Уезд бездомных демонов

Глава первая: Память.

«Воспоминание» – слово со вполне простым и понятным всем и каждому смыслом, даже в какой-то степени абсолютно незатейливое и неприглядное, да и сам термин не страдает хотя бы некой изящностью. Однако для многих это главное слово в жизни: почти всё, что мы делаем за период своего существования, мы совершаем только ради воспоминаний. Мы готовы рискуя жизнью подниматься на самые высокие горы, опускаться на дно самых глубоких морей, тратить то, что скапливали годами на одно единственное путешествие – и всё только ради одних воспоминаний. Ибо нам кажется, что перед смертью мы будем испытывать не ужас и боль перед неотвратимостью происходящего – нам кажется, что воспоминания ярчайших периодов жизни, извлечённые из каких-то неведомых закоулков умирающего разума, заполонят собой все наши мысли в тот трагичный миг.

И когда умирает кто-то из старых друзей, нам непременно становиться грустно, даже если мы не видели его десятилетиями, поскольку нам кажется, что с его смертью навсегда уходит и часть наших ценнейших воспоминаний о нём, поэтому мы готовы преодолеть огромные расстояния, чтобы почтить память об усопшем – а вернее свою память о нём.

Такой же жертвой самообмана стал и Николай Кирсаров, который, узнав о гибели товарища по юношескому разгильдяйству, немедленно выдвинулся из столицы в село Ташин, Ташинского уезда, забрав с собой и всю свою чету. Больше всего сим фактом был недоволен единственный ребёнок его семейства – Арсений, недавно закончивший первый курс императорской военно-магической академии и собиравшийся, как следует отдохнуть на летних каникулах в столице; теперь был вынужден тащиться в какое-то захолустье, где ему предстояло провести ближайшие два месяца жизни до самой осени.

– Вот, сын, здесь я родился и рос! Если башня моего учителя ещё цела, то я смогу показать тебе ещё и где меня обучали алхимии. – Дав извозчику девяносто пять копеек за пятидневную поездку на дилижансе, глава семейства поднял тяжёлые чемоданы и направился в здание почтовой администрации стоящей напротив них.

– Жду не дождусь. – Угрюмо глядя на уезжающий транспорт, Арсений боролся с желанием запрыгнуть в него, стремясь немедленно отправиться обратно.

Мать приободряюще обняла уже вымахавшего до ста восьмидесяти пяти сантиметров сына и подняла косёмки с одеждой. Смирившись со своей участью, и недавний первокурсник подобрал оставшиеся пожитки, вяло поплётшись в конце их импровизированного строя.

Николай отворил дверь покосившегося деревянного дома почты аккуратным ударом чемодана. Та с мерзким скрипом отворилась, задев висящие над ней колокольчики.

– Места для проживания не сдаём! – За длинной высокой трибуной сидела худощавая женщина, покрытая веснушками, несмотря на белый цвет волос; её круглые очки едва держались на кончике острого тонкого носа. Едва завидев чемодан, не отвлекаясь от документов, она одарила входящих писклявым голосом. – Сами видите, в каком плачевном состоянии наша администрация, не хватало только, чтобы вам на голову штукатурка с потолка упала, а мне бы пришлось, потом, заполнять кучу бумаг описывая, как такая несуразица с новоприставившимися случилась. У нас надзор строгий: как кто помрёт, так обязательно большую стопку макулатуры принесут на заполнение. Прокофья Андреевна сдаёт комнаты прибывшим, ступайте к ней. У неё такой трёх этажный продолговатый дом, не пропустите, он у нас в селе такой один.

Коротко кивнув, глава семьи развернулся обратно в сторону улицы не успев переступить порог. Дверь, опять позвенев колокольчиками, громко хлопнула за его спиной.

По иссохшей пыльной песчаной колее, которую здесь именовали дорогой, шёл, коротко стриженный худой (можно было даже сказать измождённый) уже на две трети седой мужчина, с сухим и сильно загорелым лицом.

Увидев их, мужик сначала замялся, пристально вглядываясь в лица приезжих, а потом расплылся в радостной несколько простодушной улыбке.

– Колька, сколько лет, сколько зим! – Мужчина засмеялся и развёл широко руки, словно намеревался обнять Николая, однако этого не случилось: он просто подошёл и излишне крепко пожал ему руку.

– Семён! Ну, ты и изменился, конечно. Смотрю, совсем себя не бережёшь? – Николай Кирсаров тоже был чрезмерно рад встречи со старым знакомым.

– Да где уж там, с такой-то сволочной жизнью. Не в гробу лежим и на том спасибо. Чай оно, в нынешние времена, не у одних нас такая жизнь-то. А о тебе наслышан, да. Многое про тебя говорят. Большим человеком, говорят, стал в столице-то! Чай, и сам император к тебе в гости хаживал! – Семён говорил очень громко, от его голоса уже начинало звенеть в ушах, как от церковного колокола.

– Императоры в гости не хотят, они к себе зовут. А если они даже и к тебе в дом вошли, то они всё равно у себя, ибо вся страна их вотчина, собственность и имущество. Коли уж на то пошло.

– И то верно. – Семён почесал трясущимися руками облупленный нос, раздумывая, стоит ли задавать следующий вопрос или нет. – Пришёл Артёмку в последний путь проводить? Право слово, друзья вы с ним в детстве были, не разлей вода. Чего только не чудили, пока у старика алхимии учились. Но вишь оно как бывает: сегодня ты щи хлебаешь, а завтра морг заполняешь. Да убережёт богиня его душу, своим благословенным ликом.

– Да хранит земля надёжно его тело, своим святым теплом. – На этих словах все четверо прислонили ко лбу (ровно между бровей) скрещённые указательный и средний пальцы и прикрыли глаза, делая вид что молятся. Это продлилось всего мгновение, после чего мужики снова были готовы продолжить диалог. Видя, что старый знакомый готов к длинной беседе, Николай не стал утомлять скучной болтовнёй домочадцев. – Ступайте заселяться, я позже приду.

Приняв у отца чемоданы, Арсений свернул влево от почты (в ту сторону, откуда пришёл это седой мужчина) и поволочился по кривой и ухабистой дороге.

– Сына, давай помогу, тяжело же. – Мария Кирсарова попыталась выхватить часть поклажи из рук сына.

– Не надо. Нормально всё. – Это было не пустое бахвальство, юноша был не только высок, но ещё и крепко сложен. Не зная рода его деятельности, можно было принять его за кузнеца, шахтёра или ещё какого работника тяжёлого физического труда день ото дня испытывающего свои мышцы на прочность.

Раздосадовано и даже немного осуждающе цокнув, Мария смирилась, что её чаду больше не нужна помощь: он уже давно в состоянии позаботится сам не только о себе, но и о ней если придётся.

Путь до села занял у них минут пятнадцать, может двадцать – не больше. Дом Прокофьи Андреевны точно нельзя было пропустить, он действительно сильно выделялся на фоне прочих зданий в деревне: голубые гладкие стены, белоснежное обрамление окон, такие же белые четыре колонны (две на крыльце, две перед крыльцом) и крыша, отдающая золочёным цветом.

Такие дома в столице (да и во многих других передовых городах империи) уже было не модно строить. Нельзя было однозначно назвать дом устаревшим, но зодческий классицизм уже потихоньку начал уходить в прошлое со своей лаконичностью и строгостью линий и форм. На смену приходили сооружения более модерновые способные удивить пышностью излишеств фасадов и необычностью композиции как внутри, так и снаружи.

У входа в постоялый дом их никто не встретил, поэтому Арсению с матерью пришлось поочерёдно стучать в каждую дверь на их пути, которые отвечали лишь смиренным молчанием. Покуда одну из них не отварила тучная низкорослая женщина в голубом халате и истёртых коричневых тапочках.

– Прокофья Андреевна? – Мария, как и всегда при разговорах с незнакомцами, придала голосу скромный и даже слегка робкий тон.

– Она самая! – Женщина крепче сжала газетку в правой руке. – А вы, стало быть, заселяться приехали.

– Именно так, на почте нас сразу к вам отправили. – Она вышла из-за спины сына и подошла ближе к двери, решив взять на себя беседу с хозяйкой дома.

– Почта уже как года четыре всех ко мне отправляет. Деньги им на ремонт всё выделяют, да выделяют. Да только их хибара всё сильнее коситься с годами, то ли денег не достаточно выделяют, то ли они все не в тот карман идут. – Запахнув халат посильнее, жёлтые узоры которого уже изрядно истирались, а нити бахромой обшивки поистёрлись, она посмотрела куда-то в бок, за дверь: тщательно что-то там выискивая.

– Ой, не поверите в столице у нас такие же беды: денег у людей много, толку с этого мало. Живём всё равно, что маемся. – Мария удручённо махнула рукой.

– У меня только одна свободная комната осталась, лето, сами понимаете, все из города поближе к природе хотят перебраться. А у нас тут хорошо: воздух свежий, озёр вокруг много и вода в них такая тёплая хоть борщ в ней вари. Я бы её с радостью вам задал бы, вот только там окна нет. Шпана местная, паразиты, с камушками решили поиграть, кидались в гусей да промахнулись разок, оно мне в окно-то и влетело, теперь туда ветер такой задувает, что шторы, словно парус развиваются. – Прокофья цокнула языком и хлопнула по бедру газеткой не в силах скрыть собственное недовольство нынешней молодёжью.

– Мы любому дому будем рады. Всё лучше, чем под открытым небом жить. – Мария положила руку на грудь, выказывая благодарность и такому поступку домовладелицы.

– Ну что ж, воля ваша. – Она взяла ключ и бочком стала протискиваться в дверь, поскольку ширина тела не позволяла ей пройти лицом вперёд. Однако даже так ей с трудом удалось выбраться из комнаты: её живот упёрся в дверной косяк и, Прокофье пришлось напрячься, дабы оказаться в коридоре. – А чего ж вы такие красивые вдвоём-та к нам в уезд прибыли? Где ваш папка-то? Война забрала али от чахотки слёг?

– Да нет, ну что вы. Хвала богине, он жив, здоров. Просто разговаривает со старым другом, а нас двоих отправил заселяться.

– Ох уж эти мужчины, милая, никакой надежды на них нет. Только ребёнка заделать, да полку прибить вот и весь толк от них. Ах, ты ж паразит! – Прокофья увидела таракана на подоконнике коридорного окна и прихлопнула того газетой. – Ты погляди, какие ироды, давишь их, давишь, а они всё новые плодятся, да причём, всё больше и больше.

– Я могу приготовить эликсир, который за неделю их всех вам изведёт. – Арсений, бывший всё это время в состоянии лёгкого раздражения от женских разговоров, тут вдруг оживился и даже оторвал глаза от пола.

– А ты можешь такое сделать?! – Женщина поправила рыжие короткие кудри.

– Да, он у нас отличный алхимик. – Мать погладила его по макушке, юноша нервно одёрнул голову.

– Знаешь, что я тебе скажу, если ты сможешь вывести всех тараканов так, чтобы постояльцы не разбежались, то до конца лета можете жить тут бесплатно.

– Будет сделано.

– Будет сделано. Вы поглядите, какой серьёзный юноша. – Прокофья дружелюбно улыбнулась, поглядывая на Арсения.

– Он готовится стать офицером. – Мария всё не оставляла упрямых попыток прикоснуться к сыну, словно не замечая что он уже не ребёнок.

– А-а, ну тогда, извините, ваше благородие, не признали сразу.

Юноша тихонько хмыкнул: домовладелица всё же смогла разбить его напускную серьёзность и поддельную суровость, которые он всегда на себя напускал, чтобы казаться взрослым.

– Ну что ж, а вот и ваша дверь. – Перестав шаркать тапочками, Прокофья передала ключ Марии, встав напротив двери.

Белая краска на дереве уже потрескалась и даже местами облупилась, показав синий окрас предыдущего слоя, нанесённого возможно ещё до рождения Арсения.

Немного суетливо (как часто с ней бывает) мать вставила ключ в замочную скважину, попав в неё только со второго раза. Повернуть затвор ей тоже удалось не сразу: поначалу казалось, будто замок и вовсе заклинило, но надавив посильнее, она смогла подчинить механизм, и дверь со стоном отварилась, открыв путь новым временным хозяевам. В лицо сразу же полетели потоки воздуха: разбитое окно было ровно напротив двери.

Постояльцы вошли медленно и осторожно. Аккуратно протиснув чемоданы и косёмки, они, стоя в центре зала, принялись осматривать центральную комнату, являющуюся и кухней и гостиной одновременно. С фиолетовой краской на стенах здесь всё было ещё хуже, чем на двери: трещины расползлись по ней паутинкой от одного угла до другого, где-то отвалились целые куски эмали, образуя затейливую мозаику, словно так и было задумано строителями.

Мебель же была качественной выполненной из прочного дерева, выдержанная в одном стиле с дверью: белый пигмент занимал большую часть поверхности, но во многих местах было видно и прошлую синюю краску и даже позапрошлую красную.

– Для вас, столичных жителей такое, поди, неприемлемо, но мы здесь, в глубинке рады тому, что есть. – Прокофья стояла у них за спиной и тоже оглядывала комнату будто и сама тут впервые.

– Ну что вы. Бросьте. Наша семья не всегда была богатой. Бывали времена, когда мы жили в таких местах, что их и халупами-то назвать было нельзя, иначе сильно польстишь тем, кто их построил. Сенечка, правда, тогда был ещё совсем маленьким мало что помнит. Он-то у нас житель столичный. – Мать захихикала, хлопнув сынулю по попке.

– Не называй меня Сеней. – Он осматривал потолок, прикидывая, а не придётся ли ему просыпаться каждое утро в кусках тридцатилетней краски, но кажется, всё, что находилось на потолке, выполнено на совесть и боятся нечего.

– Я могу дать вам старых газет, дабы заклеить ими окно, а то простудите спину во время готовки или простынете вовремя ужина. – Прокофья указала на развивающиеся шторы.

– Ничего, я его починю. – Арсений вытянул руку вперёд, выставил параллельно окну ладонь с широко расставленными пальцами и повернул кисть по часовой стрелке.

Под окном поднялась пыль, ветер будто подул в обратную сторону, шторы застыли в неестественном положении, словно увязли во времени. Немного стало серым пространство в комнате, слегка угас свет, пол прогибался и трещал под тяжестью магии, но не сломался – всё, несмотря на старость, устояло перед чарами. И стекло без преград вырастало в деревянной раме, вздымаясь снизу вверх как скорорастущие лианы. Мгновение, всего мгновение спустя окно было вновь застеклено.

– Вот так вот быстро восстановить такой сложный материал как стекло и даже не вспотеть!!! А ваш мальчик очень могущественный чародей. – Удивлённая домовладелица едва не выронила газеты из рук.

– Так и есть, он у нас вообще очень талантливый ребёнок, преподаватели во многих аспектах пророчат ему великое будущее, а он стремиться отправиться на войну. Всё приключений ему мало. – Она грустно вздохнула глядя на своё упрямое чадо, решившее бескомпромиссно рисковать собой.

– Мальчишки, что уж с них возьмёшь. Что ж, располагайтесь, раз вас всё устраивает. Предоплату с вас пока брать не буду, а если вам действительно удастся вывести всех тараканов в доме, то не возьму до самого конца лета. Приятного вам пребывания. – Снова пропихиваясь бочком в дверь, Прокофья удалилась в собственные покои.

– Ну что скажешь, сына? Не хоромы, но жить-то можно? – Мария приобняла его за плечи.

– Да всё замечательно, облезшую краску восстановить ещё проще, чем стекло. Давай, я прямо сейчас этим и займусь. Не понимаю, почему хозяйка сама до сих пор не использовала это заклинание. – По-прежнему угрюмый Арсений выпутался из материнских объятий.

– Эх, Арсений, пусть благодаря жертве нашей богини все люди теперь с самого рождения могут колдовать, но всё же далеко не всем им магия даётся так же легко как тебе. Но все равно, не нужно тебе сейчас заниматься краской. Разбросай чемоданы по комнатам и иди, прогуляйся, может, познакомишься с кем-нибудь. Я там видела недалеко несколько твоих сверстников, среди них было даже несколько милых девушек. – Мария подмигнула ему.

– Мам, ну ты же знаешь, общение с людьми меня не сильно привлекает, мне в окружении книг куда комфортнее. – Он сильно нахмурился.

– А вот и зря, в жизни нудно уметь заводить знакомства, это самый важный навык для человека, особенно живущего в обществе. Так что ступай на улицу, а я сама наведу тут порядок, чай тоже в магии не простофиля. – Резким движением руки она развернула сына, держа его за плечо, в сторону двери и аккуратными шлепками по заднице вытолкала его из квартиры.

Погода на улице за это время успела стать жарче, но вместе с тем приятнее, благодаря прохладному ветерку. Портили идиллию только громкие крики играющих детей больно режущих уши своими звонкими писклявыми голосками. На противоположной стороне улицы, в парке, он увидел отца сидящего за столом с какими-то мужиками. На столе было несколько бутылок водки тарелка со свежими огурцами и банка с маринованными помидорами, а также не успевающие пустовать стаканы.

– Так значит, ты женился, Николай. Ну, так, и как оно, в браке-то? – Разливал спиртное по стаканам уже почти лысый мужчина с редкими зубами.

– Ну, ты ж знаешь, как оно женщинами-то. И жить с ними не возможно и пристрелить их жалко. – Громогласный хохот пьяного отребья разнёсся по всему парку, перепугав всех сидевших на ветках птиц.

Не желая выслушивать пьяные бредни мужланов и безумный детский вой, ибо, в представлении Арсения, это всё уж сильно походило на ад; он направился в сторону леса – надеясь там найти уединение и успокоение, а то его хладнокровие стало сдавать от творящегося вокруг громогласного ужаса.

