Поэзия на европейских языках в переводах Андрея Пустогарова

Размер шрифта:   13
Поэзия на европейских языках в переводах Андрея Пустогарова

Мировая литература нового времени

Рис.0 Поэзия на европейских языках в переводах Андрея Пустогарова

© Андрей Пустогаров. Избранное.

© Пустогаров А.А.

© Обложка Ольги Романовой

Задача художественного перевода

Вместо предисловия

Многие произведения, переводы которых опубликованы в этой книге, уже переводились на русский. Может возникнуть резонный вопрос: зачем заново переводить то, что русский читатель уже читал? Какой смысл?

Чтобы ответить на этот вопрос, надо решить: а для чего вообще делаются переводы?

– Как для чего? – удивится читатель. – Переводчики, по выражению Пушкина, это почтовые лошади просвещения. Вот они и просвещают нас относительно того, что пишут на других языках.

– А если, – спрошу я, – на других языках не пишется ничего стоящего и интересного, переводчику и тогда стоит переводить новых авторов, тратя свое и читательское время на явную труху или банальность?

По-видимому, нет.

Как-то на встрече переводчиков в Белграде я дал определение нашему занятию:

переводчик – это охотник, который должен высмотреть дичь на сопредельной территории. А далее добыть ее, доставить на свою территорию и уже здесь разделать и вкусно приготовить.

Но какую же именно дичь имеет смысл доставлять к нам?

Начнем с того, что поэзия (как и искусство вообще) – один из способов познания мира. Наряду с наукой. Только в отличие от науки искусство имеет дело с эмоциями. Поэтому, если то или иное произведение не затрагивает ваши эмоции, значит, к искусству оно, по крайней мере для вас, не имеет никакого отношения.

С этой способностью воздействовать на наши эмоции тесно связан, пожалуй, главный признак искусства. Как и в науке, в искусстве имеет смысл только новое.

Об этом прямо сказал Борис Пастернак: «Талант всегда нов».

Отсюда непреложно следует: что не ново – не талантливо. А значит, к искусству не имеет отношения.

Опять сравним искусство с наукой. Каждое настоящее произведение искусства – это своего рода открытие, создание того, чего не было раньше.

Простой пример: известное хайку японца Мацуо Басё (1644–1694):

  • Смерклось над морем,
  • белеет едва
  • крик дикой утки.

Открытие здесь в том, что звук воспринимается как цвет. Впоследствии оно неоднократно было использовано другими авторами.

Представим, однако, что переводчик не разглядел эту новизну и перевел так:

  • Смерклось.
  • Над морем кричит
  • белая дикая утка.

Многочисленные читатели восхищались бы глубиной восточной поэзии, но открытие не стало бы известно за пределами Японии, не было бы воспринято поэзией на других языках, что затормозило бы ее развитие.

Как известно, мы можем воспринять только то, что уже знаем. Так каким же образом новое проникнет из другого языка в наш? Очень часто оно и не проникает. Переводчик выбрасывает из авторского текста все оригинальное – не замечая его или считая, что «это не поэзия», – и заменяет поэтическими банальностями. При этом читатель удовлетворенно отмечает: ну вот, везде пишут, как у нас.

Так как же разглядеть и перетащить к нам эту новизну?

Существует целая наука – эвристика, которую определяют так: наука о том, как делать открытия. В случае перевода эти открытия достаточно разглядеть.

Ничего более действенного, чем интуиция, я тут предложить не могу.

Разве что следующее. Всем нам присущ инстинкт новизны. Человек, создающий новое, испытывает эмоциональный подъем. Испытывает его автор, что в целом сказывается на его произведении. Если переводчик, рассматривая один из вариантов перевода, испытывает эмоциональный подъем, весьма вероятно, что он осознал новое.

Этот, связанный с новизной, эмоциональный подъем надо передать читателю.

Чтобы читатель не говорил: «Да читал я этого Данте! Тоска смертная.

В этой книге присутствуют переводы двух песен из начала Дантова «Ада»».

Сделаны они для того, чтобы показать: надо стремиться к тому, чтобы перевод отскакивал от зубов, как отскакивают строки «Конька-Горбунка» – так же отскакивает от зубов текст Данте на итальянском. Именно в этом эстетическое своеобразие Дантовой «Комедии». (Именно об этом пишет О. Мандельштам в «Разговоре о Данте».) Ушло в переводах это своеобразие, и мы получили тяжеловесный текст, который слабо освоен русской поэзией.

Вот пример посложнее. Существует перевод стихотворения Джона Китса «Море», сделанный Борисом Пастернаком. Так зачем же надо было переводить вслед за классиком?

(Замечу, что переводчику всегда полезно самому знать, зачем он переводит того или иного автора. Аргумент «он знаменит у себя на родине» или «а дай-ка я сделаю еще один перевод» вряд ли приведет к удаче.)

Я считаю, что ту художественную задачу, которую решал в своем стихотворении Китс, Пастернак не решил. Того открытия, которое сделал Китс, на русском языке не произошло. Пастернак сознательно ставил себе другую художественную задачу, но тем не менее.

Какую же художественную задачу ставил Китс? Стихотворение написано в 1817 году. А в 1821-м началось антиосманское греческое восстание, поддержанное Англией, Францией и Россией. В моде было все античное. На этой античности во многом основывалась создаваемая т. н. идентичность греков, нацеленная на образование независимого государства.

Именно восприятию античности и посвящено стихотворение Китса. Его античность – голос самой природы. Воспринявший дух античности человек получает возможность освободиться от суеты современной ему цивилизации. Античность эта, по Китсу, мрачна, торжественна и небезопасна. У него фигурирует Геката – богиня мудрости, колдовства и смерти. Освобожденные от уз небесные ветра, по-видимому, те самые ветра Эола, которых выпустили спутники Одиссея, что вызвало сильную бурю.

Когда Пастернак в конце 1930-х переводил это стихотворение, античность уже явно навязла у него в зубах. Поэтому в противоположность строгим образам Китса он рисует романтическую картину: у Китса море вечно шепчет, а затем обретает голос под действием заклятий Гекаты, у Пастернака же море сначала шепчет про вечность (вполне романтическое занятие), а затем вообще не известно о чем. Гекату Пастернак устраняет совсем. Рядом с гротами у Пастернака шхеры, отсылающие в Скандинавию. Выпущенные на свободу ветра также отсутствуют, вместо них идущий во весь (кавалерийский, по всему) карьер шквал. Вместо хора нимф у Пастернака сирены, которые, очевидно, сладострастно заманивают в бездну слушателя их песен, что, впрочем, оценивается скорее положительно.

Таким образом, строгая и магическая античность заменяется у Пастернака, по существу, описанием романтического отдыха на природе.

Можно констатировать, что в русской поэзии мы не находим ничего сходного со взглядом Китса на античность.

Чтобы убедиться в этом, вспомним наиболее, пожалуй, близкую к Китсу строфу – из «Киммерийских сумерек» М. Волошина:

  • Я вижу грустные, торжественные сны —
  • Заливы гулкие земли глухой и древней,
  • Где в поздних сумерках грустнее и напевней
  • Звучат пустынные гекзаметры волны.

Нет магии и смерти. Вместо хора самой природы – человеческие гекзаметры.

Одна из причин отсутствия «китсовской» античности в русской поэзии – нерешенная задача по переводу своеобразия его стихотворения на русский.

Рассмотрим еще один пример. Стихотворение Э. А. По «Ворон» многократно переводилось на русский. В чем его своеобразие?

Это сочетание иронического тона с трагическими воспоминаниями поэта и созвучие рефрена стихотворения – «Nevermore!» – с карканьем ворона, что, согласитесь, во многом и придает стихотворению оригинальность, усиливая его эмоциональное воздействие.

Ни в одном из русских переводов не предложен вариант рефрена, напоминающий крик ворона. В своем переводе я заменил «Nevermore!» на «Наверняка!». (Для этого пришлось, условно говоря, в каждой строфе поменять плюс на минус: сменить положительное утверждение на отрицательное.)

В этой книге много переводов американских верлибров. Что такое верлибр? (Буквально – свободный стих.) Это ритмически организованный текст, только ритм в нем все время меняется, порой от строки к строке. Поэтому, если вы при чтении перевода засыпаете от свободного стиха или чувствуете, что читаете явную прозу, значит, переводчик не справился с главной своей задачей – создать эстетически значимый текст. Кроме того американский верлибр, как правило, создавался как противоположность «гладкой» поэзии. Помимо рваного ритма поэты сознательно использовали грубую лексику, расширяя тем самым область поэтического. Сплошь и рядом переводчики стараются сузить эту область поэтического до «общепринятого», тем самым устраняя все своеобразие американского верлибра. И препятствуя появлению острого и звучного современного русского свободного стиха.

Раз уж мы заговорили об американском верлибре, вспомним известное стихотворение Карла Сэндберга «Fog» («Туман»). Существует достаточное количество его русских переводов, в которых описывается упавший на город туман, который напоминает кота. При этом все переводчики проигнорировали фразу оригинала, которая составляет квинтэссенцию этого короткого стихотворения: «It sits on haunches», что одновременно означает «сидит на задних лапах» (кот) и «сидит на сводах зданий» (туман).

А вот еще пример, когда переводчики не справились с задачей.

Стихотворение Т. С. Элиота «Любовная песнь Дж. Альфреда Пруфрока», первые строки:

  • Let us go then, you and I,
  • When the evening is spread out against the sky
  • Like a patient etherized upon a table.

Ether – эфир: эфир неба и эфир, с помощью которого усыпляют больного на столе хирурга.

Никакого эфира с двойным значением в русских переводах нет.

Вместо:

  • Давай с тобой отправимся в поход.
  • На небе вечер распростерт,
  • как под эфиром пациент —

имеем, к примеру:

  • Ну что же, я пойду с тобой,
  • Когда под небом вечер стихнет, как больной
  • Под хлороформом на столе хирурга

(перевод А. Сергеева).

Вообще, по своей изощренности англосаксонская поэзия в прежние годы превосходила нашу. Однако переводчики, убирая всю эту изощренность, убаюкивают и наших поэтов, и наших читателей: «Спите спокойно, у них все, как у нас!».

Я думаю, некоторая интеллектуальная изощренность не помешала бы и нашей поэзии, и нашему обществу в целом.

Конечно, не всегда просто ответить на вопросы: «А в чем новизна этого стихотворения? Какое художественное открытие сделал его автор?».

Подчас это может быть новая интонация, новая область действительности, освоенная поэзией. Когда перевод уже сделан, полезно взглянуть на него с точки зрения: «А нужен ли он здесь и сейчас? Действительно ли до него никто так не писал по-русски?».

Повторим главное.

Если то или иное открытие, сделанное в иностранной поэзии, не перенесено переводчиками в русский язык, то это может перекрывать развитие нашей поэзии в том или ином направлении. Чтобы разблокировать это направление, рано или поздно, придется выявить и освоить это открытие. В этом, собственно, и состоит задача художественного перевода.

С французского

Шарль Бодлер

Поль Верлен

Артюр Рембо

Гийом Аполлинер

Поль Элюар

Жак Превер

Робер Деснос

Рене де Обальдиа

Ги Гоффет

Ремарка

Здесь и далее стихотворения того или иного автора друг относительно друга расположены без учета даты написания.

