Среди Теней. Мир Tornscape
Рукопись «Среди Теней» составлена Алдвином Мортенсоном Альтендантским. Данное произведение было создано благодаря кропотливым трудам и исследованиям моего коллеги Бориса Сапожникова, которому я выражаю свою благодарность
Толерская инквизиция. Эти два слова знала вся Кастилия, да и много кто за пределами прежде разделённого, а теперь объединённого под железным диктатом Новой Веры королевства. И слова эти внушали страх, ведь облачённых в чёрное, носящих красный крест святого Доменика, вышитый напротив сердца, инквизиторов боялись до мокрых подштанников, однако и без уважения не обходилось. Все признавали, что эти суровые люди готовы в Вере поспорить даже с охотниками из святого Калеба.
Первоначально инквизиция была лишь надзорным органом при Толерском университете. Главной задачей этой организации стало недопущение ереси среди студиозусов и преподавателей. Ведь методы обучения в лучшем университете Весторна была достаточно интересные. Особенно споры о догматах веры (прежней, конечно, Новую Веру никто не посмел бы оспаривать), когда аудитория делилась на две части, отстаивавшие прямо противоположные позиции. Так здесь учили противостоять еретическим учениям и их проповедникам. Метод пускай и довольно спорный, но вроде бы действенный. И тем не менее кое-кто из тех самых еретиков вполне мог закрасться среди студиозусов и начать распространять своё учение. Чтобы выявлять таких и была создана надзорная коллегия, очень быстро преобразовавшаяся в инквизицию. Потому что вовсе не тайные еретики и заигравшаяся профессура стала главной проблемой университета.
Гоэция – демон с долгой историей, уходящей вглубь веков. Никто не копался в ней достаточно серьёзно, опасаясь узнать слишком много, а многие знания, как известно, умножают опасть сгореть в очищающем пламени костра. Однако в Толерском университете преподавали вовсе не только одобренные старой церковью науки. Кое-кто (и их было не так чтобы мало) обращались к наукам тайным, часто с благими намерениями, вот только дорожка эта оказалась слишком кривой, и в конце её профессоров и студиозусов, жаждущих тайных знаний и запретных наук всегда ждала она. Гоэция – демонический покровитель алчущих знания любой ценой. Чаще всего разменной монетой становились кровь и души, то, что любят все демоны, и алчущие знаний охотно платили. Ведь платить приходилось не их собственными кровью и душой, Гоэция соглашалась на чужие – ей всё равно чьи пожирать, становясь сильнее. Кровь университетского профессора и кровь нищего с паперти для неё одинаково ценны, как и душа. Они одинаково насыщают Гоэцию, и в обмен она дарует новые знания, которые только сильнее распаляют алчность обратившихся к ней. Ведь каждый ответ содержит в себе сотню вопросов, каждая капля могущества заставляет жаждать ещё и ещё. И чего стоит в таком случае жизнь бродяжки или нищего из трущоб, который и так скоро помрёт от пьянства, дурной и скудной пищи, заеденный вшами и прочими паразитами. Кому он нужен, когда на кону стоят знания и могущество.
Но в конце концов всегда появлялись вежливые господа с крестом святого Доменика на груди и десятков кадриллерос за спиной. А после подвал, пытки, признание и костёр.
Со временем полномочия инквизиции расширились, и к обязанностям добавилась борьба с инакомыслием, а заодно и политическими оппонентами власти приора Толеро. Им также грозили подвал и пытки, но после не очищающее пламя костра, но виселица, топор палача, а когда и кол, – в зависимости от тяжести преступления.
С приходом Новой Веры едва не случился закат инквизиции, ведь у клириков были охотники на святых, по мнению многих прелатов отлично справлявшиеся с этой задачей.
