Вперёд, за Фениксом! Создадим Новый Мир

Размер шрифта: 13

* * *

Пролог

Смертные. Существа, чья жизнь рано или поздно подойдёт к концу. Создательница всегда знала: короткий век – проклятье, и не только для хрупкой души, но и для мира вокруг. Ведь желание оставить след быстро перерастает в желание наполнить землю следами, а затем и склонить вселенную к своим ногам. Какими бы благими намерениями ни руководствовались смертные – оставить потомство, создать произведение искусства, объединиться в процветающую страну, – поистине они руководимы лишь властью над Жизнью, которую им не суждено получить, не суждено отобрать у собственной Создательницы.

Издревле мир воевал. Сильные имена поглощали слабые, объединяясь в страны и отстаивая свои границы и свой характер. И из этой жестокости – того, что смертные называют «подвигами», – родились государства.

Один миг в этой грандиозной истории стал судьбоносным для властных гигантов. Один миг – и сидящие на тронах обратились друг против друга в кровопролитной схватке. Кто сделал первый шаг? Кто проявил себя предателем, а кто – героем? Кто завоёвывал, а кто защищался?

Больше нет разницы. Нет ответов на эти вопросы. Есть лишь свершившаяся история.

Мир длился долго. Зрели сомнения, зрели амбиции. И вдруг мир познал загадочное благословение. Тут же отнятое благословение, которому суждено было начать войну отчаяния. Создательница послала смертным благословенное зеркало, но его украли, и никто по-настоящему не знал виновника.

Война за Земли. Государства земель завертелись в круговороте лжи, который после вспыхнул в пламени ярости. Долго копившаяся, лицемерная ненависть выплеснулась, заставив сражаться всех против всех, лишь бы выжить, лишь бы другие преклонились перед их могуществом. Третьего не дано… Ведь поздно проявлять милосердие, мгновенно ставшее слабостью.

Война за Воды. Из воды выступили те, кто посчитал нужным объединить разрозненные государства Земель под своим чутким руководством. Тем временем и сами Воды решали, кому из них владеть глубинными просторами. Распылённые войнами друг с другом, запутавшиеся в стремлениях, государства лишь поредели: война утихла сама, и страны более не смогли оправиться от удара.

Война за Небеса. Птицелюди ждали шанса: они владеют небесами, они сильнее и мудрее прочих «некрылатых». Теперь, когда те по глупости перебили друг друга, птицам не составит никакого труда уничтожить их, так долго отравлявших поднебесье. Но и здесь война обернулась лишь неудачей: государства на земле и под водой сумели, преодолев гордость, объединиться в последний раз, чтобы отвадить захватчиков.

Однако войны ещё могли начаться. Оставались смертные – оставались и жестокость, и властность, и глупость. И тогда Создательница и Её дочери решили, что зря породили смертных и позволили им жить. Кошмарные беды – бури, колдовство злых духов, атаки чудовищ, восстания – охватили мир, призванные уничтожить смертных и возродить землю чистой и невинной, какой она была когда-то.

Способен ли грешной народ в последний раз завоевать милость Создательницы? Способен ли он правильно воспользоваться своим последним шансом? Способны ли смертные наконец преодолеть свой самый ужасный грех и самый страшный кошмар – свою смертность?

Даже Создательница не может знать наверняка… ведь всё возможно перед Её взором.

Сладкое, сочное и красочное Время Расцвета стояло в Авеме. Сейчас, когда с запада отступали бури, наполнялись силой бедные растения, задавленные песком и жарой. Время Расцвета – то время года, когда просыпалась настоящая Вондерландия.

Давным-давно ходят легенды о прекраснейших цветах мира – вондерландских. Пышные бутоны, наливные фрукты и ягоды, витиеватые висячие виноградники – вондерландцы охраняли остатки древней славы, как будто это единственное, что осталось от их некогда великой страны.

Поэтому в те редкие дни, когда небеса становились светлее, а растения вновь зеленели, кесаревская семья не упускала шанса окружить себя красотой. Весь столичный палатин украшался плодами природы, свезёнными со всех окрестных земель. Редкие патриции добивались встречи с кесаревской семьёй, лишь бы посмотреть на величие местного оазиса.

Однако были и те, кто совсем не знал ценности цветов. Юная восьмилетняя Юстия могла бежать по палантинским садам наперегонки с попугайчиком и даже не понимать, что за стенами Авема такого красочного места попросту не найти. Цветы же появляются перед ней каждый год, так? Конечно, она ждала этого события, но ей и в голову не приходило, что это может когда-то закончиться.

Во время одной из таких выходок Юстию остановила мать, когда та чуть не поймала попугая за хвост. В тени колонны высокая, светловолосая мама (дочка была лишь её крохотным подобием) казалась особо строгой с сощуренными тёмно-голубыми глазами.

– Юстия, что же я вижу? Ты снова докучаешь бедной птице?

– Мама, но он ведь такой ловкий! – запыхавшись, в запале ответила Юстия, взмахивая руками. – Ты говорила, что мы должны показывать, что мы лучше во всём. Значит, я должна быть ловчее попугая…

– Не воспринимай всё так буквально, – строго указала Юстии мать. Но, увидев разочарование и покорность дочери, женщина смягчилась: – Пойдём, птичка, я покажу тебе кое-что.

– Опять? Я знаю, к чему ты клонишь! – запричитала Юстия, когда мать взяла её за руку. – Я уже знаю этот урок!..

– Никогда не поздно напомнить, учитывая, что ты его всё время забываешь. Тем более, сегодня он будет особенно наглядным.

Так, мать и дочь покинули сад, прохладными ходами добираясь до балконов с видом на город. Весь путь их сопровождали громкое эхо шагов и длинные тени резных колонн и монументальных изваяний. Юстия с детства привыкла к этим видам, они казались ей обычным делом. Ведь она никогда не выходила за пределы палатина.

На последних лестничных ступенях Юстия закашлялась. Её маленькое тело пробрало дрожью, волна пронеслась от головы до пят, и громкий звук наполнил глухую тишину. Мать Юстии тут же развернулась и склонилась перед дочкой, шепча что-то и помогая прокашляться. По одному мановению её руки слуга принёс кувшин воды, из которого Юстия выпила, и сухость в её горле отошла.

– Ох, я всё-таки надеялась, что во Время Расцвета песок не будет мучить тебя, – негромко проговорила мать, стараясь, чтобы никто больше не услышал.

– Всё в порядке, мама, – улыбнулась Юстия, вытирая проступившие от кашля слёзы. – Вот вырасту – и стану такой же сильной и здоровой, как ты.

Мать слегка омрачилась, и вряд ли Юстия поняла бы причину. Но вскоре, без единой заминки, просветлела и поднялась с колена.

– В любом случае свежий воздух тебе не помешает.

– Эх, а я думала, ты забудешь об уроке, – отшутилась Юстия, вновь хватая мамину руку.

– Даже не думай, – пригрозила та.

И вскоре весь Авем раскинулся перед их взорами. Белокаменный и величавый, палатин венчал его красотой и статностью, но ниже – совсем другая картина. Юстия часто её видела, в любое время дня и года.

Песок окрасил некогда светлый город, каким Юстия видела его в книгах, в грязно-бежевый. Дворы пустынны, большинство вондерландцев сидит по домам и перебегает от соседей к другим, возвращаясь с припасами. Редко появляются толпы – на рынки, как их назвала мама. Они ожесточённо борются за право приобрести кусок рыбы или хоть немного приличную одежду. Юстия не очень представляла себе, как это выглядит – ряды палаток с нагромождением хлама и тухлой еды. Ведь у Юстии всегда всё под рукой. Зачем рвать друг другу глотки, если можно прийти к Юстии и попросить всё, что нужно? Ей не жалко.

Но у мамы всегда был иной ответ на её вопрос.

– Видишь их, Юстия? – обвела рукой Авем та.

– Да, мама.

– Это твои владения. Всё, до последнего камушка. Они принадлежат тебе, ведь ты лучшая из вондерландцев.

– Они такие… бедные, – озвучила Юстия мысль, нередко посещавшую её.

– Да. Бедные. Таковы времена. Именно нам надо делать их жизнь лучше, Юстия. Надо быть лучшими, чтобы изменить мир вокруг. И все будут счастливы – со временем.

– Разве мы не можем поделиться с ними тем, что имеем?

– О, Юстия, это совсем не то, – как всегда, качала головой мать. – Мы должны окружать себя красотой. Чем-то иным для них. Твои подданные должны видеть, что ты другая, что лучше.

– Разве так обязательно быть жадными?

Мать в это время сдвигала брови, и Юстии становилось не по себе.

– Это не жадность. Такова суть власти. Если они не будут её видеть, не будут чувствовать, то возьмут всё в свои руки и создадут хаос, где каждый будет стараться лишь для самого себя. И в этом хаосе, без нашей защиты, наших трудов, иной враг поглотит их.

Мать Юстии взглянула вдаль. Сама Юстия не видела, что лежало за пределами Авема: всё размывалось в осадке песка. Но Юстия знала о том, что буря – единственный настоящий враг их народа.

– Я хочу остановить этого врага, – указала на него пальцем Юстия. – Я хочу, чтобы все видели цветы.

– Тогда тебе нужно встать во главу, птичка моя. Стань лучшей для своего народа. После того как поймаем вора, укравшего твоё наследство.

По коже Юстии пробежала волна мерзких мурашек. Есть что-то неправильное в словах мамы. Так не должно быть.

– Ты правда считаешь брата вором? – спросила она, зная, какой ответ получит. Но какое-то совершенно непонятное, горькое чувство заставляло её спросить.

– А ты нет, Юстия? – начинала злиться мать. – Этот мальчишка не знает своё место. Он вообразил из себя повелителя, хотя у него нет никакого права даже претендовать на эту роль.

– Мама, он ведь твой сын…

– Он другой! – вдруг распылилась женщина. – Он никогда к нему не принадлежал, к нашему с тобой миру. И он должен смириться со своим положением и вернуть то, что твоё по праву.

Юстия едва унимала дрожь. Глаза брата возникали перед ней – голубые, как небеса, которых Юстия почти не видела. Его улыбка, его распростёртые объятия. Разве он мог обмануть её?..

Нет! Надо слушаться маму. Она лучше знает, как правильно. Она взрослая, она долго правит. Нельзя отклоняться от естественного порядка вещей.

– А потом я выйду замуж за одного из своих кузенов? – перевела тему Юстия.

– Да-а-а… – протянула её мать, кажется успокаиваясь. – И родишь ему нового наследника. Законного и великого. Я буду так гордиться тобой… Вся страна будет.

Юстия слабо улыбнулась. Как странно, наверное, быть женой…

– Но мне никто из них не нравится, – пробурчала она. – Все такие заносчивые.

Её мама рассмеялась, склоняясь к Юстии.

– Ну, это возраст такой! Они ещё не такие мудрые, как ты, ведь ты же женщина, – потёрлась носом о щёку дочери она. Юстия засмеялась в ответ. – К тому же как показать, что ты достоин быть будущим правителем, если не гордостью?

Юстия уже открыла было рот, чтобы что-то ответить, но их прервали. Запыхавшийся легионер с грохотом ввалился на балкон и воскликнул:

– Он здесь, кесарица Флавия! Он скоро будет у вас…

Кесарица Флавия – жена кесаря, верховного правителя Вондерландии, – привстала, с недоброй улыбкой глядя на свою дочь, наследницу их рода, и проговорила:

– Доставьте мне его, как только он пересечёт границы города. Он должен понеси наказание за то, что совершил преступление против всего вондерландского народа.

Глава первая
Острова Уса

В ысшему народу не положено обнажать своё нутро. Высший народ скрывается за облаками и является лишь для того, чтобы пролить святой свет на земных дикарей. Высший народ – единственный народ, который достоин летать в небесах.

Издревле птицелюди называют себя крылатыми – в знак превосходства. Конечно же, не все разделяют враждебность по отношению к другим смертным – «некрылатым». Однако птицы едины в одном: они считают себя теми, кто первыми прикоснулись к истине мира и познали особый покой. Покой, который и не снился тем, кто уничтожает себя на Землях и в Водах.

Острова Уса другие. Птицелюди, населяющие этот небольшой, но прекраснейший уголок Зазеркалья, чтят свой дом и не пускают туда чужаков – по крайней мере, без приглашения. Даже нимф они изгнали, взяв полную власть в свои крылья. Птицы даже создали дивные парящие острова, будто сама природа преклонилась перед ними.

Возможно, именно из-за подобной красоты и отдалённости Острова Уса покрыты мраком и предубеждениями. Когда-то Земли даже верили в птицелюдей, как в богов, считали их парящие острова настоящим раем. Но когда не-крылатые узнали, что крылатые тоже смертные, то в ярости предали своих покровителей, навсегда уязвив гордость птиц.

Именно из-за высокомерия усовцев началась Война за Небеса. Крылатые спустились на Земли, чтобы уничтожить нерадивых некрылатых, уничтожавших мир своими жалкими дрязгами. Однако те сумели дать отпор, и даже крылатые остались разбитыми.

Теперь остаётся лишь гадать, чем обернётся для небольшого, но гордого народа изоляция от тех, кого они когда-то ненавидели. Когда-нибудь прекрасный вид смертных исчезнет в забвении… Или?..

1. Прощение

Пламя лагерного костра освещало глубокую тьму моря, будто маяк на родных берегах Авема. И если в Авеме лучи отправлялись в неизведанную бесконечность – которую мне по иронии судьбы удалось всё-таки изведать, – то здесь образы волшебных островов то появлялись, то ускользали в темноте.

Мне нравилось наблюдать за их причудливыми деталями, вспоминая утро, заливавшее их благодатью Игниса. Рядом Мира положила маленькую аккуратную головку мне на плечо, щекоча шею мехом ушек. Хотелось почесать ей макушку, но отчего-то я не решался.

Мы долго молчали, окружённые жалким клочком земли и охраняемые каменным изваянием Богини. Наконец-то Захария нарушил тишину ворчанием:

– И как мы доберёмся до большой земли? Тут ни лодки, ничего нет. Просто кусок почвы.

– Ну-у-у… Вроде можно доплыть, – предположила в ответ Гили, склоняя ухо.

– Ага, за пару часов в солёной воде. Увольте!

Жест пухлой руки позабавил меня, и я не смог сдержать смешок.

– Ты-то меньше всего хочешь касаться воды, – небезосновательно заметил он.

– И то верно, – пожал плечами я и уже только после этого вспомнил, что Мира лежит на одном из них. – Прости!..

– А?..

Она взглянула на меня, едва открывая глаза, и её нежно-розовые губы расплылись в улыбке. Я почувствовал прилив жара, ощущая касание её по-звериному тёплого бока.

– Н-ничего-ничего, – протараторил я и осторожно погладил её по голове дрожащей рукой. Мира же подалась движению и устроилась поудобнее.

Тем временем Орон всё стремительнее достигал своего пика. Я тяжело вздохнул, осознавая, что привычка постоянно выбираться из любой запутанной ситуации меня подводила.

– Кстати, мы уже прошли две трети пути! – припомнила Гили, неловко ёрзая на месте. – Осталось совсем немного! Когда мы со всем этим покончим, что вы будете делать?

– Вопрос не в «когда», а в «если», – пробурчал Захария.

Я улыбнулся: его пессимизм – или, как он говорит, реализм – порой напоминал бурчание старого деда.

Вот я прекрасно знал, как хочу жить в будущем. Что буду делать. Я мельком взглянул на Миру, надеясь, что моим планам суждено сбыться – хотя бы чуть-чуть.

Я наконец-то перестану быть слугой.

– После всего, что произошло, я верю, что всё-таки «когда», – кивнул я. – Не уклоняйся от вопроса, старик Захария.

– Старик? – уязвлённо переспросил тот. – То, что я ещё не расслабился, означает лишь то, что я до последнего не теряю остатки разума. И вообще, без него мы не дойдём до конца. Должен же хоть кто-то оставаться рациональным!..

– А ну! Хватит пререканий! – остановила нас стуком копыта Гили. – Захария, отвечай на вопрос.

Друг сразу насупился: как же так, ему не дали закончить спор на своём слове? Но после взгляда на добрую ухмылку Гили он всё-таки продолжил:

– Думаю… после всего этого путешествия мне могут дать статус патриция и моя семья сможет жить безбедно. Тогда и Доминика точно обратит на меня внимание. К тому же я стану героем в её глазах!..

Не дослушав, Гили бесцеремонно перебила его:

– Вы тут что, все на любви помешались?! Имейте гордость, самоуважение! Вы не своей второй половинкой определяетесь, а своими поступками. Перед вами наконец-то откроется целый мир, а вы просто хотите с кем-то в обнимку сидеть!

Удивительно, но она так покраснела, будто не просто разозлилась, но и какое-то ещё чувство занимало её. К сожалению (или к счастью?), она не наследница, и я не могу прочитать её. А было бы интересно.

– Причём здесь самоуважение? – парировал Захария. – У меня оно и до путешествия было.

– Ты бегаешь за девчонкой, которая на тебя даже не смотрит, какая тут гордость? – злобно пробормотала она себе под нос.

– Видимо, ты не понимаешь смысл слова «самоуважение». У меня есть жизнь, помимо Доминики. Рыбная ловля – дело моей семьи…

– Если ты это разовьёшь, тебе не нужна будет Доминика, которая будет с тобой, только если ты станешь богатым.

Кажется, спор выходил из-под контроля: друзья смотрели друг на друга так, будто готовы вот-вот подраться. Я открыл было рот, чтобы что-то сказать (что – я бы придумал на ходу), но Мира опередила меня:

– Что же тогда самоуважение для тебя, Гили? – тихо и даже немного в шутку спросила она. – Что ты хочешь делать после того, как мы закончим?

– О-о-о! Для меня жизнь – это не просто тили-тили-тесто, – указала пальчиком она. – Нет-нет-нет. Жизнь – это столько возможностей! Она у нас одна, и надо использовать её всю, без остатка. Я хочу увидеть всё!

– Всё? В смысле всё? – не понял я.

– Весь мир. Все страны, когда они преобразятся. Обскакать их целиком – от самого севера до самого юга. Наконец-то выбраться на свободу!

– Я бы тоже хотела, – отозвалась вдруг Мира. – Особенно узнать свою Родину. Свою страну. Каждый город, каждую деревню, каждого зверолюда.

– И я бы хотел… – ответил я, не зная кому: Гили или Мире. Возможно, всем и сразу.

Захария же усмехнулся в ответ на наши слова.

– Могу прокатить вас на кораблике, так и быть.

На этих словах он посмотрел на Гили и расплылся в улыбке. Редко увидишь такого мягкого Захарию! А та спрятала взгляд.

