной формулы, а также как лосьон. Им пользуются до сих пор. В одном из учебников культа худу Pompeia называют любимым парфюмом Дамбаллы, бога неба и творца жизни. Предлагается принести ему в дар яйцо, смазанное лосьоном Pompeia, положив его на горку муки. В рецепте «ванны для обретения психической силы» предлагается добавить в воду «копыто дьявола» (так называют один из видов жимолости) и Pompeia. До наших дней лосьон продается на eBay по цене тридцать долларов как часть набора худу в простом флаконе (хотя римская матрона по-прежнему остается на этикетке). Оригинальные упаковки от L. T. Piver 1907 года, включая красивые коробочки с тальком (олицетворение эпохи), являются предметом коллекционирования. В них любят хранить дорогие украшения.

Ароматы – это один из наиболее строго контролируемых предметов роскоши. Владельцы бренда правят железной рукой, чтобы их продукцию покупали правильные покупатели в правильных магазинах. Но иногда парфюм вырывается на свободу и оказывается в совершенно новом мире, о чем его создатели даже не помышляли. Есть что-то восхитительное в том, что аромат начинал свою жизнь как принадлежность одной культуры, но потом другая культура сделала его своим.

American Ideal

California Perfume Company, 1907

Парфюм для дома

Если вы подумали, что название парфюма American Ideal невероятно похоже на название Le Parfum Idéal от Houbigant, появившийся несколькими годами ранее, то это вполне простительно. И вы не ошиблись, потому что это очередной пример противостояния Старого и Нового Света.

California Perfume Company отлично известна по всему миру, но под другим названием, появившимся после 1939 года – Avon. Фирму основал в 1886 году Дэвид Г. Макконнелл, продавец книг, который решил начать производство парфюмерии и косметики. Это произошло после того, как он обратил внимание, что декоративная косметика становится более востребованной, и оценил коммерческий потенциал возможности предложить покупательницам губную помаду. Тогда как другие парфюмы продавали в новых универмагах, Макконнелл, как и фирма Sears, воспользовался другим приемом, чтобы добраться до кошельков и сердец американских клиенток того времени. В Union Publishing Company он создал целую армию торговых агентов. Поначалу они продавали книги и оказались под рукой, когда потребовалось сбыть крем по уходу за кожей и туалетную воду. В большинстве своем этими агентами были образованные женщины, которые желали заработать. Они умели продать товар другим женщинам. Их набирали по объявлениям, размещенным в местных газетах. Приглашали «торговых представителей», «активных» женщин, поскольку эта работа требовала постоянных разъездов, общения с незнакомыми людьми и навязчивости.

Эта торговая армия, имевшая представителей в Атланте, Сан-Франциско, Далласе и Канзасе, была готова охватить огромные территории. Это было национальное движение, и чтобы завоевать доверие, нужно было продавать национальные товары.

American Ideal был стандартным образчиком «домашней парфюмерии» от California Perfume Company. Бизнес Макконнелла был основан на Восточном побережье, но назвали его в честь Калифорнии, «земли солнца и цветов», где могли культивировать самые изысканные ароматы. В каталоге, который назывался C. P. Book, говорилось: «Калифорния не производит такое обилие цветов, как Франция, но некоторые полагают, что цветы Калифорнии крупнее и красивее и они обладают более тонким ароматом». Это было бахвальством и попыткой «укусить» Европу. Даже когда California Perfume Company предложила трилогию французских парфюмов, они были французскими только в смысле традиции, но не в отношении производства. Каталог C. P. Book приложил немало усилий, чтобы объяснить стоимость пошлины на импортные товары и экономические преимущества покупки товаров, произведенных в Америке.

Был ли American Ideal откровенной копией Le Parfum Idéal? Этого нельзя утверждать, во всяком случае, применительно к формуле аромата. Названия перекликались, а на флаконе было похожее изображение женского профиля, как и на парфюме от Houbigant. Но мы точно знаем, что California Perfume Company взяла этот парфюм за точку отсчета, обещая создать «более концентрированный и стойкий парфюм, чем любой другой, произведенный за границей». Было сказано, что одной капли вполне достаточно, чтобы носовой платок или платье благоухало целую неделю. Это происходило благодаря процедуре «загрузки», чтобы этот термин ни означал в действительности.

Перед нами пример странного сочетания искренности и двуличия. С одной стороны, команда Макконнелла предлагала покупательницам очень подробный рассказ о том, как извлекаются ингредиенты для производства парфюма, включая таблицы и схемы, данные об урожае с акра, весе и ценности различных цветов. Они рассказывали о парфюмерах фирмы, об эффективной цепочке поставок, помогавшей получить товар отличного качества по низкой цене. Замечательно. Но в то же самое время в каталоге C. P. Book утверждалось, что химическая парфюмерия хуже натуральной и для нее нет места в товарах фирмы. Но это было невозможно, учитывая то, по какой цене продавались в магазинах их фиалковые ароматы. Пятьдесят центов за флакон, и это при запредельной дороговизне натуральной эссенции! Их парфюм New Mown Hay («Свежее сено») едва ли смог бы появиться без добавления синтетических компонентов, таких как кумарин, чтобы придать ему необходимый запах свежего сена.

California Perfume Company начала нечто очень важное: она превратила парфюм в повседневное удовольствие для миллионов женщин. Их восхваление американских парфюмов может показаться чересчур наглым, но оно помогло вдохновить следующее поколение молодых американок обратить внимание на ароматы из города за океаном – Парижа.

Peau d’Espagne

L. T. Piver, 1908

Распутный парфюм

Peau d’Espagne – «Испанская кожа» – уже был ароматом старой школы, когда в 1908 году фирма L. T. Piver выпустила свою версию, возвращаясь к собственным истокам: компания была основана в 1769 году как магазинчик ароматизированных перчаток. Во Флоренции в эпоху Ренессанса вымачивание кожи в ароматизированном воске было главным занятием парфюмеров, поэтому для многих кожа и была парфюмом. К викторианскому периоду рецепты Peau d’Espagne были всегда под рукой. Идея состояла в том, что семья могла купить необходимые ингредиенты и приготовить собственный состав, чтобы вымочить в нем полоски кожи в течение пары дней. Потом эти душистые полоски клали в ящики, чтобы они передавали свой аромат почтовой бумаге.

По мере того как девятнадцатый век заканчивался и начинался век двадцатый, оставалось все меньше желающих смешивать собственные духи. У людей появлялись новые развлечения, и парфюмерная промышленность умело предлагала готовый продукт. Во Франции, Германии, Италии, России и США существовали разные версии жидких ароматов Peau d’Espagne.

Работавший в Лондоне парфюмер Септимус Пайесс в своем трактате 1857 года «Искусство парфюмерии и методы извлечения запахов из растений» описал Peau d’Espagne как классическое сочетание цветов (нероли и розы), пряностей (гвоздики и корицы) и свежих трав (вербены и бергамота). Под этими нотами раздается шепот анималистических ингредиентов, таких как мускус и цибетин. Писатель и отец эротизма Хэвлок Эллис отметил, что «некоторые утверждают и, возможно, не без оснований, что Peau d’Espagne – единственный из всех ароматов почти повторяет запах женской кожи». Хотя он лично не был в этом убежден. И если бы вы в самом деле встретили женщину, от природы пахнущую всем перечисленным выше, то предложили бы ей обратиться к врачу.

Ассоциация Peau d’Espagne с плотью происходит, как и у парфюма Le Trèfle Incarnat, в большей степени из-за его вездесущности. Запах воспринимался как аромат-тип, а не как один брендовый парфюм, и собственное название в различных аналогах предлагал почти каждый парфюмерный дом. Он был все более доступным по цене и продавался повсюду. Как только аромат стали ассоциировать с отбросами общества, он покинул модное общество. Peau d’Espagne вскоре стал ароматом, который узнавали все, и он был связан со злачными местами. В «Улиссе» Джеймса Джойса Молли отказывается от него как от низкого запаха («в этом Гибралтаре не достать приличных духов, есть только эта дешевая «испанская кожа», которая выдыхается и оставляет после себя вонь»). По другую сторону Атлантики Peau d’Espagne фигурирует в «Деловых людях» О’Генри, сборнике рассказов 1910 года о повседневной жизни ньюйоркцев. В Нижнем Ист-Сайде в пивном баре для докеров, пивших «грязный мед», все было пропитано «знакомой смесью запахов мокрой лимонной кожуры, старого пива и «испанской кожи». Воплощение гламура!

Как мы уже знаем, милые девушки предпочитали фиалковый парфюм, но дурные девицы, которые наверняка попадут в беду, пользовались Peau d’Espagne, вытравливали волосы перекисью водорода и закапывали в глаза белладонну, чтобы расширить зрачки. В наши дни эта связь и этот аромат давно забыты, а зря. Его стоило бы иметь в косметичке именно с этой целью. И все же еще живы те люди, которые, ощутив этот запах, подмигнут вам, отлично зная, в чем дело.

Некоторые манеры использования парфюма в период с 1910 по 1919 год мы бы могли назвать «истерическими». По мере того как парфюм завоевывал для себя место под солнцем и женщины им пользовались, ароматы превратились в новое хобби, а вместе с этим хобби появились и совершенно невероятные способы применения парфюма. С ароматами играли, словно с игрушкой, проверяя границы дозволенного. И хотя многие эксперименты оставались уделом богемного меньшинства, о них рассказывали в прессе как о последних экстравагантных поступках. И тон этих публикаций был наполовину осуждающим, наполовину восхищенным и интригующим.

Примером такой статьи можно считать репортаж, напечатанный в New York Times за 1912 год, в котором говорилось о том, как модные парижские дамы ищут «новых ощущений»:

Вместо того чтобы использовать морфий, кокаин или кофеин, они теперь используют стимулирующие подкожные инъекции из розового масла и парфюмов из фиалки и цветов вишни. Одна актриса первой попробовала новое развлечение. Она заявила, что в течение сорока восьми часов после инъекции парфюма, известного как «свежескошенная трава», ее кожа оставалась пропитанной этим ароматом.

Журналист не стал добавлять предупреждение: «не пытайтесь повторить это дома», и остается только надеяться, что инъекции ароматов практиковали лишь одержимые. Парфюм стал активным веществом не только потому, что он проникал через кожу, но и действовал как наркотик. Образ дамы, которая витает в мире грез, культивируемый восточными ароматами в предыдущие десятилетия, стал реальностью.

По имеющейся в нашем распоряжении информации, актриса стала первой из тех, кто испытал на себе действие подобных инъекций. Именно актрисы обычно оказывались в авангарде обонятельных экспериментов. В эти безрассудные годы ароматы часто считали неотъемлемыми спутниками искусства, особенно сценического, превратившегося в коммерческое предприятие. «Русский балет» Дягилева стал одним из самых важных и известных творческих коллективов десятилетия. Наибольшую известность ему принесла языческая постановка балета «Весна священная» (1913). Новая трактовка поразила зрителей эротической, дерзкой хореографией, возведенной до ритуала: девушка все танцевала и танцевала, пока не умерла, облаченная в экзотические невероятные костюмы, созданные Львом Бакстом. Действие разворачивалось под сумасшедшую нервическую музыку Игоря Стравинского. Парфюм был частью этого Gesamkunstwerk – всеохватного произведения искусства. Поговаривали о том, что парфюм наносили на занавес, чтобы ароматизировать воздух и настроить зрителей на нужный лад. «Русский балет» давно и прочно ассоциировался с ароматом. По мнению эксперта Давинии Кэдди, танцоры и постановки вдохновили парфюмеров на создание новых ароматов в это десятилетие, включая парфюмы Prince Igor («Князь Игорь») и Un Air Embaumé («Благоухающий воздух») – оба аромата от Rigaud. В критической статье за 1915 год, опубликованной во французском журнале Comoedia Illustré, «Русский балет» называли «особо пикантным парфюмом».

Тем не менее это была не единственная труппа, использовавшая обоняние. В 1915 году Washington Herald сообщала о том, что происходило в Театре Эллиотта[8]в Нью-Йорке, где шла пьеса под названием «Опыт». Каждая актриса воплощала ту или иную эмоцию, включая Страсть и Клевету. Однако менеджеры сочли, что актрисы играют слишком «вяло» и решили призвать на помощь эксперта в области парфюмерии – профессора Гилберта Рудхауза, чтобы тот подготовил особый парфюм для каждой героини. Аромат должен был соответствовать эмоции и помогать актрисе изображать ее. «Если выбрать правильный парфюм, – писал репортер, в очередной раз связывая аромат и наркотики, – то актриса будет вести себя как скаковая лошадь (под допингом) на дистанции в полмили». В каждой гримерке стояла металлическая емкость с пульверизатором. Перед выходом на сцену актрисы получали «дозу»: горничные опрыскивали их ароматом в течение трех минут. Целые три минуты!

Элинор Кристи, исполнявшей роль Опьянения, была «прописана» амбра, китовые выделения, и она успешно справилась с ролью. «Она будто выпила пять кварт шампанского, но при этом сохраняла полный контроль над всеми своими чувствами», – отмечал журналист. Френсис Ричардс, игравшая Клевету, обратила внимание, что лимонный парфюм «заставляет ее ненавидеть всех, когда она находится на сцене». Флоренс Шорт – Страсть – пользовалась смесью из ладанника и мирры, которую профессор Рудхауз называл парфюмом Клеопатры. Он пояснил, что «ей приходилось выпивать по два стакана ледяной воды, чтобы избавиться от эффекта [аромата] каждый вечер, когда она заканчивала сцену, в которой соблазняла Юность».

В это десятилетие театральные актеры работали не просто с конкретным ароматом, но и с особыми брендами. Это был ранний опыт парфюмов знаменитостей, в число которых входил и Poinsettia английской фирмы Atkinson, о чем мы еще поговорим. Мы познакомимся и с ароматами, навеянными литературными произведениями, в частности теми, которые создавал наиболее влиятельный в мире творчества человек этого десятилетия модный дизайнер Поль Пуаре. Он так же как и Бакст, придумывал сценические костюмы для «Русских сезонов». Пуаре говорил о себе, что он находился в центре урагана высокого искусства и мог предложить изысканные, эзотерические ароматы своим богатым клиенткам.

Если охватить картину в целом, становилось очевидным, что духи начали постепенно выходить за пределы привычного круга королевских особ и аристократии. Два события ускорили этот процесс. Первым таким событием стала революция в России, одним махом погубившая российскую императорскую семью, главного покровителя парфюмерной промышленности. Судьба одного аромата – «Любимый букет императрицы» – служит поразительным примером. Созданный изначально по заказу императрицы, после революции аромат получил новое название «Красная Москва», став известной маркой советского парфюма, который выпускала государственная промышленность. Исход «белых» русских в Париж и другие страны Европы принес с собой волну парфюмерных талантов (и оппортунистов), которым предстояло освещать сцену в 1920-х годах.

Другим событием стала катастрофическая Первая мировая война. Она навсегда изменила союзы, структуру власти и состояние экономики в Европе. Понятно, что война почти на половину десятилетия сократила парфюмерное производство, хотя и не убила его. Уцелевшие парфюмеры не чурались пропаганды, словно выбор одеколона мог заявить о том, на чьей вы стороне.

Во Франции дела шли плохо, а в Америке зарождался интерес к изящным вещицам, не только к «домашним» парфюмам, поставляемым старыми добрыми фирмами Sears и Roebuck, но и тяга к более тонким ароматам. Американские солдаты, побывавшие в Европе, возвращались домой к своим матерям и девушкам. Они привозили в подарок модные европейские ароматы, которые смогли раздобыть, включая Forget Me Not («Незабудка»), выпущенные в 1916 году фирмой Caron. В Америке речь шла не о том, чтобы кого-то не забывать, а о том, чтобы заново открыть для себя эти душистые удовольствия. Когда война закончилась, спрос на ароматы резко увеличился, особенно со стороны молодого поколения женщин, рвущихся к эмансипации и в восторге открывавших для себя парфюм, который помогал им выразить себя и свои чаяния.

Special № 127

Floris, 1910

Светский парфюм

В начале девятнадцатого века существовал невероятно модный придворный журнал, «адресованный в первую очередь, леди», под названием La Belle Assemblée («Прекрасная ассамблея»). Теперь его помнят в основном благодаря иллюстрациям с последними моделями одежды, важным свидетельством стиля эпохи регентства. Являясь в определенном смысле библией стиля той эпохи, «Прекрасная ассамблея» убедила немногих парфюмеров представить свои товары на страницах журнала. И они сделали это, причем громогласно. Взять, к примеру, рекламу лавандовой воды фирмы Gattie and Pierce, расположенной на Новой Бонд-стрит. Ее реклама сопровождалась портретами членов королевской семьи – столько, сколько поместилось на выделенном месте: его светлость герцог Марлборо, графиня Дарнли, графиня Ливерпуль и ее светлость герцогиня Девонширская. С их губ словно срывалось заявление: «Если леди восхищаются деликатностью вкуса и ароматом парфюма, то Treble Distilled Lavender Water будет первым среди самых изысканных».

Парфюмерные компании издавна пользовались своими королевскими связями и по-прежнему продолжают их эксплуатировать. Их истории переплелись между собой в глубине веков, и это неудивительно, поскольку в течение долгих лет знать была единственной социальной группой, которая могла позволить себе парфюм.

Основу бизнеса Guerlain в девятнадцатом веке составляли заказы русского императорского двора, и ароматы получали названия в честь своих заказчиков. В том числе «Букет герцогини Бедфорд» (1840) и «Букет императрицы» (1853). В Англии в то же самое время фирма Piesse & Lubin выпустила ароматы «Букет баронессы Ротшильд» и «Парфюм Букингемского дворца» (да, вот так вульгарно!).

Есть несколько фирм, название которых мгновенно вызывает в памяти доспехи, к ним относится и фирма Floris. Как Penhaligon и Atkinson, Floris входит в тот кластер наследуемых британских брендов, которые начинали с продажи товаров по уходу за собой (медвежий жир и щетки для волос) и лишь впоследствии приобрели репутацию благодаря своим душистым водам и одеколонам. Фирма Floris была основана в 1730 году Хуаном Фамениасом Флорисом, выходцем из Минорки, и веком позже получила первый королевский заказ. И заказан был не парфюм, а расчески. Звание «поставщик двора» было жизненно важным для подобных фирм, так как оно помогало узаконить аромат. Если он подходил для его королевского величества, то подойдет и для нас. Больше всего королевских заказов получала парфюмерная фирма Gosnell. Ее главным клиентом была принцесса Датская Александра, и фирма пользовалась этим, продавая свой парфюм Cherry Blossom («Вишневый цвет»). Эта же фирма предлагала покупательницам душистые закладки для книг, но на них была изображена молодая монахиня. Подпись гласила: «Nun Nicer». Это было и престижно, и благородно (правда, не слишком благочестиво: губы монахини были подозрительно розовыми, словно она держала баночку с губной помадой под своим апостольником[9]).

Проблема была в том, что Александра, обожавшая парфюм, без счета раздавала «королевские заказы». К началу двадцатого века их, казалось, получали все. Французская фирма Houbigant попыталась заявить свои «права» на королевскую особу, утверждая, что любимым ароматом Александры был их парфюм Coeur de Janette 1900 года.

То, что фирма Floris проделала со своим парфюмом под названием Special № 127, оказалось очень умно, если не уникально. Парфюм был создан в 1890 году для русского князя Орлова. Престижные клиенты пользовались VIP-обслуживанием, для них составляли специальные формулы и записывали их в журнал, чтобы воспроизвести аромат при следующем заказе.

У каждого клиента был личный номер. У Орлова – № 127. После его смерти парфюм поступил в общую продажу, предлагая покупателям шанс благоухать столь же изысканно, как князь, но при этом получив неброский, типично британский нумерованный флакон, чтобы не быть вульгарным. Фирма Floris намеревалась начать экспорт парфюма в США. Владельцы фирмы, вероятно, предчувствовали привлекательность подобных благородных ассоциаций для тех, кому не терпелось приобщиться к роскоши Старого Света.

Special № 127 можно назвать одеколоном с шармом: хорошо сбалансированный аромат с травянистыми и цитрусовыми аккордами и нотками герани, которые не звучат отдельно, но добавляют элемент щегольства. Аромат в сочетании с его историей вызывает в памяти образ джентльмена на отдыхе: утро в городе, поход к парикмахеру, примерка нового костюма на Севил-Роуд и перспектива провести время в клубе за чтением газеты. Тем из нас, кому такой образ жизни не доступен, Special № 127 может принести ощущение комфорта: в жаркий день это всего лишь аромат, избавляющий от пота и заглушающий волнение.

Narcisse Noir

Caron, 1911

Парфюм судебных исков

Narcisse Noir – настолько легендарный парфюм, что редко встретишь женщину, которая не слышала бы о нем. Даже те, кто входит в парфюмерный магазин, не подозревая об окружающих этот аромат мифах, вскоре встретятся с безумными глазами продавщицы, готовящей новую слушательницу к великому рассказу. Именно этот парфюм упоминается в пьесе Ноэля Кауарда «Водоворот». Монахини из фильма «Черный нарцисс» (1949) теряли голову, вдохнув его аромат. Глория Свенсон мурлыкала название этого парфюма в «Бульваре Сансет».

К тому времени как вам представится возможность понюхать аромат, этот парфюм уже приобретет для вас статус священной реликвии. Оказаться рядом с этим парфюмом – это все равно что приблизиться к пальцу святого Фомы в Санта-Кроче[10]или к Зубу Будды в Канди[11]. И реакция будет схожей: либо поклонение, либо разочарование. Многие поклоняются Narcisse Noir, и лишь избранные готовы его «носить» или жить в соответствии с его обещаниями.

Как появился этот аромат, и как он стал неотъемлемым аксессуаром для высшего света в первой половине двадцатого века?

Narcisse Noir – это первый успех парфюмерного дома Caron, основанного в 1904 году парфюмером-самоучкой Эрнстом Дальтроффом, который работал вместе со своей музой Фелиси Ванпуй. Их первые парфюмы, такие как Radiant, Chantecler и Isadora, хорошо продавались, но чтобы пробиться в «высшую лигу», им потребовалось сменить название (мы еще встретимся с ними на других страницах). Narcisse Noir назван в честь цветка нарцисса, но что такое «черный нарцисс»? Такого цветка в природе нет. Черные розы селекционеры вывели ради того, чтобы удовлетворить любопытство. И есть нечто завораживающее в самой мысли, что солнечный желтый нарцисс неожиданно превращается в ночное сумрачное творение, которое ассоциируется с греческой легендой о тщеславном Нарциссе, смотревшемся в зеркало пруда. Название цветка происходит от слова «narce», что означает «ошеломлять», и этим названием он обязан своим наркотическим свойствам.

Фирма Caron, разумеется, не пыталась опровергать предположение о существовании подобного цветка. Но сам парфюм обязан своим насыщенным ароматом белых цветов флердоранжу и жасмину, к которым добавили сандаловое дерево и мускус. Иногда аромат кажется интенсивно пудровым, иногда маслянистым, он будто смазывает кожу, на которую его наносят.

Хотя Narcisse Noir – это парфюм предвоенной эпохи, его влияние сказалось в 1920-е годы, когда парфюмерная промышленность работала ради таких персонажей, которых можно отыскать в пьесе Коуарда. В своем сборнике эссе «Дом Сатаны» (1926) театральный критик Джордж Джин Нейтан назвал таких людей племенем, «имевшим тесную связь с различными континентальными салонами и морскими курортами, если не упоминать о теннисе, крикете, бридже, маджонге, безике[12], русской музыке, отеле Клэридж, клубе «Посольство» и Монте-Карло, знакомых с нашим старым французским другом – шиком и с теми салонными играми, которые сейчас в моде в Париже». Narcisse Noir, рискованный и ускользающий, отлично вписывался в набор экзотических аксессуаров подобных людей.

После успеха парфюма Narcisse Noir в Caron поняли, что необходимо защитить название аромата, чтобы этот успех не стал кратковременным. Неудивительно, что в конце 1910-х и в начале 1920-х годов появилось немало желающих нажиться на славе Narcisse Noir, предложив новые, еще более креативные решения этого концепта.

Виктор Виводу создал Narcisse de Chine («Китайский нарцисс»), A. Joncaire – Narcisse d’Or («Золотой нарцисс»), Colin de Paris – Narcisse Royale («Королевский нарцисс»), Narcisse Blanc et Noir («Нарцисс, белый и черный») предложила фирма Morny Frères. И это лишь часть многочисленных повторов аромата.

Когда название имеет такое большое значение для коммерческого успеха, парфюмеры обращаются в суд для защиты бренда. Фирма Caron подавала иски к нескольким фирмам. Среди них были и фирма Du MoIret с парфюмом Moon-Glo Narcissus («Лунный нарцисс»), и фирма Henri Muraour & Cie. с ароматом Narcisse Bleue («Голубой нарцисс»). Самым нашумевшим процессом стал иск Caron Corporation к компании Conde Limited, дошедший до Верховного суда Нью-Йорка и часто цитируемый. Фирма Caron, запатентовавшая все название целиком (Narcisse Noir), протестовала против употребления конкурентом слова «нарцисс» в любых словосочетаниях. Судья записал суть спора так: «Слово “нарцисс” является “вызывающим ассоциации”, истец [Caron] использовал его в “произвольном и модном” смысле, и в будущем истец имеет право ограничивать использование похожего слова в похожем смысле». Но судья с истцом не согласился и решил, что слово «нарцисс» в этом словосочетании является названием цветка и не «вызывает ассоциации», поэтому его может использовать кто угодно.

Стратегия Caron сработала против фирмы. Они выпустили Narcisse Noir как помещенную во флаконы эссенцию этого цветка, но теперь пытались доказать, что это они придумали черный нарцисс и разрабатывали его предыдущие пятнадцать лет (хотя другие фирмы выпускали парфюмы Narcisse еще до появления Narcisse Noir). Выдуманный цветок не перенес суда.

Владельцы Caron зря волновались, ведь теперь никто и не помнит о Narcisse de Chine или Moon-Glo Narcissus. В борьбе за наши сердца победил Narcisse Noir, а фирма Caron осталась в истории, и мы с удовольствием обо всем этом рассказываем.

Poinsettia

Atkinson, 1911

Театральный парфюм

Это малоизвестный аромат, но он заслуживает нашего внимания как ранний пример использования парфюма знаменитостями. Мы уже встречались с девушками Гибсона в первом десятилетии двадцатого века, но теперь пришло время познакомиться с девушками из «Гэйети». Не сомневайтесь, мы не станем рассказывать о Золотых девушках до раздела, посвященного 1980-м годам.

Девушки из «Гэйети», театра музыкальной комедии, были феноменом эдвардианской эпохи. Театр располагался в лондонском Уэст-Энде и предлагал зрителям не выходящие за рамки хорошего тона спектакли, полные жизни, веселья и фривольности. Представьте Гилберта и Салливана в сочетании с Коулом Портером. В названии многих спектаклей – пожалуй, слишком многих – использовалось слово «девушка» («Граф и девушка», «Солнечная девушка», «После девушки», «Девушки Готтенберга»). Спектакли следовали за развитием женщин того времени, обычно работающих, находящих свою любовь в более высоком обществе, которые бурно веселились по дороге к счастью.

Любому мюзиклу требуются неотразимые хористки, и тогда на сцене появлялись девушки из «Гэйети». Они ни в коем случае не были лишены моральных принципов. Они пели и танцевали, но не соблазняли. Девушки всего лишь помахивали руками, выстроившись в одну линию на фоне задника с изображением пляжа.

Девушки из кордебалета отлично устраивались в жизни. Они и в самом деле получали предложения руки и сердца от аристократов и становились леди, хотя происходили из рабочих семей. Поклонники роились за кулисами, отчаянно желая познакомиться с актрисами, такими как мисс Филлис Дэйр.

Девушек из «Гэйети» обхаживали с такой настойчивостью – и зрители, отделенные от них просцениумом, и аристократы, проникавшие за кулисы, – что о них обязательно рассказывали на страницах еженедельника The Play Pictorial, освещавшего новинки музыкального театра. Там были оды, воспевавшие красоту девушек из «Гэйети», явно компенсировавшие недостатки пьесы: «Каким очарованием они обладают, и какое очарование демонстрируют!.. Нужен ли сюжет, если перед глазами такие восхитительные создания? В самом деле, бог с ним, с сюжетом!» И не важно, что «отличить одну девушку от другой было практически невозможно даже с помощью программки», поскольку их «появление на сцене» оставалось «постоянным наслаждением для взора».

Это поклонение включало в себя и одержимость их нарядами. Девушки «Гэйети» привлекали фотографов, особенно когда были одеты в одинаковые сценические костюмы. Эти костюмы описывали в мельчайших подробностях, и подобный рассказ нередко занимал не меньше места, чем статья театрального критика. Посмотрите, насколько тщательно изображен портрет актрисы Габриель Рэй:

Красивая накидка из крепдешина с большим матросским воротником, украшенная длинными кисточками, и шикарная маленькая шляпка-чалма цвета розового коралла. Во время исполнения игривого дуэта она сбрасывает пальто и быстро переодевается в расшитую стеклярусом фиолетовую юбку с вышитыми на ней разноцветными тюльпанами. Юбка имеет безупречную подкладку из розового шифона.

Учитывая тот факт, что девушки из «Гэйети» были иконами стиля, которым подражали, неудивительно, что владельцы парфюмерного дома быстро смекнули: если читательницам так хочется знать, как выглядит Габриель Рэй, то им будет интересно узнать, каким парфюмом она пользуется.

В 1911 году Габриель Рэй, Филлис Дэйр, Конни Эдисс и Олив Мэй покоряли зрителей в «Пегги» – одной из самых популярных пьес предвоенных лет. Идеально выбрав момент, фирма Atkinson выпустила новый парфюм под названием Poinsettia («Пуансеттия»). Так называются алые рождественские цветы. Atkinson выбрала этих четырех девушек из «Гэйети» в качестве своих парфюмерных посланниц. Конкурирующая с ней фирма Gosnell проделала нечто похожее со своим парфюмом Cherry Blossom, связав его аромат с Мэри Роуз и ее образом в «Манон». Французская фирма Bourjois наслаждалась своим вкладом в героиню Манон Леско (вероятно, в этой трагической истории падшей женщины было нечто такое, что привлекало внимание парфюмеров).

Давно забытый парфюм получил название цветка без запаха, и описание его аромата не сохранилось, как не сохранились и достойные пьесы театра «Гэйети». Единственное, что мы можем узнать об этом парфюме, подскажет нам реклама, которую фирма Atkinson разместила в лондонской прессе. На этой рекламе предстают четыре юные звезды из «Пегги», а из текста следует, что парфюм был «создан специально для них» и они «приобрели его в большом количестве». Первыми приведены слова преисполненной энтузиазма Олив Мэй (ее настоящая фамилия Митъярд не была известна широкой публике): «Я удивлена тем, что тонкий парфюм столь редкого очарования можно купить по такой цене. Poinsettia – это ненавязчивый, но сладкий и всепроникающий аромат». Обратите внимание на то, что женщины могут наслаждаться парфюмом только в том случае, если у него достаточно нежный аромат. Ничего чрезмерного, с этой оговоркой мы будем часто встречаться на протяжении двадцатого века. Тот факт, что это мнение достойной актрисы, тоже внушал доверие.

Хотя в тексте нет прямого упоминания пьесы «Пегги», читатели знали, что это горячая премьера сезона. В шоу Олив Мэй в одном из номеров набрасывала лассо на группу юношей-хористов, напевая: «Биение сердца и свист лассо, лишь эти звуки и услышишь в прериях». Для женщин, только начинавших вырываться из пут строгой морали и правил девятнадцатого века, такое заявление обладало удивительной притягательностью. И эта актриса предпочитает парфюм Poinsettia! Покупательницы, приобретавшие парфюм, могли даже получить – в качестве дополнительного предложения – репродукции портретов актрис, выполненные красным карандашом художником Джозефом А. Симпсоном.

Мисс Мэй тоже преуспела в жизни, во всяком случае, насколько это известно. Она оставила сцену в 1912 году, чтобы выйти замуж за лорда Пэйджета. После развода с ним она снова стала женой аристократа, графиней Дрохеда. Уместно предположить, что парфюм Poinsettia не был частью ее приданого. Эта сделка была сугубо коммерческой, и кто сможет обвинить Олив Мэй и ее подруг (или их агентов), что они заработали на всеобщей мании.

Nuit de Chine

Iret, 1913

Фантастический парфюм

Некоторые люди посвящают себя тому, чтобы сделать жизнь красивой. У них от природы хороший вкус, наклонности сороки и чувство цвета. Эти люди ткут изысканные полотна, определяя образ эпохи. Поль Пуаре был одним из них. Ему была близка яркая эстетика «Русского балета». Он освободил женщин от корсета, предложив туники с драпировкой и брюки. Пуаре продавал модные наряды, мебель для дома и парфюм представителям самых богатых семей мира в 1910 и 1920-е годы. Но парфюмы канули в Лету, хотя изредка появляются пустые флаконы, которые продаются за бешеные деньги.

Ароматы Пуаре были настолько чрезмерно украшенными, что они казались музейными экспонатами, которые следовало держать в сейфе с сигнализацией. Пуаре, обожавший путешествовать, неутомимо собирал декоративные предметы, и в его отношении к Востоку было больше красок, чем у многих других охотников за экзотикой. Просто «восточный» аромат – это не для него. Его ароматы были конкретными: Maharadja («Махараджа»), Aladin («Аладдин») и Sakya Mouni («Шакья-Муни»). Один из самых признанных парфюмов Nuit de Chine («Китайская ночь»), созданный Морисом Шаллером, разливали в нюхательные или похожие на опиумные флаконы с ручками из бакелита в форме кольца. Снаружи коробка была обита красивым шелком.

Иногда флаконы расписывали вручную учащиеся школы декоративного искусства Пуаре – «Эколь Мартин». Женщине или мужчине, у которых было все, парфюмы Пуаре говорили о необычайной роскоши и некоторой интеллектуальной доблести. В Nuit de Chine присутствовал натуральный сливочный аромат сандалового дерева и капелька ладана, чтобы превратить европейский парфюм в нечто специфически восточное. И все же если понюхать этот парфюм сегодня, то он, увы, напомнит запах кока-колы с пряностями и лаймом (это характерно и для многих других «восточных» ароматов, включая парфюм 1950-х годов Youth Dew).

Тем не менее есть и кое-что необычное и эзотерическое. На флаконе Nuit de Chine имеется иероглиф «коно» на мандаринском наречии. Представьте, сколько усилий потребовалось от журналистки Vogue в 1916 году, которая отчаянно пыталась передать его значение своим читательницам: «Очертания указывают на ограниченный участок, землю, которую феодальный владыка мог защитить с помощью своих вассалов. Линии внутри обозначают резиденцию владыки, а иероглиф в целом обозначает королевство или страну».

Претенциозные ароматы требовали серьезного VIP-продвижения, и Пуаре был мастером подобного маркетинга, навязчивого до такой степени, какая снова проявится только в 1970-х годах. Пуаре часто опробовал новые идеи на своих близких друзьях, заставляя говорить о парфюме еще до того, как он поступал в продажу. В июне 1911 года в честь парфюма Nuit Persane («Персидская ночь»), который так и не появился в продаже под этим названием, в саду Пуаре был устроен бал «1002-я ночь». Три сотни приглашенных гостей, облаченных в модные туалеты (каждому гостю заранее сообщили, каким персонажем ему предстояло стать), предавались излишествам, а Пуаре принимал их как султан. Отчет об этом празднике дает некоторое представление о щедрости хозяина:

Весь сад был накрыт шелковым навесом на столбах высотой в пятьдесят футов. Пространство освещали канделябры и прожекторы. Под звуки арфы и флейты греческие девушки в прозрачных туниках танцевали на лужайках, пока хозяин дома щедрой рукой раздавал шампанское и сувениры.

Эти сувениры, разумеется, включали в себя напоминание об этом фантастическом вечере: флакончик духов, в честь которых был устроен бал.

Этот отчет дошел до нас благодаря Роберту Форресту Уилсону, американскому журналисту, обладателю Пулитцеровской премии, жившему в Париже и написавшему путеводитель для туристов «Парадный Париж». Уилсону нравилось описывать индустрию роскоши, и он считал своим долгом побывать в креативных мастерских максимально возможного количества парижских кутюрье. И как только он там оказывался, язвительные – и это явная недооценка – статьи были обеспечены.

Описывая свое интервью в ателье Пуаре, Уилсон рассказывает о своей первой встрече с легендой. На двери он увидел табличку со следующей надписью: «Осторожно!!! Прежде чем постучать, трижды спросите себя, действительно ли есть необходимость беспокоить ЕГО?» Войдя в помещение не без некоторого трепета (Уилсон уже была известна репутация Пуаре как крайне вспыльчивого человека), журналист оказался лицом к лицу с кутюрье: «И этот человек заставил американских покупателей подниматься на борт тысяч кораблей, чтобы попасть в Париж? Круглый маленький человечек с вытянутой головой… волосы тщательно зачесаны, чтобы скрыть лысину».

Мяу.

Пуаре, возможно, не принадлежал к числу красивых мужчин, но его имя летело впереди него. Поэтому странно, что он решил назвать свою парфюмерную компанию в честь дочери – Les Parfums de Rosine («Духи Розины»), что, вероятно, стало ошибкой. И не только потому, что этот бренд был новым для покупателей, но и потому, что Розина не могла предстать той личностью, с которой легко было идентифицировать товар, в отличие от модных дизайнеров 1920-х и 1930-х годов, от Шанель до Лелонга, оставлявших свой отпечаток на каждом своем творении. Розина была загадкой. И та же журналистка из Vogue, которая так хорошо объяснила читательницам значение иероглифа «коно», постаралась передать окутывавшую ее тайну:

Она волшебница, богиня или весталка? Мы, охваченные острым любопытством, пытаемся понять это невероятное существо, порхающее по тропинкам, обсаженным розами, и над полями белых нарциссов, чтобы узнать секрет их аромата и принести нам их парфюм, насыщенный и пьянящий, вызывающий экстаз.

Розину представляли как леди, любящую приключения, вдыхавшую ароматные чудеса Багдада, Китая и Индии, а теперь, изучив предположительно старинные манускрипты и найдя в них рецепты, она воскресила их ради удовольствия покупательниц.

История была столь же необычайной, как и сами фантастичные парфюмы, но она могла показаться правдой. Американские читательницы, испытывавшие восторг от мира парижской моды, но узнававшие о далеких странах благодаря журналам, не имели ни малейшего представления ни о личности Розины, ни о торговой марке, ни о том, где скрывается вымысел.

Настоящая Розина умерла от испанки вскоре после публикации этой статьи. Но ее отец продолжал выпускать эту линейку ароматов в годы войны (мы познакомимся с его парфюмом Le Fruit Défendu) и в 1920-х годах. Увы, духи Les Parfums de Rosine не продержались долго. Они были слишком насыщенными, слишком красивыми, слишком дорогими. Это было мастерство, которому нужно было перейти в разряд устойчивого и коммерчески успешного бизнеса, готового удовлетворить массовый спрос. Более того, невероятная красота материалов – флаконы, коробки, этикетки и отделка – затмевала то, что не было видно: аромат парфюмов Пуаре. В своих формулах и идеях он намного опередил время. Но к счастью, один из парфюмеров Пуаре, Анри Альмера, только начинал работать и вскоре перешел в Дом Жана Пату.

В своем интервью (тщательно выверенном) журналу Theatre Magazine в 1922 году Пуаре красиво говорит о вдохновении:

Я сплю в траве и вдыхаю запах зелени, окружающей листвы. Почему люди делают парфюм из цветов? Почему не из всего этого? Эти запахи влажной земли и листьев, елей, соленых болот… не меньше волнуют, не меньше возбуждают, чем аромат цветов… Я делал парфюм даже из растений, которые растут глубоко в море…

Ароматы мха не были диковиной, но запах соли и водорослей? Он станет популярным только к концу двадцатого века.

Остальная часть истории Пуаре не вызывает удивления. Он обанкротился в 1929 году и был вынужден продать остатки созданной им одежды на тряпки. Сметенный со сцены новым поколением дизайнеров, так как его стиль был излишне живописным и восточным, Пуаре закончил свои дни уличным художником и умер в бедности.

Ess Viotto

Bronnley, 1913

Парфюм для работающей женщины

Допущение: Ess Viotto с технической точки зрения не является парфюмом. И название не представляет собой специально созданную анаграмму, хотя, если переставить буквы, получится «Vote Tis So» (приблизительный перевод на русский: «Голосуй за это»). Теперь этот аромат забыт, но когда-то это был невероятно популярный изумрудно-зеленый флакон с душистым средством для рук, которое поставляла в США британская мыловаренная фирма Bronnley. Газета Sunday Times быстро окрестила новинку «универсальным средством» для женщин.

Нам всем знаком крем для рук. Сталкивались мы и с таким средством по уходу, как антибактериальный крем для рук. Ess Viotto обладал специфическим набором функций, не дошедших до наших дней. Утверждалось, что он может «сделать гладкими» руки и придать им аромат фиалок.

В 1913 году по ухоженности рук женщины можно было определить, к какому классу она принадлежит. Шелушащиеся огрубевшие руки говорили о том, что женщине в жизни приходится нелегко. А нежные мягкие руки уверенно заявляли о том, что женщина ничем себя не утруждает и у нее нет нужды мыть посуду, стирать белье или полоть сорняки. Перчатки, которые были обязательным элементом гардероба, в большинстве случаев маскировали правду, но в какой-то момент у воздыхателя обязательно возникало желание поцеловать даме ручку, и вот тут все тайное становилось явным.

Вспомните эпизод в фильме «Унесенные ветром», когда Скарлетт О’Хара, вынужденная вручную собирать хлопок в разгар Гражданской войны, нарядилась в платье, сшитое из старых гардин, чтобы встретиться с Реттом Батлером и попросить у него денег взаймы. Ей почти удалось дать ему понять, что у нее все замечательно, пока Ретт не взял ее за руки и не почувствовал, насколько они огрубели.

Ess Viotto создавал на коже невидимую защитную пленку, делая руки гладкими на ощупь:

Ваши руки белые, мягкие и красивые, такие же белые и мягкие, как у ребенка? Если нет, то вы можете сделать их такими. Они станут нежными на ощупь, намекая на вашу утонченность. Таким ручкам позавидует любая ваша знакомая. И этого совершенства вы можете достичь почти без хлопот.

Если мы посмотрим на год выпуска этого душистого чудо-средства – 1913-й, – то нам станет понятно, почему Ess Viotto пользовался огромным спросом. Мир стоял на пороге Великой войны, вскоре миллионам молодых женщин предстояло найти себе работу, заменив мужчин, ушедших на фронт, будь то административные или офисные должности или труд на производстве, заводах и фабриках. Да и в домашнем хозяйстве произошли существенные перемены.

Даже обеспеченные женщины, которым не нужна была оплачиваемая работа, сталкивались с бо́льшим количеством домашних обязанностей. Им приходилось, к примеру, чистить лук, поскольку их прислуга теперь работала на нужды фронта. Женщинам было очень непросто привыкать к новым условиям. Их мучила физическая боль от тяжелого труда, да и те следы, которые он оставлял на теле, радости не приносили. Индустрия красоты всегда блестяще справлялась с задачей превратить личную неуверенность в коммерческую выгоду. Компания Bronnley мгновенно сориентировалась, отреагировала на эти тревоги (или подогрела их) с помощью рекламной кампании для Ess Viotto: «Женщины, работающие с начала войны… заботились о том, чтобы сохранить мягкость своих рук и отличное ощущение на коже».

Ess Viotto придавал приятный аромат рукам и ухаживал за кожей. Как мы уже знаем, фиалковый аромат ассоциировался с утонченностью и молодостью истинной леди.

И Bronnley создавала иллюзию в виде аромата: это была иллюзия ничегонеделания. Женщины 1910-х годов, собираясь выйти из дома, могли нанести на руки немного Ess Viotto и мгновенно превратить их из грубого инструмента труда в воплощение красоты.

Прощайте запахи жира, чеснока и следы тяжелой работы или хотя бы страх перед тем, что они останутся на вашей коже. Добро пожаловать в буколический, восхитительный аромат цветов, будто исходящий от ваших ручек, который навевает воспоминания о золотых днях мира и радости.

English Lavender

Yardley, 1799 и 1913

Патриотический парфюм

Фиалковый аромат Ess Viotto – не единственный пример того, как «работал» аромат во время войны. В 1915 году великосветский еженедельник The Sketch, в котором несколькими годами ранее рекламировали парфюм Poinsettia от Atkinson, поэтически писал о способности аромата пробуждать воспоминания:

Есть некоторые типично английские вещи, которые напоминают нашим солдатам о доме, даже если они находятся посреди пустыни, в горах, окопах или на больших кораблях. К этим вещам относится и аромат английских фиалок, вызывающий в памяти очарование английских лужаек весной.

Ни фиалки, ни розы не являются сугубо английскими цветами, и в этом отношении Англию нельзя противопоставить другим странам. Но среди ужасов Первой мировой войны, когда британские военные вынуждены были отправиться на другой конец света, чтобы исполнить свой долг, на их родине именно аромат фиалок был объявлен ностальгическим. Еще одним подобным ароматом The Sketch объявила «английскую лаванду, которая хранит радость нашей земли в конце лета и в начале осени». Итак, фиалка – для начала года, и лаванда – для времени сбора урожая.

В наши дни лишь малая часть английских полей отводится под выращивание лаванды. Однако сто пятьдесят лет назад определенная часть страны, а именно «коридор» к югу от Лондона по направлению к Митчему и далее в направлении Хитчина в Хартфордшире, славилась своими лавандовыми полями. Это был английский аналог жасмина в Грассе. Викторианское издание The Farmer’s Magazine («Журнал фермера») описывало идиллическую картину:

Если ехать на поезде от Западного Кройдона в Саттон, то начиная с Уоддона по обеим сторонам насколько хватает глаз можно увидеть длинные узкие полоски, а иногда и большие поля лаванды. После грозы, освеженный дождем, цвет становится более глубоким и ярким, и аромат долетает до поезда. Если солнце светит необычайно ярко, любой, кто окажется среди этих полей, увидит, как небо отражается от земли, меняя голубые оттенки на лавандовые.

Если думать о лаванде и об Англии, то квинтэссенцией лавандового бренда нужно считать Yardley of London, хотя фирма уже давно завозила эфирные масла из-за океана. Называя 1913 год, мы немного лукавим, потому что Yardley в действительности начала продавать лавандовое мыло и лавандовую воду еще в восемнадцатом веке. Но в 1913 году бренд заново выпустил свой самый знаменитый аромат в новом флаконе. И в том же году бренд выбрал в качестве торгового знака пасторальную картину Френсиса Уитли «Два букетика за пенни. Примулы», заменив корзинку с примулами пучком лаванды. Также фирма открыла новый красивый магазин на Бонд-стрит, чтобы придать своему многовековому наследию шик двадцатого века.

Во время Первой и Второй мировых войн, когда средств и материалов было мало, Yardley держалась на плаву, предлагая покупателям свои товары как доступную роскошь. Но наш идиллический рассказ омрачает первый конфликт, который мы будем называть «войны одеколонов». Честно говоря, эта война велась на крошечном поле битвы, а именно на страницах журнала The Sketch, который мы уже не раз упоминали. Для начала опишем ситуацию. Когда Первая мировая война закончилась, это издание пришло в восторг от того, что наконец-то в Лондоне возобновятся балы.

Полистайте подшивки The Sketch военных лет, и вы найдете в разделе объявлений рекламу одеколона 4711 Cologne немецкой фирмы Mäurer & Wirtz, история которой началась в 1799 году. Вместе с English Lavender от Yardley это был еще один долгожитель домашних аптечек. Особенно перед Рождеством 4711 Cologne ассоциировался с военным настроением, и агрессивное продвижение предполагало, что читатели смогут купить одеколон, чтобы расслабиться в тревожные времена или снять напряжение. Они могли подарить флакон раненому солдату, так как мужчина мог себе позволить только этот аромат (если верить бренду). Но берегись, 4711: Yardley занимала такое же по размерам рекламное место, предлагая покупателям лавандовую воду и собственный одеколон. Не стоит забывать, что Англия и Германия находились в состоянии войны, и приобретение немецких товаров не поощрялось. The Sketch зарабатывала деньги на рекламе Mäurer & Wirtz, но поддерживать этот бред на своих страницах газета не собиралась:

Мы воспринимали и продолжаем воспринимать одеколон – кельнскую воду – как предмет необходимости. Однако мы давно и навсегда расстались с его немецким происхождением. Не существует ни одной причины, по которой мы должны были бы покупать его у немцев. Одеколон от Yardley производят у нас, в Лондоне, уже сто лет, и он значительно лучше по качеству, чем тот, который поступает к нам из земли гуннов.

Тот факт, что даже ароматы оказались вовлеченными в схватку за потребителя, красноречиво говорит о тех чувствах, которыми было охвачено общество. «Покупай Yardley» – таков был девиз сражающейся нации, тогда как покупка аромата 4711 представлялась как мелкое предательство. Но забудьте про одеколон от Yardley. Если нужно быть патриотами, то поддерживать следует их лавандовую воду. Именно в ней раскрывается аромат прекрасной зеленой английской земли. Одеколон English Lavender до сих пор можно купить в магазинах, где он стоит на полке рядом с 4711 Cologne. Будем надеяться, они соседствуют как лучшие друзья, а не как заклятые враги.

Le Bouquet Préféré de l’Impératrice

Brocard & Co., 1913

Парфюм-революция

Это подлинно знаменитый парфюм. Однако он известен не тем парфюмом, каким появился в 1913 году, а тем, чем, по общему мнению, он стал в 1925-м. Ключевыми являются слова «по общему мнению», поскольку достоверная история в общем-то темная. Возможно, это произошло из-за того, что настоящую историю впоследствии подредактировали. Парфюм Le Bouquet Préféré de l’Impératrice («Любимый букет императрицы») был создан фирмой Brocard & Co. Анри Брокара. Это была одна из двух крупнейших парфюмерных фирм в России девятнадцатого века, и обе основали французы. Другой фирмой была Rallet & Co., которую считали более привилегированной лишь на том основании, что Brocard производила не только парфюм, но и мыло массового спроса, украшенное незатейливым узором из пересекающихся линий. В конце концов Brocard & Co. стала ведущим производителем мыла в Европе.

Парфюм Le Bouquet Préféré de l’Impératrice, как и множество других ароматов той эпохи (вспомните, например, Floris), был сделан по заказу императрицы Марии Федоровны, супруги императора Александра III и матери Николая II, последнего русского царя. У императрицы уже был парфюм «Букет царицы», созданный для нее фирмой Houbigant.

Есть ли среди ныне живущих человек, вдыхавший аромат оригинального парфюма? Или у кого-нибудь на чердаке припрятан флакончик с этим ароматом? Едва ли.

Всего через несколько лет в России произошла революция, и пришлось сказать au revoir французским духам и парфюмерам, которые их создавали. Эрнест Бо, парфюмер из Rallet, оказался в Париже. Там его взяла под свое крыло Коко Шанель, и он создал «Шанель № 5».

Фирма Брокара вскоре была национализирована. Сначала она называлась Государственной мыловаренной фабрикой № 5, а затем была переименована в «Новую Зарю». Фирма Rallet отныне называлась фабрика «Свобода». Разумеется, любые ассоциации с императрицей были преданы анафеме. История гласит, что основу формулы оригинального парфюма Брокара сохранили, но затем переработали, чтобы использовать синтетические материалы и обойти нехватку нужных ингредиентов. В 1925 году парфюм появился под новым названием – «Красная Москва». В России слово «красный» используется и для обозначения цвета, и для обозначения чего-то красивого. Флакон тоже был изменен. Дизайн был навеян современным модернистским искусством и вызывал в памяти очертания зубчатых стен Кремля.

С годами, по мере того как «холодная война» набирала обороты, парфюмерное производство на Востоке и Западе шло в разных направлениях: «Красная Москва» против «Шанель № 5», но если говорить о наследии, то у них было куда больше общего, чем могло показаться на первый взгляд. «Красная Москва» – это классический аромат, который не слишком сильно отличается от парфюмов старой школы, производимых Guerlain или Grossmith. В нем есть ноты гвоздики, но на передний план выходят аккорды альдегидов. Альдегиды – это группа химических веществ, которые впервые были использованы в начале двадцатого века, чтобы «взбодрить» аромат. Они часто придавали парфюму мыльный, щекочущий нос запах.

«Красная Москва» имеет огромное культурное значение, потому что миллионы женщин пользовались этим парфюмом в условиях ограниченного выбора, когда духи иностранного производства по понятным причинам были недоступны. В дневнике Елены Скрябиной, женщины, жившей в России в годы Второй мировой войны, а позднее эмигрировавшей, есть запись о том, как она однажды пыталась открыть кафе в помещении, где раньше располагался парфюмерный магазин. Несмотря на то что помещение долго пустовало, оно настолько пропиталось запахом парфюмерии, что Елена задалась вопросом: «Что будет, если все наши пироги и сладости пропахнут «Красной Москвой»?» Этот парфюм был настолько вездесущим, что он стал синонимом парфюма вообще. «Новая Заря» выпускала и другие ароматы. В частности, в 1930-х годах производство парфюмерии достигло больших объемов, чтобы обеспечить парфюмерной продукцией всех женщин России и создать впечатление изобилия. Духи в подарок считались признаком советской «культурности». И в Международный женский день их вручали всем женщинам, включая тетушек и учительниц.

Некоторые ароматы этого периода были и в самом деле особыми: их выпускали в честь той или иной победы, военной или индустриальной. Парфюм под названием «Беломорканал» был выпущен после завершения строительства одноименного канала. Сувенирные духи 1941 года предлагались во флаконе в виде танка с пушечной башней. Среди парфюмов «Новой Зари», о которых много говорили в советское время на Западе, был Экспериментальный проект «Аполлон-Союз», или сокращенно ЭПАС (EPAS), названный в честь стыковки советского и американского аппаратов на космической орбите. В период так называемой разрядки напряженности аромат производили на фабрике «Новая Заря» в СССР, тогда как упаковку изготавливали на фирме Revlon в США. Когда американского специалиста по России попросили оценить аромат, он сказал, что это «типично русский аромат, сладкий и назойливый».

Этот комментарий, превративший неудачный парфюм в культурный стереотип, отражает статус советских парфюмов, которым явно не хватало тонкости, более изысканных ингредиентов и мастерства их французских оппонентов. Это была типичная дешевка. Репутацию не спасало и то, что один из мужских одеколонов фабрики «Новая Заря», знаменитый «Тройной», формула которого основывалась на историческом одеколоне наполеоновских времен, опустившиеся алкоголики с удовольствием употребляли внутрь вместо обычного спиртного. Его можно было купить и в уличных киосках, и в аптеках. Ходили даже слухи, что предпринимались попытки кристаллизовать ароматную составляющую, чтобы не вызывать отравления.

В наши дни «Новая Заря» и «Красная Москва» пользуются спросом среди любительниц китча и тех любопытствующих, кому интересно испытать советскую ностальгию. Парфюм императрицы теперь продается за несколько фунтов онлайн, и, разумеется, с оригиналом нет ничего общего ни в упаковке, ни в формуле. Но все же он заслуживает того, чтобы вы его понюхали (но не употребляли внутрь).

Le Fruit Défendu

Parfums de Rosine, ок. 1914

Парфюм с самым лучшим названием

В анналах парфюмерии Le Fruit Défendu («Запретный плод») определенно входит в пятерку лидеров. Поль Пуаре и его линейка ароматов Parfums de Rosine («Духи Розины») с помощью великого парфюмера Анри Альмера напомнили библейскую легенду об Адаме и Еве в саду Эдема и наделили ароматом судьбоносное яблоко (хотя с таким же успехом это мог быть и гранат). Тем не менее это вовсе не яблоко сорта Брэберн, а, скорее, голландский натюрморт с глазированными плодами в полутемной комнате с ароматом золотой вязкой карамели и капелькой хмельного персикового сиропа коктейля «Беллини».

Парфюм, помещенный в стеклянное яблоко (это случилось задолго до того, как в 1940-х годах подобный флакон был использован фирмой Nina Ricci), считается примером того, как форма упаковки отражает суть ее содержимого: будоражащее ощущение, будто вот-вот произойдет нечто важное или интересное. Парфюм Narcisse Noir от Caron намекал на возможности, но именно Пуаре увидел, что символы могут превратить нас в обезумевших фанатов, у которых желание заполучить парфюм сменяется отчаянным стремлением стать его обладателем. Глубокий символизм, заключенный в форме яблока, обещавший плодовитость, вечную молодость, грех, знание, делал рекламу излишней. Вот вам и готовая история, и женщины знакомы с ней с тех времен, когда им в детстве рассказывали сказки на ночь.

Примечательно, что Le Fruit Défendu был выпущен в годы Первой мировой войны, когда парфюмерное производство во Франции должно было остановиться. Во время Второй мировой войны так бы и произошло, но в 1914 году многие ароматы производились в малых объемах – всего несколько сотен флаконов – и кустарным способом. Пусть парфюмерное производство и замедлилось, однако оно продолжало поставлять парфюм, снабжая богатых людей во Франции. Идея этого запретного плода оказалась настолько привлекательной, что, по мнению кураторов парижской «Осмотеки» – музея парфюмерии и библиотеки ароматов, некоторые парижанки заработали себе не слишком хорошую репутацию, пользуясь этим парфюмом. В то время, когда их мужья, возлюбленные и братья жертвовали собой на фронте, эти дамы развлекались в городе, источая этот шокирующий аромат и пользуясь им с целью, известной одному богу. Некоторые усматривали в этом возвращение самой Евы: она бросила Адама и выходила в свет со змеем в дамской сумочке.

Есть и еще один миф, навеянный этим ароматом, но это уже сказка братьев Гримм о Белоснежке. Когда Le Fruit Défendu экспортировали в Америку в конце Первой мировой войны, век спустя после публикации сказки эта история предстала на экранах в виде довольно зловещего немого кино. Этот фильм произвел неизгладимое впечатление на юного Уолта Диснея. Соединив парфюм Пуаре и этот культурный момент, в котором юная Белоснежка получает от ревнивой Королевы отравленное яблоко, мы можем понять, насколько восхитителен этот аромат как форма фантазийной ролевой игры. Его обладательница могла быть и добровольной жертвой этого сока, отчаянно желавшей быть соблазненной, и Королевой, наносящей аромат, чтобы сохранить свою красоту и повелевать теми, кто слабее и податливее, чем она сама.

Chypre

Coty, 1917

Классический парфюм

Аромат Chypre от Coty – это еще один парфюм, произведенный во время Первой мировой войны и принятый с пониманием. Так утверждали его производители. Тем не менее в истории столь знаменитого парфюма много тумана. Официальный год его появления в продаже – это фикция. Дело в том, что, если верить аптечной рекламе того времени, уже в 1909 году Chypre (возможно, тот же состав, которым прославился Дом Coty, а может, и нет) появился в универмагах Соединенных Штатов Америки. Примерно в 1913 году он как будто исчез, но только для того, чтобы снова объявиться к концу десятилетия. Поэтому вполне можно сказать, что Chypre на самом деле относится к предыдущему десятилетию нашего века ароматов. Вопрос сложный, и подобная опасность подстерегает любого, кто попытается точно определить дату рождения аромата, но пусть пока будет так.

Более прохладный и сдержанный Chypre («Шипр») был куда менее будоражащим ароматом, чем Le Fruit Défendu или Narcisse Noir. Ничего истерического. Понятие «шипр» уже давно прижилось в парфюмерии и было связано с древней традицией изготовления духов на острове Кипр в Средиземном море (по-французски он звучит как «Шипр»).

Этот остров, ворота между Востоком и Западом, славился своими ароматическими веществами, такими как ладанная камедь, темная смола, которую собирают с листьев и веток каменной розы. Вещество это настолько липкое, что оно цепляется за бороды пасущихся коз. Со временем название «шипр» стало восприниматься как знак качества, а также как легко определяемый стиль. Шипровые пудры с нотками мха и оттенками амбры и мускуса были в моде в восемнадцатом веке наряду с ароматами ванили и тысячи цветов и пользовались популярностью благодаря своей невероятной стойкости.

Что сделал Коти? Он использовал достоинства шипра, в которых был заложен большой потенциал, и обыграл их по-новому, причем настолько успешно, что именно его парфюм теперь считается первым в своем роде. Всегда обидно, когда история парфюма прерывается. Это особенно справедливо для шипра, потому что он был отправной точкой для многих ароматов двадцатого века.

Дом Coty уже придал розе глянец в своем аромате La Rose Jacqueminot, потом снова очаровал всех амброй в парфюме Ambre Antique и поднял на новую высоту «восточные» ароматы благодаря своему парфюму L’Origan. И вот теперь парфюмерный дом предложил завораживающий аромат, одновременно цветочный, мшистый и бальзамический, который открывается нотами аппетитного бергамота, травянистыми и цитрусовыми. В Coty аромат описывали как «янтарную пену, появляющуюся в определенные часы на древесине и в лесах». Chypre со своим уже явным трио из бергамота, ладанной камеди и дубового мха, напоминал средиземноморские заросли, которые удачно подстригли, чтобы они стали последним шиком. Продавать этот парфюм было очень легко. Поскольку Кипр считался местом рождения Афродиты, то у фирмы было достаточно материала для пышной презентации. Однако возобладала сдержанность. Намек на классические ассоциации читался в приглушенном, цвета шалфея, оттенке зеленой бумаги на коробочке с парфюмом, на которой был изображен фирменный узор Coty из классических обнаженных фигур, согнувшихся над ароматными углями и взмахами рук направляющих дым себе в лицо. Coty не пыталась присвоить другие культурные ассоциации эпохи (в отличие от Guerlain), но этот парфюм занимал ту же нишу, что и Айседора Дункан, танцевавшая в греческой тунике (дизайн Поля Пуаре) и босиком, или Нижинский-фавн в спектакле «Русского балета» «Послеполуденный отдых фавна», развлекавшийся в лесу с нимфами.

Mitsouko

Guerlain, 1919

Парфюм для тех, кто грустит

Mitsouko – это приблизительная транслитерация японского женского имени и героиня любовного романа «Сражение». Говорят, что она вдохновила Guerlain на создание парфюма в 1919 году. Литературные ассоциации и увлечение Востоком объединяли Guerlain с Parfums de Rosine и Grossmith.

Шипровый аромат с нотами персика, созданный на основе Chypre от Coty, Mitsouko стал одним из легендарных парфюмов. Поклонницы испытывают к нему преданную любовь, хотя он известен своим непростым характером. Он раскрывается невероятно медленно, если вообще раскрывается. И это качество усугубляет тот факт, что у туалетной воды, парфюмерной воды и парфюма ароматы разные.

Mitsouko – обнадеживающий аромат, который стоит наносить в одиночестве или, вернее, когда вы не хотите быть одной. У Mitsouko такой характер, словно в пустой комнате работает радио, создавая иллюзию общества, когда рядом с вами никого нет. Наверное, такова особенность всех великолепных парфюмов. В самом деле Mitsouko создает у обладательницы аромата ощущение того, что парфюм говорит со своей владелицей и каждый раз находит для нее новые слова.

Аромат начинается с мшистого запаха, который будто раздражает горло, но в течение долгих часов он раскрывается и становится успокаивающим средством и дает ощущение медовых фруктов. Терпение вознаграждается сторицей. Часы «умирания» Mitsouko настолько прекрасны, что хочется нажать кнопку «пауза». У кого-то аромат может вызвать отвращение: у каждого парфюма есть те, кто его ненавидит, и это совершенно нормально.

В древнем Киото были когда-то душистые часы, по которым гейши определяли время. В этих часах была тщательно калиброванная палочка благовоний, которая каждый час испускала новый аромат, поэтому понюхав ее, можно было сказать, который час. Mitsouko не становится каждый час новым парфюмом, но в течение дня раскрывающийся аромат впечатляет и очаровывает. Найдите аромат в магазине, нанесите, отправляйтесь домой и каждый час глубоко вдыхайте его, так вы узнаете историю Mitsouko.

Возьмите кусочек сахара, смочите его парфюмом, съешьте, и ваши глаза засияют ярче. Этот маленький ритуал, очень соблазнительный, был невероятно популярен среди школьниц в 1924 году. Это стало одним из тех веяний, которые возникают буквально из ниоткуда и на следующий год уже выходят из моды. В 1920-х годах употребление духов внутрь было уделом специалистов, но и у школьниц были деньги на подобные развлечения.