Толеро не сдался без боя. Один из немногих приоратов, который не удалось взять военной силой и пришлось договариваться с приором. Тот не был дураком и понимал, против Новой Веры не выстоять, а потому отчаянно торговался, несмотря на то что результат был всем ясен с самого начала. Ясен он был и членам тайного гоэтического общества, решившего, что пускай лучше Толеро сгорит, чем станет ещё одной провинцией расширяющегося королевства. Как всё было на самом деле мало кто знает, архивы засекречены до сих пор, однако слухи ходят самые невероятные. Вплоть до того, что маги-гоэтики решили призвать саму Гоэцию, чтобы нанести врагу, которым считали Новую Веру, сокрушительное поражение. Так это или нет, знают лишь единицы, ведь никакого суда над адептами не было – их попросту передушили в подвалах после пыток, слишком уж опасные тайны выдали они, чтобы доверять их даже закрытому суду. Что уж говорить о публичной казни, где по вековой традиции зачитывают все преступления делинквента1.
Несмотря на это многие прелаты Новой Веры считали, что университет нужно уничтожить, а учёную братию разогнать. Инквизиция таким образом становилась не нужна. Вот только в этом вопросе возобладал голос разума, потому что без умных и образованных людей в новое время далеко не уедешь. Это доказали Ангельн и Кригмарк, активно развивающие науку, несмотря ни на что. Кастилия же, даже раздробленная, была едва ли не флагманом в этом вопросе, именно благодаря Толерскому университету – источнику не только вольнодумства, граничащего с ересью, но и центра всеобщего образования, позволившего Кастилии стать развитой, современной державой, несмотря на раздробленность.
После присоединения Толеро университет заполнили «братья народа» и калебаны, часто вмешивавшиеся в образовательный процесс, что пошло совсем не на пользу. И вскоре университет оказался на грани закрытия. Профессура попросту отказывалась приходить на лекции и диспуты, где торчали скорбные лики габриэлитов и вечно перекошенные в фанатичном оскале рожи калебанов. Пришлось идти на определённые уступки, чтобы возобновить работу, и снова понадобилась инквизиция с её веками наработанными методами работы, куда более тонкими, нежели те, кто предпочитали охотники на святых из ордена Чистоты. И тем не менее с каждым годом влияние инквизиции падало, сходило на нет, возвращаясь к первоначальной роли надзорного органа при университете, и это устраивало далеко не всех.
К примеру,до недавних пор великого инквизитора Толеро, а ныне скромного каноника ордена Чистоты Хуана де Рокаберти. Человеком он был в высшей степени амбициозным, добившимся небывалых высот в достаточно молодом возрасте. Выпускник богословского факультета Толерского университета, автор таких трактатов, как «Alimento espiritual», «Thelogia mistica» и «De Toleri pontificis auctoritate», и многих других, он не желал мириться с отведённым ему новой властью и Новой Верой местом. В случившемся два года назад мятеже Железного Эрнана он увидел шанс возвыситься самому через новое возвышение инквизиции.
С его амбиций и начинается эта история.
***
Летний Толеро прекрасен. Без шуток, наверное, это лучший город всей Кастилии, не ставший столицей объединённого королевства лишь потому, что Пророк был родом из Тальки, а тамошний приор стал его правой рукой – Прелатом. И все, кому приходилось бывать в Тальке, в один голос утверждали, что Толеро куда приятней для жизни, нежели мрачный город с давящей громадой Малой Скалы. Столичная резиденция Багряного хора – совета прелатов, глав орденов Новой Церкви, уменьшенная во много раз копия храмового комплекса, возведённая в Тальке, поражала всех своими размерами, заставляя задуматься о том, насколько ты мелок в сравнении с мощью Новой Церкви. Кроме того, в Тальке требовалось соблюдать множество весьма строгих правил, большая часть которых, несмотря на странность, была вполне оправдана. Ведь её мостовые топтали не только человеческие ноги, но и копыта жутких союзников кастильцев, что запросто разгуливали по улицам столицы днём и ночью.
Толеро же счастливо избежал пристального внимания всех орденов за исключением святого Калеба. Даже «братья народа» из святого Габриэля были редкими гостями на его улицах, ведь здесь не найти тупоголовых фанатиков, готовых идти за своими пастырями и уничтожать всё на что укажет их палец. В Толеро ещё со времён приората все мальчишки были обязаны посещать приходскую школу дважды в неделю, и родителям, что не отпускают детей «в учение» грозил крупный денежный штраф. Так в Толеро смогли победить безграмотность, и потому в остальной Кастилии говорили, что толерца не обведёшь вокруг пальца, он сам кого хочешь обведёт. Калебаны же в основном собирались в университетских кварталах, зорко наблюдая за студиозусами и профессурой, однако не мешая работе и учёбе. Потому что нынешняя власть нуждалась в грамотных людях и учёных ничуть не меньше, чем прежняя.