– К слову о кораблике… – вдруг пробормотал друг, спешно поднимаясь с земли. – Смотрите!

Он указал пальцем вдаль, куда-то за мою спину. Мы с Мирой обернулись: кажется, в море загорелся огонёк. И этот крохотный, дрожащий, поглощаемый тьмой огонёк приближался к нам.

* * *

Мы сбежали к берегу, спотыкаясь. Под ногами летели камни и рыхлилась почва. Мерный шум волн сменялся частым и громким дыханием.

Вот-вот, и мы здесь – вязнем во влажном холодном песке. Я прикрыл Миру рукой, но та слегка опустила её: она и сама может за себя постоять. Всё время забываю об этом. Захария и Гили же остались позади.

Огонёк подбирался всё ближе. Теперь он выдавал владельца: в старой лодке уютно уселось нечто круглое, как будто распушённое, в тёмном плаще, который вздымался и опускался, увеличивая и уменьшая фигуру внутри. Мы по-прежнему отстранённо отступали от огня сферы-светоча, оставаясь в тени. Владелец же словно не обращал на нас внимания.

Спустя некоторое время лодка прибилась к берегу, плотно в него врываясь. Фигура закопошилась, и, кажется, послышалось негромкое кряхтение вместе с… уханьем?

Обернувшись к Мире и друзьям, я не увидел в них чего-либо, кроме замешательства. Уши Миры стояли торчком: она явно пыталась понять, кто перед ней.

– Кажется… ему или ей нужна помощь.

Я понял намёк, выходя на свет первым. Сердце волнительно билось: кого же нам послала судьба? Тихо и осторожно я подобрался к лодочнику и попытался вглядеться. Плащ полностью скрывал фигуру, только пышно вздымаясь и опускаясь и плавно вертясь из стороны в сторону, как юбка эллиадского платья.

Наконец, собравшись, я протянул дрожащую руку фигуре. И та проговорила:

– Спасибо.

Женский хриплый голос. Старуха? Наверное, в шубе или накидке. Птицелюду вряд ли понадобилась бы лодка: до острова можно добраться и на крыльях.

Но мои догадки испарились, стоило мне коснуться… чего-то холодного под плащом. На ощупь… как металл?

Наконец я достал пожилую женщину (или людку?) из лодки, едва не перевернув последнюю кверху дном. Я поставил незнакомку на твёрдую землю, уравновесив. Женщина благодарно кивнула.

– Некрылатые… Как же давно я не видела вас. Прошли века… Как другая жизнь.

Я понял только, что она говорила на… странном языке. Мира и Гили переглянулись с Захарией. Неужели это наречие понимали мы все? И неужели существо, стоящее перед нами, было старше любого, кого я когда-либо встречал? Она пережила войны!..

– Кто… вы? – задал я самый важный вопрос.

– Моё имя Карунава. Возможно, оно бы что-то сказало вашим предкам, но вы наверняка забыли о Войне на Небесах.

Она наконец откинула капюшон. Я изумлённо отступил: птицелюдка! И не просто птицелюдка, а почти птица. Всё её тело как большая перьевая шуба. Вот что так ширилось и узилось под плащом! Я также быстро понял, что, кажется, вёл я её за одно из крыльев – железное, больше похожее на древний механизм, о которых я слышал только в легендах.

Лицо же у незнакомки – человеческое, морщинистое… Она как огромная сова, лицо которой обрамляли перья в узоре сердца. Со снежными бровями пожилая птицелюдка казалась будто не от мира сего.

– Мы не забыли, сударыня Карунава, – строго проговорила Мира за моей спиной. – Мы потомки Трёх войн и теперь живём в их последствиях. И хотим их обернуть вспять.

– Это прекрасно, – вдруг невесело улыбнулась та самая Карунава. – Прекрасно, что вы хотите, чтобы мир цвёл, как прежде. Он так долго вял… так болезненно.

– И вы всё это видели… – произнёс я будто сам не свой.

Больше семисот лет прошло… Она пережила Три Войны, видела разрушение мира…

– Вы породили это! – вдруг выскочила к нам Гили. – Вы, кто жил тогда, это начали. Всё увяло из-за вас, если бы не…

– Гили, в большинстве случаев война не выбор, а принуждение, – поправил её Захария. – Ты не можешь говорить о том, чего никогда не видела и чего никогда не испытывала.

– В нашем путешествии я увидела достаточно, – бросила она, отворачиваясь.

Карунава опустила глаза. По её потустороннему взгляду сложно было понять, что она испытывала в этот момент.

– Мне жаль. Очень жаль.

Я опешил. Гили была права? Или птицелюдка просто хотела нас успокоить?

– Однажды я ошиблась, – продолжила она. – И я видела последствия своих ошибок. Каждый день, каждую ночь я думала о них и не знала, как их исправить. Как попросить прощения у мира и у каждого его жителя. Но мне не удалось придумать. Я могу только попросить прощения у вас четверых – единственных некрылатых, которых я видела за много лет.

Её рассказ… Что-то крутилось на языке, но что? Я пытался ухватиться за нить воспоминаний, но не выходило. Я явно читал об этом, явно изучал перед путешествием…

– Ладно уж, – отмахнулась Гили. – Поздно говорить о прошлом, случилось и случилось.

– Спасибо, зверолюдка из гордого племени Лошадей. Надеюсь, все вы меня простите. В последний раз.

Мира и Захария, переглянувшись, кивнули. Я же протянул Карунаве руку.

– Что это значит? – спросила она.

– Я хочу помочь вам. Вы ведь не просто так приплыли на этот остров, верно?

Глаза её сверкнули – вновь потусторонне. Кажется, на мгновение я увидел в них надежду, но отмёл догадки: с этой птицей нельзя знать наверняка.

Спустя мгновение сомнений Карунава протянула мне металлическое крыло. И после этого мы пошли наверх по склону. Молча. Видно, каждый думал о своём. Я же поддерживал Карунаву: весила она на самом деле совсем немного. Видимо, она лишь казалась круглой из-за пышных перьев. В её снежных перьях не была заметна седина, и лишь полоски морщин на лице выдавали старость Карунавы.

Вскоре мы добрались до пят изваяния Создательницы. Только тогда я заметил длинные деревянные колышки и камни с какими-то надписями у самого подножия статуи. Больше всего это походило на могилу.

– Оставь меня здесь, пожалуйста, – прервала молчание Карунава, и я отпустил её.

Она долго смотрела на колья и камни, пока мы в тишине ждали её объяснений. И Карунава объяснила:

– Тут лежит единственный, кого я по-особому любила. Всю жизнь. Он подарил свободу от тирании Островам Уса. Его имя вам вряд ли знакомо. Но для крылатых это значит дозволение жить. Без него у нас бы этого дозволения не было.

– Прекрасные слова, – улыбнулся я, стараясь подбодрить старую птицелюдку.

– Спасибо. Однако это не просто слова. Это предание, передававшееся из поколения в поколение. И я счастлива, что жила в одно время с ним. И получить от него свой личный подарок.

Она взглянула на механическое крыло. Этот птицелюд умел создавать такие сложные конструкции?

– Я чувствую, что ты тоже способен стать чем-то большим, юноша, – обратилась она ко мне, и я опешил. – Ты думаешь, что ты всего лишь вестник, но ты… имеешь особую силу. Ты умеешь сочувствовать. Ты умеешь объединять.

– Откуда… вы это знаете? – ошеломлённо спросил я, оглядываясь на таких же поражённых друзей.

– Я прикасалась к скорлупе Птенца, – загадочно и вместе с тем с нежной улыбкой отозвалась та. – Я, как никто другой, чувствовала то, что чувствует Птенец внутри яйца. А он чувствовал тебя. Знал, что ты найдёшь его. И поэтому я не волновалась за него.

– Но что я могу сделать для него? – тут же встрепенулся я, кажется понимая, о чём она говорит.

– Просто найти. Этого пока будет достаточно. – Она не дала мне продолжить, а тут же сказала: – Моё время пришло. Ты не мог бы помочь мне присесть? Я хочу провести хоть одно мгновение рядом с тем, кто не чувствовал, что хочет быть рядом со мной.

Безответная любовь? Отчего-то эхо пронеслось по опустошённым мыслям. Слишком странной, слишком глубокой и слишком непонятной была эта встреча.

– К-конечно, сейчас, – опомнился я и метнулся к ней.

Я помог ей удобно усесться между колышков и камней. Её пушистое тело испустило тяжёлый вздох и застыло. Оно казалось почти живым, но нутром мы чувствовали, что это не так.

Лишь ветер шевелил перья, которые рано или поздно разлетятся по миру. Возможно, они попросят то прощение, которое не смогла попросить Карунава.

* * *

Рано утром мы выдвинулись к Островам на той лодке, которую нам в некотором смысле подарила Карунава. Впервые я видел такой штиль. Захария радовался, как ребёнок, делая гребки вёслами и не чувствуя почти никакого сопротивления. Острова Уста поистине светились красотой, и казалось удивительным, что что-то может идти не так.

Песок на берегу оказался таким мягким и тёплым, что хотелось ненадолго остановиться и отдохнуть, наловить рыбы на будущее, насладиться жаром Игниса. Но долг звал – придётся тащиться в тёмную чащобу здешних лесов.

Дороги мы не обнаружили. Похоже, крылатому народу она была не нужна. Поэтому мы вторглись в чужие земли напрямую.

Влажная полутьма окутала нас. Шум ветвей и травы, движения зверей и порхание птиц складывались в шуршащую мелодию природы. Хруст под ногами выдавал нас возможным хищникам, но, благодаря мне и Мире, о них не стоило беспокоиться. Именно Мира и шла впереди, разрубая когтями заросли.

– Ни следа цивилизации… – пробормотал я, старательно вглядываясь в ветви над собой. Те зелёной паутиной закрывали небеса, оставляя только редкие проблески. – Гили, может, ты что-нибудь видишь? У тебя зрение звериное…

– Не-а! Я вот ищу кучи белого птичьего помёта, и нет…

– Гили, обычные птицы тоже оставляют белый помёт, – поправил её уставший Захария.

– Ты не понял! Я ищу огро-о-омные пятна! – воскликнула та, наоборот, неугомонно подпрыгивая.

– О Создательница…

– Захария, как не стыдно богохульствовать!

– Гили…

– Не отвлекайтесь, а то пропустим что-нибудь, – оборвал их я. – Мира, ты не устала? Руки не болят?

– Есть немного, – сказала она и вдруг застыла. Уши её встрепенулись, одно ухо обратилось куда-то влево. – Гили! Ты слышишь?!

– Н-не уверена, – потупилась на месте та, выглядывая из-за моего плеча.

– Идите за мной!

Вдруг Мира сорвалась с места. Она так стремительно прыгнула между больших листьев, что я даже не успел обернуться. Гили обогнула меня и принялась топтать заросли, прокладывая себе путь копытами, но далеко не так быстро и эффективно, как это делала Мира когтями. Нам с Захарией осталось плестись следом: я оставался посередине, убеждаясь, что Захария не отстаёт и что мы не теряем след зверок.

В конце концов мы слегка разошлись, но в пределах слышимости.

– Мира! Ты где?! – звал я.

– Гили! Дьявол тебя дери! – менее церемонно кричал Захария.

И если Гили ещё отзывалась и мы в панике следовали за ней, разбредаясь в хаосе, то даже отголоска Миры я не слышал. И, судя по плутаниям Гили, та подругу тоже не находила. Уже позже я понял, что от страха позабыл воспользоваться пламенным сердцем и вместо этого метался, как испуганный зверь.

Но, к счастью, Гили всё-таки углядела Миру.

– Мира! Ты куда?! Слезай!

Мы рванули за Гили и, подняв взгляд, увидели Миру. Та забралась на ствол одного из деревьев, ловко скача с ветки на ветку, как обезьяна. Если бы меня не трясло так от страха, я бы залюбовался её ловкостью и грацией, но у меня были другие дела, а именно – спустить оттуда мою Миру!

Когда мы почти подобрались, та вдруг махнула рукой, уставившись вдаль, точно что-то заметила. Она ещё и прокричала что-то вроде «Эй» или «Ау», но её восклицание растворилось в лесном эхе. Я обернулся в сторону, куда она смотрела, и не успел вглядеться, как оттуда выскочила фигура.

Тёмный силуэт промелькнул мимо, как стрела. Он сливался среди деревьев, похожий на одну из веток. Птицелюд! Словно гарпия – я помню, вондерландцы когда-то слагали о них легенды, не зная, что это такой же смертный народ. Стремительно подлетев, птицелюд резко остановился прямо у носа Миры, которая, судя по губам, пыталась что-то ему сказать.

Однако вместо ответа крылатый воскликнул (на этот раз мы смогли разобрать что):

– Некрылатая! Чужая, враг!

После этого он подхватил её когтистыми лапами и, пока та не сообразила, ринулся в сторону, откуда прилетел. Мира начала вырываться, заставив птицелюда накрениться, но, понимая, что так и сама может упасть, прекратила.

Сердце заколотилось. Огонь страха Миры, мой огонь гнева смешались и вот-вот выплеснулись бы. Этот лес сгорит! Сгорит дотла. Один взмах огненных крыльев!..

Но что-то ёкнуло. Нельзя. Можно по-другому. Едкая, назойливая, но такая правильная мысль, не покидавшая меня всё путешествие, в том числе поддерживаемая Мирой.

– Феникс? Не стой! – растолкал меня Захария. – Гили там, идём за ней!

Наконец наши пути соединились. Я, едва сдерживая искры, сметал ветви, хлеставшие по щекам. Гили прокладывала путь вперёд как могла. Мы едва поспевали за птицелюдом, но всё-таки нагоняли: с Мирой в руках он не мог лететь быстро.

Спереди почувствовалось дуновение свежего воздуха. Птицелюд принялся снижаться и мгновенно исчез в ветвях. Осталось немного – и мы его остановим!

Один рывок – и мы бы были на месте. Но вместо уставшего птицелюда мы увидели его собратьев, угрожающе окруживших нас. Сверху, спереди, сзади. Нас окружили.

– Некрылатые! Что вы здесь забыли? Что за гнусный план вы придумали?! Вам не нажиться на последствиях войны!

Говоривший это явно отличался от остальных: он был высок, как дерево, смотрел на нас сверху вниз, склоняясь и прожигая взглядом. Его длинные ноги вытянулись, а перья вспушились, но не как у Карунавы, а грозно, угрожающе. Смольные крылья заключили нас в опасные объятия.

– Кто вы?! Говорите! – повторил он.

Опешивший, я застыл. Только одно смогло взбодрить меня: сквозь расстояние между перьями я заметил, как тот птицелюд окутал Миру какими-то парящими цепями, ослабившими её настолько, что та повалилась на землю. Во мне смешалось всё, от страха до гнева, и я понял, что надо действовать по их правилам.

Я выпятил грудь, будто соревнуясь с птицелюдом, пародируя его.

– Меня зовут Феникс! Проводник Феникс! – звонко вскрикнул я, понимая, что с головой выдаю страх, но плевать. – Я пришёл с важной миссией. И желаю вам только мира!..

– Некрылатый… Низшее существо, осмелившееся назвать себя волшебной птицей, – прохрипел незнакомец, вытянув ко мне свою голову. Вокруг его головы вздыбились волосы, частично поросшие перьями. – Ты и твои друзья подписали себе смертный приговор, явившись сюда. Зачем бы то ни было…

Они способны убить нас на месте. Птицелюди – древний народ, что устроил Войну за Небеса, веря в своё превосходство. И это не пустой звук для всего мира: никто не знает первозданные истины так, как птицы. В том числе магические.

Разве существует способ их остановить? Они уже уводят Миру, а нас сейчас разорвут на кусочки. Что же, что же…

Точно! Один козырь в рукаве у меня всё же остался. Хотя я не мог сказать, козырь ли это вообще, но…

– Карунава сказала, чтобы я нашёл Птенца! Я пришёл сюда за этим! Лишь найти, не причинить кому-либо вреда!

Они опешили. Птицелюд, склонившийся над нами, даже слегка опустил перья. В глазах его на мгновение промелькнуло недоумение, но после они вновь загорелись гневом.

– Откуда вы, юные некрылатые, знаете про неё? Вы её похитили?!

– Нет! Нет, просто встретили! – замотал головой я, теперь сомневаясь в своей тактике. В любом случае путь уже выбран.

– Она исчезла этой ночью. Как вы могли её встретить?! Откуда вы знаете её имя?! Острова Уса были отделены от Земель много веков назад!

– Карунава сама приплыла к нам, на остров со статуей. Мы встретились случайно, поверьте!

– Что вы делали там? Что она там делала?! – отчаянно кричал птицелюд. Похоже, замешательство злило его только сильнее.

– Поверьте мне, пожалуйста, – умоляющим тоном произнёс я. – Мы видели Карунаву. Иначе мы бы никак не знали о ней, о Птенце и о том, что она делала на острове.

– Ну и что же? У тебя одна попытка угадать, некрылатый! – позлорадствовал он.

– Она прибыла туда, чтобы умереть рядом с тем, кто освободил вас, кто сделал ей крылья, кого она безответно любила. Похоже, её забрала старость. Она уснула прямо на могиле.

Незнакомец нескрываемо опешил. Перья его сгладились, фигура отдалилась. Другие воины стали переглядываться между собой, пока птицелюд не сказал:

– Быть не может, что она сбежала… Проверьте его слова! – Затем он обратился к нам: – А вы идёте со мной. Расскажете, что у вас за миссия и что рассказала вам Спящая.

Спящая… Точно, Спящая! Я на мгновение замер, осознавая, какое непредсказуемое событие с нами произошло.

Спящая – последняя правительница Островов Уса. Та самая, что лично уничтожала некрылатых. Та самая, что развязала Войну за Небеса!

2. Чума

Вереницей мы шли в окружении птицелюдей. На этот раз нам хватило двух стражей спереди и сзади, также один наворачивал круги над нашими головами, точно стервятник над своей добычей.

В редкие моменты я видел, как среди деревьев, в тенях, мелькают большие блестящие глаза, явно наблюдающие за нами. Во мраке листвы казалось жутким не опасное любопытство местных, а скорее то, что этих местных здесь почти нет. Как только нас быстро увели от их небольшого поселения, я заметил от силы с десяток таких взглядов, и то если мне не показалось. В конце концов, это было не первым, за чем я следил.

Позади страж нёс Миру, перекинув её через плечо. Не дай Создательница он ей что-то сделает… Её взгляд всё ещё затуманен, и я отчаянно хотел поймать его, но на каждый неверный шаг тот самый птиц, похожий на гарпию, цокал на нас громко, будто клювом.