В первые годы этого десятилетия парфюмерная промышленность, особенно в США, находилась в непростом положении. Спрос на парфюмы и душистые товары взлетел в годы Первой мировой войны. В военный период туалетные принадлежности стали необходимы для поддержания гигиены, о них рассказывали в ходе военной подготовки. У женщин, которые вынуждены были работать, появился независимый доход, и они могли тратить его на косметику. Когда война закончилась, торговля предвкушала «золотые дни», как и предсказывало специализированное издание The American Perfumer and Essential Oil Review («Журнал американских парфюмеров и эфирных масел») в 1921 году:

Как только женщина привыкнет пользоваться парфюмом и парфюмерными товарами, она не сможет обходиться без них в современной жизни. Финансовые трудности могут заставить ее экономить на средствах для собственного комфорта и красоты, но они едва ли вынудят ее полностью отказаться от них.

Это предсказание оказалось верным. Между 1913 и 1929 годами продажи парфюма утроились. Удивительный рост всего за шестнадцать лет. Но продавцы еще не могли мечтать об огромных прибылях. Проблема заключалась в Акте 1919 года, которым был введен «сухой закон». Спирт стал не только политическим врагом номер один, но и налоговым кошмаром, вечной головной болью для тех отраслей промышленности, в которых он использовался. Представители парфюмерной промышленности начали опасное лоббирование американского конгресса, которое увенчалось успехом. Они утверждали, что денатурированный спирт непригоден для употребления внутрь, поэтому налог на него следует снизить. Его необходимо разрешить к использованию в производственных целях. Лоббисты утверждали, что парфюмерная продукция приносит наибольшую прибыль; она способна заставить покупателя раскошелиться и помочь восстановлению экономики после войны. В отчаянном стремлении представить парфюмерную промышленность кристально чистой ветераны-парфюмеры собрались в отеле «Уолдорф-Астория». К ним пришли правительственные чиновники, которым было известно, что некоторые из присутствующих переправляли сырье для парфюмерии бутлегерам, получая прибыль до трехсот процентов. Парфюмеров предупредили, что любой из них, если он будет замечен в нелегальной торговле, предстанет перед законом.

И все же парфюм балансировал на грани закона. В 1920-х годах он стал символом эмансипации молодых женщин, которые экспериментировали с новой манерой поведения, социальными кодами и одеждой. Никто больше не довольствовался тем, что наносил капельку парфюма на носовой платок или пользовался ароматными саше. Новое поколение вдыхало парфюм, окуная в него сигареты перед тем, как закурить. Некоторые носили парфюм во фляжках, в которых впоследствии можно было держать и запрещенный законом джин. Для меховых манто существовали специальные парфюмы. Пить, курить, танцевать, потеть, целоваться, спать с мужчинами и душиться – все это сплелось в одном опьяняющем водовороте. Качественные ароматы были частью захватывающего дух шоу и пользовались беспрецедентным вниманием. В театре «Парамаунт» в Нью-Йорке в номере о кабаре на сцене появлялся гигантский флакон духов, который разворачивался, чтобы «показать в своей верхней части лицо и фигуру Дороти Невилл, тогда как остальные пятнадцать футов его высоты закрывали ее пышные юбки». Так писал об этом курьезе журнал Variety в марте 1927 года. Вокруг этого флакона из серебристых флаконов меньшего размера появлялись девушки из кордебалета.

По мере того как на полках магазинов становилось все больше красивых коробочек и сверкающих флаконов, модным женщинам уже было недостаточно просто наслаждаться каким-то парфюмом. Это должен был быть правильный парфюм. В повести Стефана Цвейга «Кристина», действие которой происходит в 1920-х годах, рассказывается о молодой женщине из Австрии, чья семья была разорена войной. Богатая тетушка пригласила ее провести несколько недель на модном альпийском курорте, и Кристина на какое-то время сумела убедить появившихся поклонников, что она богатая и достойная наследница состояния. Кое-кто из девушек ей позавидовал, особенно Карла, начавшая подозревать, что положение Кристины не настолько блестящее. Ее подозрения возникли после того, как выяснилось, что Кристина почти ничего не знает о поло и гоночных автомобилях и «не знакома с такими обычными парфюмами, как Coty и Houbigant». Вскоре ложь Кристины разоблачают, и она частично выдала себя тем, что не была знакома с модными ароматами. В самом деле бренд Coty был настолько узнаваемым и желанным в 1920-х годах, что с охраняемого склада украли товар на сумму двадцать тысяч долларов. Вор сказал шоферу типичную для гангстеров той эпохи фразу: «Оставайся на месте и не шуми, иначе тебе крышка». В то же время на границе между Тихуаной и Мехикали безработные актрисы из Голливуда сводили концы с концами, занимаясь кражей духов.

В 1920-х годах парфюм следовал за постоянно появлявшимися новыми ароматическими компонентами. Новые концепты в парфюмерии: парфюм одновременно и восхищал, и смущал. Все чаще парфюм представляли как часть образа жизни наряду с платьями, пальто, шляпами и перчатками. Его предлагали дома высокой моды, вдохновленные опытом Поля Пуаре, но Жан Пату, Коко Шанель, Эдуард Молино, Жанна Ланвен – все они делали это по-своему. Ароматы выпускали в таком количестве, что женщины оказывались перед трудным выбором. И тогда на сцене появился сопутствующий товар: «диагноз» парфюма. Женщинам предлагали определить свой идеальный парфюм.

Крупная торговля быстро созрела для медленного соблазнения. Это стало особенно актуально в тот момент, когда презентация парфюма как эфирного товара уже начала надоедать. Об этом, в частности, упоминалось в статье «Психология торговых марок»:

Вы не можете иллюстрировать товары, которые продаете. Они не поддаются иллюстрации, и описание иллюзорного аромата принадлежит целому собранию звучных прилагательных и литературной «пиротехники», которой пользуются с тех времен, когда Нил наполнял атмосферу Египта первыми зловонными потоками запахов гниения.

Забудьте о попытках описать запах. Забудьте о цветах и феях. Лучший способ подогреть спрос – это пробудить эмоции тем же самым способом, каким поэтический голос «лжеастролога» завораживает «музыкальную от природы» женщину, даже если он несет полную чушь. Парфюм стал мелодией, положенной на стихи, и такая подача сохраняется до наших дней.

Habanita

Molinard, 1921

Табачный парфюм

Представьте себе черепаху, большую. Такого размера, чтобы верхом на ней могла прокатиться женщина, касаясь ступнями пола. И эта женщина одета в непристойно обтягивающее черное платье и держит в руке кожаную плетку, чтобы погонять свое необычное средство передвижения.

Это не сценка из фильма для взрослых, а реклама турецких сигарет Murad 1920-х годов. Фантастическая и весьма эксцентричная реклама в стиле «Алисы в Стране чудес», хотя и была предназначена для сигаретного бренда Abdulla, решившего ассоциировать себя со знаменитой пловчихой того времени Гертрудой Эдерле, «королевой волн», первой женщиной, переплывшей через Ла-Манш, гласила:

ABDULLA – это самое лучшее, они настолько вдохновили ее, помогли ей продвигаться вперед, что она бы все еще плыла, но, к счастью, побережье Кале остановило ее.

Это с поэтическим налетом описание появилось вместе с изображением дамы-пловчихи, которая умудрялась курить и плыть кролем.

В далеком прошлом остался 1908 год, когда штат Нью-Йорк запретил женщинам курить в общественных местах, делая это занятие еще более тайным, чем прежде. Прошло всего лишь двенадцать лет, а сигареты уже стали массовой привычкой буржуазной эпохи джаза, особенно среди эмансипированных и модных молодых женщин. Сигареты как товар не были новинкой, но они только-только были открыты как разрешенный способ употребления никотина. Раньше их считали слишком женственными по сравнению с трубками и сигарами (у истинных мачо их миниатюрность ассоциировалась с небольшими размерами весьма важного для них органа). Отношение к сигаретам изменилось во время Первой мировой войны, потому что их курили солдаты, которым требовалось успокоить нервы. Сигареты были удобнее, легче, да и стоили они дешевле. Суфражистки считали сигареты символом эмансипации. Как только Элеанора Рузвельт и другие знаменитости позволили себе курить на людях, вместо того чтобы прятать свой порок в гостиной, табачная промышленность поставила перед собой цель: охватить курением максимально возможное количество женщин. В этом им помогал изысканный гламур мундштука, перед которым невозможно было устоять.

И у табачной промышленности наблюдалось некоторое родство с парфюмерией. Это родство заключалось не только в том, что дымок от ладана тоже поднимался в небеса, но и в том, что маркетологам приходилось продвигать эти два товара с помощью визуального языка, ведь их нельзя было пощупать, все познавалось только на личном опыте. Поэтому мы видим, что эстетика этой довольно сумасшедшей рекламы сигарет схожа с ранней рекламой парфюма: заманчивость Востока, предположение, что человек может перенестись в мир грез под воздействием табака или парфюма. Был еще и фетишизм красиво иллюстрированных комиксов с изображением сигарет или флаконов. Коробочки от парфюма рекламировали как идеальное место для хранения сигарет дома. Изящные вечерние сумочки из бакелита приглашали женщин взять с собой и маленький флакончик духов, и сигареты. И наконец, были еще и сами сигареты, которые можно было уже купить с ароматом розы, фиалки или амбры. Существовал еще и вариант «сделай сам»: упаковки крошечных одноразовых кисточек, которые можно было окунуть в любимый парфюм, а затем надушить сигаретную бумагу.

Парфюм Habanita французской фирмы Molinard мог бы укрепить эту ассоциацию. Это был не первый парфюм с ароматом табака (Caron представил свой парфюм Tabac Blond в 1919 году). Однако необычность этого парфюма, который продается до сих пор и является единственным сохранившимся ароматом этого типа, заключается в том, что он изначально предназначался для ароматизации сигарет, а не человека.

В его названии – переводится на русский как «Маленькая Гавана» – уже содержится намек на то, что этот парфюм поможет превратить сигарету в нечто особенное, источающее аромат изысканной кубинской сигары. Ее курят, а мысли между тем витают где-то на Райских островах. Парфюм Habanita был в меньшей степени факсимиле табачного листа и в большей степени дополнением к аромату сигарет, придавая им немного остроты и загадочности. В этом аромате соединились теплые ноты гвоздики (цветка и пряности), умиротворяющие ноты ванили и кожаные ноты, чтобы придать аромату сходство с ладаном. Легкие волны персика и иланг-иланга оставляли за собой дразнящий шлейф.

Habanita продолжает жить, хотя его первоначальное применение осталось в прошлом. Теперь это обычный парфюм. Он имеет значение для нас, поскольку предлагает использовать аромат как часть ежедневного ритуала, чтобы обозначить границы наших владений. Парфюм возвращает нам ощущение порочности былого. Курение в 1920-х годах часто считали способом шокировать окружающих, но в действительности оно настолько быстро вошло в обиход, что в нем не осталось ничего экстраординарного. В наши дни сигареты снова в изгнании, и Habanita предлагает возможность представить себе стиль жизни эмансипе, частью которой являлся табак. К счастью, привычка возникнет только к аромату.

№ 5

Chanel, 1921

Тот самый парфюм

Сказать о духах № 5 от Chanel что-нибудь оригинальное – это все равно что попытаться сказать что-то оригинальное о «Гамлете». Об этом парфюме написано столько, что и эту начальную фразу уже наверняка кто-то использовал. № 5 – это один из немногих парфюмов, о котором написана отдельная книга. Именно этот парфюм послали бы в космос, если бы появилась такая идея. Именно им пользовалась бы первая женщина из числа тех, кто решился поселиться на Марсе. И его нашли бы при раскопках периода нового железного столетия через много веков после военного апокалипсиса.

На вечеринках, когда речь заходит о моей работе, новые знакомые часто закатывают рукава, с вызовом глядя на меня и говоря: «Угадай, что у меня за парфюм. Если ты не угадаешь, то плохи твои дела». В этот момент их запястья – или, хуже того, шеи – оказываются у самого моего носа, слишком близко, чтобы я могла чувствовать себя комфортно. Одного предложения «угадать» достаточно, нюхать нет нужды. Это будет № 5. Правда, однажды это был парфюм White Linen, и ситуация была не настолько неловкая.

Некоторые парфюмы различаются тем, каких людей они привлекают, и стиль той, кто ими пользуется, каким-то образом отражает характер аромата. Но всегда приятно, когда женщина выбирает нечто совершенно неожиданное. Любительница бодибилдинга с накачанным телом, выбравшая конфетный аромат парфюма Paris, будет смотреться великолепно. Тем не менее вы никогда не сможете наверняка сказать, кто станет пользоваться духами № 5. Это будет игра в «угадай», и почти ничто не намекнет на этот парфюм в стиле их одежды. Хотя это говорят почти обо всех парфюмах, однако № 5 от Chanel действительно пахнет немного по-разному на каждой женщине, хотя им пользуются столь многие, что у нас есть возможность сравнивать. Аромат имеет настолько широкий спектр, что стал выбором каждой женщины, воспринимаясь таким, каким его ожидают.

Парфюм № 5 обладает точностью безупречно скроенного наряда и особой привлекательностью, которая свойственна просторной комнате без нагромождения безделушек, способных выдать ее возраст. Универсальность аромата, пожалуй, является следствием его абстрактного характера. Хотя в него входит набор знакомых ингредиентов с явной ноткой альдегидов – лимон, бергамот, роза, иланг-иланг, жасмин, мускус, ветивер и сандаловое дерево – этот аромат сложнее всего разложить на составляющие и легче всего сравнить с такими предметами роскоши, как шампанское и пенная ванна, или с богатством, расточительностью и золотом.

Парфюм Shalimar от Guerlain – еще один из великих ароматов, родившихся в 1920-х годах, у которого, может быть, напрасно нет в этой книге отдельной статьи. С ним связана любовная история, перекликающаяся с Тадж-Махалом, и условность восточных ароматов. Но Chanel – это отдельный шарик, свободный, имеющий возможность лететь выше и дальше, чтобы оторваться от своего винтажного дня рождения в 1921 году и настроиться на музыку времени. Парфюм невозможно остановить, почти как Нечто из одноименного фильма, в его способности сливаться с новым окружением. Даже флакон, менявшийся понемногу в течение долгих лет, всегда выглядит свежо.

Давайте посмотрим на креативную стратегию, которой пользовалась фирма Chanel в течение десятилетий, чтобы продавать свой самый успешный аромат. Стратегия так же разнообразна, как и сами поклонницы парфюма, но мы всегда можем быть уверены в том, что талант обязательно заявит о себе. Среди моделей, рекламировавших парфюм, была и Сьюзи Паркер, запечатленная в белом бальном платье в образе восхитительной невинной дебютантки, и Джин Шримптон, воздушная нимфа в розовом шифоне. А вот Катрин Денев, сфотографированная Хельмутом Ньютоном, предстала в андрогинном черном наряде.

В телевизионной рекламе на протяжении четырех десятилетий парфюм № 5 сменил много популярных «профессий», будь то красочная готическая сказка Люка Бессона 1990-х годов с Эстеллой Уоррен в роли Красной Шапочки и саундтреком в духе «Эдварда Руки-ножницы» (представьте жалобно поющий хор) или четырехминутный ролик на тему «Мулен-Руж» База Лурмана. А еще был Бред Питт в черно-белой рекламе в стиле документального кино. Ридли Скотт, отличившийся особо долгими отношениями с Домом Chanel с 1970 по 1990 год, снял серию роликов «Раздели фантазию», в котором перед зрителями представали похожие на сны сюрреалистические картины, в каждой из которых была тень самолета, пролетавшего над головой. Это был символ современности и человечества, преодолевшего силу притяжения. То, что речь шла о парфюме, казалось, не имело особого значения. Так как духи № 5 – это культурная икона, такому парфюму дозволено любое преувеличение.

Парфюм № 5 – истинный хамелеон, и поэтому очень соблазнительно думать о нем как о творении креативных маркетологов. Или поверить, что парфюм становился легендарным в течение века, а не был мгновенным успехом. В конце концов, многие бренды с историей заявляют, что их товар изначально был революционным, и его просто довели до совершенства с течением времени. Однако в случае парфюма № 5 этот аромат заворожил всех с самого начала. Как только парфюм поступил в продажу, он быстро затмил одного из своих современников, Le Numéro Cinq («Номер Пять») от Molineux, и в 1930-х годах уже считался классикой, непревзойденным стандартом в парфюмерии. Другие производители быстро скопировали формулу, и к середине века парфюм L’Aimant 1927 года от Coty – очень похожий аромат, хотя и не идентичный – уже считался более дешевым аналогом, который мог сойти за № 5.

Был ли парфюм от Chanel полностью оригинальным или нет, не имеет значения. (У парфюмера Эрнеста Бо могли появиться кое-какие идеи, еще когда он работал в России по заказам парфюмерной фирмы Rallet & Co., но революция прервала его работу, и поэтому свежий аромат № 5 показался в высшей степени оригинальным, когда он создавал его в Париже.) Не принципиально также и то обстоятельство, нравится вам этот парфюм или нет. Важно другое: невозможно отрицать, что даже в 1921 году аромат воспринимался как нечто новое. По контрасту со слишком вычурными парфюмами Поля Пуаре (Les Parfums de Rosine), чей стиль Габриель Шанель ненавидела и противостояла ему, первый парфюм Chanel оказался довольно заурядной, легко приспосабливающейся машиной.

Nuit de Noël

Caron, 1922

Праздничный парфюм

• Хватай своего партнера, в зале кружись по кругу.
• Никто не должен упасть, не вздумай ходить с важным видом.
• Если твой партнер ведет себя нечестно, не переживай.
• На рождественском балу много других, кто ждет своего шанса.

«На рождественском балу», 1925 (песня Бесси Смит)

Это мой любимый парфюм, поэтому простите меня за некоторую сентиментальность. Необходимо сразу оговориться, что этот триумф Caron 1922 года – «Рождественская ночь» – не пахнет сладкими пирожками с изюмом и миндалем, сливовым пудингом или апельсиновой помадкой с бутонами пряной гвоздики. Представьте охапку мха, аромат которой создает Mousse de Saxe (саксонский мох), любимая основа Caron и сильный запах роз.

Никто не осудит ту, что решила нанести Nuit de Noël, если она устроилась на уютной пуховой перине, чтобы в десятый раз посмотреть «Эльфа». И все же этот дурманящий аромат лучше использовать вечером, когда горят свечи. Шампанское будет весьма кстати. Изюминка парфюма заключена в его флаконе из черного блестящего оникса, украшенного венком в стиле «ар деко», который имеет форму плоской фляжки – необходимый аксессуар эмансипированной женщины во времена «сухого закона». Флакон можно спрятать в коробочке с кисточкой, выполненной из шагреневой бумаги цвета зеленого нефрита, убрать его в вечернюю сумочку и ближе к ночи достать его ради капельки колдовства.

Nuit de Noël – само воплощение кутежа и новообретенной уверенности парфюма. Его особый аромат создан ради одного дня в году. Девушки выбирали Nuit de Noël, и этот парфюм стал частью разгула 1920-х годов. «Нью-Йорк отвечает на вызов маскарада» – под таким названием вышла статья в американском Vogue. В год появления парфюма журнал объявил: «Этой зимой ньюйоркцы пытались доказать, что человек может жить двадцать четыре часа в сутки, обходясь без сна!» Праздники, будь то модный Бал изящных искусств, позаимствованный во Франции, или лондонский новогодний бал в клубе Искусств в Челси, проходили совершенно в другом мире, и каждый был посвящен отдельной теме. Это были креативные воплощения на тему праздника «1002-я ночь», некогда устроенного Полем Пуаре.

Для этих благотворительных мероприятий следовало заранее подготовить наряд, поскольку был шанс блеснуть на страницах светской хроники. Гости копировали последние сценические костюмы, созданные Жоржем Лепапом и Долли Три, или заказывали их в таких магазинах, как «Хэрродс» в Лондоне, где в большом количестве были представлены маскарадные костюмы. Популярными были костюмы Пьеро, Арлекина, клоунов, Питера Пена, цыган, пиратов, Жанны д’Арк и Алисы в Стране чудес. Эти костюмы не были чем-то выдающимся. На один из маскарадов дама пришла в наряде венского собора, а на бал в стиле эпохи ампир гостей попросили представлять одну из колоний. Различные трюки стали частью праздника. Наследница Нэнси Кунард однажды пригласила танцовщицу Ирэн Кастл, чтобы та выступила бесплатно. Ирэн это предвидела, поэтому облачилась во все черное. Дождавшись, когда приглушат свет, она просто исчезла.

Nuit de Noël до сих пор может быть такой же частью Рождества, как рождественские гимны и сладкие пирожки. мрачные часы после четырехчасового сидения перед телевизором, попыток поиграть в «Монополию» и слишком большого количества шоколада с апельсином, парфюм вернет освежающее ощущение предвкушения праздника и подготовит вас ко второму раунду – кануну Нового года.

Bain de Champagne

Caron, 1923

Парфюм времен «сухого закона»

Шампанскому место в теле, а не на коже. Ванна из шампанского относится к разряду «даже не пытайтесь» в разделе хвастовства. Давайте на минуту забудем о цене такого удовольствия. Представьте лучше, как сначала липкая теплая жидкость обволакивает ваши волосы, а потом вам придется еще и сдавать бутылки! Если не считать скраба для тела из черной икры, то это самый нелепый способ потратить шесть тысяч фунтов. Именно столько будет стоить ванна из шампанского, причем не винтажного. Этот обычай время от времени возвращают к жизни некоторые люксовые отели, чтобы привлечь журналистов, но сколько женщин действительно хотели бы принять ванну из шампанского?

И все же ванна из шампанского остается соблазнительной декадентской мечтой. К числу ее знаменитых энтузиастов относились Мэрилин Монро и король Эдуард VII, который в 1890-х годах наполнил шампанским ванну в парижском борделе «Ла Шабанэ» для себя и веселых проституток. Эдвард был крупным мужчиной, поэтому если он планировал лечь в ванну, то это помогло бы сократить необходимое количество шампанского.

В США во времена «сухого закона» все стало еще более тайным, поскольку шампанское было нелегальным. Одним из знаменитых поборников подобного купания оказался бродвейский продюсер Эрл Кэрролл. В 1926 году агенты ФБР провели расследование после особенно шумной вечеринки, устроенной на сцене его театра. Кэрролл настаивал на том, что «любой человек, даже министр, мог прийти со своей женой… Там стояла ванна… но в ней был имбирный эль, а никто не купается в имбирном эле». Увы, ему не удалось провести власти, и на следующий год Кэрролл и его жена предстали перед судом за лжесвидетельство. Версию ответчика опровергли показания свидетелей, о чем сохранились записи в материалах суда по делу «Кэрролл против Соединенных Штатов»:

Мисс Хоули вышла из кулис, одетая в ночную сорочку. Ответчик держал перед ней накидку, пока она снимала сорочку и опускалась в ванну, после чего ответчик объявил: «Выстраиваемся в очередь справа. Прошу вас, джентльмены». Примерно пятнадцать-двадцать мужчин выстроились сбоку от ванны, проходя мимо, они брали бокалы и наполняли их из ванны.

Эта сенсационная история не сходила со страниц прессы, и Кэрролл отправился в тюрьму на год. Понятно, почему лихорадка под названием «шампанское» взорвала термометры в 1920-х годах. Маркетинг на рубеже веков подогревал соответствующее настроение, и теперь американцы, приезжавшие во Францию, наслаждались легальным алкоголем и шоу в кабаре. Для них шампанское стало символом красивой жизни, идеальным аксессуаром для изворотливости и мудрости. «Трех вещей для меня всегда бывает мало: зависти, удовлетворения и шампанского», – сказала писательница Дороти Паркер. И кто бы отказался побывать в ее клубе?

Как ярчайший символ парижской индустрии роскоши, шампанское должно было течь рекой, чтобы карусель оставалась хорошо смазанной. Но бизнес мог быть и корыстным. Писатель Роберт Форрест Уилсон (который встречался с Полем Пуаре в предыдущих главах) рассказывал о ловушке для туристов, которой прослыл Монмартр в 1920-е годы, кишащий янки (он и сам был одним из них).

Эти янки смотрели посредственные (по его мнению) танцевальные шоу в «Фоли-Бержер», в которых участвовали копии Джозефины Бейкер в ее знаменитом костюме из бананов. В этом эрзац-мире ночных клубов, который нам теперь представляется реальным Парижем, пусть даже и писатели того времени тосковали о старых добрых днях девятнадцатого века, протокол был следующим: «Зеркала и лампы, чтоб ослеплять их, джаз, чтобы возбуждать их, жаркий и прокуренный воздух, чтобы у них возникала жажда и они стали заказывать как можно больше шампанского». За одинокими гостями-мужчинами безжалостно охотились проститутки, состоявшие в сговоре с официантами. Стоило мужчине бросить один лишь взгляд на девушку, и она принимала это за приглашение подсесть к нему за столик. Еще несколько минут, и словно из воздуха появлялись бутылка шампанского и пара бокалов. Шампанское охлаждали как можно сильнее, чтобы скрыть его низкое качество (несмотря на очень высокую цену). Еще несколько бутылок, и нетрудно догадаться, что происходило дальше.

Парфюмерный дом Caron шел в ногу со временем, как это уже случилось несколькими годами раньше с парфюмом Tabac Blond. Увидев, что шампанское тесно связано с сомнительным поведением, парфюмеры предложили клиентам средство для ванны под названием Bain de Champagne, которое продавали и в Америке, и в Европе. По легенде, аромат распылили в «Коттон клубе» в Гарлеме. К сожалению, средство не пенилось, поскольку пене для ванн еще только предстояло появиться на рынке. Bain de Champagne компенсировало этот «изъян» тем, что его разливали в маленькие винные бутылочки с обернутым фольгой горлышком и фальшивым факсимиле, чтобы создать впечатление, будто в воду действительно наливают шампанское. Аромат скорее был вариантом на тему веселья, которое обеспечивало шампанское, но не повторял его запах. У Bain de Champagne был девчоночий, веселый аромат из тех, что когда-либо появлялись на рынке: ноты ванильного масляного кекса (бензойная смола) и дымные медовые ноты опопанакса, который еще называют сладким миррисом. Мы благодарны за то, что этот жестокий мир создал нечто настолько фривольное и все же делающее счастливыми. Представьте розовые мюли[13]с перьями марабу, и вы поймете это ощущение. Это щекочущие перья, фонтаны с щербетом, ухоженные принцессы и праздная жизнь. Теперь этот парфюм называется Royal Bain от Caron, поскольку шампанское пожелало вернуть свое имя, и выпускается как туалетная вода для ванны. Теперь ее не наливают в ванну, чтобы потом «отмокать» в аромате, хотя он все-таки лучше в воде (но это неофициально).

Как антитеза хвойному аромату и аромату розмарина, Royal Bain от Caron не даст психологического эффекта релаксации и не успокоит суставы. Вместо этого он потребует всей полноты картины: многочисленных ароматизированных свечей, украшенный страусовыми перьями халат, чтобы надеть после ванны, и бокал чего-нибудь очень славного (имбирного эля, конечно же). Речь вовсе не о том, чтобы помыться, а о том, чтобы станцевать на столе. Даже полиции времен «сухого закона» не к чему было бы придраться.

Le Dandy

d’Orsay, 1923

Парфюм неоднозначной сексуальности

В мире нет справедливости. Если бы я ранил его в лицо, это не имело бы никакого значения. Но если бы это он ранил меня, то это было бы крайне досадно!

Граф д’Орсэ

Те, кто вращался в высших кругах, в эпоху джаза были знакомы с фигурой «козла». Речь идет не об ухоженном домашнем питомце какой-нибудь шаловливой дебютантки, которого она решила привести с собой на вечеринку. Это сленговое словечко обозначало, если верить The Deb’s Dictionary («Словарю дебютантки»), «надушенного паразита с шелковистой бородкой, невыразительным голосом, отсутствующей нравственностью и двумя ногами или четырьмя, как это порой случается».

От таких субъектов следовало бежать со всех ног, тем более переизбыток парфюма у молодых людей – явный признак и вкрадчивой подлости, и неоднозначной сексуальности.

Мужчины и ароматы начали испытывать трудности в 1920-х годах. Лет за сто до этого мужчины подчинялись куда более строгим правилам при использовании парфюма, чем женщины (вспомните надушенные носовые платки). И все же некоторые ароматы стали ассоциироваться с мужчинами и считались для них приличными. Парфюмы совершили переход от «для него и для нее» к «для него или для нее» и, наконец, «для нее, но не для него».

Дизайнеры модной одежды, в 1920-х годах выступавшие самыми серьезными продавцами роскошных ароматов, были слишком заняты «окучиванием» клиентуры женского пола. Парфюм все чаще рассматривался как женский аксессуар красоты, элемент гламурной амуниции. Разумеется, смелые мужчины могли воспользоваться парфюмом, предназначенным для дам. Легендарный джазовый музыкант Лесли «Хатч» Хатчинсон, имевший детей от шести разных женщин, щедро поливал себя Chanel № 5, который одна из актрис варьете ассоциировала с запахом его туалетной комнаты. Тем не менее все нарочито броское воспринималось подозрительно женственным, предназначенным для аристократов с неоднозначной сексуальной ориентацией.

Стивен Тенант был воплощением подобного персонажа. Стивен родился в семье шотландского пэра, владевшей огромными землями, поэтому ему не было нужды работать. Он сам был для себя «работой» и стал «последним профессиональным красавцем», по мнению аристократического писателя Осберта Ситвела. Правда, Стивен провел немало времени за написанием собственного романа и стал прототипом Себастьяна Флайта в романе Ивлина Во «Возвращение в Брайдсхед». Мир Стивена, наполненный копиями персонажей Ноэля Кауарда и Сесила Битона, был миром изысканной, но чрезмерной красоты. Чтобы соответствовать требованиям канона, нужно было носить нижнее белье из шелка-сырца, домашние халаты с узором «под леопарда» и ремни из кожи экзотических животных. Известно, что Стивен Тенант посыпал золотой пудрой свои завитые щипцами волосы и появлялся на вечерах, накрасив губы помадой («я хочу, чтобы у меня были пухлые губки, как у Мэй Мюррей») и надев серьги. Стивен любил парфюм и без колебаний пользовался пульверизатором, словно бросая вызов окружающим и заявляя о своей свободе вести себя так, как ему заблагорассудится, и получать удовольствие от экстаза чувств. Когда его внешность Адониса поблекла, а фигура утратила стройность, он лег в постель в комнате, пропитанной сильным ароматом парфюма, и не покидал ее на протяжении почти двадцати лет, до самой смерти в 1987 году. По словам его внучатого племянника, Стивен предпочитал ароматы парфюмерного дома Worth, который за исключением двух ароматов 1960-х годов, выпускал только парфюмы для женщин, в частности Dans la Nuit («В ночи») и Je Reviens («Я возвращаюсь»).

Если любитель парфюма в 1920-е годы был богатым, тщеславным и развратным молодым человеком, то понятно, почему самым почитаемым ароматом того времени стал парфюм Le Dandy от фирмы D’Orsay. Хотя граф д’Орсэ (1801–1852) уже давно умер к тому времени, когда Стивен смущал своим видом светские гостиные, его имя было написано на флаконе. Граф оставался завораживающей фигурой в начале двадцатого века, так как он управлял эротическими ожиданиями других мужчин. Его изображали на вложенных в сигареты карточках, ему посвятили одну из передач на радио в 1920-х годах, траснлировавшихся в серии «Парижские романы». Как и Стивен, граф д’Орсэ был отпрыском богатой семьи наполеоновского генерала. Ему незачем было заниматься торговлей. Его удел – стать модником и музой, в частности, для лорда Байрона, которому нравилось называть его Купидоном. Граф был не только актером-любителем, но и, как поговаривали, «алхимиком роскоши». Он создавал парфюмы. Во всяком случае, так утверждали инвесторы, которые через семьдесят лет после смерти д’Орсэ создали в его честь Compagnie Française des Parfums d’Orsay (Французская компания парфюма д’Орсэ). Они даже приобрели замок, чтобы добавить истории толику правдоподобия. Затем во время войны у компании возникли трудности, и синдикат инвесторов продал компанию мадам Герен (Jean-Louise Guerin), которая сумела реанимировать парфюмерный дом.

Хотя Parfums d’Orsay предложила в период до 1925 года двадцать ароматов, Le Dandy стал их первым знаменитым парфюмом. В оригинальной версии это были типичные для 1920-х годов цветочные альдегиды, соответствовавшие моде того времени. Современная, более благородная версия с нотами бренди, леса и осенних яблок приглашает нас в обшитую деревянными панелями библиотеку, чтобы посидеть там после обеда со стаканчиком арманьяка.

В чем же ирония? Ароматом пользовались не джентльмены, а эмансипе, наслаждавшиеся этой провокацией. Это был игривый жест, усиленный фигурой д’Орсэ, который сказал о Le Dandy: «Достойно его. Достойно вас». Девушки будут юношами, юноши станут девушками.

Gardenia

Ysabey, 1924

Дурманящий парфюм

Парфюмы Gardenia обычно не самые эзотерические или интеллектуальные среди других ароматов на полках, но они существуют как раз для тех моментов, когда мы хотим великолепно благоухать. В природе у гардении довольно сильный аромат: приторный, насыщенный, напоминающий о тропиках. Запах влажный, банановый, сливочный и сладкий, словно у грушевых леденцов. Некоторые парфюмы необходимо использовать с нарядными платьями, а в сочетании с тренировочным костюмом они будут кричащими. Аромат гардении предназначен для женщин с блестящими волосами и гладкими ухоженными губами. Бриллианты тоже не помешают.

В 1920-е и 1930-е годы гардении были популярны, потому что они стали нарядным аксессуаром для петлицы (поразительно эффектно смотрятся на фоне лацкана темного пиджака), последним штрихом к вечернему наряду, украшением уик-энда и элементом венка невесты, такой как писательница и светская львица Нэнси Митфорд. Цветок живет недолго, и он стал олицетворением молодых женщин в расцвете их красоты. Мэй Мюррей, актрису немого кино и звезду фильма «Очаровательный дьяволенок» (1919), называли «гарденией экрана».

По контрасту с ускользающим ароматом настоящего цветка гардения в форме парфюма предлагает постоянное наслаждение. Среди парфюмов с подобным ароматом была и Gardenia от Chanel 1925 года. Позднее, в 1932 году, появился аромат с соблазнительным названием Jungle Gardenia («Гардения джунглей») от Tuvaché. Версия Ysabey 1924 года завоевала золотую медаль на знаменитой Всемирной выставке декоративного искусства и современной промышленности в Париже в 1925 году. Лицом аромата стала очаровательная певица театра оперетты Ивонна Прентан. Этот парфюмерный дом специализировался на «цветочных» ароматах. Он вышел на американский рынок, объявив себя любимцем французской знати и европейской аристократии. Производители обещали, что хотя их аромат продавали на Пятой авеню, разливали парфюм по флаконам и упаковывали в Европе.

Парфюмы Gardenia часто продвигали как аромат для дебютанток или новобрачных, хотя дурманящий аромат превращал цветок в лейтмотив более мрачной сексуальной одержимости. В сатирическом романе Олдоса Хаксли о ярких молодых «штучках» «Контрапункт», который в 1928 году нужно было обязательно прочесть, этот волнующий аромат становится действующим лицом. Герой романа по имени Уолтер страдает от мучительной страсти к своей жестокой второй любовнице Люси Тантамаунт (ее прототипом стала богатая наследница Нэнси Кунард), которая густо подводила глаза, пользовалась пурпурной губной помадой, носила десяток африканских браслетов без застежки и никогда не улыбалась перед камерой. В разгар несчастливых свиданий (Люси с удовольствием вонзает коготки в своего любовника, стоит ему только проявить слабость) Уолтер постоянно попадает в облако парфюма Люси с ароматом гардений. Писатель называет аромат «обволакивающим», «наполняющим» и «удушливым». Эта пагубная субстанция проникает в тело Уолтера. Чем крепче держит его Люси, тем явственнее парфюм становится ее «второй призрачной личностью», и Уолтер вынужден снова и снова вдыхать его. К концу романа восхитительный цветок становится символом ужаса. Люси уже похожа на женщину-демона, наделенную сверхъестественной силой. Есть что-то страшное и одновременно возбуждающее в этих описаниях, как в первых фильмах ужасов немецких экспрессионистов: острые углы, тени и зловещее мерцание. В Люси была бессердечность других соблазнительниц, в частности, робота Марии из фильма Фрица Ланга «Метрополия» (1927), вызывавшая у мужчин не поддающуюся контролю похоть, когда танцевала и извивалась, словно вавилонская блудница.

И финальный трюк парфюмов с ароматом гардении заключается в том, что это обычные имитации. Натуральный материал плохо поддается экстракции. Гардения может жить в парфюме только в сочетании с другими цветочными нотами и синтетическими ингредиентами наподобие кокосового гамма-ноналактона. Самые прекрасные парфюмы могут действовать как робот Мария: они начинают свою жизнь в формате 3D, достигают наших сердец и заставляют нас забыть о том, что они созданы на фабрике и хранятся в огромных алюминиевых канистрах до тех пор, пока не настанет время разлить их по флаконам.

Amour Amour – Que Sais-Je? – Adieu Sagesse

Jean Patou, 1925

Парфюмы в цвет волос

В 1925 году журналиста Vogue отправили на редакционное задание. Нужно было обойти все элитные парфюмерные салоны Манхэттена, где небольшая группа предпринимателей опробовала новый тренд в продаже парфюма: предсказания. Парфюмы выпускали в таком количестве, что выбрать аромат становилось невероятно трудным делом. Обеспеченные любительницы парфюма застывали на месте, не в силах решить, какой же аромат приобрести, чтобы выразить суть своей индивидуальности. Какой аромат «тот самый»? Предсказания, астрология, гадание на кофейной гуще и спиритические сеансы были в большой моде. Хрустальные шары из Чехословакии появились в модных домах. Так почему было не попробовать предсказывать аромат? Возьмите не слишком именитого отпрыска европейской королевской семьи, лишившейся своего трона, снимите помещение в Верхнем Ист-Сайде, расставьте там мягкую мебель, украсьте его китайскими безделушками, приглушите свет, и вы в дамках, можете сразу получать наличные.

Vogue начал свое путешествие по салонам, в которых предсказывали судьбу по парфюму, с заведения «Красное и черное» на Мэдисон-авеню. Это была мастерская парфюмерного дома князя Мачабели, где сам князь создавал для своих клиентов идеальные духи на заказ. Он анализировал их осанку, внутренний мир и ауру. Один из клиентов заявил, что обожает запах борща. Князь не растерялся и пространно рассуждал о том, что найдет нечто аналогичное. Он даже обещал своим клиентам по переписке, что ему достаточно письма, чтобы с помощью графологии определить идеальный аромат.

В стиле Мачабели, слегка пугающем, было что-то от Эркюля Пуаро:

Князь полагает, что самой сложной женщиной является женщина молодая, маленького роста, простая, которая говорит, что любит цветы, но в душе она то, что вы, американцы, называете «вамп». Нет, я бы ей не поверил. Внутри она не цветок. Все горит, словно от кислоты. Мне трудно сделать для нее парфюм.

Князь был прав, парфюм из соляной кислоты был бы не слишком удачной идеей.

Журналист Vogue двинулся дальше, в мастерскую Энн Хевилэнд с мириадами пробников. Их резко подносили к носу. Метод Энн заключался в том, чтобы найти несоответствие между словами и выражением лица. Она замечала блеск в глазах клиента и понимала, что это и есть нужный аромат. При правильном подходе ее клиенты уходили из мастерской, унося с собой шесть или более средств со своим фирменным ароматом.

Потом журналист навестил и мадам Дести. Эта дама просила посетителей пройтись по комнате, чтобы она могла рассмотреть их одежду:

Для этой дамы – изящной, хрупкой маленькой женщины с фигурой юноши и серебристыми волосами – подойдет цветочный аромат, сказала она, очень легкий, очень холодный. А для этой дамы – пожилой, бесконечно нежной, бесконечно слабой – что-то сродни ладану, поскольку она по-настоящему религиозна, по своей сути, хотя она сама об этом не знает.

И наконец, журналист оказался во владениях княгини Туркестанской, предлагавшей клиенткам гардероб из ароматов – три парфюма, «которые можно смешивать, чтобы получить бесконечное количество ароматов». Тем, кто грустил, требовалось всего лишь воспользоваться правильным ароматом, чтобы превратить отчаянную потребность в мартини в «завидную сумеречную веселость».

Хотя князь Мачабели любезно предлагал свои услуги клиентам, жившим в сотнях миль от Нью-Йорка, именно дизайнер одежды Жан Пату первым понял, как поставить эту «диагностику» на поток. Он связал обонятельный профиль с отдельным «типом». Блондинкам следовало выбирать Amour Amour («Любовь, Любовь»), брюнеткам подошел бы аромат Que Sais-Je? («Что я знаю?»), а рыжеволосым предназначался парфюм Adieu Sagesse («Прощай, благоразумие»). Эти ароматы создал Анри Альмера, который ранее работал у Поля Пуаре. Каждый аромат описывал этапы любовного романа, и легко было догадаться, что первый парфюм был романтическим цветочным, второй – мшистым персиковым, а последний – пряным и пудровым, чтобы отметить соединение и, может быть, направленный внутрь взрыв.

Фирма Guerlain использовала ту же идею в рекламе, предлагая L’Heure Bleue блондинкам, Liu – рыжеволосым и Mitsouko – брюнеткам. Концепт оказался хитом, и Пату впоследствии создал вечерние платья под теми же названиями. Три его парфюма пахли великолепно, в названиях присутствовала нотка юмора, но маркетинг начал эксплуатировать идею соответствия парфюмерных семейств с теми или иными «образами», с их особенностями темперамента и предпочтениями.

Описывая свою страсть к парфюму в 1925 году, знаменитая оперная певица Лукреция Бори из «Метрополитен» утверждала, что «сильные, резкие запахи провоцируют депрессию у золотоволосых, тогда как цветочные ароматы часто вызывают головную боль у брюнеток». С обескураживающей прямолинейностью Бори ассоциирует внешний вид с личностью, противопоставляя неуравновешенных блондинок загадочным брюнеткам. Мы не должны забывать, что хотя краска для волос и была доступна в 1920-х годах, страх перед химикатами означал, что единственной надежной краской для волос оставалась хна. Было не так просто превратиться из брюнетки в блондинку. Все изменится в 1930-е годы, когда популярными станут кинозвезды с высветленными перекисью водорода волосами. Если женщины от природы не склонны к авантюрам, то они сохраняют генетический цвет волос и все черты характера, которые с ним связаны. Эти опасные стереотипы до сих пор преобладают в парфюмерии и очень утомляют, пусть они и стали более скрытыми и косвенными.

Tutankhamon Pharaoh Scent

Ahmed Soliman, 1925

Парфюм для египтоманов

Мир древних египтян неизменно завораживает нас. Все, что с ним связано – мумии, иероглифы, черная краска для подводки глаз, молоко ослицы, – часто становится основой для послеобеденных воскресных фантазий, но мало кто из нас точно следует древним ритуалам. «Сегодня вечером я искупаюсь в молоке ослицы. Правда, в моем распоряжении есть только нежирное коровье молоко. Подойдет ли оно?» Или: «Сегодня я посмотрю на Элизабет Тейлор в фильме «Клеопатра» и скопирую ее макияж для глаз. Только я забыла, какой этот фильм длинный, а мне еще надо сбегать в супермаркет за репчатым луком, пока магазин не закрылся».

Время от времени энтузиазм по отношению к этому древнему миру превращается из холмика в гору. Это и произошло в начале девятнадцатого века после египетской кампании Наполеона. Интерес вновь возник спустя восемьдесят лет, когда были найдены египетские мумии. Следующее возвращение внимания к Древнему Египту произошло в 1922 году, когда Говард Картер раскопал усыпальницу Тутанхамона в Долине царей и нашел множество красивых декоративных предметов.

Для бурлящей экономики 1920-х годов Египет предложил готовую эстетику, которую архитекторы и дизайнеры могли включить в новый стиль «ар деко». В Америке это было время строительного бума. Горожане, должно быть, приходили в восторг от того, что новейшие кинотеатры были похожи на интерьер Малкаты. Даже билетные кассы были украшены.

Немаловажно, что древние египтяне прославились тем, что перевели парфюм из разряда религиозного культа в предмет ухода за собой и в удовольствие, поэтому неудивительно появление одержимости культом красоты в 1920-х годах. Как Елена Троянская, царицы Нила когда-то держали в узде мужчин и народы благодаря своим ошеломляюще красивым лицам. Такой уровень ухода за собой требовал немало усилий и множество помощников. Один из журналов в 1925 году предложил своим читателям познакомиться с тем, как предположительно ухаживала за собой царица Ахенатон. Для начала ее умащивали душистой пастой из «сандала» (сандалового дерева) или «цитронеллы», затем:

Нубийские рабыни вели царицу к ее ванне, мраморному резервуару, утопленному в полу и наполненному нильской водой янтарного цвета. Ее кожа сияла здоровьем, пока рабыни полировали ее конечности, чья грация и симметрия, сдержанные и плавные движения стали почти забытым искусством в западной цивилизации.

Парфюм был обречен стать частью этой египтомании. Таинственный аромат мог передать суть загадки Сфинкса. А так как флаконы в те времена были намного более сложными, новинки легко выдерживали некоторую «нилизацию». К сожалению, ни один из многочисленных египетских ароматов не сохранился до наших дней. Возможно, парфюмеры слишком увлеклись упаковкой, забыв о содержании? Или они «лукавили», предлагая концепты, не рассчитанные на долгую верность? Парфюм под названием Scarabée («Скарабей») 1922 года от L. T. Piver (повторный ускоренный выпуск оригинала 1909 года), вероятно, радовал несколько месяцев, но кому нужны длительные отношения с жуком? Точно так же голова фараона на туалетном столике через некоторое время могла вызывать не слишком приятные чувства.

Но все эти парфюмы были всего лишь игрой парфюмерных домов на заданную тему. Те, кто хотел получить подлинник, должны были отправиться в Каир, в идеале на одном из новых круизных лайнеров в египетском стиле. Им следовало взять с собой экземпляр путеводителя Клары Е. Лафлин: «Итак, вы отправляетесь в Средиземноморье! И если бы я отправилась с вами, то вот чем предложила бы вам заняться».

Лафлин, в частности, настоятельно советовала посетить знаменитый каирский Дворец ароматов, которым руководил маэстро Ахмед Солиман. Читателей уверяли в том, что все водители такси знают это место и обязательно привезут туристов на базар Хан-эль-Халили. Дальше следовало идти пешком.

Наиболее упорные туристы, сумевшие избежать ловушки самозванца и не поддавшиеся ритуалу покупки ковров, оказывались в самом модном магазине сувениров в Каире. Здесь продавали секреты красоты египтянок по фиксированным ценам. Торговаться не разрешалось. Помимо краски для век и благовоний (а также ароматизированных амброй сигарет) продавали парфюмы. Они были разлиты в украшенные эмалью флаконы в форме обелисков со сложным узором, изображавшим фараонов, словно эти флаконы побывали в гробнице Тутанхамона. Ахмед, если верить путеводителю, происходил из семьи потомственных парфюмеров:

От отца к старшему сыну в каждом поколении передается драгоценный пергамент, на котором записаны секреты изготовления Attar of Roses («Розовое масло»), Incense of Araby («Арабский фимиам») и Lotus Flower («Цветок лотоса»). Я уверена, что не только Клеопатра, но и такие милые леди, как Хатшепсут и Нефертити из великой восемнадцатой династии, были бы очарованы посещением храма Ахмеда.

Что ж, они и в самом деле были бы очарованы, поскольку в магазине было такое количество духов, о котором они даже мечтать не могли. После того как была обнаружена гробница царя Тута, Солиман наверняка решил, что его жизнь превратилась в сплошной праздник. Он предлагал большую линейку ароматов, и в названиях многих из них использовались имена древних царей: Tutankhamon Pharaoh Scent («Аромат фараона Тутанхамона»), Ramses IV («Рамсес IV») и Queen Hatasu («Царица Хатасу»). Мы не будем обращать внимания на его парфюм под названием Banana («Банан»). То, что большинство ароматов было спешно создано в 1925 году, ставит под сомнение подлинность легенды о папирусе с рецептами. Как бы то ни было, все эти драгоценные и весьма дорогие склянки и палочки краски помогали эмансипе выглядеть как египтянка, и благоухать как египтянка. Более того, она могла дома рассказать всем своим друзьям об Ахмеде Солимане, каирском короле парфюма.

Huile de Chaldée

Jean Patou, 1927

Парфюм для летнего отдыха

Довиль – это истинное воплощение курортного места, где стоит побывать и показать себя. Сен-Тропе, Канны, Портофино? В них нет ничего от Довиля 1920-х годов. Этот красивый деревянный прибрежный город в Нормандии годами был популярен у влиятельных и богатых, но он просто сошел с ума, когда светское общество снова начало развлекаться после окончания Первой мировой войны. На солнечную погоду рассчитывать не приходилось, однако это не мешало тысячам отдыхающих собираться в Довиле каждое лето и прогуливаться по недавно отстроенному променаду, чтобы познакомиться с последними модными новинками или стать законодателями мод.

Американцам, задержавшимся в Париже, здесь нравилось. До города было не больше пары часов езды. Танцовщица Джозефина Бейкер отдыхала в Довиле вместе со своим ручным гепардом по кличке Чикита. Англичане тоже обожали Довиль, поскольку это было идеальное место для экзотического отдыха. Многие видели неудачный снимок Уинстона Черчилля, на котором он позирует фотографу на пляже в своем маленьком купальном костюме и выглядит при этом очень сердитым. В Довиль съезжались отдыхающие со всего мира, так как именно здесь можно было одновременно увидеть игроков в поло из Аргентины, стальных магнатов и греческих королевских особ:

Вот женщина, которая надела на одно хрупкое запястье больше браслетов, чем любая другая женщина в Европе. Вот актриса, чей выбор одежды оказывает влияние на два континента. А вот группа высокопоставленных индусов, мужчины в европейском платье, женщины в традиционном белом муслине с оборками.

Приезд действительно важной особы, такой как король Испании Альфонс XIII, заставлял сердца трепетать, особенно когда его увидели за столиком в ресторане: он поглощал креветки, запивая их портвейном.

Список «гламурных» занятий был настолько регламентирован, что все «настаивали на том, чтобы делать одно и то же в одно и то же время, из-за чего возникало немалое столпотворение» – так писала Миранда, самый известный корреспондент The Sketch. Каждую неделю за ее подписью появлялась летняя колонка «Развлечения Довиля», приправленная слухами. Ланч следовало съедать в зимнем саду гостиницы «Нормандия», а после полагалось заняться спортом – гольфом, поло или теннисом. Вечер принадлежал «оргии трат»: казино, парадные ужины – на них танцевали сестры Долли, мешавшие официантам, которым никак не удавалось различить сестер-близнецов. И развлечения продолжались допоздна:

Этой небольшой группе людей свойственно не расставаться до шести или семи часов утра и встречать ранних купальщиков. Они расходились по домам, когда солнце стояло уже высоко в небе, пребывая во власти ужасного ощущения «утро-следующего-дня», поскольку их застали в вечерних нарядах.

Нам всем это знакомо, Миранда.

«Сердцем» Довиля был пляж, где горячие молодые штучки могли сражаться за место под солнцем в своих новых открытых купальных костюмах, которые с каждым годом становились все короче снизу и все смелее открывали грудь. Плавание, разумеется, было главным удовольствием. Дамам оно казалось особенно привлекательным благодаря героической Гертруде Эдерле. Многим из тех, кто входил в воду в Довиле, купание было не по душе, но все же они выглядели более привлекательно, чем Уинстон Черчилль, потому что хотели показать свои костюмы. Леди Диана Купер появилась в очень привлекательном купальнике с рисунком, и однотонные купальные костюмы сразу стали казаться устаревшими.

Еще одним развлечением на пляже Потиньер были солнечные ванны, а за ними последовали разнообразные занятия, неожиданно ставшие вдруг приемлемыми, хотя еще совсем недавно на них смотрели косо. У загара появились орды приверженцев, среди которых была и Коко Шанель. Она не только поставляла курортницам в Довиле их наряды для отдыха, но и ввела в моду загар, настолько она сама любила загорать. К сожалению, на северном побережье Франции погода не гарантировала, что кожа изрядно поджарится. Миранда выяснила, что белокожие женщины принимали ванны из хны, чтобы приобрести нужный оттенок кожи. «Щеки и губы они красили в насыщенный красный цвет, что создавало совершенно варварский эффект в духе «Русского балета». Кроме того, некоторые дамы полагали, что настоящий загар осенью будет излишним. Их поощряли не только имитировать загар, но и восстанавливать и отбеливать кожу с помощью специального средства «Après l’été» («После лета») от Elizabeth Arden.

Если хна была «домашним» и самым доступным средством имитации загара, то Жан Пату, чьи парфюмы в цвет волос радовали покупательниц в начале этого десятилетия, мог предложить кое-что получше: Huile de Chaldée. Пату, в прошлом нормандский мальчик, вошедший в мир моды после возвращения с Западного фронта; он владел бутиком в Довиле, где продавал невероятно модную спортивную одежду легионам дам, игравших в гольф, теннис и светским дамам. Пату начал предлагать своим клиенткам масло для загара (похожее на Ambre Solaire) с добавленным к нему солнечным фильтром. Средство было рыжевато-коричневого цвета, оно окрашивало ноги и могло служить основой макияжа. Легко представить, с какой скоростью оно расходилось. На переполненном пляже, где женщины поджаривались на солнце, стоило только одной из дам пожаловаться на шелушащийся нос, как какая-нибудь другая тут же вступала в разговор: «Дорогая, не волнуйся. Смотри, я купила это новое средство, которым ты можешь воспользоваться. Оно совершенно удивительное и пахнет божественно». И мгновенно вокруг собиралась кучка любопытных особ.

Huile de Chaldée и в самом деле пахнет так, словно средство создано для шалостей на песке. В его сильном аромате присутствовали ноты мускуса и опопанакса, теплый, сладкий, уютный запах для кожи, который отлично работает в сочетании с капелькой соли в воздухе. Ведь мороженое и сахарная вата кажутся вкуснее на берегу моря. Притягательный аромат Huile de Chaldée даже подтолкнул Жана Пату к выпуску парфюмерной версии на все времена года. Но производители других средств для загара тоже поспешили скопировать этот аромат, который быстро стал тем самым запахом солнечных каникул. После выпуска Huile de Chaldée прошел почти целый век, а мы до сих пор вдыхаем нечто подобное каждый год, но не в виде роскошного парфюма, а в виде лосьонов для защиты от солнца из сегмента масс-маркет. Когда мы сжимаем бутылочку и думаем о лете, то на самом деле думаем о средстве от Жана Пату, который заставил всех ассоциировать хорошее время с ароматом ванили, опопанакса и цветков апельсина.

Zibeline

Weil, 1928

Меховой парфюм

Норка, лиса и горностай, как вы пострадали из-за своего тщеславия. Трудно даже представить, что в 1920-х годах две трети женщин имели манто из того или иного меха. Многие были сделаны из «престижного» меха, но были и такие, которые шили из более экзотических животных, к примеру, вомбата или енота. Именно из меха енота шили дохи, в которые кутались водители авто, выезжавшие в неотапливаемых машинах. Меховые палантины и боа снова вошли в моду. Головы лис раскачивались на ветру, когда их богатые владелицы шли по Бонд-стрит.

Привлекательность меха заключается и в его запахе, и в том, какой он на ощупь. В классическом романе Доди Смита «Я захватил замок» (1948), действие которого происходит в 1930-х годах, сестры Роза и Кассандра должны отправиться в дорогой лондонский универмаг, чтобы подогнать по фигуре полученные в наследство попорченные молью шубы, чье качество было куда ниже, чем у шубок, выставленных на витринах. Поднимаясь по лестнице, Кассандра сморщила нос: «В отделе мехов был совершенно иной запах, более тяжелый, да и от самих мехов исходил возбуждающий аромат». В романе Льюиса «Лев, ведьма и гардероб» Люси, впервые попавшая в гардероб, застряла «среди шуб и потерлась о них лицом».

Если бы только Люси знала о парфюме Bouquet de Faunes («Букет фавнов») от Guerlain, выпущенном в 1920-х годах. Название заинтриговало бы ее, поклонницу мифологических гибридов, и это был один из первых «меховых» парфюмов. Либо этот парфюм, либо какой-то другой, которым, должно быть, пользовался мистер Тамнус, чтобы его волосы фавна сильнее завивались. Меховые парфюмы изначально были первым средство для нейтрализации не слишком приятных запахов плесени и гнили. С течением времени эти ароматы превратились в особый вид парфюмов для меховых изделий, а животный запах, присутствующий в мехах, послужил основой для линейки ароматов. Парфюм, нанесенный непосредственно на мех, держался несколько недель, позволяя владелице шубы получать дополнительную выгоду от денег, вложенных в покупку меха.

Парижский дом Weil, основанный, как в сказке, тремя братьями, принадлежал к небольшой группе знаменитых меховых парфюмеров, которые воспользовались трюком многих кутюрье, предлагал помимо одежды еще и другой, более прибыльный товар. За ними в 1930-х годах последовала фирма Revillon Frères, предложившая покупательницам парфюм Latitude 50 («50-я широта»), вдохновленный северным сиянием. Самым знаменитым парфюмом от Weil стал аромат Zibeline 1928 года, созданный Клодом Фрейссом, обещавшим не испортить мех. Другие ароматы получили названия Chinchilla («Шиншилла»), Hermine («Горностай») и Une Fleur pour la Fourrure («Цветок для меха»). Zibeline в переводе с французского означает «соболь». Это чувственный восточный аромат, «такой же насыщенный и хриплый, как и сентиментальная песенка о несчастной любви». Он предназначался для торжественных выходов в свет.

В наши дни самый эффективный способ воссоздать ароматы Zibeline – это ненадолго вернуться к моде на экзотических домашних питомцев. После приключенческого фильма «Женщина-леопард» (1920) многие актрисы, от Джоан Блонделл до Мэриан Никсон, либо одевались в стиле диких кошек, либо имели такую кошку дома. Мы уже знаем, что Джозефина Бейкер брала своего ручного гепарда Чикиту на отдых в Довиль. Актрису Мэриан Никсон сфотографировали в 1925 году: одетая в шубку из меха леопарда, она выгуливала своего леопарда по улицам Голливуда. Снимок выглядел удивительно зловещим, поскольку одного из леопардов уже превратили в шубку.

Этот шик в духе сафари, когда с дикими животными ходили в салон красоты, единственный способ сохранить для нас запах Zibeline, парфюма дикого гламура с анималистическими нотами натурального цибетина, получаемого из секрета циветты, ночного млекопитающего. В других меховых парфюмах присутствовали сильные ноты бобровой струи (аромат кожи). Меховые парфюмы с тех пор служили для того, чтобы не только скрыть, но и в конечном итоге подчеркнуть запах животных, превращенных в самые модные в текущем сезоне шубки и шляпки.

Парфюмерная промышленность никогда не упустит случая воспользоваться бедами мира, можете быть уверены в этом. Как бы скверно ни обстояли дела, мало что могло скрыть блеск и сияние нового аромата. В начале 1930-х годов глобальная экономика плавилась и миллионы семей оказались на грани бедности. Покупка изысканного парфюма стояла в самом конце списка самых насущных дел. И даже в это время словно из небытия, именно в тот момент, когда, казалось, что бизнес рухнет, покупателям представили самый дорогой аромат среди существующих на рынке. Это был парфюм Joy от Jean Patou.

В наши дни у Joy в верхнем регистре спектра появился конкурент, который обошел этот аромат благодаря скромной цене – всего-то четверть миллиона долларов. Но в 1930-е годы это был невероятно дорогой парфюм, в состав которого входили наиболее дорогостоящие эфирные масла майской розы и жасмина в предельной концентрации. Если посмотреть на новинки парфюмерии этого десятилетия, появление которых ускорил успех Joy, то вы бы никогда не подумали, что это был худший период Великой депрессии (справедливости ради нужно сказать, что работа над Joy началась до экономического краха). Богатые никуда не исчезли, они по-прежнему покупали ароматы и становились все более требовательными к своему парфюму. Они нуждались в ароматах, которые подчеркнули бы их стиль жизни и стали эхом тех эмоций, которые они испытывали во время возбуждающих эскапад и опасных развлечений под столами в эксклюзивных ночных клубах и казино в крупнейших городах мира. Парфюмы с такими названиями, как Anticipation («Предвкушение»), Abandon («Несдержанность»), Audace («Смелость») и Challenge («Вызов»), представляли собой небольшие ароматические ураганы, создававшие атмосферу дерзости вокруг того, кто ими пользовался.

Был даже парфюм от Revillon под названием Tornade («Торнадо»), которому в 1937 году была отведена целая страница в американском журнале Time. Его позиционировали как парфюм для разведенных, для «только что вернувшихся из Рино». Эта «извращенная эссенция изысканности», убеждали читателей, содержит «драгоценные древесные масла… и экстракт из желез соболя». Женщинам следовало нанести этот аромат перед тем, как они отправятся «на коктейль, да хранит вас Господь!». Парфюм стал настолько модным средством восстановления и возвращения к жизни, что факультет неврологии Колумбийского университета экспериментировал с ароматами жасмина и туберозы, которые прописывали вместе с классической музыкой для лечения состояний тревожности, истерии и ночных кошмаров.

Некоторые парфюмы 1930-х годов, к счастью, до сих пор с нами, но многие исчезли, включая и интригующий аромат для разведенных женщин. С современной точки зрения эти парфюмы даже сложно представить. Писатели того времени, особенно редакторы отделов красоты в женских журналах, часто почти ничего не говорили об истинном аромате новинки. В других областях личного стиля они были в своей стихии, в мельчайших деталях разбирали процедуры красоты в салоне Elizabeth Arden или в Тайском салоне Mrs. Ingram, включая нанесение гормональных кремов и специальные повязки для лица. Ничто не ускользало от их взгляда, если речь шла о новейшем оттенке красной губной помады. Но когда дело доходило до новых ароматов, то Harper’s Bazaar, к примеру, отделывался вот такими заявлениями: «Замечательно интересная новинка от Marcel Rochas в матовом белом флаконе с темно-голубой полосой. Губная помада и пудра в комплекте». И все. Никого не заботило, как раскрывался парфюм, какие ноты звучали, вербена или роза, карамельные это были ноты или зеленые, сладкие или горьковатые. Эти редакторы понимали ограниченность языка для передачи аромата и знали, что представление редактора о хорошем парфюме не обязательно совпадает с представлением читательницы.

Более того, они понимали, почему женщины покупали парфюм. Энтузиастов запаха в меньшей степени интересовали нюансы композиции и в большей степени то, как аромат «зазвучит» в обществе. Хорошо ли флакон будет смотреться на туалетном столике? Сможет ли носительница аромата стать звездой стиля? И что еще более важно, подойдет ли парфюм для лабиринта встреч и событий, ожидающих тех, кто может свободно сорить деньгами?

В наши дни «фирменным» называют такой аромат, который лучше всего соответствует индивидуальности женщины и ее предпочтениям. В 1930-х годах этим статусом обладали запахи, которые адаптировались легче всего и правильно звучали в любой ситуации. А в жизни богатой дебютантки серьезных ситуаций было немало. Обычный день такой девушки был долгим. Она просыпалась часов в десять, потом отправлялась за покупками, обедала с матерью, затем послеобеденный маникюр и, наконец, вечерний бал. Парфюм, который подошел бы и для игры в гольф, и для вечерних развлечений, был идеальным вариантом. Вот так родился парфюмерный эквивалент идеальной пары джинсов, уместных в любых обстоятельствах.

Парфюмерный дом Yardley освоил эту стратегию продаж – «все для одного и один для всех» – при продвижении своего классического лавандового аромата. Дом называл аромат уникальным предложением: «Это тот самый парфюм, который с отменным вкусом можно использовать как в дневные часы: партия бриджа, утренник в театре, многие неформальные ситуации, так и вечером, когда капелька изысканности так много значит для очарования момента». Yardley стал не единственным брендом, который заявлял, что у них есть тот самый аромат. Все производители парфюма прилагали усилия, чтобы привлечь внимание занимающихся спортом, посещающих театры, принимающих гостей женщин. Как декоративный обязательный аксессуар, парфюмы выпускали без конца, чтобы у покупательниц было больше возможностей обладать и желать.

