Расцвет Рагнарёка

Интерлюдия I

Вечер в имперском городе Кимарие выдался по-осеннему прохладным, но звёздным. Без туч, без дождя, без порывистых ветров, хотя народ заметно утеплялся в это время года, особенно после захода солнца. Старик-алхимик, старьёвщик и чародей Гаспар после деловых бесед с купцами, что тайком привозят в город разные диковинки, брёл домой по полупустым улочкам.

Из домов раздавались звуки вечерней молитвы, из трактиров – звон кружек всех тех, кто решил её пропустить. Слышалось курлыканье грифонов, вопли упёртых ослов и голоса редких прохожих, что беседовали между собой. Тощий чародей поправил мутно-зелёную епанчу на плечах, затянул у горла узлы верёвок, опасаясь простудиться, и двигался к своей башне.

Внутри, открыв незапертую дверь, он обнаружил рыжего ванара. Человека-обезьяну в шароварах и жилете на таскарский манер. Тот раскинулся в кресле, положил одну босую ногу на другую, перебирая крупными пальцами, просунул хвост под извилистые узоры подлокотника и осушал тёмно-синюю бутылку элитного вина с позолоченной биркой.

– Что… Что здесь происходит?! – чародей взмахнул пальцами и направил ярко-зелёных светлячков кружить по первому этажу, освещая незваного гостя.

– Явился наконец, где только тебя черти носят, старик, – протирая испачканные губы, проговорил желтоглазый ванар.

– Хануман?! – весьма удивился Гаспар, оглядывая собеседника.

– Я-я, будь уверен, – хлопнул тот лохматой ладонью себя по груди. – Великий герой Хануман почтил тебя своим присутствием. Говорят, к тебе тут странные покупатели обращались. Пришлые, не местные, – поставив пустую бутылку, полюбопытствовал он.

– Артефакты богов разыскивали. Я бы мог здорово пристроить твой посох, – заинтересованно оглядывал позолоченное изделие чародей-старьёвщик.

– Не продаётся, – покрепче схватил своё оружие Хануман.

– Ты подумай. Мой патрон очень важная птица. Денег у него, быть может, даже больше, чем у таскарских эмиров. Выкупишь у них землю, вернёшься домой. Когда-то ты был первым королём Таскарии, пока смуглые люди туда не пришли, – напоминал Гаспар.

– Толку быть королём без своего посоха? – хмыкнул гость.

– Сделаешь новый, делов-то. С теми деньгами, что могут тебе заплатить, – расплылся в улыбке на своём морщинистом лице старьёвщик. – Сколько он у тебя повидал, сколько мог бы поведать и рассказать! Какие силы скрывает, это настоящее непаханое поле для пытливых умов! Многие используют артефакты заточённых богов, но до меня ещё никто не пытался работать с реликвиями тех, кто ещё жив! Что будет, если отделить божество от его артефакта? Пытливый ум всегда будет задавать вопросы, всегда тянуться к исследованию того, что где-то там, за гранью понимания. Сейчас мало кто ценит знания, но однажды они станут ценнее денег. Я хочу выведать все тайны божественных артефактов и звёздной пыли. Твоя помощь была бы неоценима! Именно сейчас мне не хватает какого-нибудь очень сильного легендарного оружия!

– Предложение хорошее, но вынужден отказаться, – икнул собеседник, потянулся за бутылкой, перевернув ту над раскрытым кверху ртом горлышком вниз, но на язык раздосадованного человека-обезьяны не упало ни капли.

– Я берёг эту бутылку на очень особый случай, – цокнул языком Гаспар.

– Старик, – приобнял его пьяный король обезьян, вскочив с элитного кресла-качалки, – у тебя сам Хануман в гостях! Разве может представиться случай достойнее этого?

– Хм… быть может… – нехотя проворчал тот, закатив глаза к потолку. – Не покладая рук тружусь над текстами, переводами, наблюдениями звёзд и небесных явлений. Мне нужны артефакты! Они – ключ, но я не понимаю, какой! Боги не могут применять реликвии друг друга, так как те содержат противоположный их сути заряд. Неминуем взрыв! Понимаешь, как это опасно? Но когда это алхимика Гаспара волновали трудности… – посмеялся старик сам про себя. – Мне б просто побольше времени, чтобы сообразить, догадаться, мне б пытливые умы помощников и единомышленников… О, где ж сейчас такие колдуны, как Громобой. Церковь пленила лучших из нас, а оставшиеся вынуждены вкалывать на неё. И даже с такой судьбой можно пробудить в них интерес к дальнейшим исследованиям, знаешь ли. Не всё для меня потеряно, хе-хе-хе. А ты мог бы помочь, раз уж пришёл, да ещё и с посохом…

– Давай лучше расскажи о своих странных клиентах. Кто такие, чего хотели, чем себя выдали… Пойдём, выкурим по трубочке… – повёл ванар владельца башни вверх по лестнице, чтобы тихо и спокойно посидеть в какой-нибудь из его комнат.

А далеко от Империи, в горах Фуртхёгга, покрытых белыми снежными шапками, тоже высилась одна башня. Из светлого мрамора, сложенного кольцами, столь гладкая и блестящая, словно была постоянно не то покрыта коркой скользкого льда, не то облита маслом.

И самым странным было полное отсутствие дверей внизу. Этим она напоминала отчасти постройки гномов Мимира, у которых имелась разветвлённая сеть подземелий и ряд зданий просто не имел выхода наружу. Но эту строили не гномы, да и никаких других домов или даже храмов не было нигде поблизости.

Лишь остроконечное арочное окно с небольшим выступом наподобие недостроенного балкона или карниза располагалось высоко вверху. Оттуда сейчас в морозный воздух выходили тонкие струйки пара от ароматного чайного напитка. Холодный ветер здесь выл, словно стаи волков, закручивая мелкий снег в воздухе спиралями и полумесяцами.

Обитатель башни был, разумеется, у себя. В этой самой верхней комнате с куполом и вытянутым громоотводом шпиля. Мужчина, гладко выбритый, кудрявый, в красно-золотом дорогом одеянии, очень старинном, давным-давно вышедшим из моды, облегавшем стройное, атлетичное, но не слишком мускулистое тело.

Нос его был с лёгкой горбинкой, брови – густыми, а губы – угловатыми и выразительными. Подбородок слегка раздваивался и казался самую малость выпяченным вперёд, что вкупе с спадающей на лоб чёлкой создавало профиль эдакого полумесяца.

Хозяин башни сидел за аккуратным округлым столиком, чья верхняя часть была сделана из тёмных пород узорчатой древесины, а вот элегантные, примыкающие с трёх симметричных сторон витиеватые ножки – из светлых. Точно так же, словно уменьшенные копии столика, только более вытянутые и высокие, выглядели и табуретки.

С северной стороны трещал камин, поверх дров которого кипел котелок. Позади мужчины располагался книжный шкаф с уймой томиков, а спереди – точно такой же, но наполненный стеклянными, керамическими и каменными сосудами для хранения сушёных листьев заварки. Шкатулки, амфоры, вазы, коробочки… округлые, прямоугольные, с крышечкой-постаментом и ручкой в виде резного дракона – все они содержали в себе разные сорта чая.

– Тук-тук, – раздалось со стороны окна.

Рыжеволосый шут Локи в бело-чёрном гриме и тоже в красно-золотом, только с ромбовидным узором, одеянии парил в воздухе, заглядывая к хозяину башни на огонёк. Тот едва бело-голубую чашку из тонких длинных пальцев не выронил, испугано своими светло-зелёными глазами уставившись на незваного гостя. А в руках у того, висящего в небе снаружи, был скипетр-зигзаг с навершием в виде орла.

– Вот ты куда залез нынче, – склонившись вдвое, плут протиснулся в окно, чтобы пролез его золотой рогатый шлем: сейчас он был без колпака с бубенчиками, что для его персоны в последнее время случалось нечасто.

– Ты? – изумился, вскочив с круглого сидения табуретки, кудрявый мужчина.

– Обычно ко мне обращаются «ваше высочество», ну да ладно. Давно не виделись, Эрмий. Приятно видеть, что тебя не переполошил трубный глас. Верен себе, сидишь тут, читаешь, пьёшь чьи, – оглядел зеленоглазый гость убранство верхнего зала башни.

– Что тебе надо? – скривил брови и губы хозяин башни. – С чего вдруг такому любителю тепла ошиваться средь морозных вершин Фуртхёгга?

– Проведать тебя решил, – уселся Локи за стол. – Ну, как дела? Всё читаешь труды колдунов или уже перешёл на любовные романы?

– Читаю только научные труды мудрецов, – хмыкнул Эрмий, вернувшись за стол с чашкой чая.

– Таскарская розовая кислятина, – вдохнул аромат и заглянул в алое содержимое чашки Локи. – Похожа на кровь, ты так не думаешь?

– Каркадэ – очень полезный чай, – отметил кудрявый мужчина.

– По сути, это не чай, а лепестки… Чай – это листья… Но тебе с твоими научными трудами, – с сарказмом в голосе развёл гость руками, – виднее! Гляжу, там и свитки лежат? А правда, что в стародавние времена не разделяли слова и всё слитно калякали?