Карлос Амадор-дель-Риос, бывший инквизитор, а ныне официал ордена святого Калеба, очень любил пешие прогулки по родному городу. Он несколько долгих месяцев провёл довольно далеко отсюда, и сейчас наслаждался весной в родном городе, вдыхал её запахи, наслаждался едва ли не всем, что видел. Ничуть не портили ему настроения и запахи сгоревшей плоти и вид закопченных позорных столбов. Еретиков жгли два-три раза в неделю по всей Кастилии, в Толеро же и того чаще – уж ему ли не знать.
Быть может, Карлосу Амадор-дель-Риосу стоило бы поторопиться, ведь часы на университетской башне показывали без четверти полдень, а они, как известно, никогда не врут. За этим следят очень внимательно, потому что все городские колокола отбивают часы, ориентируясь именно на них. До времени, назначенного бывшим великим инквизитором Толеро, а ныне каноником ордена святого Калеба, Хуаном де Рокаберти оставалось не так много времени. В полдень Карлос должен был начать доклад о завершении предыдущего задания, порученного ему Рокаберти, а опозданий бывший великий инквизитор терпеть не мог. И всё равно Карлос Амадор-дель-Риос не торопился, сполна наслаждаясь возвращением в родной город, который ему пришлось покинуть на два с лишним месяца.
Гоняться за ангельнскими шпионами оказалось делом неблагодарным и весьма непростым. Карлосу сотоварищи удалось накрыть резидентуру в Толеро, работавшую благодаря связям профессуры и многих толерцев с Ангельном. Ведь до прихода Новой Веры в Толеро постоянно проживали около тысячи ангельнцев, большая часть их обучалась в университете, а кое-кто были приглашёнными преподавателями. До сих пор многие из недовольных новой властью и особенно Новой Верой тяготели к Ангельну, считая, что кастильцам не стоило уходить со стези Созидания и становиться на путь Разрушения, которым, как они считали, вели страну Пророк и прелаты в Тальке.
Карлос чувствовал, что срочный вызов для доклада канонику не несёт ничего хорошего. Рокаберти, конечно, уже знал обо всех обстоятельствах дела из подробного письменного донесения, которое Карлоссоставил, прежде чем покинуть Корсо, где вместе с тамошними калебанами, оказавшимися на редкость толковым парнями, поймал последнего из известных ангельнских шпионов, успевших вовремя сбежать из Толеро, когда запахло жареным. Донесение он отправил срочной почтой, и оно опередило его как минимум на пару недель, поэтому Рокаберти не было никакого резона сразу же вызывать Карлоса к себе. Карлосдаже толком дорожную пыль с себя смыть не успел, а в дверь его комнаты уже стучался фактотум Рокаберти – человек серой наружности с совершенно незапоминающейся внешностью.
Наверное, на зло бывшему великому инквизитору Карлос не спешил, наслаждаясь каждым шагом по родным улицам. Пускай хоженым-перехоженным, и всё равно они никогда не наскучат Карлосу Амадор-дель-Риосу, потому что он любит родной город.
Рокаберти принимал его в кабинете, оставшемся со времён инквизиторства. Большой дом, про который в Толеро шутили лишь самые записные остряки, да и те исключительно шёпотом, перешёл к ордену святого Калеба, и мрачная репутация его лишь возросла. Теперь по коридорам его шагали не только не склонные к суете инквизиторы, но шумные охотники на святых, большие любители грохотать тяжёлыми подкованными сапогами, портя старинный паркет. С парочкой таких Карлос столкнулся по пути к кабинету Рокаберти. Они говорили нарочито громко, хвастаясь друг перед другом недавними успехами. Вот только одного из них Карлос знал слишком хорошо.