Девушка пришла домой целая и невредимая, она гордо восседает в своей спальне, словно статуэтка «Оскара», и что же ей делать с ее ароматом? Снова распылить его на себя, позабыв обо всем. Правда в 1930-х годах этикет нанесения парфюма все еще оставался импровизацией. В 1936 году британский еженедельник The Queen умолял читательниц не отставать от времени и, подражая парижанкам, распылять аромат на все тело не после того, как они оденутся, а пока находятся в нижнем белье, а также втирать парфюм в брови. Журнал также знакомил читательниц с новыми трендами в парфюмерии:

Chypre, который в былые дни ассоциировался с модным полусветом Франции и России, с уединенными, отделанными шелком будуарами и искусственным оранжерейным существованием, теперь используют в дневное время женщины, занимающиеся спортом. Какое превращение!

При таком количестве вариантов известные комментаторы тех лет, такие как Эдит Ситвел, тосковали о былых и более простых временах, когда выбирать нужно было всего лишь между несколькими различными ароматами. Эдит полагала, что восемнадцатый век был золотым веком обоняния, когда ограниченный набор ароматов с легкостью мог передать сложную сущность личности. В Harper’s Bazaar она дала себе волю, нарисовав целую сцену:

Мы почти не видим дам в масках, выглядывающих из освещенных луной окон и поджидающих своих тайных любовников-пиратов, позволив нескольким темным каплям парфюма упасть им на волосы и мягкий шелк платья. Нет и старых ворчливых джентльменов, орошающих парфюмом свои парики в свете солнечных лучей, падающих вниз золотыми дукатами.

Эдит уносилась в прошлое, представляя пиратские эскапады, но ароматы 1930-х годов отмечены для нас эскапистской ностальгией. Нанося их, мы получаем разрешение без труда оказаться ненадолго в этом возбуждающем и все же тревожном десятилетии. С точки зрения одежды то десятилетие было, честно говоря, требовательным. Скроенные по косой шелковые платья великолепны, но они безжалостно обтягивают даже самый маленький животик, результат недавно съеденной пиццы. Прически – сущий кошмар, они никогда не держатся. Пышные интерьеры в стиле эпохи Регентства с черными лакированными поверхностями с готовностью демонстрируют любые отпечатки жирных пальцев или капли воды. Но парфюмы? Что ж, их можно нанести и наслаждаться ими. И не важно, в вечернем вы платье или в домашнем халате.

Skin Bracer

Mennen, 1930

Парфюм старшего сержанта

Прежде чем нас умчит гламур 1930-х годов, мы начнем обзор с неудачного «парфюма», если он вообще таковым являлся. Skin Bracer от Mennen – это один из ветеранов среди лосьонов после бритья, бросивший вызов законам инфляции, поднявшийся весьма скромно с одного доллара в 1940-х годах до четырех долларов в наши дни. Жидкость зеленого «чернобыльского» цвета была создана для того, чтобы щипать щеки и добавить нечто кусачее в мужское бритье по утрам. Предполагалось, что простоватые 14-летние подростки будут заливаться слезами перед зеркалом холодными ноябрьскими утрами, похлопывая себя по щекам ладонями, смоченными одеколоном, в соответствии с загадочным мужским ритуалом. Этот момент взросления отлично спародирован в фильме «Один дома», когда малыш Кельвин в первое же утро сначала провел по своим щекам бритвой Gillette, а потом воспользовался одеколоном после бритья и огласил дом пронзительным криком.

Если пользоваться Skin Bracer от Mennen, то боль – это часть процедуры. Все исключительно ради вашего блага, как и сержанта, приказывающего вам отжаться еще пятьдесят раз. Это вам только на пользу. Считалось, что средство придает вам мужественности и отлично служит всем изысканным джентльменам: «Почувствуйте его ледяное стимулирующее пощипывание. Ваше лицо засияет, и вы долгие часы будете ощущать безупречную чистоту. Свежий аромат Skin Bracer подарит вам дополнительную уверенность в себе!»

Реклама такого рода появлялась в журналах не для слабаков, таких как «Популярная механика» и «Поля и реки». Авторы рекламы не забывали о девушках в бикини и продвигали Skin Bracer как любимый армейский одеколон во время Второй мировой войны. В воспоминаниях о войне в Корее встречается упоминание о том, как солдаты полировали этим одеколоном сапоги, что заставляет задуматься о его составе.

Хотя есть (много) других ароматов, которые я могла бы рекомендовать помимо Mennen, его необходимо включить в наши анналы. «Мужской» запах, как и мятная зубная паста, годами оставался бестселлером в Америке, соперничая за корону с Old Spice. Это средство давало понять: мужской аромат покоряет не красотой, а эффективностью. Мятное покалывание на коже следом за будильником окончательно заставляло проснуться по утрам.

Scandal

Lanvin, 1931

Анималистический парфюм

У Skin Bracer от Mennen нет большего антипода, чем Scandal. Парфюм Obsession от Calvin Klein и другие ароматы конца двадцатого века с ноткой эротики могли объявлять себя сексуальными, но это все обман. Стоит ветерку приподнять их юбки, вы увидите на них бабушкины панталоны. А вот Scandal, как и его предшественник от Lanvin 1924 года Mon Péché («Мой грех»), или меховые парфюмы того периода – настоящие, интересный пример попытки поставить знак равенства между грехом и насыщенным варварским профилем аромата.

У этого парфюма яркий фруктовый кожаный аромат – влияние различных версий Cuirs de Russie («Русская кожа») предыдущих лет, включая и версию Chanel 1924 года – и он намного более грудной, чем большинство «кожаных» парфюмов, которые окажутся на первом плане в 1950-х годах, таких как Jolie Madame. Запах березового дегтя с нотами мускатного шалфея и молекулой под названием «изобутил хинолин», добавляющей меховой ореховый дымок поверх розы и нероли… Для меня Scandal пахнет как приехавший в город цирк с его расшитыми блестками трико и волосками из львиной шкуры. Разумеется, это был не единственный темный анималистический парфюм – в эти годы их было много, но он стал самым мощным выразителем своего класса.

Творение Дома высокой моды, Scandal стоил дорого, тем не менее парфюмерная промышленность не была настолько антидемократичной, чтобы парфюмы оставались уделом избранных. В 1920-х годах предприимчивые агенты в Америке начали импортировать изысканные французские парфюмы и разливать их в крошечные «пробники», часто в форме рюмочки. Эти маленькие скорлупки из люцита выглядели как склянки с лекарством, но содержали некоторое количество парфюма, достаточное для одного нанесения. Пробники продавали в таких магазинах, как Woolworth, и в автоматах, предлагая покупательницам либо несколько ароматов одного бренда, либо ароматы разных брендов. Это позволило все большему числу любительниц парфюма купить его и не потратить на это месячную зарплату. Подобная продажа, которой в частности занималась компания Nips Inc., заявлявшая о своей абсолютной независимости от роскошных брендов, не была официальной и могла подорвать с таким трудом заработанный престиж того или иного парфюма. Некоторые не обращали на это внимания. Но в 1938 году Guerlain подал иск против Nips Inc. за то, что фирма разливала Shalimar по другим флаконам и продавала его ниже цены ретейла. Только в 1947 году суд постановил, что подобный рэкет должен быть прекращен.

Тем временем тренд на пробники означал, что каждому дню недели можно придать новые краски с помощью парфюма: в понедельник Indiscret, во вторник Tabu, в среду My Sin, а в четверг Scandal. В разгар депрессии это была замечательная новинка. Она помогала девушкам, самостоятельно зарабатывавшим себе на жизнь, приобщиться к жизни высшего общества с помощью тех же парфюмов, которыми наслаждались их кумиры. Scandal, приобретенный во флаконе или в пробнике, придавал коже эффектный аромат и привносил в жизнь яркость спектакля, фильма или романа, но без неприятных последствий. Само слово «скандал» было знакомым, завораживающим. Люди часто слышали его в предыдущем десятилетии, пронизанном коррупцией. Но теперь это слово переместилось из политики в Голливуд, который сумел придать ему новые оттенки. Спустя год после выпуска парфюма Scandal актриса Пег Энтвистл, пытавшаяся сделать карьеру в кинематографе, бросилась с буквы «H» в надписи Hollywood на горе и разбилась насмерть. Ее тело нашли только два дня спустя. Эта трагедия получила широкую огласку, и ее долго обсуждали.

Vol de Nuit

Guerlain, 1933

Высотный парфюм

Отделы парфюмерии в Duty Free – это спасение для пассажиров, чей рейс отложен. Когда ожидаемый самолет задерживается где-нибудь в небе над Малагой, а ваучеры на пять фунтов на еду и напитки уже раздали, некоторые усаживаются на неустойчивые табуреты в баре с устрицами и шампанским в терминале аэропорта, делая вид, что им весело, и отгоняя мысли о возможном отравлении. Это ошибка. Лучше пропустить стаканчик, а затем направиться в легком опьянении в путешествие по прошлому. В этом вам помогут флаконы с парфюмом. Ну где еще найдешь все ароматы Chanel в хронологическом порядке и попробуешь их все на предплечье одной руки (другую руку сохраните для того, чтобы попробовать помаду)?

Трудно предсказать, найдется ли этот парфюм на полках Guerlain в Duty Free, но в крупных французских аэропортах вы его скорее всего отыщете. Если Vol de Nuit («Ночной полет») стоит где-нибудь на полке, понюхайте его. Это парфюм с авиационной тематикой, хотя и относится к путешествиям в 1930-х годах, когда перелеты выглядели совершенно иначе. Вместе с парфюмом En Avion («В самолете») от Caron 1929 года Vol de Nuit – это одна из вех эпохи «ар деко». Аромат увековечил сверкающую новую технологию и восторг от того, что люди смогли подняться в небо.

Если считается, что создателей парфюма En Avion вдохновили женщины-летчицы, такие как Амелия Эрхарт, то источником вдохновения для Vol de Nuit стал мировой бестселлер Антуана де Сент-Экзюпери – роман «Ночной полет». В нем рассказывается о летчике, идущем на верную смерть, так как он поднялся в небо в разгар страшной грозы. Выпуск парфюма от Guerlain, намекавшего на прилив адреналина, должен был стать настоящим событием, тем более появление парфюма совпало с выходом на экраны экранизации романа с участием Кларка Гейбла и Хелен Хэйес.

Для обоняния En Avion более откровенно напоминает об опыте пассажирских перелетов в 1930-х годах, во время которых страх и ощущение риска успокаивали замшевой роскошью. Пряный насыщенный аромат парфюма воскрешает в памяти обивку из тонкой кожи, лакированное дерево и горючее для самолетов. Эти ноты пробираются через чуть-чуть лекарственный запах цветков апельсина. Vol de Nuit часто сравнивают с другим парфюмом от Guerlain, словно ему не хватает индивидуальности. Однако аромат настолько сложный, что вы можете провести все время дальнего перелета, разгадывая ребус парфюма. Он начинается с нот цитруса, морских водорослей и колючего зеленого галбана, а потом раскрывается сладкими сияющими нотами амбры. Кажется, что аромат мерцает, словно магические огоньки свечей в день рождения, которые загораются снова и снова, хотя вы пытаетесь их задуть.

Парфюмы, подобные Vol de Nuit, крепко связанные с занятиями своей эпохи, помогают нам проникнуться тем, что иначе осталось бы недостижимым. Сам по себе аромат – это вовсе не обязательно пропуск в мир прошлого, в салон старого аэроплана. Но если задержаться и понюхать его, узнать его историю, то Vol de Nuit приглашает нас заново прочувствовать возможность летать как в высшей степени странную и гламурную. Это ощущение блестяще передала Элизабет Боуэн в своем романе «На север» (1932), описывая приземление в Лондоне рейса из Парижа. Снижение самолета происходит будто «в нерешительности». Ландшафт внизу «покачивается и разматывается». А пассажиров охватывает «шум прилета». «Высыпавшись, словно зерно из сита, они все вышли из дрожащего самолета, еще не веря себе».

Tweed

Lenthéric, 1933

Парфюм для свежего воздуха

Tweed сделан совершенно из другого теста, чем многие другие парфюмы 1930-х годов. По контрасту со всеми этими гламурными запахами – Passionnement, Indiscret, Shocking – Tweed («Твид») практичен и вынослив. Это аромат для поездки в открытом автомобиле с Тодом из Тод-холла и для пикника на природе (паштет из форели и овсяное печенье). Признаю, название для наших дней слегка «заржавевшее», пожалуй, даже безвкусное из-за ассоциаций с кепками и мужчинами в поношенных куртках, сидящих за пинтой крепкого. Придется признать, что женщинам непросто сделать твид привлекательным. Мы можем лелеять надежду, что будем выглядеть, как Кэтрин Хепберн, но чаще всего из нас получается приходская кумушка, пытающаяся собрать деньги для местного отряда «Присмотри за соседом».

Тем не менее в самом знаменитом аромате парфюмерного дома Lenthéric есть неожиданное удовольствие. Он уводит нас в противоположную сторону от утопающих в сигаретном дыму коктейльных вечеринок и платьев из шелка или крепдешина, вообще прочь из города – туда, где кругом мох, скалы, грязь и прохладный воздух. Парфюм Tweed соответствовал вкусам иностранной корреспондентки Марты Геллхорн в ее слаксах и рубашках. В аромате присутствует некоторый налет практичности и эффективности, но при этом он предлагает ощущение мирного отдыха на природе. «Надевайте» Tweed, и вы, возможно, убедите себя, что только что вернулись с долгой прогулки по холмам Шотландии.

Если мы попытаемся понять, что заставило парфюмеров выпустить такой странный аромат, нам стоит обратить внимание на интерес к «шотландской традиции», возникший в 1930-х годах, и романтике ткачей и винокуров, живущих во враждебных и примитивных условиях на Внешних Гебридах. Журнал Life в 1939 году поместил фоторепортаж о твидовой компании Харриса (Harris Tweed Company), хвастаясь тем, что твид перестает быть тканью для повседневной одежды и превращается в ткань для вечерних туалетов. Репортер напомнил об обонятельных свойствах ткани: «Поскольку при его производстве используются лишайники с едким запахом и корни трав, дым от торфа, огонь и вода, легенда гласит, что корову обязательно привлечет запах подлинного твида Харриса, и она подойдет, чтобы лизнуть ткань». Возможно, эти характеристики вдохновили парфюмеров Lenthéric при создании композиции аромата (они даже раздавали бесплатные твидовые сумки с каждой покупкой, чтобы усилить связь). Звучит восхитительно, но возникает вопрос: не рискует ли та, которая «носит» парфюм Tweed, оказаться в окружении стада коров с высунутыми языками?

Tweed, который продается до сих пор, нуждается в возрождении. Во время последней крупной рекламной кампании в 1980-х годах его продвигала модель, игравшая роль незамужней тетушки на свадьбе: «химия» на волосах, блузка из полиэстера с воротником-бантом и безвкусный наряд. Эта история не для парфюма Tweed. Это аромат для открытых пространств, если только коровы будут держаться на приличном расстоянии.

Blue Grass

Elizabeth Arden, 1934

Лошадиный парфюм

После попоек и кутежей эры джаза наступает время очищения на ферме здоровья, новинке 1930-х годов, с устрашающим количеством клизм. Курорт назывался Maine Chance и был сельским домом предпринимательницы Элизабет Арден (Elizabeth Arden), находящимся в Маунт-Вернон, штат Мэн. В 1933 году она превратила этот дом, обшитый желтой вагонкой, в первый в истории СПА-курорт, и он стал образцом для сотен подобных заведений.

Салоны Арден с красными дверями, которые располагались по престижным адресам (Пятая авеню и Бонд-стрит), регулярно посещали обеспеченные дамы, но в Maine Chance следовало приезжать летом, чтобы «подзарядиться». Необходимость такой поездки проиллюстрировал журнал Vogue в 1933 году, который описывал утомительный характер «активной жизни». Она «достигла такого нервного напряжения за последние несколько лет, что лишь немногие могут выносить ее долго». Журнал поощрял читательниц делиться с редакцией заветными адресами сельских уголков. Миссис Руперт Кохрейн Кинг рассказала об удовольствиях жизни на ранчо в Джексон-Хоул, штат Вайоминг:

«Вы весь день ходите в одежде для верховой езды или любимых джинсах, вечером при необходимости надеваете чистую сорочку. Можно ездить верхом или на автомобиле, ловить рыбу, плавать, устраивать пикники, барбекю, ездить на родео». Другие отдавали предпочтение Аризоне или Хэмптону, но Maine Chance считался убежищем от всего этого. Четыре года спустя уже признанный курорт удостоился статьи в том же самом журнале: «В сибаритской обстановке вас тренируют так же сурово, как любого спортсмена».

Пребывание в Maine Chance кажется одновременно райским и адским, это своего рода место для релаксации, похожее на современные оздоровительные центры наподобие австрийской Mayr Clinic. Гости жили в хижинах, набитых средствами от Elizabeth Arden. Расписание клиенты узнавали утром, чтобы у них не было времени мучиться принятием решения. Оно включало в себя массаж, ходьбу, плавание, бадминтон, верховую езду и, разумеется, очищение кишечника. Был даже кабинет солнца с раковинами каппа с Филиппин. Еда, приготовленная терапевтом Бенджамином Гейлордом Хаузером, включала в себя питательные мясные бульоны в термосах. Ее возили за клиентами на тележках. Неприятной частью отдыха была необходимость носить не позволяющие хмуриться пластыри днем и специальные повязки для лица ночью.

Восстановительный эффект одной-двух недель в Maine Chance описывали с восторгом: «Вы видите озеро, мерцающее у подножия холма. Вы чувствуете, что жизнь начинается вот с этой самой минуты, сколько бы вам ни было лет». Именно этот эффект гало, оздоровление от пребывания на свежем воздухе и на открытом пространстве, перешел в парфюм Blue Grass, аромат-бестселлер для богатых на протяжении более тридцати лет. Возможно, Арден предполагала своими ранними парфюмами проложить путь в культуру красоты богатого общества Нью-Йорка (к примеру, намного позже были выпущены ароматы Red Door и 5th Avenue). Но Элизабет, может быть, вопреки своей интуиции выбрала Blue Grass как прославление своего любимого Кентукки и его культуры верховой езды. Она была без ума от лошадей, впоследствии стала владелицей собственных конюшен и выиграла Кентуккийское дерби в 1947 году.

Ее выбор был с опаской встречен ее командой, беспокоившейся о том, что типичным клиенткам Арден концепт покажется слишком сельским и народным. Но Blue Grass точно так же, как Tweed от Lenthéric и Je Reviens от Worth, стал очаровательным фоном для более роскошных ароматов того времени. Он отдал дань моде на альдегидные цветочные ингредиенты и добавил множество нот лаванды и травы, чтобы создать прохладный пенный ансамбль. Blue Grass – это дикие лошади на равнинах Кентукки в лунную ночь, когда ветер шумит в траве. И все же это был гламурный парфюм в духе миссис Руперт Кохрейн Кинг, которая носила джинсы, но не забывала пользоваться губной помадой, и все это в непринужденной расслабленной обстановке. Парфюм Blue Grass был и остается чистым и розовым после сауны. Но с годами он превратился в архетип свежих мыльных ароматов, поскольку его обонятельный профиль просочился в более функциональные товары. Сегодня этот аромат может напомнить о гигиене и стерильности, хотя раньше он был ароматом оздоровления.

Связь с мытьем, разумеется, присутствовала с самого начала. Маленькие таблетки с ароматом Blue Grass вкладывали в душевые насадки в чикагском салоне Elizabeth Arden, чтобы вода стала еще более освежающей. Чтобы поддержать идею о том, что с животными следует обращаться, как с людьми, кентуккийские конюшни, в которых содержались чистокровные лошади Элизабет Арден, по ее приказанию мыли с Blue Grass. За лошадьми, наслаждавшимися музыкой по радио и массажем копыт с кремом Eight Hours Cream, присматривали с такой же заботой, как и за модными постояльцами в Maine Chance.

Fleurs de Rocaille

Caron, 1934

Утренний парфюм

Когда-то Fleurs de Rocaille был самым знаменитым и пользующимся доброй славой парфюмом от Caron, но в наши дни его место где-то по соседству с распутным Narcisse Noir, а его ледяной альдегидно-цветочный, определенно насыщенный углекислотой, аромат уже давно не такой модный, как прежде.

Название парфюма в переводе звучит как «каменные цветы». Это был освежающий, забавный концепт, появившийся на самом пике периода «ар деко». Он напоминал о прогулке по потрескавшимся серым камням ради того, чтобы найти крошечные, яркие, звенящие цветы. Это не роскошный букет, а маленькие цветочки с ароматом мыльной пены. Caron будто намеренно адресовал этот парфюм молодым женщинам. В центре рекламной кампании был портрет девушки с выщипанными в тоненькую ниточку бровями, как того требовала новая мода.

По какой-то причине я всегда связывала Fleurs de Rocaille с актрисой Джинджер Роджерс. Когда она кружилась в танце с Фредом Астером в фильме «Цилиндр» и других подобных кинолентах, ее яркий и непринужденный стиль, энергия и легкие, как перышко, платья, казалось, куда больше ассоциировались с таким ароматом, чем с более тяжелыми парфюмами, такими как Shocking, с которым мы скоро познакомимся. Fleurs de Rocaille – это утренний парфюм, в нем нет вечерней экстравагантности.

Флакон этого парфюма стоил тридцать долларов (пятьсот долларов по нынешнему курсу), и его цена вдвое превышала цену на другие роскошные парфюмы того времени. Поэтому молодые женщины должны были обладать внушительным доходом, чтобы позволить себе этот парфюм.

В 1940 году Роджерс получила роль в драме, которую продюсировала студия R.K.O. Pictures, одна из крупнейших студий в золотую эпоху Голливуда. Эта же студия сняла почти все самые успешные фильмы с участием Роджерс и Астера. R.K.O. заключила контракт с Caron, чтобы флаконы с Fleurs de Rocaille появились в одной из сцен нового фильма. Парфюмерный дом не сомневался, что это станет выгодной рекламой для парфюма. Но фильм был о проституции, и Джинджер Роджерс играла роль девушки, которая пытается избежать того, чем занимались и ее мать, и ее бабушка. И вместо ассоциации с высшим светом, на которую так надеялся Caron, оказалось, что один из звездных ароматов Дома показан в обстоятельствах, «представляющих грязь, омерзение и порочность», с «явно отвратительными людьми». Эта жалоба появилась после безуспешных попыток заставить R.K.O. убрать сцену. Фирма Caron даже обратилась в суд. Честно говоря, цензура так поработала над фильмом, что все намеки на проституцию были облачены в недомолвки, и половина зрителей вообще не поняла, о чем речь.

Что ж, перемотаем ленту до 1992 года и обратимся к другому фильму – «Запах женщины». В сцене, хорошо известной поклонникам парфюма, слепой персонаж в исполнении Аль Пачино, бывший офицер, производит впечатление на женщину, вдохнув аромат ее парфюма и правильно назвав парфюм: Fleurs de Rocaille. На это ушло пятьдесят лет, но Caron все же получила сцену в фильме, которую парфюмерный дом так долго ждал.

Shocking

Schiaparelli, 1937

Парфюм Technicolor

Парфюм часто описывают в категории цвета. Зеленые парфюмы приносят охлаждающее, вселяющее энергию облегчение. Восточные ароматы всегда описывают как насыщенно пурпурные, поскольку все на Востоке одеваются по-императорски. Есть еще и бойкие желтые одеколоны цвета лимонной кожуры или полуденного солнца.

В 1930-х годах ассоциации между запахом и цветом были особенно уместными. Благодаря технологии Technicolor зрители в кинотеатрах более полно погружались – не обязательно эмоционально, но в своих ощущениях – в сцены, которые разворачивались перед ними. Природа выглядела более роскошной и плодородной, даже деревня Манчкин в «Волшебнике из Страны Оз» (1939), построенная из блестящего пластика. В этом гиперреальном мире персонажи будто сходили с экрана в зрительный зал. Самой запоминающейся, наверное, стала злая королева Грингильда в «Белоснежке и семь гномов» Диснея, и все благодаря матовой красной губной помаде и пурпурному плащу. Костюмы выглядели так, словно вы можете до них дотронуться. Вспомните сверкающие рубиновые башмачки Дороти. Существовал ли обонятельный аналог этой новой яркости?

Парфюм, который мог бы быть таким же шикарным и ярким, как новые фильмы Technicolor? Если кто и собирался предложить такой парфюм, то этим человеком должна была стать Эльза Скьяпарелли, итальянский дизайнер одежды, придумавшая свой собственный цвет – сумасшедший розовый – который она назвала «шокирующий розовый».

В 1930-х годах Скьяпарелли прославилась тем, что использовала безумные пигменты, из-за которых другие дизайнеры, включая Коко Шанель, выглядели старомодными. Ярко-желтые брюки и фиолетовые митенки были типичным примером того, как Скьяпарелли мастерски сочетала цвет и форму, чтобы превратить женщин в незнакомую версию их самих. Писатель и кинорежиссер Жан Кокто считал Эльзу в некотором роде менадой (одержимые женщины, преследующие Диониса) и сказал о ней:

Разве она не демон, соблазняющий женщин, с громким смехом руководящий безумным карнавалом? Ее мастерская на Вандомской площади – лаборатория дьявола. Женщины, входящие туда, попадают в ловушку и выходят оттуда в маске, переодетые, изменившие форму или принявшие форму новую.

Этот эффект трансформации распространялся и на парфюмы Скьяпарелли, самым знаменитым из которых был Shocking. Увы, он столько раз входил в моду и выходил из нее, что похож на усталого дипломата. С этим ароматом нет возможности фантазировать о его запахе, потому что он определенно розовый. Этот цвет возникает перед нашим мысленным взором еще до того, как мы откроем флакон, благодаря искусству, коробке и самому флакону. Необычность аромата создает странная, сумасшедшая комбинация меда, цибетина и эстрагона. И мед не обычный, а созданный целым роем гигантских пчел, с маниакальным упорством служащих пчелиной матке. Странным был не только запах. Скьяпарелли выбрала для этого драгоценного нектара флакон, созданный аргентинской художницей-сюрреалисткой Леонор Фини и представлявший собой пышный торс актрисы Мэй Уэст. Флакон был одет в корсаж из бакелитовых цветов. Чтобы распылить Shocking, нужно было схватить за пару грудей.

Парфюм воздействовал на все чувства, создавая шквал фуксии, и он моментально стал хитом. Изысканный, неотразимый и смелый, он продавался лучше других парфюмов Скьяпарелли. Его оформляли по-разному, в том числе в виде колеса рулетки с четырьмя миниатюрными флаконами для путешествий. В универмаге Korricks в Аризоне придумали ловкий ход, объявив в своей рекламе 1939 года: «Если вы не уверены, какой парфюм она предпочитает, покупайте Shocking от Schiaparelli, и вы не ошибетесь».

Многие парфюмы попадают в магазины, и хотя парфюмеры считают их новаторскими, мы не замечаем или не понимаем их дерзости. Однако Shocking стал тем редким примером, когда реклама соответствовала необычному парфюму. Если Technicolor заставляла зрителей в кинотеатрах удивляться тому, что можно сделать на пленке, Shocking заставил поклонниц парфюма 1930-х годов задохнуться от новизны аромата и от того, насколько смелым, дерзким и возбуждающим он может быть.

Old Spice

shulton, 1937

Парфюм для каждого мужчины

Если бы Old Spice вдруг перестали выпускать, публика возмутилась бы до глубины души. Журналисты предавались бы ностальгии. Слова «конец эпохи» не сходили бы со страниц журналов и газет. Old Spice – это один из самых узнаваемых и любимых брендов, что-то сродни зеленому горошку Birds Eye и супу под маркой Campbell. Пожалуй, Old Spice стоило бы придать статус неприкосновенности, как факелу, передаваемому от отца к сыну, из поколения в поколение, примерно в тот период, когда начинаются неловкие разговоры о необходимости «быть осторожным».

Своей привлекательностью Old Spice, возможно, обязан тому, что это запах каждого мужчины. Если от аромата Brut, такого же знаменитого, но появившегося в 1960-х годах, мужчины становятся настоящими мачо, то Old Spice – это в большей степени Джимми Стюарт в фильме «Жизнь прекрасна»: знакомый, непритязательный и чуть-чуть потрепанный. Сможет ли Old Spice когда-нибудь перестать быть папой в клетчатом халате и бесплатных шлепанцах из отеля вопреки ироничным и заряженным рекламным кампаниям 2010 года и более поздним: «Ваш мужчина может пахнуть так же», рассчитанным на привлечение более молодых мужчин?

Именно то, что он является мистером Среднестатистическим – с такими гордостью и упорством – и позволило Old Spice сохранить свое место в воображении публики. Аромат, которым теперь владеет компания Procter & Gamble, был в свое время создан Shulton, типично американской и невероятно успешной фирмой двадцатого века. Она начала работу в разгар великой депрессии благодаря Уильяму Лайтфуту Шульцу как скромный местный бренд. Шульц был на редкость умен: хотя американские ароматы уже существовали как контрапункт континентальному стилю, у них было слабовато с посылом. Вспомните, к примеру, American Ideal 1908 года от California Perfume Company, которой так и не удалось точно определить, что выражает буква «А» в слове Америка. Shulton нашел достойный подлинный ландшафт, на фоне которого мог действовать их новый парфюм: колониальная история страны и, в частности, корабли и культура мореплавания, которую отцы-основатели принесли на ее берега. В соответствии со стилем в аромате звучат ноты корицы, звездчатого аниса и мускатного ореха. В этом Old Spice не слишком отличается от ароматов Bay Rum (они появятся в 1940-х годах). Но Шульц и его коллеги сумели совершить путешествие по семи морям, чтобы построить собственную империю. Bay Rum описывает тип аромата. Old Spice может быть только от Shulton.

Основы этого парфюма настолько крепкие именно потому, что дизайн в колониальном стиле был в нем заложен с самого начала. Фирма Shulton выпускала выдержанные в историческом духе мыло для бритья в кружках и флаконах из белого фарфора в стиле старинной посуды, вероятно для того, чтобы жены покупали это мужьям в качестве подарка на День отцов. Эти аксессуары оказались настолько успешными, что Old Spice стали коллекционировать. К 1970-м годам существовала уже целая линейка памятных вещиц, достаточная для того, чтобы обеспечить коллекционеру занятие до конца его дней. Кому бинокль Old Spice, корабельный графин, наполненный одеколоном после бритья, миниатюрную пушку, фонарь, спасательный круг или трубку боцмана? Можно создать целую ролевую игру только с помощью уже названных предметов. Где-нибудь обязательно живет мужчина, окруженный адмиральскими шляпами от Old Spice и требующий, чтобы почтальон называл его капитаном.

Colony

Jean Patou, 1938

Парфюм для путешественников

Восхитительны парфюмы, способные увлечь нас за собой, пусть даже всего лишь на окружную дорогу. Samsara от Guerlain уводит в индийский храм в пустыне, тогда как аромат Giorgio Beverly Hills лишает сознания, а потом переносит в воображаемое путешествие на Родео-драйв. Один из самых экзотических, уносящих вдаль парфюмов был создан в 1930-х годах. Называется он Colony. Творение Жана Пату, который часто упоминается на этих страницах, Colony был выпущен для того, чтобы передать «приглушенную загадку далеких островов», в частности французских колоний в тропиках. Флакон представлял собой стилизованный ананас, а сам возбуждающий аромат выстраивался вокруг запаха этого величественного фрукта. Вопреки внешнему виду его не спонсировала компания del Monte, хотя в это десятилетие она как раз продвигала свои консервированные ананасы, предлагая рецепты салата с ананасом и сырыми овощами.

Недавно формулу Colony изменили и вернули аромат на полки магазинов после долгих лет «спячки». И это стоило сделать, потому что парфюм получился потрясающий. Он напоминает о пляжах, хотя и с некоторой долей изысканности. Представьте купальные костюмы с высокой талией и тоненьким ремешком, орхидеи в волосах, мерцающий лак на пальчиках ног и бар на пляже.

Мы уже видели, что Пату был гением, умевшим переводить концепты модного стиля жизни на язык отлично продающейся парфюмерии. Его магазин в Париже выглядел как коктейльный бар, и в течение нескольких лет он продавал наборы, позволявшие его клиенткам создавать дома собственный парфюм. В набор входили ароматные добавки, чтобы изменить формулу, и аккуратный миниатюрный шейкер, как для коктейля. Пату отпраздновал введение оплачиваемого отпуска во Франции, выпустив аромат Vacances («Отпуск»). А в 1935 году появился парфюм Normandy («Нормандия») в честь первого плавания лайнера «Нормандия», и его дарили каждой даме, плывшей первым классом.

Появление Colony («Колония») совпало с возросшим интересом к путешествиям за границей. Богатые люди пришли в особенный восторг от перспективы побывать в экзотических, жарких, но все-таки культурно близких французских колониях, которые стали не такими далекими благодаря авиаперевозкам. Европу эти люди уже осмотрели, да она и не подходила для тех, у кого было много денег и свободного времени для достойного «погружения». В 1937 году редактор иллюстрированного журнала миссис Джеймс Родни описала эти желания в одной из своих статей, написанных с большим вкусом:

Это неизбежная реакция на лондонский туман. Палм-Бич, Вест- или Ост-Индия, Нассау, Гонолулу, Индия для тех, у кого много свободного времени. Египет, Ривьера, Португалия, Северная Африка для тех, кто дорожит своим временем. Я бы направилась в любую из этих далеких и волшебных точек.

Colony был как раз тем парфюмом, который стоило взять с собой в путешествие, чтобы усилить очарование или приобрести после путешествия как напоминание о хорошо проведенном времени. А еще это парфюм для тех, кто мог лишь мечтать о Тринидаде и Тобаго, своего рода суррогат путешествия как такового.

Все замечательно, но как насчет такой неудачной оригинальной рекламы парфюма, на которой глаза сверкали из темноты джунглей?

Парфюм Colony появился в 1938 году, когда в ходу было патерналистское отношение к «туземцам». В эти годы были популярны детские книги «Слон Бабар» писательницы Джин де Брюнофф. Истории о Бабаре восхитительны, но в них присутствует сомнительный подтекст. Бабар становится королем слонов только после того, как он вернул своим подданным городскую цивилизацию. Кинематограф не отставал, показывая экзотического иностранца как некий архетип. Актриса Анна Мэй Вонг, очень талантливая, первая китаянка, игравшая в Голливуде, всегда исполняла роли леди-дракона. Кто бы в этом сомневался, учитывая некоторые кинематографические условности того времени. Питер Флеминг, брат автора Джеймса Бонда, о «восточных персонажах» в фильмах сказал следующее:

По отношению к ним вы можете совершать самые экстравагантные поступки. Вы можете их расстреливать, топить их, высмеивать или выбрасывать из пентхаусов, и никто из зрителей даже бровью не поведет. Их яды и их страсти, их верность и ошибки в языке помогут вам сгладить практически любые острые углы в сценарии.

Эти взгляды обыгрывались на экране не только с помощью клишированных мерзавцев с их ядами и страстями, но и в более безобидных моментах. Возьмите мюзикл «Гонолулу» (1939) студии MGM. По сюжету исполнительница чечетки Элинор Пауэлл отправляется на Гавайи, в то время очень популярное у американских туристов место. В одной из сцен местные жители встречают ее невероятным танцем. Она благодарно улыбается, потом поднимается на сцену и перетанцовывает их, исполняя «продвинутый» вариант их движений. Неужели она не могла просто поблагодарить их за танец? Видите ли, Гонолулу было туристическим шоу. С цветочными гирляндами и прочими атрибутами. Colony в форме парфюма точно так же симулировал веселье (или его имитацию) от пребывания в далеких уголках, от осмотра избранных красот и легкого соприкосновения с реальностями страны, а также приятного времяпрепровождения у бассейна.

Alpona

Caron, 1939

Парфюм для лыжного курорта

Несмотря на приближение войны Европу и США охватила спортивная мания, сохранившаяся до сих пор. Этот вид спорта у некоторых вызывает восторг, у других разочарование или зависть. Это лыжи.

Лыжные курорты только-только начали устанавливать подъемники, осознав наконец, что людям нравится мчаться вниз с горы, но перспектива снова и снова подниматься на вершину не вызывает у них восторга. Лыжи стали доступны всем, у кого было хотя бы немного денег, экипировка и смелость. «Лыжная мода» была массовой, и помимо предсказуемого образа тирольской девушки у дизайнеров, включая Лелонга, Скьяпарелли и Пату, появилась восхитительная возможность выпускать экспериментальные линейки одежды, каждый день одевая женщин в брюки и разрабатывая утилитарный шик. Хотя для нас некоторые из нарядов 1930-х годов граничат с шиком тюремным.

Как только катание на лыжах, увлекавшее около пятисот тысяч американцев, стало приносить большие деньги, находчивые предприниматели начали применять к горным склонам ту же философию, которая превратила круизные лайнеры в плавучие дворцы. Европейские Альпы были уже колонизированы. Но американские горы, где никто не жил, стали гигантским полем для экспериментов с изысканным стилем жизни в духе высокогорья.

Самым престижным курортом считалась Солнечная долина в Айдахо, «открытая» австрийским графом Феликсом Шаффготсхом, неугомонным наследником банкиров и, как потом выяснилось, преданным сторонником нацизма. Кто-то из друзей попросил его найти идеальный эквивалент Альп в Северной Америке. Кетчум в Солнечной долине превратился из тихого городка с сотней жителей в сверкающий рай, в котором можно было не только заниматься спортом, но и ужинать, выпивать и играть в азартные игры. Знаменитости во главе с Эрнестом Хемингуэем, за которым последовали Кларк Гейбл, Ингрид Бергман и Гэри Купер, вскоре слетелись сюда ради зимнего веселья. На лыжных курортах звезды становятся более доступными, их можно сфотографировать с лыжными палками в руках. Может быть, их сияние приглушает холодный воздух, или они чувствуют себя более защищенными в плотном коконе лыжного костюма, но они готовы принимать новые позы и не возражают против глупых подписей под снимками (это правило применимо и к членам королевских семей). Шумное веселье и атмосфера релаксации в Солнечной долине, запечатленные на фото, мгновенно сделали этому курорту рекламу.

Солнечная долина даже вдохновила Голливуд на создание мюзикла «Серенада Солнечной долины» (1941), в котором курорт предстал в виде утопического пантеистического мира, где толпы организованных, готовых сотрудничать людей рассекают на санях или бродят в теплых сапогах по снегу, словно работяги-муравьи, участвующие в крупном проекте. В этом и есть изюминка лыж. Они кажутся активными, и мы забываем о том, что они предполагают опасный спуск с горы.

Парфюм Colony Жана Пату был парфюмом-постером для тропиков, поэтому требовался парфюм-антитеза для катания на лыжах. В конце концов, что это за тренд, если у вас нет парфюма, чтобы следовать этому тренду? И таким парфюмом стал Alpona от Caron. Утверждают, что этот горько-сладкий аромат стал последней громкой премьерой перед началом Второй мировой войны. Alpona был ароматом французских Альп, выпущенным в разгар лыжной лихорадки этого десятилетия. Он был основан на новаторском сочетании цветочных нот и грейпфрута, чтобы придать ему необходимую высокогорную бодрость. Alpona пахнет оптимизмом, если можно употребить это понятие. Хотя создатель аромата, основатель Caron еврей Эрнест Дальтрофф только что бежал из Парижа в Соединенные Штаты ради безопасности.

Производство во Франции осталось под присмотром Фелиси Ванпуй. Европейский по названию парфюм Alpona, и это было внове, вышел вместе с двумя другими новинками от Caron, чтобы поразить всех на Всемирной ярмарке в Нью-Йорке в 1939–1940 годах. В центре внимания оказались американские покупательницы, и это было первым признаком больших перемен в парфюмерной индустрии в 1940-е годы и перемещения центра влияния из Парижа на Восточное побережье США. В последующие годы у американского среднего класса еще будут деньги, чтобы потратить их на предметы роскоши, чего не скажешь о покупателях-европейцах.

Alpona, возможно, намекает на вершины, но обстоятельства оказались провальными. Дальтрофф, силы которого были подорваны лишениями эмиграции, умер вскоре после выхода парфюма. Графа Феликса убили в России, когда он сражался в частях Ваффен-СС. Парфюм Alpona стал лебединой песней Дальтроффа, причем относительно малоизвестной по сравнению с его бестселлерами Tabac Blond и Narcisse Noir, но он все равно остается шедевром.

Когда идет мировая война, когда миллионами исчисляется количество убитых и раненых, духи – это последняя из наших забот. Даже подробный отчет о судьбе парфюмов в такое трагическое время, как 1939–1945 годы, кажется неблагодарным трудом. Но все же представлю этот отчет хотя бы ради того, чтобы вспомнить о том, как народ Великобритании сплотился вокруг столь малого количества вещей – палатки Андерсона, бекона с черного рынка и необходимости «рыть ради победы». Изучая военную историю парфюмов, мы обязательно найдем, что рассказать о жизни людей в то десятилетие.

«Давайте будем практичными», «берегите» и «дорожите даже последней каплей». Такие советы давала фирма Yardley своим клиентам в рекламе в военные годы, поощряя их обходиться последними капельками парфюма. Странно видеть, как бренд рекомендует не покупать и пытается умерить спрос. Когда это читаешь, создается впечатление, что некоторые женщины и владельцы магазинов придерживались большевистского подхода к нехватке товаров. «Помните, пожалуйста, что дефицит – это не его вина» – гласило объявление над головой продавца. И большими буквами: «Хватит надолго, если вы будете экономить при использовании». Многие парфюмерные дома превратились из вредных сестер, уговаривающих покупать, в разумных матрон, выступающих против излишеств и проповедующих ограничения.

Большинство парижских домов моды, откуда родом были многие парфюмы, на время оккупации закрылись. Люсьен Лелонг, знаменитый своими духами 1930-х годов, пытался убедить нацистов не перевозить всю модную индустрию в Берлин. Те, кто умудрился создавать новые парфюмы в Европе, в частности Rochas со своим ароматом Femme, впоследствии приобрели статус легенды, сумев сохранить мастерство во время оккупации. Парфюмы от Christian Dior и Nina Ricci – Miss Dior и L’Air du Temps – выпущенные после войны, стали символом надежды и возрождения.

Парфюмерная промышленность каким-то образом ухитрялась держаться на плаву, хотя парфюмерам и приходилось распродавать старые запасы, когда производство остановилось, или заменять натуральные компоненты, редкие и ставшие недоступными из-за войны, синтетической альтернативой, чтобы парфюмы можно было создать, не выходя из лаборатории. Больше всего парфюма выпускали в Америке, вдали от театра боевых действий, где спрос был высоким, а налоги от продажи средств для красоты стали приятным дополнением к национальным финансовым резервам. Перед войной Франция была непревзойденным центром влияния в сфере парфюмерии, но в военные годы, когда большинство духов имели английские названия, центр влияния начал перемещаться. Многие из этих ароматов были престижными и не уступали французским аналогам. После войны появилась новая щекастая бригада парфюмеров, жаждущих принять участие в золотой лихорадке и восполнить пробелы в поставках. Мы более подробно познакомимся с двумя из них, когда углубимся в историю парфюма Black Satin.

В 1940-х годах, в атмосфере тотального дефицита, парфюм начал исполнять более мечтательную мелодию. Возможно, потому, что запах – это самый быстрый способ для отсутствующих и потерянных напомнить о себе. Как аромат парфюма Gardenia, оставшийся на подушке в песне These Foolish Things, запах может создать иллюзию присутствия человека. Аромат как сентиментальное воспоминание становится зловещим в «Ребекке» (1938), романе-бестселлере, психологическом триллере Дафны Дю Морье. (В 1940 году его экранизировал Хичкок.) Миссис де Уинтер, вторую жену Макса де Уинтера, преследует ощущение, будто покойная жена ее мужа, Ребекка, не исчезла. История постепенно набирает обороты, подбираясь к пугающему крещендо. Женщина находит мятую, словно ее только что сняли, ночную рубашку Ребекки и ее носовой платок со следами губной помады, источающие аромат азалий.

Запах Ребекки преследует ее, и экономка миссис Дэнверс пугает им свою новую хозяйку, появлению которой она совершенно не рада. В одной из сцен экономка держит в руках платье и замечает: «Аромат еще совсем свежий, верно? Можно подумать, что она только что сняла его». С помощью парфюма Ребекка встает между новой миссис де Уинтер и Максимом, превращаясь в зловещий призрак: «Ее шаги звучали в коридорах, ее запах задержался на лестнице».

Мы начинаем понимать, насколько несоответствующий человеку аромат может смущать и вводить в заблуждение. Об этом повествует лишенный зловещей атмосферы «Ребекки» рассказ «Парфюм» (1943) австралийской журналистки Эрики Баум. Младший лейтенант после ранения попадает в госпиталь. Он временно ничего не видит, сознание то покидает его, то возвращается к нему. Во время выздоровления его навещает женщина по имени Августа, старающаяся принести хоть какую-то пользу во время войны. Военный буквально заворожен ее ароматом, выдуманным парфюмом «Предзнаменование» от такого же несуществующего парфюмера месье Шамбийяра. Этот парфюм «проникал с такой же легкостью, с какой закаленная сталь могла бы проникнуть в духоту лазарета: невидимый ореол в атмосфере. Спящие ноздри словно задрожали, ища его».

Никогда еще ноздри не были такими сексуальными.

Суть в том, что младший лейтенант не может видеть Августу, но влюбляется в нее лишь по запаху. Он решает, что такой аромат «не может исходить от толстых леди, сидящих в первом ряду». Не был это и «неопределенный запах скупых женщин». Младший лейтенант произносит зловещие слова: «Как только мужчина поймет парфюм, он по нему может почувствовать, что это та девушка, на которой он женится».

Августа знает, что если военный ее увидит, то придет в ужас. Она в действительности старая и почтенная. Зная, что зрение к нему вернется, и испытывая боль при мысли о том, что ему придется столкнуться с несоответствием между его фантазиями и ее внешностью, она делает вид, что на самом деле она молодая легкомысленная блондинка. Потом она исчезает в ночи и оставляет ему записку с предупреждением: «Где бы вы ни встретили девушку с парфюмом, бегите со всех ног».

«Парфюм» – это всего лишь незначительный рассказ, но о самом тезисе такого не скажешь. К концу десятилетия черный цвет, уже один из торжествующих жанров в литературе и кинематографе, захватил парфюм и стал символом идентичности, реальной или скрытой. Что мы говорим окружающим нашим ароматом? Как мы можем их обмануть? И с какой целью мы можем использовать эту силу?

Chantilly

Houbigant, 1941

Романтический парфюм

Chantilly от Houbigant, девичья смесь розы, сирени и ванили, это засахаренный миндаль среди ароматов. Пирожное в виде жидкости, которую можно распылить, пропуск в мир нежности и света. В этой стране к дневному чаю подают тарталетки с клубникой и крем-брюле, а другие вкусности ждут своей очереди на столе рядом с кружевными салфетками, готовыми защитить шелковые платья от масляных крошек. Из-за стола хорошо видно лебедей и их птенцов на глади озера неподалеку.

Именно там сидела однажды Джейн, обдумывая свое неизбежное положение старой девы, когда она услышала топот лошадиных копыт. Животное издало ржание и поскакало к ней по лужайкам, и тогда Джейн заметила, что это красивый конь цвета красного дерева и с добрым сильным сердцем. Она подняла глаза и увидела не менее красивого джентльмена в зеленых бриджах. Он выглядел смущенным, его глаза молили ее о чем-то. Джентльмен выглядел взволнованным (его послали срочно сообщить Джейн тревожные новости о ее сестре Маргарет), но он узнал изящную фигуру леди, когда увидел ее. Джейн с бьющимся сердцем встала, присела в реверансе и сказала ему…

На этом полет фантазии прерывается.

В этом суть Chantilly. Парфюм так тесно связан с кружевами и взбитыми сливками, настолько романтичный, в стиле Harlequin или Mills & Boon, что невозможно понюхать этот аромат или даже просто посмотреть на коробочку цвета розовой пудры с узорчатым краем и не почувствовать себя крошкой Бо Пип.

Парфюм Chantilly радикален в своем консерватизме. Пока другие парфюмерные дома продавали насыщенные, соблазнительные, проказливые ароматы, Houbigant обратился к невинности. Этот Дом вспомнил о своем наследии восемнадцатого века и впервые создал аромат изысканной любви в 1898 году, а затем переиздал его для следующего поколения. Этот запах был больше в духе Джоржетты Хейер, чем в духе «Опасных связей». В 1950-х годах бренд даже раздавал ароматизированные веера и бесплатные листовки своим продавцам в универмагах (акция под названием «Говорите о любви языком вееров»), чтобы поддержать старомодный смысл словосочетания «заниматься любовью», когда оно означало только взгляды и намеки.

Никогда не забывая о том, что одной из покровительниц Дома была Мария Антуанетта, Houbigant помнил и об антураже: формальные сады, беседки, арки, фонтаны, статуи и – самое важное – перспектива появления поклонников, жаждущих вас обожать. Парфюмерный дом, продвигая аромат, не уставал уверять покупательниц, что Chantilly – это «Увертюра к романтическим отношениям», «Незабываемый аромат, пьянящий словно поцелуй!», «Прекрасный парфюм для прекрасной леди» и «Соблазн для леди». Обратите внимание на то, что слово «леди» употребляется очень часто, рискуя напомнить о флирте карикатурного итальянского официанта: «Красивый леди, почему вы не дать мне клю-ю-ю-чи? Пра-а-шу не дра-а-а-знить».

Dri-Perfume

J. L. Priess, 1944

Парфюм военного времени

В 1943 году Шанель поместила объявление в респектабельной британской прессе, включая лондонскую The Times. В черной рамке, словно траурное сообщение, оно начиналось с извинений за то, что «вследствие военной ситуации» Chanel № 5 нет в продаже. Шанель заверила читательниц, что фирма делает все возможное, чтобы передать знаменитые ароматы альтернативным продуктам, таким как губная помада и мыло, и выражала надежду на то, что вскоре, в мирное время, Дом снова сможет поставлять свои парфюмы.

Затем следовало предупреждение: «Любой парфюм, предлагаемый нашим клиенткам как Chanel, – это подделка. Товар произведен Chanel только в том случае, если на флаконе есть наше имя и адрес, как того требуют правила торговли».

Благодаря черному рынку в Великобритании и продаже подделок солдатам за границей, особенно в портах Средиземноморья и Северной Африки, Chanel был самым свежим брендом, который начали эксплуатировать спекулянты и мошенники, пользовавшиеся сбоями в поставке товаров во время войны. На «домашнем» фронте было много сложностей, поэтому с подобными проблемами сталкивались в основном в Европе, где все началось с нарисованных швов на ногах, чтобы создать иллюзию чулок, и закончилось платьями, сшитыми из гардин.

По другую сторону Атлантики ситуация была совершенно иной, во всяком случае, в первые годы войны. Примерно в то время, когда состоялся Мюнхенский сговор (1938) и вероятность вооруженного конфликта становилась все более очевидной, некоторые ловкие клиенты, представлявшие французские дома, заказали «лишние» готовые парфюмы, а также компоненты для их производства. Об этом говорилось в ноябрьском номере журнала Vogue за 1942 год. В форме ответов на вопросы журнал уверял своих читательниц, что даже при прекращении поставок компонентов во время войны, особенно масел розы и жасмина, склады полны, и в любом случае новинки заранее планировались на годы вперед. От читательниц никто не просил «разумно» расходовать парфюм, чтобы напрасно его не тратить. «Обязательно убедитесь в том, что вам понравился тестер парфюма, прежде чем вы купите целый флакон». Обычный совет.

Однако правда была куда интереснее. Косметические удовольствия были настолько важны для состояния духа и, что особенно важно, для министерства финансов США, что Государственный департамент начал переговоры, чтобы обойти блокаду и начать поставлять расходные материалы для духов. К ним относились не только эфирные масла из Грасса, но и ингредиенты из Азии, такие как цитронелла и лемонграсс. По понятным причинам эти попытки провалились, тем более что те поля, на которых выращивали цветы, во время оккупации быстро распахали и сажали на них картофель. В прессе появились и «истории успеха», но они были из области фантастики, как в этой истории из New York Times, в которой рассказывалось о победах торговли парфюмом в годы войны: «Говорят, что в Касабланке есть большие запасы экстракта жасмина, и торговцы на Манхэттене ждут его поставок небольшими партиями окольными путями».

План Б? Если ингредиенты для парфюмов нельзя привезти в Америку, значит, Америке надо придумать, как их выращивать на собственной земле или поблизости, на Гаити или в Доминиканской республике. С большим энтузиазмом магнаты парфюмерной промышленности начали проводить эксперименты. На опытных полях во Флориде принялись выращивать лемонграсс, но для этого пришлось прогнать живших там аллигаторов.

Техас сочли самым лучшим местом для выращивания роз и даже предприняли несколько попыток разведения роз. Но даже если земля оказывалась подходящей, оставалась одна существенная и не внушающая оптимизма проблема: стоимость рабочей силы. Выяснилось, что приходится очень много платить тем, кто собирает тысячи цветов, необходимых для получения абсолюта. Одному богу известно, сколько получали работники во Франции.

Запасы начали таять, поставки косметического спирта сократились наполовину, требовалось подойти к делу иначе. В Америке никогда не было недостатка в жидких парфюмах (концентраты и флаконы меньшего размера продвигали в ущерб одеколону), однако, чтобы снизить давление, бренды начали предлагать альтернативные форматы. Из экономии металлические футляры для губной помады заменили картонными. Один любопытный товар стал переработанным вариантом уже знакомого нам парфюма Shocking. Решая две проблемы сразу – дефицит парфюма и нейлоновых чулок – Скьяпарелли выпустила Shocking Stocking («Шокирующие чулки»), лосьон цвета загара, создававший иллюзию чулок на ногах и с ароматом самого знаменитого парфюмерного бренда, превзойдя похожие средства от Rubinstein и Arden. Люсьен Лелонг перевел некоторые самые знаменитые ароматы Дома, включая парфюм с подходящим названием Tailspin («Неуправляемый штопор»), в смягчающий крем и твердый одеколон, тогда как князь Мачабели предлагал масло для ванны и парфюм для век.

Из возвращенных к жизни форматов преобладал парфюм в виде пудры, от которого дамы сходили с ума в начале двадцатого века. И вот теперь парфюм-пудра вернулся, но на этот раз его требовалось втирать в кожу, словно «заряженный» тальк. Изначально такие парфюмы назывались саше, хотя у них не было ничего общего с теми саше, которыми ароматизировали белье в ящиках комода. Среди таких парфюмов были и Something Blue от Goutielli, предназначенный для невест, и Jardinière Skin Sachet, браслеты-саше от Orloff. Браслет представлял собой цепочку с душистой бомбошкой, но в нее, должно быть, добавили что-то не то, поскольку они на теле высыхали и теряли аромат. Во всяком случае, если верить фирме Priess из Чикаго, конкуренту Orloff, в качестве альтернативы Priess быстро выпустила Dri-Perfume, заявив, что это не саше, а пудра высшего качества с ароматами Creation, Allure и менее чувственного Tip Top.

«Суперконцентрированный, не испаряющийся» Dri-Perfume позиционировали как парфюм будущего, но это будущее продлилось совсем недолго. Спустя несколько месяцев закончилась война, и парфюмы в виде пудры начали исчезать из продажи, потому что ограничения на спирт были сняты. Какая жалость! В наши дни, когда парфюмы на основе спирта становится все труднее отправить по почте или брать с собой в дорогу из-за требований безопасности, ароматы в виде пудры были бы приняты с восторгом.

Femme

Rochas, 1944

Парфюм возвращения к истокам

Парфюм Femme от Rochas обозначает поворотный пункт, после которого торнадо новинок, характерное для 1920-х и 1930-х годов, отступило, чтобы дать дорогу новому стилю. Разумеется, этот новый стиль был связан с ограничениями Второй мировой войны. Мы покидаем берег Жана Пату и его замысловатые наборы из парфюмерного коктейль-бара, берег Скьяпарелли с ее эксцентричностью и возвращаемся к истокам. Удивительно, но в головокружительном вихре ароматов эры джаза ни одной компании до 1944 года не пришло на ум назвать парфюм так просто: Femme («Женщина»). Как будто все готовили посыпанные золотистой пудрой макаруны с гранатом, забыв, что существует шоколадный пирог, хотя именно его всем и всегда хочется заказать. Femme был просто парфюмом, предназначенным для того, чтобы великолепно пахнуть.

То, что этот замечательный аромат был разработан в оккупированной Франции, только придает ему дополнительную привлекательность. Femme – это раннее творение Эдмонда Рудницка, создавшего многие классические парфюмы, которые мы знаем и любим (перелистайте страницы вперед, до 1960-х годов, и познакомьтесь с его триумфом – Eau Sauvage). Особенно мастерски он работал с цветочными нотами, нежно усиливая запах дынь и персиков до консистенции сочной спелости, но без признаков навязчивости.

В 1943 году Рудницка работал в промышленном районе оккупированного Парижа; ему недоставало гламура и надежды. И все же, используя забытые базовые ноты урсоловой кислоты, которые пахнут как мягкий и пышный чернослив из Ажена, он сумел создать роскошный, щедрый сливовый парфюм с формулой в стиле великих шипровых ароматов, таких как Mitsouko. Femme был красновато-коричневым эликсиром, восхитительным в использовании, если «надеть» его в первые прохладные вечера осени, когда листья начинают увядать.

В течение двух десятилетий столько парфюмеров, со многими из которых мы познакомились на этих страницах, приглашали женщин меняться, становиться другими или освоить иной аспект их женственности. Парфюм Femme был создан для того, чтобы пахнуть как женщина, а не для того, чтобы заставить женщину танцевать по прихоти парфюма.

Означали ли такие парфюмы, как Femme, конец новаторства? Разумеется, нет. Но они возвестили о том, что выбор стал проще, и в линейке парфюма присутствует толика сдержанности. Война на какое-то время поставила пантомиму на паузу.

White Shoulders

Evyan, 1945

Прозрачный парфюм

Белизна лакированной обсерватории, венчающей массивную крышу, резко контрастирует с темно-зеленым бархатом дубов, окружающих дом. Жасмин и другие душистые лианы, прикрывающие фасад, наполняют ароматом похожее на грот крыльцо, закрытое по бокам ставнями из дощечек, которое становится восхитительно прохладной и уединенной гостиной за стенами дома.

Плантация Бернсайд, «Луизиана»

Запах богатого старого Юга – это аромат белых цветов: жасмина Конфедерации, гардении и глицинии, окружающих большие старинные дома и дарящие свои сладкие завораживающие ароматы в жарком воздухе.

Эта душистая смесь ассоциируется с праздностью и леностью, поскольку она достигает своего пика, когда плавятся термостаты и останавливается любая деятельность, связанная с физическими или умственными усилиями. Если на вас такой жасминовый парфюм, то вы явно не намерены в ближайшем будущем завершить начатое дело. Пусть все дела медленно движутся к завершению.

Жасмин – это жизненно важный ингредиент в парфюмерии, даже более распространенный, чем роза. Так зачем же ограничивать его 1940-ми годами? Дело в том, что пора навестить одну из самых исступленных любительниц парфюма. Знакомьтесь: Бланш Дюбуа, героиня пьесы Теннеси Уильямса «Трамвай “Желание”». Эту роль на сцене впервые сыграла в 1947 году Джессика Тэнди, а потом в экранизации 1951 года снялась Вивьен Ли. Бланш испытывает такую же потребность в парфюме, какую многие из нас испытывают в чашке кофе. И разумеется, жасминовый парфюм является частью ее маниакального ухода за собой, когда она пытается привыкнуть к жизни в убогой, душной квартире ее сестры Стеллы в Новом Орлеане.

В те моменты, когда она не лежит в горячей ванне (борясь, таким образом, с жарой) или не пудрит носик, Бланш опрыскивает себя парфюмом, используя одеколон как средство от головной боли и пытаясь освежить душную атмосферу, чтобы сделать ее более приятной. В сочетании с красивой одеждой Бланш ее жасминовый парфюм – это все, что осталось от «Прекрасного сна». Так называлась усадьба, в которой прошла юность Бланш и Стеллы и которую Бланш умудрилась потерять при загадочных обстоятельствах. Ее коллекция старых флаконов из-под духов (вместе со звякающими бутылками спиртного) – способ сгладить острые углы. О Бланш в пьесе говорится, что она, как «мотылек», одержима мягкостью, сиянием и яркостью.

Жасминовый парфюм Бланш («двадцать пять долларов за унцию!»), распространяющий гипнотический, дурманящий аромат, стал частью ее арсенала смягчающих средств, как и абажур, который она покупает, чтобы сделать менее ярким свет голой лампочки в квартире и придать лицу моложавость. И эта мягкость Бланш, ее неприятие правды не позволяют понять, кто она: душевнобольная, обиженная жизнью, обманщица или все, вместе взятое. Все это, как и успокаивающее звучание ее имени, контрастирует с жесткостью и грубостью Стэнли, мужа ее сестры, который пытается выяснить факты о жизни Бланш. Ее мягкость противостоит и каменным мускулам Митча, ее будущего поклонника.

Жасминовый парфюм 1940-х годов, который определял себя как «лучший из тех, которые мир может предложить», под названием White Shoulders («Белые плечи») от Evyan. Это был американский аромат для американских женщин, с роскошными нотами, свойственными французской парфюмерии, и такой же высокой ценой. В чем сочетались белые цветы, мягкие, словно облако, один из великих парфюмов «на выход» двадцатого века. С другой стороны, Бланш скорее всего наслаждалась ароматами предыдущего десятилетия, таких как Joy.

Честно говоря, едва ли у Бланш хватило бы средств на White Shoulders, хотя этот аромат описывает именно такую женщину, как она. Название парфюма говорит о безупречной, привилегированной красоте леди, которая может позволить себе носить платья, открывающие ее идеально ухоженное и смазанное кольдкремом декольте. Ранние рекламы изображали женщину, смотрящую на продукцию White Shoulders, ее торс начинает таять чуть выше груди, и это нервирует. Белые плечи, даже если они венчают прекрасное бальное платье, делают женщину хрупкой и изящной. Белоснежная шея, изысканный затылок выглядят так, будто вот-вот сломаются.

Black Satin

Angelique, 1946

Рекламный парфюм

Angelique, какое милое нежное название для бренда. Так и представляешь себе компанию, основанную еще одной образованной, но состарившейся русской княгиней в изгнании, которая приглашает обеспеченных женщин в свой эксклюзивный салон за парфюмерными средствами и предлагает покупательницам чай из самовара.

Ничего подобного. Компания Angelique, чья штаб-квартира находилась в городе Сканк-Лейк, Уилтон, штат Коннектикут, и чьи фабрики называли «фабрики-вонючки», была детищем двух американцев, в прошлом менеджеров руководящего звена, Чарльза Н. Грэнвилла и Н. Ли Свортаута. Они оставили свою утомительную работу и вместе с женами создали один из самых известных торговых брендов того времени. Презираемые и осмеянные представителями парфюмерной промышленности, Грэнвилл и Свортаут были преисполнены решимости разнести в клочья тщательно культивируемую загадочность парфюмерных домов.

Основанная в 1946 году компания Angelique пробралась на сцену, словно придворный шут, выпустивший стаю голубей на банкете в честь коронации. Грэнвилл и Свортаут, никогда не работавшие в парфюмерной промышленности, решили, что у них есть шанс быстро сделать состояние. Но насколько это трудно при внушительных маржах каждого флакона? Дуэт сообразил, что американские женщины все еще приберегают парфюм для особых случаев.

И всего с одним парфюмом – Black Satin («Черный атлас») для «земных женщин» – они начали рекламную кампанию, продвигая щедрое использование парфюма с утра до вечера. К сожалению, Грэнвилл и Свортаут столкнулись с проблемой. Они не знали, что другой бренд уже запатентовал это название. Им пришлось прежде перезаложить свои дома (и попросить своих жен продать кое-какие украшения), чтобы выкупить название за двадцать две с половиной тысячи долларов.

Как только эта проблема была решена, Angelique буквально ворвалась на рынок с помощью блестящей стратегии продаж. Компания продавала Black Satin в магазинах ВМС США и в почтовых отделениях на Дальнем Востоке, чтобы увольняющиеся в запас военные могли привезти подарок своим женам и подругам. Линейка товара была впечатляющей: твердые духи в виде тюбика губной помады в форме пули и броши с заранее смоченными парфюмом вкладками из губки, созданные при участии дизайнера Хейзл Бишоп. Спрос вырос, когда Angelique начала ароматизировать банковские чеки с помощью Black Satin, чтобы заинтриговать женщин-клерков, обрабатывавших платежи.