В конце концов мы, похоже, добрались до нужного места. Сперва я подумал, что это будет крупная поляна, но нет: это подножие, корни, огромного дерева. Таких я не видел даже в самых смелых снах! Крона была настолько густой, что местные испещрили её рисунками и прорубили дыры, ведущие к внутренним проходам. Я поднял голову и вспомнил: я уже видел это дерево издалека, там, с острова с изваянием. То самое дерево с разноцветными листьями! И один из них был заплетён в волосы Миры.

– Чего встал? – заставил меня очнуться строгий голос. – Держи!

Я обратился взглядом к недовольному птицелюду-лидеру, и тот буквально втолкнул мне в руки тканевый плащ с капюшоном и высоким воротом.

– Для чего это? – коротко спросил я, пока Гили и Захария уже облачались в новую одежду. Страж накинул плащ на Миру, укутав ей лицо.

– Чтобы местным воздухом не дышать. Надевай, или ты хочешь умереть?

Я не стал уточнять: явно птиц не собирался устраивать со мной дискуссий. Лишь укутался в плащ, причём в довольно толстый – в нём сразу стало душно. В свою очередь, наши проводники просто обернули рот и нос тканью. Зачем это всё? Так тяжело дышать…

Как только с переодеванием расправились, мы двинулись дальше. Дороги слегка петляли, возвышаясь над землёй, но и этого вида хватало, чтобы разглядеть…

Птицелюди, тощие, с торчащими рёбрами и костлявыми конечностями, неестественно развёрнутыми в разные стороны. Лысые и облезлые, как гниющие скелеты, они походили больше на мумий или подъеденные туши, нежели на живых существ.

Но они жили, трепыхались, как на морозе. Лёжа прямо на траве, на каких-то тонких одеялах и пледах, они жались друг к другу и покашливали. Целое поле живых мертвецов.

– Это… лихорадка?.. – слегка испуганно спросил я, прижимая ткань поближе ко рту. В Вондерландии так выглядели те, чьи лёгкие заполнились песком и больше не могли дышать.

– Это чума, мальчишка. И не дыши больше нужного, – слегка мягче, чем раньше, ответил мне птиц. – Подхватишь.

Так всё-таки чума – беда Островов Уса… Кошмар наяву. Пустотный ад на земле. Пепелище от битвы, которой никогда не было.

Когда мы прошли сквозь кору большого дерева, я не удержался и взглянул наверх – на спиральные лестницы, примыкающие к стволу. Они были заполнены ровными рядами подстилок, в которые завернулись птицелюди. Над ними хлопотали сородичи, обёрнутые плащами так, что даже различить их силуэты представлялось сложной задачей.

– Иди сюда, – буркнул птиц и, как только я выполнил его приказ, протянул мне когтистую ногу. – Мы не будем проходить по лазарету. Я сам тебя доставлю.

– Хорошо…

Не став задавать лишних вопросов, я позволил незнакомцу прихватить себя за капюшон. Обернувшись, я заметил, как приготовился лететь пленитель Миры. Третий же птиц, крепкий и поджарый, взял сразу Захарию и Гили, которая крепко прижалась к другу, дрожа не меньше больных лихорадкой.

Толчок. Птицелюд грубо дёрнул меня так, что я чуть не перевернулся, но мне не позволили: он явно знал, что делал. Ниже, спустя пару секунд, взлетели и остальные.

Лазарет проносился перед глазами, пока я в ужасе натыкался на фигуры заболевших, не в силах отвести взгляд. Если снаружи лихорадочные хоть как-то двигались, моргали и переговаривались, то эти будто и вовсе не дышали. Зачем их спасать? Они ведь уже покинули этот свет… Но, кажется, лекари знали лучше меня, как отличить живого от мёртвого.

Наконец-то это мучение окончилось: мы оказались на площадке под кроной дерева. Изнутри мы ступили на хрупкую подстилку, и здесь лепестки отнюдь не отдавали той пышностью, что снаружи.

Листья были оборваны. Изнутри дерево оказалось будто полым, оставив лишь пышный флёр бывшего великолепия, очень хорошо смотрящегося издалека. Дерево оказалось таким голым, что от его наготы хотелось то ли возмутиться, то ли отвернуться.

Над нами виднелось лишь одно отверстие, прорезавшее кроны. Я заметил, что с утра похолодало, а небо побледнело.

– Это Прагана Гасай, святое дерево. Оно объединяло нас и хранило всю историю, – вдруг пояснил птицелюд, сосредоточенно поправляя одежду – прихорашиваясь. – Охраняет и сейчас.

– Из его лепестков делают лекарство? – с деловитым видом поинтересовался Захария, потирая подбородок.

– Лекарства нет, – мрачно отрезал птиц. – Есть только то, с чем легче уйти в мир иной.

По спине пробежался холодок. Захария не сменил безразличного выражения лица. Порой я удивляюсь, как ему удаётся оставаться таким холодным и отрешённым.

– Проводник, значит?.. – проговорил птицелюд. – Тебя буду называть Практик, – кивнул он Захарии.

– Что ж, подходящее имя, – кивнул тот в ответ, даже не отстаивая право выбрать себе псевдоним.

– А это кто? – не самым вежливым тоном спросил незнакомец, смотря на звериц.

– Гили, м-меня зовут Гили! – протараторила она, неловко перепрыгивая с одного копыта на другое.

– Будешь Скакуньей.

Гили открыла было рот, но птиц так на неё посмотрел, что она тут же смолкла. Он обратился к Мире. Я заметил, что та начала приходить в сознание, и собирался броситься к ней, но птицелюд меня остановил:

– Стой. Мы о ней позаботимся.

Как позаботятся?! Страх постепенно сменился искрами гнева. Но я выстоял, когда удерживавший Миру птиц, укутав её, уложил её между ветвей.

– Великая княжна Мира, – нехотя ответил я. – Из Берского Царства.

– Вот оно что… – пробормотал птиц, ехидно ухмыльнувшись. – Княжна, значит. У неё очень интересные предки, не находите?

– Что? Вы о чём? – недоумённо спросил я.

– Да так, давняя история, – отмахнулся он. – Меня можете звать Муракара, я из племени Воронов.

Что ж, и впрямь: его глубоко-чёрное оперение выдавало его племя.

– А там, на Верхних Островах, тоже есть больные? – что-то предвидя, спросил Захария.

– На Ахасе? Точно нет. Там находится свита Спящей… бывшая свита, – поправил себя Муракара. – Сейчас сам увидишь.

Ворон вскинул голову и отошёл в сторону, также отводя меня от отверстия в потолке. Тем временем тот редкий свет Игниса, что озарял Острова Уса, скрылся за пышной фигурой. Она спускалась к нам, раскинув крылья и почти паря ими. Я загляделся, поражаясь зрелищу. Было в этом что-то… божественное.

– Приветствую, Посланник, – поклонился новоприбывшему Муракара и подтолкнул меня, чтобы я сделал то же самое. Остальные повторили за нами. – Мы привели тех самых некрылатых, свидетелей смерти Спящей.

Наконец тень перестала скрывать фигуру птицелюда. Тот оказался пышным, но не таким, как Карунава. Он больше походил на грушу, и его перья окрасились в белый вперемешку с коричневым. Он взглянул на нас маленькими круглыми глазами.

– И я приветствую тебя, – поклонился Посланник, но далеко не так низко, как Ворон. – Сообщаю, что некрылатые оказались правы: мы обнаружили Спящую мёртвой на могиле Нидахасая. Вскоре мы переместим её и похороним…

– Нет! – вдруг вскрикнул я.

Воцарилось молчание. Посланник вскинул брови так, что казалось, они сейчас окажутся у него на затылке.

– О-она… сказала, что хотела бы остаться там, – уже тише сказал я, стараясь не бормотать: момент казался слишком важным, чтобы сдаваться. – Рядом с любимым.

Муракара быстро распушился, будто вот-вот на меня набросится, однако взмахом крыла Посланник его остановил, качая головой.

– Как иронично, что об этом нам сообщаешь ты – не-крылатый, – печально усмехнулся он. – Но это объясняет, почему она именно там. И её воля вполне очевидна.

Муракара вновь взглянул на меня, на этот раз с лёгким недоумением морща брови. Но ничего более, никакой злобы.

– Благодарю, Муракара, что смог побороть гордыню и привести некрылатых сюда, не убив их на месте.

– Я могу быть жесток, но я не дурак, Посланник, – едва не процедил сквозь зубы тот. – Лучше взлетите на Ахасе и сообщите об этом…

– Посланник… почему ты так тяжело дышишь? Всё в порядке?

Я заглянул за спину птицелюду и замер: Мира проснулась. Едва она открыла глаза, как приподнялась и уставилась на Посланника, слегка склонив голову и повернув в его сторону ухо. А ведь она не слышала о чуме…

Глаза Посланника расширились, из маленьких кругляш-ков они превратились в настоящие блюдца. Голова его повернулась точно в обратную сторону, и так не мог поворачивать голову никто, кого я знал. Уж не знаю, как он взглянул на Миру, но от него веяло злобой.

– Посланник… Что это значит? – опасливо спросил Муракара, предварительно натянув на рот ткань. Я повторил за ним, как и все присутствующие.

– Ничего. Я просто устал с дороги, и всё, – ответил тот, не оборачиваясь.

– Посланник…

Фигура крылатого с Верхних Островов дрогнула. Голова его, как у куклы, резко склонилась в сторону. И закашляла.

Пронзительно, надрывно. Дрожь прошла сквозь фигуру Посланника с ног до головы. Я отскочил на пару шагов назад, собираясь обойти Посланника, но Муракара уже ринулся на него.

– Нет! Постойте!.. – не успел взмолиться Посланник, как Ворон уже схватил его когтями и развернул к земле.

– Берите его под крылья – и вниз! Сейчас же!

Птицелюди, что провожали нас, тут же сорвались и заменили Муракару, схватив Посланника с обеих сторон. Тот, сообразив, принялся вырываться, как рыба, выброшенная на берег и попавшая в руки рыбака.

– Нет! Это недоразумение! Это просто простуда! Слышите?! Просто простуда! Я не чумной! Не чумной! Не надо меня туда, не надо меня на Агнанеи, прошу!..

Посланник плакал, громко крича и ноя, весь истекая соплями и слюнями, как младенец. Он вертелся, как животное – как птица, его прародитель. Но его держали крепко и увели поразительно быстро. Последнее, что я увидел у Посланника, – это влажные глаза-блюдца, смотрящие на нас, умоляя о спасении.

Но вскоре он исчез. О его присутствии напоминало только далёкое эхо криков.

– Какой кошмар… Что это всё значит, мар-р-ра вас дери?! – вскочила Мира, рыча и скалясь.

– Постой, Мира, я всё объясню, – прервал я, и та застыла на месте с выкаченными вперёд плечами. – Острова Уса, их беда – чума. Нам нужно им помочь!

Мира вскинула брови и остановилась, опуская руки. Я, обходя место, где стоял Посланник, осторожно подошёл к ней и протянул ладонь, которую та неспешно приняла. Я поспешил укутать её рот тканью.

– Так не заразишься… наверное, – пролепетал я.

– Что ж… Княжна права, это кошмар, – едва сохранял спокойствие Муракара. – Кошмар наяву.

– Отчего же? Кто ты? – приглушённо спросила Мира.

– Меня зовут Муракара, из племени Воронов.

Та по-берски низко поклонилась, и, кажется, Муракаре это безумно понравилось, раз после таких новостей он смог улыбнуться и совсем позабыть о выходке Миры, из-за которой нас и поймали. Неужели он такой строгий только перед подчинёнными?

– Можно без почестей, – махнул крылом он. – Верхние Острова, Ахасе, не заболели чумой после всех этих веков. Мы хранили этот обычай как могли. А теперь…

Он помрачнел. Кажется, я начинал проникаться к этому жестокому и холодному птицу: он сносил судьбу своего народа, помогал как мог, закалив свой нрав, ведь без этого никого не спасти.

– Ничего, всё ещё поправимо, – торопливо оборвал его я. – Нам срочно надо попасть на Ахасе!

– Как же? Вы летать не умеете, а я не могу выделить для вас воинов. Мало того что они не смогут унести вас аж на Верхние Острова, так они ещё не должны знать о чуме Посланника. Иначе они разболтают всё друзьям и родственникам, и паники не избежать.

– А как же эти?.. – спросила Гили, испуганно оборачиваясь.

– Они единственные, кому я могу доверять, – выдохнул Муракара. – Они надёжно спрячут Посланника, пока всё не стихнет.

Я задумался: разве есть способ нам, простым «некрылатым», взлететь? Может, Муракара и я отнесли бы нас по очереди? Нет, это займёт много времени, да и мы надорвёмся. Может, попросить, чтобы нас подняли сверху? Нет, это опять же слишком долго, к тому же ахасовцам нельзя появляться на Агнанеи… Есть ли такой ахасовец, кроме Посланника, который мог спускаться на Агнанеи?..

Идея! Точно! Вокруг меня заблестели искры, озаряя взор.

– Железные крылья! Нам нужны искусственные крылья! Как у Карунавы, – вспомнил я.

– Они разве выдержат нас? – потёр подбородок Захария.

– Вопрос только с тобой, – отшутился я.

Но друг лишь улыбнулся и поставил руки в боки:

– Придётся вам одним с этим разбираться! Кто же тогда будет давать вам ценные советы?

Мы с командой рассмеялись, даже Муракара позволил себе усмешку. Он явно посветлел после того, как я представил всем свою выдумку.

– Вам повезло, – неожиданно сказал он, театрально взмахнув крылом. – Я как раз знаю, где находится мастерская Нидахасая. Довольно далеко, зато на пути ни одного чумного. Проход к этой хижине знают только избранные. Коим являюсь и я, Сторож Чумных.

* * *

Как и обещал Муракара, мы шли долго, но без единой опасности. Переговаривались мы вполголоса: никогда не знаешь, есть ли кто за соседним деревом. Когда крупными каплями пошёл тропический дождь, мы разрешили себе говорить чуть громче, ведь за таким водопадом вряд ли что-то будет слышно.

Через пару часов мы, уставшие и валившиеся с ног, дошли наконец-то до мастерской Нидахасая. Это и впрямь оказалась хижина – древняя, полуразрушенная. Кажется, одно прикосновение – и конструкция рухнет нам на головы.

– Она стоит здесь с тех самых времён, ещё до Трёх Войн? – негромко спросила Мира, с любопытством заглядывая внутрь.

– Даже дольше. По нашим – не слишком давно, по вашим – целую вечность, – усмехнулся Муракара, видимо находя смешным наше «некрылатое» невежество.

В конце концов мы пробрались внутрь, осторожно и не задевая хлипкие балки, поддерживавшие крышу. В руинах и впрямь что-то завалялось – нам дружно пришлось выгребать это, тратя и без того скудные силы. Но, вытащив наружу найденное, мы поняли, что все наши труды были оправданны.

Эти крылья выглядели и впрямь волшебно. Редкие из них были созданы из металла – в основном из гибкого, покрытого чем-то дерева. От этого дерево и не сгнило, в отличие от ткани, свисающей клоками.

Но это крылья. И они могут работать. Осталось только проверить.

– Мне не нужны, так что разбирайте, – отступил я.

– О, о, о, хочу самые лёгкие, чтобы можно было переворачиваться через голову! – запрыгала Гили, выбрав самое тонкое дерево.

– Пожалуй, лучше потвёрже, чтобы не сломались под моим весом, – трезво оценил свои возможности Захария и выбрал железные.

– Хм… – задумчиво взглянула на крылья Мира.

Я обернулся к ней. Остальные знали, что им нужно, но Мира, похоже, не определилась. Но, кажется, я сумел отследить, куда был обращён её взгляд.

– Эти тебе очень подойдут, – протянул я руку к крыльям, изрисованным завитушками и диковинными рисунками.

– Боюсь, они не самые удобные, – тихонько проговорила она. Я видел: она усиленно боролась с желанием.

– С твоей силой ты одолеешь любые крылья, – улыбнулся я. – Держи. Я помогу застегнуть.

Спустя мгновение крылья уже сидели на ней как влитые. Я поднялся, уставившись на тонкую спину Миры, украшенную тонким, изящным аксессуаром. Словно ангел…

– Ну как?

Я не нашёлся с ответом: не знал, как правильнее выразиться.

– Не нравится? – расстроилась было она, и я тут же выпалил:

– Ты самая красивая птичка на свете!

Я раскраснелся, понимая, какую глупость сказал. Мира же посмеялась в ответ.

– Спасибо, мне такого ещё никто не говорил.

Она осторожно обернулась, не задев меня крыльями, и поцеловала в щёку, а после поторопилась к остальным. Я остановился, улыбаясь: в такие моменты любая беда мира казалась лишь маленькой трудностью.

– Любовь невероятна, – неожиданно понимающе проговорил Муракара. – Она толкает смертных на самые прекрасные и на самые ужасные поступки.

– К чему это философствование? – спросил я скорее из любопытства, нежели пытаясь его оскорбить.

– Да так, вспомнил одну легенду, – поняв мои намерения, ответил он. – Раз уж мы здесь, в мастерской Нидахасая.

– Кем же он был? Почему он так понравился Карунаве?

– О-о-о… Он герой. Настоящий герой, – закивал птиц. – Давай присядем.

Он указал на побитую временем скамейку. Я проследовал за ним, и мы одновременно опустились рядом. Вдалеке плясала Мира, мигом осваивая свои прекрасные крылья, тогда как Захария и Гили веселились, сталкиваясь лбами.

– Так что это за история? Связанная с Нидахасаем, – напомнил я, пока Муракара засматривался на потуги моих друзей.

– Да… Эта история началась задолго до рождения Нидахасая или Карунавы. Задолго до появления какого-либо из ваших народов. Птицелюди сами тогда только познавали мудрость Уруваккиявар – Создательницы, как вы её зовёте.

– Хм… Даже не представляю, как события древности могут вызвать чуму сегодня, – недоумённо вскинул бровь я.

– Эта история не совсем про чуму… Точнее, совсем не про неё, – покачал головой Муракара. – Ты вообще будешь слушать, Проводник? Я для тебя, между прочим, рассказываю – не для себя.

– Всего пару часов назад вы хотели меня убить…

– От убийства до уважения один шаг! – рассмеялся тот. – Но если без шуток, ты захотел нам помочь. Искренне. И уже за это тебя надо отблагодарить. Да и Спящая вам за что-то доверилась – возможно, после всего и мне стоит вам довериться.

Я улыбнулся в ответ. Что ж, и впрямь, любое знание мне бы сейчас очень пригодилось.

– Я внимательно слушаю, – важно кивнул я.

– Ну хорошо, значит, слушай…

И он начал свой рассказ, похожий на главу увлекательной книги.