Шарль Бодлер

(1821–1867)

Альбатрос

  • Нередко для потех команда судна
  • заманивает альбатроса вниз с высот.
  • Они летят лениво, безрассудно
  • за кораблем над горькой бездной вод.
  • На палубе дощатой царь лазури
  • испуган, неуклюж, спустившись с облаков.
  • Распластанные крылья, сладившие с бурей,
  • волочатся, как весла вдоль бортов.
  • Крылатый странник – вот издевка злая! —
  • красавец, ты смешным уродом стал!
  • Тот тычет трубкой в клюв, а этот шут, хромая,
  • глумится над калекой, что летал.
  • Поэт похож на властелина неба:
  • вверху послушен вихрь, а выстрел – не добьет.
  • Внизу под свист волочит он нелепо
  • своих огромных крыльев разворот.

L`albatros

Поль Верлен

(1844–1896)

«Слезы в сердце…»

  • Слезы в сердце,
  • как над городом капли дождя.
  • И куда же мне деться
  • от хандры, что льет в сердце?
  • Кроткий шорох дождя
  • по земле и по крышам.
  • Сердце слышит, грустя,
  • эту песню дождя.
  • В сердце дождь лишь один.
  • Сердце, ты осерчало
  • на себя без причин.
  • Нет измен, а лишь дождик один.
  • Оттого сильно сердце болит,
  • что не знает причин.
  • Без любви, без обид
  • сильно сердце болит.

II pleure dans mon coeur

Артюр Рембо

(1854–1891)

Пьяный корабль

  • Вниз понесла меня река без сожалений,
  • когда пришел конец меня тянувшим бурлакам
  • и краснокожие их в качестве мишеней
  • приколотили с воплями к раскрашенным столбам.
  • Что в трюме залегло, мне безразлично было:
  • фламандское ль зерно, английская ль пенька.
  • Когда к матросам смерть в мученьях приходила,
  • меня река спустила с поводка.
  • Обратно гнал меня удар морского шквала —
  • я, как ребенок, глух был к ярости твоей!
  • И море зимнее, ликуя, бушевало
  • и полуострова срывало с якорей.
  • Шторм разбудил меня, пучина роковая!
  • И щепкой танцевал я шесть ночей
  • над мертвыми костями, забывая
  • про глупые глаза береговых огней.
  • Кислица краденая сладка обормоту —
  • я был зеленой так же рад волне,
  • что смыла винные потеки и блевоту
  • и руль, и якорь оборвала мне.
  • И окунулся я тогда в поэму моря,
  • настой искристый этот стал мне люб,
  • и проплывал в лазурном выжженном просторе,
  • задумчиво качаясь, тусклый труп.
  • И бред, и марево катящегося вала,
  • тягучий ритм вечерней синевы
  • сильней, чем спиртом и стихами, обжигало
  • перебродившей рыжей горечью любви…
  • Я видел молний трещины на небосводе,
  • и черный смерч, идущий средь зыбей,
  • и трепет света на закате и восходе —
  • как племя кочевое голубей.
  • Я видел солнце низко над водою,
  • багровый ужас, распростертый по волнам,
  • что длинною дрожащей чередою
  • шли, как актеры сверхантичных драм.
  • Я грезил – ночь зеленая, тугие струи
  • кружащихся течений, льдин зубцы,
  • сверкание снегов и зыби поцелуи,
  • фосфоресценции оранжевый и голубой певцы.
  • И между острых скал отыскивал я тропы,
  • как средь взбесившихся коров, и рисковал пропасть,
  • и не мечтал, что Светлой Девы стопы
  • сомкнут штормов одышливую пасть.
  • Меня прибило к берегам Флориды,
  • зрачки пантер и дикарей сверкали средь цветов,
  • над морем радуг поднялись эфемериды —
  • уздечки для его саврасых табунов.
  • Я видел ширь болот и долго плыл по краю.
  • Там заживо Левиафан гниет,
  • и среди штиля грозный всплеск взлетает,
  • и кружится большой водоворот.
  • Серебряные солнца надо льдами.
  • В заливах я над мелями скитался средь ночей,
  • и с плеском, полусъедены клопами,
  • питоны в воду падали с ветвей.
  • О, как понравилась бы детям малым
  • макрели золотой и синих волн игра!
  • Меня вдруг с места запахи цветов срывали
  • и, как на крыльях, уносили прочь ветра.
  • Мне надоели мягкий юг и север жесткий,
  • но моря хныканье мой усмиряло пыл,
  • и чашечки цветов держали, как присоски,
  • и, будто женщина, я из объятий их не уходил.
  • Я, точно остров, на себе нес птичьи страсти —
  • помет и перья, перебранки и войну.
  • И сквозь мои упавшие на воду снасти
  • утопленник наискосок спускался в глубину.
  • Я прятался под зарослями берега крутого,
  • ввысь ураган швырял меня до облаков гряды,
  • и ни сторожевой корабль, ни парусник торговый
  • мой пьяный остов извлекать не станут из воды.
  • И в дымке фиолетовой рассвета
  • я неба стену красную прошиб – на ней
  • был солнца свеж лишай – деликатес поэта —
  • средь синевы размазанных соплей.
  • И спятившей доской я плыл вдогонку
  • морским конькам, волне наперерез,
  • и, словно палкою, в огромную воронку
  • июль сшибал ультрамарин небес.
  • Мотальщик вечный синевы бездонной,
  • Мальстрём меня тянул к себе в провал.
  • А я, заслышав Бегемота гон любовный,
  • по старым пристаням Европы тосковал.
  • Я видел звезд архипелаги – земли,
  • чьи небеса глубо́ки, точно бред.
  • Не в этих ли ночах в изгнанье дремлет
  • мильоном птиц златых наш будущий Рассвет?
  • Я часто плакал, ведь луна страшна до жути,
  • а солнце горько и рассвет тяжел,
  • и едкая любовь затопит пьяной мутью…
  • Я киль бы вдрызг разнес и в глубину ушел.
  • Из вод Европы мне лишь лужа небольшая
  • нужна, где мальчик, сев на корточки, в закат
  • кораблик – бабочкой непрочной мая,
  • пускает, странною тоской объят.
  • Я больше не хочу истомы вашей, волны,
  • и к ремеслу купца я не вернусь назад,
  • чтоб снова видеть флаг иль вымпел, спеси полный,
  • и каторжных понтонов жуткий взгляд.

Le Bateau ivre

Гийом Аполлинер

(1880–1918)

Мост Мирабо

  • Под мост Мирабо уходит вода,
  • как любовь.
  • Хоть напомнила волн череда,
  • что сменяется счастьем беда.
  • Ночь настала, сгущается грусть.
  • Дни уходят, я остаюсь.
  • Меня за руки взяв, ты напротив бы встала,
  • чтоб под мост наших рук
  • река убежала,
  • что от тысячи взглядов устала.
  • Ночь настала, сгущается грусть.
  • Дни уходят, я остаюсь.
  • Любовь двух набережных между
  • уходит, как река.
  • А жизнь медлительна, как прежде,
  • и буйны так надежды.
  • Ночь настала, сгущается грусть.
  • Дни уходят, я остаюсь.
  • Дни за днями уйдут постепенно.
  • Время встало. Любовь не вернуть.
  • Бьют часы неизменно.
  • Под мостом Мирабо течет Сена.
  • Ночь настала, сгущается грусть.
  • Дни уходят, я остаюсь.

Le Pont Mirabeau

Прощай

  • Осень – мертвая. Вереска стебель
  • я сорвал на ходу.
  • На земле нам не встретиться. В небе?
  • Запах времени – вереска стебель.
  • Помни, я тебя жду.

L’Adieu

Больная осень

  • любимая больная осень
  • умрешь когда лужайки ветер скосит
  • когда метели заметут
  • и лес и пруд
  • бедная умрешь средь белизны снегов
  • и вызревших плодов
  • в неба глубине
  • ширяют коршуны
  • над глупыми русалками зеленокосыми
  • над карлицами земноводными
  • что так и не любили
  • а за лесами а за плесами
  • олени затрубили
  • люблю тоскливый этот гомон —
  • стук падалиц в садах не струшенных
  • хруст листьев под ногами
  • лист за листом из кроны точно струйка
  • листья все чаще
  • поезд все громче
  • жизни все меньше

Automne malade

Знак

  • Осени знак, твою власть признаю, и
  • любы плоды, за цветы и гроша я не дам.
  • Как я жалею все, что раздал, поцелуи,
  • голый орешник так плачется буйным ветрам.
  • Осень, ты мыслей моих стала вечной порою.
  • Прежних любовниц ладони, выстелив землю, лежат.
  • Смертная тень, как жена, всюду бродит за мною,
  • голуби в небо летят напоследок, и гаснет закат.

Signe

«оглянись если хватит отваги…»

  • оглянись если хватит отваги
  • трупы дней вдоль дороги
  • плачу по ним
  • одни в Италии гниют в церквах
  • или в крошечных рощах лимонов
  • где цвет и плод все сразу
  • в какую хочешь пору
  • а другие плакали умирая в кабаках
  • где мулатка изобретала поэзию
  • и грозди огненных цветов
  • кружили в ее глазах
  • еще и теперь электрические розы
  • разворачиваются в саду моей памяти

J’ai eu le courage de regarder en arriere

Отели

  • Комнаты-вдовы.
  • – Мсье поживет?
  • Там все готово.
  • Деньги вперед.
  • Будто боятся,
  • кто удерет.
  • Для постояльца
  • тут не курорт.
  • С улицы грохот,
  • сосед – дурак,
  • света крохи,
  • смердит табак.
  • Привыкнуть не смог я.
  • Да, интерьер…
  • Стул кривоногий —
  • стиль Ля Вальер[1].
  • Этот в Валлоне
  • отель под вечер,
  • что в Вавилоне
  • смешенье наречий.
  • Двери замкнули,
  • ночь настает.
  • Думает в улье
  • всяк про свое.

Hotels

Анна

  • в Техасе у моря между Мобайлем и Галвеcтоном
  • есть усыпанный розами сад
  • а в нем вилла ее фасад
  • кажется прекрасным бутоном
  • часто женщина в этом саду
  • одиноко гуляет по кругу
  • и когда по дороге домой я иду
  • мы глядим друг на друга
  • она точно из квакеров
  • у нее розы не распускаются и без пуговиц платье
  • на своем пиджаке никогда всех не мог насчитать я
  • значит верим мы с ней одинаково

Annie

«Любил ее Да будь ты дура…»

  • Любил ее Да будь ты дура
  • неладна с кучею красот
  • Ждал – Беатриче иль Лаура
  • любовь и слава Идиот
  • тебе не лавров а микстуры

«ну мое сердце мужчины…»

  • ну мое сердце мужчины
  • лампа уж гаснет долей туда крови
  • жизнью пускай поживится лампа любви
  • пушки пробейте дорогу
  • чтобы победа пришла
  • радостный день поворота

Allons, mon coeur

Из Бестиария, или Свиты Орфея

Заяц
  • Не трись напрасно возле муз,
  • как заяц – похотливый трус.
  • Учись-ка лучше у зайчих,
  • что зачинают в один чих.
Саранча
  • Иван Предтеча на привале
  • в тягучий мед макал акрид.
  • Мои б стихи едою стали
  • той, от которой не тошнит.
Дельфин
  • Дельфин играет на волне,
  • а моря горька подоплека.
  • Бывает радостно и мне.
  • Но жизнь жестока.
Медуза
  • Медузы – головы понуры,
  • фиалковые шевелюры.
  • Бедняжки любят бури.
  • А я родня вам по натуре.
Сирены
  • Сирены! Знаю, почему
  • скулите по ночам вы сквозь морскую тьму.
  • Я – море темное, где странных голосов полно
  • и не один уж год ушел на дно.
Голубь
  • О, голубь – ты любовь и дух.
  • Иисус зачат от этих двух.
  • Я, как и вы, люблю Марию —
  • нас пожените, дорогие!
Павлин
  • Прославлен от земли до звезд,
  • он красотой ласкает взгляды.
  • Так пышно распускает хвост
  • и так сверкает голым задом.
Ибис
  • Во мглу землистую, безгласный,
  • сойду на верной смерти зов.
  • Латынь смертельная, словарь ужасный,
  • как ибис с нильских берегов.