Но эти трюки были всего лишь забавой по сравнению с более обширными рекламными планами Грэнвилла и Свортаута. Американские города, крупные и маленькие, предполагалось подвергнуть своеобразной воздушной бомбардировке. Впоследствии журнал Life написал об этом так: «Они атаковали потенциальных покупательниц, распыляя аромат на городских улицах. Они доставляли его в виде гигантского пасхального яйца, которое спускали с вертолета».

Для «ароматной операции» дуэт приобрел сухой лед, объявив, что он ароматизирован Black Satin. Местом их парфюмерной атаки стал город Бриджпорт в Коннектикуте, уже укрытый пышным снежным покрывалом. Один из горожан стукнул свою жену лопатой для уборки снега по голове, когда она сообщила ему о том, что будет происходить. Когда мужчину привели в городскую тюрьму и стали задавать вопросы, он «отказался объяснить свой поступок», просто дышал «вроде как тяжело». В рапорте сказано, что он каждый день расчищал подъездную дорожку к дому в течение двадцати двух дней. Представьте: долгие недели снегопада, а затем какие-то умники решили вывалить на ваш дом кучу ароматизированного льда.

В день «бомбардировки» пресса собралась в предвкушении события, но… Лишь немногие ощутили аромат или заметили сухой лед среди снега. Предложения повторить мероприятие в других городах были отвергнуты после того, как астматики пожаловались на возможность аллергического приступа.

Однако предприниматели на этом не остановились. Перед выпуском аромата White Satin («Белый атлас») Грэнвилл и Свортаут наняли двенадцать самолетов и группу девушек с обложки, которых окрестили «бомбардировщицами». Каждая «управляла» одним самолетом, которые на этот раз сбрасывали душистое облако на Лос-Анджелес. Увы, из-за смога аромат так и не дошел до города. И все же реклама спровоцировала сумасшедший спрос: к 1949 году объем продаж достиг полумиллиона долларов. Грэнвилл и Свортаут отказались от самолетов и воспользовались аппаратами, пускающими ароматные пузыри. Их поставили на автомобили, которые разъезжали по улицам Майами, распыляя Black Satin. Утверждают, что реклама провалилась в 1950-х годах, когда им пришло в голову соединить галлоны парфюма с несколькими тоннами красной краски, и все ради парфюма Red Satin («Красный атлас»). Смесь вылили в Атлантический океан, чтобы Гольфстрим мог перенести ее к берегам Великобритании как раз к Рождеству. Остается только гадать, сколько рыбы погибло в результате этих упражнений.

Несмотря на все эти эскапады в духе Вилли Вонка, дела у основателей Angelique шли вполне прилично, и на заработанные деньги Свортаут переехал жить на Виргинские острова. Но возможно, все было не так хорошо, как казалось. Отчеты о том, что компания заработала миллионные прибыли, сочли сомнительными, началось расследование. Считалось, что у аромата Black Satin есть преданные покупатели, постоянно его приобретающие. Так ли обстояло дело, или это был гениальный блеф двух мошенников, мастеров нового платья короля? Доподлинно известно одно: фокусы закончились, и к 1970 году Black Satin стоил один доллар, если верить рекламному объявлению, размещенному в специальном разделе рядом с рекламой мешков для мусора. Грэнвилл и Свортаут, «предприниматели в области парфюмерии и метеорологии» исчезли, как тает облако в жарком небе.

Oh!

Claude Marsan, ок. 1946

Парфюм французского любовника

По сравнению с бомбардировками парфюмом Black Satin, маркетинговая стратегия Клода Марсана 1940-х годов кажется скромной.

Скромной, да, но более жуткой.

Время от времени мужчина-модель «с обложки» появляется из ниоткуда. Он жаждет рекламы, поэтому ведет группу журналистов в бар и демонстрирует, как ему удалось соблазнить тысячу женщин за последние три года. Это сопровождается серией лекций в снятых заранее залах, во время которых мистер «Обложка» скачет по сцене в кожаных штанах и ковбойских сапогах и делится секретом своего успеха.

Клод Марсан, мельник, начавший производить парфюм в Детройте, в 1940-х годах был именно таким человеком.

Непонятно, как Клод сумел стать другом всех женщин и (по его собственному выражению) «передовым посланником». Как экзотический француз, путешествующий по Америке, он, должно быть, считал естественным заявлять, что «шокирован» и «поражен» тем, какими никчемными являются мужья в США по сравнению с мужьями в Европе.

Марсан приобретал известность, недовольные жены писали ему письма, жалуясь на своих никчемных мужей, которые приходили домой пьяными или заставляли их выслушивать свои ужасные шутки. Клод утверждал, что французские мужья каждый день приносят женам цветы, исполняют для них серенады и водят своих жен в ресторан. Он начал читать бесплатные публичные лекции, чтобы поделиться с другими женщинами некоторыми из этих печальных жизненных историй, но, как говорили, он настолько разозлил этим мужчин, что ему пришлось читать эти лекции под именем «неизвестного француза» и обзавестись свистком на случай нападения. Но нам доподлинно известно, так как Марсан был рад позировать фотографам, что носил кремовый берет и владел велосипедом. А еще он носил бейдж с надписью: «Я еще не облысел, но вы позволите мне не снимать берет? Спасибо, дамы».

Для производителя парфюма это была гениальная стратегия: быть для рассерженных, уставших женщин той самой конфиденткой, которая скажет им, что есть способ превратить мужа в прекрасного принца. Почему бы не попробовать Oh! парфюм прямо из сердца этого смелого, неженатого француза? Возможно, план предусматривал, что и сами мужья, почувствовав себя деморализованными и никчемными, приобретут для своих жен флакончик этого аромата в знак примирения.

Парфюм назвали Oh! потому, что оно было удивительно новым? Или потому, что при стоимости двадцать три доллара за унцию (соответствует четыремстам долларам по нынешнему курсу) детям предстояло остаться без подарков на грядущее Рождество? Чтобы женщины потратили такую сумму, требовались дополнительные лекции, которые могли бы привести их в состояние экстаза. Разумеется, на это и делалась ставка.

Если судить по дальнейшим событиям, мы вправе предположить, что Oh! от Марсана – это стон оргазма. Для публики Клода внешняя сторона была очень и очень сомнительной.

В 1947 году город Спокейн, штат Вашингтон, стал местом, где Клод демонстрировал подлинное искусство любви и супружеских поцелуев. Забавно, но не для общества, которое все еще довольно пуритански относится к проявлению нежности на публике. Шоу Клода продолжалось два с половиной часа. На сцене он целовал, обнимал и щупал молодую модель, а затем уговаривал присутствующих занять ее место.

Обычно нам продают парфюм как предшественника большого соблазнения, но в этот раз порядок был обратным: сначала завести людей, а потом спросить, не хотели бы они купить флакончик.

В конце концов, бравада подвела Клода. В 1949 году его арестовали в Лос-Анджелесе. Марсан оказался там для того, чтобы учить голливудских актеров целоваться перед камерой, но одновременно он давал и шоу на стороне. (Пожалуй, к этому моменту парфюмерия перестала быть для Клода приоритетом.) Представ перед женщиной-судьей, Марсан пожаловался на то, как она на него смотрела, и попросил заменить ее судьей-мужчиной. Это не произвело на нее впечатления. Затем в духе потерявшей популярность телеперсоны он решил развлечь суд, исполнив серенаду на музыкальной пиле. Дело закончилось тем, что Клода отправили в тюрьму на девяносто дней. Его представления сочли неподходящими для публики, и судья в своем решении отметила: «Фрагменты вашего представления были настолько бесстыжими и непристойными, что… ни один врач… не стал бы обсуждать подобные вещи даже с женатыми людьми».

После вынесения вердикта Клод заявил: «В сердце моем печаль. Жюри присяжных, состоящее из женщин, спасение которых от ужасных последствий неумелых занятий любовью, было моей миссией, сочло меня виновным».

Oh! боже, Клод.

St John’s Bay Rum

West Indies Bay Company, 1946

Парфюм авантюриста

Есть определенный момент в жизни мужчины, когда ему приходится решать, как он будет выглядеть вне работы. Обычно это случается в возрасте около сорока лет, когда каталоги одежды для дома и отдыха вываливаются из почтового ящика или вылетают из субботних газет. В них представлены бренды, использующие термины «гавань» или «яхтсмен». Они специализируются на продаже коричневых парусиновых туфель на толстой каучуковой подошве (и никаких носков, пожалуйста), брюк-чинос и рыбацких джемперов. Везде присутствуют мотивы якоря. Это одежда для фантазий о раннем выходе на пенсию и бесконечных годах «игры в лодки». Эти каталоги превращают мечту в реальность. Все они явно прибегают к услугам мужчин-моделей более старшего возраста – волосы с проседью и вид гризли – которых потом фотографируют: одна рука в кармане брюк, одна нога на такелаже. Мужчины внимательно всматриваются в горизонт, прикрывая глаза от солнца рукой.

Мужчина-моряк – это вечная и неизменная эстетика, для которой требуется вечный аромат: Bay Rum («Лавровый ром»). Но Bay Rum вовсе не новинка 1940-х годов. У него уже была долгая история на Виргинских островах, где листья и ягоды местных вест-индских лавровых деревьев давили и вымачивали в роме с добавлением гвоздики, корицы и лайма, превращая в тоник для мышц и кожи головы с восхитительным запахом.

В 1830-х годах на Bay Rum обратил внимание датский химик Альберт Хейнрих Риисе, живший на острове св. Томаса. Ему удалось усовершенствовать процесс экстракции и производства до желаемого уровня удобства. Это производство развивалось в девятнадцатом веке и породило самую крупную промышленность Виргинских островов. Версии аромата предлагали несколько известных американских и английских брадобреев, среди них Касвелл-Мэсси, Тейлор со Старой Бонд-стрит и Джео Ф. Трампер. К сожалению, «сухой закон» 1930-х годов временно приостановил экспорт, и репутация настоящего продукта была испорчена синтетическими «домашними» заменителями. Официально это были средства для волос. Неофициально – для отчаявшихся пьяниц (тюремная песня «Bay Rum Blues» частично передает это настроение). Отправленный в ссылку Bay Rum после окончания Второй мировой войны быстро вернулся обратно. У него было качество, которое невозможно создать, – подлинность.

Индустрия красоты всегда любила истории о «дарах природы», особенно если эту историю можно было подать под соусом местной традиции. Нам всем знакома формула типичного рассказа: «Годами монахи из Санто-Унгенто подготавливали свои руки к раскрашиванию манускриптов, окуная их в редкое оливковое масло Марайото из Умбрии. Гости монастыря неожиданно заметили, что кожа монахов нежнее, чем у новорожденных младенцев, и теперь их секрет открывается вам с помощью L’Essencio ($300)».

Bay Rum, создаваемый по соседству с песчаными пляжами из небольшого количества местных ингредиентов и поставляемый ради удовольствия джентльменов, был освежающим предложением. Он был практичным и сильным по сравнению с модными европейскими одеколонами, но в нем ощущалось больше экзотики, чем в производимом в Штатах Old Spice от Shulton (хотя, судя по названию, вдохновением и для этого аромата послужила этика Bay Rum). Американского парня, который обеспечил возращение Bay Rum в 1940-х годах, звали Джон Уэбб. Он переехал на остров св. Томаса и основал West Indies Bay Company. Ему пришла в голову отличная идея: стеклянные флаконы заворачивали в сетку из волокон пальмы, из которых местные жители традиционно плели рыбацкие сети. Такая упаковка усиливала ощущение «солнечных островов».

Представьте оплетенные бутылки с кьянти, но более привлекательные. Его бренд St John’s Bay Rum очень быстро приобрел популярность в США. В ретейле основным партнером выступала фирма Brooks Brothers, поэтому покупателей среди учащихся частных школ хватало с лихвой. Некоторые крупные бренды в середине века нашли новую технику убеждения покупателей, строившуюся вокруг защиты секретной формулы – от тщательно охраняемого состава специй в кока-коле до Colonel и ее специальной пряной растирки. За плечами Bay Rum стоял проверенный временем рецепт и, как и с выдержанными спиртными напитками, необходимость вымачивания и выдержки, чтобы позволить «эссенциям» вызреть. Историю приправили пиратской изюминкой, изобразив пушки и сам Bay Rum как добычу: ценный ароматический грог, сокровище в сундуке.

Bay Rum, как и брюки-чинос, в ближайшем времени никуда не собирается исчезать. Он ни с кем не соревнуется, оставаясь над схваткой. Время от времени Bay Rum входит в моду и становится ароматом месяца. Но молодые люди, заказывающие флакон, – это не долговременные партнеры для подобного лосьона после бритья. На морях всего христианского мира для Bay Rum обязательны парусиновые туфли на толстой каучуковой подошве.

Ma Griffe

Carven, 1946

Парфюм для подростков

Реклама в воздухе определенно была в тренде в 1940-х годах. Во Франции Дом моды Carven использовал более изысканное решение такой рекламы, чем американская фирма Angelique: миниатюрные флакончики нового аромата – Ma Griffe – на парашютах изящно сбросили на Париж. Эта рекламная кампания стала легендарным примером того, как надо устраивать шумиху. В Carven не сомневались в том, что женщины будут бегать и собирать столько бесплатных пробников, сколько поместится в их сумочки, но и влюбятся в этот необычный новый парфюм и побегут его покупать, как только пробники закончатся.

Как и в случае с парфюмом Femme от Rochas, название Ma Griffe говорило само за себя. Понятие «своего» аромата уже обсуждалось в течение некоторого времени, но фирма Carven представила его как свою находку. Слово «Griffe» допускает различный перевод. Это и «клеймо», и «власть», и «факсимиле». Французское слово произошло от латинского слова «грифон», обозначавшего мифологическое существо, полульва, полуорла. В этом слове есть нечто территориальное, что позволило поклонницам Ma Griffe объявить его «моим» или «для меня».

Кто были эти «я»? Кто пользовался Ma Griffe? Этот парфюм не был первым среди тех парфюмов, которые позиционировались как аромат для молодых.

В 1930-х годах Fleurs de Rocaille очаровывал наивную аудиторию, а Chanel описывала свой аромат Gardenia как «молодежный». Но именно Carven стал первым домом, который не обманул в своих обещаниях, поскольку каждый аспект их парфюма был новинкой. Они задали верный темп для женщин, занявших места в поезде-экспрессе освобожденной Четвертой Республики с ее быстрым экономическим ростом. Ma Griffe воспринимался как свежий молодой побег. В созданной Жаном Карлом формуле использовалась только что открытая молекула «стираллил ацетат», чтобы по-новому представить аромат гардений, превратив его из огонька свечи в сияние неона. Больше никаких роскошных лепестков, вместо них лиственный, металлический и вздорный сок. Благодаря большому количеству альдегидов Ma Griffe становился прорывным, а мшистую основу согрели с помощью корицы. Ma Griffe – это своего рода пробуждение в семь часов утра в понедельник в феврале, чтобы увидеть ослепительно яркий день.

Зеленый цвет был фирменным цветом Дома Carven, который каждый сезон выпускал новое платье в зеленую и белую полоску, и эти полоски повторили на флаконах Ma Griffe, но по диагонали. Если поставить коробочку с Ma Griffe рядом с другими духами того времени, то она покажется удивительно современной. Яркий контраст и оттенок теннисного корта очень отличались от обычных цветов роскоши: золотого, янтарного и черного. Если воспользоваться типографскими терминами, то Ma Griffe стал первым гротесковым шрифтом среди ароматов. Он идеально демонстрировал ДНК нового модного бренда Carven, основанного, что удивительно, Кармен де Томмазо всего лишь за год до выпуска Ma Griffe. Кармен изучала архитектуру и занялась дизайном из-за собственной миниатюрности, которая, как она обнаружила, исключала ее и ей подобных женщин из мира моды с его высокими и тонкими моделями. Вещи от Carven не перегружали изящные фигуры, это был спортивный непритязательный образ с дневными платьями в зеленую полоску, льняными юбками и летними костюмами для отдыха из белого хлопка.

Всего лишь через год после выпуска Ma Griffe еще один парижский Дом моды Balmain предложил покупательницам полный галбана аромат Vent Vert («Зеленый ветер»). Трудно сказать, велась ли работа над этими ароматами одновременно, или Vent Vert обязан своим появлением вдохновляющему Ma Griffe. А может быть, все было наоборот.

Парфюм от Balmain создала Жермена Селье, которая соперничала с Жаном Карлом. Они оба были талантливыми парфюмерами и работали в компании Givaudan-Roure, так что с новыми идеями и материалами они знакомились в одно и то же время. Ходили слухи, что Жана никогда не пускали в лабораторию Жермены. Забавно, но при взаимной неприязни этой пары их новые парфюмы оказались «родственными».

Ma Griffe и Vent Vert воплощали юность, которая еще не полностью раскрылась. Это была юность подростков. С самого начала двадцатого века подростков рассматривали и обсуждали только через призму детской преступности. Понимание образа жизни и культуры подростков еще только формировалось. В 1944 году в Америке появился журнал Seventeen, первое издание, рассчитанное на девочек-подростков, в противовес читательницам, учившимся в колледже, для которых во Франции издавали журнал Mademoiselle. Фильмы для подростков, книги для подростков, напитки для подростков, одежда для подростков – все это появится позже, новые линейки товаров для нового и очень доходного рынка. Тем не менее парфюмерные бренды держались в стороне от этого течения до 1960-х годов. Возможно, парфюмерам было непросто направить свой тщательно охраняемый «гламур для взрослых» на территорию более молодых покупателей.

В одной из первых реклам парфюм Ma Griffe объявили «молодым парфюмом», но изобразили в ней не девушку, а русалку. Новый концепт юности, еще не ставший манифестом, нашел свое выражение в фантазии: это создание почти женщина, но не совсем.

L’Air du Temps

Nina Ricci, 1948

Материнский парфюм

На примере успеха Ma Griffe видно, что французская парфюмерная промышленность буквально вырвалась из спячки после окончания Второй мировой войны. Возобновление нормальной работы было особенно важно, учитывая массивное вторжение американских брендов и производителей за предыдущие шесть лет. Пришла пора напомнить миру, кто на самом деле босс, признавая, однако, что самой критически настроенной аудиторией были американские женщины, поэтому требовалось межкультурное сотрудничество.

Одним из первых ароматов «мы вернулись» в 1946 году стал парфюм Muse от Coty. Этот Дом уже давно не ассоциировался с его основателем Франсуа Коти, скончавшимся в 1934 году и потерявшим свое состояние вследствие нескольких сомнительных предприятий, не только экономических, но еще и фашистских. В Доме Coty начали все сначала. Им нужен был парфюм, доступный большому количеству женщин и предназначенный для масс-маркета. Удовольствие должно было быть доступным.

Muse создали в Париже, но представили в Нью-Йорке в отеле «Уолдорф», который де-факто стал базой для всего, что имело отношение к парфюму. Событие было обставлено очень пышно. Полторы тысячи гостей собрались, чтобы посмотреть спектакль, в котором сочетались европейские и американские тенденции. После музыки, ланча и объявления на французском языке с переводом на английский из якобы покрытого снегом храма вышли девять греческих муз (наряды для них предоставили разные дизайнеры) и прошли через зал. «Десятая муза по имени Осме, что в переводе с греческого означает «парфюм», предстала в просторном платье из джерси и маркизета, в котором сочетались цвета пастельной морской волны и солнечный желтый… В этом образе предстала Валентина… Бальный зал наполнил новый аромат, когда вошла Осме».

Устроив для прессы такое впечатляющее шоу, Дом Coty мягко поощрял журналистов рассказывать о парфюме. Этот методичный, здравый подход к рекламе станет нормой через несколько десятилетий, но в 1946 году это было из ряда вон выходящее событие. Тем не менее подобная реклама не гарантировала Muse долговременного успеха, и парфюм перестали выпускать в 1960-х годах.

Два аромата вторили Coty в своем послевоенном оптимизме. Это были Miss Dior от Дома Dior и L’Air du Temps от Nina Ricci. И это не потому, что они пахли радикально по-новому для неискушенного носа, но потому, что они могли превратиться в символы. Miss Dior стал парфюмом стиля «нью лук» и ассоциировался с новинками модного дома: пышными широкими юбками и экстравагантным количеством расходуемой ткани. Что же касается запаха, то роскошный парфюм Femme от Rochas военных лет пах куда более экстравагантно. L’Air du Temps не был даже первым парфюмом Nina Ricci (первый аромат Coeur Joie выпустили в 1946 году). Но это был младший брат-выскочка. В 1950-х годах флакон украсили знаменитой крышкой от Lalique с двумя голубями, страшно неудобной и даже причиняющей боль, когда открываешь флакон, но так ясно символизирующей мир и воссоединение.

Все в L’Air du Temps дышало мягкостью. Этот парфюм определенно не имел ничего общего с непристойными ароматами 1930-х годов, которые буквально кричали о запретном сексе. Нет, L’Air du Temps хранил верность романтике. Название не подмигивало, оно лишь намекало на то, что «именно об этом аромате будут говорить больше всего» или что «это дух времени». И парфюм до сих остается символом именно послевоенных лет.

По контрасту с Fracas или Ma Griffe, парфюмами для примадонны, L’Air du Temps был нежной, словно доносящейся издалека пряной гвоздикой с островатым привкусом. Аромат был создан с таким расчетом, чтобы оставаться ненавязчивым и создавать легкую ауру. В этом парфюме есть что-то пушистое, как будто его лучше всего распылять на только что вымытые и высушенные волосы. Аромат ощутимо подчеркивает достоинства своего обладателя, сохраняя свою нежность.

Ничем не угрожающий, приветливый L’Air du Temps каким-то образом стал парфюмом, к которому применим термин «материнский». Достаточное количество женщин использовали и любили его, чтобы он стал парфюмом поколения. Для тех, кто родился в период 1950-х и 1960-х годов, так называемый беби-бум, это аромат мамы, поправляющей одеяло, желающей спокойной ночи и целующей в щеку.

Fracas

Robert Piguet, 1948

Черный парфюм

Роковые женщины любят свой парфюм. Вспомните Риту Хейворт в роли пугающей соблазнительницы Джильды в одноименном «черном» фильме 1946 года. В рекламных материалах студии ее называли «колдовской». Фильм знаменит еще и тем, что в одной из сцен снятие перчаток превращается в эротический стриптиз. Но я хочу поговорить о ее парфюме. Когда зритель в первый раз видит Джильду, муж, подозрительный владелец казино по имени Болин Мэндсон, представляет ее своему новому служащему Джонни Фаррелу. Мэндсон не подозревает о том, что когда-то Джильда и Джонни любили друга. Когда мужчины входят в будуар Джильды, женщина расчесывает волосы и делает вид, что никогда раньше не встречалась с Джонни. Она сидит перед огромным туалетным столиком в форме боба шириной шесть футов, покрытым кричащей металлизированной тканью. На нем выстроились многочисленные флаконы с парфюмерией.

Туалетный столик – это знакомый реквизит. Многие старлетки, особенно начиная с 1930-х годов и позднее, усаживались за свой туалетный столик, входя в роль и используя для этого пуховки, губную помаду и пульверизаторы. Для Джильды, самой известной соблазнительницы в кинематографе, ее «алтарь» красоты не просто аксессуар привлекательности, но и символ архетипа: двуличная соблазнительница, загадочная, умеющая блефовать женщина, то надевающая одну личину, то меняющая эту маску на другую, когда ее загоняют в угол. И в этом, возможно, ей помогает новый флакон духов. В Древнем Риме стоиков волновало то, что женщины пользуются парфюмом как маской для соблазнения мужчин или как средством обмана. Римский сатирик Ювенал утверждал, что женщины покупают парфюм, думая об адюльтере, и эти опасения не рассеялись и в 1940-х годах. Остаются они с нами и сейчас.

Точно так же в детективных фильмах именно аромат часто выдает преступника. Эта улика, упорно, но незаметно витающая на месте преступления, как осколки бокала из-под коньяка, оставленные неловким злоумышленником. В «черных» фильмах время и аромат ассоциируются с проступками особенно явственно. «Откуда мне было знать, что убийство может пахнуть жимолостью?» – спрашивает виновный страховой агент в фильме «Двойная неприкосновенность» (1944), вспоминая парфюм своей сообщницы и любовницы.

Автор «черных» романов Рэймонд Чандлер усилил эту ассоциацию. Давайте обратимся к его самому известному роману «Глубокий сон» (1939). Детектив Филип Марлоу тайком проверяет ночью дом, когда понимает: что-то здесь не так. В темной и тихой комнате он начинает ощущать «тяжелый, навязчивый парфюм», будто в ней затаился невидимый незваный гость. «Когда мои глаза привыкли к темноте, я увидел что-то лежащее на полу передо мной». Марлоу быстро включает свет и оказывается в обществе… Нет, не трупа, но накачанной лекарствами блондинки, приносящей одни неприятности. Ее зовут Кармен Миранда. Она не может говорить, но от нее это и не требуется, потому что за нее говорит парфюм. Он выдает Марлоу ее коварные замыслы еще до того, как она начнет притворяться «хорошей девочкой».

Ароматы-подсказки могут и оправдать подозреваемого, как это происходит в другом романе Рэймонда Чандлера «Дама в озере» (1943). Марлоу работает на исполнительного директора парфюмерной компании Gillerlain и расследует убийство. Когда Марлоу приходит в штаб-квартиру компании, он обращает внимание на выставленные в приемной флаконы, украшенные бантами и напоминающие «маленьких девочек в танцевальном классе».

Это очевидный намек на то, что парфюм будет персонифицирован. Потом, когда Марлоу приходит в квартиру главного подозреваемого Криса Лэвери, он ощущает «слишком явный» шипровый аромат, исходящий от носового платка. На платке есть монограмма – это инициалы мисс Фромсетт, служащей фирмы Gillerlain. Но она вне подозрений, потому что пользуется только дорогим парфюмом с ароматом сандалового дерева, а не этой сомнительной гадостью. Мы так и не встретимся с девушкой Лэвери, которая любит шипровый аромат. Мы лишь кое-что узнаем о ней благодаря безделушке, найденной в комоде в пригороде Пасадены. Возможно, призрак аромата говорит об анонимности современных больших городов, таких как Лос-Анджелес, в которых так легко (ну или почти легко) раствориться.

Сильный, «броский», «навязчивый»: мы определенно не ассоциируем роковых женщин с цитрусовыми ароматами. Здесь нужна драма. По этой причине Fracas, самый насыщенный, самый объемный аромат тубероз, когда-либо оказавшийся во флаконе, стал одним их тех легендарных парфюмов конца 1940-х годов, которые для нас ассоциируются с «черными» соблазнительницами, хотя этим же критериям отвечают и сотни других парфюмов. Его название обозначает «грохот» или «шум», иначе и быть не могло. Fracas был создан для Дома моды Robert Piguet парфюмером, о котором мы уже слышали в 1940-х годах и еще услышим это имя в 1950-х. Это Жермена Селье. Однако в отличие от Vent Vert (ее работа 1946 года) Fracas – это определенно не русалка. Другой знаменитый парфюм Селье этого десятилетия был создан также для Дома Robert Piguet – кожаный аромат под названием Bandit («Бандит»), насыщенно зеленый и смолистый. Роскошный букет Fracas представляет собой полную противоположность с его белыми цветами и нотами сочного персика.

Разумеется, один из этих двух ароматов – это черная овца. Но который из них? Все зависит от того, кому вы задаете этот вопрос. Fracas не будет держать вас на мушке пистолета, как Bandit. Скорее он вас нежно убьет. Этот аромат способен задушить, но вы не будете сопротивляться. Он из тех парфюмов, которые медленно опьяняют своего обладателя, пока тот не теряет рассудок и уже не может рассуждать здраво, пока неожиданно не поймет, что уже лежит в багажнике со связанными руками.

Мужчины-читатели, которым до этого момента мы изредка бросали косточку, возможно, уже гадают, неужели мы так и будем знакомить их лишь с одним мужским парфюмом в десятилетие. Спокойно, перемены уже близко. 1950-е годы, засуха заканчивается. Приближаются дожди.

В 1950-х годах новое поколение молодых мужчин в серых фланелевых костюмах и наручных часах Timex становилось корпоративной рабочей силой. Костюмы, ботинки, кейсы. Их ритуалы по уходу за собой уже чуть более тщательные, и жужжание бритв Remington слышится в пригородах. Естественно, хороший одеколон после бритья – это необходимый завершающий штрих. Когда Бенни Саутстрит в песне «Парни и куколки» поет о никчемных бездельниках, занимающих прибыльные места и обливающихся Vitalis и Barbasol, он имеет в виду бренды, чьи средства для кожи головы и пена для бритья обеспечили себе место в ванных комнатах у мужчин и мгновенно стали узнаваемы.

Но каких мужчин? Ведь это были годы, когда реклама четко ориентировалась на возрастные группы потребителей. В 1950-х годах доходы ведущих креативных агентств в Америке выросли более чем в четыре раза, с 1,3 миллиарда до 6 миллиардов, поскольку они помогали брендам определить и «окучить» определенную группу потребителей. Когда-то существовало четкое разделение: одни парфюмы для высшего света и другие – для «остального населения». Но теперь средний класс становился все многочисленнее благодаря послевоенному процветанию. (Этого, увы, нельзя сказать о Британии, в которой в начале 1950-х годов все еще существовали ограничения). Это означало, что парфюму предстояло стать дойной коровой, поставщиком наличных из сегмента масс-маркета, особенно если игнорируемое прежде мужское население можно было превратить в постоянных пользователей. Вопрос был жизненно важным, поскольку предложение превышало спрос, и новые покупатели были просто необходимы.

У парфюмерной промышленности пока еще не было своего «ковбоя Марлборо», ролевой модели, созданной Лео Бернеттом в 1954 году для раскрутки среди мужчин сигарет с фильтром, традиционно считавшихся женскими. Однако при продвижении средств после бритья начали ориентироваться на целевую аудиторию в зависимости от возраста или положения (это мог быть служащий компании, стремящийся к повышению по службе, или холостяк, желающий найти жену). Все компании старались превратить День отцов в повод для покупки подарка. В рекламных объявлениях часто фигурировали дети, преподносящие папочке флакон одеколона, чтобы показать, как сильно они его любят. Но прежде всего следовало попытаться придать этому товару характерные черты среднестатистической мужественности: сила, процветание, гетеросексуальность. Иначе этот товар рисковал быть отвергнутым как излишне женственный. Некоторые одеколоны после бритья рекламировали с помощью знаменитостей, среди которых было много спортсменов. Mennen заполучил улыбчивого игрока в гольф, чемпиона Сэма Снида. Он согласился надеть кепку и признаться, что их средство помогает ему всегда «иметь перевес в одно очко над запахом пота». От такой «авторитетной» рекламы все-таки пришлось отказаться. Она воспринималась как чрезмерно властная и уводила рекламное агентство от аудитории менеджеров среднего звена, которые и без того ощущали себя всего лишь винтиками в механизме.

В десятилетие, увидевшее рождение и подъем телевизионной рекламы, было очень важно, чтобы только мужские ароматы продвигались с помощью этого средства массовой информации. Old Spice от Shulton был одним из немногих парфюмов, которому доверили подобную рекламу. В фокусе такой рекламы сосредоточено только одно уникальное предложение, а остальные пятьдесят новинок должны были запомниться благодаря одной запоминающейся мелодии или фразе. Одеколоны после бритья можно было продвигать с помощью такой технологии, потому что их плюсы были не в запахе, как мы уже видели в 1930-х годах, а в эффективности. Телевизионная реклама Old Spice 1957 года начиналась с хижины у моря, оживленных моряков и русалок, а потом переходила к подробной демонстрации утреннего бритья. Парень агрессивно втирал Old Spice в лицо в опасной близости от глаз.

В этом новаторском формате никто еще толком не знал, как показать парфюм. Иллюстрацией этого может служить реклама Revlon. Эта фирма стала пионером рекламы на ТВ и в 1959 году спонсировала собственное шоу-варьете под названием The Big Party («Большая вечеринка»). Шоу вел Рок Хадсон в обстановке домашнего коктейля с гостями. Между интервью со знаменитостями, музыкальными номерами и выступлениями комиков демонстрировали косметические товары, чтобы помочь зрительницам понять, какую косметику им следует купить для их большой вечеринки. Фирма Revlon без проблем показывала яркую помаду на черно-белом экране, подчеркивая качество товара с помощью колотого льда, тарелок с пластмассовыми фруктами, покрытыми инеем, или красотки в гамаке, на губах которой была помада того оттенка, о котором шла речь. Однако Revlon никогда не пытался продать свой парфюм. Создавалось впечатление, будто аромат был обескуражен новыми возможностями, и ему требовалось несколько лет, чтобы посидеть и подумать.

Помимо рекламы существовал еще один способ, с помощью которого парфюм мог добраться до масс и который лучше других подходил для эры комфорта. В 1930-х годах мы уже встречались с пробниками – одноразовыми склянками из люцита с образцами парфюма. Два десятилетия спустя появились их последователи: торговые автоматы Perfumatic. К 1953 году они имелись более чем в десяти тысячах магазинов в США или «там, где есть женщины», включая кинотеатры, заправки, бары и сетевые рестораны. Perfumatic предлагал четыре «величайших хита» в виде одеколона. Как правило, это были English Lavender от Yardley, № 5, Tabu и Tweed. Опустив десять центов, покупательнице следовало подставить запястье под носик, и парфюм распылялся на кожу. Это был доступный и дешевый парфюм. Кстати, ни один из этих ароматов не был ароматом 1950-х годов, словно настало время придержать новинки и насладиться красотой архивной классики, часть которой родилась сорок лет назад.

Привлекали ли Perfumatic с доступными парфюмерными хитами девочек-подростков, которые отправились на свидание с мальчиком? Все может быть. Тем не менее в 1950-е годы, особенно к концу десятилетия, на фоне зарождающейся культуры рок-н-ролла и вращающихся бедер Элвиса Пресли, парфюмерные дома все еще не чувствовали себя уверенно, разрабатывая парфюмы для более молодых покупательниц, не говоря уж о том, чтобы в дизайне отражалась эстетика атомной эры. Если мы перелистаем страницы назад и вернемся к 1910-м и 1920-м годам, то увидим, что парфюмы задавали тон и попадали в цель. Но вернувшись в 1950-е годы, мы поймем, что парфюмы следовали за потребителями, а не вели их за собой.

Некогда бывший символом эмансипации, теперь аромат рисковал стать уделом хорошеньких домохозяек, наводящих красоту перед приходом мужа. Вот цитата из The Economist за 1956 год: «Обычная женщина по-прежнему пребывает в уверенности, что в браке одна унция парфюма стоит капли законных прав, и ее мечты о власти – это все еще роковая женщина, а не административный пост на гражданской службе».

Ароматы оказались под угрозой застоя, они могли стать частью имущества женщины, а не выражением ее освобождения. И лишь в 1960-х годах этот сценарий будет переписан.

Wind Song

Prince Matchabelli, 1952

Парфюм для прекрасного принца

Уже не первый раз князь Георгий Мачабели упоминается на страницах этой книги. Мы уже встречались с ним при описании 1920-х годов, когда он приглашал женщин в свой салон, чтобы подобрать подходящий только им парфюм, и рассуждал об одеколоне с запахом борща. Князь умер в 1935 году, немного не дожив до своего 50-летия, через два года после того, как он развелся со своей любовью и партнершей по бизнесу княгиней Нориной. Годом позже его компания была продана, а затем перепродана в 1941 году Vicks Chemical Company. В 1958 году фирму продали снова, на сей раз компании Chesebourg-Ponds, впоследствии переименованной в Unilever.

К 1952 году завершалось превращение бренда из маленькой фирмы в одного из самых крупных игроков парфюмерной индустрии в сегменте масс-маркет. Парфюмерная компания Prince Matchabelli изготавливала парфюм на заказ для королевских особ и выпускала линейку ароматов для обычных женщин, позволяя при ограниченных средствах почувствовать себя принцессой. Даже если никто не знал или не помнил реального князя Мачабели, суть заключалась в том, что он принадлежал к знатному роду и его образ играл ту же роль, что и граф д‘Орсэ при выпуске в 1923 году парфюма Le Dandy. Он был тем самым человеком, который помогал покупательницам найти своего прекрасного принца. Было что-то внушающее любовь в линейке парфюмов от Prince Matchabelli.

Парфюмы разливали в яркие флаконы в виде короны, в которых было что-то сказочное в духе «Золушки» Диснея. А текст как будто читал сказочный мышонок с милым голоском: «[Князь Мачабели] создавал индивидуальные ароматы, чтобы подчеркнуть характер многих известных женщин по всему миру. И эти парфюмы стали настолько знаменитыми, что вскоре он превратил удовольствие в бизнес».

Как вам представить Wind Song («Песня ветра»)? Его название – это определенная проблема, поскольку звучит как эвфемизм метеоризма, скопления газов в желудке и кишечнике. В самом аромате, разумеется, ничего подобного нет. Это ретронаслаждение, пряный цветочный запах с нотами бергамота, кориандра и цветков гвоздики. Этакий бюджетный вариант парфюма L’Air du Temps. В аромате есть нечто пикантно-мыльное, будто аромат служит напоминанием о необходимости помыть за собой.

Аромат оказался «в теме» в конце 1940-х и в начале 1950-х годов, и продажи Wind Song быстро превзошли остальные предложения от Prince Matchabelli благодаря удачной маркетинговой кампании. В ней использовались фотографии красивых молодых мужчин – корпоративных прекрасных принцев – смотревших в глаза зрительнице так, словно они знали, как она выглядит без платья. Возможно, эта кампания имела сомнительный привкус, но она была с изюминкой и привлекла покупательниц. Вместо того чтобы использовать в рекламе изображение идеализированной прекрасной женщины, она приглашала женщин испытать на себе, каково это быть желанной. Эту стратегию уже вовсю использовали в рекламе мужских средств для бритья с участием девушек с обложки.

Рекламный ход оказался настолько удачным, что его эксплуатировали до 1970-х годов, в том числе и в рекламе на телевидении в сочетании с прилипчивыми простецкими стихами, которые затмили парфюм и превратились в феномен поп-культуры. Смог бы Мачабели, не самый красивый из князей, если судить по фотографиям, поверить в то, что спустя годы после его смерти он переживет реинкарнацию и превратится в одного из мужчин-моделей, распевающих любовные баллады?

Jolie Madame

Balmain, 1953

Парфюм для выхода в город

Визит в 1950-е годы начинается с минуты молчания в память обо всех тех перчатках и шляпках, которые когда-то гуляли по улицам. Да упокоятся они с миром. Глядя на модные фотографии полувековой давности, мы понимаем, насколько изменились с точки зрения внешнего вида и, вероятно, потеряли один-два весьма удобных аксессуара. В конце концов, любое старье может выглядеть по-королевски, если надеть к нему шляпку-таблетку. В это десятилетие перчатки для домашней работы выпускали с вышитыми на них бабочками и украшали помпонами.

Перчатки короткие, до локтя или под костюм? Из атласа «дюшес» или хлопка, свиной кожи или замши, из жатой или гладкой ткани? Сиреневые, голубые, бледно-розовые или новинка – цвета желтых лютиков? Такой головокружительный выбор предлагали покупательнице перчаток в 1950-х годах. Существовали даже руководства по этикету, чтобы правильно обращаться с перчатками. Бренд Paris рекомендовал: «Входя в ресторан, дама снимает пальто, но не снимает шляпку и перчатки. Дама снимает перчатки, когда сядет за стол».

Олицетворением того, как следует правильно носить перчатки, является Бронвен Пью, модель и муза модного дизайнера Пьера Бальмена, ставшая впоследствии виконтессой Астор. У Бронвен были потрясающие, чуть высокомерные манеры, будто она могла шлепнуть вас по щеке перчаткой, если вы станете ей слишком докучать. На самых известных ее модных фотографиях 1957 года она стоит на парижской улице в черном коктейльном платье, кремовых кожаных перчатках и меховом тюрбане. Чтобы описать ее осанку и выражение лица, подошло бы слово «шикарный». На заднем плане безвкусно одетые зеваки с неодобрением смотрят на нее, как будто спрашивают: «За кого она себя принимает?» Все они одеты в тяжелые шубы, поэтому вполне вероятно, что на улице очень холодно. Но моднице Бронвен все равно. Вот слова самого Пьера Бальмена:

Она двигалась широкими легкими шагами, ее руки оставались неподвижными. Ее большие светлые глаза смотрели без всякого выражения, она не замечала того, что происходит вокруг. У нее была привычка слегка взъерошить волосы, когда она входила в салон, что придавало ей беззаботный вид. Именно это является признаком наивысшей английской элегантности.

Главные настроения в моде 1950-х годов, примером которых является Пью и ее заносчивая элегантность и изысканность, помогали поддерживать определенный стиль в парфюмерии. И здесь на сцену выходит аромат Jolie Madame, созданный парфюмером Жерменой Селье для Дома Balmain.

Jolie Madame – хорошенькая дама – сама грация во флаконе. Это как будто кожаный парфюм. Но если у его современников в семействе кожаных парфюмов, таких как Cabochard от Grès (1959) или Bandit от Robert Piguet (1947), в аромате присутствует привкус железа, то Jolie Madame – это сливочная мягкость, фруктовая и сочная, словно спелая груша. Парфюм удивительно гибкий и приспосабливающийся. Это не самый смелый выбор, но именно этот аромат стоит наносить, выходя в город. Если мы присмотримся к обманчиво простым по дизайну моделям одежды от Balmain 1950-х годов, то его коктейльные платья – это нечто особенное. Тем не менее больше всего запомнились именно его дневные туалеты, в частности, простого покроя узкие облегающие платья под невероятными пальто, всегда дополненные короткими кожаными перчатками и шляпкой.

Его моделей, включая Бронвен, часто фотографировали на городских улицах. Иногда они держались за фонарный столб, рассматривали тележку с цветами или бесцельно бродили по Парижу. В парфюме Jolie Madame воплощалась эта беззаботность, пусть даже исключительно с точки зрения исторического соседства. Вы могли бы избавиться от всех этих хитроумных парфюмов и заменить их Jolie Madame – настолько этот аромат разносторонний.

Пьер Бальмен первым признал, что многие его парфюмы медленно находят свой путь к покупательницам. Однако аромат Jolie Madame стал настоящим хитом, поэтому, представляя свою коллекцию одежды в Америке, Бальмен назвал ее в честь этого парфюма. В мемуарах он написал, что, сохраняя это торговое название, его Дом рисковал, что его будут воспринимать как статичный, реликвию 1950-х годов. Но потом он добавил, что «Jolie Madame должна двигаться в такт времени, чтобы оправдать свой титул». И даже в наши дни пара кожаных перчаток, немного помады и правильно подобранный парфюм подчеркнут шарм вашего наряда, даже если шляпку-таблетку вы не наденете.

Youth Dew

Estée Lauder, 1953

Парфюм для пригорода

Если бы генеалогическое древо можно было поскрести и принюхаться к амурным делам, то миллионы из них были бы пропитаны ароматом парфюма Youth Dew от фирмы Estée Lauder. Кажется, у каждого была тетушка, которая пользовалась этим эликсиром цвета мелассы, и каждый вдыхал этот аромат в ванной комнате, настолько вездесущим был этот парфюм, начиная с момента его выпуска в 1953 году и до 1980-х годов (парфюм продается до сих пор). Youth Dew мог бы получить приз как самый ностальгический парфюм для ныне живущих.

Ковровая бомбардировка в сочетании с достопамятностью превращает его в парфюмерную классику. И мы спокойно можем сказать, что Youth Dew – это татуировка для носа: стоит один раз вдохнуть аромат, как он навсегда задержится в мозгу. Любительницы Youth Dew с любовью вспоминают свою первую встречу с этим парфюмом, тогда как ненавистницы этого аромата всю жизнь избегают даже легчайшего намека на него. Что же это за мощный и разделяющий аромат? Ближайший современный аналог – это кола, символ Америки 1950-х, напоминание о долгих и веселых посиделках с друзьями после школы у фонтанчика с содовой. Воплощением такого кафе является выдержанное в фисташковых тонах кафе «Лу» в Хилл-Вэлли из фильма «Назад в будущее» (1955). В дни Youth Dew американская реклама предлагала колу матерям, уверяя, что чем раньше их дети начнут пить ее, тем меньше у них будет проблем в общении с ровесниками в сложные годы подросткового периода. Зубов у них также будет меньше.

Как и кока-кола, Youth Dew пропитал средний класс «модернистской» Америки и определил его вместе с хорошими доходами и любовью к парфюму у местных королев красоты. В 1953 году White Shoulders от Evyan, Blue Grass от Arden и Heaven Sent от Helena Rubinstein уже были популярны, а сами Элизабет Арден и Хелена Рубинштейн предлагали покупательницам по всей стране антивозрастной кольдкрем и идеальный тон розовой губной помады. Но именно неоперившаяся предпринимательница Эсте Лаудер поняла, что если она хочет, чтобы ее товары были в каждом доме, то эти товары должны быть гораздо доступнее по цене. Она развивала собственный бизнес, одновременно работая в бизнесе своего дяди, что давало ей возможность предлагать свою косметику покупательницам в качестве подарка за покупку. Лаудер умела найти подходящее название. Вдохновленный расслабляющим ритуалом купания, аромат Youth Dew – «Роса юности» – был выпущен Лаудер не в виде парфюма-спрея, а как ароматизированное масло для ванны.

Youth Dew стал одним из многих новых потребительских товаров, проложивших путь в дома на ранчо по всей Америке 1950-х годов. На снабженных всем необходимым кухнях этого «пояса бунгало» можно было встретить сверкающий холодильник Electrolux, духовку Hotpoint и миксер Sunbeam Mixmaster. В шкафчиках хранилась экономящая время еда, начиная от готового желе до натертого сыра. В гостиной стоял телевизор, гордость семейства, которое могло себе позволить последние новинки. Мебель в спальне на втором этаже наверняка была от Bassett.

По сравнению с другими средствами по уходу за собой, такими как Palmolive или Caryl Richards Happy Hair, аромат Youth Dew, несомненно, был роскошью, но он очень быстро занял свое место рядом с другими распространенными товарами. Этот успех зачастую очерняли (Элизабет Арден ревниво называла Youth Dew «вульгарным»), поскольку популярность товара наносит урон его эксклюзивности. Но именно такие товары, как Youth Dew, мы должны благодарить за связь поколений и за то, что они стали порталами коллективной ностальгии. Если бы все ароматы были нишевыми и ими обладали только избранные, не существовало бы общих воспоминаний, к которым можно было бы возвращаться.

Тогда как ставшие элементом ретро рефрижераторы теперь стоят за стеклом в музеях дизайна, Youth Dew все еще дышит. У аромата осталось ограниченное количество поклонниц за пределами возрастной аудитории, которая хранила ему верность все эти годы. Возможно, когда вспоминать об этом парфюме будет уже некому, он тоже исчезнет. Но пока этот парфюм с нами, вечно молодой реликт 1950-х годов.

Noa Noa

Helena Rubinstein, 1953

Парфюм для коктейльной вечеринки

Обитатели великих бетонных джунглей в сумерках собираются у тысяч водяных дыр – в приглушенном свете они кажутся друг другу красивее – и начинают ночной узор жизни и смерти в большом лесу города.

Хэл Бойл

Если жизнь вдруг покажется скучной, послушайте экзотическую музыку Леса Бакстера, композитора двадцатого века. Добропорядочные домашние вечера по понедельникам можно изменить до неузнаваемости с одним или двумя треками из его прорывного альбома 1951 года Ritual of the Savage. Love Dance («Любовный танец»), Busy Port («Суматошный порт») и Kinkajou («Кинкажу»), в каждой из этих мелодий звучит барабан бонго, и слушателю покажется, что его гостиная превратилась в искусственный рай Южных морей с криками обезьян, тотемным столбом и пластмассовыми пальмами.

Если бы вы зашли на коктейльную вечеринку в 1950-х годах, вы бы даже не заметили, что уже слышите музыку Бакстера и используете ее ритмы, чтобы, танцуя шимми, переместиться от тупицы рядом с вами к какому-нибудь более интересному объекту.

Это был неофициальный саундтрек для подобной обстановки, создававший настроение и позволявший настроиться гостям на нужный лад. Хозяева встанут у подноса с коктейлями и будут смешивать ледяной дайкири с церемониальной чувствительностью, а потом начнут раздавать его гостям вместе с рулетиками из ветчины и сыра, насаженными на шпажки. Шум ужасный, толчея, разговаривать можно только урывками. В идеале беседа будет вертеться вокруг тем, предложенных законодателем вкусов и главным редактором журнала Harpers’s Bazaar Расселом Лайнсом: «Одежда, дом, семья, дети и болезни». Позже возможна горячая дискуссия вокруг «Лолиты» Набокова.

Когда в квартире столько райских птиц, все в лучших коктейльных платьях, мы можем представить победный грохот сталкивающихся парфюмов – от проверенной классики до последних трендовых ароматов, таких как Quadrille от Balenciaga, Ode от Guerlain или Jolie Madame от Balmain. Но наше особое внимание на коктейльной вечеринке 1950-х годов отдано Noa Noa от Helena Rubinstein. Это музыка Леса Бакстера во флаконе. Вдохновением для этого аромата послужили портреты таитянок работы Поля Гогена, которые в конце 1940-х годов часто выставлялись в связи со 100-летним юбилеем художника. Они могли поразить воображение такого магната красоты, каким была Хелена Рубинштейн. Название ее нового парфюма повторяло таитянское слово, обозначавшее «душистый». Так же назывался дневник Гогена (впоследствии его сочли выдумкой, по крайней мере отчасти), в котором он запечатлел время, проведенное на островах Южного моря. Описывая женщин, с которыми он встречался, Гоген отметил, что «смешанный аромат наполовину анималистический, наполовину растительный исходил от них; это был аромат их тел и гардений – тиаре, которые они носили в волосах».

Парфюм Рубинштейн был полон пряным ароматом тиаре (разновидность гардении, которая растет на Таити) и помещался во флаконе, своей формой напоминавшем бамбук. С оттенками аромата Colony от Jean Patou этот парфюм создавал для среднего класса Америки сводящий с ума запах таитянок Гогена, вызывая в памяти, как было написано в рекламе, «их обрамленные цветами лица, созданные для любви губы и непроницаемые глаза».

Легче всего представить аромат цветка тиаре, если вспомнить экзотические мерцающие масла, которые продают отдыхающим. Такое масло следует наносить на кожу в промежуток времени между пляжем и вечерним коктейлем, чтобы она засверкала золотом. Туристы отправляются на поиск вечерних приключений, благоухая бисквитами и только что раздавленным кокосом.

В 1950-х годах империя красоты Хелены Рубинштейн была настолько мощной и влиятельной, что ее владелица могла в одиночку создать тренд вокруг своего нового парфюма. Кроме Noa Noa, покупательницам предлагали розовую губную помаду Gauguin Pink, которую Рубинштейн создала в поддержку последнего крика моды – украшений из бусин, и линейку мерцающих платьев с полинезийскими узорами в стиле Гогена от американского дизайнера Каролин Шнюрер.

Такое разумное планирование означало, что Noa Noa окажется на волне всеобщего увлечения «экзотикой» островов Тихого океана. С 1949 года шел мюзикл Роджерса и Хаммерстина «Юг Тихого океана». Он собирал полные залы и стал самым долговечным мюзиклом на Бродвее. Тематические коктейльные вечеринки были настолько популярны в Нью-Йорке, что в 1955 году компания Orchids of Hawaii («Гавайские орхидеи») начала продавать по почте наборы закусок, таких как «поджаренные кокосовые чипсы, консервированное «пои» и сок маракуйи», а также аксессуары для вечеринок, включая «бумажные леи, записи гавайской музыки, приглашения и маленькие флаконы парфюма из гавайских цветов». Умница Рубинштейн, разумеется, была первой.

White Fire

Grossmith, 1954

Провинциальный парфюм

«Вы знакомитесь с самыми милыми людьми, когда носите White Fire», – уверяла компания Grossmith в 1954 году, анонсируя свой новый женский парфюм.

Есть что-то ужасно добродетельное в британских парфюмах середины двадцатого века, появлявшихся в тот момент, когда нация пыталась возродиться и обрести современное звучание благодаря таким инициативам, как Британский фестиваль 1951 года. Английские парфюмерные дома, некогда находившиеся под покровительством высшего света и королевских особ (они были еще и предметом зависти французов, которые обращали свои взоры на Лондон в поисках вдохновения для своих ароматов рубежа двух веков), в послевоенные годы вышли из моды. Война обрушилась на страну. Штаб-квартира Grossmith была разрушена во время бомбежки, и, когда компания возродилась из пепла, она оказалась в числе отстающих от времени. Французские парфюмы были «породистыми», американские – современными. А британские парфюмы подстраивались под общий настрой суровости и вынужденных ограничений. Мог ли парфюм White Fire («Белое пламя») стать в некотором смысле производным от схожей с ним по названию шикарной губной помады 1952 года Fire and Ice («Пламя и лед») от Revlon?

Из этого отнюдь не следует, что White Fire сам по себе не имел значения. «Дома» он стал одним из бестселлеров десятилетия, как и Black Rose от Goya 1955 года. Хорошо сконструированные парфюмы по хищническим ценам (то есть по низким ценам для повышения конкурентоспособности) предлагали британским женщинам в местных универмагах и аптеках. Вместо того чтобы попытаться найти свой уникальный стиль, Grossmith и Goya говорили о том, насколько «французскими» были их парфюмы, так как это служило знаком качества. В этих парфюмах не было ничего необычного – на ум приходит слово «ограниченный», но они обещали, что женщина может встретить милого респектабельного мужчину, если будет ими пользоваться. Они были выдержаны в духе «чая с викарием».

Парфюм White Fire широко рекламировали в еженедельном журнале Woman’s Own (Grossmith уже не занимала страницы в таких дорогих журналах, как Tatler). Этот еженедельник в то время публиковал схемы узоров для вязания и советы молодым женщинам, как ходить на свидания, чтобы не остаться старыми девами. White Fire был очень милым парфюмом, цветочным, с альдегидными нотами. Он пах лимонной глазурью и натертым на терке мылом: хрустящий, с прохладой, которая может растаять, если вы сыграете правильными картами.

Есть в White Fire нечто такое, что напоминает мне о фильме «Женевьева» студии Ealing, вышедшем в 1953 году. Эта комедийная дорожная лента рассказывает о приключениях двух супружеских пар, принимающих участие в гонке автомобилей-ветеранов Лондон – Брайтон. Среди разных ссор и аварий есть блестящая сцена, в которой муж и жена, Алан и Венди, отменив заказ на номер в отеле в Брайтоне, вынуждены ночевать в дешевом пансионе: скрипучая кровать, отсутствие горячей воды, драконовские правила и грохочущие за окном поезда. Гламурная Венди, которая всегда пользуется хорошей помадой и носит красивые платья, лежит на кровати и, вместо того чтобы расплакаться, начинает смеяться. White Fire – это не парфюм неряшливого пансиона, это аромат соответствия высоким стандартам в дни лишений, желание оставаться изящной в непростых обстоятельствах.

White Fire, когда-то такой же вездесущий, как и соусы Bisto, в конце концов исчез. Пусть для нас этот парфюм не является определяющим для 1950-х годов, однако для тех, кто жил в это десятилетие, он таким именно был. Не забывайте о туннельном видении ретроспекции!

Pino Silvestre

Massimo Vidal, 1955

Свежий парфюм

Одна из главных опасностей поездки в такси – это головная боль из-за того, что водитель обожает освежители воздуха. Порой таксисты вешают на зеркало заднего вида целую гроздь таких освежителей, каждый из которых источает резкий запах.

Подобные освежители воздуха продают миллиардами, и только из-за этого они заслуживают короткого упоминания здесь. Это по праву исторически важный запах. Бумажные ароматизаторы воздуха (они сделаны из материала, похожего на материал подставки для кружки с пивом) были изобретены в 1950-х годах. В это десятилетие количество личных автомобилей выросло на двести пятьдесят процентов. Стало «правильным» иметь машину в семье. Автомобили начали менять архитектуру городов: гаражи в доме, огромные торговые центры за городской чертой. В то время автомобили были не только и не столько средством передвижения, сколько средством для праздного времяпрепровождения, особенно для тех, кто мог вытянуться в своем «кадиллаке» и смотреть фильм в кинотеатре под открытым небом. «Макдоналдс» начинался с того, что продавал готовые блюда семьям из среднего класса, которые отправлялись на пикник по выходным.

Первым из автомобильных ароматизаторов воздуха является канонический Little Trees («Маленькие деревья»). Эти «елочки» со свежим хвойным ароматом перебивали куда менее приятные запахи бензина и застарелого сигаретного дыма. Little Trees изобрел парфюмер и химик по имени Юлиус Сэманн, переехавший из Швейцарии в США еще до начала Второй мировой войны. Однажды в 1952 году его молочник упомянул о том, что никак не может отделаться от запаха скисшего молока. И тогда Сэманн, который в течение нескольких лет занимался экстракцией ароматных масел из еловых иголок в Канаде, начал работать над новым видом пористой бумаги, которая могла бы неделями удерживать аромат. Он получил патент в 1954 году. Сначала планировалось, что освежители воздуха будут в виде девушек с обложки, но в конце концов выбрали форму елочки. Производственная компания Car-Freshner Corporation была основана в Уотертауне. Эти елочки занимали свое место на зеркалах заднего вида, пока целый лес не стал гордостью водителей. Дизайн оказался настолько заметным и прибыльным – еще и узнаваемым во всем мире, что любая фирма, решившая его воспроизвести, рискует напороться на преследования по закону. С 2002 года корпорация подала несколько исков, включая иск против компании, изготовившей освежитель воздуха в форме самолета, показавшийся истцам похожим на ель.

Проявив максимум осторожности, чтобы даже не намекнуть на освежители воздуха в виде елочки, мы все-таки поговорим о том, насколько популярным был хвойный аромат в 1950-х годах. В Италии венецианская фирма Vidal заканчивала работу над новым одеколоном после бритья Pino Silvestre («Лесная сосна») с хвойным ароматом. Он оказался настолько привлекательным в своей свежести при полном отсутствии неоднозначности, что этот аромат возвращения к природе, позитивно простой, стал классическим доступным парфюмом. Pino Silvestre до сих пор есть в продаже. Его выпускают в конических флаконах в форме шишки с коричневой пластмассовой крышкой.

Если не считать фактора новизны, вечнозеленый амбровый аромат Pino Silvestre очень привлекателен. Но чтобы его оценить, мы должны забыть о потенциальных ассоциациях со средством для унитаза и поднять аромат от статуса рабочего дрона – до чего-то особенного. В хвое есть уникальность, которая ставит ее особняком от остальных запахов. Может быть, дело в том, что это освежающий аромат? Или ощущение того, что вы далеко от города?

Или чувство, что вы можете отложить повседневные дела и глупые тревоги, наслаждаясь прохладным воздухом и потрескиванием шишек под ногами? Джон Чивер очень хорошо сказал об этом в своем рассказе «Химера» (1961). В этом рассказе неудачно женатый мужчина, живущий в пригороде, начинает представлять новую возлюбленную, которая приходит к нему вместе с особенным ароматом: «Неожиданно поднялся ветер, несущий дождь, и запах дремучего леса – хотя в моей части мира никаких лесов нет – возник во дворах. Этот запах взволновал меня, и я вспомнил, что значит чувствовать себя молодым и счастливым».

Diorissimo

Christian Dior, 1956

Парфюм на пьедестале

Вот так я хочу жить,

Ни изнурительного труда, ни волнений.

Diorissimo, как я, – одни только ландыши.

Раскрась меня красиво, как картинку.

Парфюмерная книжка-раскраска от Vogue

Одно из самых стрессовых испытаний для мужчины – это выбор парфюма для его жены или подруги. Накануне Рождества парфюмерные отделы заполняют охваченные паникой и отчаянием мужчины. Некоторые явно насмотрелись последней рекламы Chanel № 5, поэтому судорожно выкрикивают: «5! 5!», словно в приступе болезни Туретта. Но тут их сбивает с толку вопрос продавщицы: «Парфюм или туалетную воду, сэр?» Другие мужчины спрашивают: «Нет ли у вас чего-нибудь новенького и похожего вот на это от Marc Jacobs? Кажется, она таким пользовалась. Однажды».

Эту ежегодную традицию можно проследить до 1950-х годов, поскольку парфюм всегда был хорошим подарком для женщин (по правильной цене). Во время послевоенного бума потребительского спроса это был идеальный подарок, чтобы мужчина, занимающий руководящую должность, мог подарить его своей любимой жене. И такой подарок куда более щадящий для банковского счета, чем бриллианты от Tiffany. Американский актер Джордж Гоубел изобразил эту ситуацию в своем скетче «Как не потерять голову в парфюмерном отделе»: «Вы знаете, что «они» такие. «Они» – это леди в черных платьях, которые стоят за прилавком в магазинах и только и ждут того, чтобы продать вам «Жгучую страсть», «Расставание», «Одну волшебную ночь» и многое другое в том же духе».

Несчастный Джордж описывает весь арсенал приемов, к которым прибегают продавщицы: сильный французский акцент, поднятые брови, постукивание ногтями по прилавку, вздохи и даже уход продавщицы от прилавка. Редким везунчиком оказался бы тот мужчина, которому удалось не пережить подобную ситуацию. В 1950-х годах руководства по приобретению парфюма были обычным делом. Одно такое руководство было опубликовано в Vogue в 1958 году. Предполагалось, что читательницы якобы ненароком оставят журнал открытым на видном месте, чтобы статью прочитали их мужья. Но как заставить их это сделать? Редакция придумала выход, превратив статью в пародию на статью из финансовой газеты с таблицами в духе Доу-Джонса. Заголовок был таким: «Руководство для мужчин по вложениям в парфюм». Текст изобиловал терминами «вложение без риска», «транзакция» и «дивиденды». Вместо того чтобы «грузить» мужчин бесчисленными вариантами «вложений», редакция отобрала для статьи только ароматы из «Зала славы», которые, казалось, привели к консолидации рынка. С некоторой сдержанностью были представлены классические парфюмы: Chanel № 5, Shalimar, Arpège, Tweed и Joy. Чтобы попасть в «срез», новые парфюмы должны были быть очень заметными. Парфюм Ode от Guerlain удостоился нескольких фраз, как и Diorissimo. Его выпуск стал «событием», в газетах появилась реклама на целую страницу с изображением ценного флакона из хрусталя баккара с филигранными золотыми цветами на крышке. Это эквивалент современных разворотов с парфюмом J’Adore, представленным Шарлиз Терон.

Diorissimo – один из самых знаменитых ароматов среди духов от Dior, в частности потому, что он точно передает аромат ландышей, который невозможно экстрагировать естественным путем. Diorissimo – это ведущий весенний аромат, прозрачный, словно шифон, нечто среднее между мылом и соком растений. Этот запах дополняет прорастающие луковицы, утреннюю влажную траву и щебетание птиц. Его можно назвать красивым и благоразумным, он совершенно не вызывающий. Идеальная корреляция к нарядам от Dior с их скромными, привлекательными, женственными линиями.

Ключевой образ 1955 года – это зеленый приталенный костюм с юбкой и веточкой ландыша на лацкане. К середине 1950-х годов «нью лук» уступил место сначала А-силуэту от Dior, потом Н-силуэту, затем Z-силуэту. Каждый силуэт удостаивался пристального внимания прессы, жаждущей предсказать, что случится с талией и грудью. Наряды демонстрировали семь диоровских «девушек» – этому многие завидовали, которые летали по всему миру и участвовали в показах. Это была ранняя версия супермоделей, которые появятся в 1990-х. Кристиану Диору тоже завидовали. Его называли «нормандским джентльменом». При необходимости он мог работать и в Лондоне, но больше всего он любил свой скромный дом в Фонтенбло, где он выращивал фруктовые деревья, делал клубничный ликер и гулял в лесу среди своих любимых ландышей.

Diorissimo – это возвеличивающий парфюм, боготворящий женщин. От его обладательницы требуется лишь капелька дерзости, чтобы взбить идеально уложенные волосы и порвать ту самую юбку А-силуэта. Представьте Грейс Келли, главную блондинку Хичкока, которая, как выяснилось, любила весело проводить время на заднем сиденье автомобиля.

