Возмездие Света

Когда наступил краткий миг между жизнью и смертью, момент, пока я ещё оставался собой, вся моя жизнь пронеслась предо мною с момента рождения. Я вспомнил Алана… «Спасибо тебе… что была его светом во тьме…».

Глава 1

Я стоял в коридоре, упрямо пиная носком башмака по старой прогнившей половице, пытаясь не замечать, как мама ругала меня. Половица упорно не поддавалась, как бы сильно я не старался ударить её, но мне во чтобы-то ни стало нужно было достать мой подарок, провалившийся в щель. В итоге я хорошенько размахнулся ногой и стукнул что есть силы по старой доске, и громко ойкнул от боли, ударив ступню.

– Алан, ты совсем меня не слушаешь! Сколько раз тебе повторять, чтобы ты не убегал далеко от дома! Вот подожди у меня, вернётся отец из поездки, я ему всё расскажу. Вчера соседка мне сообщила, как… – я лишь закрыл уши ладошками, устав слушать одно и то же каждый день.

– Мама, я уже совсем взрослый, мне почти что семь лет!

– Так тебе же только вчера шесть исполнилось! Ну погоди, Алан, вот придёт твой брат, и он тебя выпорет!

– Мамочка, я обещаю тебе больше не уходить далеко. Мне же скучно дома! Хочу-у гуля-ять! – с этими словами я размахнулся и, что было силы, ударил половицу в последний раз. Носок башмака застрял в образовавшейся дыре, а я обрадовался, что смогу добраться до утерянного подарка.

– Горюшко ты моё, зачем ты ломаешь пол? – приговаривала мама, вытаскивая мою застрявшую ступню в поцарапанном ботинке. И как ты теперь пойдешь, Алан?

Я же рылся в образовавшейся норе в поисках подаренного мне Ланом рыболовного крючка, внезапно укололся обо что-то, но это оказался лишь старый ржавый гвоздь: «Вот бли-ин, невезуха!»

– Хочу гулять! – топнул я ботинком, глянул вниз на него и увидел, что подошва с носка стала отваливаться.

«Теперь точно не отпустит», – огорчённо подумал я, старательно наступая другой ногой на сломанный край ботинка, пытаясь спрятать его, но не удержался и шлепнулся на пол. Но к счастью, мама ничего не заметила или сделала вид, я даже подумал: «Спасибо, мамочка!»

– Ладно, иди уже. Но чтобы дальше нашей улицы не уходил! Ясно тебе? – кричала она, но открыла входную дверь и шлёпнула меня напоследок.

«Ура-а, наконец-то я убежал от неё! Пойду-ка я опять к реке, посмотрю на рыбок и попробую снова их поймать, – думал я, радуясь, что так легко отделался сегодня».

Перепрыгивая через несколько ступенек, я сбежал по старому крыльцу нашего двухэтажного дома прямо на мостовую. День был в самом разгаре и газовые фонари ярко освещали все улицы города, лишь потолок пещеры далеко в вышине угрюмо темнел и немного пугал. Я заметил, что в доме напротив ставни распахнуты настежь и внутри на большом письменном столе ярко горят свечи, освещая смешные девчачьи игрушки, разложенные по комнате на полках и кровати, и огромного белого плюшевого мишку на подоконнике.

«Фу-у, как можно в это играть? Вот глупые девчонки! То ли дело… – я вдруг чуть не расплакался от обиды, вспомнив, что потерял свой рыболовный крючок дома под половицей. – Брошу тогда хлебных крошек в речку и поймаю рыбок руками! Или даже червей накопаю, как Лан мне показывал, они для приманки ещё лучше, чем хлеб! Вот только где же мне их взять?»

Я заглянул за угол соседского дома напротив. Там, в глубине двора, неподалёку от небольшой деревянной постройки, распространяющей дурной запах вокруг, я заметил большую грязную лужу и радостно кинулся к ней. На её берегу в рыхлой жирной земле я накопал с десяток длинных толстых червей и сложил их всех в битый стакан, найденный неподалёку в большой куче мусора. После я тщательно вытер ладошки о белую рубашку, чтобы мама потом меня не ругала, что я опять с грязными руками вернулся домой. Пробегая мимо чёрного хода соседского дома, я оглянулся по сторонам и, никого не увидев, громко постучал по двери, а затем со смехом припустил вниз по улице, пока меня не поймали.

Я быстро бежал по внутренним дворикам разных домов, пару раз даже споткнулся и в итоге порвал штаны на коленке. Но мне повезло найти кусок тонкой ржавой проволоки и заштопать дыру. Закончив, я вздохнул с облегчением, а то бы мама непременно набила мне задницу, опять увидев испорченной новую одежду.

И, наконец, я вышел к высокому обрыву у быстрой подземной реки, по верху которого шла покрытая деревянным настилом дорожка. Мне пришлось обходить опасный обрыв, но я чуток поспешил и рано начал спускаться, поскользнулся на глиняной горке и удачно скатился по ней прямо к самой воде.

– Ура, вот и рыбки, сегодня я точно вас поймаю! – обрадовался я, доставая червей и бросая их в воду подальше от берега.

Я обернулся и увидел большущую палку с острыми сучками по всей длине, лежавшую в куче неподалёку. Крепко схватив её обеими руками, я подкрался к воде и замер в ожидании. Ждать мне пришлось довольно долго, но через некоторое время я заметил длинное узкое тело в воде и приготовился нанести меткий удар.

Вдруг сзади в самый неподходящий момент раздался громкий испуганный визг, я даже подпрыгнул от неожиданности и с огорчением успел заметить, как, махнув хвостом, рыбка опять уплыла. Я сердито обернулся, ища того, кто же сегодня посмел помешал моей рыбалке.

В стороне, где обрыв был ещё крутым и высоким, ухватившись за доски дорожки, висела, вцепившись в них тонкими ручками, какая-то мелкая черноволосая пигалица и громко визжала от ужаса. Я вскарабкался наверх, на дорожный настил, и подошёл к тому месту, где барахталась девчонка. Склонившись, я заглянул в её большие серые, полные ужаса глаза. Она же воскликнула:

– Помоги мне, пожалуйста… Я воды боюсь и плавать не умею!

– Ты мне всю рыбу распугала, так тебе и надо!

Девчонка ещё громче разревелась, как вдруг одна её рука сорвалась, а глаза расширились от страха.

– Ладно, так и быть, давай сюда руку! – сказал я сердито, хватая её за ладонь, потом попытался взять за другую, но не удержал и упал прямо в реку следом за ней.

Плавать я умел хорошо и, крепко схватив малявку, я поддерживал её на поверхности, стараясь при этом грести к берегу. Но быстрая холодная речка нас понесла и, кроме того, я почувствовал, что рыбка вернулась и сильно несколько раз укусила меня за лодыжку. Громко вскрикнув от боли, я чуть не выпустил пигалицу и начал быстрее махать ногами, стараясь выплыть к самому берегу. Девчонка же смотрела на меня глазами, полными ужаса, и больно вцепилась мне в бок.

Я с большим трудом вылез на незнакомый песчаный берег и следом вытащил из воды мокрую тощую девочку, едва стоящую на ногах. Потом упал на песок от усталости, отплёвываясь от попавшей в рот грязной воды.

– У тебя кровь на ноге! – прошептала она. – Надо замотать тряпкой также, как мама делает!

– Это всё ты виновата! Ты чего у реки делала, если плавать совсем не умеешь!

Девчонка вновь разревелась, но всё же ответила:

– Прости, я гуляла и заблудилась, мы недавно совсем переехали!

Я же молчал, изредка всхлипывая и пытаясь оторвать рукав у рубашки, чтобы замотать раненую ногу. Мерзкая рыбка порвала штанину и глубоко укусила меня несколько раз. Наконец рукав поддался и с громким треском оторвался, и я стал наматывать его поверх раны.

– Можно я завяжу?! – девчонка кинулась мне помогать.

Я сжал зубы, чтобы не заплакать при мелкой, но закатал штанину и отдал ей оторванный рукав. Она всхлипнула, но быстро намотала его поверх раны и туго завязала в узел края, а я взвыл от боли.

– Прости-и! Я… я… Яна, – пробормотала она.

– Что? – удивился я, забыв про ногу.

– Меня так зовут… Яной. Прости! А где мы теперь? – она в испуге замотала головой.

Я осмотрелся вокруг и испугался – везде нас окружали только холодные каменные стены пещеры, светящиеся в темноте от растущего на них мха, ещё я заметил на одной стороне реки длинный узкий песчаный берег, уходящий вдаль.

– Не знаю, нам надо назад идти, вверх по реке, а то мама заругает за грязную одежду и за то, что мы потерялись, – ответил я, сердито глядя на Янку. – Меня Алан зовут и вообще, я ходил ловить рыбку. Скажешь потом моей маме, что это ты за меня ухватилась и порвала мою рубашку и штаны, а то она мне жопу надерёт! Поняла?

– А-а-га, – испуганно закивав головой ответила Янка.

Я попытался подняться, но тут же упал, стиснув зубы из-за боли в ноге.

– Давай я помогу!

– Ты мелкая совсем, а мне уже почти семь лет! – снова почему-то соврал я. – Сам пойду, поди не маленький!

– Мне уже шесть с половиной, – промямлила она.

– Вот тогда иди рядом и не мешай! – ответил я девчонке, со стыдом опираясь на её хрупкое плечо и ковыляя по берегу.

Стены пещеры мерцали в слабом зеленоватом свете от мха и ещё каких-то растений, растущих на них, и отражались от поверхности тёмной и быстрой реки. Я боялся темноты и к тому же сильно болела нога и, чтобы не упасть, крепко вцепился в плечо пигалицы. Я чувствовал, как сильно она устала, придерживая меня. Янка же тащила меня молча и настойчиво, и я был благодарен ей за это.

Мы ковыляли где-то в течение часа, потом присели передохнуть на песок. Я достал из кармана остатки промокших кусков хлеба:

– На, ешь! Ты маленькая, а я не хочу, – сказал я, проглатывая слюну.

Но Яна разделила размякшую корку и большую её часть молча затолкала в меня. Потом мы снова долго шли и скоро совсем замёрзли на холодном ветру, дующим нам навстречу в лицо. Малявка так вся совсем дрожала от холода и на следующем привале сидела, прижавшись к моей спине, громко стуча зубами. Потом заревела.