Прикрыв глаза и делая глубокие вдохи, для сохранения внутреннего равновесия, юноша быстро шагал, не обращая внимания на окружающих. Однако местные жители искоса поглядывали на него. Стоящая поодаль от группы молодых людей, с которой они явно не выказывали особого желания разговаривать, блондинка, ста семидесяти восьми сантиметров роста, заинтересовалась приезжим сильнее прочих, поспешив пойти в его направлении.

– Привет. Ты только что прибыл, верно? – Её карие глаза внимательно осматривали его лицо.

Арсений даже не заметил, как она поравнялась с ним, а потому чуть не вздрогнул, когда девушка с ним заговорила.

– Да, буквально, час назад. Даже вещи ещё не распаковал. – Он лишь мельком бросил взгляд в её сторону: девушка была худа, мила и одета в лёгкое полупрозрачное коричневое платьице с узором в белый мелкий горох, рассыпанный по всему наряду.

– Летом приезжие в наших местах не редкость, но вот приезжают каждый год одни и те же люди, так что новички тут редкость. Что же завело тебя в наши края? – И без того короткую юбку платья нещадно развивало на сильном ветру открывая едва ли не полный обзор на тощие но изысканные стройные ножки сотканные исключительно из гладких изящных линий.

– Мой отец родом отсюда, у него здесь недавно скончался старый друг, вот мы и прибыли в ваш уезд. – Он безразлично пожал плечами, так до конца и, не понимая, для чего нужно было тащить сюда ещё и его.

– А кто твой отец? – Золотистые волосы, едва достающие до её плеч, задуло ветром ей на лицо. Она не сразу смогла с ними справиться, те упорно не хотели смирно лежать за ухом.

– Мой отец Николай Кирсаров, мы всей семьёй прибыли из столицы. – Предугадывая её следующий вопрос, Арсений ответил заодно и на него.

– Из столицы…хм.… Неужто, твой отец тот самый известный на всю империю алхимик? Величайший в стране и один из лучших в мире. – Она закружилась и подпрыгнула, проводя рукой вокруг, словно обводила весь мир.

– Да, водится за ним такая репутация. – Он угрюмо хмыкнул, вспоминая все выходки отца.

– Ой, я такая не вежливая, прости. Засыпала тебя вопросами, а сама даже не представилась. – Девушка коснулась кончиками пальцев своей груди, чуть пониже шеи. – Я Елизавета Штарина, но ты можешь звать меня просто Лизой.

– Ну, мою фамилию ты знаешь, а зовут меня Арсением, но даже не думай называть меня Сеней. – Он давно уже ждал шанса представиться новой знакомой, но по правилам этикета общения мужчина не мог называть своё имя раньше, чем дама назовёт своё.

– И куда же ты идёшь, Арсений? – Она слегка наклонилась, заглядывая в его зелёные глаза.

– Туда где можно побыть в тишине. – Он смущённо отвернулся.

– Ну, тут в лесу есть небольшая опушка, там уютно, прохладно и мило. Тебя туда провести? – Лиза кокетливо покачалась стоя на месте.

– Будь так любезна, покажи мне сие чудесное место. – Он указал рукой в лес, пропуская её вперёд.

– Так, а ты тоже алхимик? – Лиза повернулась к нему, идя спиной вперёд. Арсений испугался, что она может споткнуться и упасть, но, похоже, она хорошо знала дорогу.

– Ну, отец с самого детства учил меня приготовлению эликсиров, и я достиг в этом деле больших высот. Мне говорят, что я мог бы с ним сравниться в будущем, а возможно даже и превзойти его. Однако учусь я в императорском военно-магическом училище. – Гуща деревьев сменила собой сельский антураж, и Арсений внимательно смотрел под ноги, опасаясь споткнуться.

– Интересное решение. Ты выбрал карьеру военного мага, которым платят очень мало, да и живут они не долго, в то время как профессия алхимика сделала бы тебя богатым и жизнью рисковать бы не приходилось. – Тут уже и она стала внимательно осматривать путь.

– Здесь нет никакой загадки. Да, успехи в алхимии сделали бы меня богатым, но успехи в магии сделают меня великим. Особенно если я отличусь на поле боя. – Арсению с его ростом и широтой плеч, приходилось пригибаться и отодвигать ветви, продираясь вглубь леса, в то время как Лиза изящно скользила между кустами и деревьями.

– Гляжу, губа у тебя не дура. Ни много не мало, хочешь стать великим, во что бы то ни стало. – Она, наконец-то вывела его на полянку, где в центре одиноко росло столетнее дерево, а вокруг грелись на солнце различные группки цветов, походя на разноцветные облака, кружащиеся вокруг гиганта.

– Ну, так, а чего мелочиться. – Отшутился он. – А ты сама-то, чем занимаешься? На кого учишься?

– Пока не на кого, я только-только закончила двенадцатый класс. Получила золотую медаль, но всё ещё не решила в какую гимназию отправиться. Да и оправляться ли вообще. – Лиза оперлась на дерево в центре опушки.

– А что так? Мне казалось, что для девятнадцати летнего человека нет ничего важнее образования. – Заметив несколько целебных трав недавний первокурсник, начал их осматривать, подумывая прийти сюда завтра с наплечной сумкой. Тут растёт достаточно ингредиентов, чтобы пополнить запас целебных зелий.

– Не подумай, будто я не желаю учиться. Просто моя мать очень больна, а отца у меня нет; я не могу оставить её одну, это было бы очень эгоистично. А поблизости кроме школ ничего нет. Вот я и мучаюсь сомнениями, стоит ли пойти учиться или всё-таки остаться здесь. – Глубокий вздох выдал, что эта тема непреклонно мучила её последние несколько месяцев уж точно.

– Чем же ты планируешь зарабатывать, если останешься тут? – Арсений больше не стеснялся смотреть на неё, наоборот, он внимательно разглядывал собеседницу.

– Шитьём, я очень хорошо шью. Я уже сейчас этим зарабатываю, мать-то не в состоянии работать, она даже с кровати почти не встаёт. Денег, конечно, не много, но жить можно. – Она подошла поближе, пытаясь понять, что же он там такое рассматривает в цветах.

– Что ж…, это… похвально. Я тоже учусь и работаю одновременно. – Он сидел возле белого плато ромашек. – Подменяю отца, когда то слишком пьян, а пьян он постоянно. Большинство эликсиров, которые ему заказывают, готовлю я. Он берётся только за очень сложные заказы, ибо даже пьяный он всё равно превосходный алхимик, куда лучше меня.

– Ты затем рассматриваешь эти ромашки, я слышала, у них есть целебные свойства. Собираешься приготовить из них отвар? – Она встала на колени рядом с ним.

– Да, но их целебные свойства переоценивают. Лучшее что можно сделать с ромашкой, это…. – Он сорвал цветок и вплёл его Лизе в волосы за правым ухом.

– Спасибо. – Она смущённо улыбнулась, поправляя волосы.

***

Мирная водная гладь без особого стремления к точности, не стесняясь, отражала окружение озера: тихо раскачивающиеся кроны деревьев; заросли камыша и рогоза обводящие водоём в нескольких места импровизированным зелёным забором; ещё слегка заспанное лицо юноши и ярко-красный поплавок, медленно раскачивающийся, словно отмерявший мелодичный такт.

В лесу, где-то поодаль, аккуратно начинали запевать птицы, приветствуя выходящие из-за горизонта лучики ещё не появившегося солнца. Косяки мелких рыбёшек, спокойно проглядывавшиеся через чистейшую воду, суматошно бились возле берегов: то ли выискивая червяков, то ли вылавливая комаров, больше предпочитавших садится на укутанного в плащ человека, чем на озеро.

Арсений самонадеянно предполагал, что химическая пропитка его плаща всё ещё работает, но факты наглядно демонстрировали обратное – нужно будет снова готовить эликсир от комаров и по новой пропитывать им накидку.

Можно было бы конечно отгонять кровососов магией, но это бы распугало всю рыбу, которая, судя по сему, тоже пока ещё не совсем проснулась: в наполненном на половину водой ведре плескалось лишь пару карасей немногим больше его ладони.

На тропинке, по которой суда добрался и он, появилась человеческая фигура, медленно приближавшаяся к озеру.

Арсений, стараясь не сводить взор с поплавка, посматривал на приближающегося периферийным зрением: к водоёму элегантно вышагивала девушка ста восьмидесяти одного сантиметра ростом, стройная, пышногрудая брюнетка с длинными (достающими почти до пояса) волосами.

– Как улов, рыбачёк? – Она встала слева от него, уперев в бока руки. Одета девушка была в длинные коричневые сапоги, закрывающие ноги до колен и чёрные штаны для верховой езды, причём мужские: женщины подобное не носили, ибо те сильно обтягивали бёдра и попу, придавая даме соблазнительный, а оттого и вульгарный вид. Торс же облегала белая атласная блузка, слегка поблёскивающая на свету, будто укрытая снегом.

– Пока не очень. – Он скользнул взглядом с её лица чуть пониже, туда, где были расстёгнуты пуговицы блузки, коих было расстёгнуто немало; освободи девушка хотя бы ещё одну пуговицу и ткань бы открыла вид на её соски.

– Давно к нам приехал? – Путница поправила ухоженные волосы, в которых оказалось несколько листьев.

– Вчера, прибыл вместе с родителями. Мой отец родом из здешних мест. Решил почтить память почившего друга детства. – Арсений только сейчас заметил, что у девушки были голубые глаза и алые губы, не покрытые никакой косметикой.

– Меня зовут Екатерина Белова, мой отец граф Михаил Белов, глава дворянского земского совета. Так что, все, что ты видишь в этой деревне и окрестностях, принадлежит ему и, стало быть, мне. – Она подошла к ведру и с любопытством заглянула туда.

– Хочешь, чтобы я вернул рыбу? – Он поднял ведро правой рукой, левой же по-прежнему держал удочку.

– Расслабься ты, у отца есть специальное озеро, где ловит только он, до остальных водоёмов ему дела нет. Лови, сколько хочешь, но только на удочку, никакой магии. – Тон у неё был суровым, а вот лицо исказилось в дурашливой улыбке.

– Ну, раз, Ваше Сиятельство разрешает; я, пожалуй, половлю ещё немного. Меня, кстати, зовут Арсений Кирсаров, сын Николая Кирсарова. Прибыли из столицы. – Поплавок резко задёргался и Арсений начал тянуть удочку на себя.

– Николай Кирсаров?! Как же, наслышаны о таком. Думаю, отец будет очень рад узнать, что величайший алхимик страны почтил визитом наши владения. – Катя свела брови, в раздумьях поглаживая подбородок.

– Мы все будем несказанно рады такой редкой чести, как познакомиться с его сиятельством. – Рыба упорствовала, не желая покидать свою вотчину упрямо стремясь ко дну; Арсений не хотел её отпускать, изматывая рыбу ловкими потягиваниями; от напряжения его голос звучал натужно и немного сипло.

– А ты, с какой целью рыбу ловишь Се…

– Не зови меня Сеней! – Он резко перевёл взгляд на неё, в его глазах угрожающе промелькнули искорки ярости и злобы.

– Ладно-ладно, не кипятись. – Она выставила согнутые руки перед собой, демонстрируя ему открытые ладони. – Арсений, так Арсений. Рыбу-то для чего ловишь?

– Захотелось поесть чего-нибудь особенного: рыба, приготовленная на камнях с ароматным шалфеем и шафраном внутри, это нечто восхитительное! Хотя, наверное, для такой благородной особы вроде тебя, подобное блюдо чересчур банально. – Он вытащил рыбу на берег, поднял её за леску, демонстрируя улов.

На этот раз окунь был приличных размеров: такого было не стыдно и зажарить, а главное в нём было что-то помимо костей – рыбина не умещалась и в двух его ладонях. Она трепыхалась, тщетно пытаясь вырваться; Арсений, вытащив из её пасти крючок, бросил поимку в ведро, которое тут же затряслось, но даже после серьёзных раскачиваний оно всё-таки устояло.

– Ну почему же, я бы с удовольствием попробовала твою рыбу! – Катерина не стала выказывать обиду, вызванную его словами, тем более что он явно не хотел её обидеть: парень просто не удачно высказался. Но возможно позже, она ему ещё это припомнит, может быть даже и не раз.

– Хорошо. – Арсений начал сматывать удочку. – Сейчас наберу хвороста и зажарю свой улов. Надеюсь, тебе понравиться.

– Сиди и рыбачь. – Продемонстрировала она свою резкость. – Я, чай, не кисейная барышня, могу и сама дров набрать. Давай, к моему возвращению, чтобы ещё одну такую поймал.

Катя, пригибаясь под ветками деревьев, скрылась в лесной роще, Арсений же, проводив графиню взглядом, принялся насаживать очередного червя на крючок. Озёрная жизнь за это время видимо успела пробудиться, ибо следующую рыбу он выловил довольно быстро: госпожа Белова едва успела набрать сухих веток за это время. Улов был вновь удачным – как ему и велели, карась оказался не меньше предыдущей добычи.

– А улов-то прямо косяком пошёл, даже жаль как-то заканчивать. – Рыбак радостно и с гордостью осматривал содержимое своего ведра.

– Заканчивай, заканчивай! Тут девушка есть хочет, и ты как истинный джентльмен обязан её накормить. – Она стала отряхаться, резко бросив хворост, ветки, грохоча друг об друга, упали на песок, подняв небольшой сгусток пыли.

– Как пожелаете, Ваше Сиятельство. – Арсений воткнул удочку в землю, оставив её рядом с ведром.

– Так! Ещё раз обратишься ко мне по титулу, и я буду звать тебя Сеней до тех пор, пока ты отсюда не уедешь! – Она трясла указательным пальцем, направляя тот в его сторону, словно собиралась выстрелить из ногтя.

– Хорошо, Кать. Сейчас всё сделаю. – Он развёл полусогнутые пальцы правой кисти так, будто сжимал мяч и медленно поднял десницу от колена к груди: из-под песка вырос низкий бежевый камень два шага в длину и полторы ступни в ширину.

Разложив на нём выпотрошенную при помощи магии рыбу, начинённую ароматными травами, Арсений щелчком пальцев разжёг сухие ветки, плотно уложенные вокруг камня. Свой улов он чистить не стал, конечно же, он знал заклинания, с помощью которых его можно было и почистить, (этими же чарами натирают овощи) но в данном случае блюдо будет куда вкуснее, если готовить прямо с чешуёй.

– И сколько это будет готовиться? – Графская дочь, разумеется, никогда сама не готовила, да и не видела, как готовят (на кухню своего поместья она ни разу не заходила). Поэтому всё действо произвело на неё впечатление.

– Часа два, не меньше. – Раздувая огонь магией ветра, он слегка щурился от едкого дыма попадающего ему в глаза.

– Ого! Как долго. Ты так меня голодом изморишь. Дров-то, что я принесла, хватит? – Она замахала рукой, отгоняя дым от лица.

– Да. Ты как знала, сколько потребуется дерева. – Арсений взял короткую тонкую ветку и начал поправлять ей горящие ветки, чтобы пламя нагревало камень и не попадало на рыбу.

– Ну, я решила довериться своему чутью.

– И оно тебя не подвело.

– Значит, нам придётся сидеть два часа и ждать когда всё это приготовится, как же это долго. – Екатерина раздражённо закатила глаза, заложив переплетённые руки за шею.

– Разговорами красен ожидания час. – Арсений повернулся к ней, ненадолго предоставив костёр самому себе.

– Твоя, правда. Так и чем ты вообще занимаешься? Решил пойти по стопам отца? – Она заметила небольшой кусок коры на штанах, крепко въевшийся в ткань и стала его выковыривать.

– Нет, я учусь на военную специальность, боевой маг, если быть точным. Только окончил первый курс. – Пламя снова стало облизывать рыбу и Арсению вновь пришлось его усмирять веткой.

– Любопытное решение. – Выкинув кусок коры, она с интересом рассматривала собеседника согнувшегося над огнём.

– Так, а ты-то на кого учишься? – Он приподнял голову одной из рыб, проверяя, не пригорает ли их завтрак.

– В дворянской гимназии экономики и управления. Закончила третий курс. Один год ещё осталось отучиться. – Она громко выдохнула, словно с нетерпением ждала, когда же, наконец, закончиться вся эта учёба.

– Значит, готовишься управлять имениями отца. – Решив, что больше проблем с костром не возникнет, Арсений отложил ветку в сторону и направился к озеру.

– Да, отец считает, что этими землями должны править только Беловы. А поскольку я его единственный ребёнок, то он и отправил меня учиться именно туда, чтобы даже когда я выйду замуж, всё вокруг всё равно было под моим чутким руководством. – Катя плавно уселась на песок, элегантно вытянув ножки, и крепко опёрлась локтями на землю.

– Третий курс?! Не подумал бы, что тебе двадцать два. Выглядишь лет на девятнадцать. – Он конфузно улыбнулся, не желая, чтобы на его слова отреагировали серьёзно.

– Лесть тебе не к лицу, Арсений. – Она даже не посмотрела в его сторону, наслаждаясь вышедшим из-за горизонта солнцем.

– Ладно, тогда скажу правду: выглядишь ты лет на восемьдесят.

– Швырну сейчас в тебя разрядом молнии, юморист. – Теперь она обратила на него внимание, у неё даже возникло желание пнуть собеседника, но не сильно.

– Хорошо, хорошо. Не надо никаких молний. У меня на них аллергия: я от них начинаю коптиться и покрываться волдырями, и даже, сдаётся мне, могу помереть. – Он сам посмеялся над своей шуткой, Катя тоже поддержала его смехом.