«Вряд ли так эту историю описывают в ваших книжках, – сказал Ворон-воин тоном настоящего рассказчика. – Это началось так давно, что даже мы, крылатые, тогда ещё даже не поняли, кем являемся. Вокруг нас струилась магия – настоящая, живая, пронизывающая каждую частицу тела. Уруваккиявар одаривала ею нас, плела ею вокруг нас, только начиная создавать полотно времён. Ей помогали духи и, как вы их зовёте, нимфы, что создали наши острова. Тогда Ахасе и вовсе не существовало. Они оплели нас лесами, дали плодородные земли, блестящее море и, главное, Великое Древо – Прагана Гасай. На нём до сих пор свежи стародавние рисунки, посвящённые Уруваккиявар – Создательнице, которая везде.

Но однажды мой народ возгордился и решил, что нимфы и духи больше им не нужны. Они сами способны создавать свою реальность, подстраивая её под себя при помощи магического мастерства. Именно Ахасе, Верхние Острова, стали апофеозом их творения. Но тогда они не познали самое важное в природе – гармонию, которую и разрушили, изгнав со своих земель нимф и духов.

Уруваккиявар долго наказывала Острова Уса, насылая наводнения и засухи. Крылатые поняли, как важна природная гармония, и сами выстроили порядок по образу и подобию того, что их окружало. Тогда Уруваккиявар отступила и позволила им искупить свои грехи.

Острова Уса всегда были особенными. Крылатые были первыми, кто создал народ, создал общину. Мы продвинулись гораздо дальше вас: в какой-то момент мы даже перестали пользоваться счётами, потому что они попросту нам не нужны. Интуиция подсказывала нам, что много, а что мало. Мы перестали считать года, когда стали жить веками. Вокруг нас появилось общество – свободное, но ответственное, где почти не было власти – лишь Покровитель, тот, кто слушал и слышал свой народ и помогал вершить его волю.

Однако в какой-то момент (из-за отсутствия чисел мы даже не помним точно когда, но помним влияние этих событий) власть Покровителя сменилась властью Трёх Покровителей Аракшакайек. Они стали «наводить порядок» на Островах, отнимая у них ту вековую свободу и гармонию, что те строили веками. Они разделили Ахасе и Агнанеи на правителей и подданных, где всю работу выполняли Агнанеи, пока Ахасе процветал.

Именно Нидахасай-кузнец устроил первое восстание, которым стремился свергнуть Аракшакайек. Карунава была тогда ещё совсем ребёнком, дочерью одной из Аракшакайек, Покровительницы ума и мудрости. Мать всегда была очень холодна к Карунаве, считая её слабой и – из-за будущих событий – немощной.

Тогда восстание провалилось и порядок стал только строже, а Нидахасай спрятался подальше и забылся в своём мастерстве. Но он не возненавидел Ахасе: когда он узнал, что малышка-Карунава лишилась крыла в хаосе войны, он немедленно сделал ей замену, возвратив ей главную свободу крылатых – летать. Тогда Карунава и влюбилась в Нидахасая – своего спасителя. Конечно же, он не мог ответить ей взаимностью: он был в разы старше неё и воспринимал её лишь как ребёнка.

Спустя много лет тирании, как и сейчас, прибыли иноземцы-некрылатые. Их стали звать Осколками – возможно, ты даже слышал о них. Они побудили Нидахасая-кузнеца вновь поднять восстание, а сами исчезли с лица земли. Карунава тогда уже выросла и помогла восстанию. После этого её провозгласили Покровительницей – наследницей старых забытых порядков. Тогда, пусть и ненадолго, возродились мир и гармония.

Однако ты и сам знаешь, что было дальше. Но не знаешь всю правду. Есть одна легенда, которая рассказывает правду и которую не знает ни один некрылатый.

На старости лет Нидахасай, видя Войну за Земли и Войну за Воды, решил попробовать примирить народы, явившись к ним заключить мир. Он отправился за границу с позволения Карунавы. Но вскоре гонцы принесли вести, что он погиб: некрылатые не доверились доброте крылатых и линчевали Нидахасая-кузнеца, нашего спасителя и героя.

Тогда Карунава на долгие годы слегла и не могла даже встать. Всем правила её свита. Именно они и предложили Карунаве отомстить некрылатым. Сами они хотели лишь завоевать Земли и Воды, а некрылатых – уничтожить. И, переживая горе, Карунава согласилась на Войну за Небеса.

Сперва война началась местами, сумбурно. Карунаву вынудили повести армию за собой – объединяющей фигурой. Карунава даже сражалась на поле боя, но пребывала в трансе и не отзывалась на просьбы, круша всё вокруг.

Поэтому Карунаву и прозвали Спящей. Она спала всё время, пока главенствовала и сражалась. И проснулась, только когда Война за Небеса закончилась, когда появились первые заболевшие чумой. После этого она прожила недолго, запершись в своих покоях, совсем одна.

Когда закончился рассказ, последовал главный вопрос:

– И вот недавно она исчезла. И появились вы. Она ничего не говорила вам об этом?

– Она попросила найти Птенца. И больше ничего.

На единственный вопрос не ответила эта история: кто этот самый Птенец, что мне так надо его найти?

– Птенца?.. Неужели опять некрылатые дадут ход событиям? – проговорил Муракара себе под нос. – Я, кажется, знаю, о ком и о чём ты, но это я тебе расскажу, только если ты мне кое-что пообещаешь.

– Конечно, – кивнул я, слабо улыбаясь.

– Эта «легенда», которую я рассказал, не должна выйти за пределы нашего с тобой разговора. Сам понимаешь, приближённым Покровительницы слушать её… неприятно.

– Да. Я понимаю, – выдохнул я, протянув руку. – Обещаю, что не выдам твою тайну.

В ответ Муракара протянул крыло, и мы пожали руки друг другу за предплечья.

– Кажется, твои друзья уже освоились, – кивнул он. – Значит, пора идти. Я покажу вам Птенца, но будьте осторожны: вокруг него всё не так просто, как кажется.

3. Суд

Сегодня первый раз, когда мои друзья летят сами. Я к этому чувству привык: жар у лопаток трепещет от свиста воздуха, мечущего его быстро и отчаянно, но при этом пламя всегда побеждает. Я могу зависнуть над землёй, или закрутиться, или нырнуть вниз, или перевернуться через голову и не чувствовать под ногами ничего, кроме свободы. Как птица. Как пламеннокрылый феникс. Теперь я – Феникс.

А они ещё постигали ощущение притяжения и при этом невесомости ног, ощущение того, как земля больше над ними не властна.

Захария осторожно придерживался одной траектории, однако его всё равно клонило из стороны в сторону: всё-таки вес играл значение. Гили же едва ли не обнимала ноги руками – не были бы на них закреплены крылья, она бы так и делала. Наверное, как Лошади ей наоборот некомфортна и даже болезненна оторванность от родной почвы.

А Мира исполняла пируэты в пространстве, танцевала под музыку ветра, борясь со строгостью свиста и превращая его в звонкое пение. Дар Миры пускай и самый простой, но способный своей простотой поражать сильнее прочих. Ведь своим несложным, казалось бы, неказистым инструментом Мира владела гораздо лучше, отчего вокруг неё вились чудеса.

Муракара внимательно следил за нами: вернулась его опасливая враждебность. Я понимал, что на подступах к Ахасе стоит особо перестраховаться и пронаблюдать за иностранцами, способными буквально на что угодно. К тому же Муракара рассказал очень необычную историю… И легко поверить, что именно Муракара мне её рассказал: больше некому. Возможно, он сильно жалел, что поведал так много. Но я завоюю его признание: что-то мне подсказывает, что только Сторож может знать чистую правду об Островах Уса.

Так или иначе, сквозь относительно несильный после прошедшего дождя ветер мы приблизились к Ахасе. Рядом с ними становишься крохотным, растерянным, но затаившим дыхание насекомым. Массивные валуны размером с города парили вокруг, чуть покачиваясь, но не сдвигаясь с места ни на сантиметр. Земля осыпалась с корней, слегка торчащих снизу рядом с крупными крюками и цепями, будто держащими Верхние Острова.

А наверху пышно цвели сады. Ещё чуть-чуть – и золото заблестело в тусклом свете Игниса, затмевая его. Будто лес из золота, дворцы и пагоды (так назывались усовские храмы) поселились на Ахасе, словно яркие растения в глиняном горшке. Между ними на украшенных статуями площадях струились акведуки – такие спустя наше долгое путешествие я видел только у себя на Родине. Возможно, именно усовцы натолкнули вондерландцев на такое изобретение.

Однако вся эта красота, вся эта роскошь при рассмотрении оказывалась пустой. Когда мы прибыли на Острова, здесь просвистывало гораздо больше птицелюдей. Возможно, это было как-то связано с поисками Карунавы. Ведь теперь мы не встретились ни с кем во время подъёма. Лишь на самих Ахасе время от времени мелькали быстрые фигуры. Пару раз я заметил птицелюдей, собирающих воду из водоводов: после дождя они были полны до краёв.

Спустя время мы всё-таки добрались до самого большого острова, самого высокого. И самый большой, самый высокий дворец украшал его. Окружённый колоннами, с широким куполом вместо крыши, с множеством дверей и окон и главным входом, прорубленным не на земле, а в центре стены, этот самый дворец заставил замереть в воздухе. Только после толчка Муракары я очнулся и подался к земле, ступив на которую, чутка споткнулся. Остальные приземлились и уже прошли вперёд.

Опустив взгляд, я понял, что нас уже встречали: птице-люди самых разных видов и размеров – круглые, длинные, разноцветные, одноцветные, с человеческими телами или лишь головами – выстроились процессией от края до края. Кажется, это был единственный остров Ахасе, где кипела жизнь. И, в отличие от Агнанеи, процветающая.

Муракара двинулся вперёд, кивая нам, чтобы мы встали позади. Я расположился поближе к нему. В конце концов, я должен говорить.

Нам навстречу выступил птицелюд. Таких я часто видел в старых книгах Вондерландии: какое-то время мы им поклонялись, считая посланниками Богини. А оказалось, что это всего лишь другой народ, пользующийся нашим незнанием в своих целях.

Ангелы. Этот птицелюд, как и другие представители его рода, был похож на высокого и статного человека, только вот за его спиной распускались крылья. Блестящий цвет их острых перьев, почти радужный, приковывал взгляд. Кажется, он больше походил на местного правителя, чем круглая и низкая Карунава.

– Здравствуй, Сторож, – проговорил он сладким певчим голосом. Но более никакого движения он не сделал, со вскинутым подбородком смотря на Муракару.

И тот поклонился, причём удивительно низко. Ворон дёрнул крылом, призывая нас повторить за ним, что мы и сделали. Но я не мог оторвать взгляд от прекрасных крыльев незнакомца. При этом белоснежные волосы, переливающиеся на свету, никак не оттеняли образ, а лишь делали облик птицелюда ещё божественнее.

– Приветствую вас, Калатрея Дьяус, – негромко проговорил Муракара, приподнимаясь. – Я привёл некрылатых, которые видели смерть Спящей.

– Где Посланник? Почему из всех птицелюдей именно ты прибыл сюда с чумного Агнанеи? И где твоё сопровождение, почему ты не воспользовался стражей против опасных некрылатых? – строго, но безо всякого гнева спросил Дьяус.

– Посланник заболел.

В толпе ахнули. Зашептались. Первая волна ещё не полностью накрыла приближённых Спящей, но уже посеяла смуту.

Муракара прекрасно сдержал давление. Дьяус не дрогнул. То ли он знал, что это произойдёт, то ли проявлял чудеса сдержанности.

– Мы решили не распространять страшные вести на Агнанеи, – продолжил Муракара, – поэтому я велел своим самым доверенным воинам увести Посланника вглубь острова. Мы же сразу поспешили сюда – пришлось рисковать ради спокойствия крылатых. Как вы видите, эти некрылатые оказались достаточно порядочными, чтобы не воспользоваться положением.

Дьяус сощурился. Немного пораздумав, он направился к нам. Его свободные одежды летели вслед за крыльями.

Муракара тут же посторонился, и этот высокий – выше меня как минимум в полтора раза – птицелюд приблизился ко мне на расстоянии вытянутой руки. Я замер, глядя на него: очень много усилий пришлось приложить, чтобы не выдать своё волнение, и то я не знал, насколько хорошо у меня это получилось.

А тем временем Дьяус не отрываясь смотрел на меня. Кажется, он даже не моргал.

– Боюсь, обычные некрылатые не ровня хотя бы одному крылатому, – сказал он.

Предупреждение я услышал и сглотнул гордость.

– Как их называть, Муракара?

Он принялся отвечать, кивая на нас по очереди:

– Я называю их Проводник, Княжна, Скакунья и Скептик.

– Пускай так, – произнёс Дьяус, даже не поинтересовавшись, откуда такие псевдонимы. Возможно, он бы многое узнал… – Проведи их за мной, Муракара.

По одному мановению руки Дьяуса вокруг нас плотно выстроились ряды крылатых, в том числе сверху. Муракара, едва касавшийся меня, склонился пополам. Он расположился по левую руку от меня, и я наконец спросил:

– Кто это, Муракара?

– Тот, кто не должен иметь и толики власти. Калатрея – супруг. Юный муж Спящей.

* * *

Широкие залы и стены, уходящие в небеса. Мы двинулись от центрального входа вглубь, и с каждым шагом я едва сдерживался, чтобы не остановиться и не начать разглядывать узоры на стенах. Разные сюжеты были вырезаны на камне: от битв до вознесений, от танцев до цветов и природной красоты, от великих правителей до блистательных героев. Сквозь них я видел и единый мотив – очевидный, как на древе Прагана Гасай: через всю историю проскальзывал следящий образ Создательницы – Уруваккиявар, как её называли здесь. К концу нашего недлинного пути у меня рябило в глазах от обилия золота, красок и рисунков.

Мы оказались в крупном зале, почти круглом, разве что с прямыми стенами, где на балконах восседали птицелюди. Их было несколько десятков, не меньше, всех цветов и форм, и лишь одно в них было общее – надменность.

Дьяус, взмахнув роскошными крыльями, изящно вспорхнул и приземлился на центральный балкон, развернувшись и поставив руки на перегородку.

Приветственная процессия распределилась внизу, за колоннами, пристально наблюдая за нами и за мельтешением на балконах. Нас же провели к центру – воины отступили, не сводя с нас глаз. Благо Муракара остался с нами.

– Что сейчас будет? – спросил я негромко: всё равно в шуме толпы любые мои реплики попросту тонули.

– Слушание, – констатировал очевидный факт Муракара. – Калатрея Дьяус, как супруг Покровительницы, не имеет права выносить вердикт самостоятельно: для этого нужно решение большинства.

– А кто это большинство?

– Что-то вроде советников или… Как вы там выражаетесь?.. Ах да, чиновников. Испокон веков считается, что на Островах Уса царит всеобщая свобода, и даже Покровитель не имеет права выносить единоличные однозначные решения, однако ты сам понимаешь, что представители народа порой могут…

Он не закончил: брошенный на воинов взор говорил сам за себя. Больше вопросов я задать не успел. Дьяус взмахнул рукой, обводя ею зал – движение отозвалось в памяти: так делали кесари. Любые звуки стихли, остаив всех наедине с давящей тишиной. Голос Дьяуса разбился о всепоглощающее эхо зала:

– Новости подтвердились. Покровительница Островов Уса Карунава, или Спящая, мертва.

Народ не посмел заговорить, но тихие вздохи всё же наполнили пространство вокруг нас.

– Однако не стоит отчаиваться. Её забрала тихая смерть от старости. Она прожила счастливую жизнь.

Я бы поспорил с этим… после всего, что услышал. Сомневаюсь, что Дьяус вообще заботился о правдивости своих слов.

– Некрылатые под вами были признаны свидетелями этого события. К несчастью, именно им, а не нам, было суждено проводить нашу Покровительницу в последний путь. Единственное, что мы можем, – услышать слова не-крылатых и убедиться, что Карунава, моя любимая жена, ушла из жизни в мире.

Отчего-то в его любовь к жене не верилось. Скорее всего, Дьяус и не скрывал своих чувств, да и они не важны: судя по словам Карунавы о своей единственной любви, она ничего не испытывала к Дьяусу, посему и он не обязан был любить её в ответ. Брак по расчёту – и всё.

Удивительно, но и остальные приближённые Карунавы оставались безучастны. Они восседали на своих местах словно каменные статуи, словно ненастоящие.

– Пусть некрылатые расскажут, что увидели.

Видимо, он намекал на то, что нам пора-таки открыть рот. Муракава указал на меня крылом, и я сделал несколько шагов вперёд. Что бы я ни думал про Дьяуса и приближённых Покровительницы, сердце отчаянно билось в груди: я просто не могу ударить в грязь лицом, не перед местной властью. Их нельзя злить, даже если хочется.

– Приветствую вас, господа крылатые, – поклонился я глубоко и надолго. Уже разогнувшись, я увидел, что ничего не изменилось – пожалуй, уже не так плохо. – Моё имя Проводник…

Я замялся. После «дружелюбного» первого приветствия Муракары я решил не продолжать.

– Проводник. Я прибыл сюда, чтобы…

– Это сейчас неважно, – тут же прервал меня Дьяус.

Сердце замерло, но от наплыва чувств быстро забилось вновь.

– Я… действительно был свидетелем смерти Спящей, – терпеливо и осторожно продолжил я. – Мы прибыли на Острова днём. Ночью Спящая прибыла к нам на лодке.

– Не на крыльях? Зачем ей лодка? – спросил один из сидящих сверху.

От вопроса я опешил. Разве они уже не поверили мне?

– Видимо, её крылья были слабы: она едва передвигалась, и мы помогли ей добраться до статуи.

– Это похоже на правду, – признал птиц. – Особенно учитывая, что Спящая умирала. Продолжай.

– Она попросила, чтобы я помог ей присесть у могилы её безответной любви, Нидахасая.

Птицелюди сверху забурчали. Я что-то не так сказал?

– Откуда ты знаешь про Нидахасая? Кто тебе рассказал о нём?! – вспушился ещё один птиц.

О Дьявол… Я тихо вздохнул, едва сдерживая иную реакцию. Ведь про Нидахасая рассказал мне Муракара, а я ему пообещал молчать о нашем разговоре. И сейчас Муракара застыл как статуя.

Надо что-то придумать… Срочно… Идея!

– Когда мы были в хижине мастера, мы находили записи о сборке крыльев от его лица, – пояснил я. – Там он рассказывал о себе, но не очень много. А о любви упомянула сама Спящая.

Краем уха я услышал, как Муракара выдохнул.