– Ты чего?

– Мне страшно, Алан!

– Ха, нашла чего бояться! Тут же нет никого!

– Я боюсь, вдруг из темноты вылезет монстр и съест меня.

– Тогда я ему кулаком как дам по башке! Не плачь, мы сейчас немного отдохнём. Ты же мелкая – можешь вздремнуть пока, только не долго, а то мне страшновато. А потом мы снова пойдём!

Янка сжалась в комочек и заснула, всхлипывая и вздрагивая во сне. Я сидел и смотрел на бегущую реку и в чёрной журчащей воде мне чудились всякие твари.

А вскоре мы увидели мигающий свет фонарей и незнакомых людей, спешащих от города нам навстречу. Нас вынесли из пещер и отдали нашим мамам и, как оказалось, Яна и была той самой девчонкой, что поселилась по соседству напротив нашего дома.

Потом я долго болел от рыбьих укусов и сидел дома, а где-то на третий день после того, как нас нашли, Яна с её мамой пришли проведать меня. Просили мою маму меня не наказывать и подарили мне новую рубашку.

– Алан, спасибо, что меня вытащил! Давай будем дружить? – спросила Янка, стоя возле моей кровати и протягивая мне принесённый подарок. – Её моя мама сшила, держи! И я вот тут крестик вышила!

– Пасибо! – угрюмо пробормотал я. – Хорошо! А ты будешь ко мне приходить, а то мне скучно болеть одному? Обещаешь?

– Да! – радостно ответила Янка и крепко пожала мне руку, улыбаясь.

В этот день у меня появился мой первый и действительно настоящий друг, вернее – подружка, и с тех пор мы были с ней вместе – всегда.

***

– Алан, просыпайся! Сынок, тебе сегодня в школу идти и будет некрасиво, если ты опоздаешь, вставай! – услышал я сквозь сон и с трудом разлепил глаза.

– Я не хочу-у в школу, мама, мне Лан сказал, что там плохо и скучно на уроках!

– С твоим братом я ещё поговорю, раз ему скучно там оказывается! Между прочим, твоя подружка соседка тоже сегодня идёт в первый класс!

– Янка пойдёт? Ладно… – я быстро оделся и поплёлся на кухню, откуда мама меня отправила умываться.

Пока я был в ванной, кто-то постучал во входную дверь, послышался чей-то приглушённый разговор:

– …мне на новую работу сегодня, я хотела попросить вас отвести мою дочку до школы, пожалуйста, – услышал я, проходя мимо прихожей.

Выглянув, я увидел Янку и её маму, разговаривающую с моей. Проходя на кухню, я приветственно помахал улыбающейся Янке рукой, удивившись её непривычному одеянию. Впервые за всё время её длинные чёрные волосы были заплетены в две аккуратные, длинные, смешные косички с большими белыми бантами. Я заметил, что и одета она в этот раз больше не в мальчишечьи штаны и рубашку, а в строгий чёрный пиджак со складчатой юбкой до колен, украшенный белыми кружевами. Увидев её в таком непривычном одеянии, я прыснул со смеха, а Яна покраснела и стыдливо уставилась в пол.

– Хорошо, мы пойдём вместе, тем более они в одном классе будут учиться, – ответила мама соседке. – Если хотите, вы и завтра, да и потом её приводите, нам не сложно помочь и Алану с ней веселее.

Янина мама обняла дочурку и велела ей слушаться нас, а на прощанье попросила меня:

– Алан, прошу, проследи за Яной, чтобы её не обижали, а то она очень боится идти, хоть и храбрится.

– Не переживайте, тетя Катя, – ответил я ей. – Я всегда буду её защищать!

Янина мама подошла и крепко обняла меня, потом помахала нам с Янкой рукой и ушла. Быстро позавтракав, мама нарядила меня в тёмный костюм со светлой рубашкой, чистые и блестящие, чёрные ботинки с толстой подошвой, вызвав на этот раз приглушённый смех Янки, и мы с ней и моей мамой пошли в нашу школу, что расположена на противоположной стороне городка. Я надел на спину свой чёрный рюкзак и забрал у Янки её смешной розовый. Он был не тяжёлый, но слишком большой для моей мелкой подружки.

– Спасибо! – сказала она, обгоняя нас, улыбаясь.

Потом остановилась и внимательно посмотрела на меня, несущего её рюкзак в правой руке.

– Хочу запомнить, как ты мне помогаешь! Алан, я нарисую потом твой портрет!

Янка уже целый год по вечерам рисовала акварелью, изображая то свою любимую игрушку – большого плюшевого мишку, то нашу улицу или каких-то существ в виде тёмных клякс, так как боялась темноты, как и я.

По дороге Яна рассказывала нам, где её мама с сегодняшнего дня будет работать:

– На «тер-маль-ной стан-ции», – с трудом выговорила она. Тогда мы сможем купить билет в другой город, а я там научусь кататься на коньках.

Но вдруг она осеклась:

– Хотя, если честно, я не хочу больше уезжать отсюда! Никогда, никогда!

Мы долго шли по петляющим улицам, в это время ярко освещаемым фонарями, мимо обшарпанных двух- и трёхэтажных домов. В центральном районе города обошли высокое круглое здание, упирающееся прямо в потолок пещеры и немного постояли у красивого фонтана с плавающими рыбками, а в итоге едва не опоздали в школу. На прощание мама спросила:

– Я сегодня приду поздно вечером, после работы, вы же запомнили путь до дома?

– Да мама, Лан меня на прошлой неделе уже два раза водил сюда, чтоб я хорошо дорогу запомнил.

– И Яну не забудь забрать!

– Конечно, она ведь мой лучший друг! – ответил я и потащил Янку к школьному крыльцу.

Снаружи школа была красива – высокое трёхэтажное здание, окрашенное в белые и светло-зелёные цвета, с небольшими балконами на втором этаже и кирпично-красной черепицей на остроконечной крыше. Вокруг пролегала мощёная дорожка, освещаемая круглыми светильниками. Но внутри школы было темновато, в больших классах освещения едва хватало, несмотря на многочисленные газовые фонари на стенах и потолке. На лестничных проёмах окна за ненадобностью вообще были закрыты кирпичной кладкой, ситуацию спасали лишь веселые детские рисунки, вывешенные поверх грубо оштукатуренных стен.

Меня посадили за первую парту рядом с Николаем, а Янка сидела позади нас. В нашем классе было всего десять учеников, и мы все быстро довольно сдружились, даже с Антоном, хотя мне пришлось побить его раз, когда он обидел Яну, обозвав её малявкой и утащив смешной розовый рюкзак. На переменах мы бегали по школьным коридорам, играя в догонялки или в прятки.

Три урока показались нам вечностью и, когда прозвенел последний звонок, все учащиеся кинулись к выходу. Мы с Янкой уже выбегали из класса, когда зашла наша учительница математики и попросила Яну задержаться, а я решил тоже остаться.

– Яна, присядь. Алан, а тебе нужно уйти, у нас с Яной будет серьёзный разговор, – тревожно сказала она.

– Я обещал её защищать. Не уйду, вот… – и сел рядом с Янкой. – Мы вместе с ней домой пойдём, у неё мама на работе, а она одна не найдёт дорогу до дома!

– Хорошо… Яна, я должна сказать тебе, что твоя мама… она сегодня… она… умерла на работе… сорвалась в лаву на термальной электростанции.

Янка побледнела и замерла.

– Ч-ч-то? Не-е-ет! Это неправда, моя мамочка не может умереть! – зарыдала Яна, ударив руками по столешнице. – Врёте вы всё!

Учительница пыталась её успокоить, твердила что-то про приют для детей, и то, что нужно собрать в доме свои вещи, но Яна вскочила и помчалась на выход из школы, а я едва поспевал следом за ней.

– Алан, побежали быстрее домой! – с зарёванными глазами она стукнула меня по груди кулачками. – Пожалуйста… Алан… я не знаю дороги!

Мы быстро неслись, петляя по улицам, пару раз Янка даже упала, споткнувшись и оцарапав коленки, но сердито глянула на меня и сказала, чтобы я не останавливался. Вскоре мы подбежали к её дому. Двери уже были настежь открыты и какие-то люди в рабочей одежде выносили всю мебель, одежду, игрушки. Яна с плачем накинулась на них, попыталась зайти в дом, но её грубо оттолкнули в сторону. Я успел подбежать и взять лишь большого плюшевого мишку и, дёрнув Янку за руку, быстро скрылся с ним за углом дома, слыша Янин топот позади себя. К счастью, за нами не оказалось погони, мы убежали во внутренние дворы к берегу речки и сели на растрескавшиеся от воды доски у обрыва. Янка вскочила в слезах и вдруг попыталась спрыгнуть с обрыва в тёмную воду, всё так и не умея плавать, но я вовремя схватил её за руки и оттащил от края.

– Мама-а-а! – громко рыдала и билась она в моих неуклюжих объятиях. – Пусти меня, Алан! Отпусти!

Яна брыкалась и вырывалась, она рвалась к краю обрыва, больно стукнула меня кулаком по голове, пока я крепко сжимал её, изо всей силы удерживая и молча терпя все побои, пока она не затихла.

– Яна, держи мишку, а то он тоже заплачет, – ответил я ей, погладив её по макушке. – Не реви, я буду с тобой.

Мы долго сидели на берегу, смотрели на тёмные журчащие речные потоки, отражающие свет фонарей и большие каменные сосульки, растущие с потолка. Лишь когда наступил вечер и фонари стали слабее светить, Яна перестала рыдать, лишь молча вздрагивала, теребя намокшего плюшевого медведя.

– Пойдём, Ян!

– Мне некуда больше идти, – всхлипнула она. – Я останусь тут!

– Ну уж нет! Пойдём к нам, я знаю, моя мама пустит тебя! – я схватил её за руку и потащил упиравшуюся Янку к себе домой.

Моя мама стояла в слезах на пороге. Уже было поздно, но, взглянув на нас, она ничего не сказала, лишь молча провела нас в дом.

– Мамочка, помнишь, ты обещала подарить мне котёнка ко дню рождения и кормить его, ты тогда сказала, что нам хватит денег ему на еду. Мамочка, я не хочу больше кота… пусть Яна… будет жить с нами, я буду делиться с ней своей едой… и вообще – я с утра не хочу завтракать! Ну пожалуйста, мама!? – просил я, крепко стиснув Янку за руку, чтобы она не убежала, а Яна стояла в слезах на пороге со своею игрушкой.