Они замерли, увидев друг друга. Высокий, тощий как палка охотник, в потрёпанной кожаной куртке и шляпе с высокой тульей, которую не потрудился снять в помещении, вопреки элементарным приличиям, и элегантно одетый в дорожный костюм, успевший не только смыть пыль, но и привести в порядок длинные до плеч волосы официал. Они были одного роста, и тем не менее охотник умудрялся взирать на Карлоса как будто свысока, и это дико выводило Амадора-дель-Риоса из себя.
– Возвращаешься к хозяину, поджав хвост, – выдал спустя пару ударов сердца охотник. – Ну, конечно же, как ещё может быть, верно? – вопрос он адресовал своему товарищу, отчего он прозвучал ещё более оскорбительно.
– Отнюдь, – пожал плечами Карлос. – Я вернулся из Корсо, где ловил последнего из ангельских шпионов.
– Пока ты гонялся за призраками, мы тут делом занимались, – с прежним пафосом проговорил охотник.
– После ваших дел только и остаётся, что гоняться за призраками.
– Я взял их всех, накрыл одним махом, пока ты волокитил…
– Накрыл мелкую сошку, которые только и могли, что под пытками выдать настоящих шпионов. Но и тут ты не справился, пока твои костоломы добывали сведения, те успели разбежаться по всей Кастилии, как тараканы.
– Я работал и работаю, а не развожу беседы с врагами, как некоторые. И при Толосе я был на верной стороне, в отличие от кое-кого.
Тут Карлосу было нечем крыть – при Толосе, в страшном сражении, где не было победителя, однако оказался сломлен сам дух сопротивления новой власти, он сражался на стороне Толеро. Оставив службу в инквизиции, Карлос записался в армию, и очень скоро получил чин сержанта. В том жестоком сражении, он, как и его товарищи, насмерть стоял против наступающего врага. Войска Новой Веры вёл сам Прелат, а противостоял ему Великий Капитан Толеро. Он мог противопоставить фанатизму и помощи ангелов лишь стойкость своих солдат и тактический гений, которым по общему признанию обладал. Ну и конечно же все достижения современной военной науки, какие были в его распоряжении. Самые мощные пушки, самые скорострельные мушкеты, лучшие доспехи и самые крепкие клинки. Этого оказалось недостаточно, чтобы сломить мощь наступающей армии Новой Веры, однако хватило, чтобы заставить Прелата заплатить слишком высокую цену и задуматься о том, во что же ему обойдётся осада Толеро.
Карлос дрался как все, борясь со страхом (да что там, ужасом!), и только его и запомнил из всех кошмарных трёх дней сражения. Оно не прерывалось даже с заходом солнц, разведчики обеих армий пытались подобраться к вражеским позициям и устроить диверсию. То и дело вспыхивали мелкие стычки, перерастающие порой в небольшие сражения. Карлос дрался против людей и адских созданий, которых посылали в помощь Прелату жуткие союзники Новой Веры. Но и тех, и других брала честная сталь, особенно если это тяжёлое топорище алебарды, да и свинец пуль справлялся неплохо, главное, чтобы пуль побольше и залп как можно более слаженный. Даже самые могучие чудовища не выдерживали слитного залпа сотни мушкетёров. Как бы ни были они сильны, но новое время диктовало свои условия, и навсегда изменило войну.
Участвовал ли в той битве охотник и кем он там был, Карлос не знал, да сейчас это и не имело значения.
– Когда я возвращался на службу, – холодно ответил он, – меня подвергли допросу, и сочли невиновным. Ты хочешь оспорить это решение?
Он едва оправился от ран, перестал ощущать во рту привкус крови и привычно сплёвывать её по утрам, как его тут же поволокли на допрос. Власти снова нужна была инквизиция, однако без тщательной проверки никого обратно на службу не брали. Хуана де Рокаберти допрашивал лично прелат Чистоты, признав его заблудшим, но не злонамеренным еретиком. Карлосу, конечно, достался «калебан» поменьше чином, однако ничуть не уступающий главе ордена в фанатизме, жестокости, а главное уме. И всё же Карлосу удалось пройти эту проверку, он отвечал искреннее и не кривил душой, даже когда ответ мог стоить ему жизни.