– Это так, – кивнул собеседник. – Иной раз и точек не ставили.

– Дикари, – всплеснул Локи руками. – И как ты только это читаешь.

– Богу сакральных знаний положено, – слегка улыбнулся хозяин башни. – Ещё хорошо, если ровной строкой и точку ставили. А то вон твои гномы-то рунами предпочитали писать по спирали.

– Сакральных… Да я тоже, может быть, своего рода магистр всего сакрального нынче, – хмыкнул гость. – Я знаю, что Гефест куёт клинки, что Цербер освобождён, что Габриэль протрубил.

– Как всегда, полный хаос. От тебя иного и не ожидалось. Ты ведь не чай одолжить у меня пришёл сюда, Локи? – наклонив голову, исподлобья взглянул на него Эрмий.

– И уж точно не книжку взять почитать, – расплылся в и без того широкой нарисованной улыбке тот.

– Так какими судьбами? – поставил с подноса сервизом хозяин башни ещё одну чашку, уже рядом с гостем.

– Хмурое небо сегодня, и ты весь какой-то… как туча. Я к Ма-Гу ещё собирался заглянуть, принести тебе от неё веселящей травы? – поинтересовался Локи.

– Трав мне здесь хватает, – левой рукой хозяин башни указал на стеллаж с разнообразной заваркой. – Чего тебе надо?

– Я так предположу, что покрепче ничего нет? – облизнув чёрные губы, произнёс рыжий гость, глядя в чашку собеседнику.

– Алкоголя не держим, – проворчал тот, сделав глоток.

– Дикари… Хоть сладенького-то припас впрок? Печенье? Лакрица? Карамель на палочке? – поинтересовался Локи.

– Сладкое вредит здоровью и зубам, как пишут в книгах, – ответил хозяин башни.

– А ты сразу веришь всему понаписанному… Надо будет тоже книгу какую-нибудь написать. Пьесу о Рагнарёке. Все действующие лица – Локи! – раскрыл гость свой размалёванный рот в самодовольной улыбке, а взор его глаз с зелёных человеческих на мгновение стал рыжим и рептилоидным.

– Не знал, что ты умеешь писать, – отпил немного своего чая собеседник.

– Какой прок печься богу о здоровье? Да и вообще, разве ж это жизнь, если к вину… э-э-э, к чаю нет сладкого?! Смысл от такой долгой жизни без удовольствий! – восклицал Локи. – Умирать всегда лучше счастливым!

– Ты о смерти сюда пришёл поговорить? – недовольно уставился на гостя Эрмий. – Огласи цель визита, пожалуйста, будь добр.

– Не рад гостям, что ли? Будто я просто не могу прилететь и проведать. Ты когда разговаривал с кем-то вообще в последний раз? Хорошо, язык не забыл. Всё, небось, твои книги, – поглядел на многообразие томов длинноволосый мужчина в рогатом шлеме.

– Я знаю множество языков, иначе б не прочёл труды самых великих умов, что когда-либо печатались или переписывались от руки. Но ты уже сказал, что не за книгами или свитками объявился. С чего вдруг желание навестить такого затворника? – всё любопытствовал Эрмий.

– Знаешь, твоя башня издали похожа на член, – увиливал от прямого ответа гость.

– Ох, – закатил Эрмий глаза. – Да что ты… Не на жезл, не на копьё, не на маракас, не на леденец на палочке, даже не на проросший орех… Правда, что ли? А ты похож на циркового клоуна, переборщившую с косметикой даму или на поднятый некромантом труп, всё никак не определюсь. Может, даже всё сразу: на зомби-клоунессу. Но, заметь, я-то к тебе не пристаю с этим.

– Нет, правда, всё летел, только об этом и думал, – наклонился корпусом вперёд к собеседнику с честными глазами Локи. – Торчит гладкий ствол и этот купол головкой. Фаллос всего Иггдрасиля.

– Ты это мне пришёл рассказать? – недовольным тоном, с гневом в глазах, широко раскрывая ноздри от шумного выдоха, произнёс хозяин башни.

– Гермес… – отклонился Локи назад, сев ровно на табуретке, – никто не путешествовал по миру столько, сколько странствовал ты. И теперь сидишь одиночкой в этом месте средь камней и снегов? Здесь даже гномьих тоннелей в горах нет, никакой жизни! Все люди, и те на склонах живут куда ниже, а ты выстроил тут себе жилой фаллос поверх снежных шапок.

– А что, приторговываешь усадьбами? Этим решил вдруг заняться? Пришёл виллу с видом на море мне предложить? – недобро хмыкнул собеседник. – Между прочим, башня – не только самое высокое здание Фуртхёгга, но и вообще во всём Иггдрасиле. Умельцы-низкорослики трудились день и ночь не покладая рук, чтобы всё это собрать и возвести.

– Дикари… Как видишь, отнюдь не самая непреступная крепость, раз уж я заявился, – усмехнулся Локи.

– Ага, от тебя скроешься, – с невесёлой усмешкой произнёс кудрявый мужчина.

– Кстати, о гномах. Поймала как-то одна кошка садового гномика. Загнала в угол и спрашивает с любопытством: ты кто? Он ей: ну, я – гном! Пакостить люблю, вещи порчу, вою ночами, спать не даю, гажу везде… А ты кто? Кошка на миг призадумалась и ответила: я тогда – тоже гном! – рассмеялся гость, а вот хозяин башни в лице не поменялся, не дрогнув ни единой мышцей даже в уголках губ, продолжая всё так же хмуро смотреть изумрудным сверлящим взором. – Баст однажды мне рассказала, ха-ха, – едва не падал он с табуретки.

– Интересное у вас с ней чувство юмора, – отметил Гермес и отпил своего чая.

– Расскажи, что тебе снится? Ущелья Мимира? Пустыни Таскарии? Нид? Острова Игг? Болота Арьеллы? По чему ты тоскуешь, о чём мечтаешь здесь, взаперти? В этой жалкой и бессмысленной добровольной изоляции, – покачал головой, щурясь, Локи.

– А тебе что снится? Апофис, пожирающий Гелиоса? Нашествие змей? Замерзающий мир без солнца, где правят снежные великаны? – вопросом на вопрос ответил хозяин башни.

– О, это в прошлом, – с улыбкой отмахнулся гость, отведя взор. – Как говорил мой приёмный отец: кто старое помянет – тому глаз вон! Ха-ха-ха!

– Не смешно, – отпил маленький глоток чая Гермес.

– Ты никогда не любил шутки и вообще не имел чувства юмора, – улыбался мужчина в рогатом шлеме. – Смотри не лопни тут от своей серьёзности.

– Не лопну, если только ты не заявился сюда с целью проткнуть меня, как пузырь. А ты вот предпочитал сарказм и иронию каждому дельному разговору, отвешивал шутки по каждому поводу, не мог не высмеять собеседника, не начать травить байки, смешные истории… Неужели больше не с кем поговорить стало? – интересовался хозяин башни. – Ну, валяй. Выбирай чай, расскажи о том, что творится в мире, а я послушаю, – предложил он.

– Почитываешь, небось, сейчас нечто непередаваемо скучное, – предположил Локи.

– Тригонометрию, – ответил хозяин башни.

– Тригонометрию… – закатил гость глаза. – Звучит, как какая-то страшная болезнь, заполонившая мир! – подняв указательный палец, заявил он с радостной улыбкой и раскрытыми глазами.

– Это учёная книга, а не цирковая, – потянулся Эрмий за фарфоровым чайником с голубым рисунком плывущего лебедя, наливая себе ещё алой настойки кисленького каркадэ.

– Мне наливать не нужно, – перевернул свою пустую кружку Локи вверх дном. – Я чай не пью, если половину чашки не составляет хотя бы фуртхёггский коньяк… О, смотри-ка, тут дата… Сервиз дайконский?

– Дайконский, – ответил кудрявый мужчина, словно то само собой разумелось.

– Значит, летоисчисление у них по-своему… Дикари… Это ж ему… – перебирал Локи пальцами, размышляя и что-то считая в уме. – Лет триста уже? Мастера, небось, и в живых нет.

– Его гномы делали, – пояснил Гермес.

– Пфф. – Хорошо ещё Локи в рот ничего не брал, а то окатил бы сейчас собеседника не просто брызгами слюны, а настоящим фонтаном. – Шутишь, что ли?!

– Нет, в Дайконе умелые цверги находят работу, чаще всего изготавливая сервиз на продажу, – безэмоциональным тоном объяснил хозяин башни.

– Гномы-гномы… – повертел гость чашку по столу. – Дикари… Им бы только пить, рыть шахты и бить кому-нибудь морды. Хорошо, если троллей с кобольдами в тоннелях встретят. А то иногда приходится друг другу сгоряча фингалы накрашивать. Морриган их обожает. А я уже устал их в бой вести, хочется чего-нибудь эдакого. С драконидами вот подружился в этом столетии. Главное теперь не носить при них одежду из кожи рептилий. Как сандалии, кстати? Не жмут? Не велики? Исхудаешь тут один чай пить.

Было видно, что Гермес подогнул ноги в крылатых сандалиях под табуретку, нахмурившись сильнее, дрогнув губами, да и с чашкой в руке остановился на полпути, вернув ту на стол. Ему будто бы разом расхотелось пить и беседовать дальше.