– Хорошо, Алан, – ответила мама.

Мы поселили Яну в одной из свободных комнат на втором этаже, прямо напротив моей. Целый год мы жили одной большой крепкой семьёй, пока не пришла весть о гибели моего отца, работающего в другом городе, где-то далеко от нас. Я его плохо помнил, ведь он уехал очень давно. Было грустно и больно, теперь настал Янин черёд успокаивать меня.

А потом у нас кончились деньги, и следующий год выдался голодным для всех, неурожайным. Нам пришлось отдать Яну в приют «Солнышко» для осиротевших детей, потому, что там их кормили сытно и вкусно за счёт городской казны, и теперь уже Янка приносила мне в школу обед в знакомом розовом рюкзаке. А каждое утро я всё так же отводил её в школу из «Солнышка», а потом после уроков провожал назад до него.

Частенько мы задерживались у неё допоздна, и тогда нас кормила тётя Вера, работающая в «Солнышке». Янка пыталась учить меня рисовать и помогала мне делать домашние задания. А иногда мы слонялись по городу, особенно часто в центральном квартале. Там стоял большой и красивый фонтан с рыбками, которых я в шутку пытался поймать, за что и был бит охранником Собора, расположенного поблизости.

«Спасибо Янке за то, что она спасла меня, облив тогда охранника холодной водой», – не раз думал я впоследствии.

А однажды мы залезли купаться в фонтан и стали, смеясь, кидаться друг в друга рыбёшками. А после с визгом убегали от того же охранника, сначала поймавшего Янку, но я вовремя вырвал её из его рук, а сам попался в итоге. В тот день он плёткой избил мне всю спину, и я валялся дома в кровати два дня, пока Янка лечила мне рану ужасной вонючей мазью. Потом, отведя моего старшего брата в сторонку, они пошептались и вскоре ушли, а через пару часов вернулись, принеся мне поломанную плётку того охранника.

***

С начала четвёртого класса я решил устроился работать на Станцию метро. Работа была не сложной и не слишком тяжёлой: один-два раза в неделю я таскал разные грузы, посылки и подметал там перрон, наблюдая за проносящимися вдаль редкими поездами. Часть заработанных денег я отдавал маме, а половину относил Янке, чтобы она могла покупать себе всякие девчоночьи радости, оставшись совсем одна без родных. Поначалу она наотрез отказалась, но я напомнил ей те голодные годы и то, как Яна подкармливала меня, а после сказал, что обещал её маме заботиться о ней. Яна в ответ лишь грустно улыбнулась, но согласилась принять мою помощь.

В конце же этого учебного года моему брату Лану исполнилось уже восемнадцать, он учился в старшем классе и оканчивал школу. Я хорошо помню тот день, когда мы весёлой компанией шли гулять в центр города. Я, как всегда, тащил Янку за руку, а Лан шёл рядом со мной и сообщил нам:

– Алан, я завтра пойду проходить Испытание! Вам на уроках пока не рассказывали о нём?

– Нет, только в общих чертах. Это будет в Соборе? – спросил Яна.

– Что за Испытание, нам же ничего не рассказывали, Ян? Я не помню такого…

– Тебе надо меньше спать на уроках, Алан! Ты, видимо, опять задержался до ночи на Станции? Извини…

– Вот тут, – Лан махнул рукой в сторону высокого круглого здания на центральной площади города. – Говорят, там, в середине Собора, стоят каменные палки с круглыми навершиями на концах, нужно будет прикоснуться к одному из них и загадать желание.

– А что будет потом?

– Я не знаю… Вам же рассказывали о Золотом городе, что стоит высоко где-то над нашими пещерами? Я хочу побывать там! Если пройду.

– Да брат, нам учитель истории подробно описывал его красоты. Вы знаете, что в последнее время этот город частенько мне снится?

– Это когда ты на уроках храпишь и бормочешь что-то во сне? – спросила Яна.

– Не знаю, я точно не помню, что мне привиделось. Я уверен только лишь в том, что во сне я хожу по улицам Золотого города.

Мы погуляли, я купил на свои деньги им сладостей, почти как взрослый, а вскоре Лан вернулся домой. Я же, проводив как всегда Яну в приют, пришёл домой слишком поздно, когда все уже спали. На следующее утро я проснулся только к обеду. Дома никого уже не было.

«Сегодня же выходной и в школу мне идти не нужно. Мама опять на работе, а Лан уже ушёл», – подумал я и тут же вспомнил про его Испытание, вскочил и быстро оделся, затем побежал прямо к Собору.

На центральной площади было многолюдно, как и всегда в выходной день, только в этот раз все молча стояли и смотрели на здание Собора, внутри которого раздавались громкие неразборчивые голоса, сновали смотрители, а охрана никого вовнутрь не пускала. Обычно ежегодные дни Испытаний проходят тихо и незаметно: люди заходят в Собор с центрального входа и вскоре выходят с другой стороны.

Насколько я знал по урокам истории, в нашем городе за последние несколько веков так никто ни разу и не прошёл Испытания. Сегодня же всю очередь перед Собором, пришедшую проходить Испытание, совсем разогнали, а все двери здания были плотно заперты. Я кинулся к ним в поисках Лана, почуяв неладное. На противоположном конце площади я заметил спешащих Яну и маму, которую Янка под локоть тащила ко входу в Собор.

– Яна, а вы что тут делаете? Вы брата не видели?

– Алан, я бежала к тебе, так как подумала, что ты снова проспал. Мы же хотели тут сегодня погулять, ты совсем забыл? Но я встретила Лана, он как раз заходил внутрь Собора и помахал мне, увидев. Я направилась дальше, но меня догнал смотритель и попросил срочно привести твою маму с работы.

Мы подошли к дверям Собора, но внутрь пропустили лишь маму. Мы с Янкой, расстроенные, уселись возле фонтана и ждали почти что до ночи. Часы на Соборе пробили одиннадцать вечера, когда мы увидели мою маму, идущую к нам одну и в слезах. Она молча подошла к нам.

– Лан прошёл Испытание… – сказала она дрожащим голосом. – Но мы его не увидим, они сейчас направляются на север к лифту.

– Ты его встретила? – спросил я её.

– Нет, они нам велели забыть о Лане… сказали, что мы его больше не увидим. Что это для нас… – рыдала она, – большая честь, только в чём же она заключается?! В том, чтобы потерять сына?! Алан, я тебе запрещаю, слышишь меня, я вам с Яной запрещаю проходить Испытание!

– Но мам, а как же Золотой город? Говорят, что люди там счастливы?!

– Люди счастливы, когда они вместе, спроси у Яны, она тебе всё расскажет! Яна уже понимает… в отличие от тебя… Пойдёмте домой!

Возвращаясь, мы обернулись на шум вдалеке, идущий от северного квартала. Там на шахте огромного лифта мигали огни, убегая за своды пещер – вверх на свободу…

«Мой единственный брат покидает нас, уезжая в Золотой город», – с горечью подумал я, почувствовав, как крепко сжалась ладошка Яны в моей руке.

***

«У Яны этой зимой день рождения, какой бы подарок ей сделать? – обдумывал я ранним осенним утром, таща её за собой в школу. – Хотелось бы, чтобы он стал действительно памятным!»

Я чувствовал, что она становится мне всё дороже и ближе с каждым прожитым днём, ещё мне хотелось отблагодарить Яну за великолепный подарок, который она сама смастерила в этом году для меня. Я шёл, вспоминая:

«Этим летом, на мой день рождения, Яна подарила сделанный ею большой деревянный меч. А началось всё с того, что я с моими товарищами – Антоном и Николаем, записались зимой в школьный кружок фехтования и стали принимать участия в сражениях на мечах, в роли которых выступали деревянные тренировочные палки. Но за месяц-другой друзья вырезали себе крепкие мечи из обрезков доски, что даже поощрялось нашими правилами, если оружие укладывалось в требуемые длину и ширину, а я стал проигрывать им с обычной тренировочной палкой. Яна всегда была внимательной и активной болельщицей во время всех наших поединков и страшно расстроилась моему поражению на последнем из них.

Я же проводил все вечера с Янкой – мне с трудом давалась математика, и Яна подтягивала меня. А также я много работал на Станции и совсем не имел свободного времени, чтобы вырезать для себя хорошее оружие к поединкам. Но, приходя в «Солнышко» к Яне, я стал замечать то белые деревянные стружки в её чёрных, цвета вороного крыла волосах, то мелкую щепу у порога её комнаты, а иногда порезы и ссадины у неё на руках – всё это слишком не походило на мою всегда аккуратную подружку, а она лишь отшучивалась в ответ на все мои вопросы. Как потом оказалось, она сама научилась строгать и пилить и, пока я работал на Станции, она мастерила большой деревянный меч и подарила его мне в день рождения. Благодаря Яниному подарку я выиграл тот школьный турнир, и счастливая Янка стала первой, кто поздравил меня».

Воспоминания эти проносились в моей голове и я, кажется, свернул в другой переулок, ведущий мимо школы.

– Алан, ты теперь будешь спать не только во время уроков? – засмеялась она.

– Что? А-а-а, извини, я просто задумался по дороге, ха-ха! Всё нормально, правда! Пойдём, вернёмся назад, а то нас математичка сожрёт с потрохами. Слушай, Ян, скажи, а о чём ты мечтаешь?

– Ты точно хочешь это знать? Ладно, не напрягайся ты так. Я бы хотела встретить начало нового года вместе с вашей семьёй. Ой, извини…

– Ничего… брат он… давно уехал, мама потихоньку смирилась уже. Я уверен, она будет рада тебе, ну и я конечно же. Я зайду за тобой. Жаль, что праздник ещё не скоро.

– Зайдёшь и притащишь, как в школу? Почему ты возишься со мной ежедневно, как с маленькой?

– Ну, во-первых, я обещал… извини… твоей маме. И потом, я не хочу, чтобы кто-нибудь тебя обидел, ведь ты с самого детства мой самый лучший друг… подружка…

– Вот в этом то и есть вся загвоздка, Алан! – сказала Янка с горечью, вырвала руку из моей и быстро убежала вперёд.