Охотника смутили его слова – теперь уже ему оказалось нечем крыть. Он ступил на тонкий лёд, и предпочёл пройти мимо, невежливо оборвав разговор. Карлос лишь усмехнулся ему вслед и пошёл своей дорогой.
В кабинет Рокаберти он вошёл с пятым ударом часов на универститетской башне. Это было опозданием по меркам хозяина кабинета, и Амадор-дель-Риос уже приготовился к короткой, но жёсткой выволочке, однако её не последовало. Вот тут-то он понял, что дело действительно серьёзное, причём, скорее всего, из таких, за которые лучше не браться.
Бывший великий инквизитор Толеро стоял у окна и смотрел на город. Он даже не обернулся, когда Карлос вошёл, плотно прикрыв за собой массивные двери кабинета. Для иных они закрывались в последний раз, потому что кое-кто прямо отсюда отправлялся в пыточную, и тащили его туда, само собой, не через приёмную, как и доставляли потом на допрос.
– Говорят, это самый высокий дом в Толеро, – усмехнулся, давая понять, Карлосу, что заметил его появление в кабинете, Рокаберти.
– Потому что из вашего окна видна Бездна, – кивнул Карлос, продолжая расхожую шутку, как раз из тех, что произносят среди проверенных друзей и то очень тихим шёпотом.
– Ты видел её при Толосе, Амадор, – ответил Рокаберти.
– Не знаю, была ли это Бездна, – пожал плечами Карлос, – но ничего более похожего на неё видеть мне не доводилось, тут я могу поклясться чем угодно.
– Не стоит давать пустых клятв, – покачал головой Рокаберти, – и обещать их тоже. Даже не всерьёз.
Он замолчал на несколько минут, продолжая глядеть на город. Толеро был всё также прекрасен, и вид из окна кабинета Рокаберти лишь подчёркивал красоту города, не испорченную осадой. Карлосу было с чем сравнивать –Корсо, откуда он приехал, пал после трёх месяцев осады, и хотя его взяли одним из первых, до сих пор на улицах попадались проплешины на месте сгоревших домов, а в районах победнее люди всё ещё ютились в руинах.
– Ты спасал Толеро от разорения на поле Толосы, – произнёс наконец Рокаберти, – но не ты один сражался. И не только там.
– О чём вы? – задал Карлос вопрос, которого бывший великий инквизитор Толеро ждал. Это была своего рода игра, правила которой Карлос выучил очень давно.
– Ты ведь знаешь, что Ангельн предлагал нам помощь, – ответил Рокаберти. – Королю и Гильдиям очень нужен был плацдарм на Аберрийском полуострове, и Толеро подходил для этого как нельзя лучше. Великий Капитан повёл армию против Прелата, чтобы дать нам время на переговоры. Вы своей кровью платили за то, чтобы мы получили в этом торге лучшие условия.
– Но Ангельн не пришёл нам на помощь после Толосы, – напомнил Карлос.
– Не пришёл, потому что мы не позвали, – произнёс Рокаберти. – А не позвали, когда узнали, что солдат не будет. Денег – сколько угодно, оружие, порох, пушки, но никакого экспедиционного корпуса или даже корволанта2 нам на помощь Ангельн не пришлёт.
– Сейчас те же обещания денег, оружия, боеприпасов, но никакой реальной помощи, – заметил Карлос. – Вы почти слово в слово повторяете то, что говорят арестованные кастильцы.
– А что говорят ангельнцы? – Рокаберти и не подумал обернуться, и Карлос понял, вопрос задан чисто для проформы, ответ на него бывший великий инквизитор знает. Интересно только, зачем спрашивает лишь это, а не требует доклада, ради которого вызвал к себе Амадор-дель-Риоса так срочно.
– Последнего ещё допрашивали калебаны в Корсо, но не думаю, что его показания будут разниться с остальными. Их задача сеять смуту, искать выходы на аристократов, лучше всего военных, недовольных новой властью, а главное – Новой Верой. Пытаться влиться в заговор либо прямо организовать его, обещать лишь то, что вы говорили – деньги, оружие, боеприпасы.
– И ни слова о Кастильском корволанте? – теперь Рокаберти, наконец, обернулся, и Карлос увидел, как осунулось его лицо. В волосах с их прошлой встречи блестело ещё больше седины.