Hypnotique

Max Factor, 1958

Обворожительный парфюм

В романе «Все самое лучшее» Роны Джаффе речь идет о молодых женщинах, которые в 1950-х годах начали работать. К Барбаре Лемонт, помощнице редактора отдела красоты в журнале America’s Woman, обратился рекламный агент с вопросом о том, следует ли ему размещать в ее журнале рекламу своего клиента, производителя парфюма Wonderful. Барбара отговаривает его, хотя сама, как работающая девушка, пользуется этим парфюмом и готова «потратить последний цент на косметику и парфюм». Но по ее мнению, молодые домохозяйки и матери, катящие тележки по магазину, слишком запуганные, уставшие и бедные, чтобы позволить себе роскошный парфюм. «Они покупают одеколон в аптеке», – говорит она рекламному агенту. И если им повезет, то они получат аромат в подарок от мужа на Рождество, но «скорее всего подарком станет крупная домашняя техника наподобие стиральной машины».

Слова Барбары, анализирующей ситуацию, показывают нам, как менялся мир красоты, чтобы удовлетворять потребности женщин с ограниченными средствами, тех самых, кого в Великобритании Grossmith и Goya привлекали своими новинками. Мы можем наблюдать эти перемены на страницах Charm, американского журнала 1950-х годов об образе жизни для «работающих женщин». В нем появлялись вот такие статьи: «Вы и ваша чековая книжка», «Кто получает работу на ТВ?» и «Как приготовить еду на встроенной кухне?».

Журнал наполняло ощущение, что деньги тратятся разумно; что доход достаточный, но нужно считать доллары и центы, чтобы не потерять все заработанное тяжелым трудом. Название Charm («Очарование») было вполне подходящим, поскольку конечной целью все равно оставалось замужество, а не место старшего менеджера. В статье, посвященной парфюму, предполагалось, что днем женщины, возможно, носят парфюм, чтобы доставить удовольствие себе. Но «аромат, который мы используем вечером, мы должны носить для других, чтобы создать настроение любви и тепла, чтобы дополнить нас как женщин в нашей древнейшей роли».

Hypnotique, пряный хит 1958 года от Max Factor, был одним из ароматов для читательниц Charm: загадочный и зовущий, но при этом его можно было купить в любой сетевой аптеке. Именно этот парфюм вошел в пятерку ароматов, которые рекомендовала Хелен Герли в своей книге «Секс и одинокая девушка» (1962). Это была библия стиля жизни, подробно рассказывавшая о том, о чем шла речь в романе Роны Джаффе, и разошедшаяся в количестве двух миллионов экземпляров в первые две недели после выхода из печати. «Секс и одинокая девушка» поощрял женщин не торопиться заводить семью – пока – и насладиться опытом общения с несколькими парнями перед тем, как выйти замуж. Помимо советов обедать в ресторане, понять свою сексуальность и беседовать с мужчинами, Браун рекомендовала пропитать ватные шарики парфюмом и спрятать их в бюстгальтере: «Помните, если вы его не чувствуете, то и он, вероятно, тоже его не почувствует, то есть вы поливали себя парфюмом напрасно».

Мы видим, что аромат используется как оружие привлекательности в рекламных кампаниях для Hypnotique: флакон двигался слева направо и справа налево перед глазами, словно часы гипнотизера, звучали слова: «заставьте его сконцентрироваться… сконцентрироваться… сконцентрироваться на вас».

Название для парфюма было выбрано не наугад. В 1950-х годах увлечение гипнозом зашкаливало. Шестью годами ранее домохозяйка Рут Симмонс была загипнотизирована местным бизнесменом и врачом Мори Бернштейном. Она лежала на кушетке, горящая свеча двигалась туда и обратно перед ее лицом, и Рут вдруг заговорила от имени Брайди Мерфи, ирландской женщины, жившей в начале девятнадцатого века.

Восхищенный Бернштейн описал эту историю в книге «В поисках Брайди Мерфи», которая стала бестселлером. С нее началось всеобщее увлечение гипнозом. Гостиные временно превращались в салоны гипноза. Приглашения на маскарады в духе «Приходите такими, какими вы были» были очень популярны. Всюду слышались песни с названиями в духе «Вы верите в реинкарнацию?». Ученых вовлекали в дебаты, чтобы они обсуждали достоверность заявленной реинкарнации, в том числе и рассказ женщины, утверждавшей, что в прошлой жизни она была лошадью. Может быть, Рут Симмонс и ее многочисленные имитаторы всего лишь нашли для себя отдушину среди повседневных домашних забот? Было ли что-то этакое в этом «пунктике», таком увлекательном и сенсационном для когорты женщин, у которых было достаточно времени, чтобы думать о значении своей жизни, переглаживая очередную кучу белья?

Движение за освобождение женщин постепенно набирало обороты в 1950-х годах, а такие парфюмы, как Hypnotique, предлагали способ признать женский потенциал и женскую власть и обуздать их. Но в то же время эти парфюмы были рассчитаны и на женщин, «рожденных, чтобы очаровывать мужчин», полагавших, что в этом наивысший смысл их существования.

После нескольких лет отсутствия Max Factor выпустил Hypnotique в комплекте с Sophisti-Cat, маленькой фигуркой черной кошки с жемчужным ожерельем и глазами из горного хрусталя. Ее следовало поставить на полку. Кошка, символ старой девы, пережила второе рождение и стала воплощением одинокой девушки в городе – Холли Голайтли из фильма «Завтрак у «Тиффани». Мелкими шагами мы продвигаемся вперед…

Tabac Original

Mäurer & Wirtz, 1959

Очень мужской парфюм

Приключенческие журналы 1950-х годов, какое удовольствие перелистывать их. На пике продаж в месяц разлеталось до десяти миллионов экземпляров. Их преданными читателями были американские «белые воротнички» и бывшие военные, многие из которых страдали от неудовлетворенности своим статусом в послевоенной культуре, в частности от так называемой вины оставшегося в живых, а в некоторых случаях и от посттравматического синдрома.

Эти «сочные» журналы, печатный эквивалент фильмов категории В, каждый месяц распаляли пригороды. На их ярких обложках, как правило, красовались обнаженные торсы мужчин, отбивающиеся от диких зверей – начиная гигантскими гиппопотамами и заканчивая выдрами и даже черепами. Внутри их ждали истории «из жизни», на которые читатели буквально «подсаживались». Среди них были и рассказы о том, как доблестный герой спасает девушку, настоящую секс-бомбу, похищенную сумасшедшим, одержимым сексом садистом. Иногда эти девушки и сами оказывались опасными, и тогда герой попадал в лапы нимфоманок, как это случилось в рассказе «Корабль страсти охваченных желанием женщин» или «Охочая до мужчин девчонка с острова Дьяволиц».

Судя по всему, подобные журналы с этими ковбоями, пиратами и типами, подобными Индиане Джонсу, начали влиять на поведение мужчин в реальной жизни. В 1949 году ведущий колонки, посвященной стилю, Клинт Данэтан (Мичиган), жаловался на засилье ярких галстуков в стиле загорелых авантюристов. Дизайнеры навязывали их мужчинам, чтобы те выглядели «сильными, крепкими и даже соблазнительными по крайней мере внешне». Продавцы одеколонов после бритья и кремов для бритья, разумеется, это поощряли, так как их товары «напоминали о первой бейсбольной перчатке и дне, проведенном на скачках, старых седлах и душевой в спортивном зале». Данэтан писал о том, что этот запах используется для того, чтобы помочь мужчинам из крупных городов выглядеть как лесорубы, увлекая горожан в некий придуманный мир, далекий от их повседневной жизни. Они «хотят выглядеть так, словно только что вышли из приключенческого рассказа, все еще пропахшие потом и кровью битвы». Как же он определяет ароматы этого сорта? «День, проведенный верхом на охоте с собаками».

Мы, разумеется, можем сказать, что использование этого аромата – или нам следует сказать «крови битвы»? – было очень популярным среди мужчин в 1950-х годах. В статье под названием «Ароматизированное время» (1949), предназначенной для читательниц журнала Britannia and Eve, говорилось, что «мужчины захватили рынок приятных ароматов точно так же, как женщины захватили рынок сигарет». В статье эти «приятные ароматы» осторожно идентифицировали не как парфюмы, а скорее как ароматические добавки к другим средствам, намекая на намеренный эффект сублимации. «Мылу для бритья, лосьонам после бритья, тальку, зубной пасте, лосьонам для волос, туалетному мылу, ополаскивателю для полости рта придают тщательно отобранный и продуманно созданный аромат, который, как знают или полагают поставщики, привлекут покупателей-мужчин».

В 1950-х годах раковина в ванной комнате определенно стала вотчиной мужчин, тогда как туалетный столик оставался владением женщины. Растущее разнообразие средств по уходу включало в себя электрические бритвы от Schick и Remington, а также восхитительную новинку – пену для бритья в виде аэрозоля. Вот почему так сложно идентифицировать мужские ароматы из сегмента масс-маркет, чтобы противопоставить их мылу и лосьонам. В конце 1940-х годов появились новые мужские «кожаные» ароматы, такие как Men и English Leather от King.

Они создавали тот самый эффект обратной стороны седла, который так ярко описал ведущий колонки из Мичигана. Затем произошел спад, и в следующее десятилетие наступило затишье. Почти ничего не происходило. Ни-че-го. Но в 1959 году наконец появился Tabac Original от Mäurer & Wirtz. Это классический мыльный аромат, который теперь ассоциируется со старомодными парикмахерскими и пеной для бритья, и все же он продолжает традиции папоротниковых ароматов, которые впервые появились в 1880-х годах.

Tabac – это особый аромат среди одеколонов после бритья: совершенно не модный, но все же некоторые никак не могут от него отказаться. Это интенсивный старый аромат, и как только первые аккорды альдегидов рассеются, они уступают место чему-то уютному и многогранному, с нотами лаванды, сандаловым деревом и табаком, а также легким дуновением цветочных нот. Раньше доступный по цене аромат был вполне приемлемым, если он был частью средства, которым обрабатывали порезы после бритья. Такие средства должны были помогать, а не просто приятно пахнуть. Но теперь одеколоны после бритья, подобные Tabac, могли наконец приятно пахнуть сами по себе, даже если их использование ограничивалось утренним ритуалом бритья и предполагало приятно-болезненное пощипывание кожи.

К концу 1950-х годов разделение ароматов из сегмента масс-маркет на мужские и женские, словно противопоставление пирога с мясом и чизкейка, завершилось. Мужчины хотели, чтобы им говорили, чем они должны пахнуть. А хотели они пахнуть как мужчина из приключенческого журнала, покрытый грязью и царапинами, с потным лицом после серьезных усилий. А их женщины тем временем, даже атакованные на болоте гигантской выдрой, оставались олицетворением гламура с идеальной «кошачьей» подводкой, ярко-красными губами и шикарной грудью.

Vétiver

Guerlain, 1959

Парфюм для джентльменов

Парфюмы с ароматом ветивера похожи на автобусы, подъезжающие один за другим. Это сравнение особенно верно для конца 1950-х годов, когда друг за другом появились сразу три аромата: первый – от Carven в 1957-м, а затем в 1959-м его догнали парфюмы от Guerlain и Givenchy. Аллилуйя, они сделали это! Наконец-то изысканные парфюмы для мужчин начали просыпаться после ядерной зимы.

Разумеется, существовали все эти ароматизированные пены для бритья в сегменте масс-маркет, да и одеколоны после бритья тоже. Но сугубо мужским «ароматам» в сегменте роскошных товаров никак не удавалось набрать обороты, и сдвиги были едва заметными. Ситуация чем-то напоминала сэгуэ (переход в музыке) в одежде от свободного стиля Лиги плюща начала 1950-х годов к более строгому и узкому континентальному крою 1958 и 1959 годов (представьте Кэри Гранта в фильме «К северу через северо-запад»). Рост популярности журналов, посвященных стилю жизни, таких как Esquire, помогали создавать рынок для богатых разборчивых покупателей, которые ищут нечто более удивительное, чем Old Spice. В середине десятилетия появилась целая группа ароматов с пометкой «pour homme» или «pour monsieur» от Chanel, Givenchy и Coty. Обычно каждый дом представлял по одному аромату, но обязательно с явным намеком на его мужские атрибуты, чтобы мужчины-покупатели не попадали в неловкую ситуацию, выбрав по ошибке женский парфюм.

Ветиверия – это трава (другое ее название кус-кус). Она родом из Индии и широко применяется в сельском хозяйстве. В частности, ветиверия удерживает почву, подверженную эрозии, и служит кормом для скота. В Америку ее завезли из Вест-Индии перед Гражданской войной, где она была популярной у владельцев плантаций. В парфюмерии используют корень ветиверии. Он-то и называется ветивер. Это один из самых широко используемых материалов. Еще в начале двадцатого века ветивер импортировали с островов Реюньон, Гаити и Явы, и продавали его охапками. Хозяйки клали корни в ящики комода, чтобы ароматизировать постельное белье или растирали их в порошок, чтобы потом изготовить саше с восточным ароматом.

При такой истории ветивер определенно не был новым ингредиентом в парфюмах 1950-х годов, новой была его ассоциация с мужественностью. Словно в попытках огородить некую территорию для мужчин, в парфюмерной промышленности в ход шло все, что хотя бы отдаленно напоминало древесные ароматы, и дефеминизировала их. В ветивере нет ничего особо мужественного, это всего лишь слова. Поэтому все читательницы могут попробовать Vétiver от Guerlain. С момента выхода этого аромата в свет версия Guerlain стала самой знаменитой из трех основных ветиверов. По мнению авторов, это намек на запах садовника вместе с землей под его ногтями. Это действительно чудесный аромат, который стоит вдохнуть после слишком большой дозы Fracas, когда вы нуждаетесь в чем-то таком, что возвращает равновесие. С практической точки зрения, Vétiver от Guerlain, по моему мнению, это одно из лучших противорвотных средств, даже лучше имбиря. Это часть набора от похмелья наряду с тостом с пряной дрожжевой пастой «Мармайт» с травами и специями и несколькими чашками чая. Аромат ветивера и в самом деле требует долгого разжевывания. Его часто описывают, используя слова «дерево», «лакрица», «дым» и «амбра». Зеленые ноты этого аромата представлены бергамотом, его душистые ноты – мускатным орехом и кориандром, а сладкий дымок – табаком. Все вместе производит такой эффект, будто вы пришли с холода и попали в комнату, где накануне вечером разжигали огонь, но он погас много часов назад, оставив после себя один лишь запах, задержавшийся в воздухе.

Веселитесь! Парфюмерная промышленность именно так и поступила в 1960-х годах. Если 1940-е – это мелодрама, 1950-е – изысканная романтика, то в 1960-е годы она сродни дурачеству, и аромат «Розовая пантера» уже где-то на подходе.

Происходят серьезные перемены. И прежде всего это относится к визуальной подаче некоторых классических ароматов 1920-х и 1930-х годов. Парфюмы ведут себя так, словно они в последний раз пришли на конкурс красоты и поняли, что их бальные платья выглядят ужасно старомодными. Они бегут за кулисы, роются в гардеробе, появляются снова, запыхавшиеся, в мини-юбке и лакированных сапогах. Именно это происходит с Fleurs de Rocaille от Caron, в рекламе которого в 1962 году все еще использовали классические гламурные образы. Но в 1963 году в рекламе аромата вдруг появились психоделический источник и дитя цветов с ромашками в волосах и белыми тенями на веках. В следующем году тон снова кардинально изменился, когда дом или те авторы рекламы, которые с ним работали, вдруг решили с хитрым подмигиванием спросить, сможет ли какая-нибудь девушка устоять перед красавцем на «феррари» и с виллой на Лазурном берегу, который купил ей флакон Fleurs de Rocaille. Ответ: едва ли.

В 1964 году Coty уговаривал нас покупать Emeraude: «Молодыми бывают только один раз или дважды!»

Если в некоторых случаях юмор кажется чуть-чуть натянутым и избитым с нашей, современной, точки зрения, все равно приятно видеть, как парфюмы, обычно такие самодовольные, немного расслабляются, будто примеряют на себя яркие принты Pucci, появившиеся именно в этом десятилетии. В рекламе на смену умудренному опытом советнику (доминирующий регистр в 1950-х годах) пришел безнравственный дядюшка, пропахший виски, который толкает вас локтем в бок, произнося новую остроту.

По составу Emeraude и Fleurs de Rocaille оставались в большей степени такими же, как и прежде; возможно, были заменены лишь самые дорогие натуральные ингредиенты, которые использовались изначально. Впервые на этих страницах мы встречаемся с двумя различными презентациями одного и того же парфюма. Соответствуют ли они исходному аромату? Можно ли представить Fleurs de Rocaille следующему поколению как современный аромат? Действительно ли вчерашняя инженю станет завтрашней озорной девчонкой?

Некоторые давно выпускаемые парфюмы искали источник вечной молодости, тогда как другие превращали свой возраст в достоинство. Их стратегия в буре новых стартов заключалась в том, что они позиционировали себя как нечто неизменное в жизни женщины. В 1964 году это удалось сделать Shalimar, которому к этому моменту исполнилось сорок лет. Парфюм обращался к своим постоянным почитательницам и к молодым женщинам, которые искали среди ароматов «свой». Возможно, с 1926 года, утверждали в Guerlain, женщины революционизировали прически, шляпки, обувь, фигуры, носы и даже своих мужей. И все же Shalimar остался. Пока этот аромат претендовал на собственную территорию, новые парфюмы использовали другую стратегию. Некоторые оставались классическими (от Balmain, Balenciaga, Givenchy), чуть-чуть меняясь в духе времени, тогда как другие – такие как Calandre от Paco Rabanne, Zen от Shiseido и Futur от Robert Piguet – шагали в ногу со временем и обращали свои взоры на космическую эру или на более чистую эстетику. Невозможно было игнорировать и влияние «свингующего Лондона», и появляющийся стиль Карнаби-стрит, все еще не восстановленной после бомбежек, но уже ставшей центром «свингующего Лондона» и независимой моды, и фешенебельной Кингс-роуд. Бренды уличной моды, такие как Mary Quant, выпускали свои ароматы, веселые, молодые, свободные. Квант использовала популярный концепт 1950-х годов, сделав его более современным, и выпустила дуэт ароматов под названием AM и PM для работы и отдыха. Парфюмерная фирма Yardley быстро освоила выпуск Oh! de London, чтобы донести эту энергию до Америки. Но в целом британская парфюмерная промышленность, выглядевшая усталой, была не в силах завладеть вниманием, сосредоточенным на наших берегах.

В самом деле мы могли бы сказать, что парфюмерная промышленность в целом, тесно связанная с гламуром и элегантностью, с платьями в пол и аккуратно накрашенными губами, не была готова ответить на социальные перемены, охватившие западный мир. И даже если бы она попыталась это сделать, то никто не счел бы ее достойной доверия. Вместо этого самым большим парфюмерным успехом десятилетия стал аромат, далекий от мейнстрима, – «антипарфюм», которым является масло пачули.

У нас нет оснований утверждать, что в 1960-х годах парфюм утратил свою былую значимость. Это десятилетие увидело несколько фантастических новинок, особенно для мужчин. У знатоков хорошего виски, табака и изысканных вин (имеющим достаточный доход, чтобы все это себе позволить) появилась возможность приобрести не менее изысканный одеколон или лосьон после бритья. На ум сразу приходит Eau Sauvage от Christian Dior. В сегменте масс-маркета этот намек на комедию/иронию со стороны брендов с солидной историей проявился как гомерический хохот среди парфюмерных линеек для аптек. Парфюмы начали пародировать, они пародировали и сами себя, поскольку в этот период условности данного товара были подорваны. Мы это увидим, познакомившись с «небритым «парфюмом Brut от Fabergé и с ароматом Hai Karate, к которому прилагалась шутливая инструкция, помогающая молодым людям успешно отбивать атаки назойливых поклонниц. Проблема заключалась в том, чтобы понять, всегда ли парфюмеры намеренно шутили.

Примером этого можно считать аромат Centaur («Кентавр») 1967 года. Его позиционировали как бесспиртовой одеколон для массажа чувствительной кожи. В рекламе, напоминающей стоп-кадр из фильма «Ясон и аргонавты» (1963), девушка в тоге, едва прикрывающей соски, тянется к плечам мужчины старшего возраста, похожего на Пана. Флакон навевает образ старинной чернильницы. В рекламе говорится, что средство надо втирать в пах, чтобы передать «послание мужественности» в интимные моменты. «Полумужчина, полузверь, но настоящий самец!» Насмешливо-иронический посыл срабатывает. Бренд издевается, но знает, что некоторые из нас все равно купятся на эту затравку.

Bal à Versailles

Jean Desprez, 1962

Максималистский парфюм

Та, кто решит попробовать Bal à Versailles, для начала должна позвать герольдов и потребовать, чтобы церемониймейстер с красным шелковым поясом и моноклем обежал бальный зал с криками: «Разойдитесь! Дайте дорогу ее королевскому высочеству!»

«Вот это да! Что это за парфюм?» – может спросить читатель. «Что такого особенного в Bal à Versailles?» – это более насущный вопрос. Этот парфюм такой же разнообразный, как и сам великолепный, «упакованный», благоухающий, болтливый французский двор перед тем, как все взлетело на воздух. Вы хотите изобилия? Тогда Bal à Versailles для вас с его цветками апельсина, мандарином, розмарином, розами, жасмином, кассией, иланг-илангом, бобами тонка, сандаловым деревом, амброй, цибетином, ванилью и остальными ароматами того же ряда. Утверждают, что в составе формулы сотни ингредиентов. Bal à Versailles действительно до такой степени щедрый и концентрированный, что «носить» его – это все равно что добровольно и с радостью задремать жарким днем на солнцепеке.

Парфюм Bal à Versailles – творение парфюмера Жана Депре, предлагавшего с 1930-х годов гламурные, истинно французские ароматы. Этот новый парфюм стал примером недавнего возрождения бренда. Аромат плотный, роскошный, восточный, в старом довоенном стиле.

В самом деле Жан Депре создал Crêpe de Chine – один из величайших парфюмов 1920-х годов. Новый триумф 1960-х годов увлекает в путешествие во времени и позволяет побывать при французском дворе восемнадцатого века, каким он описан в «Опасных связях». Флирт вееров, дефлорация и мушки в виде сердечек (чтобы скрыть следы оспы). Сразу приходит на ум британский музыкальный фильм «Пиф-паф, ой-ой-ой» (1968) по роману Яна Флеминга, особенно сцены в королевском дворце Вульгарии, где барон и баронесса Бомберст, абсурдно одетые и утопающие в бриллиантах, поют, обращаясь друг к другу, и по-детски сюсюкая.

Утверждают, что король поп-музыки Майкл Джексон почитал это воплощение излишеств среди парфюмов. Эти сведения подтверждает сам парфюмерный дом Jean Desprez (он был продан и теперь им управляют из Майами). Они поделились этой информацией, передав слова стилиста-визажиста звезды, правда, признав при этом – и мы повторим это следом за ними – что такие заявления не могут считаться доказательством: «Майкл относился к флаконам с этим парфюмом как к золоту. Он всегда был в восторге, что он у него есть. Ему нравился большой модный флакон, и он любил носить с собой маленькие флакончики в кармане… Он пользовался BAV [Bal à Versailles] последнюю неделю своей жизни». Что ж, это был не совсем Версаль, но ранчо Джексона «Неверленд» со слоном, орангутангом Патриком, электромобильчики с бампером (парковый аттракцион) и кинотеатр под открытым небом – все это недалеко ушло от Версаля.

Brut

Fabergé, 1964

Парфюм неандертальца

Когда лица мужчин рисуют похожими на других животных, итальянцы называют это карикатурой.

Томас Браун, «Христианская мораль»

Вот оно. Один из сотни ароматов, именно Brut заворожил народное воображение. Парфюм известен в мире – даже среди тех, кто никогда не пользуется парфюмом и считает это пустой тратой времени – как олицетворение определенного вида мужественности. Поп-культура способствовала этому с помощью комиков, сатириков и комедий положений. В Brut нет никакой двойственности. Горшок обожгли в печи, и вы можете либо любоваться им, либо разбить.

«О великий, большой и красивый Brut». Так Fabergé рекламировал новый папоротниковый лосьон после бритья. Это выражение желания вполне могло бы стать первой строчкой фильма о домашней хозяйке и сантехнике. Мы можем понять Brut (и это не новость для большинства из вас, а повторение пройденного), пристально вглядевшись в грудь мужчины. Полиэстровая рубашка лопается, пуговицы летят во все стороны. Кожи мы не видим, потому что мужчина удивительно волосат, и эти заросли кажутся маслянистыми, матовыми, как и на его бачках.

Быстро убирайте голову, потому что теперь он колотит себя в грудь, и его медальон вот-вот оторвется и угодит вам в глаз. На вас нахлынут волны восхитительно грязно пахнущего нитро-мускуса в сочетании с лавандой и кожным салом. Все выглядит так, будто мужчина был бы не против, чтобы вы вернулись в его пещеру и немного побаловались с ним. И хотя это покажется неожиданным, но в 1970-х годах Brut стал трендовым ароматом для школьниц, как и Le Dandy привлек модных девушек в 1920-х годах.

Но почему Brut? Что особенного именно в этом аромате, что позволило ему завладеть фантазией людей? Может быть, полное отсутствие нюансов? На дворе уже 1960-е: пора забыть о том, что жена целует мужа перед уходом на работу, наслаждаясь ароматом, исходящим от его свежевыбритых щек. Brut, высвободившийся из чопорной смирительной рубашки предыдущего десятилетия, идет прямиком в спальню, чтобы стать душистым аккомпанементом стонам совокупления. И чтобы общество, упаси бог, не волновалось из-за того, что вся эта сексуальность далека от мейнстрима, Fabergé позиционировал этот лосьон после бритья как аромат для «мужественного мужчины». Фирма спонсировала многих спортсменов, в частности, боксеров и футболистов, и атлетов на пике формы. И это происходило в эпоху всеобщей одержимости тестостероном – гормоном, поддерживающим агрессию, либидо, мотивацию и силу. Гетеросексуальную рекламу аромата можно было рассматривать и как гомосексуальную, особенно ближе к 1970-м годам, когда в ней появились футболист Кевин Киган и боксер Генри Купер, которые возятся в душе, а чемпион-мотогонщик Барри Шин втирает Brut в соски, обливаясь им «с головы до ног!».

Когда Brut выпустили из клетки в 1964 году, уровень тестостерона у мужчины можно было определить только по анализу крови и узнать, хватает ему или нет этого жизненно важного эликсира. Мужчины могли получать инъекции тестостерона по назначению врача. Мировой спорт переживал золотую эру анаболических стероидов, вдохновением для которых послужила советская команда тяжелоатлетов на чемпионате мира в 1954 году. Желание накачать тело странным образом сочеталось с тем, что проповедовало Движение за человеческий потенциал.

Его сторонники утверждали, что мы используем всего лишь один процент нашего мозга и должны стремиться к большей самореализации. Brut – спорное утверждение – это один из наших самых знаменитых символов самореализовавшегося мужчины, едва не лопающегося от переизбытка тестостерона. Но такой аромат может намекать и на сомнительный концепт мужской семенной жидкости.

Пародию на «лосьон после бритья для приматов» можно увидеть в серии «Даррин сходит с ума» американской комедии положений «Моя жена меня приворожила» (1968). Когда любимая всеми хитрая ведьма Саманта превращает бродячего шимпанзе в мужчину, начинается кошмар. Ее муж Даррин, ответственный за выпуск новой рекламы бренда, производящего лосьоны после бритья, видит красивого парня и заявляет ему, что он станет лицом рекламной кампании. Примат отправляется на фотосессию. У шимпанзе внешность модели, но, по сути, он все еще обезьяна. Когда его попросили позировать в гольф-клубе, он начал крушить съемочную площадку, прыгать по стенам и, колотя себя кулаками в грудь, издавать жуткие крики, наводя ужас на съемочную группу.

Zen

Shiseido, 1964

Парфюм в японском стиле

Не было такого времени, когда начался этот мир, потому что он все время движется по кругу, словно кольцо, а на кольце нет места, с которого оно начинается.

Алан Уотс, «Книга о табу на знание о том, кто ты есть»

Это был 1964 год, и у Brut появились соперники. В том же году в Токио проходили Олимпийские игры, и был представлен еще один ядовито-зеленый лосьон после бритья, на этот раз с дальневосточной изюминкой. Компания Swank предложила аромат Jade East («Нефритовый Восток»). Это была парфюмированная версия катящегося пластикового булыжника в фильме приключений – явно не подлинный, но забавный. В презентации в стиле «Восток встречается с Западом» участвовала модель в яблочно-зеленой водолазке, мини-юбке и белых космических сапогах. В одной из реклам она держится за мужчину и произносит во многих отношениях сомнительную фразу: «Даже если он не ваш папочка…»

Ориентализм вернулся, и на сей раз вместе с путем дзен, культурным и философским направлением, появившимся на Западе в 1950-х 1960-х годах. Покоренный им Алан Уотс, бывший англиканский священник из Британии, расшифровал суть дзен-буддизма для западной аудитории. Он читал сотни лекций в год в университетских кампусах на всей территории США, выступал по радио и на телевидении, писал книги. К 1960-м годам его активность стала приемлемой для всех, и его часто цитировали в газетах, приводя ключевые фразы, над которыми читатели могли поработать: «Итак, кто вы? Это может остаться невыясненным, поскольку попытаться определить себя – это все равно что пытаться укусить собственные зубы».

Косметические товары, в особенности ароматы, давно освоили восточную эстетику, чтобы продавать позолоченную идею красоты, основанную на древних ритуалах и секретах. Достаточно вспомнить все эти навеянные Японией ароматы конца девятнадцатого и начала двадцатого веков, будь то Hasu-no-Hana от Grossmith (1888), Mitsouko от Guerlain (1919) или Oeillet de japon от Babani (1920). Аромат Zen 1964 года отличается тем, что его разработала компания родом из Японии с историей межкультурного вдохновения.

Shiseido была основана в 1872 году фармацевтом военного флота Японии Аринобу Фукухарой. Он хотел руководить аптекой не при госпитале, как того требовали законы Японии, а как самостоятельным предприятием, притягивающим покупателей, пришедших за покупками ради собственного удовольствия. Его привлекала западная культура красоты, и он позаимствовал идею у американцев и установил фонтанчик с содовой на первом этаже своего первого универмага в модном квартале Гинза в Токио. Логотипом компании стали цветы камелии в воде, выполненные в европейском стиле «модерн».

Очень быстро Shiseido стала одной из самых крупных и самых известных компаний в Японии. Успех ей обеспечили отбеливающая пудра для лица, смягчающий кожу лосьон Eudermine (обратите внимание на древнегреческое, а не японское название) и первая в стране зубная паста. Компания вышла на рынок акций в 1927 году. Хотя американские фирмы, такие как Revlon и Helena Rubinstein, пытались отхватить кусок японского рынка в середине века, Shiseido не уступила свою позицию номер один. В конце концов, компания соблазнилась возможностью открыть дочерние компании за океаном. Если Helena Rubinstein пытается наложить лапу на ваши иены, то и вы можете отщипнуть немного от ее долларов.

У Shiseido – как и у самой Японии – не было серьезной истории ароматов для тела. На тот момент на «домашнем» рынке продавались нежные и спокойные ароматы, основанные на запахе камелий, как, например, Hanatsubaki 1917 года. Zen, зеленый фимиам с нотами розы, пахнет, как яблоки сорта «Бабуля Смит», и был создан специально для западных рынков вроде дистиллята японской культуры красоты. Его отличие заключалось в приглушенном развитии аромата: негромкий парфюм, чтобы продать образы покоя, возвышенности и чистоты. Если другие бренды кричали: «Купи меня! Купи меня!», Shiseido шепотом разговаривала со своими клиентами, снова превращая красоту в исполненный уважения ритуал. Флаконы парфюма Zen, черные, округлые, с нарисованными, словно от руки, золотыми камелиями, предлагали в отделах Shiseido продавцы-консультанты в кимоно, приезжавшие из Японии. Это был предмет искусства, который можно было потрогать, воплощение красоты, которое не слишком далеко ушло от флаконов восточных ароматов PoIret пятьюдесятью годами ранее.

Путь дзен в стиле Shiseido эволюционировал с годами, чтобы отражать конкретные моменты времени. В 1990-х годах он стал научно-фантастическим, когда компания выпустила аромат в такой упаковке, словно над ней поработали в Apple, тогда как сам парфюм содержал экстракт из роз, выращенных на космическом корабле. И наконец, в 2007 году появилась следующая реинкарнация в золотом кубическом флаконе, вдохновленном японской чайной церемонией. Версию 1964 года теперь продают как Zen Original. Дзен – это способ существования, а в парфюме есть много возможностей быть дзен.

Pretty Peach

Avon, 1965

Мой первый парфюм

Линейка Pretty Peach от Avon вызывала истерию. Флаконы одеколона в форме персика с пульверизатором в пластмассовых крышках; мыло, которое разделялось на две половинки и открывало мыло-сюрприз в виде косточки; душистые кремы, спрятанные в пластмассовых плетеных корзиночках с персиками… Эти душистые средства были настолько идеально продуманы, что послушные восьмилетние девочки мгновенно превращались в краснолицую копию Веруки Солт из «Чарли и шоколадная фабрика». «Мамочка, мамочка, я хочу это сейчас! Я мечтала об этом всю свою жизнь!»

Даже некоторых взрослых при виде этих товаров охватывает ностальгическое желание, так как Avon, первой без обиняков предложившая парфюм для детей, инстинктивно поняла, как проникнуть в мир фантазии маленьких девочек. Это было нечто большее, чем детская версия ритуала взрослых. Это было нечто большее, чем горшочки с Пудрой Красоты в волшебных сказках. Это была радость потайного отделения в запиравшемся на ключик дневнике, когда ты уже достаточно взрослая, чтобы хранить этот секрет и владеть чем-то таким, к чему прикоснулось волшебство – наполовину прозаическим, но с неожиданным сюрпризом внутри. Мы же знали, что внутри косточки из мыла Pretty Peach мы, возможно, найдем Джеймса из книги Роальда Даля «Джеймс и гигантский персик», который пьет чай с мисс Паук и Многоногом.

Сюрприз обыгрывал идею потаенного мира фантазий, который завораживает в классической детской литературе: тайный сад, скрывающийся за запертой дверцей, или искривленный старый дуб, через который можно попасть в Страну сладостей, как в книге Энид Блайтон «Тайна волшебного дерева». Такие удовольствия становились осязаемыми через игрушки, воссоздававшие их в миниатюре. В своих дизайнах Pretty Peach мостил дорогу более поздним игрушкам-блокбастерам 1970-х и 1980-х годов, таким как Keypers, семье психоделических лебедей, кроликов и змей, которые открывались, и в них можно было хранить свои самые заветные сокровища. В этом же ключе были созданы и туфли «Волшебные шаги» от Clarks. Они сверкали черным лаком и продавались с ключиком, открывавшим каблуки, в которых были спрятаны картинки. Самыми завораживающими из всех были Polly Pockets: в сиреневом пластмассовом сердечке можно было найти домик или даже дворец.

Эти товары принадлежали восхитительной эре искусственного пластика, виниловых кукольных голов и блоков Lego из ацетилцеллюлозы. Все это позволяло таким игрушечным гигантам, как Mattel, создавать сложные игрушечные миры, доступные даже при самых скромных карманных деньгах.

Забавно, но при всей своей незрелости, коллекция Pretty Peach по большей части напоминает абсурдистские дизайны флаконов 1930-х годов Эльзы Скьяпарелли, ориентированные на аудиторию, которая по-настоящему оценит их фантазийность. Еще один пример детского парфюма из 1960-х годов доводит его до уровня ночного кошмара. Kiddle Kologne от Mattel – это куклы, одетые как цветы, и запертые внутри флакона с соответствующим их наряду ароматом: цветы яблони или розовые бутоны. Они представляли собой цветочные формулы с одной нотой.

Парфюм для детей можно легко счесть неуместной забавой, так как он слишком рано навязывает им режим ухода за собой. Но в случае Pretty Peach парфюмеры правильно подошли к вопросу, предложив сокровище, которым можно дорожить несколько коротких месяцев детства, пока в более поздние годы неофиты-любители парфюма наконец не получали возможность серьезно отнестись к своему хобби.

Oh! de London

Yardley, 1965

Обычный парфюм

Одно из самых больших удовольствий от пребывания в Британии – это морщиться и критиковать попытки Голливуда «изобразить» английскую деревню, горы Шотландии или Лондон. Особенно если главный герой беден, как церковная мышь, но каким-то образом умудряется жить в таунхаусе в Челси с видом на Биг-Бен и в минуте ходьбы от галереи «Тейт». И тем не менее у меня есть повод гордиться тем, что нашу страну сочли достойной культурного экспорта, даже если это происходит через дворецких, больше похожих на извивающихся дервишей, тайных агентов и далматинцев.

Никогда Британия не была такой передовой и модной, как в эти короткие несколько лет в конце 1960-х годов. Лондонский стиль жизни повторяли по всему миру, хотя в действительности в самом Лондоне так жили немногие. Именно эту жизнь обессмертил фильм Антониони «Блоу-ап» («Фотоувеличение»), переносящий зрителя в бросающую в дрожь студию высокомерного фотографа и его моделей с глазами лани. Лондон очень быстро стал экспортным товаром, выражавшим странность и веселье, которые отчаянно пытались уловить бренды. Ровно за два года до выпуска их нового аромата бренд Yardley с его модным адресом на Бонд-стрит был воплощением бальных платьев и дамских сумочек. Но потом он перешел в руки British American Tobacco, переехал на Оксфорд-серкус (Оксфордскую площадь), чтобы не отставать от деятельной Карнаби-стрит, центра «свингующего Лондона» и независимой моды.

Прощайте, «двойки» и жемчуга, да здравствуют геометрические узоры и Джин Шримптон с кукольными ресницами, по крайней мере для американского рынка – аудитории, выбранной для этой новинки из Лондона.

Частью этого перехода середины 1960-х годов от цветочных букетов к господству красок стала броская косметика, в том числе и тюбики с губной помадой, одновременно служившие свистком, чтобы подзывать парней. В моде было исковерканное написание (кто-нибудь помнит ароматизированную пудру Luv Dust?). Странное дело, в рекламе появились чашки с чаем и мишени для дартса с целью обыграть британскую смесь, как на обложке альбома группы «Битлз» «Клуб одиноких сердец сержанта Пеппера». Парфюмом от Yardley, идеально подходящим для того, чтобы стать олицетворением флиртующего, игривого «лондонского образа» (London Look, это выражение компания запатентовала), стал Oh! de London, легкий и неформальный ромашковый аромат. Он как будто говорил, насколько хорошо быть молодым и свободным. «О! Глупые кудряшки. О! Пухлые губки. О! Экстаз», – таков был посыл одной вовсе не глупой рекламы. Всего лишь за три доллара девушки в США, жаждущие съездить в Англию ради одного взгляда на Пола Маккартни, могли воспользоваться этим парфюмом и почувствовать свою сопричастность уличному стилю Твигги.

Новая стратегия Yardley оправдалась, правда, лишь на некоторое время. Довольно скоро молодые покупательницы устали от этого парфюма и нашли для себя другую модную новинку, или они просто выросли и захотели попробовать «парфюм для леди» (ô от Lancôme 1969 года был логичным переходом после Oh! de London). Парфюм Yardley, в конце концов, вернулся к своим лавандовым корням, пока в 2014 году не появился новый парфюм Дома – Jade («Нефрит»), вдохновленный парфюмами и стилистикой 1960-х годов.

Eau Sauvage

Christian Dior, 1966

Парфюм плейбоя

Иногда вполне возможно влюбиться в персонаж мультфильма. Я признаюсь в том, что потеряла голову из-за лиса Робина Гуда, персонажа диснеевского мультфильма 1970-х годов. Его возлюбленная леди Мэриан очень нравилась мальчикам (она занимала второе место после крольчихи Джессики). Но если мы вернемся из сомнительного мира взрослых персонажей мультипликации на земную твердь, то не сможем проигнорировать самого модного иллюстрированного мужчину в истории – мистера Eau Sauvage.

Этот герой не имеет имени хотя бы потому, что превратился в предмет, настолько же возбуждающий, как ручка и чернила. Он был порождением модного иллюстратора Рене Грюо, автора целого ряда наиболее оригинальных и запоминающихся коммерческих модных иллюстраций двадцатого века. Он долгое время сотрудничал с Домом Christian Dior. Еще до того, как электрические вентиляторы стали использовать при фотосъемке, чтобы волосы моделей развевались, рисунки Грюо дышали жизнью. Наряды и фигуры, на которых они были надеты, выглядели энергичными и желанными. Многие из женщин, нарисованных Грюо, даже если на них красовались невероятно дорогостоящие творения высокой моды, были изображены с откинутой назад головой, с приоткрытым от восхищения ртом.

Они выглядели так, словно только что заметили любимого человека, идущего им навстречу. Но самые лучшие работы Грюо относятся к тому времени, когда он создавал рекламу парфюма. Продавать одежду достаточно сложно, но здесь имеется хотя бы вещь, которую можно рекламировать. Представить аромат, даже используя упаковку, намного труднее, поскольку концепт и личность, на которые намекает аромат, необходимо персонифицировать. И все же мистер Eau Sauvage, венец творчества Грюо в области рекламы парфюма, невероятно живой, как будто это и в самом деле мужчина, с которым вы согласились бы встречаться. И все это, насколько я могу предположить, создавалось с единственной целью: чтобы вы купили этот аромат для вашего бой-френда, а затем наваждение, возможно, развеется.

В скверные дни, вполне вероятно, вы посмотрите на мистера Eau Sauvage на рекламе и увидите в нем нарцисса. У него накачанное тело, ему нравится принимать ванну, потому что чаще всего он предстает в белом халате и банных тапочках (волосатые ноги на виду) или обнаженным, с наброшенным на плечи полотенцем (смотреть не на что, дамы: он изображен боком, и полотенце прикрывает все, что требуется прикрыть). На самом непристойном рисунке мистер Eau Sauvage совершенно нагой в ванной комнате. Если кто-то решит к нему заглянуть, то увидит лишь малюсенький кусочек ягодиц.

Этот мужчина отдыхает дома, в нем чувствуется расслабленность после душа. В стакане с вермутом позвякивают кубики льда. Никакой утренней суматохи. Рисунки Грюо, изображающие жителя мегаполиса, семьянина или холостяка, это идеальное олицетворение аромата Eau Sauvage. Формулу создал парфюмер-минималист Эдмонд Рудницка, и это была свежая вариация на тему одеколона: мшистый цитрус поднимается на новый уровень благодаря использованию молекулы, присутствующей в цветах жасмина. Она называется гедион, или метилдигидрожасмонат, и заставляет композицию сверкать. Eau Sauvage – это воплощение уверенности в себе: никому не надо ничего доказывать. Удивительно, но в отличие от многих женских ароматов более раннего периода двадцатого века, которые быстро «старели», к настоящему моменту Eau Sauvage полюбили уже три поколения, и парфюм не кажется ни устаревшим, ни «папочкиным». Многие мужчины, чьи отцы отдавали предпочтение этому аромату, спокойно пользуются им сами.

Кажущаяся легкость работы Рудницка и Грюо выдает социальные перемены, которые сделали это возможным. Мы уже видели, что продать аромат мужчинам было можно, лишь опираясь на немногочисленные отработанные методики воздействия. Грюо от всего этого избавился – бесконечные маркетинговые копии: обожающая жена, «клюющая» мужа в щеку, никуда не годные слоганы – и показал мужчину в своей стихии, обычно в одиночестве. Eau Sauvage мало говорит, но многое подразумевает: как снимок социальной истории это постоянный персонаж. В статье о послевоенной мужественности и представлении о хорошей жизни в современной Америке историк Элизабет Фратерриго написала в журнале Playboy о роли, которую сыграла империя Хью Хефнера, начиная с журнала и заканчивая клубами и пентхаусами, в знакомстве молодых, влиятельных мужчин с альтернативным стилем жизни. И такая жизнь создавалась за счет того, что продлевались годы «свободы» перед вступлением в брак. Вместо того чтобы оплачивать только что построенный дом в пригороде и выдерживать постоянную нагрузку, это была жизнь ради удовольствия, в спальне и вне ее. Ни один уважающий себя плейбой не мог бы лучше выразить свои вкусы и произвести впечатление на нынешнюю подружку, если у него не было собственной холостяцкой квартирки с абстрактными картинами, джазовыми записями и самым современной hi-fi аппаратурой. Расположенная вдали от гостиной ванная комната имела огромное значение как место для ухода за собой. В одной из статей журнала Playboy, посвященной стилю жизни, «Мужчина в своей ванной», опубликованной в 1957 году, подчеркивалась необходимость иметь огромные мягчайшие банные полотенца (напоминающие гигантские красные с черным коробки бумажных мужских носовых платков от Kleenex) и объемный махровый халат, чтобы было во что завернуться после долгого отмокания в огромной ванне.

И все же Eau Sauvage для мужчин значит намного больше, чем клише Хефнера. Возможно, этот парень получит всех девушек, которых захочет, но не из-за этого он любит свой парфюм. Он «носит» его для собственного удовольствия, там, куда не попадает свет софитов, и от души наслаждается вечером, который может провести в домашних тапочках из овчины.

Aramis

Estée Lauder, 1966

Городской парфюм

Aramis стал всеамериканским парфюмом, созданным Estée Lauder для слащавых менеджеров и названный в честь одного из «Трех мушкетеров». В качестве популярного рождественского подарка его обычно продавали в красочных пакетах с надписью «Набор эмиссара» или «Дипломат». Aramis был настолько популярным и столь желанным, что послужил источником вдохновения для пилотного запуска шпионского сериала, из которого и взята следующая сцена (не скрою, эта комедия положений существует лишь в моем воображении).

Мизансцена: головокружительный квартал офисных небоскребов в центре Манхэттена. Мы видим желтое такси, которое под аккомпанемент духового оркестра останавливается у тротуара. Высокий мужчина, на вид за тридцать, выскакивает из него, не заплатив, и влетает в вестибюль через вращающиеся двери. Он случайно впускает в здание голубя, и недовольный швейцар начинает гонять птицу шляпой, демонстрируя зрителям свой парик. Крупный план высокого мужчины. Красив. На нем черная водолазка и твидовый костюм. Бачки, густые и ухоженные. С загаром на лице. Ягодицы выпуклые.

Это Дик Бишоп, известный под именем агента Арамиса.

Арамис пересекает вестибюль и скрывается в лифте. Сунув мальчику-лифтеру доллар, он жестом просит его выйти. Двери закрываются. Арамис достает из пиджака отвертку, поворачивается к главной панели, и за четыре секунды снимает ее. Под панелью оказывается большая красная кнопка, позволяющая отправить лифт на потайной этаж. Арамис нажимает на кнопку и быстро спускается вниз. В правом, оттопыривающемся, кармане его брюк лежит флакон одеколона, который он распыляет на волосы и задумчиво втирает в подбородок.

Двери лифта расходятся в стороны. Арамис попадает в офис. На полу ковровое покрытие. На обитых деревянными панелями стенах полотна Кандинского.

К нему подходит девушка, протягивает документ на подпись. Ее начес головокружителен. Это Джеки Старлинг, секретарь агента Найта, директора секретной разведывательной программы «Шах и мат» ЦРУ.

Джеки: Дик, почему от тебя всегда столько проблем? И почему я должна оплачивать твое такси? Ну вот, я пытаюсь на тебя сердиться и не могу, потому что от тебя чертовски приятно пахнет.

Арамис: Не думай об этом, Джеки.

Арамис быстро подписывает документ и подталкивает листок обратно к Джеки, которая этого не ожидала. Ручка падает на пол.

Джеки: Посмотри, что ты наделал. Это же авторучка.

Джеки наклоняется, чтобы поднять ручку, демонстрируя край шелковых чулок. Арамис поднимает бровь, камера задерживается на этой картинке. Насладившись видом, он подходит к тяжелым двойным дверям и стучит.

Найт (из кабинета): Войдите.

Арамис собрался было войти, но оборачивается и видит Джеки. Она рассержена, ее платье все в чернильных пятнах.

Арамис (обращаясь к Джеки): Пятница. Шесть вечера. Отель «Карлтон». Надень розовое.

Прежде чем Джеки успевает ответить, Арамис исчезает за дверью кабинета.

Джеки (вздыхая и улыбаясь): О, Дик!

Мизансцена: кабинет агента Найта, черная кожаная мебель и тибетский ковер на стене. Агент Найт – это пожилой мужчина, суровый, с кустистыми бровями, носовым платком в нагрудном кармане пиджака; его седые волосы зачесаны назад. Он стоит у стола, у него за спиной открывается панорама города. Он наливает виски в два стакана.

Найт (передавая стакан): Арамис, ты тот человек, который мне нужен. Боже, как от тебя приятно пахнет.

Арамис: Забудь об этом, Найт.

Найт (указывая на кожаный диван): Садись, садись.

Арамис садится на диван. Он замечает черепаху на подушке. Черепаха ест кусок огурца. Брови Арамиса приподнимаются.

Найт: Это Базби. Не обращай на него внимания. Он составляет мне компанию. И потом, у него жучок. Средство для наблюдения спрятано в его маленьком мозгу. Но ты ведь ничего не ощущаешь, правда, Базби? Он любит людей. Уверен, ты ему тоже понравишься, потому что вы вместе отправляетесь в Швейцарию.

Арамис: Тебе не кажется, что в этом плане полно дыр?

Найт: Ты еще не все знаешь. Ладно, хватит шутить. Я посылаю тебя в Лугано. Олимпиада по шахматам начинается на следующей неделе. Там будет очень много людей, о которых нам необходимо все знать. В частности. Вот этот человек (показывает фото). Борис Корляков. Ты его знаешь?

Агент Найт передает Арамису черно-белую фотографию.

Арамис: Русская Ладья? Конечно же, знаю. Переправлял оружие через границу в Сибирь для какого-то крупного проекта. Прячет в своих шахматах небольшие партии плутония.

Найт: Я рад, что ты в курсе. Твоя задача – выяснить, что затевает этот человек. Мне нужны явки, имена, даты, да поможет нам бог, или мы получим ядерную войну. Я отправляю тебя туда как чемпиона по шахматам, чтобы ты смог сыграть против него, взять его радиоактивные шахматы и заменить их пустышками. Ты играл когда-нибудь?

Арамис: В детстве я играл в «Спуски и лестницы».

Найт: У тебя есть пять дней, чтобы стать гроссмейстером. В панцирь Базби вмонтирован маленький компьютер, там записаны все возможные комбинации ходов. Ты их узнаешь с помощью потайного наушника. Черепаха всегда будет с тобой. Но тебе потребуется помощник.

Найт, пропустивший к этому времени три порции виски, наливает себе следующую. Он переносит стакан на письменный стол и крохотным ключиком открывает потайной ящик. Внутри находится флакон парфюма Aramis от Estée Lauder в знакомом футляре «под ореховое дерево». Найт подходит к Арамису и протягивает ему парфюм.

Найт: Это твой обычный парфюм. Обезоруживающая, но при этом вселяющая уверенность смеси бергамота, корицы, ветивера, мха и амбры. Ах да, и еще намек на сандаловое дерево.

Арамис (открывая флакон и собираясь распылить парфюм): Как романтично. Спасибо, Найт.

Найт (протягивая руку и останавливая его): Стой! Ты же ничего не знаешь. Это не обычный флакон. Его чуть-чуть изменили с помощью… назовем это добавками. При вдыхании они вызывают головокружение и блокируют логические центры мозга. Ты воспользуешься им, когда будешь играть против Ладьи, чтобы он не мог оценить происходящее. Иначе он тебя вычислит, и тогда тебе конец. То же самое постигнет и нас всех, если начнется ядерная война. Я дам тебе антидот, чтобы состав на тебя не подействовал. Что бы ни случилось, не распыляй его, пока не начнешь играть против Ладьи. Иначе произойдет катастрофа. Спрячь его подальше. Вот молодец.

Арамис: Я постараюсь быть осторожным.

Найт: Ты будешь нужен нам здесь в среду для последнего этапа подготовки. Если выживешь, постарайся быть милым с Джеки. Она обожает тебя, и нам нужна ее сила духа.

Арамис одним глотком допивает виски, похлопывает Базби по панцирю и выходит из кабинета. Он намеревался пройти прямиком к лифту, но, подняв одну бровь, достает новый флакон парфюма и распыляет вокруг головы, потом подходит к Джеки. Та смотрит на него неодобрительно.

Арамис: В среду в одиннадцать утра. Я приду, чтобы забрать Базби и шахматные фигуры. Потом угощу тебя ланчем.

Джеки: Разумеется, агент Арамис. Сразу после того, как только я избавлюсь от этих чернильных пятен на моем платье. А этого не случится никогда. Я даже позвонила маме, и она говорит, что платье безнадежно испорчено. (Она вдруг меняется в лице, словно вот-вот упадет в обморок.) Боже, ну ты и тип. (Ее голос звучит еще слабее.) Я запишу это в календарь мистера Найта. (Запинаясь на каждом слове, она продолжает, жестом приглашая Арамиса выйти.) И я должна сказать… (икая)… ты мужчина моей мечты. (Оседая на стул.) Ты просто образец мужественности. (Ее глаза моргают.) Я обожаю тебя, Дик. Никогда не забывай об этом.

Джеки теряет сознание за своим рабочим столом. Дик проверяет ее пульс и, довольный тем, что она жива, поднимает одну бровь, приглаживает пиджак и направляется к лифту. Вдалеке раздается духовая музыка.

Hai Karate

Pfizer, 1967

Парфюм для самозащиты

В парфюме Hai Karate запечатлен момент, когда побеждает фарс. Выпущенный в 1967 году со слоганом «Будьте осторожны при использовании», этот бюджетный одеколон стал творением маркетингового гения. Он возник на волне фильмов о кун-фу с Брюсом Ли в главной роли и манил молодых мужчин, прыщавых и неуверенных в себе, обещанием, что этот щиплющий щеки лосьон сведет девушек с ума.

В кампании продвижения аромата Hai Karate даже использовали приемы комического насилия, чтобы драматизировать его неотразимые качества, но делали это довольно фривольно. Каждый флакон Hai Karate был снабжен инструкцией, как помочь молодым людям, использующим этот аромат, отбиваться от назойливых девушек. Для начала он должен был вырваться, «вставая с колен». Затем: «Проведи хороший крепкий полунельсон и встряхни ее, возвращая к реальности. Сурово произнеси что-то вроде: «Осторожнее, сестренка!»

Рекламные ролики на телевидении не могли быть сделаны в наше время. В них очкарик, воспользовавшийся Hai Karate, оказывался атакованным медсестрами, библиотекаршами или сборщицами апельсинов – роскошными, одетыми в комбинезоны, истерически возбужденными. Он награждал их оплеухами, но они все равно увивались за ним по кругу, словно в шоу Бенни Хилла. Под влиянием успеха своей гениальной находки команда парфюма Hai Karate выпустила рекламную долгоиграющую пластинку The Sounds of Self-Defense («Звуки самообороны»).

Кто же стоял за ароматом? Концерн Pfizer, который тридцатью годами позже подарит миру «Виагру». И его реклама подействовала на всех. Теперь, услышав название этого лосьона после бритья, люди обычно издают громкий стон. На деле этот стон означает следующее: «Я сумасшедший, признаю. Я тоже пользовался этим Hai Karate!» Несмотря на сегодняшнее смущение, в прошлом они не собирались говорить «нет» ордам женщин в рабочих комбинезонах, прижимавшихся к их мужественным надушенным телам.

Patchouli Oil

Немарочный парфюм, примерно 1960-е годы

Парфюм для заядлых путешественников

О, этот раскольнический аромат пачу́лей! Мы все с ним знакомы, все его ощущали (если вам это не удалось, отправляйтесь прямиком в магазин Таро и купите себе кусочек кварца, пока вы там). В зависимости от вашего возраста и личной истории – это либо запах заплесневевшей жалкой афганской дубленки, пролежавшей в старом пластиковом пакете в сырой квартире, либо аромат свободы, приключений и секса. Эй, это может быть даже запах секса на заплесневевшей афганской дубленке.

Очень трудно выделить конкретный парфюм из этой группы ароматов 1960-х годов, в которых использовали пачули, мускус и другие душистые масла, чтобы назвать его в качестве примера традиции Hippie Stink («вонючих хиппи»). Привлекательность этих ароматов заключалась именно в том, что они не были брендовыми и продавались в маленьких коричневых пузырьках с косо наклеенными этикетками. Их делали в кустарных мастерских или, что еще лучше, импортировали из Непала и Кашмира.

Масло пачули играет центральную роль в истории ароматов. Этот аромат стал символом смены курса для молодых людей 1960-х годов, которые в своей «мучительной потребности восстать против мертвечины середины двадцатого века» (как это назвала писательница Дженни Диски) хотели полностью порвать с образом жизни своих родителей, частью которого были модные парфюмы со всем их буржуазным конформизмом.

Масло пачули было парфюмом, но делало вид, что таковым не является. В отличие от всех этих «напыщенных» Диоров и Герленов, созданных из большого количества ингредиентов, это был натуральный, то есть подлинный аромат, поскольку его не касалась (предположительно) рука человека. С характерным запахом винного осадка пачули, близкий родственник мяты, напоминает об искривленных корнях растения и кишащих вокруг него червях в иссушенной почве. Считается, что этому аромату отводилась второстепенная роль в контркультурном движении времени по сравнению, скажем, с наркотиками или сексуальной революцией. Но увлечение пачулями говорит о важности «реальных ароматов» для тех, кто восставал против привычного идеала семьи с домиком в пригороде, оборудованной по последнему слову техники кухней и полуфабрикатами на обед. Писательница Энни Готлиб, вспоминая 1960-е годы в своей книге «Вы верите в магию?», выразилась так: «Дети Lysol, Listerine и Wonder Bread, мы изголодались по текстуре, вкусу и запаху».

Речь идет о том, что с точки зрения запахов Америка и Западная Европа были стерильными, все планировалось и обрабатывалось до состояния немыслимой чистоты. Это был мир чистящих средств для ковров, дезодорантов для дома, машин для уборки улиц и мусоровозов, увозящих гниющий мусор и грязь. А где запах немытых тел и человеческого пота? И не отгораживал ли нас этот бесконечный поток удобств от того, чтобы чувствовать себя по-настоящему живыми?

Страсть к путешествиям и использование психотропных средств стали следствием потребности снова открыть для себя сенсорную стимуляцию. К концу 1960-х годов тысячи молодых людей, вдохновленные поездкой «Битлз» в Индию, оформляли загранпаспорт, собирали рюкзак и отправлялись в Дели или Катманду. «Тропа хиппи» к настоящему времени стала избитым туристическим клише. Но отвлекитесь от поисков марихуаны и историй о том, что можно обходиться парой рупий в день (а потом вернуться домой и попросить еще денег у папочки), и вы получите завораживающий рассказ о потребности окунуться в грязь.

Еще одна цитата из книги Готлиб: «Мы хотели получить крещение в пыли, в прикосновении плоти. Даже грязь была для нас пряностью. Мир, который пах, стал для нас таким же откровением, как и мир, который голодал или медитировал».

Помимо запахов человеческих испражнений, благовоний, жасмина, хны, экзотической еды и гниения эти путешественники сталкивались с местными парфюмерными традициями, среди которых были и пачули. Сухие листья этого кустарника давно экспортировались на Запад вместе с тонкими кашемировыми шалями, чтобы в них не заводилась моль. Однако теперь пачули вырвались из плена викторианских ассоциаций и были готовы стать талисманом и символом свободной любви. Есть немало легенд, согласно которым истинная роль этого масла сводилась к маскировке (или усилению) запаха марихуаны, но не только этим известно это масло. Почти за тридцать лет до выпуска парфюма CK One пачули были ароматом, которым мужчины и женщины могли поделиться друг с другом и который усиливал запах потных вожделевших тел. Хотя воздействие феромонов и роль обоняния во взаимном притяжении были еще не слишком хорошо изучены, аромат пачулей уже воспринимался как дополнение наших собственных запахов, стимулирующее желание. Его даже называли «любовным маслом» и «маслом привлекательности».

Подобные товары, в линейке которых быстро появились «любовное мыло», «любовный спрей» и «любовный фимиам», заполнили новые «магазины для наркоманов» (в них продавали курительные трубки, благовония, бусы и тому подобное), где всегда можно было приобрести кальян для курения марихуаны и андеграундные комиксы Роберта Крамба. Такие магазины обычно появлялись в студенческих городках, тогда так в крупных городах существовали целые Мекки, такие как знаменитый, но ныне «покойный» Кенсингтонский рынок в Лондоне и Ист-Виллидж на Манхэттене, где в 1969 году существовали торговые центры, например, India religious Store, Essex Street Market и Rendon’s West Indies Botanical garden. Там продавали ароматические вещества: серую амбру, корни женьшеня (друзья сексуальной энергии) и пенисы черепахи. Pete’s Spice and Everything Nice предлагал удобные склянки с измельченным в порошок мускатным орехом для галлюцинаций. Одним из самых известных мест, где можно было купить ароматы, была аптека Kiehl на Третьей авеню. Она была основана в 1851 году и с 1960-х годов стала оазисом для хиппи благодаря феноменальному ассортименту сухих трав, продаваемых на вес. Это было эхом зарождающегося тренда «натуральной пищи».

Аптека Kiehl славилась своими парфюмерными маслами, включая, разумеется, Patchouli Oil и Original Musk Oil (оригинальное мускусное масло). В Kiehl утверждали, что Original Musk Oil было впервые изготовлено в 1920-х годах русским князем и найдено в бочке в подвале здания. Как мы уже поняли к этому моменту, парфюмерная промышленность обожает русских князей.

Одним из позитивных аспектов всеобщего помешательства на пачули было то, что оживился мужской интерес к ароматам, прежде считавшийся вульгарным. Но у того средства, какое, подсмеиваясь, называли «маслом, от которого тащатся», был и существенный недостаток: пользовавшиеся им парни бросали вызов общественным приличиям. Журнал New Scientist даже сообщал о феномене «душистых самцов» и привел в пример историю театрального художника, «который возмутился… тем, что его отказались обслуживать в кафе, поскольку владельцам не понравился его лосьон после бритья с запахом индийских пачулей». По словам владельцев, «посетители начали проявлять недовольство», и пришлось «распылить в помещении освежитель воздуха».

К середине 1970-х годов семья ароматов «любовного масла» переживала спад. Культурные идолы эры хиппи как-то вдруг повзрослели, подстриглись и обратили внимание на более изысканные ароматы. И все же история мускусного аромата была подхвачена большим бизнесом после того, как один предприниматель заглянул в аптеку Kiehl. Но чтобы узнать, как это произошло, вам придется перевернуть страницу.

Calandre

Paco Rabanne, 1969

Футуристический парфюм

Название одного из определяющих ароматов 1960-х годов лучше всего произносить с французским акцентом и не переводить. Calandre – произносится «каландр» и в нос – это слово-обманка, но в английском языке оно обозначает «решетка радиатора». Правда, радиаторы не те, что стоят в наших домах, а сексуальные металлические «носы» престижных автомобилей, символы богатства и неукротимого движения вперед.

Так как это первый парфюм испанского дизайнера Пако Рабанна, все в Calandre должно было быть новым. Ювелир в прошлом, Рабанн, любивший металл, к этому моменту всего лишь три года демонстрировал свои коллекции одежды на подиуме, но успел прослыть самой противоречивой фигурой в мире моды. Для своего первого шоу «23 платья из современных материалов, которые невозможно носить» он и в самом деле сумел создать наряды из алюминия и пластика, которые не царапали кожу.

Женщины-фрики в платьях из металлической сетки позволили Рабанну получить заказ на костюмы для фильма «Барбарелла» (1968). Весь мир открыл для себя прелести Джейн Фонды в металлическом нагруднике. На большинстве снимков для прессы актриса по неизвестной причине лежит на боку, подняв одну ногу вверх, будто уже выполняет упражнения из своей будущей системы аэробики.

Название Calandre было определенно неизбитым, и монолитный флакон, похожий на загадочный тотем из фильма Стэнли Кубрика «2001: космическая одиссея», поражал своей оригинальностью. Сам парфюм был авантюрным, и в нем использовались некоторые только что появившиеся синтетические ингредиенты, включая эвернил (аромат похож на запах натурального дубового мха) и оксиды розы, чтобы создать коммерческую версию идеи футуристических запахов. В результате получился металлический цветочный аромат с сияющим блеском, чем-то похожий на новинку 1971 года от Yves Saint Laurent – Rive Gauche.