– Постой, Яна! – но она уже вбегала по школьным ступеням. – Я не хотел обидеть тебя!

Весь день Яна дулась на меня и совсем не разговаривала, затем в первый раз убежала до «Солнышка» назад без меня. Но я всё равно шёл следом за ней и только убедившись, что она благополучно вернулась назад, направился в сторону дома. Оглянувшись, я успел заметить Яну у окна её комнаты, но при этом она сразу же отошла назад.

Что-то незримо изменилось в наших с ней отношениях, я всё также ежедневно ходил встречать и провожать её, но часто мы шли порознь или она убегала вперёд одна. На все мои вопросы Яна или отвечала невпопад, или отворачивалась, смахивая слёзы.

Однажды ранним утром, ожидая, пока Яна спуститься с комнаты, я спросил бабу Веру, воспитательницу «Солнышка», не знает ли она, о чём мечтает Янка и что бы ей подарить. Баба Вера с улыбкой ответила, что лучший подарок для Яны – мои ежедневные встречи с ней.

Но я вдруг вспомнил, как когда-то давно, ещё в первом классе, Яна сказала, что всегда хотела научиться кататься на коньках, побывать в Первом городе, на ледяном катке. Поначалу я понятия не имел, что это такое. Я провёл в тайне от Янки много часов в городской библиотеке, пытаясь найти эскизы коньков. Вскоре я обнаружил в одном старом мятом журнале фотографии людей, скользящих по льду на металлических лезвиях, и статью о фигурном катании. Текст статьи я переписал в тетрадь и зарисовал рисунки фигур, исполняемых при танце на льду.

Сперва я наивно пытался вырезать коньки из кусков древесины, а они сломались в процессе, но к счастью мне повезло, и я нашел древние, ржавые, но прочные стальные коньки у старьёвщика. Потом я несколько месяцев копил, чтобы выкупить их у него, работал на Станции как проклятый, и Янка даже начала незаметно, как она думала, следить за мной, где я стал пропадать. Затем две долгие недели механик со Станции помогал мне починить эти коньки. Мы отчистили их от ржавчины струёй песка и заточили на шлифовальном камне, а после долго ломали с ним голову, как и к какой обуви их прикрепить. Я выбрал и приобрёл ботинки из толстой прочной кожи на завязках, нашёл мастеров, перекрасивших обувь почти в белый цвет, и мы прибили лезвия коньков к деревянным вкладышам и приладили их к подошве этой обувки. Коньки получились не столь симпатичными, по сравнению с увиденными мной на картинках, но очень прочными и легкими.

Тем временем новый год был уже на носу, а на его празднование Яна убежала к подругам в общагу, что в центре города. Я с трудом и по наводке бабы Веры нашёл это здание и даже номер, где они уже начали отмечать. Открыв дверь, я едва не задохнулся от запахов, наполняющих комнату. В углу я заметил кучу пустых бутылок и грязи. С десяток девчонок, намного старше Яны, сидели за большим грязным столом, также я заметил незнакомых парней, один из которых вальяжно обнимал пьяную Янку за голые плечи, сидевшую грустно с отсутствующим потухшим видом на лице. Одна из девиц поманила меня, когда я подходил к Яне, чтобы забрать её.

– Малец, шёл бы ты, пока цел, – процедил сидевший рядом с Яной паренёк.

– Я сам решу, что мне делать, так что – отвали!

Тогда Янкин ухажер встал, сжимая кулаки.

– Алан, не надо, он побьёт тебя… Иди… прости меня, – пролепетала заплетающимся языком Янка.

– Это мы сейчас посмотрим, – отвечаю я, и хватаю бутылку со стола.

Незнакомец взревел и схватил стул. Он разламывает его руками и бросает в меня отломанной половиной. Я уклоняюсь, вспоминая наши тренировки на деревянных мечах. В какой-то момент мне кажется, что я начинаю наблюдать как будто со стороны за нашей яростной схваткой… Перехватываю летящий в меня кусок стула…

«Зря ты бросил его в меня, весьма удобная деревянная ножка…» – проскакивает мысль, и я хватаю обломок и отрываю сиденье, беру его в левую руку вместо щита. Подхожу ближе, чтобы вытащить Янку, но получаю увесистый удар кулаком по щеке, откидывающий меня в сторону…

«Зуб кажется выбил, зараза!» – огорчаюсь я, затем поднимаюсь и ударяю своим импровизированным щитом нападающего в живот. Вокруг начинается визг, я с трудом отбиваю ножкою стула бутылку вина, брошенную в меня… Опрокидываю стол, уставленный полными и пустыми бутылями и грязными стаканами, тараня им ещё двоих нападающих и хватаю Яну за руку, вытаскивая её, совершенно пьяную, из-за стола, а после – из комнаты, отбиваясь на ходу от яростных атак. Вываливаюсь в коридор и вытаскиваю свою дурёху, потом я запираю дверь ножкой стула, вставив её в скобы замка.

Пока я выводил и тащил Яну до «Солнышка», она висла на мне, что-то бормотала бессвязное и вообще вела себя безобразно, потом в своей уже комнате отключилась на пару часов и засопела во сне, изредка всхлипывая.

Я был поражён, впервые в жизни увидев Яну в подобном состоянии. Как-то так вышло, что мы ни разу в жизни до этого не употребляли спиртного. Но хуже всего было то, что Янке стало совсем плохо, похоже, что она отравилась какой-то дрянью.

В итоге новый год мы всё же встретили вместе, в уборной. Янка – в обнимку с горшком, а я – с графином воды и стаканом рассола. Часа через три я отнёс Яну в комнату, уложил на кровать и попросил бабу Веру проследить за её самочувствием, на что она лишь покачала головой и сказала, что выдерет Янку на утро как сидорову козу.

Это меня чуть успокоило, даже мелькнула шаловливая мысль: «Может, розги принести?» – но я лишь грустно усмехнулся и ушёл домой досыпать.

В обед я проснулся от громкого и настойчивого стука в окно. С трудом продрав глаза я увидел, что мать снова ушла на работу, после выглянул за окно и едва разглядел сквозь грязное стекло Яну, немного помятую, чему я совсем не удивился, после всего происшедшего, но к тому же ещё и заплаканную, насколько я мог рассмотреть в свете газовых фонарей. С этим я уже не мог ничего поделать, моё сердце сжалилось, и я направился в коридор, не спеша. Встал у двери, содрогающейся от сильного стука, прислонившись к ней спиной.

– Алан… открой…

– И? – спросил я её через дверь.

– И… я была дурой, прости…

– А зачем тогда так…

– И… потому, что я тебя люблю, а ты… дурак… прости… Алан… открой!

Я отворил тяжёлую дверь, посмотрел в её мокрые глаза и обнял свою Яну:

– Больше не будешь? Я не хочу так вот драться… Да и вообще…

– Прости…

Мы долго сидели с ней вместе, разговаривая о всяких пустяках, как и раньше, но самое главное – мы вновь помирились и, кажется, даже целовались, я точно уже не помнил. Наши совместные походы до школы и обратно, ставшие уже ритуалом, вернулись вновь и мы были счастливы.

А за неделю до дня рождения Яны мне пришлось заняться обустройством ледяного катка. Я принялся таскать и сливать воду на землю в одном из самых холодных северных ответвлений пещеры, в итоге мне удалось создать небольшую ровную ледяную площадку.

И наконец, наступил долгожданный день её рождения. К счастью, он выпал на выходной, и я рано пришёл к «Солнышку», переживая, понравится ли мой подарок и как всё пройдёт. А больше всего меня тревожило, получится ли у Янки кататься на коньках.

«Я бы не смог», – закралась мысль, но я отогнал её.

С утра было очень холодно и коньки били меня по спине, спрятанные в большом чёрном рюкзаке. А подружка моя крепко и видимо сладко спала и, как назло, совсем не спешила вставать. В итоге баба Вера, увидев меня, прыгающего на морозе, сжалилась надо мной:

– Доброе утро, Алан! Ты, как всегда, за Яной пришёл? А что же так рано, сейчас же не в школу?

– Ей сегодня семнадцать исполнилось, баб Вер, я ей подарок принёс, только вы не проболтайтесь, хорошо? – тихо сказал я, показывая самодельные коньки.

Я начал ей было рассказывать, как их смастерил, но услышал скрип двери наверху и, упаковав подарок, взлетел вверх по лестнице. Яна ещё в полусонном состоянии шла в сторону кухни, но обрадовалась, увидев меня.

– Ян, привет, я тебя… в общем, поздравляю тебя с днём рождения и… вот, держи! – я вытащил из рюкзака свой подарок. – Пойдём со мной, там за лифтом я залил небольшой каток… Смотри, тут в тетрадке я выписал, как кататься, вот – здесь разные фигуры и позы, я тебе помогу… Только музыки, к сожалению, нет…

Яна стояла с подарком в руках и слёзы ручьями текли с её глаз, потом, улыбнувшись, сказала:

– Ты вспомнил тот день, да?

– Да, твоя мама… она не успела… исполнить твою мечту, и я подумал… Пойдём, Ян?

– Ага, я сейчас. Спасибо тебе, Алан!

Она быстро собралась и до вечера мы пробыли на катке. Сначала мне приходилось поддерживать Янку, чтоб та не упала, но потом она каталась сама в свете масляных ламп, что мы захватили с собой. После мы разговорились, вспоминая:

– Ян, ты помнишь, как мы маленькие застряли в пещере у реки. Всё-таки здорово, что мы с тобой тогда повстречались!

– Между прочим, Алан, я твоей маме после всего сказала, как ты и просил, про твои вонючие порванные штаны и рубашку! Взяла вину на себя.

– Правда, что ли? И они не воняли, почти… А я думал, что ты позабыла…

– Она всё равно надрала тебя? Ха-ха, так ты заслужил! Заставил девочку говорить всякие гадости, и не стыдно тебе было?

– Вот спасибо… Нет, постой, ты что ли серьёзно? Ты ей это правда так и сказала? Что это ты порвала мне рубашку и штаны? Аха-ха-ха!

– Ага, представляешь! Аха-ха-ха!

– Ха-ха… А ещё говоришь, я – дурак… Ой, больно же!

– Заслужил. Хотя нет, нынче я виноватая, можешь меня наказать.

– Ты уверена?

– Да!