Le bestiaire ou courtege d`Orphee

Окраина

  • Античность – это день вчерашний.
  • Мосты заблеяли, пастушка – Эйфелева башня!
  • И Древний Рим, и Греция, как статуи, застыли.
  • Античными уж выглядят автомобили.
  • Религия лишь блещет новизною —
  • так, как ангар за взлетной полосою.
  • Да, христианство столь же молодо, сколь свято.
  • Модерный самый европеец – папа Пий Х.
  • Но окна смотрят на тебя, и ты
  • стыдишься в храм на исповедь зайти.
  • Реклама, афиши – стихи для поэта,
  • а в прозу тебя погружают газеты:
  • за грош – что наделал убийца-злодей,
  • а также портреты великих людей.
  • А улица – названия припомнить я не смог —
  • на солнце вся блестела, как горн или рожок.
  • Босс, работяга, секретарша, ангела милей,
  • четырежды проходят в будний день по ней.
  • И трижды поутру простонет тут гудок,
  • а в полдень колокола тявкнет голосок.
  • Здесь вывески и надписи, запретами пугая,
  • чирикают, как будто попугаи.
  • Я благодать фабричной этой улицы люблю
  • между Омон-Тьевиль и Терне-авеню.
  • А эта улица была когда-то молодою.
  • Здесь мама наряжала в белое меня и голубое.
  • Мой старый друг Рене Делиз! Как много лет назад
  • церковный пышный полюбили мы обряд.
  • И в девять вечера, когда прикручен газ, огонь стал голубой,
  • из спальни ускользали мы с тобой.
  • В часовне колледжа молясь всю ночь,
  • просили мы Христа помочь,
  • чтобы глубин извечный аметист
  • нам славою Христа сиял, прекрасен, чист.
  • То лилия прекрасная, которую мы все взрастили.
  • То факел – рыжая копна волос, ее ветра задуть не в силах.
  • То скорбной матери сын бледный, обагренный.
  • То наших всех молитв густая крона.
  • Двойная виселица для вечности и чести.
  • То шесть лучей звезды все вместе.
  • То Бог, что умер в пятницу и ожил в воскресенье.
  • Быстрее летчиков его на небо вознесенье.
  • И это мировой рекорд – такая высота.
  • И, курсом следуя Христа,
  • курсант-двадцатый век все делает исправно:
  • как птица, в небо он взлетает славно.
  • И дьяволы из бездны поднимают взгляд
  • и на Христа глядят.
  • – Да это ж Симон-волхв! – они галдят.
  • – Да он угонщик и налетчик, а не летчик!
  • И ангелы, порхая, небо застят
  • вокруг воздушного гимнаста.
  • Икар, Енох, Илья, Тианский Аполлон
  • летят аэроплану первому вдогон.
  • Но пропускают, размыкая строй,
  • весь транспорт с Евхаристией святой:
  • священники восходят выше, выше,
  • неся просфирку к небесам поближе.
  • Но, крылья не сложив, садится самолет.
  • И миллионы ласточек летят под небосвод.
  • А с ними во́роны, и ястребы, и совы —
  • все к самолету устремляются Христову.
  • Фламинго, ибисы и марабу, с ветрами споря,
  • из Африки добрались через море.
  • И птица Рух, воспета
  • сказителями и поэтами,
  • крыльями сделав взмах,
  • планирует с черепом Адама в когтях.
  • Орел добил до горизонта резким криком,
  • а из Америки летит колибри – птичка невелика.
  • А из Китая хитроумных би-и-няо принесло:
  • они летают парами: у каждого – одно крыло.
  • А вот и Голубь-Дух слетел с вершин.
  • С ним птица-лира и павлин.
  • И феникс – он костер, что возрождается, живучий,
  • и за минуту всех золой засыплет жгучей.
  • Сирены, что покинули опасные проливы,
  • приходят все втроем, поют красиво.
  • И феникс, и орел, и остальные все без счета
  • желают побрататься с самолетом.
  • А я один в толпе шагаю вдоль реки.
  • Автобусы ревут тут, как быки.
  • За горло держишь ты меня, любви беда:
  • меня уж не полюбит никто и никогда.
  • В эпоху старую постригся б в монастырь,
  • да стыдно мне теперь молиться да читать Псалтырь.
  • Смех над собой потрескивает, как огонь в Аду,
  • и зубоскальства искры позолотили жизни глубину.
  • Жизнь, как картина в сумрачном музее.
  • Порой, зайдя в музей, я на нее глазею.
  • Навстречу женщины в кровавом багреце,
  • так уже было у любви в конце.
  • Но ты, вечерним заревом объят,
  • не хочешь вспоминать любви закат —
  • как в языках огня Нотр-Дам ты видел в Шартре – Святого
  • Сердца кровь все затопила на Монмартре.
  • Мне тошно от благочестивых слов.
  • Позорная болезнь меня грызет – любовь.
  • Но образ есть во мне и с ним переживу я
  • свою тоску-печаль, бессонниц пору злую.
  • Вот ты на берегу у средиземных вод.
  • Лимонные деревья тут цветут весь год.
  • С тобой на яхту сели прокатиться
  • друзья из Турбии, Ментоны, Ниццы.
  • Ужасный осьминог всплывает из глубин,
  • резвятся рыбки: в каждой образ – Божий Сын.
  • Вот в Праге вы сидите в ресторане:
  • и роза на столе, и ты от счастья пьяный.
  • Ты позабыл про заработки прозой:
  • жук бронзовый спит в самом сердце розы.
  • В агатах разглядел себя, войдя в собор Святого Витта,
  • и смертною тоской от этого обвит ты.
  • И, будто Лазаря врасплох сиянье дня застало,
  • заметил: вспять идут часы еврейского квартала.
  • А тут и жизнь твоя пошла назад нежданно.
  • Ты поднимался на Градчаны.
  • И музыка играла в кабаках и чехи пели.
  • А вот среди арбузов ты в Марселе.
  • А вот в Кобленце ты в отеле «Великан».
  • Под локвою средь Рима (нет, не пьян).
  • А вот и в Амстердаме я с одной молодкой
  • уродливой, а я ее считал красоткой.
  • Тут в комнатах внаем, что на латыни Cubicula locanda,
  • к моей впритык еще была веранда —
  • три дня прожил тогда,
  • а после съехал в город Гауда́.
  • А вот в Париже тебе клеят срок:
  • украл, мол, значит, сядешь под замок.
  • Горюя и смеясь, поездил я по свету,
  • пока не перестал ложь принимать за чистую монету.
  • Я от любви страдал и в двадцать лет, и в тридцать лет своих.
  • Пускал на ветер время, жил, как псих.
  • На руки я свои гляжу с тоской
  • и зарыдать готов в момент любой
  • над тем, чего боялась ты, и над тобой.
  • Со слезами гляжу: эмигрантам судьба уезжать,
  • они молятся Богу, кормит грудью печальная мать.
  • Весь вокзал Сен-Лазар уже ими пропах.
  • Как волхвы, они верят в звезду в небесах.
  • Верят, что в Аргентине им всем улыбнется удача,
  • богачами вернутся домой, не иначе.
  • Тот одеяло красное, тот сердце взял в путь дальний.
  • И одеяло, и мечты – все это нереально.
  • А кое-кто из них останется в Париже.
  • На улицах Ростовщиков и Роз я их в трущобах вижу.
  • Под вечер выйдут подышать из тесных клеток,
  • но, словно в шахматах фигуры, ходят редко.
  • Евреев много там вдобавок.
  • И в париках их жены бледные сидят в глубинах лавок.
  • Вот кофе за два су берешь у стойки бара
  • среди тебе подобных парий.
  • А ночью в ресторан большой зашел ты.
  • Тут женщины не злюки, да все в своих заботах.
  • Уродливая тоже любовью мучила кого-то.
  • У этой вот отец – судебный пристав с Джерси-островка.
  • Хоть рук ее не вижу, шершавые, наверняка.
  • Весь в шрамах, вызвал жалость ее живот.
  • Я к ней снижаю свой с улыбкой жуткой рот.
  • А поутру один шагаешь улицами сонными.
  • Молочники гремят бидонами.
  • И ночь уходит прочь прекрасною мулаткой,
  • заботливою Леей и Фердиной гадкой.
  • И жгучую, как жизнь, пьешь водку.
  • Да, это жизнью обжигаешь глотку.
  • К себе домой в Отой идешь скорее,
  • уснуть под идолами Океании, Гвинеи.
  • Ведь это те ж Христы, хоть форма и другая.
  • Христы, что смутные надежды пробуждают.
  • Прощай, прощай.
  • И глотку солнцу перерезал неба край.

Zone

Поль Элюар

(1895–1952)

Полное право

  • прикинься
  • цветной тенью
  • нависших весенних цветов
  • самым коротким днем года
  • и эскимосскою ночью
  • агонией
  • мечтавших об осени
  • изощренным ожогом крапивы
  • и запахом роз
  • прозрачное белье
  • на лугах своих глаз расстели
  • чтобы подпалины стали видны
  • от огня вдохновенного
  • рай из золы
  • кто-то чудной
  • бьется со стрелкой часов
  • раны за верность
  • несгибаемой клятве
  • выйди из дома в белоснежной одежде
  • прелесть твоя сохранится
  • из глаз твоих слезы текут
  • нежность улыбка
  • тайн нет в глазах у тебя
  • нет границ

Tous les droits

«всю ночь прижавшись лбом к стеклу…»

  • всю ночь прижавшись лбом к стеклу
  • печали в небе сторожил я взором
  • но в горизонт своих раскрытых рук
  • я так немного заключил простора
  • прижавшись лбом к стеклу я сторожил печаль
  • ищу тебя хоть ничего не ожидаю
  • кто здесь остался забываю снова
  • я так тебя люблю что нет не знаю
  • кто именно покинул тут другого

Le front aux vitres comme font les veilleurs de chagrin

Пока, печаль

  • Привет печаль
  • Ты заключена в периметр потолка
  • Ты заключена в глаза которые я люблю
  • Ты еще не беда
  • Ведь даже на самых несчастных губах
  • тебя разоблачает улыбка
  • Привет печаль
  • Любовь ласковых тел
  • Энергия любви
  • Которая подсылает нежность
  • Чудовище лишенное тела
  • Одну горемычную голову
  • Красотку печаль

Adieu tristesse

Моя живая мертвая

  • Внутри моей тоски все неподвижно.
  • Жду, но никто не приходит.
  • Ни днем, ни ночью.
  • Не будет больше никого,
  • похожего на прежнего меня.
  • Мои глаза и твои разделили,
  • в моих больше нет света, нет веры в себя.
  • Мой рот и твой разделили,
  • мой рот отделили от любви,
  • от радости, от жизни.
  • Мои руки и твои разделили.
  • Теперь все валится из рук.
  • И мои ноги, и твои разделили,
  • моим ногам некуда идти,
  • не чувствуют вес тела,
  • не могут отдохнуть.
  • Осталось только наблюдать:
  • жизнь обрывается,
  • переставая быть твоей,
  • я думал, она вечна
  • – жизнь в твоей власти.
  • Рассчитываю только на свою могилу
  • – средь безразличия, как и твоя.
  • Я был так близко от тебя,
  • теперь мне холодно со всеми остальными.