– Пускай продолжает, – оборвал затянувшуюся паузу Дьяус.

– Спящая… просила прощения перед миром за то, что сделала с ним.

И в этот раз я, кажется, просчитался слишком сильно: зал взбудоражился так, что, казалось, меня снесёт его возмущениями. Заговорили все: от мала до велика, от толпы внизу до властей наверху.

Дьяус молчал. Спустя время он частично успокоил зал взмахом руки и ледяным тоном спросил:

– С чего бы ей просить прощения за то, что она отдала приказ спасти наш народ? С чего бы ей просить прощения перед некрылатыми, которые принесли нам лишь страдания?

Я опустил голову, в страхе понимая, что не знаю ответ на этот вопрос. В голову приходила история о том, как некрылатые помогли свергнуть тиранию на Островах, но её рассказал Муракара, а я больше не могу его подставлять. А о милосердии Спящей не может быть и речи: её приближённые явно другого о ней мнения.

– Я не знаю, – признался я. – Прошу прощения…

– Достаточно, – прервал меня Дьяус, раздражённо отмахиваясь. – Воины, уведите его.

Потихоньку те стали собираться вокруг нас. Они не стали срываться: я даже не сопротивлялся, а друзья, понимавшие своё положение, не стали ослушиваться. Сторожа Чумных не тронули. Пока нас связывали, Дьяус лишь бесстрастно продолжил свою речь:

– К сожалению, у нас есть и другие плохие новости, – проговорил он так, словно моего слушания и вовсе не было. – Посланник, много лет передававший нашу волю на Агнанеи, был заражён чумой. А значит, мы тоже в опасности.

Звуки стали громче: толпа, кажется, вот-вот запаникует. Но Дьяус вновь взмахнул рукой, и ей пришлось стихнуть.

– Я молюсь Уруваккиявар, чтобы никто из вас не заразился следом, однако опасность охвата чумой Ахасе теперь в разы возросла. С этой бедой необходимо справляться, и срочно. Поэтому я хотел бы взять на себя эту ответственность, временно став Покровителем Островов Уса.

Я застыл, не находя слов. Как он смеет? Разве его хоть кто-то послушается? Если его изберут, мне точно не видать благословения местной власти.

– Суд! Объявите свою волю.

Крылья и руки начали подниматься. Я поражённо наблюдал, как ряд за рядом птицелюди голосовали. За что? Неужели вы не видите, как нагло он забирает власть? Разве это не против устоев свободных Островов?

– Единогласно! – вскинул руки и крылья Дьяус. – Тогда я Своей волей объявляю…

Вдруг послышался оглушительный грохот шагов. Я обернулся: кажется, в зал ворвались несколько птицелюдок. Они окружили нечто… светящееся?

– Калатрея Дьяус! Ваш сын… – заголосила одна.

– С ним что-то не так! – вторила вторая.

– Калатрея, Птенец засветился!

Они расступились. И наконец-то я увидел того, за кем сюда пришёл. Совсем маленький, не больше годовалого ребёнка, весь в перьях, с пухлым личиком. Он, как и мать, был пушистый и круглый, но в перьях его гармонично сплетались ярко-цветные и успокаивающе-белые цвета. Однако сейчас он вспушился, и из его вспушённого нутра лились лучи.

Это точно Птенец – наследник Островов Уса. Сын Карунавы и Дьяуса. И я вторил ему светом.

Наконец-то я мог ответить Дьяусу. Обернувшись, я выпрямился: опешившие воины даже не стали меня удерживать.

Впервые во взгляде Дьяуса виделось что-то смертное. Он явно был поражён. Он уставился на своего сына, не в силах что-либо сказать. Но когда я начал говорить, он обратил внимание на меня – взгляд его не изменился.

– Я, Проводник Феникс, пришёл сюда, чтобы найти Птенца! – заявил я, обводя взглядом всех в этом зале. – Моя миссия – возродить мир, мне наказала сама Создательница. И если вы не верите мне, поверьте свету перед вами!

Гомон, вздохи, вскрики. Дьяус изменился в лице, сдвинув брови и сощурившись. Наконец он обратился напрямую ко мне:

– Ты…

Но нас прервал вскрик. Я вновь обернулся и увидел: Птенец звал меня, вытянув маленькие разноцветно-белые крылышки. Если бы я мог, я бы вырвался к нему, но хватка воинов стала только жёстче.

Вместо этого я улыбнулся Птенцу, а тот улыбнулся мне в ответ.

– Воины! – крикнул Дьяус. – Приведите Проводника ко мне. Нам нужно поговорить.

4. Противоречия

Мой свет померк, стоило нам выйти из просторного зала. Большинство зрителей осталось там, в ужасе и смятении переговариваясь за нашими спинами. Казалось бы, до суда обстановка была накалённой, но после него она горела огнём. И я, признаться, тоже горел изнутри: от каждой реакции пламя пожара охватывало всё сильнее и не собиралось останавливаться.

Теперь я шёл следом за Калатреей Дьяусом, отделённый от друзей и окружённый его верными птицелюдьми, вооружёнными до самых клювов – буквально, ведь их рты скрывались за масками в форме железных острых клювов. Чуть впереди Несушки, как их назвал сам Дьяус, ворковали над Птенцом, и, хоть я малыша и не видел, что-то за спинами птицелюдок отдавалось смятением и неудобством, будучи на грани слёз. Но его останавливало мягкое свечение, охватившее нас обоих и удерживающее от всплеска чувств.

Покинутые коридоры сопровождались неуютным ощущением – страшной пустотой. Здесь было чисто и ухоженно, но старо и изношенно, что создавало противоречивые чувства, будто тут кто-то давно жил и давно не жил одновременно. Золото на пышных колоннах потеряло древний блеск, роскошные разноцветные ковры поистёрлись, гладкие каменные полы испещрялись царапинами.

В конце концов мы прибыли в открытое помещение, которое явно должно было светиться и производить впечатление, однако серость неба не делала его краше. Наоборот, богатство казалось напускным: зеркала помутнели, а вельветовые красные подушки с узорами подешевели.

Дьяус сделал показательное движение крылом, и две Наседки из трёх поторопились к свечам, но я кашлянул. Дьяус удивлённо вскинул брови, и я, кивнув ему, поднял руку. Свечи зажглись сами, в родном пламени сразу стало поуютнее.

– Сила Огня… – протянул Дьяус и тут же оговорился: – Моему народу не так уж и нужны дары стихий, но наблюдать такие чудеса порой попросту приятно.

Даже с его горделивой натурой он позволил себе слабину. Всё-таки Богиня щедро одарила меня, и в такие моменты укалывает вина за то, что я не использую свои возможности.

Я выдохнул это ощущение и, постаравшись улыбнуться, обернулся к Дьяусу:

– Именно пламенное сердце привело меня к вашему сыну.

Дьяус не скрыл удивления, но вместо ответа он окинул рукой маленькие подушки перед собой:

– Присаживайся.

Второй раз обратившись прямо ко мне, он отправился к длинной кушетке и, изящно взмахнув крыльями, опустился на неё в воздушном прыжке. Я же не стал так красоваться и просто сел напротив, скрестив ноги. Двое стражников остановились у входа. Рядом с Дьяусом, в углублении, похожем на гнёздышко, Наседки поудобнее усадили Птенца. Он не сопротивлялся, как игрушка: ему поправляли подушки, потягивали его за крылья и за пёрышки, но тот лишь безучастно смотрел вперёд.

– Здравствуй ещё раз, Проводник, – официально обратился ко мне вдовец Спящей. – Я жду объяснений. Чудеса чудесами, но далеко не всегда они сулят что-то хорошее.

Он развалился на одеялах и подушках, подперев подбородок. Совсем рядом сидел и Птенец, но отец его даже не коснулся. Хоть малыш и смотрел на него с желанием – я ощутил его так остро, что не мог сопротивляться.

– Похоже, он хочет, чтобы его погладили по голове, – неуверенно улыбаясь, сказал я.

– Тебя это не должно волновать, – отмахнулся Дьяус, и я в смятении осунулся. – Ответь на мои вопросы. Кто ты такой? Зачем тебе Птенец? И что значит «возродить мир»?

Одна из Несушек поднесла нам две чаши. Дьяус сделал небольшой глоток и отставил её. Я же, возможно зря понадеявшись, отпил в ответ. Вот это вкус!..

– Что это?..

– Чай с пряностями, – с застенчивой улыбкой проговорила Несушка, что поднесла его.

– Можете обсудить напитки потом, а сейчас мы говорим совершенно о другом, – строго прервал нас Дьяус. – Отвечай на вопросы, Проводник.

Я вздохнул, набираясь сил и терпения. Слова путались и не приходили на ум, и я начал выдавать первое, что пришло в голову:

– Я понимаю, что грубо было вторгаться на Острова Уса, – осторожно начал я, – но мы не могли поступить иначе: в нашем разрозненном мире до вас не дошло бы ни одно письмо.

– Я принимаю твои извинения, – по-своему интерпретировал мои слова Дьяус. – Ведь ты прибыл к нам с важной миссией. Так ведь?

– Именно, Калатрея Дьяус. Помпезно звучит, но я послан для того, чтобы вернуть мир в то состояние, каким он был много лет назад.

– Что ж, мне бы хотелось увидеть это своими глазами, – усмехнулся тот. – К тому же моему народу это важно. Как и мне самому. Но нас одолевают напасти, а ты так и не сказал ничего конкретного. Не рассказал о том, что собираешься делать.

– Это верно. – Я едва не споткнулся на полуслове. – Я не зря ищу Птенца, Калатрея Дьяус.

– На что ты намекаешь? – изогнул бровь тот.

– Я собираю благословлённых наследников. Птенец – один из них. Мне нужно, чтобы он отправился со мной к Создательнице, чтобы мы вместе смогли предстать перед её судом.

Дьяус тут же рассмеялся. Я согнулся. Самое обидное, что именно этой реакции я и ожидал.

– Ты серьёзно? Хочешь забрать моего сына неизвестно куда? Ты в своём уме, юнец? – повысил он голос, грозно приподнимаясь.

От его тона Птенец заплакал: похоже, его терпение в конце концов закончилось. Я чувствовал остроту его обиды: вокруг него ругаются и с ним обращаются словно с вещью. Это можно было заметить, даже не имея пламенного сердца.

– Замолчи! – грозно прикрикнул на Птенца Дьяус.

Я слегка ошарашенно уставился на отца малыша и повернул на последнего взгляд. Тот опешил, как и я. Но, прежде чем он с новой силой закричит, я постарался обратить на себя его внимание, будто притягивая его взгляд пламенным сердцем. И Птенец обернулся – я знал, что он обернётся. Ещё с рождения сестры я запомнил, как обращаться с малышами: словами их вряд ли проймёшь, ведь есть выход гораздо проще.

Я улыбнулся. Искренне, от всего сердца. И Птенец подарил слабую улыбку мне.

– Можете улыбаться друг другу сколько угодно, это не отменяет абсурдности твоих слов, – взмахнул рукой Дьяус, привлекая моё внимание. – С чего ты взял, что я отпущу его с тобой, Проводник? Ты сам знаешь, насколько глупо это звучит.

– Потому что без благословения Богини мы все неизбежно погибнем.

Я сказал это со всей серьёзностью, с какой мог. На мгновение я успел ошарашить Дьяуса. Но лишь на мгновение.

– Какие слова!.. – поднявшись, распушил крылья тот. – Уведите его и бросьте в темницу к его друзьям. Он опасен, поэтому окружите его цепями, нейтрализующими магию.

– Н-нет, постойте! – подскочил я. – Мы можем договориться, я могу вам помочь, завоевать ваше до…

– Молчи, мне надоели речи безумного мальчишки! С чего я вообще стал слушать некрылатого?!

Воины уже было подобрались ко мне, и я даже не успел принять решение, отбиваться мне или сдаться, как вдруг послышались громкие шаги.

– Калатрея Дьяус! – воскликнул знакомый голос.

Я обернулся и увидел, как в проход влетел Муракара. За ним появились и стражи – его сопровождение.

– Чего тебе, Сторож Чумных?! – вскрикнул Дьяус. – Сейчас не до новостей!..

– Семья Посланника заболела!

Наседки заголосили, Птенец опешил, а Дьяус напряжённо сдвинул брови.

– Что ж, значит, их на Агнанеи и…

Не успел Дьяус договорить, как Муракара согнулся пополам. Его пронзил глубокий кашель, и уже мы все обомлели. Муракара чуть поднялся, взглянул на руку и побледнел.

– Сторож Чумных… заболел! – звонко крикнула Наседка.

– Зря Спящая ему доверилась! – запричитала вторая.

– Это был вопрос времени – когда он перезаражает всех нас! – обвинительно воскликнула третья в сторону Муракары.

Мой взгляд бегал между всеми присутствующими. Даже невозмутимые стражи закопошились, не зная, что делать.

– Молчать! – наконец-то собрался с мыслями Дьяус. – Воины! Уведите его. Нужно сослать его на Агнанеи вместе с семьёй Посланника.

Муракара даже не стал спорить. От хватки воинов он чертыхнулся, но не воспротивился. Похоже, он слишком хорошо понимал, чем может закончиться его бунт.

Я хотел вновь оглянуться на Дьяуса, как вдруг ощутил острое чувство. Я выловил взглядом маленькую фигуру Птенца. Тот тянул руки к Муракаре. Упорно не замечая ничего вокруг.

Пламенное сердце дрогнуло.

– Постойте! – воскликнул я, обращая внимание на себя. – Поднесите Птенца к Муракаре.

– Да ты безумнее, чем я думал! – ошарашенно воскликнул Дьяус.

Я так и знал, что никто меня не послушается. Придётся действовать самому.

Воспользовавшись общим замешательством, я метнулся к Птенцу. Воины не успели меня схватить: искры посыпались по их рукам и крыльям, и им пришлось отстраниться. Дьяусу помешали собственные большие крылья, зацепившиеся за кушетку. Наседки испуганно отшатнулись от меня, и я схватил Птенца в охапку. Тот же сперва напрягся, но позже я ощутил, как его перья сглаживаются, а тело послушно расслабляется.

Его взгляд. Такой добрый, такой нежный. Не хотелось его отпускать. Больше никогда. И даже не потому, что он наследник.

– Муракара, дай руку!

Тот, видимо почуяв что-то, потянулся ко мне лбом: после моего рывка стражи только усилили хватку. Я успел протянуть Птенца к его лбу, и ручка малыша коснулась большого носа Муракары.

Свечение. Оно затмило сам Игнис, и остальные посторонились. Только я продолжал держать Птенца, закрыв глаза, лишь бы не ослепнуть.

Мы очнулись от глубокого вздоха Муракары. Свет померк, и я наконец смог опустить Птенца. Тот свернулся калачиком в моих руках, и от его тепла я бы растаял, если бы не голос одного из воинов:

– Быть не может…

Муракара вновь вздохнул и выпрямился. Его тело налилось живостью и бодростью. Смятые перья на крыльях расправились.

– Он его… вылечил? – неуверенно прошептала Наседка.

– Птенец может победить чуму! – звонко воскликнула другая.

Присутствующие стали говорить наперебой, и я не успевал за ними следить. Только Дьяус молчал, глядя на меня испытующим взглядом. Я застыл, ожидая его вердикта.

– Отдай его, – приказал он мне.

На этот раз ко мне подошёл сам Дьяус, протягивая руку. Я нехотя протянул ему малыша, но Птенец вцепился в меня крохотными пальчиками. Как жаль его отпускать в эти холодные объятия…

Я опустил взгляд на Птенца. Тот, будто что-то понимая, всё-таки разжал кулачок. Дьяус взял его в одну руку, осматривая. Птенец смотрел на него умоляюще, жалобно сжавшись в комочек. В глазах отца же не отражалось ничего. Две стекляшки. В них даже не виделось отражение сына.

Кивнув, словно что-то раздумал, Дьяус молча передал Птенца Наседкам и вновь поднял взгляд на меня.

– Так вот, значит, как ты собрался возрождать мир.

– У каждого из наследников есть свой дар, способный помочь его стране выжить и преодолеть трудности, – объяснил я. – Я не успел это объяснить. Похоже, дар Птенца – излечивать чуму. А возможно, и все болезни.

– Наконец-то твои слова начали обретать смысл, – надменно усмехнулся Дьяус.

– Я хочу вам помочь. И только. Я был рождён для этого.

Дьяус вскинул подбородок. Мимолётно посмотрев на Птенца, он вновь обратил свой взор на меня.

– Воины, освободите друзей Проводника. И выделите им покои на каждого. Сторож, подозрения в твоей болезни сняты. Теперь же расскажи Проводнику всё, что знаешь о чуме.

– Непременно, Калатрея Дьяус, – поклонился тот, когда воины его отпустили.

– А ты, Проводник, – посмотрел на меня Дьяус сверху вниз, – поможешь нам излечить чуму на Островах Уса. Тогда, возможно, поговорим и о твоей миссии.

Я лишь кивнул. Надеюсь, это сошло за безропотное согласие, ведь после всего случившегося благодарить Дьяуса не особо хотелось.

– Спящая будет гордиться нами, – гордо улыбнулся Дьяус.

* * *

– За всё время наших путешествий я ещё никогда не чувствовал себя таким униженным, – пробурчал себе под нос Захария. – Они бросили нас в эту дыру и заперли там, как…

– Ну хотя бы не принесли в жертву, – повела плечом Мира. – Со мной такое было. Хотя, признаться, это место ощущалось гораздо хуже…

– Не знаю, сколько мы пробыли внутри, но ощущалось как вечность! – возмутилась Гили, взмахивая руками.

Друзей вывели ко мне такими, будто они действительно провели в темнице годы: взъерошенных, грязных, в пыльной одежде и с глазами, суженными от света Игниса и полными растерянности. За мной вопросительным знаком изогнулся Муракара.

– Простите, – выдохнул я, распахивая руки для объятий. – Я сам не знал, что так получится.

– Не знал он… – усмехнулся Захария.

– Дурачок, – выдохнула Мира и кинулась ко мне в руки.

Её запах, её тепло, её свобода – эти ощущения никогда не смогут надоесть мне. За ней потянулись и Гили, и даже Захария, который скорее просто коснулся руками меня и Гили.

– Ваша дружба прекрасна, – проговорил вдруг Муракара, и мы расцепились, оборачиваясь к нему. – Хотел бы я иметь таких друзей.

Его лицо исказила печальная улыбка. Не успел я придумать, что ответить, как тот вздохнул и произнёс:

– Я благодарю тебя, Проводник, за решимость. – Он выглядел слегка пафосно, точно легионер перед гордым командиром отряда. – Если бы не ты, я бы сгнил на Агасе, как те, за кем я присматриваю. Я у тебя в долгу.