Я крепко поцеловал её, прижимая к стенке пещеры. К грязной стенке, и Янка вскоре заметила это…

– Ха-ха-ха! Блин, больно же, Ян. Не переживай, в этот раз я моей маме скажу, что это я тебя испачкал… Не-е-т!

А вечером мы целовались под светом газовых фонарей за углом возле «Солнышка». В тот день Яна сказала, что хочет прожить всю свою жизнь вместе со мной до конца.

***

…Неумолимое время, как золотые песчинки в часах, пролетело, осыпавшись вниз, затем исчезая. Нам тут уже восемнадцать, а я… больно… не хочу вспоминать… «Исполни мою мечту, позволь мне остаться здесь с ней, навсегда!» …

Глава 2

Мне снова снились башни Золотого города, сверкающие в лучах восходящего солнца, отражающегося тысячами солнечных брызг в окнах домов, высотой настолько огромной, что они, как молнии, пронзали небеса.

Город был великолепен, но казался безжизненным и пустым, я бродил по его улицам в поисках хоть одной живой души, искал… а звук моих шагов громких эхом отражался от его хрустальных стен. Затем я бежал по почти бесконечной бетонной лестнице на крышу самого высокого здания, а лившийся сквозь окна свет слепил мне глаза. И вот я уже практически достиг верхнего проема, как вдруг всё залило нестерпимо белым светом, обволакивающим весь мир вокруг меня.

– А-ла-н-… – кричал я в пустоту и мой крик затихал в невообразимо плотном белом тумане, заглушавшем мой зов.

Внезапно я очнулся от боли в затылке и, озираясь по сторонам, словно выискивая кого-то в ещё уходящем сне, наткнулся взглядом на Колю, моего давнего соседа по парте который, разминая ладонь и ехидно усмехаясь, поглядывал на меня. До моего, ещё сонного сознания, стал пробиваться недовольный голос нашего учителя истории, который выглядел древним, да и одет он был под стать – в строгий тёмный костюм с бабочкой и клетчатую рубашку, его лицо украшали огромные очки в чёрной оправе, смешно увеличивающие его сердитые пронзительные глаза.

– Алан, ты снова спишь на уроке, сколько можно! Неужели ты настолько не ценишь мой предмет и не желаешь успешно пройти Испытание, как и твой брат? Может быть, ты тогда сможешь ответить нам… – голос учителя гневно дрожал, он недовольно поглядывал на меня и на Кольку.

– Леонид Геннадьевич, он вчера опять дежурил на Станции, простите его, – сказала Яна, сидящая позади меня, и её слова показались мне божьим провидением.

А если учесть, сколько раз она уже выручала меня, я был в неоплатном долгу перед ней. Я обернулся и с благодарностью посмотрел на неё – как всегда симпатичная, с длинными чёрными волосами и большими серыми глазами – мой ангел, скорчивший сердитую гримасу, она снова дразнила меня, показывая мне язык.

– Алан, не вертись, завтра я жду от тебя обзор по теме Золотого города, – несколько смягчившись, сказал учитель.

Очень вовремя раздался громкий звонок и нас всех как ветром сдуло из класса. Мы бежали по школьному коридору, слабо освещённому газовыми светильниками, установленными на стенах, к лестнице – на свободу от надоевших учителей и уроков.

«Опять мне придётся отвечать по теме, которую все принимают за детские сказки, – думал я на ходу, – но если для Янки она сродни её любимых фантастических книг, то для большинства выпускников, для всех нас – это было сокровенной мечтой – пройти испытание».

Нет, не так – пройти Испытание, как это сделал Лан, мой старший брат, в свои восемнадцать, и для него детская сказка исполнилась и стала его судьбой, впервые за сотни лет существования нашего города, прозванного Седьмым. Прошло уже семь лет с тех пор, как он отбыл в Золотой город, а мы так ни разу и не слышали о нём ничего, я лишь втайне мечтал, что он вернётся хотя бы в этом году – в день моего Испытания.

– Алан, кончай уже спать на ходу, – я почувствовал, как цепкие руки товарищей выхватили меня из толпы, бегущей на выход.

Я окинул их взглядом – Антон, Яна и Николай, давший мне сегодня подзатыльник, стояли в проходной, чуть в стороне от двери.

Мы были обычными, ничем не примечательными выпускниками Первой школы Седьмого города, одевались в школьную форму: тёмно-серые пиджаки и брюки, светло-серые рубашки, на ногах носили чёрные мягкие туфли из выделанной кожи. Янка – моя Яночка, как и все девчонки, наряжалась в менее строгий пиджак и юбку до колен, с многочисленными складками. А белые кружева и банты она давно уже перестала носить, с тех пор, как переехала в приют.

– Повторим? Покажешь нам Станцию? – Антон прятал за спиной огромный рюкзак и нечто длинное и узкое, завернутое в полотно.

– Представляешь, эти придурки вчера спёрли серебряный меч из музея на первом этаже! – со смехом сказала мне на ухо Яна. – Пока ты прогуливал уроки на своей Станции!

– А с чего вы решили, что с ним будет легче? Я, между прочим, использовал обычную бетонную арматурину, когда вчера дежурил! Она отлично подходит, правда, мало добыл, но всё же, – задумчиво пробормотал я.

– Так вот чем ты, бездельник, занимался на дежурстве, да? Сколько достал? – Николай потащил меня к выходу.

– Один мелкий шарик.

– Ух ты, он золотой? Подари, а? – громко крикнув мне в ухо так, что я аж поморщился, как от зубной боли, спросил Николай.

– Да кто бы знал, держите, смотрите сами! – я вытащил из нагрудного кармана школьного пиджака золотистый шарик, совсем небольшой, диаметром примерно в два миллиметра.

– Красивый! – Яна с интересом рассматривала светло-жёлтую, идеально круглую, металлически поблескивающую сферу, отразившуюся в её больших красивых глазах.

– Держи, Ян, это тебе, – я протянул шарик Янке.

– Правда? Спасибо, Алан, это будет… свадебный подарок, – засмеялась Янка, толкнув меня в бок.

– Кончайте трепаться, скоро стемнеет и придётся тогда с фонариками возиться! – сказал Николай.

– В любом случае придётся, – ответил я ему. – Пойдёмте уже, ночью опаснее будет.

На улице был ещё полдень, о чём нам громким боем не преминули напомнить огромные старые часы на центральном круглом здании Собора Испытания. Они висели высоко, под самым потолком, заменявшим собой небосвод, как говорил учитель. На самом деле, он был неплохой мужик, древний правда, и рассказывал нам о мире много такого, о чём молчали даже родители тех, у кого они ещё оставались.

Газовые фонари пока ещё ярко горели, освещая узкие и извилистые улицы нашего Седьмого города. Их яркий синеватый свет отражался в маленьких квадратных окошках двух- и трёхэтажных каменных домов, либо терялся в мягком мерцающем блеске свечей, горящих внутри. Тогда можно было заглянуть внутрь жилищ и увидеть неприглядное внутреннее убранство небольших комнатушек. Невысокие ограды по краям дорог отбрасывали странные тени, напоминающие то шпалы и рельсы нашего Метро, то жутких монстров, которыми пугают непослушных малышей.

Местами с потолка свисали, опускаясь почти до самого низа пещеры, массивные каменные сосульки – сталактиты, отливающие кристаллами меди, прораставшими из их глубины. Они же в свете уличных фонарей ярко поблескивали медными гранями и оставляли за собой длинные и толстые тени, росчерком пересекающие сразу несколько улиц. Дома в городе располагались весьма хаотично, часто прислоняясь одним боком к сталактитам или к стенам пещеры, и лишь Собор в самом центре Седьмого поражал своей высотой, упираясь в её свод. Между зданиями были протянуты многочисленные верёвки, на которых сушили стиранную одежду, громко хлопавшую на ветру и развевающуюся подобно флагам:

«Флагам капитуляции перед нашим образом жизни на большой глубине и безнадёгой, висевшей над каждым домом», – подумал я.

«В общем-то, ничего не обычного, самый заурядный городок на нашей ветке Метро, Южная станция, как его ещё иногда называли редкие посетители, прибывающие к нам из других городов», – так я размышлял, смотря по сторонам на родные улочки города, в котором я прожил свои восемнадцать лет.

То тут, то там по ним шли люди, кто-то по делам, иные торговали прямо на крыльце собственного дома. В центре, на площади возле Собора, всегда было шумно и толпы народа гуляли, любуясь большим мраморным фонтаном, в чаше которого плавали мелкие разноцветные рыбки. Водяные брызги попали мне на лицо, напомнив, как в детстве мы с Яной плавали здесь, а пожилой охранник гонялся за нами и даже выпорол меня однажды, пока я прикрывал Янин побег.

Наконец, пройдя мимо площади, мы вышли к красивому садику, где стояло много цветущих деревьев. Все их ветви были усыпаны светло-розовыми цветами, источающими терпкий пряный аромат. Небольшие пчёлы, покрытые пушистым, светло-розовым мехом, летали от цветка к цветку. Этот сад являлся, пожалуй, единственным местом в городе, которое освещалось с помощью электричества.

– Ура–а–а, это же Сахарная ферма! – по-детски радостно взвизгнула Яна, бросаясь по центральной садовой аллее к деревьям.

– Смотри, пчёлы ужалят, – засмеялся Антон.

– Они безобидные, у меня здесь мама… работала до школы… Она очень любила это место, как и я, – Яна замолчала, растерянно остановившись на середине садовой дорожки, обернулась и посмотрела на меня.

– Ян, пойдём, – тихо позвал я.

Мы медленно спускались в сторону Станции по центральной улице, при этом редкие люди, встречающиеся нам по пути, неодобрительно оглядывались на нашу шумную компанию, нарушающую привычную тишину города. Мне и Яне эта дорога была до боли знакома с раннего детства, друзья же редко бывали в этих местах.

Пройдя несколько кварталов невысоких, крепких каменных домишек, мы вышли на окраину Седьмого.

– Ребята, я забегу, переоденусь, подождите меня, хорошо? – спросила Янка на ходу, уже вбегая в двухэтажный старый дом на самой окраине.

– Детский приют «Солнышко», – прочитали мы вывеску над пыльным, каменным, обшарпанным крыльцом.

Мы осмотрелись вокруг – место было довольно унылым. Приют стоял в стороне и казался как будто оторванным от города и это несмотря на то, что селили здесь и без того одиноких деток.