Ma morte vivante

Жак Превер

(1900–1977)

  • Тебе, любовь моя
  • я пошел на птичий рынок
  • и купил птицу
  • тебе
  • любовь моя
  • я пошел на цветочный рынок
  • и купил цветок
  • тебе
  • любовь моя
  • я пошел на блошиный рынок
  • и купил цепь
  • грубую цепь
  • тебе
  • любовь моя
  • а потом пошел на невольничий рынок
  • искал и не нашел
  • тебя
  • любовь моя

Pour toi mon amour

Песенка тюремщика

  • Куда ты, голубчик тюремщик
  • с ключом, замаранным кровью?
  • Иду за своей любовью —
  • ту, что люблю, отпустить на волю.
  • Пока не поздно,
  • надо идти
  • за той, что держал взаперти
  • жестоко и нежно
  • узницей тайных моих желаний,
  • моих внутренних мук и страданий
  • за решеткой вранья о будущем,
  • лживых клятв и пустых обещаний.
  • Пусть свободной станет она,
  • и забудет меня,
  • уйдет и вернется,
  • и любит меня снова,
  • или пусть любит другого,
  • если другого она закадрит.
  • А я, если она не придет
  • в объятья мои,
  • в одиночестве
  • стану стеречь,
  • на ладонях буду беречь
  • до конца дней
  • нежность ее грудей,
  • вылепленных по образу любви.

Chanson du geolier

Ящерка

  • в который раз сбежала
  • ящерка любви
  • только хвост в кулаке
  • прощальный сувенир
  • сам виноват

Le lezard

Расстрелянный

  • сады цветы улыбки струи фонтанов
  • вся сладость жизни
  • человек на земле плавает в собственной крови
  • мечты струи фонтанов сады
  • детские сны
  • человек на земле как окровавленный сверток
  • сады цветы струи фонтанов мечты
  • вся сладость жизни
  • человек на земле как уснувший ребенок

Le fusille

Двоечник

  • он мотает головой «нет»
  • а сердце его говорит «да»
  • он говорит «да» всему что любит
  • а «нет» он отвечает преподавателю
  • его держат на ногах
  • допрашивают
  • загоняют в угол
  • а он вдруг начинает неудержимо хохотать
  • и стирает все числа и слова
  • имена и даты
  • все хитрые фразы и все ловушки
  • и не обращая внимания на угрозы педагога
  • под возмущенный свист вундеркиндов
  • пригоршней мелков
  • рисует на почерневшей от несчастий доске
  • разноцветную рожицу счастья

Le Cancre

Зыбкие пески

  • ангелы и чудеса
  • ветра приливы
  • далеко откатилось море
  • ангелы чудеса простор
  • ветра приливам наперекор
  • и больше ничего на свете
  • тебя как водоросль морскую гладит ветер
  • ты шевельнулась на ложе из песка во сне
  • далеко откатилось море
  • но
  • в твоих глазах полуоткрытых видно мне
  • волну еще одну волну
  • ангелы и чудеса в просторе
  • ветра с приливом спорят
  • и в этих двух волнах я утону

Sables mouvants

Песенка

  • – Какой у нас там день недели,
  • ты не знаешь?
  • У нас с тобой все дни,
  • моя родная,
  • у нас с тобой вся жизнь,
  • моя любовь.
  • Мы любим и живем,
  • мы любим, вот и не умрем.
  • Хотя про день мы ничего не знаем,
  • и ничего не знаем
  • про жизнь и про любовь.

Chanson

Зимнее солнце

  • Зимнее солнце
  • над Гран-Пале,
  • огромное, красное,
  • появится и пропадет.
  • И сердце мое пропадет
  • и кровь убежит.
  • Убежит, чтоб отыскать тебя,
  • любовь моя,
  • моя красавица.
  • И найдет,
  • где б ты ни была.

Le soleil d’hiver

В том саду

  • тысячи тысячи лет
  • не скажут ничего нет
  • о крохотной секунде вечности
  • когда ты поцеловала меня
  • когда я поцеловал тебя
  • утром в лучах зимней зари
  • в Париже в парке Монсури
  • в Париже
  • на Земле
  • на звезде
  • под названьем Земля

Le jardin

Какая есть

  • я такая какая есть
  • так я сделана
  • если смеяться хочу
  • во все горло я хохочу
  • люблю того кто любит меня сейчас
  • разве я виновата
  • что это другой всякий раз?
  • так я сделана
  • чего ж вы еще хотите
  • сверх того что хотите меня?
  • я сделана удовольствие доставлять
  • ничего не стоит менять
  • острый слишком стук моего каблука
  • моя талия слишком гибка
  • мои груди слишком туги
  • вокруг глаз туши круги
  • что поделаешь
  • я такая какая есть
  • кому хочу тому и нравлюсь
  • что поделаешь
  • со мной это случилось
  • да я кого-то любила
  • да кто-то любил меня
  • как дети что любят друг друга
  • просто умеют любить…
  • не спрашивайте у меня
  • я чтоб удовольствие доставлять
  • ничего не надо менять

Je suis comme je suis

«И Бог изгнал Адама…»

  • И Бог изгнал Адама —
  • отлупила Божья рука
  • его тростью из сахарного тростника.
  • Так получился первый ром.
  • И удирали напролом
  • из виноградников Господних
  • Ева и Адам.
  • Святая Троица
  • гналась за ними по пятам.
  • Но голоса Евы и Адама
  • детскую считалку пели упрямо:
  • диво плюс диво – смотри,
  • будет четыре, а не три.
  • И Троица, конечно,
  • отстала, по святому равностороннему
  • треугольнику рыдая.
  • Ведь двуугольник грешный
  • его затмил, сверкая.

Et Dieu chassa Adam a coups de canne a sucre

Бояться не стоит

  • Добропорядочные граждане, не бойтесь!
  • Это совсем не опасно.
  • Мертвые ваши надежно мертвы.
  • Надежно их сторожат.
  • Не бойтесь,
  • вам их не отдадут назад.
  • Им не спастись бегством —
  • кладбище охраняется
  • и вокруг каждой могилы – оградки
  • из железных прутьев,
  • как вокруг детской кроватки,
  • чтобы ребенок не выпал оттуда.
  • И это не зря.
  • Вдруг в вечном сне мертвецу
  • что-то приснится?
  • Приснится, будто
  • он жив, а не мертв?
  • Вдруг он сбросит каменное покрывало,
  • подкатится к краю,
  • как из кроватки,
  • выпадет в жизнь?
  • Этого еще не хватало!
  • Могильный ужас!
  • Все зашатается —
  • любовь, печаль, наследство.
  • Но не волнуйтесь,
  • ваши мертвые к вам не вернутся.
  • Радуйтесь жизни,
  • добропорядочные господа —
  • слезы пролиты раз и навсегда.
  • Нет, они больше не встанут.
  • Могилы будут в целости и сохранности,
  • на месте вазы с хризантемами и скамейки.
  • Все спокойно.
  • Берите в руки лейки.
  • Ничто не помешает вам
  • в этих работах,
  • в вашей вечной скорби
  • на свежем воздухе.

Rien a craindre

Робер Деснос

(1900–1945)

Муравей

  • Муравей вспугнул ворон —
  • он огромный был, как слон.
  • – Так не бывает! Так не бывает!
  • И в тележке он возил
  • крокодилов и горилл.
  • – Так не бывает! Так не бывает!
  • Говорил он по-французски,
  • по-немецки и по-русски.
  • – Так не бывает! Так не бывает!
  • – Вот еще! Бывает!

La fourmi

Рене де Обальдиа

(1918–2022)

Лучший стих

  • «Сизая сойка свистела в саду».
  • Итак, маидети,
  • это лучший на свете
  • стих.
  • Зая, ка, ла, ду.
  • Сизая сойка свистела в саду.
  • Конечно, паэт
  • мог сочинить куплет:
  • «Крупная сойка сыскала еду».
  • Но нет!
  • Настоящий паэт
  • напишет даже в бреду:
  • «В небе вечернюю встретив звезду,
  • Сизая сойка свистела в саду».
  • Си, со, са перетекают в ду.
  • Сойку всегда я найду
  • там, где ее поселил паэт,
  • что из рутины выпадает всегда,
  • словно птенец из гнезда.
  • Слышите силу этих двух строк?
  • Просто подземный толчок!
  • Запомните строки эти!
  • Бальшими станете, маидети,
  • мериканская будет у вас подруга
  • и промурзычите ее иностранному уху
  • лучший на свете стих,
  • что помнит предков своих:
  • «Сизая сойка свистела в саду».
  • Как гласные и согласные обнялись тут!
  • Словно друг друга на крыльях несут!
  • Резвое си,
  • долгое со,
  • откровенное са
  • блестят, как на стебле роса!
  • Но сойка спряталась.
  • А ты наказан, непоседа,
  • – ботинком выбил ритм на голове соседа.
  • В углу теперь тебе стоять,
  • а после перепишешь триста раз в тетрадь:
  • «Сизая сойка свистела в саду».

Le plus beau vers de la langue francaise

Ги Гоффет

(1947)

Рождественский Ремб[2]

  • Вот и продали старое пианино из травы
  • арденнскому снегу. Прощайте, зеленые музы Олимпа,
  • не застанете больше врасплох двух влюбленных,
  • зима вморозила их в лед Мааса.
  • А Ремб, как придет в норму,
  • завернется в хрустящую корочку в витрине у мясника,
  • где, словно на троне, голова теленка
  • (две ее красные дырки моргают почем зря —
  • в Шарлевиле ведь есть электрическое освещение).

Rimbe de Noel

Письмо незнакомке напротив

  • Тюль, штора, ставни – и больше ничего, что смогло бы,
  • Мадам, заслонить меня от вашего глядящего из темноты
  • глаза циклопа. Он следит за моим длинным голым туловищем —
  • за этой подделкой под лежачую надгробную статую,
  • подточенную невоздержанностью, за упавшим без чувств
  • перед вашим балконом, где сушится нижнее белье монашки,
  • спускающей гончую свору, – ядовитые цветы для одинокого,
  • которого смерть сводит с ума, возбуждает, потрошит в ночи,
  • наглухо приклепывает к вашим белым бедрам.

Lettre a l`inconnue d`en face

Герцогская ярмарка

  • О, дни дождя и поста,
  • забегаловка открыта для поэтов,
  • всплакнувших, что море ушло
  • за вечный этернит[3] и шифер.
  • Позволь, схожу быстро
  • за солнцами, что пьяней, чем
  • игрушечный этот Восток под голубыми
  • тентами рынка, позволь, вгрызусь в лазурь,
  • чтоб, будто ангел с глазами варвара,
  • cделав круг, принять внутрь
  • головокружительный алкоголь Гесперид.

Ducasse ducale

С немецкого

Райнер Мария Рильке

Готфрид Бенн

Бертольт Брехт

Пауль Целан

Райнер Мария Рильке

(1875–1926)

«Свет серебристый снежной ночи…»

  • Свет серебристый снежной ночи.
  • Раскинувшись, пространство спит в тиши,
  • лишь боль моя одна уснуть не хочет,
  • боль в одинокой глубине души.
  • – Но почему душа в молчании застыла,
  • в ночь почему не изольешь ты душу?
  • – Она бы звезды погасила,
  • когда бы вырвалась наружу.