– Ни слова, – покачал головой Карлос. – Эти слова ни разу не всплыли на допросах, и кастильцев, и ангельнцев.
– Думаешь, это и в самом деле миф, – сделал руками широкий жест, как будто ловил облако, Рокаберти.
– Либо он появится ровно в нужный момент, – добавил Карлос, – и окажется, что о нём уже все знают, и даже возлагают на него определённые надежды.
– А эти только прощупывали почву, – кивнул Рокаберти. – Значит, будут и ещё, как считаешь?
– Вряд ли скоро, – рискнул предположить Карлос. – Они оказались очень близко к провалу в самом начале, если бы не действия охотников на святых, мы бы накрыли их ещё до дня поминовение павших товарищей, а то и к святому Киллгору.
– Кстати, о дне поминовения, – Рокаберти обернулся всем телом и в два энергичных шага оказался рядом со столом. Карлос понял, пришло время для настоящего разговора. Предыдущий был прелюдией к чему-то важному, и вряд ли относящемуся к ангельнским шпионам. – Кастель-Нуово, знакомое название?
– Никогда не доводилось слышать его, – пожал плечами Карлос.
– Садись, – велел ему Рокаберти, опускаясь в кресло, – не нависай надо мной. – Когда Карлос расположился гостевом кресле, не таком удобном, но всё же дающем отдых его усталым ногам и спине, Рокаберти продолжил: – Не самый известный город в Кастилии, конечно, ничем особым не выделяется. Вот только даже до меня добрались оттуда новости о странном самовозгорании.
– Гоэция?3 – сразу же предположил Карлос.
– Все признаки на лицо, – кивнул Рокаберти. – Сгорел дом в районе столярных мастерских, но интересно, что сгорел только он один. Огонь не вышел за пределы забора. Сам забор лишь немного подкоптился, но точно не горел. Доклад охотников на святых разослали по всем столицам приоратов, в командории и монастыри ордена святого Калеба для ознакомления.
– Очень интересно, – потёр пальцами гладко выбритый подбородок Карлос. В отличие от многих дворян он предпочитал не носить бороды, ограничиваясь одними лишь усами, без которых в Кастилии мужчина мужчиной не считался. Спрашивать, к чему это, Карлос не стал, ожидая, когда каноник святого Калеба продолжит.
– Интересней всего личность убитого, – заявил тот. – На первый взгляд ничего необычного. Санчес Роха, бывший гвардеец, ветеран похода на Жемчужные острова. После разгрома мятежа Железного Эрнана вернулся домой, ушёл из армии, завёл хозяйство, жил тихо-мирно. Был уважаемым человеком, служил в эрмандаде, правда пил много, но кто из прошедших острова не заливает память вином? В общем, со всех сторон обычный человек, и вдруг самовозгорание, подозрение на гоэцию.
– А он был женат?
– О женщины, корень зла, – растянул бескровные губы в улыбке Рокаберти. –Но нет, дочь рыбника, уважаемого человека. Младший брат среди «братьев народа», минорит в городском приходе святого Габриэля. Ходила в церковь, делала вместе с мужем щедрые пожертвования на праздники, на милостыню они тоже никогда не скупились.
– Иные гоэтички скрывались не хуже.
– Но ни одна из них не закончила самовозгоранием, – покачал головой Рокаберти. – Это удел начинающих ведьм, экспериментирующих с даром, явно не наш случай. И вообще, жена Санчеса Рохи к этому делу отношения не имеет. Ни малейшего, поверь мне.
– А что тогда имеет?
Рокаберти помолчал какое-то время, а после начал, как он любил, совсем с другого края.
– Я занимался расследованием мятежа Железного Эрнана с тех самых пор, как наши солдаты вернулись с островов.
– А там есть что расследовать? – удивился Карлос. – Главный делинквент сгорел, сожжённый лично прелатом Чистоты. Да и остальным досталось.
Рокаберти поморщился.