– Рыбалка и шуточки, это все твои увлечения или в тебе все-таки есть что-то хорошее? – Пусть смех и прекратился, но улыбка не сошла с её лица.

– Ну-у, я люблю читать. Я очень много времени провожу в библиотеках. Мать даже иногда ругает меня за то, что я вместо того чтобы общаться со сверстниками просиживаю вечера за книгами. – Он безразлично пожал плечами, прокручивая в голове слова матери о важности умения заводить знакомства.

– Вот на книжного червя ты совсем не похож: никогда бы не подумала, что ты завсегдатай библиотек и книжных лавок.

– Это из-за мышц? Так это у нас семейное: по ветке отца все такие крупные; в не зависимости от того чем они занимаются. Ты бы видела мою тётку: она ударом кулака быка останавливает. – Он руками попытался показать насколько бицепсы его тёти больше его собственных.

Катю это развеселило; её слова перемежались с лёгким смехом:

– Так значит ты такой от природы. Везёт тебе.

Они синхронно повернули головы в сторону костра; проверяя, не горит ли их блюдо и не едят ли его птицы.

– А ты сама-то, чем занимаешься, когда не учишься в гимназиях и не язвишь окружающим?

– Мои увлечения: фехтование и верховая езда. – Она немного наклонилась вперёд и поправила свои длинные чёрные волосы, словно испытывала неудобство, говоря о своих увлечениях.

– Очень необычные увлечения для девушки, особенно фехтование. – Арсений подумал, что зря он сказал это вслух: такими фразами можно и обидеть ненароком.

– Отец сперва прививал мне более женственные увлечения: я вышивала, играла на пианино; но он видел, как я страдаю от этих занятий, и начал искать мне более активные увлечения; так к десяти годам мы и нашли то, что мне нравиться больше всего. – Катя не выказывала никаких признаков обиды на его неосторожную фразу, почему-то именно на его слова ей больше обижаться не хотелось.

– Замечательные увлечения. Нас тоже учат и верховой езде и фехтованию, а ещё стрельбе. И я больше как раз по ней: из мушкета я стреляю лучше всех на курсе, а вот с саблей управляюсь весьма посредственно. – Он чуть замялся, смущённо потирая затылок.

– Хочешь дам пару уроков?

– С удовольствием! Надо же чем-то заниматься все эти каникулы. Знаешь, мне кажется, маленькие рыбёшки уже готовы. Не хочешь попробовать их или будем дожидаться, когда приготовиться крупный улов? – Он поочерёдно смотрел то на неё, то на огонь.

– Конечно, давай пробовать! Ещё немного и у меня живот слипнется от голода. – Она вскочила и пошла к костру, в котором уже было больше углей, чем палок.

– Аккуратней, уверен, она жутко горячая. – Арсений поднимался чуть дольше, чем она, поэтому шёл позади.

Очередным заклинанием он вырастил ещё один небольшой камешек неподалёку, и магией телекинеза перенёс на него подкопчённую рыбку, самую маленькую из пойманных им. Затем медленно, обжигая пальцы, он снял с неё шкуру вместе с чешуёй.

Осторожно, они, голыми руками, взяли легко отделяющееся от костей ароматное мясо; оно разваливалось в ладонях и нежно таяло во рту, обволакивая язык чередой приятных вкусов и согревая тело горячими каплями, медленно падающими в живот.

– М-м, уж не знаю: то ли ты так вкусно готовишь, то ли я так замечательно дрова ищу; но рыба получилась восхитительной. – Она потянула голову вверх, довольно сжимая губы, и потянулась за следующей порцией.

– Думаю, столь живописное место тоже положительно сказывается на вкусе и аппетите. – Арсений не так наглядно демонстрировал, что ему вкусно, но всё-таки блюдо ему тоже понравилось.

– Да, место здесь замечательное. Летом я прихожу сюда почти каждое утро.

За их спинами пролепетал едва уловимый шелест кустов; они смогли его услышать, невзирая на беседу; но едва молодые люди начали оборачиваться, как в Катю снарядом влетел чёрный силуэт, мигом повалив ту на живот.

Существо хрипело, булькало и рычало одновременно, а ещё оно резвыми ударами вонзало когти в Екатерину, которая едва могла кричать и совершенно не могла двигаться.

Арсений довольно быстро среагировал: бросив в напавшего шар плотно сжатого воздуха, который отбросил существо метров на тридцать от них. Тварь быстро поднялась, как и графиня Белова. Блузка девушки была разорвана на спине и пропитывалась кровью, медленно превращаясь из белой в алую.

Напавший на них имел человеческий облик и походил на подростка: ростом он был метр шестьдесят или шестьдесят пять; в ширину чуть больше одного локтя; волосы были длинные седые и наполовину выпавшие; кожа имела тёмно-фиолетовый цвет; глаза – абсолютно белые, словно варёные. Больше всего существо отличалось от людей своими длинными клыками и ещё более длинными ногтями. Оно стояло, замерев, оценивая своих жертв, и мрачно смотрело на них.

– Сволочь! Напал на меня, да ещё и со спины. – Катя покраснела от гнева, её руки уже наполнялись энергией, готовясь к атакующим заклинаниям.

– Поосторожней с ним: он довольно опасен и его когти очень остры. – В его руках уже пылали два огненных шара. Он занял позу, будто собирался в любой момент прыгнуть.

– Уж поверь мне, остроту его когтей я ощутила в полной мере! Сейчас я покажу этой твари, почём в моих владениях пуд лиха стоит! – Сопровождая атаку яростным криком, она швырнула в обидчика несколькими молниями; он легко от них отпрыгнул в сторону, но попал под огненную магию Арсения, которая лишь едва смогла задеть такого вёрткого противника: маленький огонёк медленно угасал на его левом боку, не причиняя ему никаких неудобств.

Охотник решил, что теперь его черёд нападать и прыгнул вперёд, вновь избрав своей целью девушку. В один рывок он преодолел расстояние между ними; из-за ран на спине Катя не могла быть достаточно проворной, чтобы уйти от его атаки. Возможно, в этот раз существо бы вцепилось ей в глотку, навеки похоронив все её мечтания и планы на будущее, но Арсений поставил песчаную стену перед нападавшим замедлившую его, но не остановившую. Воспользовавшись его заминкой, Катя окатила тварь мощным потоком воды смыв его куда-то в кусты.

Прятаться по зарослям существо долго не собиралось: найдя несколько крупных камней, оно швырнуло их в графиню, и снова набросилось на неё, спрыгнув с макушки дерева.

В этот раз они встретили его тандемным заклинанием молнии: огромный искрящийся столп сапфировых змей врезался в грудь летящему в воздухе охотнику, проделав в нём дыру. Тот упал; части его плоти разлетелись по сторонам, но сдаваться он не желал.

Тварь резко вскочила, не обращая внимания на огромную дыру в груди, и бросилась вперёд, будучи на этот раз довольно близко к цели, она смогла нанести ещё несколько ран Кате, пройдясь когтями по её правому плечу и немного задев её правую грудь.

Второй удар существу помешала нанести нога Арсения, врезавшаяся в челюсть. Он решил, что слишком опасно колдовать в такой близости от напарницы и применил против атакующего грубую силу.

Существо попятилось под мощью удара; и едва оно отошло на метр, как получило двойной каскад пламенных чар в своё гнилое тело. Молодые волшебники слаженным тандемом одаривали противника плеядой не очень мощных, но быстрых заклятий не давая охотнику возможности для контратаки. Его, укреплённое тёмной магией тело, смогло выдержать ещё много атак, прежде чем рухнуть безвольной тряпкой на землю, заставив полностью вымотаться сражавшихся с ним людей. Арсений и Екатерина были в прямом смысле измочалены сражением: пот полностью пропитал всю их одежду; волосы намокли и слиплись, покрывшись грязью; дыхание и пульс упорно не желали приходить в норму.

– Это ведь не обычный зомби, так? – Она согнулась пополам, опираясь ладонями на колени.

– Совершенно верно. Эту тварь называют мутаром: такой подвид зомби из класса нежити. – Он, в отличие от напарницы, стоял ровно, пытаясь произвести впечатление сурового мужчины, хотя очень сильно хотел прилечь и не вставать часок другой.

– Вот сволочь, хотел нас сожрать. – Катя пнула в бок упокоенное тело лишённое правой руки, плеча и с огромной дыркой в груди.

– Нет, сожрать оно хотело только тебя. А вернее: съесть твоё сердце. Остальные части тела его не больно-то интересовали. – Подойдя ближе, он взял её за локоть, чтобы быть уверенным, что она не упадёт пока он внимательно осматривает поверженного.

– А вот сейчас объясни по подробнее? – Она повисла на его плече; конечно же, полученные ей раны вызывали чувство боли, но гордость не позволяла ей демонстрировать уязвимость (только усталость).

– Ну как рассказывал мне один охотник на чудовищ, регулярно покупавший у нас зелья: мутарами становятся дети убитые собственными матерями и в своём посмертии этот вид зомби охотиться только на женщин, и пожирает исключительно их сердца. – Арсений достал из кармана чистый платок и предложил его Кате, чтобы та приложила его к сочащемуся кровью плечу. Он не решился унижать её излишней жалостью и заботой, хотя конечно в душе он порывался подхватить её на руки и быстро отнести к себе, дабы обработать её раны целебными растворами.

– Опасный противник. Если бы не ты, я бы даже не поняла, что меня убило. – Плотно прижимая рану, она осторожно поцеловала Арсения в щёку.

– Это нам ещё повезло, что он мало сердец съел, а может, и вовсе ещё не одного не съел. – Как бы сильно он не старался скрыть своё смущение, его уши и щеки всё равно покрылись багрянцем, полностью выдавая его нелепые чувства. – Тот охотник говорил мне, что с каждым съеденным сердцем такие твари становятся всё сильнее. По его рассказам, одна такая особь перебила половину ордена Святой Слезы; а ведь эти рыцари каждодневно упражняются в истреблении нечисти.

– Я думала, подобные существа опасаются блуждать близ сёл и прочих крупных селений людей. Нападая только на тех, кто по неосторожности забрёл глубоко в лес и на одиноких путников, на глухих дорогах. – Она отбросила пропитанный кровью платок и приняла следующий предложенный всё также Арсением.

– Тут ты совершенно права. Есть только одна причина, по которой порождения тьмы могут отважиться подбираться так близко к людским селениям. – Он замолчал и почесал висок, раздумывая над своими следующими словами.

– Послушай, если ты взял паузу для пущего драматического эффекта, то знай: это не работает, да и выглядит глупо. Говори давай, заканчивай мысль. – Она раздражённо ткнула его кулаком в голову (разумеется, не сильно).

– Кто-то в твоём уезде занимается тёмной магией, причём довольно сильной.

Глава вторая: Страх.

Все мы имеем свой внушительный список фобий и кошмаров крепко засевших в наших головах, от которых нам порой не избавиться как бы сильно нам того не хотелось. Эти ужасы мучают нас ночами и средь белого дня, заставляют чувствовать себя потерянно и неуверенно, а иногда мы даже стыдимся своих страхов, ибо даже у тех людей, чей личный перечень ужасов составляет несколько томов, будет написана всякая чушь наподобие страха перед пауками, змеями или птицами. Ведь никто из нас даже и не пытается думать о по-настоящему кошмарных вещах таких как: потеря близких людей или серьёзные телесные и психические увечья, лишающие нас возможности вести полноценную, ну или хотя бы естественную жизнь.

Но, пожалуй, один из самых леденящих ужасов жизни, это столкновение со злом лицом к лицу. А ещё страшнее – столкнуться с ним, будучи абсолютно перед ним беззащитным: не в состоянии спасти и уберечь не только себя, но и тех, кто тебе дорог. И уж совсем печально, если это зло живёт внутри тебя; если ты сам являешься главной угрозой и причиной, как своих страданий, так и страданий своей семьи, будучи абсолютно не в состоянии ничего поменять. Однако суровость, и жестокость близких порой может вызывать не меньшую ужас и боль.

– Милый, прошу не надо, не делай этого. – Истеричный рёв и слёзы мешали Марии говорить внятно.

– Проси лучше, сука! – За словами последовал хлёсткий удар кулака по щеке.

Арсений кипел от злости, лёжа на узкой деревянной кровати и слушая очередную (можно даже сказать ежедневную) ссору родителей. Он вглядывался в тёмно-синие стены своей временной комнаты, пытаясь раствориться в них как в волнах – отрешиться, забыться, ускользнуть от всего мира с его негативом; очутиться в месте, где хотя бы ненадолго всё будет хорошо. Однако звуки ударов и женские мольбы вперемешку со слезами постоянно возвращали его в реальность, заставляя его всё сильнее злиться.

Он встал с койки, решив, что на сегодня с него хватит кошмаров. Едва не сломав дверь, он вышел на кухню; комната родителей была открыта. Арсений влетел туда яростным зверем.

– Отец, остановись. Подумай, что ты делаешь! – Он крепко схватил отца за плечи, пытаясь оттащить его от матери.

– А ты меня не учи, щенок! Сначала свою семью заведи. – Не обращая внимания на потуги сына, он ещё раз ударил жену.

– Да ты свинья! – Выкрикнул Арсений и прижал отца к потёртому карминовому шкафу.

– Сын, не смей!!! – Мать вытирала рукавом слёзы, но даже не пыталась подняться, демонстрируя абсолютную покорность мужу, а может смирение перед своей участью несчастной в браке жены.

– Что, сына, решил, что уже большой с папкой драться? Думаешь, раз выше папки, то можно уже и кулаками на него замахиваться. – Он нагло улыбался глядя прямо ему в глаза, что злило Арсения ещё сильней.

Ярость билась в его теле, заставляя дрожать от возмущения – он очень хотел ударить отца, а возможно, даже и убить. Мария видела одурманенные гневом глаза сына, и это пугало её куда сильнее побоев мужа.

– Арсений, не вздумай! Не трогай отца! – Лишь голос выражал её решимость, сама она оставалась сидеть на полу, опираясь на ковёр коленями и правой рукой.

– Думаешь, бриться начал, так мужиком стал. – Николай ударил сына левой рукой в живот; Арсений скрючился и отошёл на пару шагов назад. – Ну, давай, покажи мне свою мужицкую удаль.

Глава семьи развёл руки в стороны, показывая, что он готов принять удар. Арсений очень хотел ударить в ответ, но не смел ослушаться матери; а ещё он старательно пытался вернуть себе дыхание. Отец всё ещё был в прекрасной физической форме и всего один его удар (да и тот не в полную силу) сбил сыну дыхательный ритм и вызвал колющую боль по всей части живота.

– Остановись, милый! – Мария вновь зарыдала.

– Что, думаешь, батька у тебя свинья? Батька у тебя говно? Да где бы вы все были без меня, прихлебатели! – Он взял сына за шиворот, поднял его и врезал ему в челюсть кулаком (на этот раз своей ударной правой рукой).

Сдерживаться Николай не стал: его хук вышел настолько сильным, что Арсений вылетел обратно на кухню, сломав спиной стол и пару стульев. Отец сделал несколько шагов к неподвижно лежащему в деревянных обломках сыну.

– Хватит! Умоляю, тебя, хватит!!! – Мария вцепилась в рукав мужа.

Он даже не обратил на неё внимания, но остановился. Глядя на Арсения, он о чём-то задумался и стоял так до тех пор, пока его сын не зашевелился.

– Скучно мне с вами. Пойду я. Вернусь поздно и пьяный. А вы… делайте тут что хотите. – Вырвав свой рукав из ладоней жены, глава семьи убрался прочь.

Юноша медленно приподнялся, вытаскивая из-под спины ножку то ли стула, то ли стола. Отшвырнув её в угол, он уселся на пол и с тоской посмотрел на мать.

– Почему ты меня всё время останавливаешь? Почему не даёшь заступиться за тебя? – Его челюсть всё ещё сильно болела после удара отца, отчего произносить слова отчётливо становилось невозможным. Елозя коленями по полу, он подполз к Марии и погладил её покрытую синяками щёку.

– Грех это, поднимать руку на отца. До чего же дойдёт наш мир, если дети будут бить родителей. – Она нежно поцеловала его ладонь и крепко сжала его кисть в своих мягких руках.

– А поднимать руку на жену это не грех? – Ярость по-прежнему бурлила в нём, но желание заниматься рукоприкладством понемногу улетучивалось. Оставалась только боль от кулаков отца.

– У всех семей свои проблемы. Вспомни священные писания: даже наша богиня намучилась с мужем, терпя его дикие выходки. – Она мило и соблазнительно улыбнулась, но льющиеся по щекам слёзы выдавали её глубокое отчаяние.

– А мы с тобой точно одни и те же писания читали? Если ты помнишь, то наша богиня наслала на мужа смертельное проклятие; за что её и казнили остальные боги. – Он тоже сжал её ладони покрепче.

– Она прокляла его только после того, как он изнасиловал их восемнадцатилетнюю дочь. До этого она была любящей женой заботящейся о своём строптивом муже. – Мария обняла своего отрока за плечи и принялась поглаживать его густые короткие волосы.

– То есть, ты предлагаешь нам ждать, пока он не убьёт тебя или меня? – Арсений оттолкнулся от неё и посмотрел ей в глаза, чтобы точно уловить эмоции, с которыми она ответит на вопрос.

– Ты этого конечно не помнишь, но он не всегда был таким. – Опустив взгляд, словно стыдясь чего-то, она скрестила руки на коленях.

– А каким он был? – От него не ушло не замеченным, что мать не хочет смотреть ему в глаза при этих воспоминаниях.

– Когда-то он был милым, нежным и заботливым. Просто порой жизнь бьёт людей в самое больное место, сильно меняя их натуру, но не сущность. Поверь мне, он любит нас. – Мария теребила край юбки, сама, будучи не до конца уверенна в собственных словах.