– Я к тому, что ты давно уже не бегаешь. А тут трубили, подавали сигнал, но ты почему-то к Гору на бал-маскарад не слетелся, – любопытствовал Локи.

– Гор вернулся? – изобразил его собеседник удивление.

– А то ты не знаешь! Кстати, о соколах. Устроили боги как-то состязание, какая птица быстрее. Зевс призвал своего орла, – постучал навершием скипетра гость по бортику стола, – Эгбесу привёл ездового страуса. В общем, стрижи, соколы… А первым прилетел попугай Камы. У него интересуются: как? Как так твой попугай всех опередил? А разгневанный Кама в ответ: Вот узнаю, кто ему в зад факел сунул… – вновь рассмеялся гость. – Надо б и его проведать, где он там нынче. На островах, я думаю? – вопросительно глянул он на собеседника, словно тот должен был подсказать и быть обо всём осведомлён.

– У нас тут попугаи не водятся, – ответил Гермес. – Сипы, вороны, овсянки…

– Это же каша, – поморщился Локи.

– Это птица… – вздохнул хозяин башни.

– Так вот, всё хотел спросить, у тебя сандалии с крыльями. А чьих птиц крылья-то? – повернул гость голову, приподняв правую бровь, и как бы глядел, вновь склонившись вперёд, на собеседника одним глазом.

– А что, есть разница? – удивился Гермес такому вопросу.

– Эрмий, мы с тобой… ну, сколько знаем друг друга? Тысячелетия. Надо ж хоть когда-то у тебя это было спросить! Ну? – поперебирал Локи, барабаня по краю стола, пальцами, на одном из которых красовался золотой Уроборос – змей, кусающий собственный хвост.

– У тебя скипетр Зевса, шлем Бури, кольцо Януса… Думаешь, я не вижу, зачем ты пришёл? – оглядывал шута хозяин башни.

– Я пришёл убедиться, что ты не примкнёшь к шайке полоумных, что затеяли против меня мятеж, – зазвучал вдруг Локи, повернув уже всё лицо к собеседнику, с невероятной серьёзностью и даже угрозой.

– Я столько ещё не прочёл… – тяжко вздохнув, встал Эрмий из-за стола, двинувшись к книжному шкафу. – Столько не попробовал, – повернулся он к стеллажу с чаем.

– У тебя было всё время мира. А ты предпочёл спрятаться здесь, думая, что никто тебя не найдёт, если ты затаишься, – вслед за ним поднялся и Локи, зашагав к Гермесу.

– Знаешь, – достал тот потрёпанный тёмно-синий том. – Кто вообще сказал… А-а… – тихо вскрикнул кудрявый мужчина в гримасе ужаса и боли от резкого удара кинжалом в спину, падая на устланный дорогими коврами пол, выронив книгу, но всё ещё щупая шершавую твёрдую обложку, водя дрожащими пальцами по выгравированному названию…

Локи с суровым видом, с хищными рептилоидными глазами и лишь нарисованной чёрно-красной тушью улыбкой смотрел на поверженного бога сверху вниз, тяжело дыша. С лезвия изогнутого кинжала сползала мерцающая вкраплениями золота кровь, густая и вязкая, растворяющаяся в воздухе ещё до того, как капля в падении коснётся синюю ткань.

С мужских окровавленных губ хозяина башни не слетело больше ни слова. Замерев неподвижно, остекленев взором, казавшимся даже темнее, чем прежде, он рассыпался на мелкую золотую пыльцу, буквально впитавшуюся в крылатые сандалии – единственное, что осталось лежать сейчас от его облика.

Гость снял свою обувь, бросив в огонь, и надел артефакт, разминая пальцы. Подошло идеально. Такие вещи подстраивались под владельца, повторяя рельеф и размеры стоп. При желании носить их могли бы даже орки, а для минотавров они, вероятно, обратились бы в крылатые подковы на копытах или нечто совсем необычное.

– «Математика – язык природы», – прочёл вслух Локи на обложке поднятого тома, убрав тот на место. – Лучше б читал книги по убеждению и красноречию, – вздохнул шут. – Я думал, будет сложнее. Не сопротивляться – было верным твоим решением. Верным, но всё равно глупым.

– С кем это ты тут разговариваешь? Сам с собой, что ли? Опять кукухой поехал? – вышагал из Локи со шлемом его двойник с шутовским колпаком, гремя бубенчиками.

– С мёртвыми, с мёртвыми он разговаривает, – шипящим тоном произнёс третий Локи в чёрной мантии с бледным лицом и изображением черепов на кольцах и амулетах: эдакий некромант.

– С сандалиями, – объявился и Локи-толстяк в купеческом буром кафтане и бобровой шапке-боярке. – С хорошей вещицей чего б и не поговорить? Прекрасная обувка! Высший класс! А бегают как, а летают! – с восхищением восклицал он.

Истинный Локи задул огонь в камине с котелком, отчего вокруг резко потемнело, осмотрел пустую комнату, в которой вновь был совсем один, без других голосов и фигур, а затем выпорхнул в окно, через которое сюда и проник. Одинокая башня с куполом-навершием осталась вдали под опадающим снегопадом, что срывался под фуртхёггскими холодными ветрами с хмурого серого неба.

Преодолев немалое расстояние, на окраине одного тихого ночного городка плут опустился возле алхимической лаборатории, вокруг которой были ухоженные заросли конопли. А прямо на двери висела прибитая гвоздём потрёпанная бумажка, представляющая собой ценник на масло, семена и всё прочее.

Путник постучал, и спустя краткое время дверь ему открыла женщина с узким разрезом глаз, наряженная в бледно-розовое дайконское одеяние с синим поясом, придерживающим также внешнюю рыжеватую юбку из шерсти. В руках у неё была ваза-кувшин с цветущими розами, а на плечах – декор из зелени, на стеблях которой с одной стороны сидела летучая мышь, а с другой – красивая бабочка, плавно шевелящая усиками.

– Локи… – явно не была рада хозяйка лаборатории своему гостю.

– Могу ли я зайти к великой Ма-Гу? – усмехнулся тот.

– Только если недолго, – проворчала она, заходя внутрь обратно, не закрывая дверь.

– Да всего-ничего, я на пару слов, – проверил Локи рукоять кинжала на поясе. – А то трубы гудели, Гор сигнал подавал, дай, думаю, проведаю фею-богиню. Милая бабочка у тебя. Правда, что они всего по три дня живут? Ты их так и сменяешь? Сегодня – такая, послезавтра – зелёная, следом – красненькая? Ха-ха! О! Слышала, как однажды молодая жена заявила мужу: дорогой, я себе сделала татуировки в виде цветочка на животе и бабочек на грудях. А тот ей: ну, и зачем? Чтобы лет через сорок бабочки сели на цветочек?! Ха-ха-ха! Смешно, правда?

Анфиса I

В чёрном замке лорда Кроненгарда завершалась подготовка к ответственной миссии по поиску оружия старших богов. Требовалось отправиться в Мимир, в некую горную крепость-святилище под названием Седая Твердыня, где хранилась одна из ваджр – двусторонний скипетр, сочетавший в себе элементы трезубца и булавы, но с огромной разрушительной силой, что сосредоточена в реликвии.

За длинным столом матушка Мокошь сидела напротив Гора, в то время как остальные боги-хранители размещались от них по обе стороны на стульях изысканного гарнитура из красного дерева с пунцовой бархатной обивкой и подушечками даже в прямых остроконечных спинках.

Сам некромант Бальтазар и его чародей Ильдар стояли позади богини с веретеном, принимая периодически участие в обсуждении. Ожидали, когда пани Софра определит, кому двигаться в Мимир и ему или им, если пойдут несколько, в дорогу соберут всё самое необходимое из запасов замка. Оставалось узнать их решение, когда команда вновь поднимется сюда.

За столом в это время ожесточённо спорили Мокошь и Мара о том, когда следует богам вступать в разгоравшиеся конфликты. Одна принимала позицию исключительно Вольных Городов, другая же настаивала, что все в равной степени достойны жить или хотя бы получить шанс на выживание.

– В чём суть защищать нынешние территории, если они постоянно менялись? – не понимала Мара, богиня зимы и смерти, представлявшая собой внешне гибрид женщины и сухих ветвей дерева, расходящегося шипами, наростами и рогами, средь которых полыхало бледно-синее пламя.

– В том, чтобы сохранить целостность мира. Многим племенам нынче даже некуда бежать… – нагнувшись вперёд, строгим тоном отвечала ей матушка Мокошь, пассами рук вращая перед собой над столом золотистое веретено.

– Так потому им надо забрать новые земли. Ты не слышишь, как топает Бегемот, создавая разломы и землетрясения? Как Иблис растапливает снежные шапки, устраивая наводнения? Как Цербер сжигает поля… Да эти твои разрозненные племена вскоре вымрут от голода, если ты не начнёшь думать! – с гулким эхом воскликнула Мара.

– Я попросила бы без оскорблений, – хмурилась Мокошь. – Ты считаешь, что всё знаешь, но на деле можешь нанести вреда больше, чем Локи, если станешь действовать столь необдуманно.