«Но этот древний дом до сих пор хранит наши с Яной воспоминания о времени, проведённом вместе. Если бы не каменная мостовая, я бы, наверное, уже протоптал до него колею по дороге от своего дома и до школы, встречая и провожая Яну почти каждый день», – подумал я.

– Алан, что означает «Солнышко», ты не знаешь? – оторвал меня от размышлений Николай.

– Я не помню, вроде бы так в Золотом городе звался источник света, наверное.

– И давно она тут… обитает? – Антон задумчиво оглядывал обшарпанное здание.

– У неё мать, десять лет тому назад, ещё на первом году нашей учёбы, упала в лаву. Янка рассказывала, что до этого она работала на Сахарной ферме, но потом, когда Яна пошла в школу, матери пришлось перебраться на термальные электростанции. А её отец погиб ещё раньше, не знаю где, – вздохнул я.

Мы молча стояли и ждали, оглядывая неуютное здание.

– Ну как вы тут, чего скисли? Побежали, кто первый, тот всё добро себе забирает! – воскликнула вылетевшая на крыльцо Янка, переодевшись из строгой школьной униформы в ярко жёлтое платье и легкие кроссовки.

– Там дальше, ну, сама знаешь, не беги в общем, – одернул я её. – Да и платье, как бы, не стоило туда надевать – испортишь.

– Ты что-то имеешь против моего платья? – возмутилась Янка, сердито сверкнув на меня глазами.

Мне пришлось с ней согласиться. «Но ведь пожалеет об этом, это точно», – мелькнула мысль.

Пройдя немного вперед и свернув в соседнее ответвление пещеры, мы увидели за углом яркое огненное зарево и вскоре вышли к Лавовому накопителю. Здесь, на самом берегу бескрайнего бушующего поля раскалённой лавы, располагались термальные электростанции или «термалки», как звали мы их, стоящие на сваях над бурлящими и источающими жар расплавленными потоками, соединённые длинными мостами, похожими издалека на тончайшие паутинки, раскинутые над лавовой бездной.

«Термалки» являлись гордостью и достопримечательностью Седьмого наряду с Сахарной фермой. Все их мощности по выработке электричества были направлены на поддержание нашего города – на обессоливание воды и очистку воздуха от вредных газов. Они также вносили основной вклад в работу ветки метро, по которой нам доставляли продукты из других городов.

– Долго ещё? – ныла Яна, стараясь смотреть только под ноги, старательно не замечая лавовых потоков вокруг.

– Ты чего, на станции ни разу не была? – тихо спросил я её.

– Не-е, мне мать запрещала… ходить до «термалок». И потом, я боюсь. После того несчастного случая с ней.

– Гляньте на паиньку! – захохотал Николай. – Алан, как думаешь, сможем мы добыть сегодня золота?

– А тебе-то нафига надо? – укоризненно спросила его Яна. – У тебя и отец, и мать – оба на «термалках» работают!

– Уехать хочу, сразу после Испытания, – задумчиво ответил Николай. – В Первом, говорят, уже даже электромашины по улицам пустили, да и город там большой, не то, что этот.

– А как же Испытание, вдруг ты его пройдешь? – спросила Янка.

– Я-то? – удивился Николай. – У нас со всей ветки метро из семи городов только Лан, братан его, – он махнул рукой в мою сторону, – умудрился пройти за последние, даже не вспомню, сколько же там лет уже прошло? В тот год, говорят, в Четвёртом ещё какой-то девчонке удалось завершить Испытание!

– Семь лет прошло, – ответил я, вспоминая.

– Да! А её Лерой звали, вроде бы. Но всё равно, не верю я во всю эту чушь, ну неужели в их огромный Золотой город за двести лет только двоим удалось попасть? И потом, что с ними стало? Я лично даже участвовать не буду, и вам не советую.

Все притихли. Когда тебе с детства как мантру, как молитву твердят, что ты должен пройти Испытание, ты должен то, должен сё – это воспринимается как повседневная часть твоей жизни. Для кого-то это становится пока несбыточной мечтой – для меня. Больше всего на свете я мечтал увидеть Золотой город, взобраться по той лестнице, что снилась мне во сне, и увидеть, найти… Я так хотел узнать, что может ждать меня после, но и страшно боялся этого, так как не знал, что стало с Ланом.

Мы медленно, на большом расстоянии и с опаской обошли лавовый накопитель. Затем было ещё два-три перехода по каменным мосткам, перекинутым над бездонной пропастью, внизу которой текла лавовая река. И пока мы переходили, Яна больно вцеплялась мне в руку. Потом мы вышли к широкому, слабо освещённому спуску, идущему в сторону Станции.

– Антоха, покажи хоть, что ты там сумел достать? – спросил Николай.

Антон развернул полотно, и в свете фонарей, а также лавовых отблесков замерцал длинный и узкий серебряный меч.

– Вы этим, что ли, жаглов бить решили? – спросила Яна.

– Не мы, а вон пускай твой Алан им управляется. Он нынче у нас натренированный арматуриной махать, – засмеялись товарищи.

– А с чего вы решили, что серебряным мечом будет легче? – спросил я.

– Тебе же твой любимый учитель по истории ещё в прошлом году рассказывал, что раньше их так убивали, когда серебро ещё относительно было доступно. А сейчас – током отгоняют. Мелкие не сунутся, а крупных, слава Богу, никогда и не встречали.

– Сами возитесь со своим мечом, моя арматурина, как вы её называете, покрепче и потяжелей вашей безделушки будет, – ответил я.

– Да как хочешь! – засмеялся Николай.

Глава 3

К Станции мы подходили в задумчивом молчании. Это было огромное остеклённое здание, закрытое снаружи стальной решеткой, по которой проходил мощный электрический заряд, потрескивающий и пускающий в разные стороны сеточку мелких голубых искр, которые отражались в больших чёрных окнах.

Я пробрался в пустую охранную будку. «Поскольку прибытие ближайшего электропоезда ожидалось только через пару недель, в дни Испытаний, никто в здравом уме, кроме нас, не полезет на Станцию в это время и тем более без охраны», – раздумывал я, вскрывая замок на входной двери ключом.

Внутри будки располагался стол с электронным устройством, в центре которого размещался тёмный экран с мигающим на нём курсором, рядом лежала потёртая и пыльная клавиатура, а на стенах находились многочисленные рубильники электрического напряжения с сигнальными лампочками над ними. На экране за пультом управления помигивал запрос пароля на разблокировку станции. Товарищи за моей спиной с любопытством поглядывали через дверной проём на аппаратуру и на меня.

– Выйдите отсюда, я внутрь вас проведу, а пароль разглашать не положено! – сказал я настойчиво, закрывая дверь.

– Алан, ты зануда, интересно же! – возмутилась Янка, цепляясь за ручку закрываемой мною двери.

– Яна, брысь! – засмеялся я, а она погрозила кулаком.

Закрывшись и оставшись один, я слушал их приглушенные голоса, шум и спор. Кто-то настойчиво пытался ломиться в закрытую дверь.

– Подсмотрела? – услышал я приглушенный голос Антона.

– Нет. Он жадюга. Пусть сам потом в том тоннеле возится! – видимо Яна.

– Ну уж нет, тогда ему всё что ли достанется?

Я подошёл к клавиатуре. Эх, пароль-пароль, опять какую-то тупость охранники придумали. Месяц назад они в качестве пароля использовали слово «банан», а на мой вопрос, что это означает, я был послан таскать мешки. Пытаясь вспомнить пароль, я начал неуверенно нажимать на клавиши: «возрождение» …

«Пароль неверный. Осталась одна попытка, в случае ошибки доступ блокируется на три часа», – всплыло на экране.

«Вот невезуха!» – подумал я, вспоминая дурацкий пароль.

Да что же там было-то: «возрождение», «воскресение»? Я прикрыл глаза, пытаясь вспомнить, а в голову мне шёл всё тот самый сон, увиденный днём за уроком. И лишь тихий голос, как шелест травы на ветру, шептал на грани сознания: «вознесение». А я почувствовал необъяснимую щемящую тоску.

«Пароль принят. Защита снята».

Я недоумённо смотрел на экран, размышляя: «Неужели я набрал это? Хотя, вроде бы такой пароль охранник мне вчера и сообщал, главное, что всё прошло успешно».

– Ты там помер что ли? – в окно что есть силы стучал кулаком Николай. – Ребята, кажется защита снята, искры исчезли. Пойдёмте, давайте быстрее!

– Алан, ты же каждую неделю ходишь, что так долго? – спросил Антон.

– Пароль сменили недавно, подзабыл, – ответил я.

– Когда вернёмся, я тебя сразу спать уложу, Алан, и даже не сопротивляйся! А то тебе опять двоек понаставят и заданий позадают, а мне их потом выполняй за тебя! – сердилась Яна.

Мы подошли к раздвинувшимся защитным решёткам Станции. Вспышки электрических искр на них уже угасли, и я первым осторожно зашёл внутрь. Здание самой станции было остеклено, и свет уличных фонарей проникал через разноцветную стеклянную мозаику огромных окон, окрашивая пол в удивительные радужные узоры. Недалеко от входя я нащупал осветительный рубильник и потянул за ручку. Мы услышали, как легко зашипел газ в настенных светильниках, и, через мгновение, он загорелся от электрической искры. В центре Станции был длинный лестничный спуск вниз, свет зажегся и там.

– Почему тут так мрачно и пусто? – шёпотом спросила Янка.

– Тут редко кто бывает в это время, да и вообще. Обычно состав прибывает к нам дважды в неделю, мы разгружаем ящики с продовольствием, иногда кто-то в гости приезжает, но в наш город – очень редко. Зато здесь платят неплохо, почти как на «термалках», а иногда даже бесплатно еду выдают – матери какая-то помощь. Говорят, что много-много лет тому назад на Станции находилось несколько путей метро, пока не осыпалась часть туннелей, а потоки людей в те времена едва умещались в этих проходах, – негромко ответил я.

– Янка, не слушай его, это всё байки пьяных охранников, – засмеялся Николай.

– Алан, а что нас там ожидает, на Испытании, тебе брат что-нибудь рассказывал? – спросил Антон, перегораживая дорогу.