История, стоявшая за Calandre, тоже была необычной. Это выяснил ветеран парфюмерной промышленности Майкл Эдвардс в беседе с Марселем Шарлем, работавший над парфюмами от Paco Rabanne. Он рассказал об этом в своей книге «Легенды парфюма», изданной в 1996 году. Собрав команду парфюмеров, Пако Рабанн рассказал им историю, чтобы они поняли его замысел: «Богатый молодой человек приезжает на своем «ягуаре» за своей подружкой. Представьте запах воздуха, скорости и кожаных сидений… Он увозит девушку на прогулку в машине вдоль берега моря… Он останавливается в лесу… И там он занимается с ней любовью на капоте автомобиля». Благослови бог парфюмера, который торопливо записывал это и гадал, как ради всего святого превратить капот автомобиля в парфюм, который можно было бы «носить».

В 1960-х годах такого рода истории были необычны в парфюмерной промышленности, но типичны для неортодоксальной работы Рабанна. Синопсис стал обычным делом для авангардных концептуальных альбомов, которые начали появляться в поп-музыке в 1969 году. Группа The Who прославилась первой в своем роде рок-оперой о слепоглухонемом мальчике «Томми» Пита Таунсенда. Она стала классикой именно потому, что каждая песня была хороша сама по себе. Не имел значения тот факт, что слушателю оставалась неведомой общая тема, он мог только гадать, при чем тут страшный летний лагерь дядюшки Эрни. Как концептуальный парфюм, Calandre тоже был сложным соединением мотивов, но они были сублимированы ради создания того, о чем люди будут говорить: «Это действительно необычно. Я куплю флакон». К счастью, совершенно не обязательно быть поклонником дизайнерской эстетики решетки радиатора «роллс-ройса», чтобы наслаждаться Calandre. Когда-то это был аромат будущего, и в ретроспективе он предстает как квинтэссенция своего времени.

Летом 1975 года тысячи людей замирали на берегу моря, прежде чем войти в воду. Им всем казалось, что они видят плавники акул на горизонте. Это была не обычная галеофобия (термин дня: страх перед акулами), а последствия просмотра нового фильма Стивена Спилберга «Челюсти». За ним последовали «Звездные войны», «Супермен» и «Рокки», определившие жанр блокбастера: эскапизм, сенсация, невероятные расходы на рекламу, прокат во всех кинотеатрах и высокие прибыли.

К чему этот разговор о «Челюстях» в книге о парфюме? К счастью, мы не станем говорить об «акульих» ароматах (хотя, вероятно, такой аромат и существует), но мы входим в десятилетие духов-блокбастеров. «Играй по-крупному или отправляйся восвояси» – такова мантра десятилетия сверкающих зеркальных шаров и мрачности, эры расклешенных переливающихся комбинезонов из горючего полиэстера и выдуманного персонажа Зигги Звездная пыль. На разрастающейся игровой площадке мира ставки становились все выше, а риск проигрыша – все острее. Но если вы могли убедить миллионы купить ваш парфюм, добыча оказывалась впечатляющей.

На протяжении 1960-х годов парфюмерная промышленность менялась без лишнего шума. По мере того как расширялись корпорации, успешно богатевшие на взлете благосостояния после войны, росли и их аппетиты. Они начали скупать небольшие бренды индустрии красоты и парфюмерные дома. В 1961 году Max factor приобрела Corday. В 1963-м Caron была выкуплена инвесторами, после того как компания стала открытым акционерным обществом. Фирма Yardley перешла в руки British American Tobacco. Это срабатывало в тех случаях, когда новые владельцы бренда заботились о нем. Но зачастую – такое случалось и с парфюмами, и со многими другими предметами роскоши – бренды вынуждали экономить на производстве (изменяли формулу или дизайн упаковки), чтобы снизить себестоимость и представить товар в доходном сегменте масс-маркета. К 1969 году всего лишь четыре из пятнадцати крупных парфюмерных домов Франции оставались в руках владельцев-французов. Отдача от этого тренда оказалась таковой, что, когда в 1971 году американская компания Helena Rubinstein попыталась приобрести Rochas (этот бренд выпустил парфюм Femme в 1944 году), эта сделка была остановлена.

Превратившись в часть конгломерата, парфюмерные бренды получили доступ к более широкому распространению: новые страны, новые магазины и новые покупатели. Компании расширялись, то же самое происходило и с ритейлерами. В Великобритании на долю Boots – сети дорогих аптек – приходился один из трех фунтов, потраченных покупателями на красоту. Duty Free, появившиеся в 1960-х годах, становились еще одним гигантским каналом сбыта ароматов и помогали упрочить свое международное присутствие. Раздавался и недовольный ропот. В 1971 году группа представительниц Движения за освобождение женщин из нью-йоркского университета Колумбия объявила о том, что им удалось воссоздать Joy за три доллара за унцию вместо шестидесяти трех долларов, воспользовавшись «Книгой формул, процессов и секретов торговли двадцатого века» Хенли. Они жаловались не на то, что парфюм порабощает женщин, а на то, что корпорации закладывают огромную маржу в каждый продаваемый флакон и должны быть наказаны «за бессовестное извлечение прибыли». Когда бренды явно тратят огромные суммы денег на рекламу, как это было в 1970-х годах (хотя, честно говоря, Joy был весьма скромным в этом отношении), обязательно возникает вопрос о стоимости жидкости во флаконах в сопоставлении с расходами на рекламу.

Много шума поднималось и вокруг новых ароматов: массовые мероприятия при выпуске, пускание пыли в глаза, телевизионная реклама с огромным бюджетом и гигантские рекламные плакаты. В 1950-х годах парфюмерные компании не использовали телевидение в рекламе, но к 1970-м годам для них уже снимали рекламные ролики с песнями и танцами, хотя они были куда менее блестящими и художественными, чем современные компании. Парфюмерный дом Prince Matchabelli, который мы помним по парфюму Wind Song, продвигал еще один свой аромат Aviance: жена в передничке исполняла весьма скромный стриптиз и избавлялась от посудного полотенца, чтобы предаться вечерним удовольствиям. Все еще нащупывая правильный способ использования этого средства массовой информации, компании порой очень и очень ошибались.

Пожалуй, самой неудачной рекламой вообще, и парфюма тем более, стала реклама Love’s Baby Soft 1975 года. Желая передать неповторимый характер аромата, кто-то решил, что следует показать зрелую женщину, которая соблазнительно облизывает леденец под звуки колыбельной. Закадровый текст?.. Давайте просто скажем, что это были слова о неотразимом, уютном аромате невинности. Особенно огорчает тот факт, что этот аромат создала компания Dana, некогда великая фирма, придумавшая tabu, замечательный роскошный аромат 1932 года, но теперь скатившаяся в… ну, в общем, вы сами все понимаете.

Но довольно отступлений. Многие новые ароматы этого десятилетия пытались подстроиться под меняющиеся роли женщин. Не стоит, разумеется, утверждать, что аромат может быть от природы феминистским или пахнуть освобождением, но это стало нишей для многих новых ароматов, словно парфюмеры нашли середину между классическими ароматами начала двадцатого века и взбесившимися пачулями. Появились красивые, живые и горьковато-зеленые парфюмы, такие как Pheromone от Marilyn Miglin (не обращайте внимания на кошмарное имя), любимый аромат великого французского кутюрье Жана-Луи Шеррера, и Chanel № 19. Были и восточные блокбастеры, все они появились к концу этого десятилетия, такие как Opium, Cinnabar и Magie Noire. Радовали искрящиеся шипровые ароматы, например Diorella и Cristalle.

Для многих ароматов 1970-х годов использовали такой компонент, как гедион, который впервые включили в формулу Eau Sauvage еще в 1960-х годах. Практически не имеющий запаха сам по себе, гедион начинал действовать, словно велосипедный насос, в союзе с другими ингредиентами, наполняя парфюмы воздухом и помогая создать ощущение энергии и пространства. Эти запахи следующего поколения и рекламные кампании, с помощью которых их продвигали, отражали меняющийся профиль их потенциальных покупательниц. Эти покупательницы больше не были богатыми бездельницами на коктейльных вечеринках и званых обедах, они стали деловыми женщинами, сочетающими работу, материнство и романтическую любовь. Rive Gauche от Yves Saint Laurent стал выражением этого стремления к независимости.

Подстраиваясь под феминистские настроения, ароматы рисковали скатиться к банальным идеям «вы этого достойны», но в целом они были на верном пути. Парфюмы снова шли в ногу со временем, они стали более доступными, чем когда бы то ни было, и баловством для масс, которые теперь заполняли стадионы по всему миру. В конце концов, эти ароматы 1970-х годов – их «носили» по всему миру, они чувствовались всюду – были такими же возбуждающими и приятными, как рок-гимн.

Rive Gauche

Yves Saint Laurent, 1971

Многофункциональный парфюм

В конце 1970-х годов парфюмерный бренд Charles of the Ritz выпустил аромат под названием Enjoli, «8-часовой парфюм для 24-часовой женщины». Его продвигали с помощью песни Пегги Ли I’m a Woman («Я женщина»), которая представала в песне в разных образах – от деловой женщины до домашней кухарки. Реклама Enjoli угрожала одним махом уничтожить гламур парфюма, так как в ней показывали женщину, которая умело обращается со сковородкой перед камерой. Это был один из последних ароматов среди тех, которые старались привлечь женщин 1970-х годов, пытавшихся одновременно растить детей, зарабатывать деньги и вести некое подобие светской жизни. Enjoli предстояло стать их сообщником в течение долгого изнурительного дня – тем парфюмом, который можно было «носить» и с кухонным фартуком, и с шелковым неглиже.

Если мы хотим найти оригинальный парфюм для женщины, решающей различные задачи, нам нужно вернуться в 1971 год, когда под слоганом «ничего похожего на прошлое» появился Rive Gauche («Левый берег») от Yves Saint Laurent. Rive Gauche предназначался для дерзких молодых особ, движущихся со скоростью девяносто миль в час. Им продавали фантастическую версию их собственной жизни.

Актриса Фэй Данауэй, в то время ролевая модель для поколения 20-летних, стала образом женщины Rive Gauche. В роли Вики Андерсон из фильма «Афера Томаса Крауна» (1968) она сыграла сексуальную женщину страхового агента. Ее героиня, раскрывая преступление в сфере искусства, заводит роман с главным подозреваемым. В фильме «Сеть», вышедшем несколькими годами позже, актриса сыграла беспринципного ТВ-менеджера с убийственным гардеробом (и целым набором шелковых домашних халатов), которая рявкает на своих перепуганных подчиненных: «Мне нужны ваши идеи».

Парфюм Rive Gauche дополнял своего родственника из мира моды – платья с запáхом из джерси от Дианы фон Фюрстенберг, обещавшими гламур в дневное время в сочетании с практичностью («постирали и надели»). По контрасту с более традиционными ароматами, янтарно поблескивавшими в изящных стеклянных флаконах, Rive Gauche выпускали в щегольской алюминиевой фляжке: разбить невозможно, и она идеально помещалась в дамской сумочке вместе с ключами от машины и бумажником. Стильный флакон в голубую и черную полоску легко было заметить среди старых чеков и при необходимости воспользоваться его содержимым в течение дня. Механизм флакона предполагал щедрое распыление, аромат окутывал тело тонким туманом. Женщинам советовали распылять аромат на ноги, что, должно быть, вызывало немало удивленных взглядов в офисе, не говоря уже о приступах кашля, которые мог вызывать этот аромат розы и жимолости.

Rive Gauche стал крупным успехом для Yves Saint Laurent. В последующие годы парфюм только укреплял свои позиции, позволив, в конце концов, потратить больше денег на рекламу. В ней использовали образ девушки в автомобиле, которая ни в грош не ставила замужество и отправлялась на прогулку в одиночестве. Действие ролика разворачивалось под бодрую песенку о том, что нужно веселиться.

Тем не менее такая броская реклама оказалась уже не нужной, поскольку «заматеревший» Rive Gauche успел стать классикой; им наслаждались, не предаваясь воспоминаниям об исходном замысле. Кроме того, образ независимой женщины приелся вместе с Enjoli и другими подражателями. Продавая Rive Gauche верным покупательницам, раз за разом приобретавшим именно этот аромат, Yves Saint Laurent в конце концов привлек их внимание к совершенно другому типу аромата, в котором делалась ставка на томность, а не «ламборгини». Это был Opium, но о нем разговор впереди.

Aromatics Elixir

Clinique, 1971

Холистический парфюм

Aromatics Elixir стал одним из первых ароматов мейнстрима, признавшим «актуальность пачулей» в 1960-е годы. Этот «плюшевый» парфюм, казалось, извлекли из шкафчика с китайскими лекарствами, и он совершенно не отвечал «лабораторному» образу Clinique. Когда аромат появился в 1971 году, его продавали без шума, почти из-под прилавка. Но десятью годами позже Clinique потребовалось вдохнуть новую жизнь в бренд, и они начали рекламировать парфюм на журнальных разворотах, пропагандируя его как движение андеграунда: «Aromatics Elixir никогда не был конформистом. Ему не нужны фанфары. Это единственный успешный парфюм, сотворивший себя сам».

Не спорю, обошлись без фанфар, но в Clinique прекрасно знали, как позиционировать оригинальный аромат. В этом парфюме-попурри лидировали пачули (естественно!). Их дополняли ноты розы и венок из трав, включая ромашку и шалфей. Aromatics Elixir действует как оперная дива, достигающая в арии смены тональности. Его противники утверждают, что у парфюма прокисший запах, похожий на кошачью мочу. Но его поклонники любят его за то, что он не похож ни на какой другой аромат.

В Clinique сообразили, что у них в руках оказался тигр, поэтому официально рекомендовали покупательницам распылить парфюм один раз и войти в облако аромата. Если распылить пять раз подряд, то можно забыть об общении с другими людьми.

Компания нашла гениальный подход, описывая Aromatics Elixir как «нечто большее, чем парфюм» и утверждая, что его ботанические ингредиенты действуют иначе, чем составляющие других парфюмов. Журнал Vogue с восторгом описывал новый аромат в статье под заголовком «Запах с намерением»:

Они выбрали цветки апельсина, потому что они действуют успокаивающе; сандаловое дерево и ромашку – для ощущения идеальной чистоты; цибетин и жасмин – как базовые ноты, возбуждающие желание. И как не упомянуть о смягчающих кожу иланг-иланге и дубовом мхе! А роза невероятно освежает. В результате получилось нечто особенное – эликсир, который они даже не называют парфюмом.

Подобные описания характерны для ароматерапии, начинающей проникать в англоязычные страны. Это стало возможным благодаря работам Джин Уолнет, придумавшей этот термин, и австрийского биохимика Маргариты Маури, которая в 1960-х годах популяризировала эфирные масла при проведении лечебных массажей. Ароматерапия интриговала людей, но еще не достигла всеобщего признания, как траволечение и макробиотическая и органическая диета. Мысль о том, что «мы то, что едим», начала воплощаться в косметике и средствах по уходу за собой. Зарождалось движение в защиту окружающей среды, появлялась озабоченность тем, где получают компоненты для производства средств красоты. Через четыре года после выпуска Aromatics Elixir в Британии открылся первый магазин The Body Shop, а в Америке Хорст Рехельбахер развивал линейки Aveda, основанные на велнесе и использовании лекарственных растений.

Aromatics Elixir – это особый случай среди парфюмов. С годами он обрел сложное «лицо»: независимое, зрелое, свободно мыслящее, противоречивое, уверенное в своем положении. И такому продукту безразлично, если кто-то его ненавидит. И если это не больше, чем парфюм, то что же тогда?..

№ 19

Chanel, 1971

Непередаваемый парфюм

Парфюм № 19 пользуется некоторой известностью в доме моих родителей. В 1970-х годах это был один из любимых ароматов моей мамы. Он ей нравился, и она все время его «носила». Пока однажды в 1980 году они не отправились с отцом посмотреть дом, который планировали купить. В те времена никто явно не подозревал о необходимости сварить кофе, чтобы в выставленном на продажу доме витал аромат, привлекающий покупателей, поэтому моих родителей встретил запах вареной капусты. На плите стояла целая кастрюля с капустой, которая уже кипела. Пока они осматривали комнаты, запах усилился настолько, что обоих едва не стошнило, и им пришлось поспешить на свежий воздух. Двумя днями позже настал черед № 19, и они оба отпрянули от него со словами: «Боже, это же тот запах капусты».

С этого момента парфюм вышел в отставку.

Я обязана сразу оговориться: № 19 не пахнет капустой. К сожалению, один запах всего лишь наложился на другой и впоследствии вызывал в воспоминании капустную вонь. Возможно, ассоциацию поддерживали те или иные ингредиенты формулы № 19, в частности галбан – ароматическая смола, пахнущая зеленью (в концентрации, как в мусоровозе) и фиалковый корень, крахмалистый и овощной, даже чуть морковный.

№ 19 появился в 1971 году, сразу после смерти Габриель Шанель. Это был первый новый парфюм Дома после 16-летнего перерыва. До этого выходил только мужской аромат Pour Monsieur в 1955-м. 1940-е годы тоже прошли без новинок, поскольку № 5 от Chanel пользовался непреходящим спросом. Парфюм № 19 был личным ароматом Габриель Шанель и получил свое название в честь даты ее рождения, 19 августа. Габриель была одержима нумерологией, и если бегло взглянуть на символизм числа «19», то «1» обозначает начало, а «9» – завершение, и число, таким образом, содержит в себе две противоположные сущности.

Парфюм № 19 стал выражением более молодого и живого стиля для Chanel – это ощущение усилил аромат Cristalle 1974 года – и этот стиль бренд пытался персонифицировать с помощью слов «остроумный», «искренний», «интересный» и «уверенный». В Chanel старались создать для парфюма своеобразную женскую идентичность, отличную от привычной секс-бомбы или романтичной барышни. Но аромат № 19 так и не принес бренду большой прибыли. Он остается привлекательным для небольшой группы преданных поклонниц, которые обожают этот аромат. Парфюм № 19 невозможно отнести к какой-либо категории или попытаться определить его идентичность. Аромат открывается нотами зеленых срезанных стеблей (они более ощутимы в туалетной воде, чем в концентрированном парфюме). Иногда эту прохладу сравнивают с холодом, от которого зубы выбивают дробь, замкнутостью или фригидностью. Лука Турин и Таня Санчес в своей книге «Парфюмы: справочник от А до Я» сравнивают № 19 с холодной и злой «проволочной матерью» («wire mother») из теории связи младенца с матерью, в которой ее противопоставляют более мягкой и теплой «тканевой матери» («cloth mother»). Однако данная интерпретация не соответствует ощущениям почитательниц этого аромата, для которых те же грани аромата раскрываются по-дружески и никак не ассоциируются с порезом скальпелем.

В сердце этого аромата есть ощущение шероховатости, от которого он становится бесконечно завораживающим. Некоторые парфюмы опережают свое время. В этом случае, даже спустя полвека после дебюта № 19, нам приходится гадать, готовы ли мы к нему. Этот аромат слишком знакомый или чрезмерно странный? Парфюм № 19 словно переносит нас в сад, где вид переднего плана не соответствует тому, что витает в воздухе: веселые летние цветы под тусклым зимним солнцем.

Musk Oil

Jōvan, 1972

Парфюм для любовников

С чего начать рассказ о Musk Oil от Jõvan? Эта высокобюджетная версия совершенно не коммерческого мускуса хиппи из предыдущего десятилетия была создана продавцом из Revlon по имени Барри Шипп. Он купил одно из этих масел в трендовых пакетах из крафтовой бумаги, когда шпионил в аптеке Kiehl в Гринвич-Виллидж, а затем запатентовал свой вариант синтетической мускусной смеси. Шипп нашел делового партнера, Бернарда Митчелла, который в прошлом занимался производством ламп, и в 1972 году они начали производить свой парфюм в Чикаго, городе со скромной парфюмерной историей. Это не имело никакого значения и даже пошло аромату на пользу. Производители смогли назвать парфюм демократическим эликсиром любви. Хотя они понимали, что название бренда нуждается в украшении («õ» в Jõvan) для придания европейского шика.

Беззастенчиво намекая на то, что капли аромата достаточно для любовных утех в пещере на шкурах животных, с пантерой, охраняющей вход, фирма Jõvan принесла Шиппу и Митчеллу целое состояние. Спустя семь лет компания была продана Beecham за головокружительную сумму в восемьдесят пять миллионов долларов.

Этот парфюм, разумеется, далеко не первым подсказывает, что запах – это секс, но новая эра сексуальной раскрепощенности позволила заявить об этом сверкающими неоновыми буквами. В отличие от тренда хиппи на мускусные масла аромат Musk Oil воплощал глобальную, мейнстримовую сексуальность пригородов, и его появление совпало с выходом в свет вечно высмеиваемого учебника любви «Радости секса». Предполагалось, что это масло будут наносить на кожу медленными движениями в ритме сочных любовных баллад Барри Уайта, превращая нанесение парфюма в первый этап любовной игры.

Jõvan потратила миллионы на телевизионную рекламу со снятыми крупным планом обнаженными телами, которые нежатся в бассейне с маслом, разлетающимся в разные стороны. И на что, интересно, они намекали? Мы никогда не узнаем, сомневались ли потребители в качестве ингредиентов этого масла или в его уникальных сексуальных свойствах. Однако по сравнению с современными парфюмами, включающими феромоны, притязания Jõvan обоснованы, хотя и вызывают кривотолки. В одном из журналов на развороте опубликован снимок группы мужчин с обнаженным торсом и сияющих улыбками в раздевалке. Здесь же приводятся слова некоего «мистера Б. ван Сикла», который заявил следующее: «От него женщин в моей жизни больше не стало. Но он определенно вдохнул больше жизни в моих женщин». Мистер Дж. Харт, адвокат, похожий на Чарльза Бронсона, говорит нам: «Моя секретарша всегда обращалась ко мне «мистер Харт». Теперь она просто зовет меня по имени». Там же присутствует и мистер Дж. Финк, которого называют «свингером».

Мускусное масло продают как дикую страсть, но в его мягких цветочных нотах больше посткоитальной нежности, заставляющей вспомнить о лирических песнях Дэвида Эссекса и Барри Манилоу, но прежде всего Демиса Руссоса. Представьте греческого певца, объемного в своем кафтане, который наносит этот аромат, прежде чем появиться перед камерой (его волосы развеваются на ветру) и исполнить «Forever and Ever» снова и снова, и снова. Вы можете представить и Беверли из «Вечеринки Эбигейл», для которой с этого аромата начинается ежемесячная ночь любви с мужем Томом.

Хорошая новость: Musk Oil от Jõvan до сих пор можно найти в продаже, если у вас хватит желания это сделать. Поэтому читатели сами могут для себя решить, стоит ли нанести именно этот аромат, чтобы ощутить экстаз.

Diorella

Christian Dior, 1972

Парфюм радости жизни

Какое красивое имя для девушки, Диорелла. О такой девушке Kinks могли бы написать песню. В соответствии с формулой Christian Dior название выбирали с таким расчетом, чтобы оно отражало разные грани личности Dior – Diorissimo, Diorama и Dioressence – в 1972 году Diorella стала барышней следующего поколения. В Diorella, свежем персиковом шипре, созданном Эдмоном Рудницка, автором Femme от Rochas и Eau Sauvage от Dior, не было ничего от фарфоровой хрупкости Diorissimo (мы обсуждали этот парфюм в разделе о 1950-х годах) или будуарной праздности Dioressence 1949 года. Нет, это парфюмерный эквивалент такого редкого утра, когда вы легко просыпаетесь, отлично себя чувствуете и готовы встретить день. Шторы отдернуты, потом душ, свежий ветер врывается в распахнутое окно. Это не назойливо-будоражащий парфюм. Аромат Diorella наполнен удовольствием от того, что вы живы и наслаждаетесь моментом. Рудницка – блестящий мастер фруктовых нот, и ни один другой парфюмер не смог приблизиться к его роскошной, совершенно ненавязчивой манере обращаться с ними. В персиковом вкусе Diorella неожиданно проступают металлические нотки зеленого манго или водяные пьянящие ноты спелой дыни. Аромат необычный и восхитительный.

Когда парфюм Diorella впервые появился в магазинах, аромат признали новым видом парфюма, который, казалось, поддерживал другие новации в одежде. Блестящий лондонский бутик Барбары Хуланицки под названием Biba уже начал предлагать коричневые оттенки помады и рыжевато-коричневые тени для век, соблазняя покупательниц, уставших от милых коралловых и розовых тонов. На смену худеньким моделям со стрижкой «боб» и в мини-юбках пришли лощеные длинноволосые знаменитости-брюнетки – Бьянка Джаггер, Жаклин Смит, Эли Магроу и Кейт Джексон. Они широко шагали в белых брючных костюмах.

Vogue описывал аромат Diorella как «свежий, неброский, элегантный, но при этом расслабленный. Восхитительно женственный, но без явных намеков на очевидное». Это указывает на то, что парфюмерная промышленность чувствовала себя достаточно уверенно, чтобы перейти к производству повседневных парфюмов. Ей хватало креативности и синтетических компонентов, чтобы создавать что-то отличное от традиционного одеколона. Родственницами Diorella, обладающими такой же энергией, с нотами лимона и жимолости, были ô от Lancôme 1969 года и Cristalle от Chanel 1974-го. Они были творениями ведущих французских домов и, далекие от гранжевого мира масла пачули или дешевого шарма грядущих ароматов, таких как Charlie от Revlon, намекали 20-летним и 30-летним, желающим иметь престижный парфюм, что пришла пора сменить настроение. Парфюм ô от Lancôme и в названии, и в аромате – это всхлип удовольствия, восклицание. В первых рекламах Diorella использовался гигантский восклицательный знак, который при вертикальном прочтении превращался в «io», что с латыни переводится как «радость».

Diorella до сих пор с нами, хотя вместе с Diorissimo и Diorama, ее обычно прячут за более свежими предложениями Дома Dior. Сорок лет спустя запах этого парфюма остается таким же современным.

Charlie

Revlon, 1973

Парфюм в стиле «диско»

Чарльзу Ревсону, основателю фирмы Revlon Cosmetics нравилось раздражать людей. Такого босса и врагу не пожелаешь. Однажды он выразился о своем бизнесе так: «Разжопиться не получится. Как только дадим слабину, мы быстро пойдем на дно». Очаровательно. Он обращался со служащими, словно со скрепками. Ревсон сумел разозлить всех гранд-дам в индустрии красоты, и в особенности Элизабет Арден, которая называла его исключительно «этот человек» (That Man). Что ж, хорошими идеями не разбрасываются, поэтому свой первый лосьон после бритья Чарльз назвал… That Man.

Каким бы контролирующим все и вся тираном ни был Ревсон, Revlon как бренд настолько умело заставлял покупателей сходить с ума по своим товарам, что, перечитывая некоторые архивные печатные рекламы, я нервно вздрагиваю. На Revlon работали мастера психологии наоборот. «Огонь и лед», красную губную помаду продавали только тем, кто сумел ответить на несколько вопросов. Лишь тех, кто ответил на восемь – пятнадцать вопросов («Возбуждают ли вас соболя, даже если их носит другая женщина?»), считали достойными такого яркого цвета.

Когда Charlie выпустили на рынок в 1974 году, жизнь Ревсона близилась к концу. Тем не менее он все равно горел желанием обскакать своих конкурентов, и для этого он назвал парфюм своим именем. Он всегда умел предвидеть ожидания своих покупателей в следующий раз, будь то лак в тон губной помады или ароматизированная пудра для лица с ностальгическими нотками пармской фиалки конца девятнадцатого века. Когда дело дошло до создания самого знаменитого аромата фирмы, Чарльз и его команда видели перед собой новое поколение блестящих молодых женщин. Они хотели пользоваться парфюмом, но не были готовы выложить недельный заработок за флакон. Charlie был цветочным альдегидным ароматом, который предложил приемлемую альтернативу Chanel № 5 и другим подобным запахам за весьма умеренную цену. Charlie был дешевым и веселым, словно брюки-клеш на дискотеке, где надо было всего лишь копировать движение из фильма «Лихорадка субботнего вечера». Беззастенчиво популистский Charli предназначался для масс-маркета, со всеми этими делаными улыбками Bee Gees.

В рекламных роликах, посвященных Charlie, фирма Revlon подчеркивала его доступность, обращаясь к аудитории во втором лице, будто во время интимного тет-а-тет. Реклама льстила будущим «девушкам Charlie», она говорила об их чаяниях («Ты ждешь большего от жизни, большего от любви, большего от самой себя») и только потом заявляла, что Charlie готов в этом помочь со своим «сексуальным и юным ароматом». Теперь эта задушевность может показаться несколько навязчивой.

Revlon пригласила актрису Шелли Хэк для участия в рекламе на телевидении. Давая мастер-класс безупречной съемки, камера следует за Шелли в ее атласном комбинезоне, когда она распыляет Revlon на шею (больше всего попадет ей на щеку и почти в глаз), выходит из своей розовой машины и странной походкой – полушаги, полувращения – входит в коктейль-бар. Там она продолжает вращаться, но при этом еще постоянно встряхивает волосами, чтобы напомнить нам, какой аромат исходит от нее при каждом движении. Этот ролик приобрел такую известность, что его даже пародировали в телешоу. Актриса сначала цеплялась за что-то в машине, а потом рвала брюки и натыкалась на стол.

Действие рекламы разворачивалось под мелодию музыканта кабаре Бобби Шорта, которая въедалась в мозг с такой же настойчивостью, что и главная тема из фильмов «Уолтоны» и «Маленький домик в прериях». И эта мелодия не выходила у вас из головы до того момента, пока во время очередного похода в аптеку вы не клали в свою корзину флакон Charlie вместе с новыми колготками и краской для волос. Как и розовое вино «Матеуш», которое в том же десятилетии помогло демократизировать вино и теперь считается запретным удовольствием, Charlie все еще никуда не исчез для тех, кто хочет его найти и готов снова начать вращение, стоит только открыть флакон.

Babe

Fabergé, 1976

Парфюм для выпускного бала

Это пара. Они молоды, влюблены и нарядно одеты. Им, возможно, чуть за двадцать, но они могут быть и вчерашними школьниками, королем и королевой выпускного бала. Это немного «школьная», но при этом модная версия Дэнни и Сэнди из «Бриолина». Они чокаются бокалами с шампанским. Если немного подумать, то это, пожалуй, Babycham (марка шампанского). Что бы они ни пили, напиток разлетается во все стороны, потому что пара зажата в гигантском черном резиновом кольце и мчится по бушующей реке с опасной скоростью в сторону водопада. Что-то вроде демонического аттракциона в парке развлечений. Если нижняя часть тела у них и намокла, на их лицах это не отражается. Учитывая, что река несет нашу пару прямиком под ветхий мост, их любовь находится под угрозой.

Так в 1977 году Fabergé (создатель знаменитого Brut) рекламировал свой новый продукт Babe, одеколон с клубничным ароматом, содержащий «сто восемнадцать эссенций». Бренд только что заключил сделку на рекордную сумму в миллион долларов с Марго, внучкой Эрнеста Хемингуэя. Она должна была представлять парфюм в Америке, и ее расписание было не менее изматывающим, чем стремительное движение уже упомянутой пары к водопаду. Марго, названная так в честь вина, завораживала своими семейными связями и благодаря ее внешности: белокурая, спортивная, ростом сто восемьдесят сантиметров. У нее были серьезные проблемы с психикой, и вскоре ей предстояло погрузиться в очень мрачную яму, связанную со «Студией-54». Но как лицо аромата Babe она представляла калифорнийский бренд здоровья и жизни, в высшей степени желанный для подростковой аудитории парфюма.

Если Charlie был предназначен для загруженных работой, но любящих развлекаться женщин без особых доходов, Babe ориентировался на их младших сестер, готовых отойти от эротизма новичков фильма «Навсегда» Джуди Блюм. Журнал Cosmopolitan посвятил Babe немало страниц. В то время его главным редактором была Хелен Герли Браун, автор книги «Секс и одинокая девушка». Она мастерски владела искусством придумывать броские заголовки. Приведу всего два примера из мартовского номера за 1977 год: «Почему время милых парней наконец подходит к концу? Женщина нуждается в доминирующем мужчине, который защищает и порой плохо обращается с ней!» Или: «Как ответить на непристойный звонок? (Не вешайте трубку!)» Babe продвигали как товар для импульсивных читателей, готовых попробовать на себе все, о чем писали в их библии – Cosmopolitan. Я отыскала старый флакон и могу подтвердить, что одеколон превосходит многие из теперешних ароматов для молодых. В конце концов, иногда пластмассовая бижутерия – это именно то, что вы хотите надеть.

Несмотря на вызывающее изжогу название, которое было напечатано на этикетке тем же шрифтом, что и название грядущего фильма Fame («Слава»), Babe был действительно сладким серьезным ароматом. Спуск Марго в резиновом кольце вниз по реке – будем надеяться, что она вдохновила на такой же подвиг на первом свидании еще нескольких авантюристов – предположительно олицетворял причуды фортуны. Но на нелегком пути ее всегда будут сопровождать одеколон Babe и ее единственная настоящая любовь. «Только с тобой, беби, я хочу путешествовать по жизни», – такой была песня этого парфюма.

Opium

Yves Saint Laurent, 1978

Эгоистичный парфюм

Трудно найти парфюм, который вызвал в обществе больший скандал, чем Opium. Протесты продолжались вплоть до 2000 года, когда бренд получил более семисот жалоб на рекламу, в которой обнаженная Софи Даль изображала экстаз. Opium от Yves Saint Laurent – это пушечное ядро из острых дразнящих пряностей и сухого потрескивающего дерева, влетающее вам в ноздри. Аромат появился в конце 1970-х годов на волне «это шикарно».

Opium оказался на тропе порока благодаря тщательно сконструированному образу и избыточной рекламе. Известно, что Энди Уорхол сожалел о том, что не смог присутствовать на празднике в честь премьеры Opium. Для этого торжества нью-йоркский туристический корабль Peking превратили в подобие баржи для перевозки опиума, пригласили восемьсот гостей – в два раза больше, чем могло вместить судно. Среди приглашенных были Трумэн Капоте, магнат индустрии развлечений Дэвид Джеффен, певица Шер и редактор модного журнала Диана Вриланд. С корабля гости отправились в клуб «Студия-54», где праздник продолжался. Хозяевами торжества были сам Сен-Лоран и модель Джерри Холл, снимавшаяся для рекламы Opium.

Именно печатная реклама Opium с Джерри Холл больше всего говорит об отношениях этого парфюма и его эпохи. Посмотрите рекламные развороты других парфюмов этого десятилетия, и на каждом из них модель смотрит прямо в камеру, в глаза мужчины или на цветок. А вот Холл распростерта на диване в платье из золотого ламе от Halston, словно дело происходит где-нибудь в Шанхае в 1930-х годах, и она под кайфом. На некоторых снимках ее глаза полуприкрыты, на других они зачарованно смотрят на какую-то точку на потолке. Зритель превращался в любопытного наблюдателя, и бренд очень ненавязчиво обхаживал его.

Восточные ароматы конца девятнадцатого и начала двадцатого века сулили стать лестницей в мир фантазий. Opium, открыто «предлагавший» сексуальное влечение, добавлял кое-что от более ранних парфюмов: эгоистичное наслаждение запахом, который следовало покупать и «носить» только ради себя. Вот поэтому-то Джерри Холл и пренебрегает нами. Opium – это эгоистичный парфюм, великолепно отражающий тенденции эпохи вседозволенности. Том Вульф в статье для журнала New York за 1976 год назвал это время «десятилетием “я”», поскольку экспериментальное употребление наркотиков конца 1960-х годов помогло задуматься об истинной природе личностного сознания. Движение самопомощи стало мейнстримом. Денег было в обрез, но это не имело существенного значения. Впервые декаданс стал демократичным, и он мог стать уделом не только элиты, но и мистера и миссис Средний класс. Индивидуализм мог проявить себя как самодостаточность, обосновавшуюся в пригороде. Он мог трансформировать это в художественное творчество под воздействием галлюциногенов или представить как визит к психотерапевту, чтобы поговорить о своих проблемах. В США личное развитие предполагало и посещение семинаров на тему любви к себе.

Для парфюма Opium наркотик был всего лишь наживкой. На самом деле Yves Saint Laurent продвигал парфюм, не без гениальности, как время для самого себя, ежедневный повод сбросить скорость и перестать думать о чем-либо или о ком-либо.

Magie Noire

Lancôme, 1978

Парфюм черной магии

Magie Noire – это удивительно вовремя появившийся парфюм. Ему удалось максимально полно удовлетворить нараставший в 1970-х годах интерес ко всему языческому и «колдовскому».

Идеи контркультуры были мейнстримом, заявившем о себе в 1960-х годах, но оказавшимся на виду в следующем десятилетии. В лондонском районе Камден-Лок появилось множество салонов, где гадали на картах Таро по выходным за небольшую сумму наличных. Мой отец признался, что был одним из таких прорицателей. Обсуждали певицу Стиви Никс, потрясавшую тамбурином, теряясь в догадках, белая она колдунья или нет. И на этот вопрос до сих пор нет ответа. В фильме «Плетеный человек» (1973) увлеченные и испытывающие тошноту зрители следили за мрачной историей деревни и языческими ритуалами разжигания костра.

А потом начались глупости. Вышел рассказ Стивена Кинга «Дети кукурузы», и к концу 1970-х годов Америка переживала нашествие драматических мини-сериалов, подпитывающих истерический интерес к культам плодородия и неоязычеству. Пожалуй, самым нелепым был сериал «Мрачная тайна дома Харвеста». В нем рассказывалось о семье, которая распалась после переезда в деревню в Новой Англии и стала жертвой Вдовы Фортуны (и ее особого меда), которую сыграла Бетт Дэвис.

Увлекательная связь между парфюмом, колдовством, наркотиками и заклинаниями созрела для того, чтобы ею воспользовались. Magie Noire – родственник Opium – можно купить сегодня, как и в те годы, в таком загадочном месте, как универмаг. Этот парфюм определенно соответствует своему названию, будучи темным, дымным шипром, воплощением фимиама и осенней мульчи. В нем нет никакой нежности. Если бы этот парфюм был вином, то в нем оказалось бы очень высокое содержание танина. Magie Noire – один из самых взрослых ароматов (но не старушечий), и, как мрачный дух десятилетия, он занимает место рядом с Opium. Мистический концепт аромата создавался с таким расчетом, чтобы он раскрывался не в линейной прогрессии, а по восьмерке, возвращаясь в конце дня к тому аромату, которым обладал при первом нанесении.

Итак, Lancôme имел в своем распоряжении парфюм, название и немного безвкусный флакон. Теперь оставалось только придумать одно-два запоминающихся события в честь выпуска Magie Noire. Праздник, устроенный тремя годами позже в честь выхода этого парфюма на американский рынок, стал одним из самых невероятных торжеств в честь парфюма. Lancôme сравнял счет со своим соперником Yves Saint Laurent. Пресс-группа Lancôme решила устроить чествование в нью-йоркской Ист-Виллидж, основываясь на «нервном» образе Magie Noire. Гей-дискотеку The Saint («Святой») превратили в место для пятисот гостей при полном параде. Местные жители ничего подобного никогда не наблюдали. Один бездомный, увидев вереницу черных лимузинов, выстроившихся вдоль тротуара, спросил: «Кто умер?»

Это мероприятие должно было возбудить толпу. Сработало? К счастью, журнал New York отправил туда репортера, чтобы тот написал о празднике. Вот его отчет:

Можно ли повесить ценник на восторг от того, что к вам подходит дворецкий с гигантской цветочной композицией, в основании которой спрятаны десять гигантских креветок в соусе темпура? Представьте волну возбуждения, когда вы вкушаете золотистую черную икру из черной лакированной морской раковины, возлежащей на позолоченном листке галакса.

Чтобы создать атмосферу интриги и удовольствия, представители фирмы почти не говорили об аромате Magie Noire. Вместо этого его рекламировали всеми другими возможными способами. Всё, абсолютно всё, в здании было черным и золотым, начиная от нарядов цыганок, которые предсказывали гостям судьбу, до скатертей и даже сигарет. Кульминация вечера наступила в тот момент, когда модель в цветах Дома спустилась с потолка: «Снимки флакона с парфюмом проектировали на купол над ее головой. Они вращались со все возрастающей скоростью, словно исполняли знаменитый головокружительный вальс из «Мадам Бовари».

Собравшиеся журналисты, байеры и просто гости были настолько ошеломлены и очарованы, что Magie Noire имел огромный успех. Парфюм даже пробрался за «железный занавес» и стал самым популярным ароматом на черном рынке в Москве. Из колечка дыма и зеркального зала вышла формула-победительница, которая принесла бренду миллионы и помогла свергнуть коммунизм (кто-нибудь станет утверждать обратное?). Без магии тут наверняка не обошлось…

Anaïs Anaïs

Cacharel, 1978

Мечтательный парфюм

Вы еще не забыли о романтических цветочных парфюмах от Houbigant начала двадцатого века? Вспомните Le Parfum Idéal. Он ассоциировался с концептом, который олицетворяли «девушки Гибсона». От аромата Anaïs Anaïs исходили красота и обаяние, настрой, вернувшийся в образе 1970-х годов: обернутая в целлофан охапка белых лилий, гиацинтов и гвоздик. Для многих девушек это были, вероятно, первые цветы, которые они дарили самим себе, когда их забывчивый бой-френд не позаботился о том, чтобы им доставили настоящий букет.

Из какого языка происходит слово Anaïs? Возможно, оно как-то связано с Анаис Нин или персидскими богинями, однако поклонницы аромата не пытались разгадать загадку названия парфюма. Anaïs Anaïs звучит, как музыка. Не важно, как его произносить: «ана-и ана-и» или «ана-ис ана-ис» (последнее правильно), главное делать это шепотом. Хотя, справедливости ради нужно заметить, что шепот – это вовсе не характеристика самого аромата. При первом распылении он напоминает банши. Эти цветы кричат, и есть в этом цветочном букете нечто такое, что заставляет вспомнить о лилово-розовых ароматизированных гигиенических одноразовых пакетах. Парфюму требуется пара часов, чтобы немного угомониться, а потом он приобретает прозрачность, усиливает запах кожи и придает ей восхитительный солоноватый оттенок.

Anaïs Anaïs нельзя назвать самым оригинальным ароматом, но он был выпущен в удачный момент, чтобы прослыть оригинальным. Бренд Cacharel держался особняком от трендов, считавшихся духом времени, и в парфюме, и в моде, поставляя женские блузки с цветочным принтом из английской ткани Liberty. В конце 1970-х годов появилось множество зрелых восточных ароматов в стиле Opium или Cinnabar. На противоположном конце спектра располагались ароматы для самых юных почитательниц ароматов из сегмента масс-маркет. Для молодых женщин, выросших на Babe и Aqua Manda, Anaïs Anaïs предлагал подлинный ностальгический мир, пронизанный эдвардианской чувствительностью. Уходили яркие краски, приходили размытые прохладные образы, старомодные рамки для фотографий и потускневший декупаж. Мужчины не были частью этой картины, и это казалось освежающим дуновением. Только лесные нимфы, украшенные венками из цветов. Anaïs Anaïs сработал удивительно, потому что при всех наших попытках быть крутыми, какая молоденькая девушка не мечтает в тот или иной момент о зеркалах в серебряной оправе и щетках для волос с серебряными ручками, чтобы можно было сидеть за туалетным столиком в длинной белой ночной сорочке и смотреть на прибывающую луну через подъемное окно?

Притяжение этого парфюма было столь велико, что даже сейчас я чувствую себя 15-летней девочкой, которая так надеялась купить Anaïs Anaïs. В то время я не могла себе этого позволить, но сегодня флакон гордо стоит наверху, хотя ему и не хватает туалетного столика, достойного такого драгоценного приобретения.

В Древней Греции пожилые мужчины ходили в гимнасий, чтобы посмотреть влюбленными глазами на великолепные мышцы молодых атлетов. Сцена приобретала дополнительную эротическую окраску благодаря наличию арибаллов, маленьких глиняных сосудов с душистым оливковым маслом, которые крепились к поясу. Это масло использовали для того, чтобы успокоить растянутые мышцы или защитить кожу от грязи.

В «Пире» Ксенофонта в дом богача в качестве почетного гостя приглашен философ Сократ. Между гостями завязывается дискуссия по поводу парфюма, во время которой Сократ говорит следующее: «Слаще любых духов для женщин хорошее оливковое масло, вызывающее в памяти гимнасий: запах пота, а если он отсутствует, то его жаждут». Женские духи были, по мнению Сократа, слишком очевидными. Спортивное оливковое масло с его ароматической скромностью превосходило удовольствие от цветов или смол, потому что его запах был неотделим от запаха человеческого тела, вспотевшего от физических усилий. Вполне возможно, что Сократ предавался ностальгии. Атлетическое масло было настолько мощной частью этого в высшей степени эротического сценария, что одного воспоминания о нем было, вероятно, достаточно, чтобы желание вспыхнуло с новой силой.

По мере того как двадцатый век двигался вперед, парфюмы скрещивались вокруг тела, словно лучи во время лазерного шоу. В начале 1900-х годов гардеробы и абажуры источали аромат, и если бы человек пользовался парфюмом, то лишь смачивал бы носовой платок, который мог не соприкасаться с телом. Потом парфюм перекочевал на кожу, нашел новые эрогенные зоны, от шеи до запястий, области декольте и нежных участков под коленями. Он не обошел своим вниманием и одежду, но больше всего ему понравились меховые изделия. Появились парфюмы, которым следовало выгодно подчеркивать энергию тела на теннисном корте или неторопливые размеренные движения на поле для гольфа. В 1960-х и 1970-х годах появился намек на слияние обнаженных тел после нанесения одеколона Centaur.

Однако в 1980-е годы мы переносимся в современную версию сократовского гимнасия и ощущаем сладкий запах оливкового масла, хотя и не такой скромный. Поскольку с рождением парфюма Kouros от Yves Saint Laurent и Cool Water от Davidoff, появившихся именно в этом десятилетии, мы продвигаемся на шаг вперед, когда на передний план выходит мужское тело – обнаженное, точеное и лишенное растительности. Не стоит каждый лосьон после бритья ассоциировать с обнаженными мужскими торсами, это правда, но их более чем достаточно, чтобы собрать целое войско. Что совершенно неудивительно, учитывая нашу одержимость мускулатурой в 1980-х годах. Многие из нас смотрели телевизор, случайно натыкались на репортаж с чемпионата мира по бодибилдингу и, как завороженные, не сводили глаз с необычного рельефа мышц в самых неожиданных местах. Мы, возможно, поклялись в ту секунду прекратить поедать шоколадные батончики после того, как увидели бегущих по берегу мускулистых и загорелых спасателей в первых сериях «Спасателей Малибу» или полюбовались новыми платьями от Аззедины Алайи, обтягивающими тело, словно перчатка. Парфюм, некогда воздействовавший на наш разум, начали позиционировать как аксессуар для нашей физической формы. Лосьоны после бритья становились последним штрихом, завершающим занятия спортом, или альтернативой таким занятиям. Их бодрящие ароматы, особенно Cool Water, соответствовали не столько ощущению свежести после утреннего бритья, сколько догорающим уголькам прилива эндорфинов после внушительной физической нагрузки. Мужчины в костюмах все еще продавали парфюмы, но верхняя часть их туалета все чаще оказывалась ненужной. Чтобы заманить понтеров, требовались накачанные мышцы брюшного пресса.

Как и пропитанные муссом прически, ароматы увеличивались в объеме и стали продолжением тела. Знаменитые ароматы для развитых плеч – Poison, Paris и Giorgio Beverly Hills – были настолько мощными, что могли раздуть нашу «ауру» и объявить о нашем появлении еще до того, как мы входили в помещение. Они источали такие же миазмы, как и зеленая слизь в «Охотниках за привидениями».

Как и в случае с Le Trèfle Incarnat в начале двадцатого века, о парфюме говорили как о проблеме, как об отравляющем веществе. Poison, несомненно, таковым и являлся. Но если подложенные ватные подплечники были данью моде 1940-х годов, то и этот аромат не слишком далеко ушел от Fracas и прочих концептов 1940-х годов. Или это слишком щедрое нанесение усиливало облака ароматов вокруг нас? Или мы становились более чувствительными к границам нашего личного пространства, потому что в пригородных поездах народу было все больше, из офисов убрали перегородки, а нам понравилась идея избавиться и от стресса, и от скуки с помощью замечательного изобретения 1980-х годов – плеера?

Разумеется, популярная психология поощряла нас прислушиваться к тому, что говорит наше тело, и осознавать тот эффект, который мы производим на окружающих. Язык тела занимал умы в этом десятилетии: у нас появилась еще одна возможность оправдать одержимость собой и попытаться контролировать то немногое, что могло выдать наше истинное состояние во время интервью при приеме на работу и на свидании. «Библия языка телодвижений» Десмонда Морриса была одной из самых популярных книг для всех тех, кто стремился расшифровать жесты других людей. Если девушка часто касается волос, она вами заинтересовалась или нет? В номере журнала New Scientist за 1981 год есть статья под названием «Правда и ложь на языке тела», в которой кратко излагается суть тренда и содержится поощрение читателям самим вести игру, наблюдая за наблюдателями.

Посмотрите на мужчин, которые болтают с женщинами. Посмотрите, как они вглядываются в лица девушек, пытаясь понять, расширились у них зрачки или нет. Вы увидите, что они мысленно проверяют, скрещены их ноги или руки, и если да, то каким образом. Посмотрите, как они пытаются имитировать невербальные сигналы женщин, копируют каждую их позу, чтобы выразить свое отношение и единение. Посмотрите, как убегают от них женщины.

Овладение языком тела позволяло нам произвести благоприятное первое впечатление. Важность визуального эффекта в первые секунды встречи подчеркивало новое международное движение «продумайте ваши цвета». Речь шла о том, чтобы понять, насколько тона вашей весенней, летней, осенней или зимней одежды гармонируют с цветом ваших волос и глаз. В основе восприятия лежала теория цвета, предложенная художественным движением «Баухауз» в 1920-х годах (это напоминает нам о парфюмах в цвет волос того же периода). Читателям 1980-х о ней напомнила Кэрол Джексон в своей книге «Раскрась меня красиво». Носите правильные цвета и, если верить Джексон, «вам поверят, и люди станут к вам прислушиваться, делать вам комплименты, нанимать вас на работу и, возможно, даже флиртовать с вами!

В моде был и Дэвид Киббе, владелец нью-йоркского «Салона метаморфоз», где женщины могли узнать об архетипе своей фигуры, драматическая она, классическая, мальчишеская и так далее. Затем, используя эти знания, женщины могли покупать сшитые на заказ вещи, которые подчеркивали бы их сущность. Журнал People командировал свою журналистку в этот салон в 1987 году и затем опубликовал результаты эксперимента.

«Назовите размер ваших перчаток», – просит Киббе, 32 года, высокую брюнетку, нервно прижавшуюся к стене. «Какой у вас размер ноги? Теперь уберите волосы назад, чтобы я мог увидеть ваше лицо». Он смотрит, хмурит брови и произносит вердикт. «Думайте о себе, – мурлычет он, – как о физическом воплощении небоскреба Крайслера».

Лучше быть небоскребом Крайслера, чем собором святого Павла.

Эта сцена характерна для индустрии личного имиджа 1980-х годов. Запах наряду с цветом, фигурой, жестами стал частью невербального словаря, своеобразным заявлением о намерениях. Это объясняет, почему существовало так много выразительных духов. Им нужно было быть услышанными. Реклама парфюмов начала разговор об этой их роли. В рекламе Tweed говорилось: «Все, что вы носите, говорит о том, какая вы женщина». Далее выяснялось, что именно этот парфюм и есть очевидный выбор. Самый веселый, порывистый, сверкающий оранжевый парфюм этого десятилетия Ex՚cla-ma՚tion от Coty (1988) предлагал женщинам «заявить о себе, не проронив ни слова». Этот фруктовый парфюм сродни абрикосовому обезжиренному йогурту, он звучал, как «тарелки» в оркестре.

Вместе с этим ароматом в парфюмерии раздался новый голос – голос Софии Гройсман, стоявшей за многими самыми любимыми новинками 1980-х и 1990-х годов, включая Paris от Yves Saint Laurent, Trésor от Lancôme, Sun Moon Stars от Karl Lagerfeld, White Diamonds от Elizabeth Taylor, Eternity от Calvin Klein, не говоря о парфюмах Vanderbilt, которым еще предстояло появиться на свет. София известна своими мшистыми, душными вариациями на тему розы. Многие из ее парфюмов 1980-х годов отличаются особым ощущением объема, который мы ассоциируем с этим десятилетием. Представьте мягкую подушку, которую так и хочется потискать. Эти тактильные ароматы расходятся настолько далеко от нашего тела, что, когда они возвращаются к нам и обнимают нас, кажется, будто они стали совершенно другими.

Kouros

Yves Saint Laurent, 1981

Парфюм для героя

В этом мире есть мощные ароматы, но Kouros – это отдельный разговор. Сильный запах парфюма будто пульсирует. Мужское ян для женского инь Poison, Kouros – один из могущественных запахов 1980-х годов, и пахнет он так, словно отлит из титана. Он еще более напыщенный, чем придуманная рок-группа Spinal Tap из псевдодокументального фильма 1984 года.

Kouros развился из чистенького концепта и был назван в честь древнегреческих изваяний красивых молодых мужчин, вырезанных из белого мрамора. Эти парни были чертовски привлекательны, они только и ждали того, чтобы их обожали. Аромат Yves Saint Laurent должен был отсылать к этой художественной традиции, поэтому флакон был матовым, цвета мела, и на ощупь напоминал отполированную волнами гальку. Его аромат, как утверждали, был ароматом живого полубога. Что ж, давайте разберемся.

Те из вас, кому хватит смелости воспользоваться Kouros, с первого же распыления столкнутся с таким ураганом запаха, будто на вас ринулась вооруженная пиками древняя армия, и лошади где-то неподалеку. И вот теперь вы не знаете, спасаться ли вам бегством или с воинственным кличем броситься вперед.

Если говорить об аромате, то Kouros – это лаванда и пряности или папоротник, настоянный на стероидах. Но в его нотах кориандра и кожи улавливается запах парикмахерской. Потом вы отправитесь на работу, с работы – в спортзал, примете душ, выпьете чаю, проспите ночь, снова проснетесь, и лишь к этому моменту аромат станет более дружелюбным, медовым. Это действительно гениальный парфюм. Говорят, что во время ядерной зимы выживут только тараканы. Что ж, выживет и Kouros.

Вполне возможно, что подобный аромат покажется вам привлекательным. Когда Kouros продвигали в магазины, Америка находилась на грани революции бодибилдинга. Мастера боевых искусств 1970-х годов, гибкие и проворные, постепенно выходили из моды. На киноэкранах начали появляться лоснящиеся от масла, мускулистые, с оранжевым оттенком кожи силачи из братства Pumping Iron, чьи соски подергивались в ожидании поединка. В 1981 году Арнольд Шварценеггер был занят съемками фильма «Конан-варвар», а Сильвестр Сталлоне отряхивал с ладоней тальк, готовясь сняться в своем первом фильме о Рембо. Стремление к физическому совершенству охватило весь мир: на радио шла передача Physical Оливии Ньютон-Джон, Джейн Фонда выпускала одно за другим новые видео с аэробикой, а Spandex, к огорчению некоторых, стал модной тканью. Определенная часть населения отрабатывала удары и вместо еды употребляла в пищу белковые коктейли. Ради чего? Ради того, чтобы ягодицы стали настолько крепкими, чтобы ими можно было бы резать алмазы.

Для этой гонки за физическим превосходством требовался аромат, и этим ароматом стал Kouros. Он перевел гимн мускулам на язык парфюма в невероятном симбиозе ощущений. Этот аромат настолько уверен в себе и самовлюблен, что вам не стоит им пользоваться, если вы не готовы быть все время на виду.

Giorgio Beverly Hills

Giorgio Beverly Hills, 1981

Парфюм, который был запрещен

Большие, плохие, кричащие парфюмы 1980-х годов обязательно находили для себя аналоги в подложенных плечах. Время шло, и эти элементы силуэта одежды, о которых столько злословили, в воспоминаниях кажутся еще более чудовищными, словно они были размером с поднос для банкета или дробили подбородки тем, кто оказывался на пути, когда их обладатели двигались вперед подобно комбайнам. Добавьте к этому образу нефритово-зеленые тени, геометрически наложенные румяна и золотые тюбики с губной помадой, которые могли бы заменить пресс-папье. Неудивительно, что подобная агрессивная эстетика красоты того времени стала стенограммой для карьерных амбиций и неустанной работы во имя «стремления быть впереди».

Но правда заключена в том, что таким ароматам, как Poison, Paris и, разумеется, Giorgio Beverly Hills, пришлось превратиться в Годзилл, так как покупательский рынок в 1980-х годах представлял собой перегруженную кабину лифта, где все толкают друг друга. Единственный способ выделиться из массы – это обеспечить мгновенное запоминание, как мелодии Синди Лаупер. У нас создается впечатление, что в прошлом было меньше ароматов, чем сегодня, но это, возможно, объясняется тем, что самые яркие задушили все остальные. Они витали в воздухе, повсюду.

Распылить такой парфюм – значит, мгновенно заявить о себе как о покупателе, который может себе позволить подобную роскошь. Это все равно что носить сумочку с логотипом известного бренда. И хотя некоторые все же предпочитали владеть чем-то редким и малоизвестным, было что-то неотвратимо привлекательное в том, чтобы приобрести нечто знаменитое и присоединиться к миллионам, которые уже сделали это. Какое упоительное чувство – соответствовать духу времени.

Giorgio Beverly Hills, бомба из туберозы и цветков апельсина (парфюм не слишком сильно отличался от его последователя – Poison от Christian Dior), прославился своей крепостью. Аромат был настолько сильным, что в некоторые заведения его обладателям вход был запрещен. Вы не поверите, но английский журнал Punch, который редко расходовал свое остроумие на мир парфюмерии, прокомментировал этот феномен в 1989 году. Статью можно было бы рассматривать как позорно сексистскую, однако она достоверно отображает картину нравов.

В Нью-Йорке есть рестораны, в которых вывешены таблички «Не курить и не использовать Giorgio». Должен признать, что в этом есть какой-то странный соблазн, грубый и очевидный. Это все равно как если бы кто-то решил пригласить хорошенькую блондинку, мечтающую стать героиней «Далласа», в ближайшую забегаловку. Кто бы стал в таком случае рассчитывать на то, что она после такого предложения захочет с ним разговаривать?

Откуда возник этот парфюм, покоривший мир?

Он пришел к нам с улицы, завоевавшей мир шопинга – Родео-драйв.

Творение швейцарского управляющего отелем, превратившегося в ретейлера Фреда Хэймана, Родео-драйв начал свое восхождение к славе в 1960-х годах с одного роскошного магазина. Это был Giorgio Beverly Hills. Бутиком управляли сам Хэйман и его жена Гейл, и назван он был в честь бывшего партнера Фреда по бизнесу Джорджа Гранта. Хэйманы продавали дорогую европейскую моду сливкам калифорнийского общества, и они умели придать этому глянец. Они обращались к своим покупателям по фамилии, продавали товар ненавязчиво, но очень эффективно. Поначалу это место было единственным, достойным упоминания, на средней во всех остальных отношениях улице, но через несколько лет тщательного отбора и усилий, рядом с Хэйманами появились новые роскошные магазины других ретейлеров. Родео-драйв и стиль жизни в духе Беверли-Хиллз вскоре прославились по всему миру. Эта улица с ее магазинами сыграла звездную роль в романтической комедии «Красотка» (1990), став третьим элементом в отношениях персонажей Ричарда Гира – Джулии Робертс.

После нескольких лет тщательных исследований и тестирования бутик Хэйманов выпустил в свет одноименный парфюм. Это было сродни рекламе для туристов в интересах маленького княжества: «Посетите Родео-драйв». Дело в том, что купить аромат можно было, только приехав на Родео-драйв. Либо вы посещали бутик, либо, соблазнившись ароматом, исходящим из полоски бумаги, вложенной в Vogue, посылали чек и заполненный купон, а потом получали флакон по почте.

Флакон помещался в полосатую коробку, повторявшую ярко-желтый и белый цвета, как на навесах магазина. И вы словно переносились на палубу яхты и, сидя в шезлонге, потягивали «Сан-пеллегрино», или обедали салатом нисуаз с тунцом в кафе в Монако («но не слишком много тунца, детка: содержание ртути в нем зашкаливает»). Итак, поначалу Giorgio Beverly Hills был эксклюзивным парфюмом. Калифорнийский журнал Orange Coast, библия зажиточных жителей апельсинового округа, сообщал, что «люди ассоциируют Giorgio с богатыми и знаменитыми, они надеются ощутить причастность к элите, воспользовавшись этим ароматом». Но если учесть, что парфюм принес пятнадцать тысяч долларов прибыли всего за одну неделю продаж, то становится понятным, почему вскоре парфюм поступил в более широкую продажу в универмагах. Удивительно, но спустя немного времени он уже приносил сто миллионов долларов в год.

В 1987 году бренд Giorgio Beverly Hills был продан компании Avon. Фред и Гейл развелись, и каждый выпустил свою версию аромата. Однако на сей раз результат оказался убийственным и не из-за этой туберозы. Фред вернул свой бутик Giorgio и выпустил новый аромат под названием «273» («Богатый. Элегантный. Дико соблазнительный»). Гейл основала новый парфюмерный бренд и назвала его Gale Hayman Beverly Hills. Но было уже слишком поздно. Даже оригинальный аромат понемногу начал утомлять публику, будто она ела без остановки взбитые сливки и вдруг поняла, что пришла пора вернуться, хоть на какое-то время, к обезжиренному йогурту, как и подобает настоящим жителям Калифорнии.

White Musk

The Body Shop, 1981

Чистый парфюм

К простым удовольствиям жизни относится и возможность вдохнуть аромат только что высохшего свежего белья. С 1969 года, когда бренд Comfort впервые стал доступен в британских супермаркетах, аромат кондиционера для белья стал символом порядка в доме. Во всем остальном мог царить полнейший хаос: раковина, набитая грязной посудой; неотмываемые кастрюли, дозревающие на полке; и вчерашний наряд, брошенный на клетку с хомяком. Но если в вашем распоряжении только что высушенные в машине, еще горячие, пахнущие чистотой простыни, значит, все в порядке.

Чистоту/благочестие следовало бы помечать отсутствием запаха, но, учитывая нехватку удовольствий в пуританском мире домашних дел, нам необходим аромат, который вознаграждал бы нас, стираем мы трусики или моем подмышки. Носки без запаха вызывают сомнения: кто знает, не забыли ли мы бросить их в стиральную машину. Но если в кухне пахнет яблоками «Бабуля Смит» или «Лимонное удовольствие», то она превращается в зону боевых действий, где эти легкие запахи помогли нам одержать победу над бактериями и вирусами.

Аромат чистой ткани дополнительно напоминает о свойствах самого текстиля. Его можно погладить, к нему можно прикоснуться и ощутить ласковую пушистость, это интерпретация через запах идеального шерстяного джемпера.

И вот тут-то и появляется мускус.

Не отставайте, потому что мы навсегда оставляем позади анималистскую составляющую секреции и экскреции. Мы уходим от 1970-х годов и вульгарной рекламы мускусных парфюмов, таких как Musk Oil от Jōvan. Этот самый грязный из материалов обретает неожиданную чистоту в 1980-х годах. Нет, не так. Аромат превратился из запаха сомнительной чистоты в благоухание искрящейся свежести, потому что публика стала воспринимать его по-другому. И все благодаря широкой палитре синтетических молекул мускуса, оказавшейся в распоряжении парфюмеров.

Больше всего поклонниц у White Musk от The Body Shop среди школьниц. Компания под управлением неотразимой любительницы валять дурака Аниты Роддик всегда заботилась о правах животных, и это было очень важно для зарождающегося движения вегетарианцев. Фирма The Body Shop предлагала экзотические средства для волос и тела, в том числе и с ароматом банана. Именно она начала играть с бальзамами для губ, предлагая покупательницам средства с восхитительным вкусом киви и клубники. Невозможно было устоять перед завернутой в целлофан подарочной корзинкой (дно можно было выстлать соломкой) с набором косметических средств по приемлемой цене, чтобы подарить ее подруге, пусть даже в этой корзине и лежали всего лишь три гранулы с маслом для ванны, маленькое мыло в форме пингвина и мини-флакончик пены для ванны Satsuma.