– Это меня ты пытаешься обвинить в импульсивности? – неторопливо жестикулируя худощавыми руками с огромными серповидными когтями, холодным тоном произнесла богиня зимы.

– Дамы! Дамы! – вежливо, но всё же довольно властным голосом призывал их к порядку Гор, сидящий во главе стола в самом красивом кресле с обилием драгоценностей в декоре. – Сохраняйте благоразумие, помните о манерах, – покосился он недобрым взором своих выразительных очей на зеленокожего трёхрогого Фудзина, вальяжно со скуки качавшегося на стуле вдали по левую сторону.

Когда-то кресло, на котором, как на троне, нынче восседал Гор, изготовили специально для лорда Мортимера, которому принадлежал этот замок. Затем чаще всего на нём сидел Бальтазар, ныне стоящий у полупрозрачных дверей выхода на балкон подле своего помощника-чародея. А ныне в кресле располагался бог неба, гармонии и баланса, чьё тело было как у атлетичного человека, а пернатая голова напоминала соколиную.

– Скажи же, в чём я не права, – повернулась к нему матушка Мокошь.

– Мы здесь ради одной цели – не дать миру погибнуть. У каждого из нас свой взгляд на то, как должен выглядеть идеальный Иггдрасиль, но жить в нём не нам с вами, а смертным народам! – напомнил Гор. – Наша задача: поддерживать жизненные циклы. Потоки воздуха, времена года, течение рек… Чем более отрешённо мы взираем на судьбу народов, тем более здравомыслящим получается наш подход и менее затуманенным взгляд. Отбросьте всё личное, все симпатии, антипатии, речь не о том, кто завоет больше кусок суши себе. Пусть это решают сами жители меж собой. Главное – не дать миру погибнуть. Права и Мокошь, что нужно сохранить саму жизнь и целостность, все народы. И Мара, что, если не остановить Зверей Хаоса, то Левиафан, Бегемот и Иблис уничтожат мир. Поэтому мы и посылаем наших друзей за ваджрой в Мимир.

– Я бы предпочла владеть Брахмастрой, а не ваджрами, – сурово заявила Мара.

– Уж ты-то да! – закинул зеленокожий демоноподобный Фудзин ноги на стол. – Каждый хотел бы Брахмстрой владеть. Могу посоветовать одного губозакатывательное заклинаньице. Иногда протрезветь хорошо помогает.

– Сказал непросыхающий пьяница с дырявым мешком, – хмыкнула Мара.

– Между прочим, Ладушка уже давно заплатками всё заштопала, – хмыкнул тот и отвернулся с обиженным видом.

– Ага! – гордо улыбалась маленькая девочка в цветочном венке поверх длинных светлых волос и сияющей брошкой в форме лебедя на своём белом платье с синей вышивкой красивых узоров.

– А я бы предпочёл мир во всём мире, – прогнусавил Кама, внешне напоминавший каппу – антропоморфную помесь лягушки с жабой, имеющий клюв, панцирь, выбритую макушку и идущий от неё прямой жёсткий ворс чёрного цвета, ровно подстриженный, как выразились бы крестьяне, «под горшок».

– Да, сегодня пришли довольно печальные новости от Славы и Ниды, – произнесла матушка Мокошь всем собравшимся. – Кажется, Локи устроил охоту на тех, кто не примкнул к нему, дабы те вдруг не примкнули к нам, когда всё начнётся.

– Как только молва распространится, можно будет снова подать сигнал, дабы оставшиеся подумали над своим нейтралитетом, – проговорил бог с головой сокола. – Мы – хранители этого мира. Что с ним станет без нас? Что с нами станет без него?

– Вот племянничка на философию потянуло, – посмеивался Тот, постукивая своим длинным клювом. – Ай да вопросы! Я подумаю над этим завтра. Сейчас куда важнее отправить отряд в Мимир.

– Долго ж они собираются, – покосилась богиня зимы на боковую дверь в ожидании отряда путешественников.

– Надо было меня посылать с ними. Я б с собой припасов взял… целый мешок! Ха-ха! – отшучивался Фудзин, показывая свой улов ветров в холщовой ткани.

– Мешок пустоты… Как и в твоей голове вечно, – проскрежетала тихим шёпотом Мара.

– Вот и они, – улыбнулась темнокожая Ошун в высоком голубом хепреше с золотыми дисками декора.

– Думаю, мы готовы, – первой вошла невысокая атаманша тёмных эльфов с сине-фиолетовой кожей, недлинными чёрными волосами и яркой красной прядью среди них, идущей прямиком к чёлке.

За ней появились и все остальные, столпившись с рюкзаками и сумками, среди которых восьмёрками петлял любопытный барсук, всё обнюхивая, то и дело возвращаясь к подруге-хозяйке. А потом зверёк снова что-нибудь чуял и бежать изучать походные мешки.

– Радость великая переполняет меня с каждою нашей встречей, – поприветствовал их Асклепий, пузатый монах с внешности щура, в бурой рясе, – но горечь взвилась на языке от скорого расставания.

– Определились, кто отважится выдвинуться за ваджрой? – плавно повернул к вошедшим Гор свою голову.

– Мы с Дианой пойдём, – шагнула вперёд Кьяра, юная аристократка крепкого телосложения с миндалевидной формой глаз.

– А я?! – возмутился Вирбий, молодой полуэльф с жемчужными волосами, тёмными у корней, но светлеющими к кончикам.

– Под «мы» я и тебя имела в виду, – фыркнула леди фон Блитц, закатив глаза. – От тебя разве ж отвяжешься… Дрянной мальчишка!

– Ди, ты точно хочешь лезть в холодные горы Мимира? – Вир перевёл взор зелёных глаз на младшую сестру.

– Ну… А если гномы не отдадут ваджру? – сделала та жалостливое личико, выстроив бровки домиком. – Кому-то придётся ловко выкрасть её из святилища крепости, – раскраснелась девочка с длинными жемчужными волосами, глядя в пол.

Плутовка из Стеллантора уже не раз проделывала нечто подобное с переменным успехом. Если требовалось что-то откуда-то тихо стащить, то девушка в обтягивающем чёрном наряде, с фиалковым взором и длинными перламутровыми волосами, зачёсанными на прямой пробор, могла предложить свои услуги и навыки.

У ног её вертелся барсук, которому тоже надели на спину небольшой рюкзачок, продев ремешки через лапы. С учётом, как ловко он мог карабкаться по стенам, столбам и древесным стволам, эту тёмную кожаную сумочку застегнули особо крепко и тщательно, дабы ничего не вывалилось. Зверёк ткнулся носом Диане в левую ногу, словно подбадривал: мол, я с тобой.

– Идём тогда вместе, мы со всем справимся, – взял Вир чёрной бронированной перчаткой сестру за руку. – Буду тебя защищать.

– Это я буду тебя защищать, кексик. Не дрейфь, не пропадём, – положила Диане свою ладонь на плечо и Кьяра с другой стороны.

– А можно я как-то сама? – прикусила Ди нижнюю губу, от неловкости опустив взор.

– У-ук, – раздался голос её четвероногого спутника.

– Ну, или, типа, с тобой, да. – Было видно, сколь не по себе ей от их опеки.

– Варенья взяли? – развернулась к ним маленькая девочка из-за стола.

– Да взяли, конечно, – кивнула Ханна, юная фоморка в очках и с белыми волосами, косой чёлкой короткой стрижки так и норовящими прикрыть один глаз.

– А печенье? – не унималась Ладушка.

– И печенья набрали, – заверяла Ядвига.

– И сушёные сливы? – интересовалась малышка.

– И сухофруктов разных, да, – заверила атаманша.

– А лакрицу? – продолжала спрашивать девчушка.

– Лада, еда состоит не только из сладостей, – чуть наклонилась в её сторону Мокошь.

– Как это так?! – опешила девочка и вернулась обратно за стол.

– Им с собой надо морсы и чай взять, сыр, мясо в дорогу, котелок, куда можно сушёной курицы и моркови бросить, бульон заварить. С картошкой аккуратнее, когда подморозится – становится сладкой.

– О! Сладкой! – обрадовалась и заумилялась Лада.

– Сладость тогда хороша, когда она на десерт после основных блюд идёт, когда есть контраст, – гнусавил Кама, глядя на девочку-богиню.

– После медовой карамельки кисленькое яблочко – тоже контраст, – не соглашалась та.

– В Таскарии так вообще сладкий картофель растёт, батат называется, – по ту сторону стола наклонилась к ней темнокожая богиня рек.

– Ошун права, из него дарки очень много всего готовят, приправляя разными пряностями, – дополнила её сестра-альбинос.

– Пусть будет судьба благосклонна к вам, посылаю лучи удачи! – проговорил Тот Софре и её команде. – Что вот бывает сладким и горьким, желанным, но не всегда достижимым? Первая «П», – задал он загадку.

– Кофе с сахаром, – пробубнил Фудзин.

– На «П»?! – возмутилась Ядвига.

– Победа, – ответил сам бог мудрости. – Возвращайтесь с победой к нам, когда достанете ваджры. Да благословлён будет ваш путь.

– Фудзин, ты хотел… Хватит грызть когти! – возмутилась матушка Мокошь поведением зеленокожего бога ветров за столом.