– Значит, предлагаешь нам прощать его, из-за того, каким он когда-то был? – Он выпалил режущий слух смешок, чем-то напоминающий скрип стекла, выдавая то ли растерянность, то ли раздражение вызванное словами матери.

– Мы его семья: ближе нас у него никого нет. Если мы от него отвернёмся; его жизнь станет хуже. Как верные и любящие люди мы обязаны помочь ему выбраться из той ямы, которую он сам себе роет. – Она снова попыталась обнять сына, но тот явно продемонстрировал нежелание идти на нежности.

– Напомню, что это всё длится уже не первый год, а его яма становиться всё глубже и глубже. И мне кажется, что отец совершенно не настроен, вылезать оттуда, и мы ему уже никак не поможем. – Арсений поднялся; его ноги затекли, отказываясь двигаться, и ему пришлось их растирать, прежде чем сделать хотя бы шаг.

– А зачем тогда любить? Зачем тогда любить кого-то, если не пытаться его спасти? Даже от себя самого. – Хоть она и сидела всё ещё на коленях, но Арсению показалось, будто мать смотрит на него сверху в низ. По крайней мере, в её взгляде читалось что-то патетичное, словно она читала нравоучительную лекцию неразумному ребёнку. Выслушивать сентенции юноша не любил, и при других обстоятельствах он бы просто ушёл, но сейчас мать нуждалась в его помощи.

– А как мне спасти тебя от него? Ты не задумывалась, что я тоже могу кого-то любить и хотеть его защитить? Тебя, например. Тебя, мне как вытащить из того болота в которое ты добровольно идёшь за ним? Мне-то что делать? Я не могу стоять в стороне и не вмешиваться. – Поддерживая мать за локти, он помог ей подняться и даже отряхнул от грязи её тёмно-алое платье.

– Не переживай, сына. Рано или поздно всё наладится. Верь мне. Никого из нас он не убьёт. У меня даже, уже почти ничего не болит. – Она, теребя затылок сына, выдавила из себя фальшивую, можно даже сказать намученную, улыбку.

– Ох, мам, наш с тобой разговор начинает напоминать «театр абсурда»: мы после каждых его побоев говорим с тобой друг другу одни и те же вещи, но так и не приходим хоть к какому-то компромиссу. – Арсений поцеловал её в лоб; из-за боли в челюсти поцелуй выдался резким и строгим – совсем не таким как он хотел.

– Верить в лучшее, это не абсурд, милый. Это надежда. – Чувствуя, что он всё же смягчился, Мария ещё раз попыталась его обнять – в этот раз всё получилось, и она обхватила его руками чуть повыше поясницы, крепко прижимаясь к нему.

– Надежда. – Арсений отвернулся, будто презирал это слово. – Присядь на кресло и отдохни, а я принесу целебные эликсиры. – Кивнув на коричневое кресло, расположенное в углу и накрытое зелёным покрывалом с изображениями золотых петухов, он зашагал к себе в комнату, с трудом освободившись от заботливых материнских объятий.

Верхний ящик стоявшего в его покоях письменного стола был полон целебных зелий. Арсений, в первый же день, переделал стол из письменного в алхимический: с помощью твёрдой проволоки и смекалки, ну и нескольких подставок – привезённых им с собой. Он взял пару округлых мензурок с высоким узким горлом заполненные на три четверти клубнично-красной густой жидкостью, трясущейся как желе в раскачивающихся при ходьбе руках.

К его возвращению на кухню, стол и стулья уже были восстановлены, а мать суетилась у плиты, разогревая на огне сковородку, чрезмерно театрально демонстрируя, что с ней уже всё в порядке и ему совершенно не о чем беспокоиться. Вот, только, он не поверил в её наигранную беспечность и зубами вырвал деревянную пробку из горла мензурки; та вышла с глухим «выстрелом», словно открылась бутылка шампанского или вина.

– Иди сюда, горе луковое. Сдались тебе твои сковородки. – Он выплюнул пробку на стол и ногой пододвинул стул к матери.

Мария покорно села источая радость, будто и не пережила только что почти час ссор и побоев. Арсений прикоснулся к её подбородку большим и указательным пальцами левой руки (между безымянным и средним он сжимал ещё закрытый эликсир) и приподнял ей голову. В правой руке у него была открытая мензурка, которую он опрокинул над ней. По горлышку потекла жидкость, кажущаяся тягучей только из-за искажения от толстого стекла, из которого делались алхимические сосуды: на самом же деле целебный раствор был не более густым, чем прокисшее молоко или кисель.

Упав на кожу, лечебный состав зашипел и начал испаряться, создавая розовые столбики дыма, извивающиеся тонкими змейками. Как и любой алхимик, Арсений прекрасно знал, что испаряется только четверть раствора, всё остальное впитывается через кожу, уходя вглубь организма; благодаря чему зелье исцеляло не только повреждение в мягких тканях, но и могло срастить сломанные или даже раздробленные кости.

Синяки, ссадины и ушибы исчезали на лице Марии моментально, не оставляя даже намёка на недавний инцидент. Сын внимательно осмотрел лицо матери, немного небрежно водя его из стороны в сторону.

– Он тебя только по лицу бил? Больше нигде синяков нет? – Арсений прищурился, стараясь ничего не упустить из виду.

– Только по лицу, больше нигде. – Из-за того, что её крепко держали за подбородок голос у неё вышел как у обиженного ребёнка.

– Точно?! – Он всё не убирал руку с её лица.

– Да точно, точно. – Она сама оттолкнула его. – Можешь быть спокоен.

Мария нервно вскочила, вернувшись к сковороде с уже кипящим маслом, забыв, зачем вообще поставила ту на огонь.

Понимая, что большего от мамы не добиться, теперь уже Арсений сел на тот же самый стул, поставив рядом пустую склянку. Вторую бутыль он открыл руками и вылил содержимое на свою всё ещё болевшую челюсть.

– Раз всё в порядке, пойду я, пожалуй, прогуляюсь. – Задрав лицо в потолок, он коса поглядывал на мензурку, пытаясь не пролить зелье мимо.

– Вот и хорошо! А я пойду на рынок, постараюсь найти там что-нибудь вкусное и свежее нам на ужин. А то ты в прошлый раз рыбу так и не принёс, только обещал. – Загасив пламя, она повернулась к сыну, вертикально держа в руке деревянную ложку измазанную горячи маслом.

– Только не торопись возвращаться: насладись общением с другими людьми; купи что-нибудь приятное для себя, вряд ли тут найдутся приличные украшения, но может хоть какие-нибудь интересные заколки отыщутся. Не стоит стоять целый день у плиты, отдыхай почаще. – Арсений поставил и вторую опустевшую ёмкость на стол. Направляясь к выходу из квартиры, он зевал и потягивался; у самой двери он подмигнул матери, и прошмыгнул в дверной проем, исчезнув за ним, словно фокусник в платяном шкафу.

На улице его тоже не ждало ничего приятного: шум и гам, кипящей летней жизнью, деревни мгновенно заставили вспомнить утреннюю родительскую ссору. Гнев и злость вновь наполняли его рассудок; и ненависть к отцу опять стала набирать силу, пока он шёл, мрачно глядя под ноги, сам не ведая куда.

Проходя мимо двухэтажной деревянной избы, построенной ещё во времена предыдущей династии, он едва не врезался в мужика растерянно выбегающего из дома. Несколько снопов молний ретиво летели за ним, но почти все они угодили в землю; лишь одна попала ему в плечо, оставив на теле небольшое красное пятно. Вслед за ним на крыльце показалась женщина, выглядевшая лет на двадцать старше своего истинного возраста, да и одета она была как бабка, а не как сорокалетняя дама.

– Вот, сволочь, получил! Ещё раз домой пьяным придёшь, испепелю поганца. – Она погрозила ему кулаком и ушла обратно, хлопнув за собой дверью.

Раздосадованный худощавый мужчина не сразу заметил, что едва не сбил человека. Оглядев юношу удивлённым взглядом, он решил, что это замечательный повод для начала разговора.

– Вот ведь бабы! Никакого сладу с ними нет. И главное, из-за чего взъелась-то: ну выпил я, ну да – пьяный. Но что теперь из-за этого бухтеть, что раз я пьяный то не человек теперь вовсе. Главное, ну как в такую замечательную погоду и не выпить. – Едва стоя на ногах, он развёл руки, искренне не понимая возмущения супруги.

– То есть будь на улице погода хуже, вы бы пить не стали? – Невольный свидетель ссоры даже не попытался проникнуться пониманием и уважением к собеседнику. Злость и презрение только становились всё жёстче.

– Не, ну как… выпил бы, просто поменьше. – Видя полное непонимание и даже безразличие в глазах юноши, он просто махнул рукой. – Мал ты ещё, не понимаешь, до чего людей жизнь доводит. Мой тебе совет, парень, не женись никогда. От этих баб одни только беды.

– От таких как ты, можно подумать, одна польза. – Его голос прозвучал надменно и дерзко. Возможно, дело бы дошло до драки, на которую Арсений нарывался, но мужик уже уходил, совершенно не слушая его.

Ему не хотелось бесед – ему хотелось выговориться кому-то и, выполнив свою задачу, он поплёлся в сторону рынка. Арсений недолго смотрел ему в след; его печаль усилилась от этой случайной беседы, и он пошёл в противоположную от мужчины сторону.

В этой стороне оказался лес, и он даже не заметил, как добрёл сюда.

– Кого собрался убить? – Звонкий голос Лизы спугнул его безрадостные мысли.

Арсений вновь проморгал, как она к нему приблизилась.

– С чего ты взяла, что я задумываю кого-то убить? – При виде её, он сразу потеплел и смягчился.

– У тебя просто был такой суровый взгляд, словно ты собрался мстить кому-то или ещё чего подобного. – Её голос шелестом листьев мягко ложился на слух.

Одета была Елизавета снова в полупрозрачное платье, но в этот раз голубого цвета с золотыми узорами похожими на перья павлина. Юбка у этого наряда была подлиннее, чем у прошлого платья, однако всё равно коротковата, а рукавов не было вовсе: на голых плечах висели узенькие бретельки.

– Тебе показалось, я просто прогуливаюсь.

– Ну, оно и к лучшему, а то взгляд у тебя был жуткий просто.

– Уж, какой есть. – Арсений слегка замялся, он испытывал неловкость от этого разговора, ему хотелось как можно скорее сменить тему.

– Куда идёшь? – Лиза игриво поправила волосы, немного наклонив голову в правый бок. Она всегда мило улыбалась, общаясь с ним, Арсению даже стало интересно со всеми ли она такая приветливая или только с ним.

– Понятия не имею, если честно. Просто шёл, куда меня вели ноги. – Он устало потёр лоб, словно сражённый мигренью.

– Пойдём, искупаемся. Отвлечёшься от грустных мыслей, расслабишься. – Она сделал аккуратный шажок в его сторону, будто охотник боявшийся спугнуть ценную добычу.

– Нет, купание мне никак не поможет. – Арсений повернул голову в сторону гуляющих по улицам людей. Понимая, что в полдень на озере их будет ещё больше чем тут, он кисло сморщился от предложения Лизы.

– Тогда чем бы ты хотел заняться? – Она посмотрела по сторонам, но так и не поняла, с чего это он так скуксился.

– Ну-у, есть одна вещь, которая могла бы меня сейчас расслабить. Пойдём со мной. – Он взял её за руку и повёл за собой.

Лиза совсем не сопротивлялась, однако она не всегда поспевала за его широким шагом, порой ей приходилось быстро перебирать ногами, чтобы не отстать. И пару раз она даже споткнулась. Смотрелось это всё со стороны немного неуклюже, и порой казалось, что Арсений тащит за собой девушку несколько грубовато и нагло. Но зато всего за полчаса они преодолели несколько улиц (коих здесь было всего пять) и оказались у него дома.

– Таааак. – Она встала посреди комнаты, пугливо вжав плечи и начала растерянно перебирать пальцами перед юбки платья. – И зачем ты привёл меня в свою спальню?

– Не бойся, уверен, тебе понравится. – Он подошёл к тумбочке, стоявшей у кровати, выдвинул ящик и достал оттуда пистолет. – Держи!

Арсений протянул ей оружие, комната была небольшой, так что ему не пришлось делать и шага, чтобы дотянуться до её рук.

– Тяжёлый. – Её ладони опустились вниз на несколько десятков сантиметров, когда пистолет оказался у неё. Сначала показалось, будто она его и вовсе выронит, но оружие всё же надёжно улеглось в её руках.

– Весит около двух килограмм. – Он присел, открыв большую дверцу тумбы, перебирая сложенные вещи, Арсений внимательно выискивал остальные необходимые компоненты. – Ага, вот!

– А это что ты достал такое? – Лиза взялась за оружие уверенней, водрузив дуло себе на плечо.

– Этот мешок с порохом, а этот с пулями: они нам сильно пригодятся. Так что, покажешь мне ещё какое-нибудь укромное место в лесу, где мы бы могли вдоволь пострелять, не беспокоя окружающих? – Арсений стоял перед ней радостный, держа ровно перед собой два мешка, примерно на уровне своего лица.

– Думаю, я знаю одно такое место. Я тебе его покажу, а ты взамен научишь меня стрелять. – Она покрутила в руках пистолет, уже представляя, как будет из него бить точно в цель.

Доверив даме нести оружие, он покрепче ухватился за мешки, и парочка отправилась в лес. Спустя час они остановились у поваленного дерева идеально подходящего в качестве подставки для мишеней. Несмотря на то, что от деревни было далеко, Арсений всё равно создал вокруг звуконепроницаемый купол, дабы не пугать жителей (да и животных).

Создав несколько камней размером чуть меньше блюдца, он поставил их на поваленное дерево и отсчитал тридцать шагов.

– Смотри внимательно, как это делается. – Взяв Лизу за локоть, он придвинул её к себе и забрал у неё пистолет.

– Показывай, я сама внимательность. – Она притиснулась к нему ещё ближе, нежно положив левую руку ему на спину.

– Ставим курок на предохранительный взвод и открываем крышку затравочной полки; высыпаем порох на полку, но немного: пару грамм не больше, закрываем её. Теперь засыпаем порох в ствол: сюда уже надо насыпать прилично; теперь отправляем сюда пулю, пропихиваем её шомполом. Хорошо пропихиваем, чтобы пуля сидела там крепко, и порох был уложен плотно. Теперь ставим курок на боевой взвод и всё: оружие готово к выстрелу. После того, как мы нажмём на спусковой крючок, кремниевый курок ударит по металлической пластине-кресалу, высекая искры, и вместе с тем откроется полка с затравочным порохом. Он вспыхнет, подожжёт основной заряд в стволе, и пуля вылетит со скоростью молнии. – Он выстрелил в сторону сваленного дерева и один из камней упал.

– Ай! Как громко оно стреляет! – Она закрыла уши, немного пригнувшись. – Камень упал. Ты в него попал?

– Конечно, я в него попал.

– Метко. Ты всегда так хорошо стреляешь? – Немного потеребив уши указательными пальцами, Лиза вновь обняла спутника.

– Ну, первые два месяца учёбы я, конечно, промахивался, но не часто, а потом перестал. Теперь я всегда попадаю в цель. – Арсений, смотря на неё, сделал второй выстрел и ещё один камень упал.

– Удивительно! А теперь дай мне пострелять. Как там? Поднять вот это, насыпать сюда…

Он пристально и с улыбкой смотрел за её действиями; запомнила она всё очень хорошо. Но смотрел за ней Арсений не поэтому – ему просто нравилось на неё смотреть.

Держа оружие в двух вытянутых руках, крепко зажмурившись, она выстрелила: пуля пролетела метра на три выше цели; руки Елизаветы от отдачи поднялись вверх, едва не врезав ей полбу; девушка попятилась назад и непременно упала бы, если бы её не подхватил Арсений.

– Не стоит закрывать глаза, когда стреляешь. – Он бережно, словно хрустальную куклу, держал её на руках.

– Какая мощная вещь. Руки так и болят, дрожат аж. – Лиза не спешила выходить из своего полу лежачего положения, ей не особо-то хотелось освобождаться от его объятий.

– Это только поначалу, потом руки привыкнут, и будет проще. – Всё же он поставил её на ноги, стараясь, чтобы это выглядело не особо грубо.

– Никаких потом. Я хочу ещё. – Лиза прервалась, сосредоточенно заряжая пистолет по новой.

– Тогда поставь ноги шире, левую выставь чуть вперёд, правую чуть назад. – Он зашёл за её спину и положил руки ей на плечи. – Ровнее держи плечи, пистолет поставь перед собой, но не на прямых руках. Разведи локти в стороны и держи их параллельно. Не спеши, замедли дыхание, прицелься. Вот так, хорошо. Локти не распрямляй. Давай!

Арсений слегка поддерживал оружие ладонями, облегчая Лизе задачу, однако пуля всё равно пролетела мимо: в этот раз всего на пару сантиметров выше. Ещё через две попытки она смогла попасть в цель. К вечеру она научилась попадать уже без посторонней помощи.

***

Провожать человека в последний путь народ умел (а кто-то даже скажет, что и любил) как, собственно, и праздновать рождение нового человека – обществу есть дело до гражданина, только когда он рождается и умирает. А ведь если бы окружающие оказывали бы столько же внимания и уважения к человеку при жизни, сколько оказывают после его кончины, то возможно люди реже превращали бы собственную жизнь в гнилое болото, из которого не выбраться пока кто-нибудь не протянет тебе руку.