Самым главным местом в любом магазине The Body Shop был круглый, отдельно стоящий стол, вокруг которого девушки могли собраться и попробовать парфюмы, словно ведьмы на шабаше, вставшие вокруг котла. Многие из ароматов обрели популярность, но на этих страницах мы не можем рассказать обо всех. К ним относятся и Dewberry (коллега новичка из 1990-х Impulse O₂), и экзотическая Ananya, и леденцовая Vanilla. Эти ароматы дали целому поколению представление о том, что такое туалетная вода или парфюм. White Musk, смесь ингредиентов, в центре которой находится синтетическая молекула мускуса, освобожденная от грубости, стал бестселлером, привлекательным в своей очевидной изысканности. Аромат настолько «умный» и сбалансированный, что умеет удерживать вместе явные противоположности: надежный и успокаивающий, с ноткой сексапильности; сливочный, но при этом пудровый; спокойный, сдержанный и довольно объемный. White Musk – это идеализированная версия запаха человеческой кожи, и в этом мы находим интересную взаимосвязь со стиркой.

В середине двадцатого века, когда рынок средств для домашней стирки переживал период бума, некоторые молекулы мускуса оказались идеально подходящими для производства кондиционеров для белья. Они сохранялись на ткани, придавая ей приятный аромат, не исчезавший даже после полоскания.

Более того, некоторые из этих молекул с удивительными названиями – велвион, галаксолид и тоналид – становились все дешевле и дешевле. В 1988 году было произведено семь тысяч тонн мускуса. Чем интенсивнее эти молекулы использовались в составе средств для поддержания чистоты домашнего хозяйства, тем больше мы связывали их запах с понятиями чистоты и мягкими пастельными тонами, такими как сиреневый, «нильская вода» и «младенческий розовый». Следует также отметить, что почти половина из нас не способна ощутить некоторые молекулы мускуса, поэтому они часто проявляются в сочетании с другими компонентами в случае, если нашему обонянию их аромат не доступен.

Одежда, пахнущая свежестью, приносит удовлетворение, говорит о новых стартах, и хотя аромат White Musk от The Body Shop нежнее, чем у кондиционера для тканей, в его успокаивающем запахе есть некая простота: мир новеньких тетрадей или аккуратно заправленной постели. Любая женщина, читающая эти строки и вспоминающая своего старого помощника, вдруг на минуту окунется в мир школьной формы, пеналов, поездок домой с подружками в школьном автобусе. Это идеальное воплощение повседневности, казавшейся тогда такой скучной, а теперь она становится почти привлекательной в своей легкой, свободной от ответственности обыденности…

Drakkar Noir

Guy Laroche, 1982

Парфюм для яппи

Услышав об этой книге, оригинальный флакон Drakkar Noir, травяной и кожаный крепыш 1980-х, напомнил о себе. Поначалу ему не хотелось рассказывать свою историю публике – падение этого лосьона после бритья было в некоторой степени травмирующим, но мне все же удалось подтолкнуть Drakkar Noir к откровенности. Привожу его рассказ полностью:

Когда я появился на свет в начале 1980-х годов, казалось, все хорошо. Я получил красивое имя – Drakkar Noir. Оно имело какое-то отношение к кораблям викингов. Люди говорили мне, что я «настоящий мужчина», и я стал появляться в парфюмерных отделах дорогих универмагов. Это такие места, куда специально заходят парни в модных костюмах, чтобы вас приобрести. Мне было приятно. Очень приятно.

Мне показали весь Манхэттен, и я не сомневался в том, что счастливейший парень на свете. Я присутствовал при сделках, играл в сквош, проводил время в эксклюзивных ночных клубах. В Danceteria было очень даже неплохо. Однажды менеджер проследил за тем, чтобы для меня нашлось место рядом с Шаде. Она была классная. А рестораны… Мы побывали даже в «Лютеции», хотя мне по вкусу суши. Вечерами женщины просто сходили с ума. И хотя мой парень думал, что это из-за него, хотели они меня.

Потом я стал немного излишне знаменитым. Шумихи оказалось многовато. Моя цена поползла вниз, и меня встревожил вероятный крах. Я же привык прогуливаться с платиновыми наручными часами. Но теперь мне приходилось общаться с парнями помоложе. Они злоупотребляли мной, я заканчивался за несколько коротких недель. Мне пришлось присутствовать при их попытках встречаться с девушками. Скобки на зубах, синтетические ткани, попытки справиться с растительностью на теле. Денег у этого молодняка не было, поэтому прощайте, дорогие рестораны, здравствуй, пиво Bud Light. Я до сих пор спрашиваю себя, за что мне было все это? Меня начинало тошнить от собственного запаха.

А потом меня продали людям, которые меня совершенно не понимали. Ты привыкаешь, что на тебя не обращают внимания, тобой пренебрегают, и ты слишком много времени проводишь в холодильнике. Не успеешь оглянуться, а ты уже в аптеке, и тебя положили в корзину с уцененными товарами вместе с остальными лузерами. Люди проходят мимо, смеясь и издеваясь над тобой. Время от времени, кто-нибудь берет тебя, глазеет на флакон, а потом говорит: «Бог мой, Брайан, ты помнишь, как пришел на свидание, облившись вот этим? А на мне была Elizabeth Arden?» Тебя держат в руке несколько секунд, ты видишь пивной живот Брайана уголком крышки. Ты надеешься, что тебя, возможно, возьмут домой и ты сможешь пофлиртовать с зубной пастой. Но тут тебя бросают обратно в корзину или, того хуже, ставят на самую нижнюю полку, где живут пауки.

Мне приятно думать, что я неплохо пожил. Другие? Их ликвидировали, сложили в грузовой контейнер, и они больше не возвращались. Когда-нибудь, если выживу в этой игре, я обо всем расскажу внукам. Они покачают головой и скажут: «А мы ничего не знали, старина, мы совсем ничего не знали».

Vanderbilt

Gloria Vanderbilt, 1982

Парфюм знаменитости

В мире парфюмов определенно существуют периоды до и после ароматов знаменитостей. После многочисленных парфюмов, которые ассоциировались с танцующими девушками в первые десятилетия двадцатого века, такие ароматы стали редкими экзотическими птицами. Они оставались вотчиной немногих избранных примадонн – женщин, которые заработали право запатентовать свое имя и предложить нам свои товары. Одним из первых был парфюм Брижит Бардо Madrague в 1970-х годах, затем в 1980-х появились парфюмы Sophia от Софи Лорен и Uninhibited от Шер. Иногда вымышленные персонажи тоже вступали в игру. Так, Charles of the Ritz приобрел право на выпуск ароматов Forever Krystle («Кристл навсегда») и Carrington («Кэррингтон»), названных так в честь персонажей популярнейшего сериала «Династия». Самым блестящим парфюмом был аромат 1991 года White Diamonds от Элизабет Тейлор, вдохновленный ее страстью к ювелирным украшениям и блеску. Этого парфюма было продано более чем на миллиард долларов. Но нам необходимо отвлечься от блистательной Лиз и сосредоточиться на более раннем парфюме знаменитости 1980-х годов, том самом аромате, который изменил направление движения падающей звезды – Vanderbilt.

Глория Вандербильт, родившаяся в 1924 году в одной из самых знаменитых семей в истории Америки, превратила жизнь светской дамы в прибыльную профессию. Глория в своей яркой жизни богатой наследницы всегда была знаменитой, но не всегда по причинам, которые выбирала она сама. Ребенком она оказалась в центре процесса об опеке над «бедной богатой девочкой», в результате которого мать вынуждена была отдать Глорию ее тете Гертруде (так как состояние семейства Вандербильтов оценивалось в пять миллионов долларов, ставки были очень высоки).

Глория была и моделью, и актрисой, и журналисткой, и писательницей, но самым большим ее капиталом служило имя, а главное ее занятие – создание бренда Vanderbilt. Кроме цистерн для рыбы и газонокосилок, мало найдется потребительских товаров, которые бы не выпускала компания Gloria Vanderbilt. Покупатели могли приобрести дизайнерские шарфы, замороженные десерты из тофу, алкогольные напитки, постельное белье, украшения и знаменитые, плотно облегающие джинсы. Тем не менее Глория серьезно занялась парфюмом и выпустила в общей сложности восемь ароматов, начиная с первого в 1982 году и заканчивая Little Gloria в 2004-м. С той поры этот рекорд был побит некоторыми другими знаменитостями, включая Селин Дион и ее шестнадцать ароматов.

Фирменный знак Глории – лебедь, и он красуется на всех ее товарах. Он же стал мотивом ее первого парфюма, который назвали просто Vanderbilt. Созданный Софией Гройсман, одним из знаменитых парфюмеров с 1980-х годов и в последующие годы, Vanderbilt – это пастельная мечта с нежным дымным пластмассовым ароматом. Так пахнет голова куклы. Аромат принадлежит к категории «сладость и романтика», с которой мы уже познакомились в 1940-х годах благодаря парфюму Chantilly. Для Vanderbilt была создана такая история: на берегу озера женщина внимательно смотрит на мужчину, потом ласкает его, а затем они оба превращаются в лебедей и касаются друг друга клювами, а их шеи образуют сердечко. Безусловно, это слащаво-сентиментальная пастораль, хотя гений Вандербильт предложил повседневную романтику любительницам парфюма, которым были не по карману ароматы из универмагов, но хотелось чего-то чуть более серьезного, чем появившаяся команда парфюмов для девочек-подростков. Это один из моих любимых ароматов. И хотя, пожалуй, не стоит «носить» его каждый день, с точки зрения цены это самый выгодный парфюм.

Salvador Dalí for Women

Salvador Dalí, 1983

Художественный парфюм

А вот и еще один парфюм знаменитости. Вы можете поверить в то, что Сальвадор Дали – в жизни и посмертно – дал свое имя пятидесяти ароматам, и каждый год появляются все новые? Это серьезная производительность. Существуют Dalissime, Dalilight, Dali Wild и Dalimania. Из названий ясно, что происходило с этой линейкой ароматов. На первый взгляд может показаться странным, чтобы художник, даже такой разносторонний, как Дали, стоял за одним из самых плодовитых брендов двадцатого века. Но если задуматься, то это вполне логично. Парфюм прославляют как возможность доступа к туманным воспоминаниям и ключ к бессознательному. А кто лучше самого знаменитого сюрреалиста способен сориентироваться в парфюмерной промышленности?

Мы можем сказать, что Дали сходил с ума по парфюму, но он был таким же сумасшедшим и по отношению к множеству других вещей. В 1930-х годах он сотрудничал с экстраординарным дизайнером одежды Эльзой Скьяпарелли (вспомните ее аромат Shocking) при создании эксцентричных парфюмерных концептов и флаконов, включая Le Roy Soleil («Король-солнце») 1947 года. Флакон этого парфюма возникал из золотой раковины подобно появлению Венеры Боттичелли.

«О, если бы я мог надушиться ароматом этого барана, который проходил мимо каждое утро», – писал Дали о своих первых годах творчества в мемуарах «Тайная жизнь Сальвадора Дали» (1942). Его восхищала «доминантная генитальная нота» животных, пасущихся неподалеку от его дома на побережье, и Дали провел свой первый эксперимент с парфюмом в духе Пана задолго до его сотрудничества со Скьяпарелли. Ему хотелось создать аромат, который будет сопровождать купальный костюм, для чего он выкрасил волосы у себя под мышками в голубой цвет. Композиция начиналась с рыбьего клея, растворенного в кипящей воде. Затем Дали добавил шерсть козла и растер ее с водой до состояния пасты. Как только смесь превратилась в желе, он вылил туда бутылочку лавандового масла. Он успел намазать все тело этим составом и сразу же увидел в окно Галу, замужнюю женщину, которую он жаждал соблазнить. Дали сразу понял, что выглядит абсолютным «дикарем» и постарался соскрести с себя эту козлиную вонь. Впоследствии Гала стала его женой либо благодаря этому запаху, либо вопреки ему.

Во время Второй мировой войны, в том же году, когда были опубликованы его мемуары, родилось еще одно парфюмерное безумство. Чтобы запечатлеть его, Дали пригласил фотографа. Предполагалось, что эксперимент продемонстрирует «секрет подсознательно-автоматической природы его искусства». Дали лег в кровать с карандашами и кистями в руке, потом позвал ассистента, чтобы тот наложил ему на глаза ароматизированные компрессы. Художник уснул, и под влиянием ароматов заработало его воображение. Когда он проснулся, компрессы сняли, и Дали принялся судорожно делать наброски на холсте, стоявшем у его кровати. Журналист, присутствовавший при этом эксперименте, увидев нечто похожее на новогоднюю елку, написал: «Это пугало? Нет. Это рисунки, вдохновленные особым ароматом на веках Дали. Пачули это или что-то от Guerlain?» Те ароматы, которые участвовали в эксперименте, не были названы, но вполне вероятно, что эти душистые компрессы были связаны со Sleeping Fragrance (аромат, вызывающий интересные сны) от Скьяпарелли. Но Дали мог и сам работать в том же направлении.

Практиковал ли он такой ритуал для следующих заказов, связанных с парфюмами, предоставлю читателям решать самим. В 1946 году мегакорпорация Shulton, прославившаяся Old Spice, обратилась к Дали с предложением принять участие в рекламе ее нового аромата для женщин Desert Flower («Цветок пустыни»). Стоит нам только вспомнить, какую славу принесли Дали его пустынные ландшафты, отображавшие бессознательное в человеке, логика этих картин становится понятной. Аромат Desert Flower не пах настоящей пустыней. Представители Shulton попросили Дали нарисовать три новые работы, вдохновленные ароматом. Так на свет появилась «Трилогия пустыни»: «Мираж», «Оазис» и «Невидимые любовники». Есть что-то восхитительное в том, что смоченные Desert Flower компрессы лежали на веках Дали, вдохновляя его.

Только в 1983 году, за шесть лет до смерти, Дали запатентовал свое имя для парфюма и для компании Cofinluxe. Этот аромат появился во флаконе в форме губ, как на его картине «Явление лица Афродиты Книдской». К счастью, парфюм не был создан самим Дали из рыбьего клея, а стал творением профессионального парфюмера Альберто Морилласа. Salvador Dalí for Women стал одним из самых успешных ароматов десятилетия. Он как будто дополняет другие «черные с золотом» парфюмы 1980-х годов – Paloma Picasso и розовый шипр Knowing от Esteé Lauder – и рассказывает о коктейльных вечеринках, на которые собирается множество женщин в черных бархатных платьях с замысловатыми прическами. Красота этого аромата кроется в том, что при всей его «восточности» он словно увлекает вас в путешествие по миру парфюма – от альдегидов до зелени через цветочные и пряные ноты. В Salvador Dalí for Women нет навязчивости, но присутствует некая зрелость, взрослость, которая не проступала на первый план во многих ароматах, выпущенных с тех пор. И что лучше всего, откуда-то из глубины парфюма сквозь сладкое увядание мощной жасминовой ноты и земные смолистые запахи пробирается добрый старый жар зрелого навоза.

Poison

Christian Dior, 1985

Парфюм-поллютант

В середине 1980-х годов Голливуд полюбил снимать любовные истории, действие которых разворачивалось в офисе. Мейнстримом были сказки о простой нью-йоркской секретарше, которая справляется с трудностями и отправляет в отставку вице-президента компании. Нашу героиню обязательно показывали выбегающей из метро в белых кроссовках, а затем ковылявшую по улице в лодочках на высоченных шпильках, чтобы войти через вращающиеся двери в офисное здание.

На каждую экранную женщину, добравшуюся до вершины, находилась другая, уже ставшая боссом на пике карьеры, но превратившаяся в бессердечную или потерявшая душу суку, которой требовалось преподать урок истинных ценностей. Фильм «Бэби-бум» (1987), к примеру, рассказывает историю жесткого консультанта (Дайана Китон). Женщина оставила пост в руководстве компании и переехала в Вермонт, где стала выпускать изысканную детскую еду. Она заново открыла для себя жизнь и влюбилась в доброго ветеринара. В 1988 году в фильме «Большой» почти 30-летней Сьюзен, исполнительному директору компании, выпускающей игрушки, потребовался мальчик-мужчина в исполнении Тома Хэнкса, чтобы напомнить ей о радости, веселье и удовольствии прыгать с трамплина.

Чтобы показать, какими стервами они были до преображения, эти примадонны бизнеса использовали несколько узнаваемых жестов. Одним из них было нарочитое использование духов, особенно если это был пульверизатор с резиновой «грушей». В фильме «Индиана Джонс и храм судьбы», действие которого разворачивалось в 1930-х годах, избалованная клубная певица Уилли из Шанхая попадает в череду непростых ситуаций. Ее облепляют насекомые, ей приходится ехать на вонючем слоне через джунгли, хотя больше всего на свете она хотела бы оказаться в своей комнате в шелковом платье. Чтобы как-то скрасить ситуацию, она выливает половину флакона духов на голову слона («Дорогая штучка»). Капризная наследница большого состояния Джоанна из фильма «За бортом» (Голди Хоун) приплывает на своей яхте в гавань небольшого городка. И там Джоанна распыляет парфюм вокруг плотника, которого вызвали сделать шкаф для ее роскошной обуви. В «Деловой женщине» (1988) властная и неприятная Кэтрин Паркер в исполнении Сигурни Уивер, обливается парфюмом Shalimar, собираясь воссоединиться с приятным парнем Джеком Трейнером, которого играет Харрисон Форд. У парня, правда, другие планы. Парфюм в этих сценариях является хвастливым и агрессивным партнером длинных острых ногтей, отливающих красным лаком.

Обратимся еще раз к истории о том, что в некоторые рестораны вход был запрещен тем, кто пользовался ароматом Giorgio Beverly Hills. Интригует тот факт, что именно в 1980-х годах открытое использование мегаароматов десятилетия начали рассматривать как пагубную привычку. Ведь обладатель такого аромата навязывал себя окружающим и был агрессивен по отношению к ним, так как его тень становилась объемнее за счет запаха.

Появились новые правила этикета в использовании парфюма. Например, считалось неприличным наносить макияж в общественном транспорте, а манеру обливаться духами начали считать вульгарной. Свою лепту внес даже журнал New Scientist, опечаленный «газовой анархией», которую создавали в офисах разнообразные ароматы. Что предлагалось? Повторить «один из аспектов войны с табаком – широкое распространение зон без курения, что полезно и для эстетики, и для здоровья», поскольку «ваша свобода размахивать кулаками заканчивается там, где начинается мой нос».

Poison («Яд») относился к числу самых свирепых агрессоров в этой предполагаемой войне ароматов. Он отметил новое направление в парфюмах Christian Dior, отличных от сдержанной элегантности ароматов Эдмона Рудницка, таких как Diorissimo и Diorella. Возможно, это был ответ на провокации Opium от соперника Yves Saint Laurent и Coco от Chanel. Созданный парфюмером Эдуардом Флешье Poison, цветы и тлеющие угли, обжигающий психотропный коктейль из туберозы в сочетании со спелыми сливами и ладаном служили напоминанием о ритуале жертвоприношения. Он ослепляет своим сверканием, словно певец и шоумен Либераче поднялся с операционного стола после очередной подтяжки в операционной рубахе, украшенной блестками, готовый играть на своем белом фортепьяно даже после того, как закончится действие анестезии. И хотя в аромате нет ничего скромного, Poison выделялся именно потому, что был особенно агрессивным. Dior потратил сорок миллионов долларов на продвижение аромата по всему миру, и запах превратился в подобие вирусной инфекции, став ярчайшим примером злоупотребления парфюмом. Наверняка подобная известность была на руку рекламной службе Дома Dior. В конце концов, к настоящему моменту, когда я пишу эти страницы, существует уже четыре версии, от Tendre Poison («Нежный яд») до Hypnotic Poison («Гипнотический яд», нынешний бестселлер). Будьте внимательны при выборе отравы.

Obsession

Calvin Klein, 1985

Эротический парфюм

«Что все это значит?» – таким вопросом встретили в 1985 году Obsession, дебют Calvin Klein. Правильный вопрос. И наша книга с этим вопросом разберется. Аромат обозначил момент, когда эротическую подкладку современной рекламы парфюма впервые встретили с недоумением. Если бы не этот парфюм и еще одно творение Calvin Klein под названием Escape, нам бы не о чем было рассказывать сегодня. В этой истории два незнакомца сражаются с ветродувом, сталкиваются и корчатся в середине промышленного коридора, будто оказались на съемочной площадке «Хрустального лабиринта», но все же сопротивляются изо всех сил.

В Obsession нет никакой сексуальной двусмысленности. Человек, стоявший за этим брендом, Кельвин Кляйн, уже был знаменит. Журнал Time объявил его «бесспорным американским законодателем мод, снимающим эротическую рекламу и рекламные ролики», чаще всего с участием 15-летней Брук Шилдс в беленьких трусиках, говорившей: «Вы хотите знать, что есть между мной и моими Кельвинами? Ничего».

Если мягкость Musk Oil от Jōvan намекала на «любовь на ковре» и сам аромат был консумацией во флаконе, то Obsession был любовной игрой под звуки учащающегося пульса: только желание и никакой разрядки. Она наступит, когда вас убедят приобрести флакон, и оргазмы зазвенят в кубышке. В 1980-х годах сколько же ночей в День святого Валентина проходили под аккомпанемент устриц, нового красного белья, Obsession, коробочки Milk Tray и, возможно, пиратской копии эротического фильма «9½ недель», если повезет. В печатной рекламе, которую снимал Ричард Аведон, участвовали трое обнаженных мужчин и обнаженная женщина, которая предлагала пососать ее палец. Реклама должна была дразнить. Такая экстремальная стратегия требовалась для того, чтобы привлекать внимание читателей к перенасыщенным рекламой страницам глянцевых журналов. Реклама намекала, что Obsession – это не «вежливый» парфюм, а примитивный анималистический «запах» (на самом деле два запаха, учитывая наличие версий «для мужчины» и «для женщины», как его и ее домашний халат). В реальности парфюмер Жан Гишар (впоследствии автор LouLou) сочинил восточный аромат в духе великой традиции, восходящей к Shalimar, с амброй и ванилью, заманивающей для любовного укуса. Это был первый аромат, сохранивший верность канону, зародившемуся еще в 1920-х годах, и утверждающему, что именно так должна пахнуть страсть.

Экранная реклама Аведона уже не прочитывалась с такой легкостью. Роликов было четыре, и в каждом одну и ту же красивую женщину преследовал новый любовник, произносивший примерно такие фразы: «Шепоты у моего изголовья, ее руки, ее рот, ее янтарные волосы и о! этот ее запах». Затем появлялись придуманные ландшафты Сальвадора Дали с гигантскими шахматными досками. Кто-то обрывал лепестки цветка. Возникали бесконечные лестницы Пенроуза[14]. Кадры сменяли друг друга, не позволяя зрителям догадаться, что будет дальше. Такой странный визуальный ряд, вне всякого сомнения, намекал на сублимационную силу Obsession, действовавшего на подсознание через эмоцию, а не через разум. Журналисты обсуждали эту кампанию, запутываясь именно в тот момент, когда они пытались распутать нить повествования:

Назовите это дилеммой флирта: независимость возможна без одиночества лишь до тех пор, пока люди, которых вы отвергаете, продолжают хотеть вас. Реклама играет не на независимости, а на неуверенности и одиночестве, которые может принести независимость. Вершина – это «новояз»: единственный путь к истинной независимости лежит через безусловное одобрение других; ключ к автономии – это еще большая зависимость от мнения других людей.

У вас еще не заболела голова? Журналист из Boston Phoenix словно пытается уловить иронию в том, что призывая к власти женщин, он приглашает их пользоваться парфюмом – почти как домохозяек из 1950-х – чтобы получить желаемое. Сильные женщины пришли на смену покорным домохозяйкам, однако на самом деле изменилась только «обложка», а суть призыва осталась прежней – приманить самца. Напрашивается вопрос: был ли парфюм антифеминистским?

Разумеется, феминистки могут любить парфюм, в приятном аромате нет ничего проблематичного. Тем не менее становится очевидным закономерный итог: продажа парфюма не успевает за сексуальной революцией, а для использования парфюма необходима более разнообразная мотивация, чем секс или желание независимости.

Парфюм Obsession в свое время казался свежим, потому что в его основе лежал классический концепт («носите» этот аромат, и он будет спать с вами) и усилил его. Была придумана история, предваряющая неизбежный итог: мокрые от пота, сплетенные обнаженные тела. Одна и та же запись, скопированная теми, кто последовал за смелым вызовом Calvin Klein 1985 года, проигрывалась не один раз, и многие считают ее заезженной.

Стоит ли нам потребовать, чтобы пересмотрели манеру подачи предлагаемых нам парфюмов? Меньше глупостей. Поменьше пара в коридоре. Секс, но на наших собственных условиях. Неужели, что бы мы сами себе ни говорили, мы все еще покупаем парфюм в надежде испытать приятную дрожь, даже если это всего лишь встреча с красивым ароматом?

LouLou

Cacharel, 1987

Задумчивый парфюм

LouLou некогда был королевским ароматом среди парфюмов в течение десятилетия, но сегодня его изгнали с главных полок, узурпированных более молодыми претендентами. В дни своей славы он внушал преданное поклонение и презренное желание среди его подданных. Девушки приезжали из соседних королевств, чтобы побывать в королевском салоне красоты и полюбоваться его внушающей зависть формой. Они клялись, прыская тестером по десять раз подряд, пока никто не видел, что настанет день, и они, поработав как следует по субботам, протянут пару хрустящих банкнот продавщице и увезут свой LouLou домой.

LouLou – настоящий умница. По виду – дешевая безделушка в фантазийном пластмассовом флаконе такого же голубого цвета, как и модные в том десятилетии тени для век, с контрастной красной крышкой. Вспомните Макгаффина из эпизода «Громокошек» или Хи-Мена, и вы будете недалеко от истины. Или это может быть момент из ранних видео Мадонны: все эти банты в волосах в стиле Минни Маус, короткие топы из рваных кружев и митенки на руках.

Потом наступает очередь запаха, по две тысячи калорий при каждом вдыхании аромата. Он больше всего похож на восхитительные десерты, секрет изготовления которых знают только производители замороженных продуктов. Мы говорим о мороженом «Бал в Венеции», которое смешали с тортом «Черный лес» и щедро посыпали полученный продукт смесью для выпечки шоколадного печенья от Pillsbury. Аромат мгновенно передает ощущение, что вы едите тесто для кекса прямо из миски.

Но при этом LouLou более странный аромат, чем это может показаться на первый взгляд. Парфюмерный дом Cacharel уже отработал идеальную технологию маркетинга, рассчитанную на аудиторию подростков, с ароматом Anaïs Anaïs. С LouLou они отошли от воздушного акварельного мира и сместились к чему-то более мрачному и обольстительному. Парфюм назвали в честь знаменитой актрисы Луизы «Лулу» Брукс. Спустя два года после ее смерти Cacharel, отдавая дань ее творчеству, снял рекламный ролик, где актрису сыграла молодая модель со стрижкой «боб» и темными губами бантиком. В телевизионной рекламе LouLou якобы Луиза в тренчкоте и берете предстает на съемочной площадке – мрачной городской улице – в духе ранних немецких экспрессионистских фильмов. Фоном звучит «Павана» Габриеля Форе. «Луиза» уходит с площадки, идет мимо телекамер и скрывается в своей гримерке. Она снимает плащ и наконец, расслабившись, слышит стук в дверь. «Это я», – говорит она, глядя прямо на зрителей через зеркало на туалетном столике, окруженное старыми черно-белыми фотографиями Луизы Брукс.

Сей обманчиво простой слоган – «Это я» – стал одним из самых удачных, чтобы продать мечту, каковой и является парфюм. «Это я», – так вас окликает флакон парфюма, будто он ваш старый друг. Это актриса в рекламе говорит нам, что она Брукс, или по крайней мере заставляет нас поверить в иллюзию ее игры. Но это мы, те, кто «носит» LouLou, повторяем мантру, что данный аромат является нашим отражением, идеальным выражением нашей подлинной личности или той, которую мы надеемся показать, воспользовавшись этим парфюмом. LouLou на первый взгляд весьма поверхностный аромат, который неожиданно открывает сокрытые глубины. Если White Musk – это парфюм для нежных 16-летних подростков из фильмов Джона Хьюза, то LouLou более интроспективен; такой аромат могли бы любить поклонницы фильма «Лабиринт» (1986). Героиня этого фильма Сара, склонная к одиночеству девочка-подросток с живым воображением, находит дорогу в придуманный кукольный мир Джима Хенсона и все время наталкивается на Дэвида Боуи в блестящих легинсах.

Давайте снова вернемся к LouLou, чтобы задуматься еще раз. И тут мы замечаем, что флакон отсылает нас к эстетике винтажных флаконов начала двадцатого века. Скорее всего мы уловим ноты дыма, который настроит нас на лад французских пудровых парфюмов, таких как L’Heure Bleue от Guerlain (LouLou не такой изысканный, но он и стоит значительно дешевле). LouLou действительно стал первым мейнстримовым парфюмом, который замедлил бег к новому ради того, чтобы задуматься. В 1987 году парфюмерной промышленности давно следовало оглянуться на свое наследие, и создатели LouLou нашли призраков, включая Луизу, и вернули их в новое тело. Покупатели LouLou были в восторге. Новое поколение молодых женщин отчаянно желало влюбиться в парфюм и обожало противоречия LouLou: дерзкая сочная внешность, скрывающая старое сентиментальное сердце.

Cool Water

Davidoff, 1988

Парфюм «топлес»

Если Елена Троянская была лицом, из-за которого снялись с якоря тысячи кораблей, то Адам Перри был тем телом, которое продало пять миллионов постеров. Вам едва ли знакомо это имя. Скряги такие постеры не покупают. Он был той самой моделью с обнаженным торсом и держал на руках очаровательного новорожденного малыша на постере «Ребенок» 1987 года. На протяжении нескольких лет его печатала типография Athena в 1980-х годах.

В этом мужчине сочетались два неотразимых качества: он был душевным и обладал отличными мышцами брюшного пресса. Чувствительный парень в голубых джинсах, отлитый в форме Джеймса Дина, современный мужчина. Кто он? Трагический вдовец, чья жена умерла в родах? Одинокий отец, который пытается вырастить ребенка единственным известным ему способом? Акушер, который предпочитает работать почти раздетым? Вариантов ответа множество.

«Братом» этого мужчины был мистер Cool Water, душевный серфингист из 1988 года, который до наших дней каждые несколько лет переживает реинкарнацию в образе актера, не попавшего в А-список. У мужчины Cool Water есть лишь одно занятие: нырять в океан и немного плыть стилем баттерфляй. Как и у девушки на упаковке хлопьев Cadbury, которой остается только показывать, каким хрустящим может быть шоколад, его задача не меняется.

Мистер Cool Water должен защитить парфюм бренда Davidoff и доказать всем, что этот лосьон после бритья – самое освежающее удовольствие на свете, квинтэссенция всего, что связано с морем. Что бы ни случилось, ни один бренд-самозванец не может предложить ничего подобного: Cool Water с его флаконом цвета невероятной голубой лазури настолько голубой, что сам Посейдон с готовностью сразился бы с засухой. Его аромат – папоротниковые ноты, растворенные в ведре со льдом, – приносит прохладную мяту, от которой зубы начинают выстукивать дробь, и летучие озоновые ноты, передающие движение разбивающихся о берег волн. Модель должна заметно вспотеть перед тем, как окунуться в море, чтобы подчеркнуть холодные объятия воды. С этими атрибутами Cool Water легко выиграл войну, которую все еще ведут между собой более крупные бренды, отчаянно стремящиеся к тому, чтобы именно их творения считали самым вожделенным напитком.

Главная идея послания Cool Water заключается в том, что награда всегда приходит после тяжелого труда. Мужчина Cool Water – это не бездельник в шезлонге на пляже, потягивающий пиво или развлекающийся на надувном банане. У него развитые мышцы брюшного пресса. Их рельеф виден даже из космоса. Они сокращаются так сильно, что мы можем различить сигналы азбуки Морзе. Это определенно результат дисциплины, и Cool Water предстает как заработанное вознаграждение за то, что этот парень приводил в порядок доску для серфинга или бегал по пляжу в качестве спасателя. Покупатель получал награду, минуя тяготы работы – гениальный ход подобного позиционирования. Или он мог, не напрягаясь, поприседать в местном спортивном центре, а потом в раздевалке почувствовать себя сродни разгоряченному жеребцу.

Cool Water позволил мужчинам 1980-х не только «носить» этот аромат, воскрешающий водную стихию, но и говорить о лосьоне после бритья, не теряя при этом своей мужественности. Аромат Cool Water можно описать одним простым и емким словом – «освежающий», а это на языке удовольствия обозначает идеальное связующее звено между гигиеной, пользой и фривольными удовольствиями.

И вот наконец заключительная декада, которая едва ли нуждается в представлении. Мы начали в 1900 году с парфюмов, о которых практически никто не помнит, и заканчиваем десяткой ароматов, каждый из которых все еще можно понюхать, купить и наслаждаться им. Эти парфюмы скорее всего хорошо известны читателям, они и сами могут что-то о них рассказать. Ароматы неотделимы от лирических песен, невероятно популярных в 1990-х, которые всех заставляли танцевать и тянуться к звездам, выбрасывая руки вверх, а потом опуская их вниз.

Завершающая декада двадцатого века по крайней мере с позиций такой точки зрения – это рассказ о страданиях юности. На протяжении целого века парфюмы все время кричали о своей «новизне», но в 1990-х годах тинэйджеры действительно перетянули одеяло на себя. Для начала у них появилась привычка покупать новые парфюмы для взрослых, и вскоре ароматы, предназначенные для женщин, можно было уловить на 16-летних. Среди таких ароматов были Sunflowers от Elizabeth Arden и Dune от Christian Dior, пахнувший так, словно возлюбленная бросила нежеланный букет в океан. Назовем еще и аромат Byzance от Rochas, тяжелый и жаркий в стиле Кристин Скотт-Томас из фильма «Четыре свадьбы и одни похороны». В Escape, в котором было сходство с Midori и лимонадом, Calvin Klein решил проследить за тем, что произошло после пылкого свидания, о котором поведал аромат Obsession, и предложил парфюм для походов по клубам и секса без стрингов. Для возвращения в офис утром в понедельник Chanel предложила Allure, а Estée Lauder – Pleasures, не стареющие цветочные ароматы для корпоративных офисов, в которых нет вызова.

Затем появились парфюмы, рассчитанные на более молодую аудиторию. Они признавали ее неуверенность в себе, жадное стремление быть «в теме» и «носить» правильный аромат, а не только правильную спортивную одежду. Эхом этих ароматов стал рост числа книг, фильмов и телевизионных шоу, ориентированных именно на молодое поколение.

Джинсы от Versace могли быть поддельными и приобретенными на местном рынке, но ароматы были настоящими и вполне доступными по цене. Они были особенно привлекательными благодаря необычному оформлению: флакон в виде бутылочки колы или банки с напитком. Поместить парфюм в подобие консервной банки пришло в голову Жану Полю Готье. Он придумал хитовую пару: Classique для женщин и Le Mâle для мужчин. Радость доставлял и сам процесс выбора между Red Jeans, Baby Blue и Yellow, или можно было взять все сразу для тех, кто любил коллекционировать. Альтернативой для старшеклассников были ароматы Tommy Girl и Tommy Boy. Шестиклассницы могли приобрести CK One, тогда как ученики младших классов начинали с O2 и Lynx, приводя в отчаяние своих маленьких братьев и сестер, пытавшихся найти хоть немного кислорода.

Тинэйджерам легко продавать (сразу ясно, на какие «кнопки» надо нажать), но они не хранят верность товару и срываются с крючка при первом же намеке на то, что он выходит из моды. Поэтому в последнем десятилетии века нам придется потрудиться, чтобы оставаться в курсе новейших тенденций. Парфюмерной промышленности удавалось не отставать и снижать риски выпуска новинок исключительно благодаря использованию газового хроматографа. Это устройство было впервые использовано в 1960-х годах. Оно анализирует аромат и расшифровывает его молекулярный состав, позволяя конкурирующим фирмам выпускать копию. Как только продажи Tommy Girl превзошли продажи всех других ароматов для молодых девушек, другой бренд мог сказать парфюмерной фирме: мы хотим аромат, который бы пах так же, но не был бы в точности таким. И в течение нескольких месяцев появлялось несколько похожих ароматов. В 1990-х годах газовые хроматографы не были новинкой, на них настолько полагались, что складывалось впечатление, будто парфюмы-клоны появлялись так же часто, как и «выращенные» поп-звезды.

Те, кто чувствовал себя слишком старым, чтобы смотреть телевизионный феномен «Моя так называемая жизнь», отдавал предпочтение другим передачам. В Англии в 1990-х годах началась революция еды, затронувшая средний класс. Требовались ингредиенты исключительно из Италии: бальзамический уксус, оливковое масло первого отжима, сушеные томаты, каперсы и, разумеется, полента. Со временем этот тренд начал влиять и на парфюмы. Парфюмеры вернулись к идее особых ингредиентов и малого числа природных ароматов вместо того, чтобы сочинять сложные формулы под названием, навеянным настроением. Одним из самых знаменитых ароматов был Lime Basil and Mandarin (1999) от лондонской флористки и визажиста Джо Мэлоун. Этот аромат доставляет удовольствие и своим запахом, который понравился бы вам, если бы исходил от горячего утюга, когда вы гладите белую сорочку, и тем, что вы могли различить каждую составляющую его часть. С помощью этикетки мы можем прочитать парфюм, а сложность его состава не будет вводить нас в смущение. Aqua Allegoria Herba Fresca 1999 года от Guerlain, радикально отличавшийся от привычного стиля этого парфюмерного дома, вознаградил своих создателей, как и бесчисленные флаконы парфюма с зеленым чаем, начало которым положил аромат Eau Parfumée au Thé Vert от Bulgari 1992 года.

Для всех этих ароматов характерна вечная простота. Вместе с оглушающим успехом оригинальных ароматов Issey Miyake и ароматом унисекс CK One и его версиями (кто-нибудь помнит Heaven от Gap?) все это привело к тому, что 1990-е годы стали называть «чистым» десятилетием, как будто все искали ясности в противовес тяжести 1980-х годов. Разумеется, в картине десятилетия больше нюансов. Одна из проблем заключается именно в том, что, определяя десятилетие через один тип аромата, мы рискуем пропустить все то, что к этому типу не относится. В действительности взгляд через другие ароматы этого времени показывает, что в нем было много «больших» ароматов, таких как Hypnotic Poison, Tocade, Safari, 24 Faubourg и пряный рисовый пудинг, с которым можно сравнить L’Elephant из линейки Kenzo Jungle.

Все это наклеивание ярлыков – чистота и унисекс в 1990-е, корпоративные 1980-е – в котором повинны вот эти самые страницы, говорит о желании понять нашу юность через аромат, суметь выразить это в одном предложении, чтобы мы могли, наконец, проститься с этим, оставить позади Tommy Girl и двигаться к следующему парфюмерному удовольствию.

Joop! Homme

Joop! 1989

Парфюм бой-бенда

Открытие, которое я сделала только что: Joop! на самом деле произносится как «йоп». Ну как такое возможно?

Возможно, у Joop! нет такой славы, как у Eau Sauvage или Dior Homme, но парфюм сыграл важную роль в этой истории. Продвигаемый немецким модным брендом, он появился в тот момент, когда мы готовились встретить новое десятилетие, вдохновленные оптимизмом, который породила рухнувшая Берлинская стена. Это была одна из первых мировых новинок, освободившая парней от диктатуры лосьонов после бритья исключительно с «мужскими» ароматами, то есть цитрусовыми, папоротниковыми и морскими. Joop! – это ваниль и мед. Проведите «слепой» тест, и многие люди скажут, что это парфюм для молодых женщин, поскольку он мгновенно вызывает ассоциации с Candy и Slush Puppy.

Joop! который слыл некогда фаворитом у молодежи в возрасте до двадцати лет, пахнет липкими полами клубов в центре города, куда его, собственно, и «надевали». Аромат быстро стал главным запахом «на выход» в 1990-х годах. Он был настолько же неотвратимым, как и мелодия Come on Eileen в три часа утра как раз перед тем, как менеджеры включают свет и все понимают, что выглядят всклокоченными и помятыми.

Joop! олицетворял собой 17-летнего парня с короткими волосами, смазанными гелем. Он сунул фальшивое удостоверение личности в карман рубашки-поло от Fred Perry, ему не терпится попробовать новый коктейль, сбивающий с ног, и все это под звуки европейского «техно».

Яркий флакон Joop! цвета фуксии – самый розовый оттенок после флакона для Shocking от Скьяпарелли – поражает радугой цвета и вполне вписался бы в ряды пугающе разноцветных коктейлей Bacardi Breezer и Reef, которые продавали в пабах по цене «пять за пять фунтов». Если вечер был по-настоящему особенным, поклонники Joop! возможно, даже позволяли себе отпраздновать его ликером Goldschlager.

Все это может показаться уничижительным, но нежность к этому аромату теперь, когда прошло достаточно времени, чтобы заново оценить этот некогда вездесущий запах, сполна компенсирует критику. Joop! находился на той же самой волне, что и бой-бенды – группы поющих мальчиков, появлявшиеся как грибы после дождя в начале 1990-х. Модели на постерах бренда щеголяли теми же лоснящимися мышцами брюшного пресса, да и позиционировали они себя точно так же: сочетание подчеркнутой нормативной гетеросексуальности и выраженный гомоэротический подтекст, привлекательный для гей-клубов, где Joop! и Le Mâle от Jean Paul Gautier 1995 года были невероятно популярны. Когда подобия групп New Kids on the Block, East 17 и Take That ворвались в мейнстрим, появилось ощущение, что они захватили музыкальные чарты, словно оккупанты, и пришли всерьез и надолго. Версия песни It Only Takes a Minute от Take That, казалось, звучала целый год. А Stay Another Day в исполнении East 17 многих заставляла стонать: «Ладно, еще один день потерплю, но когда вы умолкнете?» Кто бы мог подумать, что, поклявшись больше никогда в жизни не слушать этих певунов, я пишу эти строчки под звуки Never Forget, а Take That, пусть и в усеченном составе, снова на пике популярности? Joop! тоже остается с нами и все еще убеждает мужчин без смущения соглашаться на неотразимый «розовый» аромат, когда они общаются с парнями.

Angel

Thierry Mugler, 1992

Парфюм для красной дорожки

Страннолюбия не забывайте; ибо через него некоторые, не зная, оказали гостеприимство Ангелам.

Послание к евреям, 13:2

Субботний вечер… Фен работает на полную мощность, по постели разбросаны бронзирующие шарики, и это значит, что пришла пора познакомиться с Angel от Thierry Mugler, парфюмом «на выход» в 1990-е годы. Именно этот парфюм становился заменой меховой шубке, накинутой поверх топа в блестках в день «большого выхода» в разгар зимы, последним штрихом, отмечающим превращение девушки из простой смертной в космическую гостью.

Angel вышел в 1992 году. Парфюм оказался неторопливым и достиг пика во второй половине этого десятилетия. До сегодняшнего дня такое терпение в сегменте масс-маркет – дело неслыханное. Обычно новые ароматы проводят на полках всего несколько недель, и у них совсем немного времени, чтобы доказать свою прибыльность, прежде чем представители парфюмерной промышленности взмахом руки оборвут их карьеру.

Восхождение Angel отражало восстановление экономики. По мере того как рецессия уступала место процветанию, поколение X принялось тратить свои возрастающие доходы на дешевые вещи. Дорогие ретейлеры использовали низкие цены на импорт и труд на Дальнем Востоке, чтобы представлять покупателям несколько коллекций за сезон, стимулируя одноразовую моду. Покупаете наряд на выходные, потом его выбрасываете и приобретаете новый.

Фильм «С девяти до пяти» с участием Долли Партон показался довольно странным на фоне протестантской этики труда: долгий рабочий день, пропущенные перерывы на ланч. Поэтому так важно было «дожить до уик-энда», а двухнедельный отдых летом на солнышке стал почти священным. К вечерам пятницы и субботы следовало тщательно готовиться и проживать их на полную катушку. В мегаклубах звучали объединяющие мелодии, такие как «Субботний вечер» и «Макарена», под которые исполнялись простые примитивные движения, когда все выстраивались в ряд, медленно вращали бедрами, подпрыгивали, поворачивались на девяносто градусов и хлопали себя по ягодицам. Разумеется, было и дополнительное удовольствие от «экстази» или алкоголя. Синонимов опьянения было столько же, сколько существовало коктейлей на основе водки «Смирнофф».

Отмотаем пленку на несколько часов назад, когда тушь еще не размазалась, а от клубных туалетов пока еще не разит рвотой и смесью Angel, Jean Paul Gaultier и Blonde от Versace. Предназначение субботних вечеров было и остается – стать самой гламурной версией самой себя. Стандарты были высоки, и мы должны помнить, что хотя идеальную красоту нам скармливали уже давно, именно 1990-е годы довели до сознания широкой публики концепт супермодели, спортивной и блестящей, с помощью гламурного трио – Кристи Терлингтон, Линды Евангелисты и Наоми Кемпбелл. Позднее, в это же десятилетие, к ним присоединилась Хайди Клум, одна из первых ангелов бренда Victoria’s Secret, вышагивающих по подиуму в нижнем белье и с ангельскими крыльями.

Голливуд, как и мода, тоже решил позаботиться об имидже. Именно в 1990-х годах появились специальные профессиональные стилисты для красной дорожки. Эти стилисты составляли шортлисты платьев, драгоценностей и макияжа, чтобы не оставлять на усмотрение звезд то, какое впечатление они будут производить на важнейших церемониях вручений премий. Грейдон Картер стал редактором журнала Vanity Fair в 1992 году. Это назначение последовало по горячим следам за публикацией фотографий обнаженной беременной Деми Мур. С этого началась новая эра в высшей степени гламурных обложек работы Анны Лейбовиц с участием старлеток последнего урожая. Если снимки оказывались не совсем безупречными, это не имело значения, поскольку в распоряжении редактора был фотошоп, с помощью которого легко можно убрать у модели прыщи или сделать ее бедра поуже. В реальном мире каждая могла «улучшить» себя с помощью бюстгальтера Wonderbra, который рекламировала Ева Херцигова. Знаменитые биллборды «Привет, ребята» с ее изображением стали причиной не одной аварии.

Angel, прима среди парфюмов (который скорее всего отказался бы от всех M&M’s в его трейлере за исключением голубых), будто предчувствовал эту эстетику гиперреальности. Его вдохновленный небесами аромат – это действительно неземное ощущение. Даже читательницам, ненавидящим Angel, стоит пойти и понюхать парфюм еще раз. Абсолютное безумие. Парфюм обещает сладости, но как только вы начинаете в восхищении жевать их, вдруг оказывается, что в шоколадном батончике есть что-то сомнительное. Вы выплевываете кусок, но только для того, чтобы вам захотелось откусить снова. Знаменитый эффект «закружить, потом дать оплеуху» создавался с помощью гармонии этилмалтола с его вкусным запахом сладостей, и противоречивых земных пачулей с кислинкой. Эта идея была в высшей степени оригинальной для своего времени. Angel – это не земная красота, а вызывающее тревожность присутствие другого мира. «Остерегайтесь Ангелов. Хороших. Плохих», – таким был оригинальный слоган Мюглера. Мы и в самом деле не понимаем, каков этот парфюм, эта отравленная кокосовая пудра, наш ангел-хранитель или демон. Следующие творения от Thierry Mugler, и особенно Alien («Инопланетянин»), демонстрируют последовательную приверженность Дома к странной, мрачной красоте, его собственной версии эстетики Фрица Ланга[15].

Изначально лицом Angel была модель Джерри Холл (она возлежала не на кушетке, как в рекламе Opium, а на межгалактической песчаной дюне). Недавно ее дочь, модель Джорджия Мэй Джаггер, приняла эстафету и стала новым лицом парфюма. Свет красоты переходит от одного поколения к следующему, он никогда не стареет, никогда не меркнет. Ангелы бессмертны, и если судить по продолжающемуся успеху первого парфюма Мюглера, то же самое можно сказать и об этом парфюме.

L’Eau d’Issey и L’Eau d’Issey Pour Homme

Issey Miyake, 1992 и 1994

Парфюмы родниковой чистоты

Как изменились времена! Когда-то, в 1920-х годах, купание в шампанском было последним словом декаданса. К концу 1980-х ходили слухи о том, что Майкл Джексон купается в минеральной воде Evian. А парикмахеры знаменитостей рассказывали в журналах, что волосы следует ополаскивать минеральной водой, чтобы придать им блеск. Между 1990 и 2005 годом продажи бутилированной воды выросли в четыре раза. И мы продолжаем складывать в тележки большие упаковки, хотя и посмеиваемся над тем, что название Evian, написанное наоборот, превращается в прилагательное «naive», то есть наивный.

Каким образом удалось маленьким зеленым бутылочкам Perrier узурпировать место водки и стать последним словом в аперитивах в 1991 году? О, это туманное слово «детокс», оно начало ходить кругами. Наверное, с этим и связана популярность минеральной воды.

L’Eau d’Issey, в версиях и для мужчин, и для женщин, часто называют детокс-парфюмом; это антидот для парфюмерных излишеств 1980-х годов (не то чтобы эти излишества исчезли, вспомните Angel). Дизайнер Исси Мияки известен своей ненавистью к парфюму, он терпеть не мог ощущать парфюм в самолете. Поэтому ему хотелось получить аромат воды, падающей на чистую кожу.

К счастью, вместо того чтобы разлить по парфюмерным флаконам Perrier, команда Issey Miyake, в которую входил парфюмер Жак Кавалье из швейцарской фирмы Firmenich, поставила перед собой задачу создать иллюзию водопада, брызги которого падают на цветы, ветки деревьев и камни. Это подходящий аромат для Apple: вообразите Стива Джобса в рубашке-поло от Issey Miyake, и вы сможете представить его с ароматом L’Eau d’Issey Pour Homme. Или это может быть молодая работающая пара в очень чистой квартире, где его и ее L’Eau d’Issey стоят по соседству с ультразвуковыми зубными щетками.

Многие другие аксессуары минимализма 1990-х годов отправились на чердак или были проданы на eBay: нейлоновые сумки от Prada, диваны-футоны и книги о том, как превратить гостиную в рай по законам фэн-шуй. Но парфюмы Issey Miyake продолжают продаваться, они сумели выстоять. А все потому, что они так хороши. Если кто-то почувствует, что переусердствовал с парфюмом (признаю, такое случается), то Issey – это кнопка перезагрузки.

Среди таких ароматов как CK One, Aqua di Gio и Cool Water, Issey Miyake отличается удивительной стойкостью при всей его легкости. Он вызывает в памяти утоляющие жажду фрукты (дыня для женщин, юдзу, гибрид мандарина и лимона для мужчин) в сочетании с сухой древесиной. В этом аромате щедро использована молекула калон, которая сама по себе напоминает о сырой трепещущей плоти моллюска. Отмечу, что в парфюме она таковой не ощущается.

Есть что-то привлекательное в идее насыщенной кислородом воды и воображаемого запаха свежести. И L’Eau d’Issey, немного похожий на Lime Basil and Mandarin от Jo Malone, был настоящей отрадой для тех, кто уже не думал найти для себя подходящий парфюм или задыхался от слишком большого количества Joop!. Парфюм завоевал множество поклонников во влажном климате, где люди нуждались в капельке парфюмерного кондиционирования воздуха, во вселяющей уверенность иллюзии, что прохладный бассейн совсем рядом.

Sunflowers

Elizabeth Arden, 1993

Семейный парфюм

Sunflowers – это парфюм канареечно-желтого цвета, липкий на вид. В наше время, пожалуй, самый неудачный подарок ко Дню матери, абсолютно немодный. Есть опасение, что в неудачные дни вам может показаться, будто вас отхлестали букетом фрезий. И все же мы просто обязаны рассказать об этом парфюме как одном из главных ароматов, приносящих «удовлетворение» 1990-х годов.

Парфюм Sunflowers («Подсолнухи») нельзя назвать самой яркой премьерой десятилетия – это вам не Angel! Но он был другим: водный цитрус, умело смешанный с запахом старомодного лимонада и нотами дыни и персика.

Как и при продвижении Happy от Clinique, Pleasures от Estée Lauder и Eternity от Calvin Klein, в случае Sunflowers маркетологи избегали привычной территории «секс и власть», сосредоточившись на ощущении благополучия. Какое-то средство от тревожности, а не парфюм. Парфюм задумывался как аромат для «женщины в расцвете лет». Другими словами, у нее три ленивых сына-подростка, и ей с трудом удается припомнить, когда она в последний раз открывала бутылку вина и танцевала под Лайонела Ричи. Разумеется, как и у многих других новинок этого десятилетия, у Sunflowers нашлись поклонницы и за пределами целевой аудитории. Он был популярен у девочек-подростков.

Хотя территория по крайней мере была новой (для парфюма) и он предлагал другую историю, историю середины пути, многие из этих душистых хвалебных песен в адрес семейной жизни были немного романтизированы. В этом мире вы не бегали в панике вокруг плачущего навзрыд малыша, который только что засунул деталь Lego в нос, а кружились вместе с вашей уменьшенной копией на пляже в одинаковых балетных юбочках. Или, как и в случае с ароматом Eternity от Calvin Klein, вы предаетесь любовным утехам на песке с вашим до нелепости красивым мужем, пока ваши дети изучают пруд с камешками.

Impulse O₂

Unilever, 1993

Парфюм школьного помешательства

К этому моменту читатели уже поняли, что наш век ароматов представлен не только самыми изысканными парфюмами, но и весьма скромными в своем художественном воплощении ароматами, создававшими настроение для того или иного поколения людей. Допускаю, Impulse O2 – это несколько странное включение, и в качестве спрея для тела он едва-едва прошел квалификацию. Многие о нем даже не слышали, но это мой личный фаворит. Держу пари, что каждая британская женщина, родившаяся между 1979 и 1987 годами завизжит, когда узнает, что мы расскажем историю Impulse O2 на этих страницах.

Парфюм O2 был ароматом первого этажа, малышом среди запахов, который появился из ниоткуда и внезапно вырос до размеров атомного гриба. Любой, кто надеется разобраться в загадочном распространении школьных трендов, поступит правильно, если обратится к роману Луизы Мэй Олкотт «Маленькие женщины» и прочтет описание одержимости малышки Эми маринованными лаймами:

Понимаешь, девочки всегда покупают их, и если ты не хочешь, чтобы тебя считали жалкой, ты тоже должна это делать. Ничего другого, только лаймы, поскольку все сосут их под партой во время уроков и обменивают их на карандаши, колечки, бумажных кукол или что-то еще. Если одной девочке нравится другая, она дает ей лайм. Если она на нее злится, она съедает его у нее на глазах и не предлагает даже кусочка. Они угощают друг друга по очереди, и меня уже много раз угощали, но сама я еще никого не угощала. Я теперь в долгу, и это долг чести, знаешь ли.

Хотя роман был опубликован в 1868 году, реакция молодых читательниц на этот пассаж мало изменилась. Для начала они задумаются над тем, что такое эти маринованные лаймы. Что-то вроде консервированных лимонов? Или это шербет? Эвфемизм? А потом, так и не узнав ответа, они испытают отчаянное истерическое желание попробовать маринованный лайм.

Энтузиазм школьниц всегда трудно обуздать. Существует давление со стороны сверстниц, которые держат железной хваткой, но почему в случае с Impulse взлетел именно O2, один из мириада альтернатив в коллекции спреев для тела? Первый фактор – это цвет. На полках выстраивались жидкости всех оттенков розового, фиолетового, желтого, зеленого и пурпурного. Покупка спрея для тела была первым упражнением в сопоставлении цвета и запаха. Мы узнавали о том, что розовый пахнет нежно, но как-то по-детски, тогда как голубой оказывался не слишком привлекательным спортивным ароматом.

Аромат O2 был завораживающим, а спрей имел кислотный оттенок цвета лайма и пах, как желейные конфеты с грушевым наполнителем. Его сочная, живительная сущность проложила ему путь в школьные раздевалки, где после напряженного часа гимнастики или игры в нетбол он превращался в необходимое средство гигиены. Душевых либо не было вовсе, либо они были общими (их следовало избегать). Это значило, что O2 был лучшим и единственным способом замаскировать запах пота и сохранить свежесть. В своей вездесущности спрей быстро оброс страхами раннего подросткового возраста по поводу меняющегося тела: «Неужели моя грудь настолько маленькая, что для нее не найдется бюстгальтера, и все станут надо мной смеяться?» «А что, если кто-нибудь услышит, как я вскрываю упаковку с прокладкой в туалете?» И самый страшный из всех: «Что если в домашней работе я случайно напишу «секс» вместо «кекс»?» Чем больше нас мучила эта паранойя, тем чаще мы опрыскивали себя O2 и превращались в торнадо запаха. В 1990-х годах использовали так много этого спрея, что британские водоемы должны были благоухать как синтетические оранжерейные фрукты.

Для счастливой группы тех, кто пользовался этим спреем в то десятилетие, встреча с себе подобными сродни собранию масонской ложи. Если вы в прошлом владели O2, то это основа для вечной дружбы или хотя бы затравка для разговора об общих ценностях юности, которые витают вокруг этого аромата, словно крупные (пластмассовые) украшения. Со спреем O2 в список покупок обязательно войдут футболки Global Hypercolor, браслеты Slap-On, брюки Adidas, одежда Trolls, бижутерия Dummy Jewellery. Если все эти названия вам ни о чем не говорят – значит, вы из другой стаи. (Вернее, вам очень повезло, потому что никому не стоит носить велосипедные шорты из лайкры поверх балетного трико.)

CK One

Calvin Klein, 1994

Парфюм в стиле «гранж»

Есть ли среди читателей те, у кого в 1990-х годах были трусы-боксеры от Calvin Klein (или кто стащил их у своего бой-френда)? Цвета серого утреннего неба, они все еще валяются в одном из ящиков и по-прежнему ждут своего часа, чтобы сыграть в рекламе стирального порошка. Не стоит стесняться, потому что в этом десятилетии власть Calvin Klein над населением была весьма велика. А аромат CK One заменил Obsession в роли новой «святой воды». Воспользовавшись этим парфюмом унисекс в его аскетичном флаконе в стиле промышленного дизайна, вы получали возможность присоединиться к сообществу, к тем андрогинным созданиям чуть за двадцать, одетым в черное, белое и серое. Они стоят друг напротив друга, сложив руки на груди, смотрят друг на друга или жестикулируют так, словно спорят о чем-то важном. Для этого им и нужны эти вселяющие ужас майки на тоненьких бретельках, открывающие руки. Это была продвинутая версия «Друзей» в стиле «гранж», во всяком случае, именно так пыталась это представить реклама CK One с участием Кейт Мосс и других похожих на бродяжек моделей. Никогда еще возможность ничегонеделания не казалась настолько жизненно важной. По сути, в своих позах модели были очень похожи на подростков, собиравшихся после школы на автобусных остановках, но при этом в них было больше убедительности. Как и у актеров из «Беверли-Хиллз, 90210», их возраст подкатывал к тридцати, но они делали вид, что намного моложе.

Хотя сам флакон с ароматом никогда не участвовал в рекламных кампаниях, предполагалось, что все эти модели пользуются одним флаконом CK One точно так же, как они, возможно, передают по кругу бутылку (очень похожую на флакон) водки «Абсолют» или меняются партнерами внутри группы. Как и для пары в автобусе, которая в рекламе жвачки делит между собой пластинку Spearmint от Wrigley, было круто поделиться парфюмом с цитрусовыми нотами с привкусом мускатного ореха, чтобы осознать свою внутреннюю андрогинность благодаря экспериментам с ароматом. Девушки намеренно игнорировали распылитель, прилагавшийся к флакону. Вместо этого они откручивали крышку и наносили запах ладонями, как это сделали бы парни.

В конце концов, CK One был ароматом, предназначенным для взрослеющих подростков, оставляющих в прошлом перепады настроения и не желающих, чтобы их застали за просмотром передачи «Кларисса объяснит все» и других телевизионных программ для молодых и взрослых. Этот флакон стоило выставить напоказ на полочке в спальне, но он при этом давал понять, что его владельцу есть о чем подумать, кроме какого-то глупого парфюма. В отличие от поклонниц парфюмов домов моды в начале двадцатого века фанатки CK One в большинстве своем едва ли могли позволить себе платья от Calvin Klein. Они одевались в Gap, носили худи этого бренда в сочетании с укороченными дома юбками из денима. Их идолом, у которого, разумеется, был флакон CK One, являлся Джаред Лето (Джордан Каталано) из сериала «Моя так называемая жизнь». Он мог легко поменяться прической и гранжевой одеждой с Клэр Дейнс в роли Анжелы. И с такой же легкостью они могли бы пользоваться одним и тем же парфюмом, если бы поторопились и были вместе.

При всем этом CK One был блестящим и интересным ароматом. Как и L’Eau d’Issey, он вдохнул новую жизнь в цитрусовый стиль и позволил легкости в парфюмерии сказать новое слово. Все настолько привыкли к разделению ароматов на «мужские» и «женские», что парфюм унисекс казался смелым и невероятно современным. Точно так же четырьмя годами ранее соковыжималка для лимонов Филиппа Старка, икона дизайна 1990-х, привела всех в восторг от того, что можно сделать с цитрусом, будто соковыжималки никогда ранее не существовали.

CK One, некогда застенчивый одиночка, теперь стал классикой. У многих его вчерашних поклонников наверняка найдутся остатки аромата во флаконе в одном из ящиков комода. Его могут «выгулять» в жаркие дни, но в остальное время они им не пользуются из страха, что уже староваты для этого вечного классного подростка. Они все еще ощущают плен его уверенности и щегольства.

Lynx Africa

Lynx/Axe, 1995

Парфюм для мальчика-подростка

Lynx Africa (или Axe Africa, как его знают во многих странах) остается выдающимся аперитивом среди ароматов для миллионов мальчиков-подростков. С 1990-х годов в качестве самого крупного бренда мужских туалетных принадлежностей Lynx сумел по-новому намекнуть на то, что стоит только воспользоваться их средством под мышками, как все девушки будут вашими. Помните Hai Karate с его инструкцией? Но при этом бренду каким-то образом удалось удержаться на канате, лукаво признав, что такая заявка может оказаться фантастикой. Пусть это всего лишь дезодоранты, но к своим ароматам Lynx отнесся очень серьезно. Над ними работал один из самых опытных парфюмеров индустрии. Названия, как тотемы, превращают нанесение дезодоранта в эпическую процедуру: Tempest, Atlantis, Apollo и, разумеется, Africa. Давайте отправимся на сафари, чтобы познакомиться с типичным поклонником аромата:

Мы с вами находимся в маленькой комнате где-то в северном полушарии.

Позднее утро, но солнцу не удается проникнуть через закрытые плотные шторы. Нам придется как следует присмотреться и подождать, чтобы увидеть наш скрывающийся объект. Приборы ночного видения приветствуются.

Вдруг под одеялом кто-то зашевелился.

Вот показалась нога, она помогла нам понять, что мы имеем дело с самцом-подростком человеческого рода. Медленно, в течение нескольких часов, он выбирается наружу. Мы покажем вам это с эффектом ускоренного движения. Самец невероятно долго выбирается из постели, этот процесс связан с большим риском.

Наконец он встает, потягивается и готовится к короткому дню, который ждет его впереди. Может быть, сначала душ. Но нет. Самец колеблется и торопливо выбегает из ванной. Вместо душа среди своих вещей он находит аэрозоль.

Lynx Africa.

Молодой самец может использовать до одного аэрозоля в неделю. Понюхав свои подмышки, он снова и снова опрыскивает их из аэрозоля, пока не покрывается патиной аромата. Часть аромата он проглотит, но это не причинит ему вреда, а только поможет в его деле.

Вскоре в комнате уже нечем дышать от Lynx. Когда он открывает дверь, откуда-то неподалеку раздается вой. Это его сестра, которая случайно вдохнула этот запах. Мальчик выходит из дома.

Его цель на сегодня: закрепить интерес самки, и для этого ему необходимо добраться до ближайшей колонии. В автобусе пассажиры морщатся. Их обоняние не может привыкнуть к Africa, но запах на них и не рассчитан. Наконец, молодой самец добирается до места назначения – шумного кегельбана. Те, кто встречается у него на пути, ошеломлены запахом Africa и освобождают ему дорогу, пока он добирается до своих сверстников.

Это критический момент. Сейчас станет ясно, оправдаются ли его усилия.

Ему не повезло. Самки втягивают носами воздух, морщатся и уходят. Снова оставшись в одиночестве, он неслышно вздыхает и отправляется за парой обуви для боулинга.

Но подождите. Вон там, неподалеку от него появляется самка.

Он ее не видит, но она приближается к нему, заговаривает с ним. Он поворачивается и быстро жестикулирует. Они общаются. Это критический первый шаг, за которым может последовать нечто большее.