– Да не грызу я! Что я, как себя вести не обучен, что ли? Я меж зубов куски куропаток вычищаю, – оправдывался тот. – Нечего было пережаривать так, мясо жёсткое, а должно таять во рту.

– Демоны, конечно, любят, когда огня побольше… – оправдывался Ильдар-чародей, стоя от стола поодаль.

– Мерзость какая, никаких манер, – причитала покровительница ремесёл и рукоделия. – Ты ж хотел с ними? А проводник в Мимир пригодился бы, чтобы не заплутали и не замёрзли.

– А вот здесь я с тобой согласна, – кивнула Мара и наклонилась к темнокожей Ошун по правую сторону от себя – Отличная возможность его выпроводить.

Голос её шелестел шорохом жухлой листвы на лёгком ветру. Копыта козьих ног постукивали по ковру, устланному на каменной мраморной кладке, а над самой макушкой полыхало бледно-синее холодное пламя, словно костёр мёртвых душ. Собеседница с ней явно была согласна, но даже не повернулась, не желала привлекать слишком много внимания.

– Вам нужно вернуться прежде, чем Локи спровоцирует схлестнуться все армии, – строгим тоном велела матушка Мокошь.

– Помнишь, ты в детстве жуков стравливал на бои? – ткнула Вирбия Ди локотком.

– Нашла, что вспомнить. Мы ж совсем глупыми и маленькими тогда были, – недовольно прошептал тот.

– Мне было их так жалко, а ты устраивал бои насекомых, кто кого сожрёт или забодает, – вздохнула Диана, пускаясь в воспоминания.

– И мне пришлось прекратить, чтобы ты не плакала, – напомнил ей брат.

– Я потом всегда этим пользовалась… чуть что – глаза на мокром месте. Прости, что была ужасной сестрой, – опустила полуэльфийка глаза.

– Ох, Диана-Диана, нашла время для исповеди, конечно. Что ты вообще? Ни на кого бы тебя не променял, никакой другой сестры мне не надо, – обнял её Вир за плечо.

– Вечно попадала в неприятности, а ты выручал, – прильнула к нему Ди.

– Хуже, если б было наоборот, – тихо посмеялся тот.

– Что? Было бы стыдно, что девчонка тебя выручает? Да ещё и младшая сестра? – улыбнулась и Диана.

– Я готова возглавить поход, – вызвалась панночка-атаманша с красной прядью средь поблёскивающей короткой стрижки чёрных волос. – То, что с нами будет бог, – это здорово. Но и чародей не помешает, – поглядела она на пузатого Брома.

Гном-маг в сине-серой мантии вовсю уплетал провиант, который, вроде как, сложили с собой в дорогу. Сладкие сухари так и крошились на его недлинную широкую бороду, а взгляд удивлённых тёмно-синих глаз выдавал, что отправляться вместе с ними из замка этот мужчина определённо не планировал.

– А нэ фоду! – замотал он головой, сдавливая сухари могучими челюстями, решив, что никуда не пойдёт.

– Прожуй сначала, потом разговаривай, – хмыкнула ему другая тёмная эльфийка, повыше и поатлетичнее атаманши, с белым хвостом густых прядей на голове и луком за спиной. – В общем, раз ты не против и не отказываешься, то вопрос решён. Маг-бочонок идёт с нами. Тем более он из нордов, а те нынче в Мимире большинство населения составляют.

– Ну и фолофь зе ты, матам жиафиха! – спешно прожёвывал тот сухари с гневным видом.

Ядвига являлась командиршей отряда лучников, пока Софра не потащила её с собою в дорогу. А та взяла с собой дочь – умелицу-рукодельницу Ханну, арбалетчицу стрелкового полка – девушку невысокую, худощавую, с округлой стрижкой из светленьких волос и носящую плотно держащиеся очки.

– Такой толпой собрались? – удивился Фудзин, встав с места, ковыляя на полусогнутых в коленях ногах. – И меня ещё к ним?!

Его крупные когти то и дело цеплялись за ворс ковра. На ногах они были чёрного цвета, а вот на пальцах рук росли белые. Бугристая плотная кожа его напоминала покров не то жаб, не то гоблинов, но он весьма превосходил их в росте. Лицом был больше похож на орка с приплюснутым носом-пятаком, но слишком худощавого телосложения.

– Интересненькое дело, целый отряд, прям группа лазутчиков, – покачала головой женщина-альбинос Емайя, внешне выглядящая очень похожей на Ошун, за исключением цвета кожи. – В Мимире повсюду снега, вам нужны будут плащи из шкур йети и белых медведей, чтобы пройти незамеченными, да и то едва ли получится.

– Нам ведь не нужна внезапность, – со строгим тоном в голосе сверкнула на неё своими алыми глазами атаманша тёмных эльфов. – Сначала мы попробуем уговорить жрецов отдать нам оружие с миром. В конце концов, мы именно ради мира и собрались им воспользоваться. Ядвига и Ханна прикроют нас, как стрелки. На пару с гномом. А в ближнем бою мне вполне составят компанию Чёрный Барон Вирбий с парными саблями, Кьяра фон Блитц с её эспадоном и Диана Лафо с морозными клинками. По-моему, наш отряд очень даже хорош. Именно такую группу я сама из станицы и послала бы раздобыть артефакт. Вместо себя бы отправила, к примеру, Айрис, Вислу или Амору. Ну, может, Зору, если б была жива. Редко встретишь человека с такой отдачей делу.

– С такой ненавистью к имперцам, – поправил её Вир.

– Посмотрим, что из такой затеи получится, – покачал Фудзин головой. – Лада-Лада-Ладушка, – подскочил он к богине в виде маленькой светловласой девочки в бело-голубом платье с вышивкой в виде яблок и лебедей. – Нам с собой нужно выдать что-нибудь горячительного, – намекал он на какую-нибудь бражку в дорожку.

– Есть выдать горячительного! – звонко ответила та, подняв с пола корзину с цветами, уложив её к себе на колени и перебирая стебельки, пытаясь пробраться ко дну плетёнки.

– Да не «есть», а пить как раз! – воскликнул бог ветров, в одной руке сжимая крупный холщовый мешок.

– Вот, – передала она ему креплёного и сладкого монастырского вина, а тот сразу залпом, проглотив выдранную зубами из горлышка пробку, осушил бутыль.

– Эй! Ты ж сказал: с собой! – возмутилась его поведением пани Софра.

– Да, но она ж не сказала, что у неё одна-единственная бутылка! – протёр тот локтём алые губы и заулыбался.

– Хе-хе, дело говорит, дай-ка мне тоже! Сухари запить! Сухо в горле! – потирал Бром ладошками.

– Вот прохвост, – фыркнула Кьяра фон Блитц подруге, косясь на Фудзина.

– И не говори, хуже Уршида, – качала головой Диана, тихо бормоча и глядя на всё это.

– Про чей хвост? У Ярошика есть бобровый! – показывала Лада, поднимая зверька. – Лопаточкой!

Она передала зеленокожему богу ещё несколько бутылок вина, которые тот благоразумно разместил на поясе своей повязки из леопардовой пятнистой шкуры. Остальные перепроверили ремешки и застёжки своих рюкзаков, фляги с водой и даже монеты на всякий случай.

– Та-та-та-та хей! Та-та-та-та хей! – в зал, бренча на ситаре энергичную мелодию, вошёл, отплясывая в рыжей походной курточке с бахромой, дворф Коркоснек, а за ним, держась друг за друга, целая вереница бесов.

Гном, едва не теряя шляпу, тряся своими усами, заплетёнными в косы, пританцовывал из стороны в сторону, а инфернальные существа с уродливыми мордашками, недоразвитыми перепончатыми крылышками и маленькими рожками на слегка вытянутых черепах повторяли за ним и веселились.

– Дьявольское лимбо! Дьявольское лимбо! – восклицал Коркоснек, а с ним и вереница бесов. – Хей-хо, братва, есть чё пожра… Расплетись мои дредлоки и косички в бороде! Боги северных равнин! Это ж Мокошь! – округлил ошарашенный гном свои синие глаза, перестав играть, чуть не выронил ситар и помчался прочь со всех ног, расталкивая чертей. – Вот ещё не хватало!

– Чего это с ним? – удивлённо, глядя барду-дворфу вслед, произнёс Ильдар.

– До монастыря на юге Лонгшира моей обителью был Страгенхолм. Как раз та область, где проживают дворфы, – пояснила матушка Мокошь. – Была их наставницей, учила молоть зерно, выращивать травы…

– Чем ж вы им там так насолили, что он, даже с демонами сдружившись, от вас убегает, как от чудища лютого?! – не понимал смуглый волшебник с выразительным золотисто-карим взором и курчавой бородкой.

– Заставляла их работать, – пояснила богиня ремёсел и рукоделия с лёгкой усмешкой. – Помню, работал на кухне у меня дворф один молодой, непоседливый, при нём посуда вечно заляпанная была. Оказалось, он каждую вазу и рюмку тёр в надежде джинна высвободить, сказочный дуралей. Я ему тогда сказала, что тереть-то вообще надо пол. Да к тому же шваброй. Ещё никогда мой мрамор с тех пор так не блестел всюду, – довольно улыбалась пожилая дама, прикрыв глаза и пустившись в воспоминания.