Im Schoß der silberhellen Schneenacht

«Когда все звуки, как трава…»

  • Когда все звуки, как трава,
  • засохли средь бескрайней немоты,
  • то звезды эти все – слова
  • для той единственной на свете темноты.

Wenn längst der letzte Laut verdorrte

Осень

  • Паденье листьев – облетают будто
  • далекие небесные сады.
  • Все падает вокруг без исключенья.
  • И прочь от звезд средь темной пустоты
  • планеты продолжается паденье.
  • Оно всё пропитало глубоко.
  • Всё норовит прервать на полуслове.
  • Но есть Один, кто нежно и легко
  • в своих руках паденье остановит.

Herbst

«Огнем багряным барбарис объят…»

  • Огнем багряным барбарис объят,
  • чуть дышат астры старые в саду.
  • Кто в эти дни не сделался богат,
  • тому с собой уже не быть в ладу.
  • И кто глаза свои закрыть не хочет,
  • чтоб перед ним из мрака не возник
  • рой привидений, что восстанут к ночи,
  • тот уже в прошлом нынче, как старик.
  • И не придет никто, и завтра не настанет —
  • его теперь обманет день любой.
  • И сам Господь тогда, как камень, тянет
  • его глубоко в бездну за собой.

Jetzt reifen schon die roten Berberitzen

Гость

  • Кто это – гость? Порою гостем к вам
  • входил я, как из времени другого.
  • Ведь в каждом госте – древняя основа,
  • он часть того, чего не знает сам.
  • Приходит и уходит гость в свой срок.
  • Но оказавшись хоть на миг под кровом,
  • он в равновесие добра себя приводит снова,
  • равно от незнакомого и от знакомого далек.

Der Gast

Единорог

  • Вот поднял голову святой —
  • молитва спала с головы, как шлем.
  • И, хоть в него не верил он совсем,
  • шел белый зверь к нему, и тих, и нем,
  • как будто лань, глядящая с тоской.
  • Как из слоновой кости, арки ног
  • держали в чутком равновесье тело,
  • от шкуры блеск струился белый.
  • Как башня на луне, во лбу светился рог,
  • и каждый шаг все выше зверя делал.
  • А на губах пушок был серо-ал,
  • рот приоткрытый белизной зубов сверкал.
  • Зверь в ноздри воздух втягивал и гимна ждал.
  • Его преграды не встречавший взор —
  • он столько проецировал в простор,
  • что круг лазурных мифов замыкал.

Das Einhorn

«Руки к руке прикосновенье…»

  • Руки к руке прикосновенье,
  • и поцелуй протяжный губ прохладных.
  • Дороги белое мерцание, свеченье
  • пусть отведет в поля нас, ладно?
  • Сквозь тихий дождь цветов, сквозь белое паденье,
  • свой первый поцелуй день посылает нам.
  • Навстречу Господу пойдем без промедленья.
  • Господь нас встретит на пути к полям.

Ein Händeineinanderlegen

Конец пьесы

  • Смерть – господин и врач.
  • Мы – только смех, что льется
  • из уст его.
  • Коль день любви горяч,
  • внутри нас раздается
  • вдруг его плач.

Das Schlußstück

«Снова, опять, хоть знаком уже этот пейзаж любви…»

  • Снова, опять, хоть знаком уже этот пейзаж любви,
  • и крохотное кладбище, где плачут имена,
  • и страшный безмолвный овраг, в котором
  • пропадают все остальные, снова, опять уходим
  • вдвоем с тобой под старые кроны и
  • снова, опять ложимся в цветы
  • лицом к лицу с небом.

Immer wieder

Готфрид Бенн

(1886–1956)

Невеста негра

  • Золотистая шея белокурой девушки
  • лежала на подушке темной крови.
  • Солнце бесновалось в ее волосах,
  • лизало ее стройные бедра,
  • поставив свои колени по обеим сторонам
  • ее смуглых грудей,
  • не изуродованных ни материнством,
  • ни вредными привычками.
  • Рядом с ней – негр: ударом конского копыта
  • ему снесло глаза и лоб. Два пальца
  • вонючей ноги он ввернул ей в маленькое белое ухо.
  • Она лежала, как спящая невеста,
  • окаймлена счастьем первой любви,
  • накануне частых Вознесений
  • молодой горячей крови.
  • Пока ты не воткнул ей в белое горло нож
  • и не набросил пурпурно-синий фартук трупной крови
  • на ее бедра.

Negerbraut

Круговорот

  • В одиноком коренном зубе проститутки,
  • тело которой осталось неопознанным,
  • была золотая пломба.
  • А остальные зубы выпали,
  • словно сговорились.
  • Этот же выдернул патологоанатом
  • и заложил в ломбард, чтоб сходить на танцы.
  • – Пусть только прах снова становится прахом, —
  • сказал он.

Kreislauf

Бертольт Брехт

(1898–1956)

Сказание о мертвом солдате

  • Война тянулась четвертый год
  • с надеждой на мир – никакою.
  • Солдат окончательный сделал расчет
  • и умер смертью героя.
  • Да только война по-прежнему шла,
  • и Кайзер был вовсе не рад —
  • на фронте свои не закончив дела,
  • умер его солдат.
  • И спал, погруженный в летнюю тьму,
  • спокойно в могиле своей.
  • Но в полночь однажды приходит к нему
  • комиссия из врачей.
  • Да, глиняный холмик его небольшой
  • комиссия обступила,
  • и выкопан был рядовой
  • лопатами из могилы.
  • Осмотрен комиссией был рядовой,
  • иль что от него осталось.
  • Решили, что полностью годен он в строй,
  • вот только запачкался малость.
  • Комиссия та сквозь ночную тьму
  • его повела за собой,
  • и, если б не каска, мигали б ему
  • звезды над головой.
  • И влили шнапс ему в гниль и прах,
  • и было это не слабо —
  • две медсестры у него на руках
  • и полуголая баба.
  • А чтобы не сильно вонял солдат,
  • священник махал кадилом,
  • хоть все равно разносился смрад —
  • всем муторно было.
  • Но все вокруг кричали «Ура!»,
  • веселый играли марш,
  • и, ноги выбрасывая от бедра,
  • шел бодро солдатик наш.
  • И, братской его придержав рукой,
  • шли два санитара вслед,
  • чтоб, в грязь свалившись, сценой такой
  • не портил картину побед.
  • И в саван они обрядили его —
  • цветов державного флага,
  • чтоб никакое цветное дерьмо
  • не падало из бедолаги.
  • Во фраке с манишкой и с пачкой банкнот
  • банкир замыкал этот морг,
  • почувствовав с гордостью – он патриот,
  • гражданский свой выполнил долг.
  • Вели по шоссе его, как на парад,
  • играя марш без запинки,
  • и вправо и влево шатался солдат,
  • как в бурю снежинки.
  • Собаки и кошки вопят во всю пасть
  • и крыс раздается хор:
  • Нет! Нет! Не хотим под француза попасть!
  • Не вынесем этот позор!
  • И бабы в деревнях, где он проходил,
  • не спали уже до утра,
  • и месяц сиял изо всех своих сил,
  • деревья кричали «Ура!».
  • Собаки и бабы кричали: «Герой!»
  • Священник кадил ему рьяно.
  • Солдата водили они всей толпой,
  • как пьяную обезьяну.
  • А может, солдата никто не видал
  • в пути от двора до двора,
  • поскольку приветствий скрывал его шквал,
  • и марша, и криков «Ура!».
  • Вокруг хороводы уже повели,
  • толпа окружила, как лес,
  • и было солдата не видно с земли —
  • лишь звездам с небес.
  • Но звезды лишь ночью на небе горят.
  • Вот красный восход полосою,
  • и надо опять, понимает солдат,
  • погибнуть смертью героя.

Legende vom toten Soldaten

Пауль Целан

(1920–1970)

Смертельная фуга

  • Черное молоко предрассветных потемок
  • мы пьем тебя вечером
  • пьем тебя в полдень пьем тебя утром и на ночь
  • могилу роем себе в небесах в ней будет не тесно
  • Один человек живет в этом доме он играет со змеями
  • а в сумерки пишет в Германию
  • ах золото твоих волос Маргарита
  • напишет выходит наружу ему светят звезды
  • свистом подзывает охотничьих псов
  • свистом подзывает своих евреев велит рыть могилу
  • а после дает нам приказ делать вид что танцуем
  • это такая игра
  • Черное молоко предрассветных потемок
  • мы пьем тебя на ночь
  • мы пьем тебя в полдень и утром и вечером
  • Один человек живет в этом доме он играет со змеями
  • а в сумерки пишет в Германию
  • ах золото твоих волос Маргарита
  • пепел твоих волос Суламифь
  • могилу роем себе в небесах в ней будет не тесно
  • Он нам кричит вгрызайтесь в землю поглубже
  • а остальные пускай запоют это такая игра
  • кусок железа достает из-за пояса и машет им синеглазый
  • глубже вонзайте в землю лопаты
  • а остальные пусть делают вид что танцуют
  • это такая игра
  • Черное молоко предрассветных потемок
  • мы пьем тебя на ночь
  • мы пьем тебя в полдень и утром и вечером
  • Один человек живет в этом доме
  • ах золото твоих волос Маргарита
  • пепел твоих волос Суламифь
  • Он играет со змеями
  • он кричит сыграйте сладостно в Смерть
  • Смерть виртуоз из Германии
  • кричит пусть скрипки мрачнее звучат
  • тогда вы дымом подниметесь в небо
  • в могилу свою в облаках
  • вам будет не тесно
  • Черное молоко предрассветных потемок
  • мы пьем тебя на ночь
  • мы пьем тебя в полдень
  • Смерть виртуоз из Германии
  • мы пьем тебя утром и вечером
  • Смерть синеглазый виртуоз из Германии
  • он настигает тебя кусочком свинца
  • он без ошибок тебя настигает
  • Один человек живет в этом доме
  • ах золото твоих волос Маргарита
  • спускает охотничьих псов и в небе нам дарит могилу
  • играет со змеями в мечтах его
  • Смерть виртуоз из Германии
  • золото твоих волос Маргарита
  • пепел твоих волос Суламифь

Todesfuge

Молитва

  • Нет его – некому больше
  • лепить нас из глины,
  • некому заговаривать прах.
  • Тому, кого нет,
  • дали обет —
  • цвести ради него,
  • навстречу ему.
  • Были ничем
  • и будем ничем —
  • призраком розы,
  • розой, которой нет.
  • Пестик ее,
  • нить накаливания души,
  • угольный прах
  • в красной короне,
  • зажигаясь от Слова,
  • над шипами поет.

Psalm

Князь тишины

  • Ни к чему на стекле рисовать сердце.
  • Князь тишины перед дворцом обходит строй.
  • Он на верхушке поднЯл флаг
  • – лист, что синеет по осени.
  • Он раздает солдатам сухие стебли печали
  • и соцветия времени.
  • С птицами в волосах идет спрятать меч в воду.
  • Ни к чему на стекле рисовать сердце.
  • Бог ходит в стае, укрывшись плащом,
  • тем, что однажды упал с твоих плеч на ступени,
  • ближе к ночи – дворец был в огнях
  • и на языке людей ты сказала: Любимый…
  • Он не знает, чей это плащ, не окликает звезду,
  • а идет за листом – ему послышалось:
  • стебель… соцветия времени

der Herzog der Stille

«Полная пригоршня времени…»

  • Полная пригоршня времени —
  • это ты приходишь ко мне,
  • и я говорю:
  • Волосы у тебя не каштановые.
  • Как легко ты кладешь их на весы горя —
  • они тяжелее меня.
  • Корабли приплывают за ними, грузят их в свои трюмы
  • и везут продавать на базар вожделенья —
  • ты улыбаешься мне с глубины,
  • я по тебе плачу на чаше весов, по-прежнему легкой.
  • Пла́чу, что волосы у тебя не каштановые,
  • в обмен на морскую воду ты отдала завитки.
  • Ты прошептала: весь мир заполнили мной,
  • навсегда я – овраг в твоем сердце.
  • Ты говоришь: сыпь в свою чашу всю листву лет —
  • время, чтоб прийти и меня целовать.
  • Листва у времени коричневая, а твои волосы – нет.