Он сложил крылья и слегка поклонился, и я оторопел. Я не был знаком с местной жестикуляцией, но в глубине души понял, что означало это движение.

– Н-не нужно, я бы сделал это в любом случае, – замотал головой я. – Тем более вы столько для нас сделали.

– Давайте просто работать вместе! – прервала наш обмен любезностями Гили. – Без этих «кто кому должен» и тому подобного.

– Тем не менее я запомню это, – снова сложил крылья Муракара, – и исполню свой долг.

Что ж, боюсь, переубедить его мне не удастся. Пускай тогда довольствуется своим выбором. Надеюсь, ему не придётся о нём вспомнить.

– Будь по-твоему, – сказал я, и мы выдвинулись к выходу. – Муракара, вам наказали нас просветить по поводу чумы.

– Я помню, – мрачно проговорил он. – Проще будет показать. Но пару слов я всё же скажу.

– Бр-р, уже страшно стало, – припрыгнула на копытцах Гили. – У нас в Берском Царстве такого давно не было…

– Поэтому стоит знать, что заболеть может каждый, кто находится рядом с чумным, – предупредил Муракара. – Ваше дыхание станет сбивчивым и тяжёлым, даже болезненным. Рот иссушится так, что вы не будете чувствовать даже вкус воды. Постоянный надрывный кашель, иногда нос заложен так, что через него невозможно продохнуть и почувствовать запах. Тело заломит, потом обездвижит. А от жара кажется, будто ты горишь.

– Откуда вы так много знаете? – заподозрил что-то Захария.

– Сам немного ощутил, когда моментально заболел, – сощурился тот, но быстро повёл головой, видимо отгоняя мысли. – Да и приходилось по долгу службы общаться с чумными. Я долго не заболевал, поэтому меня назначили Сторожем. Но чума никого не жалеет, кроме…

Он осёкся и обернулся в сторону дворца. В тот момент мы уже вышли на улицу. По-прежнему царил полумрак бледных туч, но лучи Игниса, кажется, потихоньку начали пробиваться.

– Кажется, ты не рад этому, – неожиданно подметила Мира. – Избранности Птенца.

– Нет, почему? Рад, – обернулся к ней Муракара. – Только боюсь, как бы его способности не обернулись для нас большой бедой.

– Как? Разве это не привилегия? – удивилась Мира.

– Как посмотреть. Давайте спустимся на Агнанеи, и я покажу вам. Но прежде вооружимся чистыми тканями: дар Птенца исцелил меня, но заразиться снова я всё же не рискну.

Мы с Мирой переглянулись в схожем недоумении. Не знаю, что – пламенное сердце или обычное – подсказало, как неожиданно Мира забеспокоилась, как шерстинки встали на её ушах, и я взял её за руку, перед тем как спрыгнуть с вершины вниз.

* * *

Спуск понравился друзьям ещё больше: в отличие от подъёма, им почти не нужно было взмахивать руками – лишь планировать на землю. Захария подставил крылья ветру и расслабился, тогда как Гили освоилась и закружилась, заплясала. Мира же не отпускала мою руку: мы оба предчувствовали что-то очень недоброе.

Муракара провёл нас к Прагана Гасай. И среди ветвей мы заметили странное: на поле вокруг древа образовались волны движения, хаотичные и бурные, как шторм. В конце концов, когда мы приземлились на площадку наверху, мы увидели всё сами: крылатый народ, истощённый и неспособный взлететь, ломился к Сторожу Чумных сквозь ряды стражи.

– Сторож! Он пришёл, чтобы нас спасти!

– Сторож, прошу, спусти младенца! Я не хочу умирать!

– Забери моего ребёнка, Сторож, пожалуйста! Он ещё слишком мал, чтобы умереть!

От криков кружилась голова. Я и сам не заметил, что я сильно сжал руку Миры, и та тихо позвала меня:

– Феникс.

Я обернулся на её слова.

– Всё будет в порядке. Они получат своё благословение, как только смогут.

Однако я чувствовал дрожь в её голосе. Она, как и я, после нашего путешествия уяснила: всё не может быть так просто.

– Муракара, – приблизился к нему я, – что произошло? Почему они?..

Тот напряжённо сжимал губы. Возможно, даже озлобленно, но хорошо скрывал свои эмоции.

– Скорее всего, кто-то с Ахасе решил сообщить «хорошие новости» Агнанеи, – цокнул языком Муракара. – И, возможно, я даже знаю кто.

Наконец мы оказались внизу. Птицелюди ломанулись на стену стражей, и те не без усилия их сдержали. Муракара же остался на небольшом возвышении: похоже, кто-то из стражей отодвинул для него одну из веток Прагана Гасай.

– Тише! – крикнул Сторож Чумных, и ему подчинились.

Где-то я уже слышал подобный приказной тон. В отличие от Дьяуса Муракара отчего-то ощущался далеко не таким надменным – больше уставшим от власти, чем упивающимся ей. Возможно, это всего лишь мои предубеждения…

Вперёд вышел один из стражей. Когда он заговорил, я сообразил, что он здесь, чтобы огласить вопросы народа.

– Калатрея сказал, что Спящая мертва и что он теперь Покровитель. Агнанеи не верят ему и ждут подтверждения от вас, Сторож Чумных.

Я поражённо переглянулся с Мирой. Как так, назначенный Сторож для них важнее самого Покровителя? Мира пожала плечами: она разделяла мои чувства.

– Это правда. Некрылатые ниже – свидетели смерти Спящей, показания которых подтвердились. Совет выбрал Калатрею Дьяуса в качестве Покровителя. Временного.

Это не совсем правда… Разве они говорили что-то о временности? Хотя по местным законам было бы логично, если бы он был всего лишь регентом Птенца.

Народ забурчал, но негромко, осторожно. Когда страж заговорил снова, они вновь замолкли.

– Нам сообщили… Правда ли, что Птенец, сын Спящей, обладает даром исцеления чумы?

Муракара набрал в грудь воздуха и громко возвестил:

– Правда.

Крылатые взорвались в радостных возгласах. В отличие от человеческих и даже зверолюдских они звучали совсем иначе: как воронье карканье, как соловьиные трели, как куриные кудахтанья. Все птицы такие разные, поразительно!

– Я рад вас поздравить, но рано праздновать победу, – предупредил их Муракара. – Нам нужно подготовиться. Стражи! Пожалуйста, организуйте больных по группам: дети, старики, тяжелобольные и недавно заражённые. Здоровых прошу либо сопроводить неспособных к передвижению родственников, либо спуститься с Прагана Гасай. Будьте уверены, мы приложим все силы, чтобы как можно скорее излечить ваших близких!

Никаких возражений или мельтешения, птицы без лишних вопросов разбрелись по назначенным стражам. Мура-кара же спустился и обратился к нам:

– Я отлучусь, чтобы проследить за процессом, а вы можете пока подождать здесь или наверху. – Он кивнул на кроны древа.

– А я бы хотел помочь, – без раздумий вызвался я. – Насколько это возможно, естественно.

– Конечно, у нас теперь есть единое лекарство, но не стоит понапрасну заболевать и усложнять мне работу, – усмехнулся Муракара.

– Не сказала бы, что лично я могу заболеть, – выступила вперёд Мира. – Я чувствую, что мой дар наследницы не даст мне слечь: благодаря ему у меня самое сильное тело из всех смертных. Так что я стала бы даже лучшим помощником, чем ваши стражи!

Она гордо распушилась, и я невольно усмехнулся в кулак от её умилительной важности. Мира же слегка толкнула меня локтем в бок.

– Думаю, я тоже вряд ли заболею, – подхватил я. – Дар Проводника должен подразумевать, что я могу прийти к наследнику сквозь любые препятствия.

Муракара сжался, и его фигура вдруг стала слегка меньше и… дружелюбнее?

– Не нужно, это лишнее, – негромко проговорил он. – Я и так в долгу перед вами.

– Необязательно справляться со всем самому, – улыбнулся я. – Да и скучно как-то сидеть наверху и ждать, пока произойдёт что-то интересное.

– Эй! – воскликнула Гили, выпрыгивая вперёд. – Я тоже хочу помочь!

– А ну-ка, попридержи коней, – прихватил её за рубашку Захария.

– О, самый умный бросаться такими выражениями в сторону Лошади? – недовольно развернулась та, смущённо убирая его руку со своей одежды.

– Тем не менее, – перевёл тему он, – у тебя иммунитета к чуме нет. Как и у меня. Придётся отсидеться наверху.

– Делать нечего…

– Да, это не очень интересно, но я не особо хочу тебя выхаживать, после того как ты навеселишься.

Гили вспыхнула румянцем. Неужели он настолько разозлил её отказом? Без пламенного сердца порой тяжело определить чувства других. Мира же хихикнула у меня под боком и прошептала мне на ухо:

– Прямо голубки, сидящие на веточке, не правда ли?

Я непонимающе сдвинул брови и собирался было уточнить, но меня прервала Гили:

– Я вообще-то всё слышу!

– Так, пойдём, хватит отвлекать Муракару.

И уже когда они взлетели к ветвям, я обернулся к Сторожу Чумных. Тот по-доброму усмехался.

– Крылатые, некрылатые, а дети везде дети.

После его слов мы разошлись по очередям. Миру отправили к тяжелобольным, меня же – к родителям с детьми. Муракара объяснил это решение моим умелым обращением с Птенцом, и даже после моих возражений он не стал меня слушать и настоял на своём.

И если стражи приняли меня прохладно, то жители Агнанеи глядели с ужасом в глазах. Я старался улыбаться так мило и дружелюбно, как только мог, хоть и осознавал, что страх перед некрылатыми вряд ли способен победить. Но после указаний стражей птицелюди медленно и осторожно, как к страшному хищнику, принялись ко мне подбираться. Я записывал их имена и ответы на вопросы, которые написал мне страж.

Однако всё-таки нашлась одна мать, птицелюдка-Курица, которая безо всякого волнения подвела ко мне своего качающегося ребёнка. Он надрывно кашлял и глотал сопли, и его красный гребешок так забавно подрагивал, что я невольно улыбнулся.

– Что смешного, некрылатый? – закудахтала она. – Над больным насмехаешься! Тебя за это клюнуть?

– Вовсе нет, – отстранился я. – Просто никогда не видел столь красивый гребешок. В конце концов, я никогда и птицелюдей-Петухов не видел.

Она подозрительно сощурилась. А потом усмехнулась.

– Ладно, ладно, я тебя просто журю, – отмахнулась она.

– Вы так доверчиво ко мне подошли, – открыто отметил я. – Первый такой птицелюд!

– Крылатый, попрошу! – покачала головой она. – А так чего тебя бояться? Сторож Чумных доверяет тебе. Значит, и я доверяю.

– Народ Агнанеи выглядит так, будто Сторож Чумных важнее, чем сам Покровитель, – удивился я, потихоньку доставая записи.

– Ну… Не важнее Спящей. Так жаль, что она покинула нас. – Птицелюдка опустила голову, вздыхая. – Но она оставила нам Сторожа, назначила его в самый трудный момент. А вот нынешний Покровитель… Не знаю…

– Я никогда не видел Спящую, – прогнусавил её сын. – А вот Сторож Чумных всегда о нас заботился.

Слова крылатого ребёнка впечатлили меня больше, чем вся реакция толпы. Муракара, их мостик между Агнанеи и Спящей, значил для них гораздо больше, чем все Ахасе вместе взятые. Я взглядом нашёл в толпе Муракару и увидел, как тот вьётся из стороны в сторону, уверенно и спокойно раздавая поручения своим воинам. Во мне проснулось уважение к нему – уважение, сравнимое с тем, какое я испытывал к правителям.

– Муракара, Феникс, Мира! Посланник прилетел! Быстрее!

Я вскинул голову и увидел Гили, голосящую изо всех сил. Птицелюди недоумённо подняли взгляды на неё. Я же по её испуганному выражению лица и по обеспокоенному Захарии понял: дела приняли иной оборот.

Мы с Мирой одновременно оказались у Муракары, не менее поражённого, чем мы сами.

– Продолжайте пока без меня, – спокойно отдал приказ Муракара и обернулся к нам. – Думаю, вам стоит полететь со мной. Так безопаснее.

Мы согласно кивнули и отправились к Гили с Захарией. Уже наверху к нам подлетел новый Посланник – щупленький птицелюд с рваными грязно-коричневыми перьями. Похоже, он больше выполнял роль гонца, нежели представителя Ахасе.

– Сторож, помоги! – в панике зашептал Посланник. – Оказывается, Птенец может не только лечить, но и заражать чумой!

Я остолбенел. Разве может дар причинять боль?..

5. Предмет

Не успели мы спуститься с Ахасе, как вернулись. Не успели мы покинуть зал собраний, как забежали обратно.

И вновь перед нами грозно возвышающиеся над головами ряды, полные птицелюдей, строго уставившихся на нас. Только вот в этот раз они обсуждали отнюдь не наши поступки.

– Калатрея Дьяус!

Сдерживаемый стражами, однако не терявший достоинства, Покровитель (или уже бывший Покровитель?) впервые на моей памяти сложил крылья.

Совет принялся говорить: один за другим, предложение за предложением, будто все эти крылатые – единый разум.

– Вы совершили самый неосторожный поступок, который нам доводилось видеть.

– Вашими стараниями Агнанеи теперь под угрозой погружения в хаос.

– Вы совершенно неправильно меня поняли, – начал Дьяус отнюдь не растерянно – наоборот, будто разговаривая с глупыми детьми.

– Молчать! – возвестил зал.

– Новости ещё не успели дойти до нас, а они уже в курсе событий.

– Более того, их знания ошибочны, и стоит им узнать подробности, как мы окажемся на грани бунта.

– Чем вы объясните столь катастрофически опрометчивый поступок?

Дьяус нетерпеливо шагнул вперёд и расправил было крылья, но стражи тотчас остановили его, выставив вперёд оружие. Глубоко вздохнув, он, вопреки жесту унижения, продолжил, будто его не заметив:

– Повторюсь, вы совершенно неправильно меня поняли, даже не постаравшись вникнуть в мои помыслы. Цель моего поступка – лишь польза для Островов.

– Ближе к делу.

– Так вот, – слегка раздражённо заклокотал Дьяус. – Мы принесли добрую весть Агнанеи – нижним островам, землям чумы. Понимаете ли вы, что, скрыв её, мы бы породили большую ссору? Думаете, никто из присутствующих не рассказал бы им об этом скрытно, без официального объявления? – На этом вопросе он многозначительно обернулся к Муракаре. Тот лишь по-птичьи чётко цокнул, ничего не ответив. – Я, как представитель власти, должен был правильно донести эту новость, чтобы та не превратилась в домыслы и слухи. Агнанеи верит нам. Мы не можем разрушить нашу репутацию перед простыми крылатыми, а наоборот, должны растить её и поддерживать. Спустя столько лет у нас есть шанс привлечь их внимание и восстановить доверие…

– Итого? – прервала его одна из приближённых Спящей.

– Таким образом, это была возможность переманить Агнанеи на свою сторону. И я ей воспользовался как можно скорее.

Зал загоготал и зашептался. Я даже обрывков фраз не мог уловить: они слились в единое эхо клокотания, кудахтанья и вскриков. Дьяус отнюдь не терялся перед толпой – кажется, даже наоборот, прямил спину: их замешательство делало его сильнее. Муракара же раздражённо склонился ко мне.

– Даже хорошо, что этот сопляк так рано начал рыть себе могилу, – пробормотал он. – Хоть он и успел наворотить дел в самый неподходящий момент.

– Получается, они снимут его с роли Покровителя? – негромко ответил я, безуспешно стараясь уловить хотя бы отголоски этого вывода среди птицелюдей.

– Это было бы единственным разумным решением.

– Внимание! – пророкотал зал, и от крика задрожал даже пол. – Решение принято!

Крылья Дьяуса дрогнули.

– Вы даже не выслушаете…

– Мы услышали достаточно, – начал один.

– Приговор вынесен, Калатрея.

– Приговор?! – возмутился тот. – Я что вам, какой-то подсудимый?! Я Покровитель Островов Уса!..

– Молчать! – звонко крикнул женский голос.

– Более вы Покровителем не являетесь, – продолжил другой. – По крайней мере, до восстановления своего доверия.

Дьяус притих.

На лице Муракары я не увидел улыбки. И понимал почему: разве после такого проступка Дьяуса ещё можно вернуть на пост Покровителя?

– Вы так хотели добиться доверия Агнанеи, что потеряли доверие Ахасе.

– Ваши действия были недопустимо неосторожными. Особенно в свете последних событий.

– Если бы не то, что этот ребёнок может вызывать чуму, вы бы о таком и не задумались! – воскликнул Дьяус.

– Ещё одно слово – и ваш приговор изменится! – прервали его из зала.

Теперь Дьяус шагнул назад. Несложно было заметить, как он уже трясся – то ли от ярости, то ли от страха, то ли от всего сразу.

– Калатрея Дьяус, мы выдвинули вашу кандидатуру Покровителя лишь потому, что вы вдовец Спящей. Но вы показали лишь то, что вы нисколько не переняли её знаний.

На этих словах я увидел движение в фигуре Дьяуса. Краем глаза я заметил, как Мира напряжённо сощурилась.

– Что такое? – шепнул я.

– Он кое-что сказал… Потом, – отмахнулась она, когда приближённые Спящей вновь заговорили:

– Если ваша жена не смогла научить вас править, то придётся нам преподать вам урок.

– Поскольку вы совершенно забыли об осторожности и перепроверке, мы поставим вас на пост того, кто будет следить за грядущими новостями.

– Теперь вы будете следить за Птенцом, вашим сыном, пока его способности будут раскрываться. Мы отправим вас в безопасное место – на отдалённый остров, куда не дотянется ни одно крыло и который будет неустанно охраняться стражами. Иных помощников у вас не будет: Наседкам слишком опасно находиться с Птенцом. Любые сведения о Птенце вы будете передавать через стражу.

– Ваше недолгое покровительство закончилось. Вы вновь лишь Калатрея, как и заведено нашими порядками.

От уверенности Дьяуса не осталось и следа: его фигура осунулась, а крылья касались земли, и перья волочились по ней, как разноцветные тряпки.

– Вы поняли вынесенный вам приговор, Калатрея Дьяус?

Тот замялся. Наверняка хотел что-то возразить, но не мог.

– Калатрея Дьяус! Вы услышали ваш приговор?!

– Да. Да, я понял, – сдавленно ответил он.

Словно по безмолвному приказу, Дьяуса развернули и повели прочь из зала. Диковинное зрелище.

– Сторож чумных, вас мы просим рассказать обо всей обстановке Калатрее Дьяусу. Это поможет ему в его наблюдениях.