– Ясно с ним всё, – пробубнил Бальтазар. – А почему пёс Догман со своей голубкой Лукрецией всё не вернулись с последней вылазки демонов?

– Церковники империи опять разгромили всё войско. Волнуюсь за них, милорд, – проговорил Ильдар.

– За церковников? – удивился, повернув к нему голову, некромант.

– За Сетта с Лукрецией! Как бы в плен не попали, и где ж нам потом их искать-то? – волновался смуглый бородач.

– Лорд Кроненгард, – перевела матушка Мокошь свой взгляд на высокого некроманта в косом кожаном мундире с обилием украшений в виде металлических черепов. – Я так понимаю, вы компанию в Мимир составить не захотели?

– Останусь в замке, – нехотя пророкотал тот.

– Учтите, – перевела Мокошь свой взор на Диану и её окружение. – Фудзин может вас проводить, но не сможет коснуться ваджры. Боги не могут трогать это оружие. Однако напомню, что Локи способен нагрянуть и сам. Он полубог, а потому ему дозволено больше. Как и ваша пленница, – вернула она взор на чернокнижника.

– Эта рыжая тварь – полубог?! – изумился лорд Кроненгард.

– Дочь Немезиды. Вся в мать, вы не находите? Упёртая, твердолобая, несгибаемая, не способная поменять мнение даже при наличии весомых аргументов с другой стороны. Всегда всё сделает по-своему. Богиня возмездия и её дитя. Яблочко от яблони. Знаете, лорд, я бы лучше предпочла общество полоумного Локи, чем общество Немезиды. Более неприятную и своенравную собеседницу ещё поискать. Даже Гера, и то не настолько стервозная, – ответила Мокошь.

– А Баст вот с ней общий язык находит, – подметил вслух Тот.

– Ох уж этот её язык, вечно так облизывается, словно сожрать норовит! – встрепенулся Гор так, что перья на голове взъерошились. – Хорошо, её нет сейчас с нами.

– Полубог… Ясно всё… – вздохнул Бальтазар.

– Иначе б её тело не смогло впитать в себя артефакт. Бог содержит в себе только собственную сущность. Я не могу использовать Лук Артемиды или Копьё Вотана, надеть на себя Шлем Бури или Кольцо Бальдира. Это против моего естества. Мы несовместимы. Реликвия содержит в себе суть и вектор силы другого божества, чуждого моей природе. Надеюсь, вы меня поняли. А вот полубог может куда больше. И способен немало вытерпеть. Анфиса – наполовину человек, Локи – наполовину ётун. С ними нужно держать ухо востро, – предупредила матушка Мокошь. – И учтите, что ваша пленница не в курсе о своём происхождении. Так что взвесьте всё хорошенько, если надумаете сообщить. Последствия могут быть непредсказуемы.

Анфису держали в особой комнате замка с решётками на окнах и дверцей без внутренней ручки. Дабы не бросать её совсем уж в темницу подземелья, смуглый чародей Ильдар, жалея девочку, позаботился обустроить ей такие покои, из которых нельзя было бы выйти.

Та, правда, лишь внешне казалась юной девчонкой, на деле же просто не могла взрослеть и стареть из-за Часов Хроноса, которые спасли её от верной гибели. Будущий… а теперь уже бывший наставник тогда вживил их ей прямо в запястья, будучи подвержен панике и не зная, что делать. Энергия часов попала в руку и распределилась по девичьему организму, сливаясь с её естеством.

Благодаря артефакту она смогла возвращаться назад во времени и путешествовать в чужие сны с возможностью нанести через них вполне настоящий вред. Так она и охотилась на предателей-язычников, будучи преданной императору и Пресвятой Церкви, где когда-то нунцием служил её отец, ныне ставший послом.

Едва закончилось заседание, а компания эльфов и гном-маг в сопровождении Фудзина отправились в Седую Твердыню, как Бальтазар сразу же нагрянул в комнату к своей пленнице. Здесь преобладали синий и белый оттенки с плавными узорами позолоты, расходящейся или вьющейся средь декора стен, иногда с утолщениями на концах, кистями, гроздьями или фигурами цветочных нераскрытых бутонов.

Кровать была весьма просторной для одной такой девочки, за стеклянными дверьми шкафа меж окон лежали марионетки, ящики настольных игр и рулетки. А у столика с зеркалами красовались в стакане-подставке расчёски, щипцы, ножницы… И многое из предметов комнаты Анфиса могла бы использовать как оружие. Катары с её запястий отобрали, а вот керамическую маску демонической лисицы кицунэ оставили – та, как и прежде, сейчас болталась у девчонки на поясе.

А ещё на столике у окна стояла шкатулка из волнистого сапфирина, в которой находились синеватые пилюли. Ядвига, как спец в подобных вещах, приготовила их для Анфисы из запасов лорда Мортимера, которому когда-то принадлежал данный замок. Вещества, входящие в состав трав, позволяли не видеть сны. Так что Бальтазар велел Анфисе принимать по одной, обезопасив себя и всех остальных от коварства пленницы.

Помимо увечий, что та могла нанести во сне, она могла через них ещё и сбежать. По крайней мере, именно так она и оказалась в плену – другой некромант – Мельхиор Шорье – случайно поменялся с ней местами. Вытянул её вместо себя во время транса. А сам очнулся в её постели. Допустить подобного лорд Кроненгард не мог. На Анфису у него были большие планы, а теперь и вовсе всё резко поменялось, с учётом полученной от Мокоши информации.

– И тогда шлем чёрного рыцаря покатился по ступенькам и рухнул в непроглядную чёрную бездну! – рассказывала Анфиса в этот момент гостящей у неё Кассандре какую-то историю. – Император рванул вперёд. Мечи их заскрежетали, так что искры озаряли старые ступени лестницы, обвивающей мрачную башню. Чёрному рыцарю было некуда отступать, силы света со стороны императора разили его, заставляя взбираться всё выше и выше, пятиться по ступенькам. «Теперь я тебе отомщу!» – словно гордый лев, прорычал император, – с натужным кряхтением в голосе изображала девчонка эдакий мужской насыщенный тембр, зачем-то ещё и жестикулируя ведущей левой рукой, хотя гостья видеть её движения и не могла. – «Всё кончено! Ты ответишь за то, что убил моего отца!»… А! – перепугавшись, рыжая девчонка подскочила к окну, едва вошёл Бальтазар.

Она всегда боялась его приходов. Взгляд этих сиреневых глаз будто пронизывал её, изучая не внешность, не наряд, а внутреннюю энергетику, чакры и ауру, все жизненные потоки и вихри, что были в её организме. Иной раз казалось, что некромант и мысли прочитать способен.

– «Нет», – ответил ему чёрный рыцарь, взглянув в глаза императору, – «я и есть твой отец!», – заявил девчонкам лорд Кроненгард, застав их за этим рассказом.

– Да ладно! – аж сползла на пол с кровати ошарашенная Кассандра, повернув голову с чёрными, застланными тьмой глазами, на вошедшего мужчину. – Это правда? Ничего себе!

– Нет! – заверещала протестующая Анфиса. – Фи! Совсем нет! Всё было не так! Совсем не так! Он увидел могущество света и добровольно рухнул в бездну, признав поражение.

– Одно другому не мешает, – пожал плечами ухмыльнувшийся некромант. – Ну-ка, ты пока сходи поиграй с Ладушкой. Она как раз освободилась. За зверем её приглядывайте, пока он мне поперёк замка плотин не понастроил, – коснулся он плеча Кассандры. – А мы тут со сказочницей побеседуем.

Слепая малышка кивнула, ощупывая пространство тонкой бузинной палочкой, которую ей вместе сделали Лада и Мокошь, отправив как-то демонолога Сетта Догмана наружу за прутом с осеннего куста. В Преисподней-то таких растений не сыщешь.

Палочка помогала Кассандре лучше ориентироваться в пространстве, хотя за время пребывания в замке она уже частично его изучила вполне неплохо. Подружилась с Анфисой и любила наведываться сюда, слушая сказки про императора и не только про него. А иногда просто общаться о чём-нибудь с дочкой посла, скрашивая одиночество пленнице. Та же, оставшись сейчас без поддержки подруги, так и жалась спиной к окну, едва не усаживаясь на подоконник.

– Да не бойся ты, не съем я тебя. Всяко не орк, – хмыкнул некромант, скривив губы. – Говорят, внутри тебя артефакт.

– Говорят, вы пожираете детей, высасываете жизнь из подвластных деревень и обращаете всех вокруг в мертвецов. Надо ли верить всему, что там говорят? – с суровым видом исподлобья уставилась на него зеленоглазая девчонка с рассечённой левой бровью.

– Давай-ка лучше помедитируем, – очертил в воздухе круг чернокнижник, и тот засверкал на полу сиреневыми узорами меж двух мерцающих и переливающихся линий.

Мужчина зашагнул с дальнего края и уселся, скрестив ноги, жестом руки подозвав Анфису, чтобы та присоединилась. Она не желала, но противиться смысла не было. Она безоружна, замок торчит посреди Преисподней, деваться некуда, а кругом ещё черти да прочие приспешники этого чёрного колдуна. Пришлось подчиниться и нехотя зайти внутрь круга, усевшись напротив.