Die Hand voller Stunde

Марианна

  • Нет сирени в твоих волосах
  • и лицо твое из зеркального стекла,
  • туча идет от глаза до глаза, из Содома уходя в Вавилон,
  • словно листву, башню наземь стряхнула
  • и бушует среди серных стволов.
  • Над твоим ртом полыхает молния.
  • В том ущелье – разбитая скрипка,
  • кто-то водит смычком по белоснежным зубцам,
  • но тростник звучит лучше.
  • Любимая, ты сама, как тростник, а мы – целиком из дождя.
  • Твое тело – вино несравненное, пьем его вдесятером,
  • твое сердце – барка с зерном, мы – его стража ночная,
  • Маленький кувшин синевы пролился над нами,
  • и мы засыпаем…
  • Перед шатром взвод на руках тебя поднимает,
  • и, выпивая, мы несем тебя хоронить.
  • На каменных плитах всего мира
  • монетой звенит крепкое серебро снов.

Marianne

Годы от тебя до меня

  • Твои волосы вьются от моих слез.
  • Синевой своих глаз накрываешь ты стол нашей любви:
  • ложе между летом и осенью.
  • Мы пьем брагу, которую приготовили не я и не ты,
  • не кто-то третий – жадно допиваем остатки.
  • Видим друг друга лишь в зеркалах на дне моря
  • и все быстрее меняем блюда:
  • ночь – это ночь. Она начинается утром
  • и кладет меня рядом с тобой.

Die jahre von dir zu mir

«Ночью ты была…»

  • Ночью ты была
  • по ту сторону жизни.
  • Но мои слова вернули тебя.
  • Теперь ты здесь. Все теперь – правда,
  • и все – ожидание правды.
  • Стебли фасоли тянутся вверх
  • под нашим окном. Помни о том,
  • кто разрастается рядом
  • и за ней присматривает.
  • Бог, которому оставлены мы,
  • лишь часть, заместитель, рассеянный всюду:
  • смертью всех скошенных он
  • на той стороне прирастает.
  • Взгляд
  • нас уводит
  • туда,
  • с той стороной
  • заводим знакомство.

Dein Hinubersein

«Ночные стебли…»

  • Ночные стебли
  • из сердец и голов
  • проросли
  • и от слов, что серп говорит,
  • они к жизни припали.
  • Молча, как они,
  • взвеемся мы на миру.
  • Наши глаза нас обманули,
  • желая утешить.
  • Они ищут на ощупь,
  • знак подают в темноте.
  • Пустые,
  • молчат твои взоры в моих.
  • Словно бродяга,
  • подношу твое сердце к губам,
  • потому что к своим ты мое поднесла.
  • То, что пьем мы сейчас,
  • утоляет жажду этих мгновений,
  • нас, таких, какие мы есть,
  • к губам времени подносят мгновенья.
  • Но придемся ль по вкусу?
  • Ни звук и ни свет
  • не проскользнут между нами,
  • и мы говорим:
  • О, стебли, ее стебли,
  • ночные стебли.

Aus Herzen und Hirnen

«Вот запылал огромный свод…»

  • Вот запылал огромный свод.
  • В нем звезды черные роятся,
  • прорыв ходы.
  • Как галька, затвердел
  • горящий лоб Овна,
  • и меж его рогов,
  • среди поющих завитков,
  • мозг, свертываясь сгустками,
  • как море сердца, прибывает.
  • Но отчего не убегает?
  • Вселенной больше нет,
  • и я несу тебя.

Grosse, gluhende wolbung

«Немой осенний запах…»

  • Немой осенний запах.
  • Цветок звезды не сломанным прошел
  • между обрывом и родной сторонкой
  • сквозь твою память.
  • Я неприкаянность
  • почувствовал так остро,
  • что показался себе живым.

Stumme Herbstgeruche

«.Каждый раз открываешь дверь..»

  • Каждый раз открываешь дверь
  • немного другим ключом.
  • В дом набился снег недомолвок.
  • От того, бьет ли кровь у тебя из глаза,
  • рта или уха, меняется ключ.
  • Меняется ключ, меняется слово.
  • Теперь на него могут налипнуть снежинки.
  • Ветер толкает тебя
  • и сминает в снежок слово и снег.

Mit wechselndem Schlussel

Ирландское

  • Позволь мне забраться
  • в копну твоих снов,
  • пропусти по тропинкам дремы,
  • разреши сре́зать торф поутру
  • с наклонностей сердца.

Irisch

«Вокруг горы жизни, исхоженной в бессоннице…»

  • Вокруг горы жизни, исхоженной в бессоннице —
  • потравленная несбывшимся
  • хлебная страна.
  • Ты берешь хлебный мякиш
  • и лепишь нам новые имена.
  • Этот мякиш хочу нащупать,
  • где бы я ни был —
  • у меня на каждом пальце
  • глаз, гладящий землю.
  • Из мякиша земли
  • хочу расти к тебе,
  • держа во рту зажженную
  • свечу голода.

Von Ungetraeumtem geaetzt

«Я пью вино из двух стаканов…»

  • Я пью вино из двух стаканов
  • и прорезаю зазубрины
  • цезур,
  • как тот, Другой,
  • в Пиндаре.
  • Господь дает нам
  • маленького праведника,
  • как камертон.
  • Из барабана лотереи
  • нам выпадает грош.

Ich trink Wein aus zwei Glaesern

«Утопи у себя…»

  • Утопи у себя
  • в локтевом сгибе
  • на всплеске
  • пульса,
  • укрой там,
  • на просторе

Sink mir weg aus der Armbeuge

«Еще тебя вижу…»

  • Еще тебя вижу:
  • дотрагиваюсь до эха
  • щупальцами слов
  • в могиле разлуки.
  • Легкий испуг у тебя на лице,
  • оно вспыхивает,
  • погруженное в меня —
  • туда, где мучительно
  • звучит Никогда.

Ich kann Dich noch sehn

Голубка белая

  • Голубка белая вспорхнула: теперь мне можно любить тебя.
  • В окне затихшем колышется едва заметно дверь,
  • и дерево шагнуло тихо в замершую комнату,
  • и ты так близко, словно ты не здесь.
  • Крупный цветок берешь ты из моей руки —
  • не белый, не красный и не голубой – но ты его берешь.
  • Где не было его, там он останется навеки.
  • Нас не было, мы в нем останемся.

Der Tauben weiseste

Как ты отмираешь внутри меня

  • в изношенный
  • центр дыхания
  • осколком
  • опять
  • вонзилась
  • жизнь

Wie du dich ausstirbst in mir

С испанского

Рамон Хименес

Федерико Гарсиа Лорка

Пабло Неруда

Рамон Хименес

(1881 – 1958)

«Я шел по тропе…»

  • Я шел по тропе,
  • в руках – полевые розы,
  • из-за горы
  • вставал рыжий месяц.
  • Ветерок приносил
  • свежий сумрак реки,
  • грустный голос лягушки,
  • как певучая флейта.
  • Над холмом
  • тосковала звезда.
  • Я шел по тропе.
  • В руках – полевые розы.

He venido por la senda

Федерико Гарсиа Лорка

(1898–1936)

Равнина

  • Оливковая роща,
  • как веер,
  • распахнется
  • и запахнется.
  • Низкое небо льет
  • тусклый дождь
  • холодных звезд.
  • Дрожь тростника
  • и полумрака
  • на берегу реки.
  • Зыбь в сером воздухе.
  • И столько клекота
  • в оливах!
  • Томится птичья стая,
  • покачивая в сумерках
  • длиннющими хвостами.

Paisaje

Сонет сладких жалоб

  • Боюсь, я потеряю это чудо:
  • глаза скульптуры, речи трепетанье —
  • и ночью чувствовать не буду
  • щекою розу твоего дыханья.
  • Сухим стволом маячу над рекою
  • и еле выношу я наказанье,
  • ведь ни цветка нет, ни плода, ни перегноя
  • для гусеницы моего страданья.
  • Ты крест мой, мой заветный клад.
  • И хоть от слез мои опухли веки,
  • тебе я, как собака, рад.
  • То, что ты дал, не отбирай навеки.
  • И расцветит твою пусть реку
  • моей любви безумный листопад.

Soneto de la dulce queja

Поэт сказал правду

  • Даю слезам, как соловьям, пролиться.
  • Лей слезы соловьиной трелью тоже.
  • Чтоб наши страсти сделались похожи,
  • встречай с клинком у ночи на границе.
  • Хочу я очевидца быть убийцей —
  • того, что видел, как цветы срезали.
  • Хочу я, чтоб мой пот и слезы стали
  • тяжелою копной пшеницы.
  • Жду тебя, ты меня – навсегда.
  • Там, где дряхлое солнце горит и луна,
  • до конца не раскрутится этот моток.
  • Что даешь, не прося никогда,
  • все достанется смерти, она
  • выпьет крови последний глоток.

El poeta dice la verdad

Севилья

  • Севилья, ты – башня
  • метких лучников.
  • Севилья подстрелит.
  • Кордоба добьет.
  • Севилья подстережет
  • протяжные ритмы
  • и скрутит их в лабиринт,
  • как ярко-красные побеги винограда.
  • Севилья подстрелит!
  • Из лука неба
  • все вылетает на равнину
  • стрела реки.
  • Кордоба добьет!
  • А горизонт шальной
  • в свое вино вмешал
  • и горечь Дон Жуана
  • и зрелость Диониса.
  • Севилья подстрелит.
  • Всегда подстрелит!

Sevilla es una torre

Дорожная

  • Кордова,
  • далекая моя, единственная.
  • Лошаденка черная, огромная луна,
  • в сумке у седла оливки.
  • Хоть и знаю все дорожки,
  • а в Кордову не вернуться.
  • Лошаденка черная, красная луна,
  • а вокруг поля да ветер.
  • Смерть меня стережет
  • с твоих башен, Кордова.
  • Ой, дорожка дальняя,
  • лошаденка резвая!
  • Смерть меня поджидает
  • по дороге в Кордову.
  • Кордова,
  • далекая моя, единственная.

Cancion del jinete

Начало

  • тополей аллеи уходят,
  • остается отблеск,
  • тополей аллеи уходят,
  • остается ветер
  • расстилается ветер,
  • как саван, под небом
  • на плаву остается
  • на реках тихое эхо
  • светляков засыпана зернами,
  • память моя застонет
  • Крохотное сердечко
  • кровоточит на ладони

Preludio

Гитара

  • Начинает стонать гитара.
  • Раскололась похмельная рюмка*.
  • На рассвете стонет гитара.
  • Этот стон скрывать бесполезно.
  • Скрыть его невозможно.
  • Она стонет так монотонно,
  • как вода, она стонет
  • так, как воздух
  • среди снегопада, стонет.
  • Этот стон скрывать невозможно.
  • О далеких краях она стонет.
  • Словно это песок раскаленный,
  • о камелиях белых стонет.
  • Словно стонет стрела без цели.
  • Словно стонет вечер без утра.
  • Словно мертвая птица о ветке.
  • О, гитара!
  • Пять клинков тебе сердце терзают.