На проводы в лучший мир, почившего неделю назад Артёма Фёдоровича Мартынова, собралась вся деревня (и даже одна семья из столицы): все они тихо и смиренно стояли в церкви, бубня молитвы, понимая, что когда-нибудь настанет и их час. Однако все, как могли, гнали подобные мысли прочь, искренне надеясь, что этот день придёт нескоро.

Батюшка, отслуживший мессу по умершему, не спеша подходил к каждому прихожанину и миролюбиво беседовал: давая всем утешение и благословение; заботливо выслушивая чаяния по сгинувшему в одиночестве Артёму – не успевшему завести даже семьи.

Нисколько не скорбевший Арсений блуждал по церковному залу, увлечённо осматриваясь – здание казалось простоватым снаружи, но оказалось очень захватывающим внутри: сводчатый потолок опирался на восемь колонн, походя на несколько зонтиков поставленных вместе; нервюры покрывала голубоватая краска, на самом же потолке были нанесены фрески, изображающие различные деяния святых. Узкие, в форме наконечника стрелы, окна остекляли кусками разноцветного стекла, выкладывая из них мозаики: их тоже было восемь (по четыре с каждой стороны) и преимуществовал на них синий цвет и его оттенки.

На первой паре окон (расположенных напротив друг друга) изображалась, почитаемая всеми людьми, богиня Лиссия в окружении рек и водопадов, что было абсолютно логично – в пантеоне богов она отвечала именно за управление пресной водой, оттого и синий цвет в различных тонах всегда доминировал в церквях.

На второй паре окон была запечатлена её дочь Эйнера, за спиной которой противоборствовали огонь и вода. Что, опять же, было не удивительно, ведь её отцом являлся бог огня Зель – изображать которого строго запрещалось церковью. Третий ряд показывал Нераису – внучку богини, смиренно сидящую на камне в окружении змей: из всей святой троицы она была единственной, к кому народ относился с опаской, ибо кровь Зеля в ней была сильна – он ведь являлся ей и отцом и дедом одновременно, потому огня в ней было больше, чем воды. Однако люди её всё равно почитали, пусть и не столь охотно. Хотя в миру существуют трактаты, описывающие её злые деяния, но церковь отрицает подлинность таких случаев; называя подобные книги и утверждения – ересью.

Финальные витрины показывали казнь Лиссии пантеоном богов, пришедшим в мир людей, чтобы наказать мятежную богиню за убийство Зеля. В мире нет истории трагичней и ужасней, чем казнь Лиссии: её мучили и истязали на протяжении нескольких дней на глазах у тысячи человек, которые ничего не могли сделать, кроме как сострадать своей богине и презирать прочих богов. В ходе казни ей не только отрезали нос, уши и язык: ей также отрубили руки и ноги, а потом, из ещё живого тела чувствующего боль, стали доставать внутренние органы и бросать их в огонь заставляя пытаемую смотреть на это. И когда в её теле осталось лишь едва бьющееся сердце, пытавшие выкололи ей сглаза, а затем отрубили голову и сожгли все её остатки до небольшой крохи пепла, до сих пор хранящегося в главной церкви на святых островах.

Арсений прекрасно помнил эту историю; также он прекрасно помнил, как с ужасом сидел на кровати, дрожа коленками, и не понимал, зачем мама читает ему, четырёхлетнему мальчику, такую ужасную историю, от которой у него потом долгое время были кошмары. Даже сейчас, спустя столько лет, при упоминании казни богини его тело покрывалось мурашками, а по спине пробегал холод. Но местная церковь ему понравилась, он был впечатлён ей – она явно была дороже всех домов в деревне вместе взятых.

– Вы так внимательно всё осматриваете юноша, но мне всё же показалось, что вы здесь для того, чтобы задать мне несколько вопросов, а не для того, чтобы разглядывать иконы. Хотя, конечно же, подобное не воспрещается. Так что прошу меня простить, ежели я ошибся и отвлёк вас от мирного созерцания красот нашего храма. – Батюшка говорил тихим и мягким басом, гармонично вибрирующим в пространстве, но не создающим громкого эха, несмотря на хорошо подходящее для этого место.

Священник был довольно высок: Арсений редко встречал людей выше себя, а человека превосходящего его не целую голову он видел впервые. На вид, божий слуга был лет на десять старше отца, однако его голова, покрытая густой тёмно-чёрной шевелюрой длинных волос (где не было ни капли седины), изысканно пыталась убедить в обратном.

– Вы очень проницательны. Мне действительно требуется задать вам несколько вопросов о непростой жизненной ситуации. – Он не осмелился сразу же взглянуть в глаза священнослужителю. Сперва он осмотрел его символ веры: две косых линии, диагонально пересекающие друг друга ровно посередине; в центре был небольшой круг, ещё один круг был шире и запирал в себе ровно три четверти линий; ну а замыкали линии по краям четыре округлые дуги, выглядело это так, словно был третий круг, обводивший всю конструкцию, но его сломали. Такой крест носили все церковные работники и делали его исключительно из чистейшего белого золота.

– Буду рад, если мои советы помогут вам найти путь истины, юноша. – Батюшка учтиво поклонился, только слегка склонив голову на мгновение: священникам не пристало кланяться даже королям. Однако он не счёл для себя слишком оскорбительным почтить собеседника столь незатейливым жестом.

Конечно же, Арсений не мог оставить такой дифирамб безответным и тут же поклонился в пояс. Поклон вышел несколько неуклюжим, а оттого не вполне вежливым – волнение сковывало тело, принуждая то плохо слушаться команд.

– Вопрос пойдёт о грехах, а конкретно о том, какие грехи страшнее. – Только сейчас он набрался смелости, чтобы взглянуть в лицо собеседника.

– Не поверите, но такие вопросы мне задают довольно часто. Смелее, мальчик мой, спрашивайте, что конкретно вас интересует. – Чувствуя робость юноши, священник возложил десницу на его плечо.

– Есть два самых страшных греха: убийство и кража. Но что если я убью вора нещадно обворовывающего беззащитных людей?

– Убийство более тяжкий грех, чем воровство. Убив вора, ты запятнаешь свою душу и после смерти тебе никогда не увидеть лика богини: твоя душа будет неприкаянно слоняться в нашем мире, среди проклятых погостов и разорённых кладбищ. – Отпустив его плечо, батюшка поднял указующий перст к небесам.

– А что если речь об отце, избивающем своих жену и детей? Что тогда? Как можно ему противостоять? Можно ли его убить? Как метод самозащиты. Ну, или хотя бы ударить? – Арсений, как мог, изображал спокойствие, стараясь намертво сковать каждый лицевой мускул. И хотя под одеждой всё его тело дрожало, его мимика лишь мельком выдавала тревожность.

– Мужчина отвечает перед богиней не только за себя, но и за всю свою семью. Это очень тяжкое бремя, такому юному парню как вы этого пока не понять. Мужчина должен следить за тем, чтобы его чета не сбилась с пути истинного и для этого, порой приходится поднимать руку на любимых. – Он вёл себя совершенно спокойно, говоря подобное: ни в его голосе, ни в его мимике или взгляде не читалось не малейшего намёка на сострадание или жалость.

– А у вас есть семья? – Если бы глаза могли наглядней демонстрировать эмоции, то в его глазницах сейчас бы пылал огонь.

– Конечно. Как же без неё. Без семьи и птенец из яйца не вылупится. – Батюшка, прищурившись, улыбнулся, и развёл ладони, словно пытался показать насколько большая у него семья.

Люди в церкви, посчитав достаточным выказанное ими лицемерное страдание, стали постепенно расходиться. Ушли и родители Арсения: отец снова с кем-то завёл длинный разговор, а значит трезвым его ждать сегодня опять ни стоит.

– Небось, и вы тоже жену бьёте? – Арсений, хрустя костяшками, сжал трясущиеся кулаки.

– Ну, когда у неё грех на уме, то да, приходится. – Служитель церкви почувствовал агрессию в голосе и движениях прихожанина и стал менее добрее в своих манерах.

– Поди, и выпить тоже любите? – Лицо Арсения становилось всё более и более хмурым.

– А как же, святое дело выпить в выходной. – Единственная фраза произнесённая главой монастыря с искренней радостью.

– То-то я чувствую, от вас святым делом несёт.

– Не хами, мальчик. – Он подошёл к нему ближе, чтобы их разговор точно никто не услышал.

– С моей стороны было большой ошибкой приходить сюда и просить у чертей совета. – Их грубые каменные взгляды врезались друг в друга.

– Уходи отсюда и больше не возвращайся. Я скорее пущу сюда Хардимийцев или Тармитийцев, чем тебя.

Конечно, такие слова просто не могли не шокировать Арсения: услышать из уст священника, что он с большей радостью примет еретиков, чем тебя – это удар в самое больное, для любого верующего человека. Ведь каноничная церковь ненавидит сторонников Хардима и Тармитии сильнее, чем людей практикующих оккультизм, хотя Хардимийцы и Тармитийцы также свято почитают богиню Лиссию – просто делают это не по заветам классической Элитийской церкви.

– Знаете, батюшка, хоть вы и носите рясу, епитрахиль и крест, но я уверен, что после смерти вам ни за что не увидеть лика богини. Ваша душа будет метаться неприкаянной в вечных муках. – Он с трудом сдерживался от того, чтобы не повысить голос на него. Арсений ждал умиротворения от этого разговора, но получил лишь большее негодование.

Священник наклонился, поднеся губы к его уху, и сказал только одно слово:

– Вон!

Арсений и сам не собирался здесь больше задерживаться, ему требовалось найти место, где можно было бы успокоиться и остаться наедине с мыслями. Отправиться туда, куда тревоги и тяготы не доберутся, не проникнут в голову тяжёлым грузом, не заставят испытывать ненависть и гнев.

Его потухший почти мёртвый взгляд и не заметил, как ставшие слабыми, словно мочалки, ноги приволокли его безвольное тело к озеру. Он стоял и глядел в своё отражение, не видя ни себя, ни воды, ни происходившего вокруг – Арсения занимали лишь его мысли:

(Прошу тебя, Богиня, дай мне знак. Объясни, как правильно поступить. Родители с детства учат нас поступать по совести; император – уважать закон; церковь – чтить святость заветов. Однако при этом столько войн было развязано во имя Богини и религии; столько мерзостей творят люди, совершенно не нарушая законы; и столькие были убиты во имя эфемерной справедливости. Подлец всегда найдёт способ, как совершить убийство, не нарушив государственных законов, церковных догм и даже со своей совестью не вступит в раздор – так почему я колеблюсь, почему не могу решиться на поступок столь очевидно необходимый? Видимо, я всё же не могу стать мерзавцем, по крайней мере, пока. Ох, как же хочется убраться подальше от всех семейных неурядиц. Если уж не уехать, то хотя бы прыгнуть в воду и раствориться. Исчезнуть, да хоть испариться, лишь бы меня не было, и всего этого больше бы не было. Но даже этого я сделать не в состоянии, хотя это так просто. Быть может мы просто любим страдать – может именно так мы понимаем, что такое счастье. Может только так начинаем ценить те временна, когда всё было хорошо, накрепко фиксируя их в своей памяти. Надёжно запечатлевая эти мгновения в картинах и фотографиях – поэтому мы все улыбаемся стоя перед портретистами и фотографами.

Лживо источаем радость на праздниках и пиршествах, стараясь думать только о хорошем, забывая о плохих вещах, пусть и ненадолго. А как быть с теми, кто бежит от горечи и боли – познав раз в жизни неприятность, они бегут от проблем, старательно пряча голову, в надежде укрыться от разочарований. Как быть с ними? Они знают, что такое счастье, если постоянно обходят проблемы стороной? Чёрт знает, на что способны такие люди, но я точно не смогу укрыться от неприятностей и делать вид, что у меня всё хорошо – это тоже не мой путь. Так и что мне делать? Хоть кто-нибудь подсказал бы, ибо я не ведаю, как мне поступить. Богиня, дай хоть малейший знак – я был бы сейчас рад любому совету, даже совсем примитивному.)

– О чём задумался, рыбачёк? – Катя нагло водрузила правую руку на его левое плечо и повисла на нём, пытаясь в глазах Арсения прочитать причину его угрюмости.

– Да так. О вечном. – Он по-прежнему лицезрел собственное отражение, медленно выходя из своих тягучих мыслей, словно поднимался со дна океана.

– Ну, вечные в нашем мире четыре вещи: жизнь, смерть, любовь и мода на панталоны. Так чем конкретно был загружен твой котелок? – Она отпустила его и встала слегка с боку, чтобы он лучше её видел.

– Уж точно не о панталонах. – Арсений слегка повеселел рядом с ней, но его лицо всё никак не хотело убирать с себя гримасу. Да и брови упрямо не хотели расходиться, решив, что их свели навеки.

– А вот и зря: тебе бы очень пошли кружева и нежно-розовый цвет.

Арсений хмыкнул, больше изображая радость, чем чувствуя её на самом деле.

– Я искала тебя в деревне и мне сказали, что ты отправился к этому озеру. Знаешь, учитывая, что на нас здесь напали, было очень не разумно сюда возвращаться.

– Я не заметил, как оказался тут. – Он, наконец-то, отвлёкся от отражения и огляделся вокруг, будто видел это место впервые.

– Ладно, пошли со мной, горемыка. Покажу тебе кое-что, быть может, от этого твоя физиономия перестанет быть такой кислой. – Катя, схватив его за руку, поволокла Арсения куда-то по тропинке, ведущей в противоположную сторону от деревни.

Чуть более получаса пути к северу от села на высоком широченном округлом холме располагалось поместье Беловых: его возвышение над окрестностями весьма наглядно подчёркивало богатую родословную своих хозяев, пестрящую лицами высокородных господ, находившимися и находящимися в сословной иерархии где-то у самой вершины.

Ограждал территорию, в центре которой находился пятиэтажный сверкающий карминовой крышей белоснежный исполин, кованный трёхметровый забор – позволяющий прохожим любоваться богатством владельцев, но дающим чётко понять, что их там не ждут.

Внутрь своего дома Екатерина его не повела; она потащила Арсения влево от входа. Ещё пару десятков минут блуждания по ухоженным тропинкам, и парочка оказалась на конюшнях.

– Вот знакомься, его зовут Тирск. Он у меня с двенадцати лет.

Перед Арсением, запертый в стойле, тревожно фыркал чёрно-серый конь. С любопытством, но не без опаски, изучающий новое для себя лицо. Он медленно воротил мордой оглядывая новичка то левым глазом, то правым, совершенно не представляя, чего от него ждать.

– Какой красавец! – Его руки сами, непроизвольно, потянулись, чтобы погладить изящное животное, удивительно сочетающее в себе силу и скорость. Однако Тирск непрозрачно дал понять, что он признаёт только одни руки, отступив от незнакомца в сторону хозяйки. Гость не стал проявлять настойчивость и нервировать лошадь.

– За ним ухаживаю лично я, даже прислуге к нему подходить не велено. Я его кормлю, я его мою, и чешу ему гриву. – Она достала из кармана своих брюк для верховой езды кусок сахара и протянула его питомцу. Сегодня она надела брюки коричневого цвета, а не чёрного как в прошлый раз; да и её блузка была красной, а не белой, правда всё также с большим количеством расстёгнутых верхних пуговиц. Сапоги она выбрала с более высокой подошвой, но более низким голенищем. Благодаря этим каблукам она казалась одного роста с Арсением.

– Какая похвальная преданность. – Он подошёл к мешку с морковкой, взял оттуда одну и протянул её другой лошади стоявшей рядом.

– На мой взгляд, верность это самое важное в любых отношениях. Даже с животными. Не обижай их, и они не предадут тебя. – Катя любя поглаживала Тирска, тот источая взаимность, тыкаясь носом в её щёку.

– Тут с тобой сложно поспорить, хотя порой верность кому-то затуманивает наш взгляд, не давая нам увидеть очевидного. – Евший морковку рыжий конь тоже позволил себя погладить.

– Ты про то, что мы не видим недостатки тех, кого любим. Ну, так что ж, мы все не идеальны и вместо того, чтобы обращать внимания на чьи-то недостатки, не лучше ли подмечать в человеке только хорошее.

– Вот уж от тебя я такого услышать, точно не ожидал!

– Я не такая циничная, какой могу показаться на первый взгляд. – Она открыла загон и стала набрасывать на лошадь сбрую.

– Прости, я уж точно не хотел тебя обидеть. – Понимая, что с рыжим конём контакт налажен, Арсений также принялся снаряжать животное к прогулке.

– Я не обиделась. А что чувствуешь ты? Я слышала, сегодня были похороны вашего друга. Вы с родителями теперь уедете?

– Нет, мы здесь до конца лета.

– Как твой отец? Сильно скорбел о потере друга?

Идя плечом к плечу, они медленно покидали конюшню, ведя лошадей за собой.

– Не знаю. Мне нет дела до его чувств. Вот что меня действительно заинтересовало, так это почему умершего хоронили в закрытом гробу. Я что-то не слышал о том, чтобы он получил серьёзные увечья. – Потирая указательным пальцем за ухом, он поглядывал вниз, вспоминая утренний поход в церковь.

– Уродств не было, но его тело всё было покрыто какими-то знаками. Я слышала, как отец разговаривал со священником. Тот говорил, что это оккультные демонические символы, и что он не за что не станет проводить панихиду в церкви. Но папа сказал, что подобный отказ может вызвать панику в селе и лишние тревоги среди жителей, если те начнут подозревать, что в уезде проводят демонические обряды. Церковник согласился с доводами моего отца, но только после того как папа предложил ему немалую сумму. – Она поджала губы, едва не сложив их в треугольник, чувствуя неловкость за отца, ведущего себя порой не честно по отношению к окружающим.