– Будет сделано, – кивнул Муракара и отправился за стражами.

Мы же на мгновение остались на месте. Я вспомнил про замечание Миры и тут же обратился к ней:

– Хей, Мира, а что ты услышала?

– Хм… – Она напряжённо вскинула уши, провожая взглядом Дьяуса. – Он сказал, что ненавидит Карунаву. И всё, что она делала.

– Боюсь, её знания он вряд ли впитал, – скрестив руки на груди, покачал головой Захария.

– И вряд ли что-нибудь поймёт сейчас, – с отвращением пробурчала Гили.

Я наблюдал, как Дьяус переступает порог арки. Пламенное сердце заискрилось, стоило мне осознать:

– Нам надо пойти за ним.

– Почему же? – скептично изогнул бровь Захария.

– Потому что я не могу оставить Птенца с ним наедине.

И я поторопился следом за Муракарой.

* * *

В крохотном домике на окраине Ахасе – так далеко от дворца, что его едва ли было видно за парящими глыбами, – стояла ночная тишина, прерываемая лишь потрескиванием пламени и завыванием ветра за окнами. Похоже, это бывшая лекарская: по углам – стол и бытовая утварь вроде ступок или сосудов, ингредиенты для зелий, развешанные над головами, и маленькая постель напротив. Вскоре Муракара сказал, что эта хижина принадлежала тем, кто пытался найти лекарство от чумы, но сейчас их переселили в более чистые и просторные покои, достойные их трудов.

«Приданое» для Птенца, выданное испуганными Наседками, Дьяус аккуратно разложил на столе, при этом брезгливо оглядывая окружение, явно не соответствующее понятию порядка. Калатрея едва ли касался мебели, и только на кровать он смог усесться. Рядом покачивалась колыбель с Птенцом. Тот не спал – наоборот, напряжённо рассматривал нас и своего отца, не обращавшего на Птенца никакого внимания. Я же обращал на Птенца всё внимание, что у меня имелось: его напряжение и страх передавались мне и пульсировали внутри, словно маленькое сердце ребёнка стало моим собственным. Мира взволнованно глядела на меня, но я совсем не слышал её эмоций за пеленой чувств Птенца. Захария же с Гили отправились ко сну: они не смогли преодолеть усталость, как мы с Мирой.

Вскоре стражи по поручению Муракары ввели заболевшего. Им, а вернее ей, оказалась одна из Наседок. Я уже и не помнил, была ли она одной из встреченных мной или нет: все они были на одно лицо. Пернатая и пузатая, с проплешинами (её словно ощупали), а по телу её поползли чёрные кровяные сосуды. Лицо её осунулось, как у старого пса.

– Я привёл вам больную, чтобы вы расспросили её о произошедшем, – возвестил Муракара, стоя у входа скрюченным вороном.

– Я не доктор, – раздражённо махнул крылом Дьяус. – Откуда мне знать, что привело к её болезни? Как Птенец её спровоцировал? Они понимают, что я последний, кому можно поручить подобное?

– Хотите вы или нет, Калатрея Дьяус, но вы будете исполнять их поручение, иначе застрянете здесь до конца своих дней, – строго оборвал его Муракара.

– Да как ты…

Но их обоих прервал кашель больной птицелюдки. Даже Мира дёрнулась: несмотря на её вечный иммунитет к любой болезни, инстинкт отстраняться от чумных у неё остался. Она также попыталась закрыть нос и мне, но я остановил её.

Дьяус же слегка отступил, но не остановился. Его взгляд бегло опустился на Птенца, перья на разноцветных крыльях привстали. Но самообладание быстро вернулось к Калатрее, и тот сказал:

– Хорошо. Значит, будет так. В конце концов, я хочу заручиться поддержкой Агнанеи, а для этого нужно знать, как вылечить эту дрянь. Рассказывай, Наседка, как это случилось?

Та открыла было рот, но кроме хрипа и чиха оттуда ничего не вырвалось. Мы с Мирой напряжённо переглянулись, тогда как Муракара осторожно наклонился к Наседке.

– Это для вашего же блага. Он хочет помочь.

– Но я… – наконец смогла сказать она, нервно озираясь. – Я ничего не сделала. Это само произошло. Ничего особенного…

Похоже, Дьяус без труда прочитал её эмоции:

– Будешь лгать – и всем Островам Уса конец. Благодаря тебе. Если твоя маленькая ложь разрушит мою страну, то, не сомневайся, тебя ждут очень плохие последствия.

От одних его слов у меня пробежали мурашки по коже.

– Калатрея Дьяус, это прямая угроза, – оборвал его Муракара. – А ими делу никак не поможешь.

– Если бы я это не сказал, эта Наседка сейчас не задумалась бы над тем, что собиралась нести полный бред мне в глаза. Сторож, не в твоих полномочиях рассказывать мне, как разговаривать с подданными: тебя назначили управляющим, а не правителем.

– Да, Калатрея, прошу прощения.

Раз Муракара сам с ним соглашается, должно быть, это правда. Никто не должен превышать своих полномочий, как бы то ни было. Только вот опытный Муракара явно разбирается в мирских делах намного больше молодого Дьяуса.

– Можешь приступать, – благосклонно махнул крылом Дьяус.

– Я, я… – запнулась Наседка, вся трясясь – и не поймёшь, от лихорадки или от волнения. – По вашему приказанию, Калатрея Дьяус, мы хотели вытащить Птенца из кроватки, чтобы спустить его на Агнанеи.

На этих словах Муракара побледнел. И я его прекрасно понимал: оказывается, Дьяус не собирался ограничиваться объявлением.

– Но он почему-то начал сопротивляться… Это совсем на него не похоже. Так рьяно вырывался и вопил, что пришлось его… ну… немножко посильнее прижать к себе.

– Немножко посильнее? – переспросил Дьяус.

Я почувствовал укол в сердце. Птенец, будто понимая слова Наседки, начинал подрагивать, лицо его зарумянилось.

– Н-ну, мы… перехватили его за конечности. И закрыли рот. И он вдруг вывернулся – и вспышка… Я стояла ближе всех. – После чего она пронзительно закашляла.

От её рассказа мурашки бежали по спине. Они обращались с Птенцом как с животным или вовсе предметом…

Голос Дьяуса вырвал меня из мыслей.

– То есть вы посмели прикоснуться к его телу, зная, что он может нанести себе вред? Или что вы можете нанести ему вред? Как вы это объясните?

В его тоне, в его глазах таился покалывающий холод. Пламенное сердце тем не менее противилось ему: что-то не так.

– Мы хотели исполнить приказ, ваш приказ, Калатрея Дьяус…

– У вас не оказалось достаточно мозгов, чтобы понять, что насилие над Птенцом ситуации никак не поможет?! – гневно прошипел Дьяус, перья его вновь вспушились.

– Но он сам начал вырываться, мы только хотели исполнить приказ!..

Впервые Дьяус задумался, напряжённо сощурившись. Прислушиваясь к сердцу Птенца, я пытался понять, что же меня так смущало.

Вдруг меня словно охватило невидимой нитью, и я, заворожённый, обернулся к Птенцу. Я сделал пару шагов к нему, и, к моему удивлению, никто не стал меня останавливать. Дьяус, наоборот, даже пропустил.

Я опустил ладонь в колыбель. Маленькие руки схватили её и прижали к сердцу. Птенец испустил глубокий звук, словно умоляя спасти. А глаза ширились и намокали. Наконец я приложил пальцы ко лбу Птенца, и осознание пронеслось по моему телу прямиком к пламенному сердцу.

– Он не просто предмет, Калатрея Дьяус, – произнёс я, чувствуя, что это не совсем мои слова – это мысли Птенца, которые уже я выразил как мог. – Он живой. Он ваш сын.

Дьяус отстранился, вероятно пожалев, что подпустил меня к Птенцу. Мановением руки он приказал стражам увести Наседку. И лишь когда она полностью скрылась, улетев, он продолжил:

– Я знаю. И не тебе меня обвинять, некрылатый.

– Как бы вы ни ненавидели меня, только я могу читать мысли Птенца, – покачал головой я, старательно игнорируя оскорбления. – Кем бы я ни был, вам придётся смириться с этим.

– Ну и что? – вдруг бросил Дьяус. – Да, он мне сын, но я не обязан любить его. Наверное, вы догадываетесь, что мы с Карунавой поженились по расчёту. Ребёнок – лишь её наследство, и не больше.

Птенец сжал мою руку. Я обернулся к нему и понял, что всё его внимание сосредоточилось на «отце».

– Я понимаю, что эта моральная дилемма требует разрешения, но сейчас разговор не об этом, – прервал нас Муракара. – Разговор о вашем поступке, Калатрея Дьяус. Чего вы хотели добиться, Калатрея Дьяус, разболтав о наших тайнах Агнанеи? Переманить всех на свою сторону?

Дьяус слегка расслабился, сложив крылья. Наверняка потому, что тема политики ему гораздо более близка, нежели чувственность.

– Может быть. И что? Это акт доброты. Им она нужна.

– Но ведь вы делаете это не по доброте душевной. Спящая сделала бы совсем не так.

– А я обязан быть альтруистом? Обязан делать как Карунава? То, что мы были женаты, совсем не значит, что я должен перенять её манеру действовать как безмозглый ребёнок.

– Тем не менее этого от вас ожидали.

– Это не мои проблемы. Я хочу решить настоящую проблему, а не притворяться второй Карунавой. Она постоянно медлила и осторожничала. В итоге Ахасе и Агнанеи так отдалились друг от друга, будто две разные страны. Причём последняя погребена в чуме. Если бы она не прятала Птенца, не упала в постоянную прострацию и не опустила руки, излечение Агнанеи произошло бы раньше.

– Если вы что-то и хотите получить от Агнанеи, они смогут дать только…

– Свою преданность? Ты правильно понял. Острова Уса будут едины. И нет разницы, объединю я всех из альтруизма или из гордости.

Он бросил взгляд на Птенца. Я сильнее сжал маленькую дрожащую ручку, смотря Дьяусу в глаза.

– Что же до ребёнка… Я знаю, что все хотят только того, чтобы я передал ему знания Карунавы и побыстрее исчез с общей картины. Но этого не будет. Я больше чем просто ходячая цель.

Эти слова… звучали так странно. Целый рой мыслей пронёсся в голове, и я замотал ей, чтобы отогнать тревогу. Хотелось возразить Дьяусу, хотелось сказать, что не всем нам суждено быть великими, что придётся жертвовать миром ради своих желаний, но… Отчего-то я смолчал. Почему?

За меня Дьяусу ответил Муракара:

– Вот к чему приводит гордыня, Дьяус. Из-за ненависти к Спящей, к её путям и к её наследству ты не смог полюбить собственного сына. Сделать что-то гораздо важнее, чем прийти к власти и, возможно, улучшить жизнь своих подданных. – Сторож чумных подошёл ближе, выпрямляясь и становясь выше Дьяуса. – Но у тебя есть шанс начать путь добра: попробуй наладить отношения с Птенцом. Да, ты не обязан его любить. Однако ты должен понимать: у тебя есть сын, и он такой же крылатый, как и ты. Который рано или поздно займёт своё законное место, оставленное Спящей, его матерью.

Дьяус вздохнул, внимательно смотря на Муракару снизу вверх, будучи физически выше.

– И что мне с этого будет?

– Если у тебя получится, я замолвлю за тебя словечко перед советом, чтобы они вернули тебе покровительство на то немалое время, пока Птенец вырастет. И уже потом вы вдвоём решите, что будете делать.

* * *

Пришло время и нам с Мирой покинуть лекарскую хижину. Муракара распрощался с нами, а мы полетели в сторону дворца, где стражи покажут наши покои. Время от времени крылатые встречались даже в сумерках: кажется, ночные птицы-хищники не могли уснуть, – но они не смущали нас.

Мира плясала в вышине, рисуя крыльями удивительные узоры. Я останавливался, паря в воздухе, только чтобы увидеть её танец и её улыбку – по-новому счастливую. В конце концов, Мира путешествовала – пускай и так сумбурно, пускай и с такими страданиями. Я до сих пор жалел, что часть из них причинил я сам, поэтому мне хотелось восполнить всё, что ей наговорил.

Подлетев к ней, я взял её за руку и закружил, как меня когда-то научила Виктория. Похоже, Мира даже не вспомнила Эллиадию и подчинялась воздушному чувству лёгкости – чувству, не затемнённому мрачными мыслями. В отличие от меня.

– Ты волнуешься, будто в первый раз, – отметила она, ошеломив меня. Будто я не ожидал, что она прислушается к пламенному сердцу!

– В первый раз что? Танцую? – попытался сойти за дурачка я, на что Мира лишь мягко улыбнулась.

– Не притворяйся, что не понял. Я про Птенца. Про наследника.

– В первый раз было полегче, на самом деле. Я знал, что делаю… почти знал! – неловко усмехнулся я.

– После того как Захария сказал, что ты собирался меня похитить, могу представить, – хихикнула она в ответ. – Но сейчас ты не почти, а совсем не знаешь, что делать.

– Да… Всё стало так сложно, – тихо пробормотал я, касаясь её руками своего лба. – Разве я имею право вмешиваться в жизнь целой страны? Кто станет главным, как они избавятся от всех бед? Я будто плыву по течению…

Вдруг Мира, не дав мне договорить, взяла мои руки и закружила меня, ведя вперёд и в стороны. Я сам не понимал, куда плыву в бесконечном звёздном море. Всё: и вода, и небеса – слилось в единое целое – тёмное, но мягкое. Лишь острова проплывали мимо.

Но я замечал лишь одно. Миру, свой свет, перекрывший тьму. От её прикосновений становилось теплее, от её касаний горело пламенное сердце.

– Видишь, плыть по течению не так уж и плохо, – тихо сказала она, ласково улыбаясь. – Я понимаю, положение сложное. Намного сложнее предыдущих, как тебе кажется. Но ты выберешься, ты умеешь это, как никто другой. Ты это сделаешь. Я знаю.

– Знаешь лучше меня? – с сомнением усмехнулся я.

– Некоторые вещи видно только со стороны, – изящно качнула головой она, тряхнув ушами. – Я слишком хорошо тебя узнала. Слишком много увидела. Не отвертишься!

Мы рассмеялись. Её слова журчали чистым ручьём, огибающим огонь. Так непривычно-странно и вместе с тем ново и ужасно приятно.

Но что-то по-прежнему покусывало изнутри. Только я сам не мог вспомнить что.

– Не каждый способен принять свою судьбу, как ты, – напомнила Мира. – Дьяус её не выбирал.

– Но я его понимаю, – покачал головой я. – К сожалению. Вдруг я тоже всего лишь… ходячая цель? Предмет?

В глазах Миры заблестели искорки. Она взяла меня за руки и проникновенно посмотрела на меня.

– Точно не для меня, Феникс. Не для твоих друзей. Не для тех, кого ты спас.

– Это… правда, да.

Тем не менее что-то по-прежнему ощущалось неправильным. И Мира это прекрасно знала: уши её опустились, а лицо исказилось в напряжении.

– Спасать мир – это благородно, Феникс. Тем более по собственному желанию. Пускай эту цель тебе и навязали.

– Назначили, – слегка раздражённо поправил я.

– Тяжело говорить так о том, над чем ты не имел власти.

– Давай не сейчас, – выдохнул я.

Миру тряхнуло. Она явно хотела обсудить это, обсудить тотчас. И я прекрасно знал почему, ведь…

– Я разделяю твои чувства, Мира. Но наша судьба и наказ Создательницы… Всё слишком сложно. Я хочу быть с тобой. И это всё, что важно.

Наконец она, обиженно растопырив уши, успокоилась. Из камня вновь превратилась в ветерок.

– У тебя совсем иная судьба, иной выбор, который ты совершил, Феникс. Дьяусу ещё предстоит многое понять. Но, боюсь, мы совсем не в том положении, чтобы ему в этом полноценно помочь.

– Как минимум потому, что нам ещё пятнадцать, – напомнил я. – А ему под сотню, не меньше…

– И то правда! – рассмеялась она. – В любом случае ты справишься. Точно. И мы с Гили и Захарией тебе поможем, конечно же. Мы не Проводники, но тоже кое-что можем!

Её улыбка грела сильнее пламенного сердца. Хотя и оно отзывалось неукротимым огнём. И как мне раньше удавалось его подавлять?

– Я люблю тебя, – вырвалось у меня.

Мира сразу зарумянилась. Но, поджав уши и опустив взгляд, конечно же, ответила:

– Я тоже тебя люблю.

6. Бунт

Не суждено мне было выспаться. Я бы не сказал, что мы зря провели время с Мирой, паря в облаках, однако прерывать глубокий, погружающий в неизведанное сон невыносимо.

Когтистая рука вырвала меня из потустороннего мира грёз. Я, плохо соображающий, что произошло, не во сне ли я, с тяжёлой головой обернулся и увидел бодрящий взгляд жутких светящихся глаз. Я было вскрикнул, но эта самая рука заткнула мне рот, а владелец произнёс знакомым хриплым голосом:

– Мне нужна помощь, Проводник. И твоих друзей. Срочно.

– Прямо сейчас?.. – пролепетал я, ещё не поладив с заплетающимся языком.

– Да! Прямо сейчас! – грозно оборвал меня он. – Одевайся и бери с собой Княжну. А Скакунью и Скептика отправим в другое место.

Одежда полетела мне в лицо, и я, окончательно этим разбуженный, снял рубашку, разглядев перед собой сгорбленную пернатую фигуру. Муракара.

Значит, дело действительно срочное.

– Ч-что случилось? Почему вам нужен именно я?

– Мне нужны те, чьё здоровье способно выдержать напор чумы. Вы с Княжной как раз подходите, а для Скептика и Скакуньи у меня другое задание.

– П-постойте! Скажите хоть, что происходит?! – двинулся вперёд я.

Муракара в то же время двинулся на меня, и мы чуть не столкнулись лбами.

– На Агнанеи бунт.

* * *

Повсюду царил полный хаос. Мы только выглянули из комнаты, и в коридоре на нас тут же наткнулся один из прислужников совета. Он бросил в нашу сторону какое-то усовское, судя по всему, ругательство и, взмахнув крыльями, быстро оказался на другом конце прохода. Эта спешка, этот гомон сопровождали нас повсюду.

Сперва мы нашли «Княжну», Миру, и оставили её одеваться, пока будили остальных. Признаться, я чувствовал себя ужасно неловко и неуютно, расталкивая её, в коротенькой ночнушке, и я бы понял, если бы она меня стукнула за это. Но Мира оказалась более чем понимающей и даже не стала задавать вопросов.