– Ты чего это? Нашёл тоже мне время спрашивать! Ну, насколько я помню, там ты заходишь в Собор Испытаний, проходишь в круглый зал и в самом его центре возлагаешь руки на одну из торчащих из пола каменных палок со сферой в навершии и молишься, а может думаешь о чём-то важном, нам ведь так преподавали в школе.

– Да знаю я эту ерунду, а дальше то что? Что должно произойти, Лан тебе рассказывал?

– Ребята… не надо… – прошептала Яна, вспомнив тот день.

– Я его больше не видел, – ответил я, чувствуя неловкую паузу. – Пойдемте, золото само себя не найдёт!

– А мать твоя, она-то должна знать? – присоединился к допросу Николай.

– Она не хотела больше никогда говорить об этом, никто не знает, наверное. Всё, хватит с меня ваших расспросов, пожелаете – сами всё узнаете, на себе, так сказать. И тем более, мы почти пришли, – отрезал я.

Лестница, по которой мы спускались, закончилась, и наш небольшой отряд вышел на длинный перрон метро. Вокруг было тихо, лишь где-то за лестницей слабо гудел трансформатор да потрескивали газовые фонари, а откуда-то издалека мы услышали звук мерно падающих капель воды.

Я подошёл к трансформатору и поднял с пола железобетонную палку, лежащую неподалёку, с толстым ржавым стержнем, торчащим с одного конца и измазанную в чёрных пятнах высохшей крови убитого мною ранее жагла. Дубинка была тяжёлая, но зато прочная и достаточно удобная, чтобы добить жагла и разбить его крепкий чёрный панцирь.

– Ты прямо серийный киллер с этой штукой руках! Алан, ты хоть бы форму переодел, а то испачкаешь, а мамка твоя потом и тебя отругает и мне от неё достанется, что недосмотрела, – сказала Яна с улыбкой, пытаясь стянуть с меня пиджак, уже вкусивший жагловой крови в районе плеча, где так удобно устроилась моя дубинка.

– Антоха, пойдем твой меч опробуем, пока эти голубки тут воркуют, а? – с этими словами Николай сплюнул, забрал сверток у Антона, развернул его и вытащил меч. Помахивая им из стороны в сторону, словно отбиваясь от невидимых пчёл, они пошли в сторону путей, ведущих внутрь тоннеля.

– Подожди, я фонари разожгу, не хочу в темноту так идти, – взмолился Антон, поглядывая на тёмный зев тоннеля. Затем он вытащил из огромного рюкзака три масляных фонаря, проверил уровень масла и подкрутил фитили, достал коробок спичек и зажёг их. – Держите, потом ещё спасибо скажете!

Свой фонарь я отдал Яне и, взяв тяжёлую и длинную арматурину наперевес, зашёл в тёмный проём тоннеля. В нос ударил запах ржавого железа и смолы, которой пропитывали шпалы, а из глубины тоннеля дул сильный холодный ветер, пробирающий до самых костей.

– Вот куда ты в таком платье идти собралась, а? – спросил я у Яны, подпрыгивающей на шпалах позади меня.

– Так я же не знала, что тут так будет! – её голос звонким эхом пробежал по тоннелю. Яна остановилась, рассматривая капающий с потолка и стекающий по стенкам тоннеля густой чёрный конденсат. – Гадость какая, фу-у!

– На, держи пиджак, Ян. Если что, скажешь моей мамке, что это ты его испачкала. Поняла? – ответил я, сдерживая улыбку, накидывая уже порядком измазанный школьный пиджак на её плечи.

– С-с-спаси-б-б-о! – стуча от холода зубами, ответила Яна. – Как когда-то в детстве, да, Алан? Мне до сих пор любопытно, надрала мама тебя тогда или нет?

– Не переживай, я всю вину на тебя свалил, и в этот раз…

– Пф-ф… Ха-ха-ха-а! Не бойся, я приду и спасу моего побитого любимого Алана…

– Вы идёте там? – недовольно крикнул Николай. Товарищи уже порядком обогнали нас, но остановились, рассматривая бесформенную чёрную кучку между шпал:

– Что это, Алан?

Мы с Янкой приблизились, разглядывая их находку. Между шпал валялось небольшое, размером с футбольный мяч, бесформенное, чёрное тело странного существа, немного похожего на жука, с разбитым панцирем и торчащими во все стороны многочисленными ножками с клешнями на концах. Его голову украшали огромные острые жвала, а из разбитого панциря в свете фонарей поблёскивали мерзкие чёрные внутренности.

– Алан, это ты его… обработал? – с уважением в голосе спросил Антон.

– А что бы ты сделал, если бы эта штуковина упала на тебя сверху? – спросил я его, поглядывая на Янку, прикрывшую рот платком, отвернувшись от нас.

– Ну-у, помер бы со страха, это точно!

– Пойдемте! Яна, ты с нами? Антоха, Колян, смотрите по сторонам, и наверх тоже поглядывайте!

– Да-а, сейчас, подождите немного. Что-то я больше не хочу добывать золотые шарики таким способом. Может быть мы вернёмся, а, ребят? – жалостливо пробормотала Янка, выкидывая платок.

– Яна, не дрейфь! Мы с Тохой не для того меч воровали, чтобы уйти пустыми, да и вообще, пойдёмте уже, – ответил Николай.

Наш отряд продвигался по тоннелю, стены и потолок которого украшали толстые ряды электрических кабелей и труб. Поблёскивая чёрными каплями конденсата, они переплетались в причудливые, диковинные узоры. Холодный ветер пробирал нас до самых костей, и мне очень не хватало пиджака, но я был рад, что Яна хотя бы не мёрзнет. Тоннель медленно сворачивал вправо, закрывая обзор на пройденный нами ранее путь.

– Тут нет ничего больше, зря только мёрзли! – выругался Антон. – Давайте уже вернёмся! – его голос громким эхом отразился от стен.

Я тоже чувствовал усталость и резко развернулся, чтобы пойти назад. Шедшая следом за мной Яна от неожиданности оступилась и начала падать, я успел её подхватить, а вот падать она начала, как оказалось, весьма вовремя.

С порванных пучков проводов, спадающих с потолка тоннеля, свисало и раскачивалось на них огромное чёрное нечто. Оно было примерно раз в пять крупнее забитого мною ранее жагла, и уже направляло удар толстых лап с клешнями на концах в то самое место, где совсем недавно находилась Янкина шея. Сзади послышался испуганный вскрик, видимо, кто-то из товарищей успел заметить нападение. Падающую Яну я быстро, но бережно опустил на шпалы, уклоняясь от удара, и мне повезло, так как жагл не ожидал, что первая его жертва так легко избежит атаки.

Схватив арматурину покрепче, двумя руками, я сильно размахнулся и ударил по передним лапам существа и по его страшным жвалам. Несмотря на достаточно сильный удар, чудище даже не отклонилось после него, но зато перестало тянуться к своей первой жертве, сосредоточившись только на мне. Чёрный монстр прыгнул вперёд, целясь жвалами мне в лицо, и я вовремя подставил арматурину, чудом выдержавшую удар, и отбросил гада подальше от нас с Янкой.

В этот момент подоспел Антон с серебряным мечом, ловким ударом которого он сумел удачно попасть в один из больших чёрных глаз чудовища и проткнуть его. Издав страшное рычание, тварь стала взбираться по проводам к потолку, оставляя за собой тёмные капли крови, струящиеся чёрным дымом.

– Ты цела? – поднимая Яну с пола, спросил я.

– Д-д-а, а «Это», что это было? – дрожащим голосом вскрикнула она. – Мы на это, что ли, охотились?

– Такого крупного я никогда не встречал, нам нужно срочно идти назад, сообщить охране, – ответил я ей.

– Держитесь следом за нами! – крикнул Антон, вставая рядом со мной.

Мы попытались пройти назад, к Станции, но не тут-то было. Жагл снова спрыгнул с потолка, преградив нам путь, зашипел, но потерял равновесие и завалился на бок, возможно, ранение не прошло для него даром.

Помимо многочисленных лап, сзади у твари мы заметили тонкий длинный хвост, похожий на жгут. Широко раскрыв жвалы, существо направилось в нашу сторону, издавая свистящий звук. Не раздумывая, я обрушил сильный удар арматуриной по спине монстра. Антон тоже не мешкал и удачно вогнал свой меч в бок чудовищу – при этом раздался противный хруст. В ответ жагл взметнул длинный хвост и ударил им Антона по ногам и меня – по лицу. Я не успел закрыться сам, так как прикрывал арматуриной стоящую позади меня Яну. Антоха вскрикнул, я же, закусив губу от боли, продолжил остервенело бить по панцирю и голове чудовища, превращая их в месиво и пытаясь разглядеть золотистые шары в теле монстра.

– Ребята, подсветите мне, плохо видно! – крикнул я им, уже почти наощупь выдирая большой золотистый шар из тела твари. – Яна, дай платок! А-а-а, чёрт! – я едва успел подхватить выскальзывающую из рук сферу, измазанную чем-то липким.

Я оглянулся и заметил, что Антон упал и не может подняться на ноги, Николай пытался пережать ему кровоточащие раны на ногах.

– Чёрт, почему так плохо видно! – одной рукой вцепившись в шар, другой я вытер щёку и уставился на пальцы, ставшие липкими и красными от крови.

– Алан, стой… Алан! – Янка подбежала, вцепилась мне в плечи, заглядывая в лицо.

– Жжётся сильно, у тебя нет платка, Ян? Я тебе, смотри… Да смотри же, что я добыл! – пытаясь улыбнуться, я протягивал ей зажатый в руке большой золотистый шар. Посвети фонариком, совсем темно стало.

– Янка, отрывай подол, перевязку… перевязку им сделать надо! – услышал я крик Николая, доносящийся как будто из-под воды.

«Темно… Кажется, меня кто-то тащит и ругает при этом. Странно, боли почти нет, только тело ослабло. Почему так темно?!» – удивился я.

– …вдвоем, давай, поднимай… – я чувствую, что кто-то схватил меня за ноги, за руки. Несут… кладут на пол.

– …теперь Тоху… не реви, тащи, давай же, не стой столбом…

Крепко сжимаю сферу в кулаке. Нужно будет отдать её Яне.

– …выброси, да выброси ж ты это, – слышу Янин голос где-то вдалеке…

Темно и жарко, как будто я плаваю в лаве, а вдалеке едва слышны крики людей.