– Типичные методы работы костоломов из святого Калеба. – Странновато это было слышать от облачённого в рясу ордена святого Калеба Рокаберти, но и сам Карлос носил на пальце серебряное кольцо официала того же ордена, мнение же об охотниках на святых имел сходное. – Пытки ради пустого причинения боли – верх непрофессионализма, а это худший грех для человека нашей профессии. Дилетанты, считающие, что нахрапом и пытками можно бороться с гоэтиками, ангельнскими шпионами и прочими врагами Кастилии. Сами не понимают, что они и есть порой худшие враги и наносят вреда больше, чем приносят пользы.
– Не знай я вас столько, сколько знаю, – спокойно произнёс Карлос, – счёл бы ваши слова неумной провокацией.
– Да, – провёл пятернёй по волосам Рокаберти, – ты прав, меня занесло. – Он помолчал немного, приходя в себя, и продолжил: – Меня с самого начала заинтересовали причины мятежа. Почему герцог Жемчужных островов, самовластный правитель, первый из новой аристократии, фактически первый герцог объединённой Кастилии, получивший титул от короля, вдруг поднимает мятеж, даже ещё и прикрывается правом рокоша.
– Насколько я понимаю, к нему с инспекцией отправился сам прелат Чистоты, вот Железный Эрнан и выбрал путь открытого мятежа.
– Он был кем угодно только не глупцом, Амадор, – отмахнулся Рокаберти. – Что ему мешало пустить Торкемада в крепость и прикончить его там? Отравить. Удавить во сне. Взорвать порохом. Пускай прелату Чистоты и благоволят архангелы, однако против хорошо подготовленной западни и это вряд ли поможет. У Железного Эрнана были и время и все возможности, чтобы хорошо подготовиться, а Торкемад не располагал ни тем, ни другим. Нет, мятеж Железного Эрнана не жест отчаяния, как сейчас твердят, но демонстрация.
– Демонстрация чего?
– Неповиновения. Железный Эрнан решил не много не мало основать собственное государство, и если быполковник Лапси вместе с Торкемадом не покончили с ними так быстро, у него были все шансы на успех.
– И всё же я пока не понимаю, причём здесь мы, – произнёс Карлос. – Зачем нужно это расследование?
– Чтобы узнать, кто вложил в голову Железному Эрнану эту мысль, – ответил Рокаберти, и его слова повисли в воздухе, который, казалось, сгустился после того, как они прозвучали.
– Вы считаете, сам он до такого не додумался бы?
– Для Эрнана де Монтрой-и-Альтамирано,сына мелкого дворянчика, очень бедного и очень скромного, стать герцогом Пяти островов это предел мечтаний. Ничего подобного он не смог бы достигнуть в прежней Кастилии, ему даже графский титул получить вряд ли удалось бы, не то, что стать светским властителем провинции побольше иных приоратов. Не было ему смысла поднимать мятеж, чтобы потерять всё, что он завоевал потом и кровью, в том числе и своими. Он-то сражался не меньше своих солдат. Одна только схватка с Пикирующим орлом чего стоит! Железный Эрнан был героем, настоящим героем, на которого равнялась вся Кастилия, за кем на острова пошли тысячи добровольцев. И вдруг мятеж.
– Быть может, именно ему и готовился в помощь Кастильский корволант?
– Не исключено, – кивнул Рокаберти. – Отторгнуть от Кастилии недавно захваченные у дикарей территории куда проще, чем один из приоратов, даже пограничных.
– И получить ещё одних «хороших кастильцев», вроде тех, кто обосновались в приорате Надежды, – добавил Карлос.
За такие слова запросто можно лишиться даже не языка, а сразу головы. Одного упоминания о единственном непокорённом приорате хватило бы для доноса.
– Но самое интересное началось после, – продолжил после паузы Рокаберти. – Почти все, кто вернулся с Жемчужных островов погибли или умерли при весьма странных обстоятельствах. За два года осталась лишь жалкая горстка, хотя их и так было не слишком много. Они умирали от ножа в кабаке, тонули в реках или в море, упивались до смерти, гибли на дуэлях. За два года почти все, – повторил он. – Конечно, капитан Тино Колладо и полковник Лапси не сгинули, а вот солдаты и офицеры рангом пониже почти все. Вроде ничего необычного, если не знать, кто они и где служили.