Она предпочла бы сражаться, но не была уверена в своих силах. Считала, что унизительно выполнять всё, что тот хочет и требует, от презрения к себе становилось только хуже. А тело пронизывала настоящая дрожь. Анфиса никогда не боялась его во снах. Девчонка легко расправлялась с такими, с приспешниками языческих культов, магами-изменниками, преступниками, но попав в чёрный замок, как будто бы потеряла веру в себя. Её что-то начало угнетать, тревожить, пугать. Ведь каждое появление некроманта было для неё чем-то неведомым, всегда становилось неясно, что от него ожидать.

– На совете решили, что из тебя надо вытянуть часы и вернуть к жизни Хроноса. Его сил может хватить на то, чтобы проигранную битву разыграть дважды, – проговорил Бальтазар, изучая ауру девочки.

– Чтобы проиграть её вновь? Глупая затея. Как и всё, что вы тут делаете, – недобрым тоном проговорила та.

– Прикрой глаза и расслабься. В противном случае будет только хуже, – предупредил Бальтазар.

– Звучит так, словно собрался меня изнасиловать, – фыркнула Анфиса.

Некромант слегка шлёпнул её по щеке, чтобы замолчала и перестала говорить глупости. Та лишь схватилась за покрасневшее место на коже и оскалилась. Но этого Бальтазар не видел. Он сам прикрыл взор, полыхая сиреневой пламенной аурой, как волной, нахлынувшей на всё тело пленницы, пронизывая её энергию в поисках артефакта.

Наконец он протянул руку к её левому запястью, вытягивая оттуда и концентрируя рядом золотистую энергию по крупицам. Анфиса обнаружила себя почти парализованной. Сидячая поза, ровная спина, руки в стороны – всё это объято чем-то подвижным, холодным, будто сильные ветра обдували её встречными потоками, не позволяя пошевелиться.

Она ощущала, как силы её покидают. Этот артефакт был не просто частицей, а словно большей частью её естества. Будто оставалось где-то треть от её той, какой она привыкла быть это последнее десятилетие с этой штуковиной внутри себя. Брови хмурились, губы дрогнули в напряжении.

– Нет… – попыталась она закричать, но сдавленное будто железной хваткой горло издало только жалобный стон. – Это вам не поможет… – попыталась она проговорить.

– А я и не сказал, что собираюсь возвращать Хроноса, – зловеще пророкотал Бальтазар. – Я сказал, что так хотят боги совета. Я дал им замок для заседаний, но не собираюсь им подчиняться, – открыв свои густо-фиолетовые глаза, глядел некромант на то, как песчинки света формируют фигуру песочных часов прямо в воздухе между ним и Анфисой. – У меня на всё это совершенно другие планы.

Фигура сверкающих часов становилась всё более плотной, практически обретала жёсткость, твёрдость, становилась материальной. В хрустальной колбе с радужными переливами осыпались золотые песчинки, пока те всё переворачивались и переворачивались снова и снова.

– Гляди, как всё начиналось, – произнёс Бальтазар, и Анфиса открыла глаза.

В сиянии песочных часов пред ними предстал сам Иггдрасиль, время на котором словно шло вспять, к доисторическим временам, когда не было ни на земле ни под землёй ни единого монумента, ни народов, ни цивилизаций. Сверкающая разными оттенками модель мира то увеличивалась, как бы приближая отдельные элементы, то отдалялась, показывая более цельную картину.

И Анфиса узрела зарождение мира. Как с чудовищным великаном, парящим в космосе, с каким-то неистовым и странным монстром столкнулся огромный камень-астероид, покрытый мхом, зеленью и содержащий в своём ядре глыбу льда. Девочка даже не сразу поняла, что космическим гигантом является легендарный Имир: обычно для упрощения понимания мироздания его представляли как великана. Однако это существо не имело ничего общего с антропоморфным гигантом с привычным количеством рук и ног.

Вытекшее сердце расколовшегося Имира стало солнцем. А останки после случившейся трагедии завертелись и закружились вокруг него, словно в вальсе, постепенно срастаясь, сжимаясь от силы вращения в единый плотный ком, в котором смешалось всё: ставшая камнем и почвой плоть чудища, мельчайшие лишайники, грибки, паразиты, расплавленные от жара солнца металлы…

Плоть Имира весьма отличалась от останков ныне живущих зверей, мёртвые ткани его стали почвой и глиной, кости – горами и скалами, а сосуды сдавленных щупалец – полостями пещер и подземных тоннелей. Первейшие дикие элементы, чьи частицы находили своё отражение в материальном естестве, но принадлежали более тонкому слою – энергетическому эфиру.

Именно его потоки и заставляли течь магму внутри, а реки – снаружи, заставляли двигаться земную кору, а небесные тела – вращаться. Необузданный хаос постепенно упорядочивался среди бушующих катаклизмов. Огромные «мировые змеи» – паразиты, некогда жившие и копошившиеся внутри тела Имира, – способные выдержать натиск первобытных стихий и всю дикость окружающей действительности, казалось, были единственными обитателями образовавшейся планеты.

Формировалась астральная оболочка каждого объекта, а дикие инстинкты создавали мысленный слой, из которого все потомки мировых змеев, детей Йига, разбросанных по вселенной и попавших в том числе когда-то на плоть космического чудовища Имира, могли черпать знания об окружающем. Именно он содержал в себе то, как надо охотиться, как ползать, прятаться в норы и рыть их, как отличать ядовитую жижу от той, которой можно утолять жажду. Все первичные инстинкты и сформировали ментальный план мира.

Серные пары, дым вулканов, горячая лава, кипящие океаны, бесконечные землетрясения – среди всего этого разворачивалась настоящая война между чешуйчатыми титанами: Уроборосом, Йормунгандом, Апофисом, Офионом, многоглавым Шешой, крылатым и пернатым Кецалькоатлем, небесным радужным Унгуром, водяным Левиафаном и многими другими. Именно они породили драконов, вишапов, виверн, змей и ящеров.

Древние чудища сквозь пространство и время посещали формирующийся Иггдрасиль, не то будто приходя попрощаться с Имиром, оплакивая его кончину, не то, наоборот, слетаясь на его труп, как стервятники. Шаб-Ниггурат породила рогатых и копытных созданий, Дагон – рыб, Бокруг – земноводных, Атлач-Нача – паукообразных и далее, далее, далее. Отродья Хаоса разделили меж собой весь мир. Но они были чем-то большим, нежели просто жуткие твари, путешествующие меж планет по черноте космоса.

Всё это были порождения неделимого Азатота, чьим проявлением явились небесные сияния. Творца всего сущего, причины, по которой закручиваются галактики и мчатся сквозь пространства метеориты, создавая всё новые и новые миры от столкновений. И чем больше скапливалось хаоса, тем сильнее всё упорядочивалось – появлялись закономерности, принципы, циркуляция энергии. Иггдрасиль принимал постепенно свой нынешний вид.

Высшие чудовища перешли на иной план реальности, существуя вне упорядоченного материального мира. Куда-то в свой звёздный хаос, в бездну, откуда молчаливо наблюдают с ночных небес. Они – сами законы этого мироздания. День и ночь, прорастание и увядание, таяние и оледенение. Боги для богов, периодически порождающие всё новых и новых чудовищ. Те, кто сплетали мир, кто и позволил сжаться останкам Имира до состояния Иггдрасиля.

Энергетические сгустки, летавшие над миром, стали духами-хранителями – теми, кого теперь, как знала Анфиса, именуют Старыми Богами, чья суть была лишь поддерживать закономерности мироздания. Хранители света, камня, плодородия, песчаных бурь… У них ещё не было ни имён, ни формы. Их носили потоки упорядоченного хаоса, частью которого они всегда были, есть и будут. Эти боги сочетали в себе сразу и астральный план – дух, и ментальный – осознание свого предназначения, роли и покровительства, и, конечно же, эфирный – энергетический.

А под ними уже вовсю резвились стада антилоп, стаи волков, полчища крабов, косяки рыб… Какие-то божества уподоблялись им. Принимали форму оленя, вепря, змея, дракона, потому что мир не стоял на месте. Духи-хранители на своём тонком плане бытия будто бы проходили в каком-то смысле собственное развитие, как параллельно кипела и жизнь на земле. Божества смерти стали походить на костлявые останки, божества света – сиять, имитируя солнце, а боги природы – нестись табунами, оставляя после себя поросли зелени и распускающиеся цветы.

Первыми, почуяв жизнь и смерть, заявились астральные огни – ангелы. Они нашли настоящий райский сад в Иггдрасиле. Обретая плоть, как бы падая на землю, они обращались демонами. Шаб-Ниггурат их преобразовывала, давая новую жизнь. Всю их энергию света она впитывала в себя и облекала в чудовищные формы с обилием глаз, рогов и конечностей. И самые развитые из них, не ушедшие в подземелья Преисподней, а оставшиеся на поверхности, развивались, осваивали почву, изобретали орудия, возводили пирамиды. Так называемые «гоги» стали первой цивилизацией Иггдрасиля.