– Интересное у вас тут место, как я погляжу: два дня всего у вас, а уже такие неординарные происшествия вокруг. – Увлечённый беседой, Арсений споткнулся о порог высоких двухстворчатых ворот сколоченных из светло-бежевого обтёсанного ясеня. Инерция сильно наклонила вперёд его торс и голову, но удержаться на ногах ему всё же удалось.

Беззлобный смех Кати над конфузом друга последовал незамедлительно, Тирск поддержал хозяйку, подхватив её тихий смешок своим громким ржанием.

– Так и живём. Но не думай, будто у нас тут монстры и сектанты за каждым углом встречаются. Местечко у нас глухое и спокойное, но весёлое. А все эти зомби в лесу до твоего приезда и не встречались особо. Последний раз отец к охотникам на чудовищ обращался лет пять назад. Изничтожать какого-то вурдалака забредшего к нам с заброшенного кладбища.

– Сомневаюсь, будто их интересуют мои или отцовские эликсиры. Вряд ли моя семья послужила причиной появления мутара возле того озера. – Потирая подбородок, на котором едва начали расти волосы, он вздохнул, продолжая вспоминать не самую приятную беседу со священником.

– Я этого и не имела ввиду. Я даже рада, что вы сюда приехали. Мне редко удаётся поговорить с жителями столицы, хотя про саму жизнь в столице я у тебя пока так и не спросила. Как-то всё не было подходящего момента. – Она, оперевшись на шею Тирска, изогнулась на правый бок, положив руку на талию. Обретя одновременно и деловой и соблазнительный вид.

– Спрашивай меня, о чём хочешь. Я был во дворце императора: самого священного правителя не видел. Но разговаривал с его дочерью: наследницей престола, её светлостью великой княгиней Натальей Галидовой. Очень сильно боялся, что скажу что-нибудь не так, и мне отрубят голову.

– Подожди, подробности расскажешь потом, а сейчас давай десять кругов по ипподрому наперегонки. Кто первый – тот молодец, кто последний – тот зелёная старая черепаха. – Катя грациозно и ловко залезла в седло.

– Ладно, Ваше Сиятельство, но не рыдайте, когда проиграете. – Арсений в седле держался не хуже и забрался на него столь же уверенно.

Осторожный толчок подошвой ботинок в бок коня и рыжий жеребец рванул с места, оставляя за собой вырванные клочки травы и земли.

– Эй, так нечестно! – Она пришпорила свою лошадь, помчавшись следом.

Поначалу Арсений держался впереди, обгоняя подругу на дюжину метров, однако породистый питомец Кати был непрост характером, и проигрывать не любил – как и его хозяйка. Обладая большей силой и упорством, Тирск постепенно нагонял вырвавшуюся вперёд лошадь и уже на пятом круге поравнялся с ней.

Пока животные скакали нос к носу, наездники смотрели друг на друга и улыбались, охваченные эйфорией от гонки. Кате очень хотелось сделать что-нибудь вредное, но безобидное: ткнуть плёткой в Арсения или ущипнуть его, но на такой скорости даже это было делать опасно. Недолго думая, она послала ему воздушный поцелуй, а затем, высунув язык (дразнясь им как маленький ребёнок), резко ушла вперёд со скоростью лодки плывущей по течению.

Арсений, конечно же, пытался ускорить лошадь, но сильно загонять жеребца не хотел: всё-таки конь не его, да и просто животное жалко было хлестать ради ничего незначащих простых догонялок. Возможно, именно поэтому шансов на победу у него не оставалось, и они с рыжим конём пришли к финишу, отстав от победителей почти на тридцать метров.

– Что ж, поздравляю. Теперь ты черепашка. – Порой её показное ехидство переходило некоторые границы, а лицо выражало такое самодовольство, что многих это отталкивало от общения с ней.

– Бывает, порой и мне не везёт. – Он тихо слез, всё ещё радостный от гонки, и привязал лошадь к прожилинам забора огораживающего ипподром.

– Везение тут не причём, просто признай, что я лучше тебя во всём. Будь то магия, фехтование или верховая езда. Я со всем справляюсь лучше.

– Нет, в верховой езде ты не лучше. У тебя просто попа толста и поэтому ты крепче в седле сидишь.

– Что ты сказал? – Её голос окутал Арсения со свирепостью и суровостью вьюги ворвавшейся в хижину через открытую дверь.

– Я ничего не говорил. Тебе всё послышалось. – Понимая, что его глупая шутка не понравилась Кате, он пытался смягчить её, отшучиваясь и дальше.

– Арсений, милый, повтори мне что ты сказал, и обещаю, твоя смерть будет быстрой. – Она приближалась к нему, медленно вышагивая, как кошка перед броском на мышь.

– Я ничего не говорил. Тебе показалось. – Видя в её руке молнию, он, благоразумно, попятился, перешагнув через забор ипподрома.

– Ах ты, гадёныш! Получай! – Стараясь не задеть друга, она не очень резким движением бросила молнию ему под ноги. Небольшая вспышка осыпала искрами его сапоги.

– Ха-ха, не попала! – Радуясь происходящему ещё сильнее, чем скачкам, он укрылся за стволом дерева как раз в момент, когда над его ухом пронеслось новое заклинание.

– Ах, значит, не попала! Ты ещё и радуешься?! Ну, сейчас я тебе устрою! Иди сюда, зараза! – Собрав силы для нового колдовства, она приблизилась к дереву.

Выскочив из укрытия, Арсений повалил её на землю, не дав ей возможности даже пальцем шевельнуть.

– Так, теперь мы выясним: бояться ли благородные дамы щекотки также сильно, как простолюдины. – Его руки потянулись к её рёбрам, быстро шевеля пальцами.

– Нет, не смей этого делать! – Покачав корпусом и тазом из стороны в сторону, она освободила одну ногу и, упёршись ей в его грудь, откинула Арсения от себя. И тут же села на него, не дав тому опомниться. – Ну, сдаёшься?

– Сдаюсь, сдаюсь! – Он трижды похлопал ладонью по её бедру.

– Значит, ты признаёшь, что я лучше тебя? – Катя ткнула пальцем в его лоб.

– Признаю. Ты великолепна.

– Так-то лучше.

Арсений ответил лишь ярким и ритмичным смехом на её притворную заносчивость, она тоже расхохоталась, падая в траву рядом с ним. Они, испытывая беззаботное счастье, лёжа в тени деревьев и глядя в чистое безоблачное небо.

***

Летняя погода неожиданно дала сбой: ещё вчера ничего не предвещало грозы, однако сегодня с самого утра крепко взялся за дело дождь, всё усиливаясь с каждым часом, заливая засохшую от зноя землю лужами и тонкими речушками.

Ближе к обеду подоспели и гром с молниями, с редкой периодичностью освещая небо и разгоняя тишину раскатистым могучим грохотом, заставляя всех сидеть в домах и печально глядеть в окно, вспоминая свои планы на сегодняшний день – тщательно продуманные и составленные вчерашним вечером.

Но, впрочем, нашлись персоны, которые не позволил внезапности стихий нарушить их привычный распорядок и сорвать намеченные заранее свершения. Одним из таких, конечно же, был, со свойственным ему упрямством, Арсений: накинув плотный плащ и окутав десяток дюймов пространства вокруг себя простецким заклинанием «зонтик», он, ползая в лесу на четвереньках, собирал столь необходимые ему нынче травы.

Узнав о прибытии лучшего алхимика в уезд, местное дворянство не преминуло возможностью заказать себе очень желанные, а потому дорогие, эликсиры: укрепляющие память настойки, возвращающие потенцию или позволяющие полдня выглядеть моложе на тридцать лет растворы – самые ходовые зелья среди привилегированного сословия, которое избалованное жизнью не привыкло ждать. Поэтому юному алхимику приходилось на всех окрестных опушках и зарослях кустарников выискивать необходимые ему: жёлто-бутонные травянистые пучки арнебии, легко скрывающиеся среди зарослей одуванчиков; бутень, чьи высокие разросшиеся стебли с широкими листами и мелкими как бисер белыми покрывающими макушку цветами легко могли затеряться в прочих кустах; чешуйчато-лиственные плауны, ползучий мягкий стебель которых мастерски окапывался в опавшей листве.

Громоздкую сумку, сделанную специально для алхимиков, позволяющую переносить не только травы, но и банки с растворами, не боясь их разбить даже при падении, Арсений оставил на пне. Единственный её ремень сильно давил на плечо под тяжестью груза и она мешала двигаться: цеплялась за кусты и волоклась по траве, когда он приседал.

Арсений бережно срезал травы заклинанием бритвы (тонкий плотно сжатый воздух создавал подобие лезвия сотканного из ветра) наколдованным вокруг его указательного пальца правой руки. И столь же бережно (можно даже сказать нежно) складывал растения рядышком; мурлыча под нос какую-то старую мелодию, которую он даже не мог вспомнить, где услышал.

Дождь громогласно господствовал над миром, всё явней демонстрируя собственное превосходство, заглушая тем самым прочие звуки издаваемые кем бы то ни было. Именно поэтому молодой алхимик, так увлечённый сбором ингредиентов, не услышал, как к нему подкрадывается абсолютно бесшёрстное хищное существо, превосходящее габаритами даже самую крупную собаку раза в два или даже три.

Оно не рычало – оно никогда и не умело рычать. Его лапы, в которых проглядывались отголоски человеческих рук и ног, были лишены когтей: там, на том, что когда-то являлось пальцами, находились острые наросты, но это скорее были очень длинные и плотные ногти, чем острые и цепкие когти. Вытянутая розоватая «крокодилья» пасть устрашающе уродовалась шестью парами клыков (тремя сверху и тремя снизу). Над пастью располагались две пары глаз: одни были хищные – имели продольный зрачок, как у кошек и находились на середине лица; вторые размещались значительно ближе к ушам, (на месте человеческих висков) – в них плавали из стороны в сторону продольные зрачки, как у коз и многих других травоядных существ.

Противоестественное порождение тёмной магии медленно переставляло одну конечность за другой, наступая на траву, словно на хрупкое стекло. Бесхвостое лысое существо с мерзко выпирающим из-под серо-розовой кожи позвоночником кралось к жертве, предвкушая экстаз, получаемый всякий раз, когда человеческая кровь оказывалась у него на устах и языке. Оно уже прижалось к земле, готовясь к прыжку, напрягая твёрдые и выточенные мускулы тела. Но собирающий траву человек уже был научен; на него уже нападали сзади существа в лесу и он, совсем недавно, завёл привычку ставить вокруг себя предупреждающие ловушки. Несколько из них уже послали в его мозг ментальный сигнал, предупреждающий об опасности. И юноша лишь делал вид, что собирал травы, а на самом деле он подготавливал сильное заклинание.

Арсений мимолётно повернулся боком к четырёхглазому существу и выстрелил из пальца тонким бордовым лучом. Да, такое заклинание имело слишком маленький радиус поражения, но оно летело быстрее всего и если попадало в цель, то почти всегда убивало.

Однако, мутировавший в охотника человек, обладал невероятной, феноменальной, не досягаемой не для кого реакцией. Абсолютно все существа созданные тёмной магией обладали сверхъестественными физическими способностями, в лесу они бы могли стать царями зверей, но не одно из них на животных не охотилось – запретная магия уродовала только людей, и охотились эти существа только на людей.

Тварь успела отпрыгнуть в сторону, лишь едва разминувшись с лучом настолько плотно скрученного пламени, что оно могло бы моментально прожечь лист стали толщиной в две ладони.

Понимая, что намеченная им жертва не станет для него лёгкой добычей, монстр ненадолго отложил свой смертоносный прыжок: не сводя хищный взгляд с человека; своими боковыми глазами он отчётливо видел куда идёт, обходя против часовой стрелки Арсения.

Тот тоже не торопился предстать перед ликом богини, поэтому терпеливо выжидал, стараясь держать хладнокровие: ему не так часто доводилось биться с проклятыми существами как в последние дни (а точнее, вообще не доводилось) и его сердце колотилось, стуча, как совсем недавно изобретённый иностранным учёным электромотор, работающий на гальванических батареях. Мысли путались, резво переплетаясь, затмевая одна другую, не давая чёткого ответа о последующих действиях.

Мутант заметил замешательство жертвы, и рефлексы хищника заставили его наброситься на человека в ту же секунду.

Видя широко открытую пасть, летящую на него со стремительностью пули, Арсений бросил все свои мысли смешавшиеся в кучу от внезапной опасности и положился на инстинкт – единственное, на что он сейчас мог рассчитывать.

Толстый, как ствол молодой осины и шипастый как стебель розы, витиеватый росток вырвался из земли и обвил заднюю лапу, а затем и тело охотника, впиваясь в него шипами. Нападающему было больно и, если бы он мог кричать, то он бы закричал.

Но всё же инстинкты подвели молодого алхимика – отсутствие опыта подобных схваток приблизил его путь к могиле: прыжок мутанта лоза остановить не смогла, и он дотянулся передней лапой до человека. Ногти монстра рассекли торс Арсения от правого плеча до левого бока, дойдя до ремня, только почувствовав боль, он ушёл назад, абсолютно не видя, как пропустил этот удар.

Шипастые зелёные тиски сильнее сдавили чудовище, послышался тихий скрип разрываемой кожи – послышался бы и хруст костей, если бы угодивший в ловушку не извернулся бы и не перегрыз путы у самой земли. Разбираясь с ними, существо подставило человеку тыл, и сразу же получило в него тяжёлой волной пламени способной разбить несколько слоёв кирпича.

Улетев от Арсения на полсотни метров, тварь заворочалась в траве, перекатываясь со спины на живот и обратно, она сбивала, причиняющее ей столько боли, разъедающие тело пламя. Земля, вымокшая от многочасового дождя, прекрасно поспособствовала ей в этом: огонь угас довольно быстро и охотник снова стал готов к нападению.

Воспользоваться заминкой врага смог и Арсений – он осмотрел свою рану, та была обширной, но не глубокой: кровь обильно сочилась и стекала по штанам, оставляя под ним лужу; внутренние органы не были задеты, и даже мышцы груди и пресса находились в сносном состоянии. По всем признакам сама по себе травма не представляла опасности, вот только её срочно нужно было обработать, иначе он просто-напросто истечёт кровью чуть меньше чем за десяток минут. Целебные зелья легко могут залечить и гораздо более суровые раны, однако сумка с ними сейчас стоит на пне позади напавшего на него монстра.

Магическое существо словно прочитало взгляд жертвы и не стало отходить от сумки, наоборот, оно стало виться вокруг неё, будто там находилась её еда, её потомство или ещё что-то более ценное.

Не до конца понимая своё плачевное положение, (но всё-таки догадываясь, что дела его прескверные) Арсений глубже укутывался в мысли, видя в поклаже с эликсирами своё единственное спасение, путь к которому ему преграждал могучий зверь. Он старался как можно быстрее отыскать в голове правильное решение, ведь всё расширяющаяся под ногами лужа крови уверенно говорила ему, что время сейчас не на его стороне.

Следующее решение было спонтанным, а потому не эффективным: шипы льда упавшие сверху не смогли застать врага врасплох, тот на метр отскочил в бок и угрожающе клацнул зубами, провоцируя человека на более безрассудные действия. И человек поддался.

Арсений вытянул руку вперёд, намереваясь испепелить монстра ударом молнии, но рассудок вовремя просигналил опасность. Юноша и забыл, что над ним больше нет заклинания зонтика, и он полностью промок под дождём: если использовать электрические заклинания в таких условиях, то легко можно умереть от собственных чар.

Разум Арсения всё-таки взял верх над чувствами – выжидательная тактика мутанта оказалась ошибочной: она дала человеку время собраться с мыслями, и позволила ему придумать неплохой план. В охоте преимущество всегда на стороне добычи – скрываться и прятаться всегда проще, чем выслеживать и нападать.

Видя, как жертва пятится, пытаясь ускользнуть в заросли, тварь решила, что ошиблась и здесь человека ничего не держит (она сама не понимала, что именно нужно было человеку, но ей почему-то казалось, что здесь находится что-то важное для него). Отпускать раненную добычу ей не позволяли инстинкты, и она бросилась на жертву, пока та не скрылась в кустах.

Арсений именно на это и рассчитывал, он уже подготовил все необходимые чары. Когда порождение тёмной магии летело на него в мощном прыжке и не могло увернуться, он бросил в неё первое заклинание. Груда камней, собравшись в кулак, врезали в живот охотнику – в самое незащищённое место. Следом, не давая опомниться нападавшему, он бросил огненный шар и начал постепенно идти, вперёд сопровождая каждый свой шаг очередной магией. Пламя хлестало вокруг него, волнами накатывая на врага – существо уклонялось, но отступало назад.

Через несколько метров алхимик оказался близок к сумке на столько, что смог притянуть её телекинезом. Тяжёлая поклажа оказалась в руке, вот только для того чтобы достать эликсир нужно было время и обе свободные руки, а монстр явно был готов к атаке в любую предложенную ему паузу.

Продолжая атаковать лишь левой рукой, Арсений взял зубами сумку (те заскрипели и болезненно кольнули в мозг недовольные её массой) и свободной рукой полез за эликсиром. Там были только исцеляющие растворы, так что искать, долго не пришлось. Резко отбросив в сторону, мешающий в данный момент мешок, он откупорил сосуд и окатил содержимым рану, держа на пределе мощности магический щит способный дать ему лишь несколько мгновений безопасности.

Располосованные мягкие ткани и кожа быстро срастались вновь, словно сшиваемые шёлковой нитью порванные простыни. Тварь пробила защиту с третьего удара и пролетела над плечом успевшего вовремя присесть Арсения. Развернувшись, чтобы напасть вновь, оно получило по морде куском льда, пущенным из рук исцелившейся жертвы.