Поражение оборачивается новым стартом. День принес победу. Надежда… восстановлена.

Tommy Girl

Tommy Hilfiger, 1996

Парфюм для девочек из частной школы

В 1990-х годах была реклама одного средства по уходу за волосами, которую в течение долгих месяцев крутили по телевидению. Продвигая новый лак для волос Salon Selectives, в рекламе использовали бессмертную фразу: «Как будто вы только что вышли из салооооона», и превращали нанесение лака в олимпийский вид спорта. По контрасту с очень «уложенными» прическами 1980-х годов, мечтой стали волосы в стиле «вымыл и пошел». В идеальном образе сочетались медовые высветленные пряди, мягкая градуировка волос и их безупречная гладкость. Владелицей идеальных волос (вспомните Алисию Сильверстоун в фильме «Бестолковые», 1995) считалась девочка, которая, флиртуя, могла прочесать пальцами волосы. Попытка повторить этот трюк на далеких от идеала волосах была опасной, поскольку пальцы могли наткнуться на колтун и застрять в нем. Флиртующие, упругие волосы, такие как у Дженнифер Энистон в «Друзьях», выглядели абсолютно естественно, но как это всегда бывает с «натуральными» образами, требовали многочасового ухода. Нейтральный макияж 1990-х тоже казался легким в исполнении, но для него необходимы были коричневые тени разных оттенков, карандаш для губ Spice lip liner от MAC, пудра «все в одном», а также спонж.

Прямые волосы, будто вы только что вышли из салона, особенно в этом десятилетии, стали важной частью мечтаний учениц частных школ на Восточном побережье США. Эта утонченная подростковая культура была невероятно далека от трэшевой бестолковости фильмов Джона Хьюза или меланхолии «Моей так называемой жизни». Девушки из частных школ не были откровенно гламурными, даже повседневная одежда демонстрировала их утонченность. Юноши носили рубашки-поло и брюки-чино, девушки одевались почти так же, но добавляли в комплект клетчатую мини-юбку. У этих идеализированных подростков никогда не было прыщей. Они всегда имели возможность заниматься спортом. Эти молодые люди либо учились в старших классах, либо посещали колледжи с их неоклассическими кампусами, где они становились членами землячества. Культовый роман Донны Тартт «Тайная история» (1992) рассказывал о том, как эта культура частных школ может убивать. Телесериал «Бухта Доусона», который шел с 1998 по 2003 год, предлагал идеальную версию жизни подростков из среднего класса. Он был полон нереалистично хорошо умевших выражать свои мысли 16-летних ребят. Доусон, спрашивая у Джои, остаются ли они с ней друзьями, слышит в ответ: «Это называется социальной эволюцией, Доусон. То, в чем достаточно силы, расцветает, а то, чему силы не хватило, превращается в экспонат за стеклом в научных музеях».

Ок, Джои, пора расслабиться и выпить.

Предложенная дизайнерами Ральфом Лореном и Томми Хилфигером инкарнация культуры частных школ 1990-х годов стала невероятно успешным мировым экспортом. В ней была массачусетская колыбельная культура верховой езды с ее бейсболками и блейзерами и необходимая доля городских и уличных примет, чтобы эта мода оставалась уместной. Рубашки-поло от Ralph Loren с их жокейскими значками стали триумфом на подиуме, в них появилась одна из ключевых привлекательных деталей стиля: можно было выглядеть модно, но небрежно, словно это не стоило никаких усилий. Более того, для многих подростков привлекательность красного, белого и голубого в одежде от Ральфа и Томми заключалась именно в том, что им удалось великолепно продемонстрировать такое единение. Их рекламные кампании показывали счастливые, готовые сниматься в комедии положений группы друзей, проводящих время на лужайке у дома на побережье в Ист-Хэмптоне. Они так гармонично смотрелись в жилетах и закатанных джинсах!

Ральф Лорен первым перешел к ароматам. Разве можно забыть мириады флаконов Polo, от оригинальной Зеленой версии 1978 года до Красной, Голубой, Черной, а потом и Двойной Черной? Tommy Hilfiger вступил в игру позже, выпустив в 1994 году парфюм Tommy, который должен был стать всеамериканским брендом. Он вобрал в себя различные ароматы, которые можно найти на территории США, от мятлика Кентукки до трехгранного тополя и красного клена. Tommy пользовался популярностью, и многим читателям он наверняка известен. Но аромат Tommy Girl превзошел его и стал идеальным парфюмерным выражением стиля частной школы. Возможно, в нем не было остроты CK One, но Tommy Girl делился своей чистотой, заключенной в прозрачную жидкость со сверкающей крышечкой на флаконе. Аромат, в котором сочетались зеленый чай и лимон, был свежим и неброским, делая случайное чрезмерное нанесение затруднительным (но все-таки возможным). Это был идеальный вариант для девушек, которые постоянно волновались о том, что именно они говорят окружающим своей одеждой, речью и манерами. Tommy Girl отлично подходил к белым сорочкам, только что почищенным зубам и аккуратно подстриженным ногтям.

Покупая флакон Tommy Girl, вы не обязательно копировали этих девушек или пытались побороться за популярность. Аромат приносил нечто намного более удовлетворяющее. Этот неброский, сияюще чистый молодой запах мгновенно наводил внутренний порядок. Его обладательницы могли страдать от того, что волосы повисли сосульками из-за слишком большого количества средства для укладки. Или они постоянно помнили о том, что оранжевый консилер привлекает излишнее внимание к прыщу на подбородке. Или морщились из-за того, что их новые туфли от Kickers уже выглядят потертыми и второсортными. Даже если в глубине души они знали, что подростковое совершенство Доусона, Джои, Пэйси и Джен было всего лишь фантазией и жизнь – это не фотосъемка, легчайшее дуновение Tommy Girl позволяло им пахнуть именно так, как нужно.

«Genuine Gucci»

ок. 1996

Контрафактный парфюм

На Оксфорд-стрит (важнейший адрес для шопинга в Лондоне) всегда найдется на что посмотреть. Именно там вы увидите новейшую рождественскую иллюминацию, которую к 2020 году будут, возможно, устанавливать в марте, чтобы подготовиться к грядущему декабрю. Она освещает идущих своей дорогой людей, поющих «Харе Кришна» и хлопающих в ладоши. Им каким-то образом удается вызвать чувство стыда у тысяч покупательниц, обвешанных пакетами с дешевой одеждой. Эти самые покупательницы куда менее снисходительны к проповедникам-фрилансерам с мегафоном, которые толпятся у входа в подземку и мешают им купить газету, чтобы скоротать время в дороге.

Пройдите до менее благополучного другого конца улицы, Тоттенхем-корт-роуд, и вы скорее всего найдете один из пустующих магазинчиков, в котором некогда продавали обманчивые жидкости под названием «Саманта» или «Кэрри», вдохновленные телесериалом «Секс в Большом городе». Флаконы были сложены в ящики на задворках магазина, тогда как бизнес вели в крошечном помещении, выходящем на улицу. Эти ритейлеры, пребывающие в постоянном ожидании грядущего закрытия, исчезают на другое утро, но лишь для того, чтобы открыть торговлю тремя днями позже в магазине по соседству, в который раз одурачивая прохожих.

Эта картина не имеет ничего общего с Оксфорд-стрит периода расцвета, когда в середине 1990-х годов она была средоточием контрафактных парфюмов. Поддельные товары были «трендом» в 1920-х годах. Приведем пример. Некий мистер Гольдберг продавал сомнительные настойки девушкам-хористкам. Фальшивые товары всегда представляют угрозу для индустрии роскоши, но в течение нескольких лет в Британии мировые бренды, и в частности некоторые марки, были в высшей степени желанными как видимость престижных расходов. Новые товары усугубляли проблему школьников, которые заставляли родителей влезать в долги, отдавая предпочтение Nike и Adidas или свитерам с логотипом Reebok и CK. К концу 1990-х годов наступила реакция в виде книги Наоми Кляйн «Люди против брендов», библии для тех, кого мучило брендовое потребление.

Поначалу бренды сами способствовали своему вирусному распространению. Фирменный знак Louis Vuitton переместился с багажа, где было его историческое место, на всякого рода причудливые товары. Была еще и знаменитая клетка Burberry: кто до этого или впоследствии хотел носить бикини с характерным узором? Сначала появились официально лицензированные товары, о чем быстро пожалели менеджеры брендов. Как только возникал интерес, сразу же предлагались подделки. Не требовалось никаких особых усилий, чтобы логотип – простой элемент графического дизайна – красовался на солнцезащитных очках, часах, спортивной одежде и сумочках. Если переплетающиеся буквы выглядели реально, кого интересовало остальное? Парфюмы легко было подделывать, потому что в первую очередь в глаза бросаются внешние признаки – упаковка и флакон. Еще больше упростил дело тот факт, что Calvin Klein вошел в моду со своими ароматами CK One и CK Be, а до этого увековечил мономанию логотипа на линейке нижнего белья.

Торговцы парфюмом наводнили улицы. Действовали они следующим образом. Продавцы, похожие на персонажей Диккенса, ставили маленький складной столик поблизости от мусорных баков. На столик выставляли десятки флаконов, а тестер держали под рукой. Откуда ни возьмись, появлялась толпа, расхватывавшая ароматы. Почти все эти люди были частью криминальной банды. Им платили за то, чтобы они заманивали доверчивых туристов. В тестере аромат, как правило, был настоящим, а вот в тех флаконах, которые приобретали покупатели, состав был поддельным. Ходили страшные истории о том, что за жидкость наливали в эти флаконы. Рассказчики называли разное – от водопроводной или прудовой воды до мышьяка. Один из анализов определил наличие мочи.

Тем не менее было очень любопытно наблюдать за работой продавцов контрафактного парфюма из укрытия ближайшей автобусной остановки. Они пускали в ход классические приемы торговли, уверяя, будто все это «упало с грузовика на шоссе», оставляя покупателей гадать, что за грузовики ездят по дорогам и разбрасывают товары. Они еще играли в кошки-мышки с полицией. Банды знали в лицо всех полицейских под прикрытием, и как только вычисляли такого агента, они быстро собирали товар и с внушительной скоростью бросались бежать в направлении Мраморной арки. Но спустя полчаса они снова стояли на своем месте с аккуратно разложенным товаром. Многие включались в игру и покупали пиратские копии фильмов, ошибочно полагая, что качество не может быть настолько уж плохим. Было не менее соблазнительно купить флакон контрафактного аромата, чтобы узнать, насколько мерзким может быть его содержимое.

Разумеется, такая торговля не могла серьезно повлиять на прибыль Gucci и других брендов, хотя из-за их действий годовой оборот упал на пять процентов. Однако бренды испытывали неловкость из-за того, что контрафактом торгуют в открытую, у всех на виду, рядом с универмагом «Селфридж». Улица приобретала дурную репутацию. Контрафакту была объявлена война. Примерно с таким же успехом мэры городов борются с голубями. Агрессивные операции проводились против уличных продавцов, тогда как их поставщики – фабрики в домах и на фермах в сельской местности в Хаддерсфилде и Ноттингеме – продолжали работать.

Уличные продавцы покинули Оксфорд-стрит, а контрафакт переместился с улиц в онлайн магазины. Очень соблазнительно приобрести любимый аромат на виртуальном аукционе, но будьте бдительны. Особенно если в описании товара появляется прилагательное «подлинный» (genuine).

Dirt

Demeter Fragrance Library, 1996

Не парфюм

Глинистый, сырой и могильный: Dirt («Грязь») пахнет именно так, как вы подумали. Как многие ароматы Demeter, к которым относятся Grass («Трава»), Laundromat («Лондромет», прачечная самообслуживания) и Snow («Снег»), это воспроизведение прозаического запаха, переведенного на язык парфюма. Этот запах мы встречаем каждый день и считаем чем-то привычным.

Один из первых парфюмов Demeter, Dirt, созданный «от противного» основателем и парфюмером Кристофером Бросиусом, представляет собой интересный отзвук продвижения пачулей в 1960-х годах, преображенного в 1990-е годы. В 1960-х масло пачули предлагало грязь как реакцию на узкий городской конформизм. В 1990-х Dirt стал ответом на беспристрастность глобальных престижных ароматов. Оба запаха требовали внимания к индивидуальности со всеми ее изломами. Вместо того чтобы покупаться на представление роскошного бренда о том, чем хочет пахнуть 25-летняя женщина, Dirt предлагал освежающе новый концепт. Это был аромат, имеющий значение для конкретного человека, этакая ностальгия, запечатанная во флаконе. Это могла быть только что скошенная трава, опилки или пластмассовая мишура, как в некоторых других ароматах Demeter. Ирония заключается в том, что Demeter сделала это, эксплуатируя банальное. Скажем иначе: мы думаем, что в высшей степени необычны в своей любви к запаху терпентина. Но оказывается, что миллионы людей тоже его любят.

Dirt дает поразительно странное ощущение. Им можно наслаждаться в одиночестве, медитировать или использовать ежедневно, хотя особенно забавно он ощущается в сочетании с бальным платьем, словно вы только что вывалили содержимое тачки на ваш наряд. Как только эксперимент закончится, мы можем начинать ценить Dirt за то, что это интересный, приятный запах, а не просто претенциозный аромат месяца 1996 года. Обладающий собственным шармом парфюм заставляет нас забыть обо всем, что нам внушали последние сто лет: как следует пахнуть парфюму и как нам следует себя чувствовать «в нем». Почему не распылить аромат на только что вспаханную и политую водой почву? Почему не иметь парфюм, название которого не волнующий концепт, а обычное слово, позволяющее нам самим найти для него подобающее значение? Более того, творения Demeter преображают ароматы, которые, как нам казалось, мы знаем. Их Gin & Tonic 1997 года позволил нам понять, что это невероятно душистый коктейль, альтернативная версия традиционно травянисто-цитрусового запаха.

Dirt определенно не угрожает ортодоксальному миру ароматов, каким мы его знаем, и не разрушает его. Движение на суперскоростном шоссе продолжается, но Demeter проложила новую линию, давая нам возможность отойти в сторону и посмотреть на происходящее с другого ракурса.

С момента появления Dirt в 1996 году парфюмерная промышленность все чаще предлагала идентичные натуральным и даже индустриальные ароматы. С помощью технологии под названием Headspace, которая определяет запахи, присутствующие в воздухе вокруг конкретного объекта, парфюмер теперь может использовать подходящие молекулы аромата, чтобы воссоздать запах бензина, человеческого пота или аромат цветка. В 1900-х годах покупательницам предлагали фиалковые парфюмы, созданные с помощью иононов, синтетических молекул, и цветок обретал плоть. Теперь мы можем собрать запахи наших постиндустриальных городов, соединить их и хранить во флаконе на тот случай, если через сто лет кто-нибудь спросит: «А как пахла жизнь во времена твоей юности?»

Щедрое начало века: 1900–1909

Bayer, Patricia, and Waller, Mark, The Art of Renй Lalique, Book Sales, 1996.

Coleman, Elizabeth Ann, The Opulent Era: Fashions of Worth, Doucet and Pingat, Thames & Hudson, 1989.

Hattersley, Roy, The Edwardians: Biography of the Edwardian Age, Abacus, 2006.

Ledger, Sally, and Luckhurst, Roger (eds), The Fin de Siècle: A Reader in Cultural History, Oxford University Press, 2000.

Mesch, Rachel, Having It All in the Belle Epoque: How French Women’s Magazines Invented the Modern Woman, Stanford University Press, 2013.

О воздушных шарах фирмы Gosnell: John Gosnell, Through the Fragrant Years: A History of the House of Gosnell, Gosnell (John) and Co., 1947.

Об ароматизированных товарах Rimmel: Eugene Rimmel, Rimmel’s Perfume Vaporizer for Diffusing the Fragrance of Flowers in Apartments, Ball Rooms etc., [1865?]; Eugene Rimmel, Recollections of the Paris Exhibition of 1867, Chapman and Hall, 1868.

О кольцах с парфюмом от Piesse & Lubin: Edward McDermott, The International Exhibition 1862: The Illustrated Catalogue of the Industrial Department, Volume 1: British Division 1, Cambridge University Press, 2014.

О том, как шили ароматизированные саше см.: «A Christmas of Perfumes and Sachets», Chicago Daily Tribune, 20 December 1903.

Подробнее об использовании иононов в парфюмерии: http://perfumeshrine.blogspot.co.uk/2011/02/perfumery-materials-violetviolet-leaf.html, посещение 6 Maя 2015 г.

О сборе урожая роз: «The Poetry of Perfume», Vogue, American edition, 1906.

О Чарльзе Дане Гибсоне и девушках Гибсона: http://www.loc.gov/exhibits/gibson-girls-america/index.html, посещение 24 апреля 2015 г.

О Всемирной выставке 1900 года: Alexander C.T. Geppert, Fleeting Cities: Imperial Expositions in Fin-de-Siècle Europe, Palgrave, 2010; Guidecommode indicateur de l’Exposition universelle de 1900, L. Joly [1900?]; Richard D. Mandell, Paris 1900: The World’s Great Fair, University of Toronto Press, 1967; Melanie Paquette Widmann, 212 Days – The Paris Exposition of 1900, CTG Publishing, 2013.

О золотой леди на этикетке: «Beauty Business», Vogue, American edition, November 1934.

О сложностях отношения к этому парфюму: http://www.mimifroufrou.com/scentedsalamander/2010/03/the_popularity_of_clover_aroma.html, посещение 11 мая 2015 г.

Об этикете позднего викторианского периода и нравах общества: Gertrude Elizabeth Blood, Etiquette of Good Society, Cassell and Co., 1893; Lady Troubridge, The Book of Etiquette, The World’s Work Ltd, 1913.

О популярности амилсалицилата и Le Trèfle Incarnat: The Spatula Magazine, Volume 16, 1909; The National Druggist, Volume 38, 1908.

Berta Ruck, Miss Million’s Maid: A Romance of Love and Fortune, Hutchinson & Co., 1915.

Compton Mackenzie, Carnival, Martin Secker, 1912.

Agnes Castle, Diamonds Cut Paste, John Murray, 1909.

история каталога Sears, Roebuck в американской культуре: David L. Cohn, The Good Old Days: A History of American Morals and Manners as Seen Through the Sears, Roebuck Catalogs 1905 to the Present, Simon and Schuster, 1940.

Исторические каталоги Sears, Roebuck and Co., 1896–1900: http://search.ancestry.co.uk/search/db.aspx?dbid=1670, посещение 28 апреля 2015 г.

О влиянии американских железных дорог: Richard Saunders, Merging Lines: American Railroads, 1900–1970, 2nd edn, Northern Illinois University Press, 2001.

Иллюстрация «An Exquisite Alias Dandy in Distress» [1819?] любезно предоставлена Lewis Walpole Library: http://is.library.yale.edu/walpoleweb/oneitem.asp?imegeId=1w1pri2017, посещение 28 апреля 2015 г.

Об истории универмагов: Robert Hendrickson, The Grand Emporiums: The Illustrated History of America’s Great Department Stores, Stein and Day, c. 1979; Jan Whitaker, The Department Store: History, Design, Display, Thames & Hudson, 2011; Lindy Woodhead, Shopping, Seduction & Mr Selfridge, Profile, 2012.

Упоминание о фонтане с фиалковой водой: Émile Zola, Au Bonheur des Dames, Charpentier, 1883.

Об истории Франсуа Коти и его парфюмерном бизнесе: Roulhac B. Toledano and Elizabeth Z. Coty, François Coty: Fragrance, Power, Money, Pelican, 2009.

Ранняя реклама парфюмов Coty в США: The Salt Lake Herald, 16 March 1905.

О наследии Coty: http://graindemusc.blogspot.co.uk/2008/08/Cotylorigan-lheure-bleue-without-blues.html, посещение 6 мая 2015 г.

Об ориентализме в торговле: William Leach, Land of Desire: Merchants, Power, and the Rise of a New American Culture, Vintage, 1994.

Virginia Lea, “Sweet Odors’, Vogue, American edition, June 1899.

Издания журнала Physical Culture: http://libx.bsu.edu/cdm/search/collection/PhyCul, accessed 28 April 2015.

Bernarr Macfadden, The Virile Powers of Superb Manhood: How Developed, How Lost; How Regained, Physical Culture Publishing, 1900.

О неизменном интересе к Помпеям: Judith Harris, Pompeii Awakened: A Story of Rediscovery, I.B. Tauris, 2007; Ingrid D. Rowland, From Pompeii: The Afterlife of a Roman Town, The Belknap Press of Harvard University Press, 2014.

О парфюмах L.T. Piver на теплоходе SS Republic: http://odysseysvirtualmuseum.com/categories/SS-Republic/Artifacts/Bottles/Cosmetics/?sort=featured&page=1, посещение 7 мая 2015.

О традиции худу: Katrina Hazzard-Donald, Mojo Workin’: The Old African American Hoodoo System, University of Illinois Press, 2013.

Примеры использования Pompeia в ритуале худу: Ray T. Malbrough, Hoodoo Mysteries: Folk Magic, Mysticism & Rituals, Llewellyn Publications, 2003; Kenaz Filan, Vodou Money Magic: The Way to Prosperity through the Blessings of the Lwa, Destiny Books, 2010.

Исторические каталоги California Perfume Company: the Avon Historical Archive at the Hagley Library, at: http://digital.hagley.org/cdm/search/collection/p15017coll20, посещение 28 апреля 2015 г.

О рецептах Peau d’Espagne девятнадцатого века: G.W. Septimus Piesse, The Art of Perfumery and Methods of Obtaining the Odors of Plants, Lindsay and Blakiston, 1857.

Havelock Ellis, Studies in the Psychology of Sex: Sexual Selection in Man, 1927.

Анализ Peau d’Espagne в декадентской поэзии: Catherine Maxwell, «Scents and Sensibility: The Fragrance of Decadence», Jason

David Hall and Alex Murray (eds.), Decadent Poetics: Literature and Form at the British Fin de Siecle, Palgrave Macmillan, 2013.

James Joyce, Ulysses, Sylvia Beach, 1922.

O. Henry, «Past One at Rooney’s», Strictly Business: More Stories of the Four Million, Doubleday, Page & Co., 1910.

Театральные десятые годы: 1910–1919

Adlington, Lucy, Great War Fashion: Tales from the History Wardrobe, The History Press, 2013.

Doyle, Peter, First World War Britain: 1914–1919, Shire, 2012.

Gosling, Lucinda, Great War Britain: The First World War at Home, The History Press, 2014.

Nicholson, Virginia, Among the Bohemians: Experiments in Living 1900–1939, Viking, 2002.

Nicholson, Virginia, The Great Silence, John Murray, 2010.

О внутривенных инъекциях парфюма: «Perfume Now Injected», New York Times, 1 October 1912.

О «Русском балете» как источнике вдохновения для парфюмов: Davinia Caddy, The Ballets Russes and Beyond: Music and Dance in Belle-Époque Paris, Cambridge University Press, 2012.

О парфюмах в театре: «Inspiring an Actress to Act by Giving Her a Perfume «Jag», The Washington Herald, 23 May 1915; «Perfume Jag» Is Aid to Acting», Oakland Tribune, 16 May 1915.

Jean Nathan, The House of Satan, Alfred A. Knopf, 1926.

For the judgement on Caron’s attempt to protect the intellectual property of Narcisse Noir, see: Caron Corporation v. Conde, Limited, New York Supreme Court, 213 N.Y. Supp. 785.

Репортажи из сала суда во время слушаний по делу Narcisse Noir: Patent and Trademark Review, Volume 23, 1923; The Business Law Journal, Volume 8, 1926; The Trade-mark Reporter, Volume 17, 1927.

О рекламе, в которой упоминаются аристократы-покровители парфюмов: La Belle Assemblée, 1 December 1812.

История девушек «Гэйети»: http://www.vam.ac.uk/users/node/9009, посещение 28 апреля 2015 г.

О новом театре «Гэйети» и его шоу: http://www.arthurlloyd.co.uk/GaietyTheatreLondon.htm, accessed 28 April 2015.

A review of Peggy at the Gaiety Theatre in 1911, The Play Pictorial, Volume XVIII, Number 107.

Olive May quote in Poinsettia advertisement, Illustrated Sporting and Dramatic News, Volume 76, 1912.

Leslie Stuart, «The Lass with the Lasso» in Peggy, 1911.

О Поле Пуаре и его парфюмах: Harold Koda and Andrew Bolton, PoIret, Yale University Press, 2007; Paul PoIret, King of Fashion: The Autobiography of Paul PoIret, trans. Stephen Haden Guest, V&A Publishing, 2009.

«An Alchemist in Perfumes», Vogue, American edition, 1 August 1916.

О бале «1002-я ночь»: Aleksandr Vasil’ev, Beauty in Exile: The Artists, Models, and Nobility who Fled the Russian Revolution and Influenced the World of Fashion, Harry N. Adams, 2000.

Robert Forrest Wilson, Paris on Parade, Bobbs-Merrill, 1925.

Anne Archbald, “The Vanity Box’, Theatre Magazine, December 1922.

О женщинах, работавших во время Первой мировой войны: Susan R. Grayzel, Women’s Identities at War: Gender, Motherhood, and Politics in Britain and France during the First World War, University of North Carolina Press, 1999; Deborah Thom, Nice Girls and Rude Girls: Women Workers in World War I, I.B. Tauris, 1998.

Bronnley advertisement for Ess Viotto, featured in The Sketch, Volume 90, 1915.

The Sketch, 7 April 1915.

«The Lavender Country», The Farmer’s Magazine, July 1872.

The Sketch, 13 December 1916.

Обзор советских парфюмов: http://www.realussr.com/ussr/soviet-brands-the-scent-of-communism-part-1-of-2/, accessed 28 April 2015; Susan E. Reid, “Gender and the Destalinisation of Consumer

Taste in the Soviet Union Under Khrushchev’ in Emma Casey and

Lydia Martens (eds), Gender and Consumption: Domestic Cultures and the Commercialisation of Everyday Life, Ashgate, 2007.

Elena Skrjabina, After Leningrad: A Diary of Survival During World War II, Southern Illinois University Press, 1978.

О культурности в советской культуре: Oleg Kharkhordin, «Reveal and Dissimulate: A Genealogy of Private Life in Soviet Russia» in Jeff Weintraub and Krishan Kumar (eds), Public and Private in Thought and Practice: Perspectives on a Grand Dichotomy, University of Chicago Press, 1997.

«Perfume Commemorates Joint Space Mission’, Lakeland Ledger, 16 July 1975.

Более подробно о черно-белом фильме «Белоснежка»: Robert K. Klepper, Silent Films, 1877–1996: A Critical Guide to 646 Movies, McFarland, 1999.

О Франсуа Коти и его парфюмерном бизнесе: Roulhac B. Toledano and Elizabeth Z. Coty, François Coty: Fragrance, Power, Money, Pelican, 2009.

Об истории парфюмов Guerlain: Colette Fellous, Guerlain, Denoël, 1987.

Более подробно о линейке парфюмов Guerlain: http://www.monsieur-Guerlain.com, посещение 28 апреля 2015 г.

Ревущие двадцатые: 1920–1929

Anonymous, Meditations of a Flapper. By One, Dranes, 1922.

Brogan, Hugh, The Penguin History of the United States of America, 2nd edn, Penguin, 2001.

Gorman, Daniel, The Emergence of International Society in the 1920s, Cambridge University Press, 2012.

Marshik, Celia (ed.), The Cambridge Companion to Modernist Culture, Cambridge University Press, 2014.

Miller, Nathan, New World Coming: The 1920s and the Making of Modern America, DaCapo Press, 2004.

Moore, Lucy, Anything Goes: A Biography of the Roaring Twenties, Atlantic, 2009.

Peretti, Burton W., Nightclub City: Politics and Amusement in Manhattan, University of Pennsylvania Press, 2007.

Taylor, D. J., Bright Young People: The Rise and Fall of a Generation 1918–1940, Vintage, 2008.

О том, как школьницы ели парфюм: «Oppose Perfume Eaters», New York Times, 29 January 1924.

«Perfume and Toilet Goods Trades on Solid Basis», The American Perfumer and Essential Oil Review, March 1921.

О реакции торговли на введение «сухого закона»: «A National Menace», The

American Perfumer and Essential Oil Review, June 1921.

«Mi Lady’s Perfumes», Variety, March 1927.

Stefan Zweig, The Post Office Girl, trans. Joel Rotenberg, Sort Of Books, 2009.

«$20,000 Perfume on Truck is Stolen», New York Times, 26 November 1927.

Howard S. Neiman, «The Psychology of Trademarks», The American Perfumer and Essential Oil Review, May 1921.

Рекламу сигарет Abdulla можно посмотреть на: http://tomboystyle.blogspot. co.uk/2014/06/moment-abdulla-advertisements-of-1920s.html, посещение 10 мая 2015 г.

О популяризации сигарет: Allan M. Brandt, The Cigarette

Century: The Rise, Fall, and Deadly Persistence of the Product that Defined America, Basic Books, 2007; Francesca Middleton, Women, Smoking and the Popular Imagination of the 1920s: From Squalor to Glamour, University of London, 2002.

История Chanel № 5: Tilar J. Mazzeo, The Secret of Chanel № 5: The Intimate History of the World’s Most Famous Perfume, HarperCollins, 2010.

Биография Габриель Шанель: Lisa Chaney, Chanel: An Intimate Life, Penguin, 2012; Axel Madsen, Coco Chanel: A Biography, Bloomsbury, 2009; Paul Morand, The Allure of Chanel, trans. Euan

Cameron, Pushkin Press, 2008; Justine Picardie, Coco Chanel: The Legend and the Life, Harper, 2013; Hal Vaughan, Sleeping with the Enemy: Coco Chanel’s Secret War, Vintage, 2012.

Fred W. Longshaw and Richard E. Thompson, «At the Christmas Ball», performed by Bessie Smith, Preachin’ the Blues, 1925.

«New York Heeds the Call of Fancy Dress», Vogue, American edition, April 15 1922.

История шампанского: Serena Sutcliffe, A Celebration of Champagne, Mitchell Beazley, 1988.

О пристрастии Эдуарда VII к купанию в ванных с шампанским: Jane Ridley, Bertie: A Life of Edward VII, Chatto & Windus, 2012.

О влиянии «сухого закона» на США: Edward Behr,

Prohibition: Thirteen Years That Changed America, Skyhorse Publishing, 2011; Daniel Okrent, Last Call: The Rise and Fall of Prohibition, Scribner Book Company, 2011.

«Earl Carroll Producer», The Milwaukee Sentinel, 1 November 1926.

«News of «Wild Party» Starts Investigation», Modesto News Herald, 25 February 1926.

О суде над Эрлом Кэрроллом: http://law.justia.com/cases/federal/appellate-courts/F2/16/951/1481403/, посещение 11 мая 2015 г.

Отчет о суде над Эрлом Кэрроллом и приговор: «Earl Carroll on Trial for Perjury in Bathtub Case», The Montreal Gazette, 21 May 1926; “Earl Carroll Will Start for Prison on April 12”, The Pittsburgh Press, 4 April 1927.

Dorothy Parker, «Inventory Poem», Enough Rope Poems, Bony & Liveright, 1926.

Robert Forrest Wilson, Paris on Parade, Bobbs-Merrill, 1925.

Oliver Herford, The Deb’s Dictionary, Methuen & Co., 1932.

История дендизма в 1920-х годах: Catherine R. Mintler, «From Aesthete to Gangster: The Dandy Figure in the Novels of F. Scott Fitzgerald», The F. Scott Fitzgerald Review, Volume 8, 2010.

О джазовом музыканте Лесли Хатчинсоне и его пристрастии к Chanel № 5, see: Charlotte Breese, Hutch, Bloomsbury, 1999.

Биография Стивена Тенанта: Philip Hoare, Serious Pleasures: Life of Stephen Tennant, Penguin, 1992.

Интервью с правнуком Стивена Тенанта, в котором упоминаются парфюмы Worth: Rebecca Wallersteiner, “The Brightest Young Thing”,

The Lady, 30 November 2001.

О возвращении имени D’Orsay как названия парфюмерного дома в двадцатом веке: http://fr.wikipedia.org/wiki/D’Orsay – (maison_de_parfum), посещение 11 мая 2015; Nick Groom, The New Perfume Handbook, 2nd edn, Blackie Academic and Professional, 1997.

D’Orsay advertisement for Le Dandy, featured in Vogue, American edition, 13 October 1930.

Торговые отчеты о возрастающей популярности гардении в парфюмах и косметике: Druggists’ Circular, Volume 80, 1936;

Perfumery and Essential Oil Record, Volume 28, 1937.

Aldous Huxley, Point Counter Point, Doubleday, Doran and Co., 1928.

«The Cult of the Nose», Vogue, American edition, 15 May 1925.

«Perfumes and Personality», Arts and Decoration, June 1925.

Подробный отчет о египтомании: Bob Brier, Egyptomania: Our Three Thousand Year Obsession with the Land of the Pharaohs, Palgrave Macmillan, 2013.

Dudley S. Corlett, «The Kohl Pots of Egypt», Vogue, American edition, 1 September 1923.

Clara E. Laughlin, So You’re Going to the Mediterranean! And if I Were Going with You These Are the Things I’d Invite You to Do, Houghton Mifflin Company, 1935.

О загаре как стильной новинке в 1920-е годы: Alys Eve Weinbaum et al. (eds), The Modern Girl Around the World: Consumption, Modernity, and Globalization, Duke University Press, 2008.

Цитата о сцене в Довиле: «Deauville Diversions (Being the Musings of Miranda)», The Sketch, 2 August 1922 and 30 August 1922.

Статистика популярности мехов в этот период: Carol Dyhouse: «Skin Deep: The Fall of Fur», History Today, 22 February 2012.

Об истории одежды из меха: Chantal Nadeau, Fur Nation: From the Beaver to Brigitte Bardot, Routledge, 2001.

Dodie Smith, I Capture the Castle, William Heinemann, 1948.

C.S. Lewis, The Lion, The Witch and the Wardrobe, Geoffrey Bles, 1950.

Грозные тридцатые: 1930–1939

Basinger, Jeanine, The Star Machine, Vintage, 2009.

Gardiner, Juliet, The Thirties: An Intimate History, HarperPress, 2011.

Horwood, Catherine, Keeping Up Appearances: Fashion and Class Between the Wars, The History Press, 2011.

Mcdonald, Paul, The Star System: Hollywood’s Production of Popular Identities, Columbia University Press, 2001.

Pugh, Martin, We Danced All Night: A Social History of Britain Between the Wars, Vintage, 2009.

Об использовании парфюма в психотерапии: «Nightmare Routed by

Music, Perfume», New York Times, 17 May 1935.

Реклама из Time, 17 May 1937.

«Beauty Notes from Paris», Harper’s Bazaar, UK edition, March 1937.

О стиле жизни дебютантки: Anne de Courcy, 1939: The Last Season, Weidenfeld & Nicolson, 2012; Lucinda Gosling, Debutantes and the London Season, Shire Publications, 2013.

The Queen, c. 1936 (issue unknown).

Edith Sitwell, Harper’s Bazaar, UK edition, c. 1936 (issue unknown).

Mennen advertisement for Skin Bracer, featured in LIFE, 8 October 1945.

Об использовании товара во время Корейской войны: Robert W. Black, A Ranger Born: A Memoir of Combat and Valor from Korea to Vietnam, Random House Publishing Group, 2007.

О парфюмерных диспенсерах: Kerry Segrave, Vending Machines: An American Social History, McFarland & Co., 2002.

О судебном иске Guerlain к тем, кто переливал парфюм в другие флаконы: https://casetext.com/case/Guerlain-inc-v-woolworth-co-1, посещение 11 мая 2015 г.

О первых перелетах: Tom D. Crouch, Wings: A History of Aviation from Kites to the Space Age, Norton, 2004.

О романе, который вдохновил Guerlain на создание парфюма: Antoine de Saint-Exupéry, Vol de Nuit, Gallimard, 1931.

Elizabeth Bowen, To the North, Penguin, 1932.

Об истории Harris Tweed: Francis G. Thompson, Harris Tweed: The Story of a Hebridean Industry, A.M. Kelley, 1968.

«Rustic Cloth Goes to Night Clubs», LIFE, 17 October 1939.

О бизнесе Элизабет Арден и о том, как Blue Grass использовали в конюшнях: Lindy Woodhead, War Paint, Madame Helena Rubinstein and Miss Elizabeth Arden: Their Lives, Their Times, Their Rivalry, Virago, 2012.

О дизайне СПА-курорта Maine Chance: Victoria Sherrow, For Appearance’ Sake: The Historical Encyclopedia of Good Looks, Beauty, and Grooming, The Oryx Press, 2001.

«Getting Away From It All», Vogue, American edition, 15 May 1933.

«Give Yourself the Maine Chance», Vogue, American edition, 15 April 1937.

Caron Corporation v. R.K.O. Radio Pictures, Inc., 28 N.Y.S. 2d 1020 (N.Y. App. Div. 1941).

Отчет об иске Caron к студии R.K.O. из-за использования Fleurs de Rocaille в фильме «Путь Примроуз» (Primrose Path), see: Variety, 27 March 1940.

Об Эльзе Скьяпарелли, ее жизни и модном доме: Elsa Schiaparelli, Shocking Life: The Autobiography of Elsa Schiaparelli, J.J. Dent & Sons Ltd, 1954; Patricia Volk, The Art of Being a Woman: My Mother, Schiaparelli, and Me, Hutchinson, 2013; Judith Watt, Vogue on: Elsa Schiaparelli, Quadrille, 2012.

Jean Cocteau, “From Worth to Alix”, Harper’s Bazaar, March 1937.

Об истории Shulton и товаров Old Spice для коллекционирования: http://www.oldspicecollectibles.com/, посещение 29 апреля 2015 г.

О парфюмерном коктейль-баре Жана Пату: http://jeanpatouperfumes.blogspot.co.uk/2013/07/cocktail-by-jean-patou-c1931. html, посещение 29 апреля 2015 г.

Mrs James Rodney, «To and Fro», Harpers Bazaar, January 1937.

Peter Fleming, “Cameras Over Cathay”, Harper’s Bazaar, June 1937.

Об истории катания на лыжах и лыжных курортов: Roland Huntford, Two Planks and a Passion, Bloomsbury Continuum, 2013.

Лыжная мода 1930-х годов описана в: Jenny De Gex, The Art of Skiing: Vintage Posters from the Golden Age of Winter Sport, Universe, 2006.

Об истории Солнечной долины в Айдахо: E. John B. Allen, From Skisport to Skiing: One Hundred Years of an American Sport, 1840–1940, University of Massachusetts Press, 1993; Wendolyn Holland, Sun Valley: An Extraordinary History, The Idaho Press, 1998; Van Gordon Sauter, The Sun Valley Story, Mandala Media LLC, 2011.

Непокорные сороковые: 1940–1949

Calder, Angus, The People’s War: Britain, 1939—45, Jonathan Cape, 1969.

Dillon, Steven, Wolf-Women and Phantom Ladies: Female Desire in 1940s US Culture, State University of New York, 2015.

Dirix, Emmanuelle, 1940s Fashion: The Definitive Sourcebook, Carlton Books, 2014.

Rose, Sonya O., Which People’s War?: National Identity and Citizenship in Wartime Britain, 1939–1945, Oxford University Press, 2003.

Summers, Julie, Fashion on the Ration: Style in the Second World War, Profile, 2015.

Veillon, Dominique, Fashion Under the Occupation, trans. Miriam Kochan, Berg, 2002.

Daphne du Maurier, Rebecca, Victor Gollancz, 1938.

Eric Baume, “Perfume”, Britannia and Eve magazine, October 1943.

О романтической прозе: Jennifer McKnight-Trontz, The Look of Love: The Art of the Romance Novel, Princeton Architectural Press, 2002; Tania Modleski, Loving with a Vengeance: Mass-Produced Fantasies for Women, 2nd edn, Routledge, 2007.

О черном рынке и контрабанде: «Lifetime Perfume Proved Short-Lived», New York Times, 21 November 1944.

Ответы на вопросы о дефиците парфюма: «Perfume???», Vogue, American

edition, November 1942.

О повышении спроса на парфюм в США: «Shoppers Here Breaking Sales Records, With All Types of Goods in Heavy Demand», New York Times, 16 December 1944.

О переговорах по поводу снятия блокады: «Release is Sought of Perfume Bases», New York Times, 9 June 1941.

Martha Parker, «Beauty: New Perfumes», New York Times, 28 February 1943.

О попытках выращивания парфюмерного сырья в США: «U.S. Is Developing Oils For Perfume», New York Times, 11 April 1942.

О популярности саше: “Powder Perfumes Gain in Popularity”, New York Times, 31 May 1944; “Dry Perfume”, Tide: The Newsmagazine of Advertising and Marketing, 15 August 1944.

О создании парфюма Femme: Michael Edwards, Perfume Legends: French Feminine Fragrances, Michael Edwards & Co., 1996.

О мастерской Rochas в послевоенные годы: Alice K. Perkins, Paris

Couturiers and Milliners, Fairchild Publications, 1949.

Herman De Bachelle Seebold, Old Louisiana Plantation Homes and Family Trees, Pelican Press, 1941.

Tennessee Williams, A Streetcar Named Desire, New Directions, 1947.

История Грэнвилла и Свортаута: Percy Knauth, “How to Sell a Smell”, LIFE, 4 December 1950.

Об автомобиле, разбрызгивавшем ароматы Angelique: Bett Adams, «Black Satin’s Coming!» The Miami News, 2 February 1952.

О переезде Свортаута на Виргинские острова: «Swartouts Retire to V.I.», Sunday Herald, 29 September 1957.

О проблемах фирмы с налоговым ведомством: «Took Whiff of Stock: SEC Got on Scent of Perfume Maker», Sunday Herald, 3 May 1959.

О рекламной стратегии Клода Марсана: «Speaking of Pictures… Frenchman Demonstrates Correct Way to Make Love», LIFE, 20 January 1947.

Некоторые письма читательниц Клоду Марсану: LIFE, 10 February 1947.

О том, как мужчины вынуждали Клода Марсана покинуть город: «Texans World’s Worst Lovers? Unwed Frenchman Says We Are», El Paso Herald-Post, 29 August 1947.

Об аресте Клода Марсана: «Police Disrupt Love Class, Hold Teacher», The Salt Lake Tribune, 21 November 1948.

«Expert» Asserts Love is Relative», The Monroe News-Star, 4 February 1949.

Claude Marsan’s response to the verdict: “Letters to the Editors”, LIFE, 21 February 1949.

Корпоративная история Bay Rum: http://www.stjohnsbayrum.com/pages/three-generations-of-st-johns-bay-rum, accessed 1 May 2015.

Мнения о влиянии «сухого закона» на экспорт: «West Indies Welcome Rum Trade Revival», The Literary Digest, 17 February 1934; Ray Lyman Wilbur and William Atherton Du Puy, Conservation in the Department of the Interior, United States Government Printing Office, 1931; Modification or Repeal of National Prohibition: Hearings, Seventy-Second Congress, First Session, 2 Volumes, US Government Print Office, 1932.

Оригинальная упаковка Уэбба для Bay Rum была запатентована после иска к конкуренту в 1962 году: The Virgin Islands Daily News, 3 July 1962.

Обсуждение потребностей молодежи и зарождающейся подростковой культуры: Maureen Daly (ed.), Profile of Youth: By Members of the Staff of the Ladies’ Home Journal, Lippincott, 1951.

Virginia Pope, «New Perfume has Impressive Debut», New York Times, 28 March 1945.

О создании L’Air du Temps и влиянии аромата на другие парфюмы: Robert R. Calkin and J. Stephan Jellinek, Perfumery: Practice and Principles, John Wiley & Sons, 1994.

О роковой женщине в «черных» фильмах: Julie Grossman, Rethinking the Femme Fatale in Film Noir: Ready for Her Close-Up, Palgrave Macmillan, 2009; William Luhr, Film Noir, Wiley-Blackwell, 2012; Alain Silver et al. (eds), Film Noir: The Encyclopedia, 4th edn, Gerald Duckworth & Co., 2010.

Billy Wilder and Raymond Chandler (screenplay), Double Indemnity, Paramount Pictures, 1944.

О парфюме в детективах о Филипе Марлоу: Raymond Chandler, The Big Sleep, Alfred A. Knopf, 1939; Raymond Chandler, The Lady in the Lake, Alfred A. Knopf, 1943.

Элегантные пятидесятые: 1950–1959

Abrams, Nathan, and Hughes, Julie, Containing America: Cultural Production and Consumption in 50s America, Bloomsbury Academic, 2005.

Jones, Darryl et al. (eds), It Came from the 1950s! Popular Culture, Popular Anxieties, Palgrave Macmillan, 2011.

Mort, Frank, Capital Affairs: London and the Making of the Permissive Society, Yale University Press, 2010.

Palmer, Alexandra, Couture and Commerce: The Transatlantic Fashion Trade in the 1950s, University of British Columbia Press, 2001.

Reed, Paula, Fifty Fashion Looks that Changed the 1950s, Conran, 2012.

Spigel, Lynn, Welcome to the Dreamhouse: Popular Media and Postwar Suburbs, Duke University Press, 2001.

О росте расходов на рекламу: http://adage.com/article/adageencyclopedia/history-1950s/98701/, посещение 2 мая 2015 г.

The Economist, 21 April 1956, cited in Elizabeth Wilson, Women and the Welfare State, Routledge, 2002.

Реклама парфюмов Prince Matchabelli в Spokane Daily Chronicle, 20 December 1957.

«Glove Etiquette, compliments of Paris Gloves», at: http://www.retrowaste.com/1950s/fashion-in-the-1950s/1950s-gloves-etiquette-styles-trendspictures/, посещение 2 мая 2015 г.

Pierre Balmain, My Years and Seasons, Cassell, 1964.

О росте пригородов в Америке в 1950-е годы: Dianne Harris, Second Suburb: Levittown, Pennsylvania, University of Pittsburgh Press, 2010.

О бытовой технике 1950-х годов: Diane Boucher, The 1950s American Home, Shire, 2013; Kathryn Ferry, The 1950s Kitchen, Shire, 2011.

Hal Boyle, “Big City Cocktail Party Great Place for Study of Animal Life!”, Moberly Monitor-Index, 26 September 1953.

Анализ Леса Бакстера и музыкальных трендов: Philip Hayward, Widening the Horizon: Exoticism in Post-War Popular Music, John Libbey Publishing, 1997.

Об этикете коктейльных вечеринок: Joseph Russell Lynes, A Surfeit of Honey: On Contemporary American Manners and Customs, Harper, 1957.

Paul Gauguin, Noa Noa: The Tahitian Journal, trans. O.F. Theis, Nicholas L. Brown, 1919.

Helen Rubinstein advertisement for Noa Noa, featured in Vogue, American edition, 15 November 1954.

June Owen, “New Party Service Features Everything That’s Hawaiian, New York Times, 9 June 1955.

Об истории британского общества в 1950-х годах: David Kynaston, Family Britain, 1951—57 (Tales of a New Jerusalem), Bloomsbury, 2010; Virginia Nicholson, Perfect Wives in Ideal Homes: The Story of Women in the 1950s, Viking, 2015.

Об увеличении количества автомобилей в Британии: http://www.vads.ac.uk/learning/designingbritain/html/crd_cultrev.html, посещение 2 мая 2015 г.

Об истории Юлиуса Саманна: Hilary Greenbaum and Dana Rubinstein, “Who Made Those Little Trees Air Fresheners?”, New York Times Magazine, 2 March 2012.

Об исках компании Car-Freshner в отношении конкурентов: http://www.worldipreview.com/article/norway-court-rules-in-air-freshener-case, посещение 11 мая 2015 г.

John Cheever, «The Chimera», The New Yorker, 1 July 1961.

«Vogue’s Perfume Coloring Book», Vogue, American edition, 15 November 1962.

George Gobel, “How to Take Command at the Perfume Counter”, Vogue, American edition, December 1957.

Советы мужьям при покупке парфюма: «Perfume Investment Guide for Men», Vogue, American edition, December 1958.

О жизни Кристиана Диора: Marie France Pochna, Christian Dior: The Man Who Made the World Look New, Arcade Publishing, 1996.

Rona Jaffe, The Best of Everything, Simon & Schuster, 1958.

Catherine Finerty, “Different Women After Five. Fragrance Is What They Remember You By”, Charm, October 1954.

Helen Gurley Brown, Sex and the Single Girl, B. Geis Associates, 1962.

Max Factor advertisement for Hypnotique, c. 1960, at: http://www.parfumo.net/Perfumes/Max-Factor/Hypnotique, посещение 13 июля 2015 г.

Max Factor advertisement for Hypnotique, featured in The Raleigh Register, 3 November 1958.

О феномене Брайди Мерфи: Herbert Brean, “Bridey Murphy Puts Nation in a Hypnotizzy”, LIFE, 19 March 1956.

Об искусстве и условностях приключенческих журналов: Max Allan Collins et al., Men’s Adventure Magazines in Postwar America: The Rich Oberg Collection, Taschen, 2008; Adam Parfrey, It’s a Man’s World: Men’s Adventure Magazines – The Postwar Pulps, Feral House, 2002.

Более подробно о мужественности: David M. Earle, All Man!: Hemingway, 1950s Men’s Magazines, and the Masculine Persona, Kent State University Press, 2009.

Clint Dunathan, «Good Evening», The Escanaba Daily Press, 11 April 1949.

C. Patrick Thompson, «The Perfumed Age», Britannia and Eve, March 1949.

Свингующие шестидесятые: 1960–1969

Boyreau, Jacques, The Male Mystique: Men’s Magazine Ads of the 1960s and ’70s, Chronicle Books, 2004.

Cracknell, Andrew, The Real Mad Men: The Renegades of Madison Avenue and the Golden Age of Advertising, Running Press, 2012.

Evans, Paul, The 1960s Home, Shire Publishing, 2010.

Forbes, Evelyn, Hairdressing and Beauty as a Career, B.T. Batsford, 1961.

Holdeman, Angie, “It’s a Man’s, Man’s, Man’s World”: Popular Figures and Masculine Identities in 1960s America, California State University, 2007.

Miles, Barry: London Calling: A Countercultural History of London Since 1945, Atlantic Books, 2010.

Ogilvy, David, Confessions of an Advertising Man, Mayflower Books, 1966.

Caron advertisement for Fleurs de Rocaille, 1963, at: http://file.vintageadbrowser.com/6r3ishbrn9ii80.jpg/, посещение 19 мая 2015 г.

Coty advertisement for Emeraude, 1964, at: http://file.vintageadbrowser.com/udosht2mo67au5.jpg/, посещение 19 мая 2015 г.

Century Creations advertisement for Centaur Cologne, 1967, at: http://vintage-ads.livejournal.com/3698754.html, посещение 13 июля 2015 г.

О том, что Майкл Джексон предположительно использовал этот аромат: http://www.jeandesprez.com/balaversaillesexclusive.html, посещение 3 мая 2015 г.

Thomas Browne, Christian Morals – With the Life of the Author, Read Books, 2008.

Fabergé advertisement for Brut, 1960s, at: http://brutaftershave.blogspot.co.uk, посещение 13 мюля 2015 г.

Fabergé advertisement for Brut 33, c. 1976, at: https://www.youtube.com/watch?v=C5tLfiu7an4, посещение 15 июля 2015 г.

Об использовании тестостерона в спорте: John M. Hoberman and Charles E. Yesalis, «The History of Synthetic Testosterone», Scientific American, February 1995.

О теории мозга и Движение за человеческий потенциал: http://www.theatlantic.com/technology/archive/2014/07/you-alreadyuse-way-way-more-than-10-percent-of-your-brain/374520/, посещение 12 мая 2015 г.

Alan Watts, The Book: On the Taboo Against Knowing Who You Are, Souvenir Press, 2009.

Regency Cosmetics advertisement for Jade East, featured in Ebony, June 1969.

«Watts on Zen», LIFE, 21 April 1961.

The corporate history of Shiseido, in: Geoffrey Jones, Beauty Imagined: A History of the Global Beauty Industry, Oxford University Press, 2011.

Об игрушках середины двадцатого века Stephen Kline, Out of the Garden: Toys, TV, and Children’s Culture in the Age of Marketing, Verso Books, 1995; M.G. Lord, Forever Barbie: The Unauthorized Biography of a Real Doll, William Morrow, 1994.

О Лондоне 1960-х годов: David Johnson and Roger Dunkley, Gear Guide, 1967: Hip-Pocket Guide to Britain’s Swinging Carnaby Street Fashion Scene, Atlas, 1967; Rainer Metzger, London in the Sixties, Thames & Hudson, 2012.

Yardley advertisement for Oh! de London, 1960s, at: http://www.parfumo.net/Perfumes/Yardley/Oh_de_London, посещение 13 июля 2015 г

Реклама Eau Sauvage: http://www.hprints.com/search/Eau-Sauvage-Christian-Dior/, посещение 12 мая 2015 г..

О стиле жизни холостяков в послевоенной Америке: Elizabeth Fraterrigo, «Playboy» and the Making of the Good Life in Modern America, Oxford University Press, 2009; Bill Osgerby, Playboys in Paradise: Masculinity, Youth and Leisure-Style in Modern America, Bloomsbury Academic, 2001.

О ванных комнатах и уходе за собой: David Grayson, “The Man in his Bath”, Playboy, July 1957.

Chas. Prizer & Co. advertisement for Hai Karate, featured in LIFE, 6 October 1967.

Jenny Diski, The Sixties, Profile Books, 2010.

Annie Gottlieb, Do You Believe in Magic?: The Second Coming of the 60’s Generation, Times Books, 1987.

О путешествиях в Индию в 1960-х годах: Rory MacLean, Magic Bus: On the Hippie Trail from Istanbul to India, Penguin, 2008.

Advice Bureau about being refused service…’: «The Last Word on… Aromatic Males», New Scientist, 1 May 1974.

О моде Пако Рабанна: Jean Clemmer and Paco Rabanne, Nues, Éditions Pierre Belfond, 1969.

О создании аромата Calandre: Michael Edwards, Perfume Legends: French Feminine Fragrances, Michael Edwards & Co., 1996.

Зажигательные семидесятые: 1970–1979

Dirix, Emmanuelle, 1970s Fashion: The Definitive Sourcebook, Goodman-Fiell, 2014.

Kaufman, Will, American Culture in the 1970s, Edinburgh University Press, 2009.

Sandbrook, Dominic, State of Emergency: The Way We Were: Britain, 1970–1974, Penguin, 2011.

Sandbrook, Dominic, Seasons in the Sun: The Battle for Britain, 1974–1979, Penguin, 2013.

Schulman, Bruce J., The Seventies: The Great Shift in American Culture, Society, and Politics, Da Capo Press, 2001.

Shepherd, Janet, and Shepherd, John, 1970s Britain, Shire Publications, 2012.

О голливудских блокбастерах: Tom Shone, Blockbuster: How the Jaws and Jedi Generation Turned Hollywood into a Boom-Town, Simon & Schuster, 2004.

О бренде Boots на британском рынке красоты: Geoffrey Jones, Beauty Imagined: A History of the Global Beauty Industry, Oxford University Press, 2010.

О попытке движения за освобождение женщин самостоятельно создать аромат по рецепту: Kay Marsh, “The Scent-agon Papers”, The Daily Herald, 18 August 1971.

О меняющейся роли женщины на телевидении и в рекламе: Sherrie A. Inness (ed.), Disco Divas: Women and Popular Culture in the 1970s, University of Pennsylvania Press, 2003.

«Scent with Intent», Vogue, American edition, December 1971.

О популяризации ароматерапии в Британии: J. Bensouilah, “The History and Development of Modern-British Aromatherapy”, The International Journal of Aromatherapy, Volume 15, Issue 3, 2005; Robert Tisserand, The Art of Aromatherapy, C.W. Daniel Co., 1977.

Turin, Luca, and Sanchez, Tania, Perfumes: The A – Z Guide, Profile, 2008.

О балладах и музыке 1970-х годов: Mitchell Morris, The Persistence of Sentiment: Display and Feeling in Popular Music of the 1970s, University of California Press, 2013.

Жизнь Барри Шиппа: http://articles.chicagotribune.com/1999–09–08/news/9909080032_1_mr-shipp-fragrance-sold/, посещение 12 мая 2015 г.

Реклама Musk Oil для Jōvan в: Ebony, December 1975.

О влиянии бутика Biba: Barbara Hulanicki, From A to BIBA, Hutchinson & Co., 1983; Barbara Hulanicki, The Biba Years: 1963–1975, V&A Publishing, 2014.

«Fall Fashions in Fragrance», Vogue, American edition, September 1973.

Andrew P. Tobias, Fire and Ice: The Story of Charles Revson, the Man Who Built the Revlon Empire, William Morrow & Co., 1976.

Revlon advertisement for Fire and Ice lipstick, featured in LIFE, 10 November 1952.

Revlon advertisement for Charlie, featured in Pittsburgh Post-Gazette, 26 March 1973.

О влиянии культуры диско: Alan Jones and Jussi Kantonen, Saturday Night Forever: The Story of Disco, Mainstream Publishing, 1999; Peter Shapiro, Turn the Beat Around: The Rise and Fall of Disco, Faber & Faber, 2009.

О рынке молодежных товаров в 1970-х годах: Patrick E. Jamieson and Daniel Romer (eds), The Changing Portrayal of Adolescents in the Media Since 1950, Oxford University Press, 2008.

Fabergé advertisement for Babe, 1977, at: https://www. youtube.com/watch?rqQICIChgA, accessed 13 July 2015.

О противоречивой рекламной кампании для Opium с участием Софи Даль: http://news.bbc.co.uk/1/hi/uk/1077165.stm/, посещение 12 мая 2015 г.

О культуре потребления в 1970-х годах: Sam Binkley, Getting Loose: Lifestyle Consumption in the 1970s, Duke University Press, 2007.

О стиле Yves Saint Laurent: Patricia Mears and Emma McClendon, Yves Saint Laurent + Halston: Fashioning the ’70s, Yale University Press, 2015.

О влиянии и культуре «Студии-54»: Anthony Haden-Guest, The Last Party: Studio 54, Disco, and the Culture of the Night, William Morrow, 1997.

О декаде «я»: Tom Wolfe, “The “Me” Decade and the Third Great Awakening”, New York Magazine, 23 August 1976.

Henry Post, «Going Baroque», New York Magazine, 29 June 1981.

On hedonism and party culture of the 1970s, see: Robert Hofler, Party

Animals: A Hollywood Tale of Sex, Drugs, and Rock ’n’ Roll Starring the Fabulous Allan Carr, Da Capo Press, 2010.

Эгоистичные восьмидесятые: 1980–1989

Turner, Alwyn W., Rejoice! Rejoice!: Britain in the 1980s, Aurum Press, 2010.

Rose, George, Hollywood, Beverly Hills, and Other Perversities: Pop Culture of the 1970s and 1980s, Ten Speed Press, 2008.

Evans, Peter William, and Deleyto, Celestino, Terms of Endearment: Hollywood Romantic Comedy of the 80s and 90s, Edinburgh University Press, 1990.

Honeycutt, Kirk, John Hughes: A Life in Film, Race Point Publishing, 2015.

Sivulka, Juliann, Soap, Sex, and Cigarettes: A Cultural History of American Advertising, Cengage Learning, 2011.

Xenophon, The Symposium, trans. H.G. Dakyns, featured in: The Complete Xenophon Anthology, Bybliotech, 2012.

Morris, Desmond, Manwatching: A Field Guide to Human Behavior, Harry N.Abrams, 1979.

Geoffrie W. Beattie, ‘Truth and Lies in Body Language”, New Scientist, 22 October 1981.

Carole Jackson, Color Me Beautiful, Ballantine Books, 1985.

«What is your glove size?» Kibbe, 32, asks a tall brunette…»: Kim Hubbard, «Even If You Look Like the Pentagon, Make-over Man David Kibbe Claims He Can Bring Out the Beauty Within», People, 26 October 1987.

Lentheric advertisement for Tweed, 1980s, at: https://youtube.com/watch?v=47Gm_NjTWB0, посещение 15 июля 2015 г.

Реклама Coty для Ex´cla-ma´tion, featured in Santa Cruz Sentinel, 18 December 1989.

Об общественных движениях 1980-х годов: Harvey O’Brien, Action Movies: The Cinema of Striking Back, Columbia University Press, 2012.

«Bargepole», Punch, Volume 296, 21 April 1989.

О жизни Фреда Хэймана: Rose Apodaca, Fred Hayman: The Extraordinary Difference – The Story of Rodeo Drive, Hollywood Glamour and the Showman Who Sold it All, A+R Projects, 2011.

Rita Mercs, «A Fuming Battle», Orange Coast Magazine, February 1989.

Реклама Fred Hayman для 273 из Sarasota Herald Tribune, 17 September 1990.

Об использовании ароматов в средствах для стирки: J.K. Funesti, «Perfumery Applications: Functional Products», in P.M. Muller and D. Lamparsky (eds), Perfumes: Art, Science and Technology, Blackie Academic & Professional, 1994.

О «культуре» яппи: Marissa Piesman and Marilee Hartley, The Yuppie Handbook: The State-of-the Art Manual for Young Urban Professionals, Pocket Books, 1984.

О жизни Глории Вандербильт: Clarice Stasz, The Vanderbilt Women: Dynasty of Wealth, Glamour, and Tragedy, Excel Press, 1999; GloriaVanderbilt, It Seemed Important at the Time: A Romance Memoir, Simon & Schuster, 2004.

Salvador Dalí, The Secret Life of Salvador Dalí, Dial Press, 1942.

“We take off our hat to Salvador Dalí for showing us how scented dreams are the stuff of which surrealism is made”, The Sketch, 20 May 1942.

Об изображении женщин в голливудских фильмах 1980-х годов: Marsha McCreadie, The Casting Couch and Other Front Row Seats: Women in Films of the 1970s and 1980s, Praeger, 1990.

Dan Greenberg, “What’s your poison?”, New Scientist, 18 September 1986.

Time magazine quote featured in: Genevieve Buck, “Erotic Ads Ensure That Nothin” Comes Between Calvin and Controversy’, Chicago Tribune, 15 January 1986.

О модном доме Calvin Klein: Steven Gaines and Sharon Churcher, Obsession: The Lives and Times of Calvin Klein, Carol Publishing Group, 1994.

Charles Bloche, «Message in a Bottle: The Marketing of Calvin Klein’s Obsession», The Boston Phoenix, 4 June 1985.

История постера L’Enfant фирмы Athena: http://www.independent.

co.uk/news/uk/this-britain/the-curse-of-man-and-baby-athena-and-thebirth-of-a-legend-432331.html, посещение 5 мая 2015 г.

Капризные девяностые: 1990–1999

Austin, Joe, and Willard, Michael Nevin (eds), Generations of Youth: Youth Cultures and History in Twentieth-Century America, New York University Press, 1998.

Birnbach, Lisa, The Official Pгеррy Handbook, Workman Publishing, 1980.

Crewe, Ben, Representing Men: Cultural Production and Producers in the Men’s Magazine Market, Berg, 2003.

Gough-Yates, Anna, Understanding Women’s Magazines: Publishing, Markets and Readerships in Late-Twentieth Century Britain, Routledge, 2002.

Jackson, Peter et al., Making Sense of Men’s Magazines, Blackwell Publishers, 2001.

Jones, Mark et al. (eds), Fake?: The Art of Deception, University of California Press, 1990.

Klein, Naomi, No Logo: Taking Aim at the Brand Bullies, Picador, 1999.

Massoni, Kelley, Fashioning Teenagers: A Cultural History of “Seventeen” Magazine, Left Coast Press, 2010.

Moore, Ryan, Sells Like Teen Spirit: Music, Youth, and Social Crisis, New York University Press, 2009.

Turner, Alwyn W.: A Classless Society: Britain in the 1990s, Aurum Press, 2013.

О росте рынка минеральной воды в 1980-х и 1990-х годах:

Bernice Kanner, “On the Water Front”, New York Magazine, 9 May 1988.

Louisa May Alcott, Little Women, Roberts Brothers, 1868.

Цитата из сериала «Бухта Доусона», 103 серия, 10 февраля 1998 г.

О торговле контрафактными товарами в Британии в 1990-х годах: http://www.independent.co.uk/news/hot-on-the-scent-of-the-calvin-kleinfakers-1265505.html, accessed 5 May 2015; Glenda Cooper, «On the Scent of the Fake Products… Which Devalue the Real Thing», Independent, 27 June 1997.

Новый век

«Princess Margaret Goes in Swimming and British Press Has a Crisis», LIFE, 16 May 1949.