Se rompen las copas

de la madrugada – вторая фраза стихотворения

позволяет также перевести ее как

«Распускается крона рассвета».

La Guitarra

Сад в марте

  • Моя яблоня,
  • у тебя уже тень и птицы.
  • Из моих причудливых снов
  • подымается ветер.
  • Моя яблоня
  • окунула в зелёное руки.
  • Уже в марте я разглядел
  • белый лоб января.
  • Моя яблоня
  • (внизу ветер)
  • Моя яблоня
  • (вверху небо)

Huerto de marzo

Слива и апельсин

  • Ах, девочка,
  • злая моя любовь!
  • Слива и апельсин.
  • Ах, девочка,
  • светлая девочка!
  • Апельсин
  • (брызги солнца)
  • Слива
  • (на гальке у воды)

Naranja y limon

Стон

  • Крик чернеет в воздухе
  • очертанием кипариса.
  • (Бросьте меня горевать
  • на этом поле.)
  • Все сгнило на свете,
  • осталась лишь тишина.
  • (Бросьте меня горевать
  • на этом поле.)
  • На черном небе
  • только укусы костров.
  • (Говорю вам: бросьте меня горевать
  • на этом поле.)

\Ay!\

Дрожь

  • Навсегда в моей памяти
  • с отблеском серебра,
  • росой на камне.
  • В ровном поле
  • прозрачное озеро,
  • заглохший родник.

Temblor

Песня луны

  • Луна входит в кузницу в платье,
  • с турнюром из лилий.
  • А мальчик глядит, пораженный.
  • А мальчик застыл, пораженный.
  • И в воздухе потрясенном,
  • манящие, непорочные,
  • луна показала груди,
  • что словно застывшее олово.
  • – Луна, беги прочь поскорее.
  • Не то воротЯтся цыгане,
  • скуют тогда светлые кольца
  • из сердца они твоего.
  • – Нет, мальчик, дай я потанцую.
  • Когда возвратятся цыгане,
  • найдут тебя на наковальне
  • с закрытыми туго глазами.
  • – Луна, скачи прочь поскорее,
  • держу лошадей в поводу.
  • – Нет, мальчик, дай я потанцую.
  • Не мни мне крахмальное платье.
  • Все ближе копыта,
  • что бьют в барабаны равнины.
  • А в кузнице – мальчик,
  • глаза его туго закрыты.
  • Прищурив глаза,
  • задрав вверх гордые головы,
  • из рощи выходят,
  • как бронза и сон, цыгане.
  • Как ухают совы!
  • Как ухают совы на дереве!
  • Взяв мальчика за руку,
  • уводит луна его в небо.
  • А в кузнице плачут цыгане,
  • от горя кричат цыгане.
  • А ветер, как парус, как парус.
  • А ветер, как стража.

Romance de la luna, luna

Всходит луна

  • Когда всходит луна,
  • колокола пропадают
  • и появляются тропки,
  • по ним не пройти.
  • Когда всходит луна,
  • море накрывает землю,
  • и сердце чувствует – оно остров
  • в безбрежности.
  • В полнолуние нельзя
  • есть апельсины,
  • нужно есть зеленые
  • замороженные ягоды.
  • Когда сотней одинаковых лиц
  • всходит луна,
  • всхлипывает в кармане
  • серебряная монета.

La luna asoma

Помяните

  • Когда я умру,
  • похороните меня и гитару
  • в песке.
  • Когда я умру —
  • среди апельсинов
  • и мяты.
  • Когда я умру,
  • похороните меня
  • хоть на флюгере.
  • Когда я умру!

Memento

Деревья

  • Деревья!
  • Вы стрелы,
  • упавшие из лазури?
  • Что за грозные лучники вами стреляли?
  • Может, звезды?
  • Ваша музыка – птичья душа,
  • глаза Бога,
  • идеальная страсть.
  • Деревья!
  • Узнают ли шероховатые корни
  • в земле мое сердце?

Arboles

Арлекин

  • Пунцовая женская грудь солнца,
  • синеватая женская грудь луны.
  • Торс наполовину коралл,
  • наполовину серебро и сумерки.

Arlequin

Одной девушке на ухо

  • Не хотел.
  • Не хотел ничего тебе говорить.
  • Но в глазах у тебя
  • два шальных дерева
  • из золота, ветра и смеха
  • качаются.
  • Не хотел.
  • Не хотел ничего тебе говорить.

Al oido de una muchacha

Август

  • На закате соперники
  • персик и сахар.
  • Солнце внутри вечера,
  • словно косточка в абрикосе.
  • Нетронутый кукурузный початок
  • усмехается желто и твердо.
  • Август.
  • Дети заедают
  • черный хлеб спелой луной.

Agosto

Вечером

  • Не моя ли Лусия
  • стоит босая в ручье?
  • Три необъятных тополя,
  • одна звезда.
  • Прокушенная лягушками
  • тишина —
  • как вуаль
  • на зеленых веснушках.
  • Сухое дерево
  • расцвело в реке.
  • От него разошлись круги.
  • И я зазвенел над твоей водой,
  • смуглянка Гранада.

Tarde

Газелла чудесной любви

  • На известняках злой пустоши
  • стеблем тонким любовь,
  • влажным жасмином.
  • Под зноем злого неба
  • шорохом снега
  • в моей груди.
  • Небо и пустошь
  • сковали руки.
  • Пустошь и небо
  • стегали меня по ранам.

Gacela del amor maravilloso

Газель внезапной любви

  • Никто не знал, что сумрачной магнолией
  • благоухает твой живот.
  • И что любви колибри в зубах ты мучишь,
  • никто не разберет.
  • И табуны персидских каруселей
  • заснули под луною твоего лица.
  • Четыре ночи я ловил арканом твою талию,
  • снегов соперницу.
  • Меж алебастром и жасмином семян поблекших горсти
  • бросал на цветники твой взгляд.
  • В своей груди искал я буквы из слоновой кости,
  • что скажут навсегда,
  • навсегда, навсегда сады моей агонии,
  • сбежавшее твое тело навсегда,
  • и у меня во рту кровь твоих вен.
  • Твой рот не освещает мою смерть.

Gacela del Amor Imprevisto

Газелла страшной откровенности

  • Хочу, чтобы вода не возвращалась в русло,
  • чтоб ветер не вернулся на равнину,
  • и глаз чтоб не было у ночи,
  • и в сердце не осталось золотых цветков,
  • волам досталась бы трава погуще,
  • а дождевые черви умерли в тени.
  • Хочу, чтоб просверкал зубами череп
  • и желтизна разлилась бы на шелке.
  • Я вижу – ужасающая ночь
  • свивается в клубок и бьется с полднем.
  • Меня зелёный яд заката не погубит,
  • ни свод, что рухнул и поранил время.
  • Но не показывай мне чистой наготы своей.
  • Она, как чёрный кактус, что разросся в камыше.
  • Тоскую я под смутными планетами,
  • но не показывай мне крепкой поясницы.

Gacela de la terrible presencia

Вариации

  • Заводь воздуха
  • под веткой эха.
  • Речная заводь
  • под листвою звезд.
  • Заводь твоего рта
  • под зарослями поцелуев.

Variacion

Ода Уолту Уитмену

  • На Ист-Ривер и в Бронксе
  • парни поют, заголив поясницы —
  • у маховика, ремней, масла, молота.
  • Девяносто тысяч шахтеров добывают серебро из породы,
  • дети рисуют ступени лестниц и перспективы.
  • Никто тут не заснет,
  • не захочет стать рекой,
  • не влюбится ни в крупные лепестки,
  • ни в лазурный язык взморья.
  • На Ист-Ривер у Квинсборо
  • парни сражаются с индустрией,
  • евреи продают речному фавну
  • розу обрезания,
  • а небо, подталкивая ветром,
  • гонит за мосты и крыши
  • стада бизонов.
  • И никто не замрет,
  • не захочет стать облаком,
  • не будет искать ни цветок папоротника,
  • ни желтое колесо тамбурина.
  • Когда поднимется луна,
  • колеса блоков завертятся,
  • чтоб опрокинуть небо,
  • кордоном из шипов обнесут память,
  • в гробы уложат всех, кто не работает.
  • Нью-Йорк – болото,
  • Нью-Йорк – стальные тросы и смерть.
  • Что за ангел прячется у тебя за щекой?
  • Чей идеальный голос расскажет об истинах пшеницы?
  • Из чьего страшного сна твои запятнанные анемоны?
  • Ни на миг, о прекрасный старик Уолт Уитмен,
  • не терял я из виду ни твою полную бабочек бороду,
  • ни вытертый луной вельвет твоих плеч,
  • ни ноги, как у девственного Аполлона,
  • столбом пепла поднялся предо мной твой голос,
  • старик, прекрасный, как туман,
  • с пронзенным иголкой удом,
  • ты стонешь, как птица,
  • ты – противник сатира, противник виноградной лозы,
  • поклонник тел под грубой материей.
  • Ни на миг не терял тебя, прекрасный муж,
  • что среди гор угля, среди рекламы
  • и железнодорожных путей
  • мечтал стать рекой, уснуть, как река,
  • вместе с другом, который вложил
  • тебе в грудь крупицу боли
  • из груди непокоренного леопарда.
  • Ни на миг, прирожденный Адам, силач,
  • одиночка посреди океана, старый красавец Уолт Уитмен.
  • Потому что все они, что собирались на террасах баров,
  • скопом выныривали из клоак,
  • содрогались между ног шоферни,
  • вертелись на танцполе абсента,
  • все эти петухи, Уолт Уитмен, говорили о тебе:
  • – Он тоже! Тоже!
  • В твою светозарную непорочную бороду
  • падают блондины с севера и негры песков,
  • толпа вопит и размахивает руками.
  • На котов или змей похожи эти петухи,
  • Уолт Уитмен, в мутных слезах,
  • мясо для кнута, пинка или укуса дрессировщика.
  • – Он тоже! Тоже! – тыкают накрашенными пальцами
  • в берег твоих снов,
  • пока твой друг ест яблоко,
  • слегка отдающее бензином,
  • а солнце поет в пупках у мальчиков,
  • что играют под мостами.
  • Но ты не тянулся к оцарапанным глазам,
  • к мрачным болотам, что затягивают детей,
  • к замороженной слюне,
  • к изгибам, разодранным, как брюхо жабы,
  • ко всему, что разносят
  • петухи в автомобилях и барах,
  • пока луна стегает их на перекрестках ужаса.
  • Ты искал обнаженного, который стал бы рекой,
  • быком и мечтой, что соединит колесо с морской травой,
  • искал прародителя своей агонии, розу своей смерти,
  • и стонал в пламени своего сокровенного экватора.
  • Так и надо – не искать поутру удовольствий
  • в дебрях живой крови.
  • Ведь на небе есть берег, чтоб переждать жизнь,
  • там хватает тел, чтоб не повторять их на рассвете.
  • Агония, агония, сны, бродильный чан и сны.
  • Этот мир, мой друг, агония.
  • Под городскими часами гниют мертвецы,
  • война идет, рыдая, за ней – миллион серых крыс.
  • Богачи дарят любовницам
  • светозарные мимолетные безделушки.
  • Жизнь не благородна, не прекрасна, не свята.
  • Сможет ли человек, если захочет,
  • справиться со своей страстью
  • к коралловым венам и небесной наготе?
  • Завтрашняя любовь будет горной породой и
  • временем, когда ветерок задремлет в ветвях.
  • Поэтому я, старина Уолт Уитмен, и не подымал голоса
  • ни против мальчика, что написал на подушке имя девочки,
  • ни против подростка, что нарядился невестой
  • во мраке платяного шкафа,
  • ни против одиноких игроков в казино,
  • что с брезгливостью лакали воду проституции,
  • ни против мужчин, что бросали непристойные взгляды
  • и любили мужчин, и молчание обожгло им губы.
  • Я против вас, городские петухи,
  • с одутловатыми телами и грязными мыслями,
  • источники нечистот, гарпии,
  • неусыпные враги любви, раздающей короны радости.
  • Всегда против вас, предлагающих мальчикам
  • капли мерзкой смерти, горького яда.
  • Всегда против тех,
  • кто в Северной Америке – феи,
  • в Гаване – птички,
  • в Мехико – тетки,
  • в Кадисе – неженки,
  • в Севилье – фиалки,
  • в Мадриде – попки,
  • в Аликанте – цветочки,
  • в Португалии – аделаидки.
  • Петухи всего мира, губители голубей!
  • Рабы женщин, суки их туалетных комнат,
  • открытые всем ветрам, что несут лихорадку,
  • караулящие на лугах засохшей цикуты.
  • Нет вам пощады! Смерть течет
  • из ваших глаз, покрывая серыми цветами
  • илистый берег.
  • Берегитесь! Нет вам пощады!
  • Пусть праведники и заблудшие,
  • классики, знаменитости и убогие
  • захлопнут перед вами двери вакханалий!
  • О, красавец Уолт Уитмен,
  • спи на берегу Гудзона,
  • раскрыв объятья и наставив бороду на полюс.
  • Снег или мягкая глина,
  • на своем языке зови друзей
  • присмотреть до утра
  • за твоей ланью без тела.
  • Спи, ничего не осталось.
  • Стены танцуют, тревожа прерии.
  • Америка наводнена механизмами и стоном.
  • Пусть свежий ветер самой глубокой ночи
  • выдует цветы и слова из-под арки, где вы уснули!
  • Пусть негритёнок объявит вызолоченным белым —
  • царство колосьев грядет!