Охотник выдержал удар, даже все его клыки оказались на месте, но Арсений больше не собирался отдавать лидирующую позицию в битве. Он продолжил атаковать, закружив тварь в потоках могучего ветра: опавшие листья, сломанные ветки подлетели с земли, затягиваясь в круговорот воздуха. Кроны деревьев стали пригибаться, наклоняясь в сторону маленького смерча. Даже дождь перестал падать на землю в месте сражения – все капли затягивало в разрушительный хоровод магии.

Существо вращало и крутило в самом эпицентре, оно получало всё больше и больше ран: слышался хруст суставов, кровь всё сильней окрашивала вихрь в красный цвет. Арсений подготовил финальное заклинание – он бросил ослабленного противника на прочную ветвь, вошедшую прямо в сердце и пронзившую тварь насквозь.

Подождав несколько секунд, дабы убедиться, что монстр больше не шевелится, он аккуратно подошёл к его телу, опасаясь, что тот всё же может вскочить. Но хищник был абсолютно мёртв, и даже если бы он остался жив его тело было в таком состоянии, что просто не смогло бы двигаться. Арсений присел, прикоснувшись рукой к его черепу.

(Ну и монстрюга! И как мне только удалось выжить! Так, больше в лес я в одиночку не хожу.)

Крепко схватив правой рукой челюсть существа, он второй рукой ухватился за один из его зубов и, расшатывая и таща его изо всех сил, вырвал громадный, длинной и толщиной больше пальца, клык.

(А это будет моим трофеем. Показывать его родителям я, конечно же, не стану, а вот перед друзьями можно будет похвастаться. Главное успеть убраться из этого леса пока на меня ещё кто-нибудь не напал. Где там моя сумка?)

Глава третья: Отчаяние.

Практически всё в нашей жизни мы познаём с возрастом – рождаясь, мы даже не обладаем всеми базовыми навыками, и совершенно лишены хоть каких-то знаний. Всё что мы знаем и умеем, приходит к нам исключительно с возрастом и некоторых вещей нам не познать, пока мы полностью не расстанемся с детством: детям совершенно не ведомо отсутствие свободного времени, они не признают спринтерского темпа жизни. Им абсолютно не понятно как можно запланировать на завтра дюжину дел и не успеть сделать ни одного. Но главное дети не знают отчаяния – сложно разочароваться в жизни, когда она только начинается. Невозможно почувствовать себя неудачником и опустить руки в тщетных попытках достичь успеха, когда ты ещё ничего по-настоящему в жизни не начинал. Ребёнок не раскиснет, оглянувшись на своё прошлое и поняв, что к своим годам он так ничего существенного и не добился. Но главное, они не могут совершить непоправимых ошибок: им ещё только предстоит делать важные выборы, оплошав в которых можно сломать себе всю дальнейшую жизнь.

Трое таких вот светловолосых, ещё не познавших отчаянных бед, девочек стояли рядом с постоялым домом и рисовали на песке животных, пользуясь магией ветра. Они были ещё малы, чтобы посещать школу, оттого их речь звучала неграмотно и неуверенно.

– Сьто ты рисуешь? – Девочка, стоявшая посередине, привстала на цыпочки, стремясь лучше разглядеть художества подруги.

– Это флоник, я его в ширке видела. – С податливостью карандашного грифеля тонкая струя воздуха дорисовывала большие уши ровному овалу.

– Никогда там не была. Папа обещал нас с мамой туда сводить в прошлом году, но так и забыл про своё обещание. Говоря, что был занят работой. – Финальное слово она высказала с хрипотцой, пародируя голос отца.

Мимо них быстро прошагал Арсений; глядя под ноги и стараясь не замечать окружающих, он направлялся к дому.

– Вон смотри, идёт новенький. – Молчавшая до этого девочка, как хорошо воспитанный человек, не стала тыкать в прохожего пальцем, а лишь указала на него быстрым кивком задранного вверх носика.

– Не шмотри на него. – Девочка, находившаяся в центре, резко повернулась, к расположенной по левый бок от неё, подруге.

– Пучиму? – Девочка, рисовавшая слоника, решила тоже присоединиться к беседе.

– Я слышала, как мама сказала папе, что такой красивый парень в нашем селе всех девок перепортит. Так что не смотри на него, а то испортишься.

– Испорчусь? Как молоко фто ли? – Она дорисовала слона и готова была выслушать все аргументы подружки.

Но их не последовало:

– Нежнаю. Мама папе, об этом ничего не говорила. – Она опустила голову и начала смотреть на свои маленькие пальчики рук, судорожно перебирая ноготками.

Арсений, невольно услышав разговор, едва не расхохотался прямо на крыльце, но привитые с детства манеры и сдержанность позволили ему обойтись лишь лёгкой улыбкой.

Дома его дожидалась мать, занятая утренней уборкой. Он не ожидал застать её, думая, что она уже давно закончила и пошла на рынок. И поэтому был несколько озадачен, когда открыл дверь и услышал:

– К тебе клиент. Уже второй час тебя дожидается. Я отправила её в твою комнату. – Мокрые тряпки бодрым вальсом кружились вокруг Марии, оттирая до блеска и без того уже изрядно чистый пол.

– Мам, ну сколько раз тебе говорить, что не надо пускать людей в мою лабораторию: там реагентов столько, что можно роту солдат отравить или целую улицу взорвать. – Встревоженный фактом незваного гостя в своей спальне, он суматошно зашагал к двери собственной комнаты, оставляя грязные следы на ещё мокрых досках.

– Ой, да ладно. Женщина выглядела очень приличной, вряд ли она станет там у тебя копаться и уж тем более что-то воровать. – Когда Арсений проходил мимо, она шлёпнула его по заду мокрой тряпкой, сжимаемой в правой руке, оставив на его штанах влажное пятно.

Мать оказалась права: когда он зашёл в спальню, то увидел мирно сидящую на кровати даму лет тридцати, одетую в дорогое платье. Бледность её кожи и в особенности лица только слегка покрытого пудрой, отчётливо говорили о её принадлежности к высшему сословию. Красть что-то ей действительно не было нужды – возникни у неё необходимость, она смогла бы купить все зелья и ингредиенты в столе Арсения. Тонкие длинные пальцы девичьих ухоженных худощавых рук явно демонстрировали, что никогда не знали физического труда, зато регулярно отрабатывали партии на пианино.

Увидев вошедшего Арсения, она приободрилась, но и заметно занервничала. Сначала гостья захотела встать с кровати, но едва приподнявшись, решила остаться на месте, опустившись обратно на покрывало.

– Здравствуйте! – Она суматошно заёрзала, тревожно следя за идущим к столу Арсением.

– Здравствуйте, госпожа! Чем я могу быть вам полезен? – Он начал с важным видом переставлять пустые склянки и доставать из ящиков травы и лишайники.

Отец учил его, что когда приходит клиент непременно нужно делать вид, будто ты очень занят, даже если это не так – тогда и клиент охотнее рассказывает, что ему нужно и о цене договориться проще.

И Арсений, следуя этому совету, демонстративно не обращал на женщину внимания: опираясь левой рукой на стол, правой он тряс колбу с раствором, проглядывая её на свету, нагнувшись едва не на девяносто градусов.

Пятно на брюках, оставленное от шлепка тряпкой, не осталось незамеченным для клиентки. Она смущённо отвела взгляд, кокетливо прикрыв тихий смешок хлипкой ладонью. Затем, немного помяв губами, гостья выставила спину ровнее и придала лицу серьёзный вид.

– Мне нужен крысиный яд. – Дворянка побледнела ещё сильнее, пряча стыдливый взгляд под изысканными чёрными бровями, идеально вычерченными в тонкий силуэт пера.

Арсению тоже не понравилась просьба заказчицы, только вместо стыда он ощутил отвращение. Он мигом отложил все свои склянки и перестал разыгрывать перед ней спектакль. С такими заказами следовало быть очень внимательным – зачем высокородной даме лично приходить за такой мерзкой вещью как крысиный яд. Почему она не послала слугу.

– Не уж-то вас так сильно крысы замучили? – Он скрестил руки на груди, непроизвольно стремясь отгородиться от неё.

– Не то слово. Ужас, просто какой! Того и гляди меня и саму загрызут! – Кончиками пальцев она коснулась своей груди, по-детски хлопая длинными ресницами карих глаз, выражая грусть от сложившихся обстоятельств сведёнными в треугольник бровями и сжатыми узенькими губками.

– Крысы-то большие, свирепые? – Алхимик, опираясь на край стола, старался изобразить профессиональный интерес.

– Ну, обычные такие крысы, как и все прочие. Не больше и не меньше всех других крыс. – Её тон тут же потерял уверенность, зрачки сузились и бесцельно забегали, паузы между словами стали длинными, а речь стала слегка тугой.

– Какого цвета ваши крысы?

– А что, для изготовления яда это имеет значение?

– Ну-у, все детали важны.

Их разговор становился всё тише и туманнее, их голоса начал заглушать даже уличный шум. А скрип обуви или шелест одежды так и вовсе улавливался слухом, словно колокольный звон.

– Да не рассматривала я их цвет, ничем не примечательные крысы: серые, коричневые. Бегали там повсюду. – Гостья всё больше терялась в своих речах. Ей всё дольше приходилось морщить лоб перед ответом, она всё чаще забывала о манерах, всё истеричнее размахивала руками, описывая крыс.

– А там, это где? Где конкретно вы видели крыс? – Прищурившись, он наклонил голову, придавая себе вид детектива расследующего запутанное дело.

– В спальне видела нескольких. В бальном зале. – Над этим ответом заказчица не раздумывала. Он прозвучал почти также уверенно, как и её фразы в начале их разговора.

Ну, разумеется. Сказала первое, что пришло в голову. Спальня и бальный зал – именно в этих местах ты и бываешь чаще всего в своём поместье. А ведь больше всего крыс должно быть на кухне, кладовой и в амбарах. Хотя, конечно, благородные дамы не суют свои ухоженные носики в амбары.

– К сожалению, моя госпожа, я ни при каких обстоятельствах не могу дать вам подобные миазмы. И я не в праве вам советовать, но я очень надеюсь, что вы всё-таки одумаетесь и прекратите попытки достать крысиный яд. – Он поклонился, выражая одновременно: и сожаление; и намёк на окончание их разговора.

– Что?! – Она раздражённо и презрительно фыркнула, усмехаясь. – Сын величайшего в мире алхимика не может сделать простецкую отраву для крыс!

Её резкий разворот головы к двери и задранный в потолок нос, картинно и надменно демонстрировали разочарование и обиду.

– Этого я не говорил. Я в состоянии изготовить любой яд. Я могу даже сварить столь необходимое вам зелье для прерывания беременности, но я не могу дать вам его из этических соображений. И не вздумайте обращаться к моему отцу с подобной просьбой: вы получите от него такой же ответ, только в более резкой форме. Я понимаю, вы совершили ошибку, однако на этом и стоит остановиться. Не надо делать ещё одну. – Арсений действительно сочувствовал женщине, хотя и презирал её в то же время. Он искренне полагал, что помогает ей и в будущем она будет только рада его отказу.

– Ошибка! Да что ты знаешь о жизни, мальчишка! Ты представляешь, как ко мне будут относиться люди, когда узнают, что я переспала с мужчиной до свадьбы! Какие грязные сплетни будут про меня распускать! Да меня даже не на один бал больше не позовут, не в одно приличное общество не пустят! А что будет с ребёнком, когда он родиться? Они ведь и его тоже будут презирать, будто он виноват в чём-то! Ему никто не даст спокойно жить, все будут на него коситься и перешёптываться за его спиной! Как мне дальше жить со всем этим?! – Голос женщины оставался твёрд, пусть и был слишком громок, но слёзы лились по её щекам обильными потоками, смывая пудру и тушь.

Посмотрев прямо в глаза Арсения, дама не нашла там понимания. Прикрыв лицо руками, она опустила голову, и принялась громко и отчаянно всхлипывать, высоко подёргивая плечами.

– А мне как дальше жить? Как мне жить, зная, что я помог вам убить ребёнка?! Прожить жизнь в презирающем тебя обществе можно, это трудно, несомненно, но возможно. А вот жить с кровью детей на руках – невозможно! Я уж точно не смогу идти по жизни с таким грузом. Для меня это слишком. Да уверен, что и для вас тоже. Просто вы сейчас слишком напуганы своим тяжёлым будущим, чтобы осознавать это. – Он сел рядом с ней и обнял её, стараясь отринуть своё презрение к ней и найти в себе сострадание, которое, безусловно, было. Несомненно, где-то внутри своей ещё юной души, он испытывал жалость к ней, однако он не знал, как ещё он мог помочь ей.

Быстро качнув плечами, она сбросила его руки со своих плеч, вскочила с кровати, отпружинив от матраса, и вылетела прочь из его спальни.

Не торопясь, Арсений отправился за ней; но в прихожей он застал только растерянную мать, ошарашенно глядящую на настежь распахнутую входную дверь.

Озадаченная таким поворотом Мария нелепо пятилась к комнате своего ненаглядного сынишки, опасаясь, что случилось что-то ужасное; он положил руку на её спину, чтобы она почувствовала, что с ним всё в порядке.

– Что, неужто, ещё одна девица приходила за эликсиром для прерывания беременности? – Её, всё ещё мокрая после мытья полов, рука нежно скользнула к его затылку, а затем мягко угнездилась на его шее.

– Не совсем. Эта дама оказалась поизобретательнее: она просила яд для крыс. – Крепче прижав мать, Арсений поцеловал её в щеку. После столь трудного разговора с клиенткой, его совсем не раздражали материнские нежности, ему и самому хотелось кого-нибудь обнять, дабы успокоить нервы.

– Ну, это для нас тоже не ново. И откуда только взялся этот глупый миф, что крысиный яд в малых количествах приводит к выкидышам.

– Не знаю. Но мне всё равно её жаль, доверилась не тому мужчине и теперь страдает. Бывают же такие гады.

– Ну, знаешь, на мужчин всю вину сваливать не стоит, женщина тоже должна головой думать, кого в свою койку тащит. – Решив, что больше у неё нет времени на обнимание, Мария отошла от сына и вернулась к уборке.

Она поманила указательным пальцем пустоту перед собой и все тряпки натирающие полы, стены и мебель полетели в ведро с водой. Смывая с себя набранную грязь, они подлетали над ведром и выжимали себя сами, готовые вновь приниматься за работу. Но уборку прервала протиснувшаяся через дверь домовладелица.

– Чего это от вас госпожа Латинова выскочила, вся заплаканная. Неужели не смогли приготовить ей зелье для повышения мужской выносливости в любовных делах. Она, знаете ли, очень охотлива до этих дел. Говорят, она ТАКОЕ с мужиками вытворяет, про неё у нас ТАКИЕ сплетни ходят, что от не пристойности волосы дыбом встают даже от одного упоминания подобного. Ну да эти слухи мы с тобой, Мария, наедине обсудим, подобные разговоры не для мужских ушей. – Она посмотрела на Арсения озорным слегка возбуждённым взглядом и подмигнула ему.

– Обязательно обсудим за чашкой чая с чем-нибудь очень сладким вприкуску. Так, а сейчас-то ты чего хотела узнать? – Все чистящие принадлежности мигом улетели в угол. Мария подошла к столу, любезно отодвигая Прокофье стул.

– Не узнать, а рассказать. Новость у меня для вас, печальная. Ох, представляете, сегодня ещё одним покойником в нашем селе стало больше. Не успели мы Артёма схоронить, как Василий предстал перед ликом богини. Да одарит его она своим светом.

– Ох, какой кошмар! – Мария тут же прислонила ко лбу скрещённые пальцы.

– Не жизнь, а сволочной кошмар. Что-то совсем не ладное в нашем уезде твориться. – Прокофья повторила жест собеседницы.

– А кто его тело нашёл-то? Надеюсь не дети? А то это ж, какой ужас для маленького разума, такое увидать.

– Да не было у него никого: ни жены, ни детей. Он, конечно, не пил, в отличие от Артёма, но тоже был одинок. Поговаривали, разумеется, про него разное. Одиноких женщин у нас много, так что сватали его то к той, то к этой. Говорили, будто он то с Настей встречался, то с Ольгой, то с какой-нибудь одинокой вдовой. Их у нас тоже имеется. Кто-то даже утверждает, что он некоторым мужьям рога наставил, но это всё бредни. Василий хороший мужик был, не стал бы он таким заниматься. А нашла его молочница, она ему каждое утро свежее молоко приносила. И слухи ходят, что не только молоко ему давала, но и кое-что повкуснее и интересней. Ибо никто не видел, чтобы она хоть бы раз от него денег за молоко получала. – Последняя фраза ушла с её губ в многозначительном тоне, сопровождённым подыгрыванием бровей и ехидной улыбкой.

– Да уж, деревня у вас маленькая, а событий не меньше, чем в столице.

– Мам, я вообще-то за купальником заходил. – Арсений не желал слушать сплетни, но информация о смерти ещё одного одинокого жителя возбудила его любопытство. Он, разумеется, был абсолютно уверен, что это всё не совпадение. Ему не терпелось начать своё расследование, но его ждали и другие дела. – Я возьму его и отправлюсь на озеро. Вернусь только вечером. Слышишь? Не волнуйся за меня понапрасну.

– Опять уходишь на целый день! Я не узнаю тебя, сына! Раньше тебя из дома было не выгнать, всё сидел за своими книгами и пробирками. А теперь целыми днями дома не появляешься. Неужто нашёл себе кого? Прокофья, у вас тут в селе много молодых красивых девушек? – Хихикая, она смерила сына сверкающим взглядом, и малозаметно облизнула губы кончиком языка.