«Нет, не выброшу… Ни за что!» – решил я, что есть силы сжимая ладонь и теряя сознание.

Глава 4

Очнулся я дома, при свете масляной лампы, и одним правым глазом разглядел свою мать, спящую у стола. На левом глазу была плотная повязка и щека сильно болела под нею. Жар не спадал, но мягкое полотенце на лбу, смоченное холодной водой, приносило облегчение.

– Ма! – тихо позвал я.

Мать резко проснулась, засуетилась, пытаясь влить в меня какие-то лекарства, принесла мне еду. Я вспомнил, как в детстве, когда случилась эпидемия и все младшие классы лечились, сидя по домам, а в клинике мест не хватало, то вот также, как и сейчас, ухаживала она за мной и за Янкой, после смерти её матери год жившей у нас.

Пройдя все лечебно-питательные процедуры, я рассказал ей про наш поход. Кажется, она и так уже знала, видимо, товарищи успели всё донести, но слушала внимательно, качая головой.

– Дурни вы! Там Яна, на кухне тебя ждёт, второй уже день, позову? – спросила мама.

– Да! Подожди, у меня с собой должна была быть, ну, сфера, золотистая такая, ты не видела?

Мать молча кивнула на стол. В центре стола, в керамической миске, лежала огромная, размером с кулак, золотистая сфера, покрытая тёмными разводами и красными подтёками.

– Дай её мне, ма!

– Подожди, сейчас вытру. И ты ради этого жизнью рисковал? – неодобрительно глядя на меня, она подала мне сферу. – Вот был бы брат дома, выпорол бы он тебя сейчас! Ну ничего, я пойду, Яну позову, – ответила мать, выходя из комнаты и грозя мне кулаком.

– Это для неё, ма…

С кухни тем временем раздался тихий, сердитый перешёпот, дверь распахнулась и в комнату вбежала Янка, повисла у меня на шее, а её длинные чёрные волосы накрыли меня, как волной.

– Ян, ты как? Тебя не задело?

– Ничего… я переживала за тебя, не стоило…

– Что с Антохой? – перебил я её.

– Нормально, уже пришёл в себя. У него сильные порезы на обеих ногах, и в раны много яда попало. Тебе… тоже.

– Долго я тут валяюсь?

– Третий день уже пошёл.

– Прости. Я хотел отдать тебе это, – я протянул золотистую сферу недовольно смотрящей на меня Яне.

– Продай её, Ян, тебе нужно купить свой собственный дом, уезжай из «Солнышка», ты не должна там больше оставаться.

– Дурень! – ударив меня кулаком в грудь, ответила Янка. Потом с нежеланием взяла сферу, которую я настойчиво ей протягивал.

– Она не стоит всего этого! – ткнула она пальцем в мою повязку на глазу.

– Что там? – спросил я, притрагиваясь к бинту.

– Тебе яд в глаз попал, и большой порез снизу. Врач сказал, что за месяц заживет… А, насчет глаза, ничего не обещал…

– Ясно. Спасибо тебе за то, что вытащили нас, да и вообще. С тобой хорошо, – сказал я, прижимая её к себе и гладя по волосам, – но тебе выспаться надо, а завтра утром сходи на рынок, что возле Собора, только не ходи одна. Может быть, Николай поможет. И не показывай сферу другим, обещай! – я обнял её.

– Дай мне слово, что будешь лечиться, Алан! А на рынок я только с тобой пойду, так и знай, и поправляйся быстрее! – быстро и неуклюже поцеловав меня в щёку, она выпорхнула из комнаты.

***

Возвращаясь в приют, Янка крепко сжимала сферу в ладонях, пряча её от посторонних глаз.

«На эти деньги, – думала она, – я смогу не только дом купить, но и обставлю его, мебель красивую, кровать возьму, большую и мягкую, работу найду, будем… с Аланом, вместе», – она почувствовала, как щёки начинают пылать при мысли о нём.

Часы на башне Собора пробили семь раз и свет газовых фонарей ослаб, очередной вечер в Седьмом подкрался незаметно, людей на улочках стало меньше, весь город словно притих в ожидании ночи. Длинные тёмные тени, пролёгшие вокруг, пугали, Яна прибавила шаг. Пройдя мимо Собора, она задержалась у садовой аллеи, рассматривая цветущие деревья.

«Как тут красиво, нужно будет прийти сюда с Аланом», – мечтала Яна, крепко прижимай сферу к груди.

Яна ускорила шаг и вскоре дошла до своего дома, как она привыкла называть этот старый приют.

«Всё-таки, я буду скучать по этому месту», – думала она, поднимаясь по стёртым ступенькам крыльца. Неподалёку от входа сидела баба Вера, которая, кажется, почти не изменилась за все те десять лет, которые Яна провела в «Солнышке», оберегая покой, помогая с уборкой, готовя ребятишкам еду. Многим деткам она заменила маму, которую те потеряли – из-за опасной, тяжёлой работы, голода и болезней… Жизнь под землёй таила много опасностей. Но за время знакомства с Аланом и прожив год в их семье, Яна стала считать маму Алана своей второй мамой, они все так много сделали для неё. Но и бабу Веру она тоже очень любила.

– У него была? Как он там, поправляется? – вопрошала баба Вера, всё видя и зная про своих воспитанников. Она стала первой, кто помог тащить Алана и Антона к лекарю, к тому времени Яна уже окончательно выбилась из сил.

Обняв бабу Веру, они долго шептались под наступающие сумерки, про их поход, про учёбу. Про то, что скоро Испытание, а потом ей придётся покинуть «Солнышко». Она станет взрослой.

– Куда ты пойдешь, дочка? – вопрошала её старушка, внимательно глядя в глаза. А Яна лишь улыбалась, вцепившись в подарок от Алана, но смолчала, как и обещала ему. – Ладно, не рассказывай. Пусть у тебя всё получится!

Обняв напоследок бабу Веру, Яна прошла на второй этаж, в свою комнату, что находилась неподалёку от лестницы. Открыв незапертую дверь, она осмотрелась – теперь, когда она стала старше, её когда-то огромная комната стала такой тесной, но при этом всё равно оставалась очень уютной.

Вот письменный стол у окна, за которым она провела много времени, делая уроки, ведя дневник и пробуя писать книжку. А ещё они с Аланом тут выполняли домашние задания, учили стихи, рисовали. Жёсткая стальная кровать напротив стола, а на стене над ней её рисунки: их города, Сада с большими деревьями и порхающими придуманными бабочками, которых она видела в какой-то книжке однажды, и даже с портретом Алана, нарисованном, когда они ещё учились в младших классах. Зря он тогда так сердился, всё же вышло немного похоже. Для Яны в этом портрете был важен сам жест, запечатлённый момент, когда Алан проявил свою заботу о ней. Она улыбнулась, вспоминая, как Алан хотел протрет сжечь, но потом согласился оставить, в обмен на помощь с написанием домашних заданий.

«А ведь Алан же, обманщик, тогда улыбался! Да и не собирался он портить этот портрет, ведь сам потом как-то стоял и рассматривал его, пока меня не заметил. Вот… хитрец, а я ему ещё домашки решала!» – вспомнила и рассмеялась Яна.

Ещё у неё была ванная комната и, подперев входную дверь стулом, Яна впорхнула в неё. Большой тазик горячей воды наполнился быстро, спасибо «термалкам», что есть в их Седьмом. Она принесла и зажгла фонарь. Скинув одежду и окунувшись в импровизированную ванну, сжимая в руках добытое сокровище, Яна закрыла глаза. Она вспомнила весь ужас прошедших дней, только сейчас чёрным грузом навалившийся на неё. Вода медленно остывала, и лишь сфера хранила тепло, становилась постепенно всё горячей.

Потянувшись за мылом, Яна попробовала положить сферу на стул, стоящий неподалеку, но та словно прилипла к руке. Удивившись, она открыла глаза – сфера быстро темнела и золотые блики пропадали на ней, тонули в тёмной глубине, испускающей чёрный туман. Не веря в происходящее и испугавшись, Яна схватила её второй рукой, пытаясь отбросить, но та словно приклеилась и ко второй руке, лишая её подвижности.

Форма сферы быстро менялась, длинные, тонкие, чёрные щупальца тянулись к локтям, врастали под кожу. Кровь стала словно огонь и жар от рук быстро шёл к телу, обволакивал грудь, мешая дышать, подползал к голове. Громко вскрикнув, Яна упала, теряя сознание, видя лишь бесконечный чёрный колодец, в который она проваливалась, навстречу гаснувшему свету в его глубине, и некому было прервать то падение, ведущее в бесконечность…

***

…Время послушно текло из прошлого в будущее. Он очень хотел проскочить этот миг, бессильный поделать что-либо… Но внял моей молчаливой просьбе и дал мне мгновение, или же вечность – для скорби…

***

Длинные гудки сирены, надрывавшейся где-то в центре города, разбудили меня. Они прерывались на длинный, истошно пищащий сигнал, значение которого знали все, но никто ни разу не слышал его по-настоящему – он означал, что нужно оставаться по домам, закрыть все окна, двери и ни при каких обстоятельствах не выходить на улицу. В комнату вбежала мать, быстро запахивая ставни на всех окнах.

– Ма, я долго спал? – спросил я, ещё не до конца осознавая происходящее.

– Так четыре часа всего прошло, как Яна ушла, ты сразу заснул! – всплеснула она руками.

– Что?! А если она не успела дойти, а если… – я спохватился, разные нехорошие мысли лезли мне в голову, покачивало, я стал собираться. Натянул свитер и брюки, полез в шкаф в поиске носков.

– Ты куда это собрался? Ночь на дворе! К тому же сирена пищит, не выходить никуда. Не пущу! – вцепилась мать в мой рукав. Я мягко освободился от её хватки и проковылял в коридор.

– Ма, она сферу взяла? – спросил я, глядя в её глаза, полные слёз.

– Да куда же она теперь без неё, подарка-то твоего пойдёт? Взяла, конечно взяла. А как ты пойдёшь, тебя же ноги не держат, да ещё повязка на глазу?

– Я быстро, одна нога тут, другая там, а если что, в «Солнышке» пересижу, баба Вера там, на охране, она хорошая. Почти как ты, но ты – лучше. Всё, давай! – ответил я, отпирая засов, быстро выходя за дверь и захлопывая её за собой, пока мать не передумала.