Oda a Walt Whitman

Пабло Неруда

(1904–1973)

Вечно

  • К тем, до меня,
  • я не ревную.
  • Приди хоть
  • с мужиком за спиной,
  • хоть с сотней
  • мужиков в прическе,
  • хоть с тысячей,
  • вцепившихся тебе в грудь и ноги,
  • так речка, полная утопленников,
  • сталкивается с морем,
  • с вечной пеной прибоя, штормом.
  • Тащи их всех
  • на место нашей встречи —
  • всегда останемся наедине
  • и вечно будем ты да я
  • на всей земле,
  • чтоб начиналась жизнь.

Siempre

Из английской поэзии

Джон Донн

Уильям Блейк

Роберт Бернс

Вальтер Скотт

Томас Мур

Перси Биши Шелли

Джон Китс

Альфред Теннисон

Льюис Кэрролл

Роберт Льюис Стивенсон

Джозеф Редьярд Киплинг

Ральф Ходжсон

Томас Эрнст Хьюм

Дэвид Герберт Лоуренс

Луис МакНис

Уистан Хью Оден

Дилан Томас

Битлз

Джон Донн

(1572–1631)

На рассвете

  • О, не вставай! Пусть свет
  • твоих очей не погасает, нет!
  • Пускай рассвет не разрывает тучи,
  • ведь сердце разорвется в неминучей
  • разлуке. Погоди! Без твоего участья
  • не выживет грудной младенец счастья.

Daybreak

«Человек – не остров…»

  • Человек – не остров,
  • но каждый, целиком —
  • обломок континента,
  • часть простора.
  • И если море смоет глину,
  • Европа станет меньше,
  • как будто смыло мыс,
  • или усадьбу друга,
  • или твою усадьбу.
  • Любая смерть,
  • ты убавляешь и меня —
  • я сросся с остальными.
  • Не посылай слугу узнать,
  • о ком бьет колокол[4] —
  • он бьет и о тебе.

No Man Is An Island

Уильям Блейк

(1757–1827)

Тигр

  • Грозный тигр, во тьме ночей
  • ярок жар твоих очей.
  • Чьей бессмертною рукой
  • кован гибкий остов твой?
  • В безднах иль среди зарниц
  • жег огонь твоих зениц?
  • Чья бесстрашная ладонь
  • в кузницу внесла огонь?
  • Чье сплетало мастерство
  • жилы сердца твоего?
  • Кто, отбросив молоток,
  • твой наладил кровоток?
  • Кто, зажав тебе клещами
  • лапы с острыми когтями,
  • раздувая горна пыл,
  • внутрь сознание вложил?
  • Кто, звезд копья отведя,
  • в чащу выпустил тебя?
  • Улыбнулся ли вдогон?
  • Агнца тоже сделал он?
  • Грозный тигр, во тьме ночей
  • ярок жар твоих очей.
  • Чьей бессмертною рукой
  • кован гибкий остов твой?

The Tyger

Подсолнух

  • Подсолнух, как устала голова твоя
  • отслеживать шаги светила,
  • чтоб отыскать те сладкие края,
  • где странники скитанья завершили.
  • Здесь юноша зачахнет от желаний,
  • и дева бледная повита в саван снега,
  • но ты из их могил восстань и —
  • куда подсолнух хочет, в золотую негу!

Ah! Sun-flower

Мошка

  • На солнце мошка пляшет,
  • но прервет
  • моя бездумная рука
  • ее полет.
  • А разве я —
  • не мошка тоже,
  • и разве ты
  • на человека не похожа?
  • Я тоже пью,
  • пою, порхаю,
  • и крылья оборвет и мне
  • рука слепая.
  • Но если в мысли —
  • жизнь, и дух, и сила,
  • а смерть лишь там,
  • где мысли не хватило —
  • тогда я мошка,
  • радостно жужжащая мотив,
  • неважно
  • умер я иль жив.

The Fly

Роберт Бернс

(1759–1796)

«Когда б застал буран тебя…»

  • Когда б застал буран тебя
  • среди лугов, среди лугов,
  • тебя укрыл бы пледом я
  • от злых ветров, от злых ветров.
  • А коль беда заступит путь,
  • как бури стон, как бури стон,
  • беду моя разделит грудь
  • и даст заслон, и даст заслон.
  • И если б жил в пустыне я,
  • где лед иль зной, где лед иль зной,
  • была бы раем жизнь моя
  • с одной тобой, с одной тобой.
  • Глядел бы, правя всей землей,
  • в твои черты, в твои черты.
  • Мне драгоценностью одной
  • была бы ты, была бы ты.

O wert thou in the cauld blast

Девушке в церкви

  • Святоша, требник теребя,
  • пусть грешников стращает рой —
  • угрозы те не про тебя,
  • о светлый Ангел мой.

Epigram To Miss Ainslie In Church

Who was looking up the text during sermon

Молитва перед едой

  • Проголодались мы, бедняжки.
  • Господь, как было б здорово —
  • послал бы каждому барашка!
  • Ну хоть баранью голову!

Grace before Meat

Вальтер Скотт

(1771–1832)

Даме

  • вместе с пурпурными цветами с римского вала
  • Я сорвал тебе цветы вот эти,
  • где ветшают старые валы.
  • В древности, свободы бравой дети,
  • там стояли римские орлы.
  • Но теперь опасные прорывы
  • лавров не приносят на венок.
  • Странник для тебя неторопливо
  • обрывает за цветком цветок.

To a Lady

with flowers from a roman wall

Томас Мур

(1779–1852)

«И снова день над морем догорает…»

  • И снова день над морем догорает,
  • и память тебя видит все ясней,
  • хоть тонет солнце, на воду бросая
  • дорожку золотящихся лучей.
  • Когда-нибудь, по ней легко шагая,
  • к далеким островам я отдохнуть пойду.
  • К тебе летит мой вздох, моя родная,
  • колебля в небесах вечернюю звезду.

How dear to me the hour when daylight dies

Перси Биши Шелли

(1792–1822)

Доброй ночи

  • Что? Доброй ночи? Зол тот час,
  • что от тебя уводит прочь.
  • Вот если б вместе свел он нас,
  • тогда бы доброй стала ночь.
  • Ведь если двое влюблены
  • и разлучиться им невмочь,
  • тут пожеланья не нужны,
  • но доброй делается ночь.
  • И от заката до утра
  • стучат сердца, не гаснут очи.
  • Тогда лишь станет ночь добра,
  • когда не скажешь «доброй ночи».

Good-Night

Рамзес

  • Мне путешественник, прошедший смело
  • сквозь древнюю страну, сказал накоротке:
  • две каменных ноги огромные без тела
  • стоят в пустыне. Полускрытая в песке,
  • отдельно голова лежит, властительные губы
  • кривя презрительно в насмешливой тоске.
  • Оттиснуть скульптору на камне было любо
  • страсть уцелевшую, что в сердце у царя жила.
  • – Я вождь вождей – Рамзес! – написано на пьедестале.
  • – Цари, отчайтесь, глядя на мои великие дела!
  • Но и следы его побед пропали.
  • До горизонта голые безлюдные владенья.
  • Вокруг обломков колоссального крушенья
  • лишь одинокая пустыня пролегла.

Ozymandias

Джон Китс

(1795–1821)

У моря

  • Звучит упорно древний ропот моря
  • у берегов пустынных – снова воды
  • затопят тысячу пещер до свода,
  • заклятиям Гекаты темной вторя.
  • А ракушки на дне, не зная горя,
  • лежат недвижно в ясную погоду —
  • пока ветра не вышли на свободу,
  • не начали буянить на просторе.
  • Уставшие от суеты угрюмой
  • глаза ты этой ширью приласкал.
  • От приторных мелодий и от шума
  • очисти уши – погруженный в думу,
  • сядь, жди – и вздрогни у пещер и скал,
  • как будто хор наяд вновь зазвучал!

On the Sea

Кузнечик и сверчок

  • Поэзия земли всегда жива.
  • Пусть стихли от жары тяжелой птицы,
  • но голосок сквозь всех оград границы
  • дойдет с лугов, где скошена трава.
  • Кузнечик это! У него права
  • на роскошь лета. Нет, ни на крупицу
  • его восторг чудной не сократится —
  • сорняк приют даст, загрусти едва.
  • Поэзия земли останется всегда.
  • В молчании мороза, ближе к ночи,
  • сверчок за печкой остро застрекочет,
  • сквозь дрему ты почувствуешь тогда:
  • зеленым стал наряд холмов —
  • кузнечик вновь поет среди лугов.

On the Grasshopper and Cricket

«День кончился, ушла пора услад…»

  • День кончился, ушла пора услад.
  • О, где вы, руки нежные и грудь,
  • и губы сладкие, и взгляд?
  • О талии томительной забудь!
1 Луиза де Ля Вальер – хромая любовница Людовика XIV.
2 Rimbe – так обращался к Артюру Рембо (Rimbaud) Верлен в своих письмах.
3 Этернит – род шифера. Название от eternite – вечность.
4 английский колокол ни о ком не сожалеет, а системой ударов передает информацию, кто именно умер: мужчина, женщина, девушка, каков возраст покойного.
Продолжить чтение