– Хватает. А на такого красавца в нашем уезде уж немало голодных хищниц найдётся. – Домовладелица продолжила свой игривый тон, и покачала головой, дополняя двусмысленными жестами грязный подтекст слов.

– Мам, ну что ты, прекрати. – Покрасневший Арсений поспешил скрыться в своей комнате. А ещё сильнее ему хотелось найти купальник и как можно быстрее оказаться на озере.

– Не хочешь, не рассказывай. Я всё равно всё узнаю. Не ты, так бабы на базаре мне всё про тебя расскажут. Здесь деревня маленькая, тут секретов никто не утаит. Прокофья, не желаешь ли чаю? – Мария элегантно указала ладонью на чайник.

– С удовольствием, голубушка. С удовольствием.

***

Летом в любой деревне озеро или река являются эпицентром народной активности. Практически все жители, к полудню собираются на берегу, борясь со зноем. Не знающие покоя дети, громогласно визжа, носятся от одного конца озера до другого. Раскрасневшиеся дамы вальяжно разлёживаются на берегу, лениво подставляя солнцу то спину, то живот. И совсем не заботящиеся о своём загаре мужчины бодро плавают в изрядно тёплой воде, оставляя за собой плеяду брызг.

Некоторые, особо загруженные семьёй мужья, учат собственных детей плавать, пока те ещё настолько малы, что могут умещаться на ладонях. Матери, как всегда, одержимые заботой, громко кричат на мужей, боясь, что их чадо захлебнётся из-за мужской безалаберности. На что мужчины отвечали только смехом.

Арсений вышел из озера как раз рядом с одной такой парочкой, ему хватило мимолётного взгляда на них, чтобы понять, что ребёнок был в полной безопасности и все чаяния женщины были совершенно напрасны. Пройдя мимо них чуть дальше, он улёгся на крупнозернистый коричневато-жёлтый песок. Рядом лежала, слегка прикрыв глаза, Лиза.

За два часа их пребывания здесь, она так ни разу и не окунулась в озеро. Загорать ей нравилось больше, чем мокнуть в тёплой воде, которая лишь ненадолго давала чувство прохлады.

Арсений же, наоборот, бегал к озеру через каждые три минуты, не будь рядом Лизы, с которой ему так хотелось общаться, он бы и вовсе не вылезал оттуда. Хотя, если бы не она, то он бы никогда и не отважился бы прийти в столь людное место.

– Эх, хорошо тут. Жаль, людей много. – Вода, медленно стекавшая с его тела, испарялась, едва коснувшись прогретого песка.

– А люди тебе, чем мешают? По-моему чем больше людей, тем веселее. Неужели тебе нравиться киснуть в одиночестве, в заточении глухих каменных стен и пожирающей лёгкие пыли? – Она отвлеклась от своего важного занятия и приподняла голову, убеждаясь, что говорит именно с другом, а не с кем-то другим.

– Ты будешь удивлена моим ответом. Я всегда ценил общество книг выше общества людей. Но это всё только потому, что я тогда не встретил тебя. – Он робко взял её за руку, борясь с крепким желанием поцеловать её ладонь.

– Со мной тут тоже особо никто не общается. По неведомой мне причине, я здесь изгой. Поэтому большую часть своего времени я вышивала и читала сказки. Так что, я очень рада, что встретила тебя. – Она изящно перебирала своими пальчиками, закрытыми в его ладони.

– Значит, любишь красивые истории. А расскажи свою любимую. – Подтягиваясь локтем о землю, Арсений подполз к Елизавете поближе.

– Моя любимая история, это рассказ про Грамора и Ялуру. – Лиза села, подтянув колени к подбородку. – Там рассказывалось о девушке по имени Ялур. Она была скромна и трудолюбива, жила мирной размеренной жизнью в деревне. Но главное, она была невероятно красива. В мире не было никого, и ничего прекрасней Ялур.

– Мне кажется, я начинаю понимать, почему тебе нравится эта книга.

– Нет, совершенно не поэтому. Дослушай до конца. – Она щёлкнула его пальцем по носу. – А на вершине самой высокой горы жил дракон Грамор. Он был миролюбив, но очень ужасен внешне. Все опасались его, и обходили гору стороной. Никто не осмеливался взбираться на неё.

– Сказка о драконе и красавице. Настоящая классика народного фольклора. – Арсений мягко улыбнулся. Сказки он никогда не любил, как и в целом, художественную литературу. Ему казалось, что если у человека есть время на чтение, то непременно нужно читать научные труды. Повышая тем самым кругозор и образованность, для чего, в сущности, люди и придумали книги.

– Возможно, но ты слушай, может она тебя, чем удивит. Грамор каждую ночь летал над селениями: так его не видели жители, а он не чувствовал себя одиноким. И в один из своих полётов он увидел Ярул, и не мог не очароваться её красотой. С того самого дня он каждую ночь следил только за ней, то кружа в небесах, то прячась за деревьями. Ему очень хотелось подойти к ней, но он не верил, что такая красивая и добрая девушка, будет рада разговаривать с таким чудовищем как он. – Тут её голос стал грустным, а глаза немного заблестели от влажности слёз.

– Но ведь он должен был решиться со временем. И всё же поговорить с ней. – Вся вода на его теле высохла, и солнце стало припекать его выставленный бок. Но Арсению хотелось дослушать сказку, даже ценой обгорания собственной кожи, поскольку эта история имела большое значение для Лизы.

– Ты совершенно прав. Однажды, он всё-таки решился и предстал перед ней. На его удивление, она не убежала и даже не закричала. Ярул поздоровалась с ним, как и положено любой вежливой даме. Тогда Грамор заговорил с ней, и они общались до самого утра. С того дня он больше не прятался от неё: он прилетал и беседовал с ней каждую ночь. И так продолжалось несколько месяцев, пока она не изъявила желания стать его женой. – Лиза мило сложила губки и надула щёчки, удерживая свои детские слезы, вызванные этой сказкой в далёком (для неё) прошлом.

– Кажется, я начинаю понимать, что в этой истории необычного. Это ведь не из тех сказок, где все живут долго и счастливо, верно? – Он потёр лоб, ставший уже горячим от палящего зноя. На его правом плече, так и вовсе можно было пожарить тонкий слой теста. Арсений был удивлён, как его подруге не стало плохо от такого долгого лежания, под столь нещадными солнечными лучами.

– Да всё так. Он унёс её к себе в горы, где они и жили целый год счастливой влюблённой жизнью. Но никто в деревне не верил, что такая красивая девушка может добровольно жить со столь уродливым монстром. И жители всем селом собрали денег для найма рыцаря. Тот, получив золото, отправился в горы, дабы убить дракона и спасти прекрасную деву. – Лиза взяла паузу, убирая с колена, налипшие колючие песчинки.

– Сразу видно, сказка. В настоящем мире рыцарь бы взял деньги и скрылся. Нельзя платить наёмнику, пока заказ не выполнен. – Арсений поёжился, ему начинало казаться, что он уже коптиться. И это чувство ему не нравилось всё сильнее и сильнее, однако историю дослушать он всё-таки желал.

– Возможно. Но этот сказочный рыцарь был честным: он добрался до вершины горы и вступил в битву с драконом. Не обращая внимания на возгласы Ярул о том, чтобы он убирался отсюда.

– Решил, что она околдована его магией?

Мимо пробежала группа визгливых детишек, играющих в догонялки, поднимая за собой россыпь песка жадно липнущего к их голым пяткам. Несколько гроздей земли упало на некоторых загорающих; те хмуро, но с улыбкой, посмотрели на детвору, умиляясь их энергичной непринуждённости.

– Да, так он и подумал. И дракон с рыцарем начали бой, который продолжался день, ночь и ещё один день. В итоге доблестный и благородный рыцарь сразил Грамора, распоров тому брюхо и шею. Великий дракон рухнул на землю бездыханным, а Ярул опустилась на колени едва способная шевелиться от ужаса. Она своими глазами видела как пал её любимый, а теперь вынуждена была смотреть, как его тело иссыхает: из ран Грамора потекла вода, но не простая, а солёная. Древний дракон был настолько огромен, что вода из его тела спустилась с гор и затопила селение, и потекла дальше, затопляя луга, города и даже острова. Так и появились на земле моря и океаны. – Лиза расправила затёкшие от такого сидения плечи, однако спустя миг снова сгорбилась над своими коленями.

– Ну а что сделала Ярул? – Арсений хоть и находил историю глупой и наивной, но всё-таки где-то глубоко внутри он пожалел, что никогда прежде не читал сказок или былин.

– Понимая, что её любимого больше нет, она решила прервать и свою жизнь: Ярул вырвала своё сердце и забросила его на небо. За годы сердце покрылось пылью, за столетия – камнями. Так появилась луна. Именно поэтому море и луна связанны, и чем больше на небе луна, тем сильнее море поднимается на землю. – Она едва сдерживала грусть, не давая той выходить наружу слезами.

– Ну а что же стало с рыцарем, там говориться? – Он подсознательно чувствовал её грусть, хоть это и не читалось на её лице. Арсений поднялся и прижал Лизу к себе.

– В горечи от содеянного он ослепил себя и больше никогда не брался за оружие. – Она положила голову ему на плечо и стала водить пальцем по его ноге.

– Какая прекрасная история.

– Поверить не могу, что ты её не читал. – Лиза посмотрела на него, не убирая свою мягкую пышную щёку с его твёрдой груди.

– Отец выколол бы мне глаза, если бы увидел, как я читаю эльфийскую сказку.

– Неужто он так сильно не любит эльфов. Я вот обожаю их культуру и их язык. Эту сказку я, между прочим, читала на их языке. В оригинале, так сказать.

– Да. – Арсений глубоко вздохнул. – Эльфов он ненавидит. Его отец погиб на войне с ними, и он стал единственным мужчиной в семье в возрасте двенадцати лет. Ему многое пришлось преодолеть, чтобы достичь величия. Поэтому он такой строгий. Поверь мне, про «выколол глаза» я не утрирую. Он бы действительно мне их выколол, если бы увидел меня за эльфийской сказкой. Ему кажется, что я росту в слишком тепличных условиях для мужчины, оттого старается быть со мной как можно боле суровым. Иногда от этого, прям, на душе становиться больно.

– Ох, бедненький мой Арсений. – Она начала гладить его по щеке.

Арсению от этого стало очень тепло и мягко, он забыл о неприятностях, забыл о людях вокруг. Всё что он чувствовал – это её руку. Он перестал себя сдерживать и поцеловал нежную подушечку её ладони чуть ниже большого пальца. От удовольствия Лиза прикрыла глаза и задышала чаще, даже исчезни сейчас солнце и начнись вьюга, ей всё равно было бы жарко.

Вновь открыв глаза, она увидела перед собой лицо Арсения, приблизившееся так сильно, что всё, что выше его бровей было для неё скрыто. И тут, уже она потеряла над собой контроль и, крепко, но вместе с тем и нежно прильнула своими губами к его губам, наплевал на то, что этот поцелуй увидят все окружающие и начнут завтра же (а может и сегодня) про неё судачить, распуская грязные непотребные слухи. Ей было на их мнение уже всё равно: её (как и её мать) давно уже никто не уважал в этой деревне, так что пара грязных слухов её жизнь хуже уже не сделают. А этот поцелуй сделает её жизнь лучше, пусть и ненадолго.

***

– Сеня, вставай. – Мать возвышалась над кроватью, как гора над равниной

– Ну, мам, не называй меня так. – Арсений натянул одеяло на голову, укрывая уши от мешающего спать шума, и глаза от идущего из окна света.

– Там пришёл мужчина в полицейской форме и сказал, что им срочно нужен алхимик. А ты и без меня знаешь, что люди в погонах ждать не любят. Так что одевайся и выходи, пока он сам сюда не вломился. – Мария стащила с него одеяло, сворачивая ткань в клубок.

– Да что ж им надо с утра пораньше! – Со стоном и громким пыхтением, он присел на край кровати, пытаясь силой разлепить веки.

– Какое утро, уже почти полдень на дворе. Ты гулял допоздна, а теперь проснуться не можешь. Отец, и тот, вчера раньше тебя домой вернулся. – Она подобрала с тумбы аккуратно сложенную одежду и протянула её сыну.

– Что-то я вчера совсем забыл о времени. – Всё ещё не в состоянии открыть глаза, Арсений надевал рубашку, с трудом попадая в рукава.

– Дела любовные они такие, по себе помню, ночи тёмные любят, а спешки не терпят. Натягивай, давай, портки поскорее, да выходи на кухню. А то этот жандарм себе все усы сгрызёт от нетерпения. Взволнованный он какой-то очень: на одном месте устоять не может. Всё расхаживает по кухне, чего-то высматривает. Пойду, присмотрю за ним. – Бросив свёрнутое одеяло к подушкам, Мария вышла, оставив дверь открытой, чтобы уж точно лишить своё чадо соблазна вновь завалиться в койку.

Одевшись и окатив лицо водой, от прохлады которой глаза сами открылись, а тело почувствовало лёгкую бодрость (пусть и недолгую), Арсений, перешатываясь, как медведь на задних лапах, выбрел из своей берлоги. Его вниманию тут же предстал стоявший возле выхода лысый, высокий и стройный мужчина с коричневатыми усами в бледно-синем полицейском кафтане, надетом поверх горчично-жёлтого камзола. Серебряные галуны его мундира говорили о непричастности своего носителя к офицерским чинам, а значит пришёл гость сюда не сам, а по приказу.

– Чем могу служить? – При виде формы Арсений сразу же вспомнил десять месяцев проведённых в императорской военно-магической академии, и его рука непроизвольно потянулась к виску, чтобы отдать честь, но он пресёк этот вымуштрованный порыв.

– Прощу прощения, но меня послали за Николаем Кирсаровым. Не за вами. – Вытянутый в струну полицейский поклонился показывая сожаление что из-за его неточности разбудили не того алхимика.

– Уверяю вас, я хоть и не такой известный мастер как отец, но я в состоянии выполнить абсолютно любой заказ. А отец… он сейчас слишком занят, чтобы принимать других. – Очередная необходимая ложь, высказанная клиенту. Последние четыре года Арсений выполнял девяносто девять процентов поступавших к ним заказов. Николай самостоятельно готовил только самые сложные зелья.

– Ну, раз так… – Он немного помялся на месте, потирая длинный выпирающий подбородок. – Вернуться один я тоже не могу, иначе Виктор Степанович мне голову открутит. Что ж господин а…

Гость задумчиво заглянул в его глаза.

– Арсений. – Он не сразу сообразил, почему возникла пауза в речи посетителя. Сон все ещё не до конца отпустил разум.

– Арсений. – Полицейский вновь выпрямился как доска. – Господин Арсений, возьмите целебные зелья и проследуйте за мной.

Их совместный путь не занял много времени: комната ограждённая полудюжиной полицейских находилась в этом же здании. Небольшая группа жильцов, взволнованно перешёптываясь, толпилась у двери, пытаясь через плечи служителей закона заглянуть в комнату. Откуда чинно выходил пузатый низкорослый мужчина с лёгкой сединой в волосах. Его мундир отличался от прочих не только более ярким тоном, но и золотыми галунами, прямо давая понять, что у его носителя, в полиции более высокое положение.

– Ты кого мне привёл, бестолочь! Что это за мальчишка?! – Мужчина с золотыми галунами тряс бумагами, сжатыми в правой руке, перед носом рядового полицейского.

– Ну, дак это… сын Николая Кирсарова. Уверил меня, что он тоже хороший алхимик. – Рядовой побледнел и немного отошёл назад, зная, что его начальник, в целях повышения работоспособности подчинённых, нередко прибегает к рукоприкладству.

– Да что мне до его талантов! Ты сам видел, что там произошло! Да мальчонку наизнанку вывернет от увиденного! – Он стукнул подчинённого бумагами по фуражке, та соскользнула на бок, однако удержалась.

– Могу вас заверить, господин исправник, что мне в жизни доводилось лечить людей с самыми серьёзными увечьями, так что я привык к виду внутренностей и отрубленных конечностей. – Алхимик загородил собой рядового полицейского, встав между ним и его начальником.

– Ну, раз ваша светлость считает, что уже достаточно взрослые для осмотра места преступлений, то не буду вам мешать. Пожалуйста, прошу вас, проходите. Но если вас там вырвет, то это будет считаться уликой, и ваша самодовольная персона станет главным подозреваемым. – Виктор Степанович издевательски поклонился и указал помятыми бумагами на вход в комнату.

Арсений решил поддержать театральность бесцеремонного исправника Ташинского уезда, и нагло отодвигая людей в погонах, с самовлюблённым видом вошёл внутрь, демонстративно задирая нос.

Жилище здесь было гораздо меньше, чем у его семьи и состояло всего из одной комнаты, которая едва ли была больше спальни самого Арсения. Мебель у постояльца была такая же старая, но более ухоженная – не было многолетней облезлой краски в несколько слоёв и уродливых трещин. Помимо угловой кухонной мебели, здесь, разумеется, стояла и кровать, а также несколько добротных новых стульев сделанных явно своими руками, но очень качественных, несмотря на всю кустарность производства.

Напротив совершенно белой кровати, на чахлом зелёном табурете сидел жилец квартиры в окружении пятен крови, разлитых вокруг него архипелагом коричнево-красных островов. На его кистях напрочь отсутствовали пальцы, вместо них на ладонях были лишь короткие обрубки, из которых всё ещё сочилась кровь.

– Вижу, ты держишься молодцом. Удивлён! Ну что, вылечишь бедолагу? – Исправник пихнул Арсения в плечо.

Алхимик молча поставил на тумбу у окна свою сумку и извлёк на свет банку с эликсиром. Немного поболтал содержимое, на случай если там что-нибудь застоялось, и повернулся к пострадавшему.