«Скептика» Захарию и «Скакунью» Гили Муракара быстро разбудил и увёл в сторону того громадного зала, куда направлялись и приближённые Спящей. Несмотря на толкучку и гул, они сохраняли поразительное спокойствие и торопливым шагом (ни в коем случае не бегом) двигались к середине дворца, как пчёлы к улью.

В конце концов я дождался Миру, и мы с вернувшимся Муракарой буквально выскочили к обрыву. От наплыва эмоций и недосыпа я слегка зашатался, вдруг забоявшись высоты (или же того, что крылось за ней, внизу?), но Мира поймала меня за локоть.

– Я надеюсь, мы хоть раз за это путешествие нормально отоспимся, – пробормотал я, натянуто улыбаясь.

– Покой нам только снится, – покачала головой Мира. – Прыгаем?

Муракара уже навострил крылья. Я кивнул Мире, и мы, расцепив руки для удобства, головой устремились в вышину.

Не то чтобы мы были хорошими летунами, но уже научились достаточно: шквальный ветер, ударивший по бокам, нас почти не сдвинул с намеченного курса. Секунда за секундой приближалась поверхность нижних островов, и уже сверху я заметил признаки волнений.

Ало-рыжие огни горели в предутренних сумерках, как фейерверки в ночном небе Кинсе Баолей в Империи Лонг. Казалось, воздушные фонарики медленно перемещались в разные стороны. Как звёзды во время звездопада, они то и дело сталкивались и вспыхивали искрами. Искрами, поглощающими все Агнанеи.

Всё ближе и ближе. Искры разгорались языками пламени, лижущими кроны деревьев. Дома разваливались, как игрушечные. Крылья порхали перед глазами, словно перья от разорванной подушки.

Наконец Муракара сжалился над нами и спикировал в сторону, где жар не так опалял лицо. Самым спокойным местом оказалось древо Прагана Гасай – гигантское убежище, вокруг которого тем не менее скапливалась и кружила пернатая толпа.

На поверхности нас встретили воины Островов. Среди них мельтешили и знакомые лица, которые я видел с Мура-карой. Мы с Мирой приземлились по обе стороны от Сторожа Чумных, удивляя своей важностью местных.

– Они со мной, – тут же бросил Муракара. – Они не заболеют чумой, а нам это важно.

– Сторож! – выскочил вперёд один из тех стражей, которые отвели нас сюда в первую нашу встречу. – Сторож Муракара, они прорываются сквозь защиту. Мы не можем их ранить, приказа подавлять не было. Но так они сожгут всё, и Прагана Гасай тоже!

– Чего Древо только не пережило, – отмахнулся Мура-кара. – Как бы они не сожгли себя и не полетели наверх…

Он многозначительно кинул взгляд на Ахасе. Я же удивлённо взглянул на него: неужели он готов пожертвовать тысячелетним древом ради мира?

– Так каков приказ, Сторож?! – в нетерпении подорвался молодой воин.

– Никаков, – небрежно бросил тот.

– Как это «никаков»?..

Кажется, моё сердце остановилось вместе с сердцами воинов. Не собирается же Муракара просто стоять и смотреть, как его Родина разваливается на куски?

– Ахасе ничего не решили. Калатрею отстранили от покровительства, решать некому.

Так вот в чём дело… Всё гораздо сложнее, чем я думал.

Воины переглянулись между собой, кажется понимая положение гораздо лучше меня.

– Лучше бы им решить, иначе их самих… – злобно пробормотал один из стражей, но Муракара грозно прервал его:

– Они – твои правители, а ты – их воин. Не ты ли давал клятву служить им верой и правдой? Так не тебе их осуждать! Принимай их решение как данность и следуй воле тех, кому дал обещание.

– Простите, Сторож, – тут же поклонился он, отступая.

– Может быть, я тоже хочу им многое высказать, – уже тише сказал Муракара, – но это не моё дело. Моё дело – работать. И, раз уж приказы отдавать некому, придётся взять дело в свои крылья.

Повисло молчание. Его прервал грохот: толпа надвигалась и, казалось, вот-вот повалит Древо. Искажённые злобой лица жутко мелькали сквозь ветви.

«Почему же Муракара не правит Островами? Он ведь гораздо лучше понимает народ, чем кто-либо другой», – промелькнуло в мыслях. Может быть, есть какой-то способ поставить его во главу?..

– Чего они требуют? – спросил Муракара, наблюдая за происходящим, словно зная ответы на все свои вопросы.

– Выдать им Птенца, – быстро ответил молодой воин. – Они часами кричат об этом. Так почему бы не сделать это, Сторож? Ведь Калатрея обещал…

– Мало ли что Калатрея Дьяус обещал, – отмахнулся Муракара. – Я разве не сказал, что он отстранён от покровительства? Знаешь почему? – Он оглядел своих воинов и, когда те собрались поближе, негромко сказал: – Потому что он соврал. Птенец не только лечит. Но и губит.

Воины будто окаменели. Я схватил за руку Миру: не зря ли Муракара раскрыл им все карты?

– Ахасе… Проклятые Ахасе! – крикнул один из воинов.

– Я так и знал, что они всегда лгут! Лишь бы самим крылья не пачкать!

– Поэтому они и сидят наверху: лишь бы чумой не заразиться, как мы. Мы же для них не важнее навозных мух!

– Вот почему Посланника не приняли обратно: он же чумной, им такие не нужны. Они даже не попробовали вылечить его, своего!

Зря. Очень зря Муракара это сказал. Сердце моё забилось, и, чтобы хоть как-то его утихомирить, я схватил Муракару за локоть и попросил отойти. Тот не был против: кажется, ему самому стало нехорошо.

– Зачем вы сказали им правду, Муракара?! – тут же негромко воскликнул я. – Они теперь в ярости! Они и так не любили власть, а теперь им нет смысла за неё сражаться.

– Потому что они должны знать, что происходит. Рано или поздно они бы и сами поняли, что что-то тут нечисто, – пробормотал Муракара, крылом потирая висок.

– Вы поступили не лучше Дьяуса, – бросила Мира, и я слегка сжал её руку, но после ответа Муракары не стал больше возражать.

– Дьяус соврал, пускай и от незнания. Я сказал правду.

– Эта правда отвернула их от вас, – непонимающе отозвался я. – Теперь у нас нет союзников на Агнанеи…

Как только я это произнёс, за спиной Муракары стали собираться воины. Один за одним они взмывали в небо, намереваясь улететь сквозь ветви. Я открыл было рот, чтобы предупредить Муракару, но тот лишь поднял крыло.

– Я знаю. Я слышу.

– Так почему вы не попытаетесь их остановить? Они только подпитают силы восстания! – прикрикнула от непонимания Мира.

Редко я её такой видел. Возможно, с силой к ней пришла и Медвежья ярость.

– Потому что, Княжна, я не правитель и даже не лидер, – устало произнёс Муракара. – Я Сторож Чумных. Меня назначили следить. Не управлять. Я исполняю приказы, просто за это время научился самостоятельности.

– Разве не очевидно, что не нужно было так сразу им всё вываливать на головы? – спорила Мира. – Вы слышите этот народ! Вы могли спасти ситуацию!

– Я слишком долго лгал. Все мы слишком много лгали. И вот к чему привела ложь. – Он тяжело вздохнул. – Пора искупить все грехи, исправить ошибки. – Обернувшись к Мире и взглянув ей прямо в глаза, он продолжил: – Да, ты права, Княжна, я мог спасти ситуацию. И всё ещё могу. Только попрошу вас об одном: сопроводите меня наверх. Я улажу всё сам.

– Сам? Как это – сам? – захлопал глазами я. – Против вас все…

– Просто смотрите и учитесь, – невесело усмехнулся он, вспархивая.

Мы взлетели за ним, преодолевая верхушку Прагана Гасай. А под ногами – ад.

Толпа, поглощённая огнём и местью, превратилась в пожар, способный уничтожить Острова. Они кричали, вопили, визжали и плакали – певучесть птиц превратилась в безжалостную какофонию.

– Мы не умрём!

– Отдайте Птенца!

– Мы не умрём!

– Отдайте Птенца!

Раз за разом их слова становились всё громче и хаотичнее, или же это в моей голове они закрутились, завертелись, словно я и сам попал в пламя. Постойте-ка… Кажется, я могу их угомонить – хотя бы на минуту.

Взмахнув рукой, я сосредоточился. Пламя, сколько обрывочных кусочков и искр, на которых надо сосредоточиться и которые надо собрать… Нельзя, чтобы Агнанеи сожгли. Нельзя, чтобы огонь уничтожал, а не создавал.

Народ внезапно замолк, и я приоткрыл глаза. Их пламя поднималось вверх ало-рыжим вихрем, лишая толпу силы. Теперь они хотя бы на мгновение беззащитны. Даже воины, закравшиеся в толпу обычных птицелюдей, ошеломлённо глядели на Муракару.

В конце концов огни выстроились вокруг Муракары. Я потратил много сил на этот трюк, но теперь я мог слегка расслабиться.

Возгласы и восклицания не заставили себя ждать. Но едва их волна зародилась, как Муракара воскликнул:

– Агнанеи! Послушайте Сторожа Чумных!

Конечно же, незамедлительно последовали ответы:

– Какой ты Сторож?! Ты лишь сошка Ахасе!

– Почему ты ничего не делаешь?! Ты должен был нас излечить!

– Зря Спящая выбрала тебя, ты ни на что не годишься!

Я двинул рукой. Огни задрожали, и народ зашумел в панике. Я вмиг пожалел, что это сделал.

– Этот некрылатый хочет нас убить!

– Сторож связался с некрылатыми! Предатель!

– Хорошо, – вдруг пробормотала Мира. – Ещё раз.

– Что? Они же с ума сойдут от страха! – шепнул я.

– Но, возможно, замолчат. И послушают Муракару.

Что ж, ладно, Миру я могу послушать. В конце концов, она здесь наследница трона – не я.

Ещё одно движение. На этот раз толпа и впрямь притихла: почуяла настоящую опасность. Из-за их горящих страхом округлённых глаз я тысячу раз пристыдил себя. Но иначе никак.

– Не бойтесь! – по-птичьи воскликнул Муракара. – Проводник – наш союзник. Он хотел привлечь ваше внимание, чтобы вы меня послушали.

Народ замельтешил, но гул не поднялся. Не думаю, что он развеял их страхи, но, возможно, дал этому начало.

– Чего вы хотите, народ? Чего вы боитесь?

– Принесите Птенца! Прошу! – уже надрывно крикнул кто-то из птиц – кажется, рослый птицелюд с ослабшей женой на руках.

– Я не хочу умирать! – всхлипнула пожилая птицелюдка, оседая в руках здоровых родственников или подруг.

– Мой папа заболел… – прозвенел детский голосок. – У меня больше никого нет!

От её больших, круглых, ярких, как два цветных стёклышка, глаз, от их жуткой глубины меня пронзило. Их страшная пустота затягивала, и только когда Мира взяла меня за руку, я смог перенять её спокойствие и утихомирить своё сердце.

– Больше всего на свете я хочу, чтобы чума прекратилась, – проговорил Муракара, дождавшись, пока мольбы хотя бы слегка стихнут. – Я видел так много ваших смертей. Слишком много. Поверьте, я знаю, как никто другой.

Народ принялся недоверчиво переглядываться. Тем не менее их горе ещё не развеялось, посему гнев был заглушен.

– Я знаю, как вы настрадались. Вы теряли и продолжаете терять. Вы хотите, чтобы мучения остановились. И ваше спасение так близко, на расстоянии вытянутого крыла.

Он взметнул взгляд. Народ повторил за ним. И вновь загомонил. Но Муракара быстро взмахом крыла пресёк это, пусть и не полностью.

– Вы хотите сразиться за свои жизни. Но хватит ли у вас сил противостоять сильным и здоровым врагам? Много ли у вас шансов? Я был там и скажу прямо: вряд ли получится.

Я предвидел: от таких уговоров толпа, естественно, засопротивлялась бы. Спасая Муракару, я слегка мигнул искрами, чтобы народ отвлёкся. На этот раз они, конечно, испугались, но Муракара быстро переключил их внимание на себя:

– Но есть один выход. Есть одна старая традиция, которую знают все смертные. Традиция, благодаря которой даже самое слабое войско способно выиграть.

Посыпались робкие вопросы.

– Эта традиция – бой. Один на один. Самый сильный воин одного войска против самого сильного воина другого войска.

Народ затаил дыхание.

– Я буду вашим самым сильным воином. Я сражусь за вас – за тех, кого так долго опекал и защищал. И моя миссия – защитить вас вновь – возможно, в последний раз.

Гомон толпы из гневного и испуганного превратился в радостный. Улыбки, пение, смех. И главное – надежда. Нетрудно её почувствовать, даже без пламенного сердца.

Тем не менее моё пламенное сердце взволнованно трепетало синхронно с сердцем Миры.

– Но… вы уверены, что стоит это делать? Разве это хоть что-то решит? – больше не гневно, но неуверенно спросила Мира.

Меня же волновал иной вопрос:

– Вы сможете? Стать самым сильным воином Агнанеи?

Муракара обернулся. Его губы расплылись в той же усмешке – гораздо более горькой, нежели радостной.

– А я должен? – Он хмыкнул. – Кто сказал, что я вообще должен выиграть?

Мы с Мирой переглянулись, мысленно соглашаясь в одном: план Муракары был столь же гениален, сколь безумен.

* * *

Муракаре пришлось остаться на Агнанеи, нас же он отправил на Ахасе выяснить обстановку. Мы с Мирой едва ли обмолвились и словом, пока летели наверх: сказать нам было нечего. А вот обдумать – достаточно. Ведь Муракара подбросил нам совсем уж неожиданное решение, поддержать которое не то что трудно – невозможно.

Но когда мы прошли двери дворца Ахасе, наши мысли мигом переключились на то, какое решение принять здесь, наверху. А это оказалось сложным, ведь стоило нам зайти в привычный зал, как голову разорвало от гула и криков.

В Вондерландии мне не приходилось видеть ничего подобного. Приближённые Спящей гордо восседали в своих высоких гнёздах, собираясь сотами в осиный улей. Они шумели, горланили, прикрикивали. Птичья трель их голосов превратилась в душераздирающие взвизги, кудахтанья, клёкот…

Нам не терпелось найти Захарию и Гили, и нам повезло: они оказались совсем рядом со входом, точно хотели побыстрее уйти. Я только зашёл, а уже разделял это желание…

– Что за ужас тут творится?! – воскликнул я, чуть ли не подбегая к ним.

– Ну… Довольно очевидно: они выясняют, кому здесь достанется власть. Делёжка, в общем, – пожал плечами Захария.

– Ты так спокоен… – пролепетала Гили, дёргая ушами. – У меня от этого галдежа уже голова кружится.

Что ж, немудрено: зверолюдские уши слышат гораздо лучше человеческих и испытывают сейчас гораздо больший, в разы больший спектр эмоций от этой какофонии.

– В связи с чем ответный вопрос к вам: чего это вы так долго делали внизу? – недовольно скрестил на груди руки Захария. – Гили тут чуть ли не помирает…

– Я… Я в порядке, п-правда, – растерянно ответила она и вдруг схватилась за голову.

– Всё ещё, – строго покачал головой Захария. – В общем, ничего тут не произошло. Они спорят не по первому и даже не по второму кругу. И пришли ровным счётом ни к чему.

Он приобнял Гили за плечи, и та, раскрасневшись, вздрогнула. Я же невольно улыбнулся, сам не понимая почему.

– Можем идти? – задал последний вопрос Захария.

– Да, конечно, – закивал я. – Отведи её на свежий воздух… А мы с Мирой будем что-нибудь решать.

Они быстро удалились, а я взглянул на Миру. Та негромко вздохнула.

– Ты же знаешь, что не обязан решать за птиц, что им делать?

– Знаю, – пробурчал я. – Но не могу же я их так оставить. Птенцу будет нечем править…

– Ты помогаешь им вовсе не поэтому, – прервала меня она, – а потому, что не можешь иначе. А ведь тебя никто даже не вознаградит за это…

– Ха, а разве тебе не нравится, какой я герой? – пытался перевести всё в шутку я, но Мира, естественно, прочитала меня как открытую книгу:

– Я могу думать что угодно, а тебе нужно выполнять свою миссию, – строго ответила она.

Я растерянно отстранился, и она, заметив это, тут же смягчилась:

– Я… Я не это имела в виду! Просто ты так надорвёшься, и ради чего?..

Я непонимающе застыл, склонив голову. Разве я не прав? Я должен помогать наследникам. А без меня тут, возможно, всё развалится задолго до того, как Птенец вообще сможет взойти на трон.

Похоже, Мира быстро увидела мою растерянность и вновь вздохнула – гораздо тяжелее, чем в первый раз. Осторожно положив руку мне на плечо, она подняла на меня нежный взгляд:

– Поговорим об этом потом. Сейчас поздно стоять и молчать.

С этим я мог согласиться. Кивнув, я направился к центру зала. Даже стража не стала меня останавливать: судя по напряжённым переглядываниям, поняли, что не стоит вмешиваться.

– Совет! Совет, у меня новости с Агнанеи!

Конечно же, никто не услышал. Мой крик растворился в хаотичном хоре споров. Что ж, выбора нет.

Я вздохнул и, прикрыв глаза, прислушался к огню. Пламя само знало, что делать, и всполохами вырвалось из плеч. Я открыл глаза и заметил искры, парящие вокруг меня.

И бум! Фейерверк. Лёгкий, но достаточно шумный, чтобы привлечь внимание. Естественно, паника не заставила себя ждать.

– Что это? Пожар?!

– Это ваши проделки! Кто-то хочет нас убить и получить всю власть!

– Это некрылатый!..

– Стража, взять его!

Воины замешкались, и я кивнул им, чтобы те не стали спешить. Поэтому я громко, как мог, заявил:

– Совет, я прошу прощения за недоразумение! Я сделал это, только чтобы привлечь ваше внимание. У меня новости с Агнанеи!

– Так что же ты молчал?!

– Давай, выкладывай!

– Глупый некрылатый, мог просто сказать страже…

Сомневаюсь, что стража смогла бы и посмела бы их прервать. Я выступил в центр зала, оглядываемый со всех сторон. От стольких взглядов кружилась голова, но сердце моё было твёрдым. Ещё задолго до путешествия я слишком хорошо научился сносить множество взглядов, направленных на себя.

– Совет, на Агнанеи поднялся бунт! Они хотят Птенца.

Продолжить чтение

Вперёд, за Фениксом! Создадим Новый Мир

Пролог

Глава перваяОстрова Уса

1. Прощение

2. Чума

3. Суд

4. Противоречия

5. Предмет

6. Бунт

Глава первая
Острова Уса