Менее успешные творения же гнили внизу, слипались меж собой, растворялись, преобразовывались, пожирали друг друга. Появилось немалое многообразие демонов: асуры, яогуаи, ракшасы, ёкаи, а также их повелители. Подземные пустоты полого мира заселялись самыми разными инфернальными существами.

А потом на летающих «кораблях» колонизаторов явились элдеры – предки эльфов, далёкая высокоразвитая раса, принесшая в мир образцы своих деревьев и животных с кораблей «Эдем» и «Мидгард», как назвали свои первые поселения в разных уголках планеты. Они делились на собственные народы и расы, живущие в полном равенстве, чьи потомки позже стали альвами, фоморами, белгами, немедами и гойделами.

Элдерам не нужен был Иггдрасиль, только его ресурсы – подземные озера ртути, радиоактивные металлы и прочие богатства, полезные для их нужд. Добывать всё это для них было опасно, потому они принялись выводить себе «гомункулов» – слуг, скорее, даже рабов. Сперва великанов и гигантов, но не всё добыть удавалось за счёт существ такого размера. Вскоре потребовалась, можно сказать, «ювелирная» работа в узких тоннелях с разными самородками.

Тогда инженеры элдеров вывели низкорослых гномов в большом их многообразии, затем скрещивали свои гоминидные разработки с животными, создав фералов – зверолюдей: кентавров, минотавров, ванаров, псоглавцев, фелинов и других. Следом – создали орков. Всё это сопровождалось экспериментами в виде различных химер: василиски, гиппогрифы, козероги и прочие существа, скрещенные из набора земной фауны.

И наконец колонизаторы вывели человечество: людей светлых, смуглых, щуров, темнокожих, краснокожих и многих других. Как в серых гномах есть частичка предков фоморов, так и в смуглых таскарцах течёт кровь предков гойделов и тёмных эльфов. Возможно, именно потому они неплохо ладят. Ведь это таскарцы однажды наняли жителей Арьеллы для противостояния богам.

Боги же за это время выстроили свои отношения, «пантеоны» иерархий, поделили мировые зоны для гармоничного управления миром. С появлением ремёсел, ещё во времена гогов, отделялись от первых богов их частицы – дочери и сыновья, становящиеся покровителями кузнецов, рыбаков, каменщиков. Появлялось искусство: живопись, музыка, резьба по дереву. Зарождались игры и ритуалы. И всему этому были нужны свои хранители-покровители, свои боги. Уже новое поколение, а следом и ещё более молодое.

И все они за многие тысячелетия находили себе обличье. Кто-то, глядя на людей-ибисов, вселялся в их мудрого жреца и объединялся с ним, сделав частью себя, сделав богом, способным обретать плоть и вновь растворяться из материальной реальности на астральный план бытия, расщепляя и собирая тело по своему желанию. Кто-то, глядя на фелинов, людей-кошек, выбирал уже их жрецов, например, так обрёл внешность Хушэнь с внешностью человека-тигра или женщина-кошка Баст. Смуглые, светлые, многорукие, как великаны, покрытые шерстью, как зверолюди… Но у хранителей ещё тогда не было этих имён. Их им раздали уже те, кто прозвал богов на своих языках. Чаще всего ныне уже забытых, утерянных, почти стёртых. А сами хранители приняли их, постепенно привыкнув к своим эпитетам, и использовали уже для общения меж собой.

Жрецы сами буквально молили избрать их в качестве сосуда-вместилища. Так бесплотные духи смогли отведать вина, вкусить мяса, хлеба, фруктов… Молодое поколение богов уже принимали облик новых развивающихся народов, чаще всего людей, как, например, Арес, выбравший отважного генерала Марсия, или Морриган, избравшая своим вместилищем тёмную чародейку и сестру одного из королей – Фату Моргану. Боги, обретя внешность, переняли всё, что имели народы: пиры, мастерство, одеяния… Но также и их пороки: зависть, ревность, алчность… Некогда хладнокровные, чуждые мирскому пониманию, они становились всё больше похожими на тех, кто жил на земле. Изменяли, предавали, спорили, заводили дружбу и сеяли вражду.

Анфиса видела упадок элдеров, когда их детища восставали против них. Гномы поднимали мятежи и уходили в далёкие горы, фералы устраивали восстания, даже орки, которых Анфиса считала абсолютно безмозглыми дикарями, умудрились дать отпор высокотехнологичной расе, заручившись поддержкой богов и мелких духов, вызвавших разные катаклизмы. Песчаные бури, землетрясения, наводнения, сметавшие поселения, размывавшие почву и обрушавшие стены.

Шаманы осваивали колдовство, вырезая тотемы тех, кому поклонялись, и проводя различные церемонии. Появлялось жречество, чем лишённые религий и техник единства с природой элдеры не владели. Это позволило рабам в новых объединениях и бунтах выступить ещё более опасным соперником.

Несмотря на все ухищрения хозяев по их содержанию, новые выведенные расы находили лазейки: деревянный таран против колючих прочных заборов, объятых высоким напряжением, ответные грозовые разряды от духов небес по металлической броне угнетателей. Войны снова объяли весь Иггдрасиль.

Но существа, сошедшие с небес, были всего лишь колонизаторами. Добытчиками, а не военными генералами с опытом ведения боя. При них и оружия было не много, ведь прежде, видимо, такие восстания в иных мирах не случались. Либо же именно обитатели данных кораблей о таких случаях были не в курсе.

Боевые технологии, что были у них при себе, периодически могли покарать рабов, подавить отдельные вспышки восстаний и даже массово уничтожить бунтовщиков. Но от этого легче не становилось. Некому было восстановить истраченные боеприпасы. Горели внутренние конфликты, уменьшение количества рабочих вело к уменьшению добычи полезных земных богатств, а высокотехнологичное оружие требовало долгой перезарядки. Вот только средств на обновление уже не имелось.

Да и питаться нужно было всем слоям общества. Голод и недовольства в обществе вынуждали действовать в угоду самым низменным и примитивным нуждам. Эпоха знаний без должного количества ресурсов и энергии на её шедевры, стремительно деградировала в нечто простое и примитивное.

Потерпев поражения раз за разом, элдеры разучились пользоваться технологиями. Не было больше ресурсов на их поддержание, ведь те никто не добывал. Раскол в обществе и борьба за власть лишь усугубляла положение. Заряды истощились, запасы металлов шли на ковку примитивных орудий труда, без которых никак, а многие города, лаборатории и космические корабли оказались уничтожены войнами, обратившись в руины. Нередко из строя выходили генераторы, теряли стабильность различные устройства, взрываясь и уничтожая всё вокруг. Не было больше ни топлива, ни электричества, никаких запасов энергии. Развитое существование кануло в прошлое, став его пережитком, преобразовываясь лишь в мифы, легенды и сказания.

Их истинные знания обесценились, а нехватка ресурсов сказалась на обратном прогрессе. Куда важнее стало возделывать почву мотыгой, чтобы не умереть с голоду, нежели возводить вышки с антеннами. Не хватало ресурсов на поддержку привычной жизни. Негде было толком и взять металл на починку, ведь важнее были плуги и косы, а также стрелы для охоты, мечи для сражений с разными тварями. Нечем стало обслуживать механизмы и изобретательные боевые машины. Так не стало летающих кораблей, волн связи и механизмов. Война и разруха отбросила их самих в первобытное состояние.

Даже сама численность колонизаторов сократилась из-за огромных потерь в проигранных войнах. Деградировавшие элдеры раскололись на пять племён со своими лидерами. И эльфы, их потомки, бесконечно враждовали меж собой, тоже разбредясь подальше по Иггдрасилю после многочисленных кровопролитных стычек.

А победители, вырвавшись из-под гнёта рабства, бежали навстречу свободе, осваивая другие земли, селясь подальше от прежних хозяев. Их никто никогда не обучал знаниям о сложных технологиях, о подобном те никогда не ведали и не слышали, ведь выращивались исключительно для тяжёлого труда: рудники, пахоты, рытье каналов. Вот на новой земле они и занялись, чем умели, осваивая ремёсла, живя обособлено и независимо.

Расколовшиеся от взрывов и лучей на звёздную пыль кристаллы, на основе которых работали космические технологии, незримым облаком расползлись по воздуху всего Иггдрасиля. И оседая в организмах при вдыхании, могли вызвать у рождённых детей чародейский дар, способности к магии как побочный эффект своего естества. Разные народы использовали его по-своему – ритуальное начертание, сверкающие руны, обращение к стихиям, прорицания, некромантия…

Частицы кристаллов из иных миров позволяли всё большему числу постичь основы мира нынешнего, понять принципы эфира, астрала, ментала, проникнуть в суть вещей, порождать огонь с иного плана реальности, сгущать тучи. Технологии элдеров частично трансформировались в навыки чародеев по всему Иггдрасилю. Таков был новый шаг в развитии цивилизаций.

Но даже развитые племена вновь начали враждовать между собой из-за нехватки ресурсов. Крупный улов у альвов, не пожелавших делиться с фоморами, дабы самим хватило рыбы, вызывал набеги от обидчивых тёмных эльфов. Как и успешная добыча фоморами металла для изготовления оружия и доспехов провоцировала вторжение альвов, желающих ограбить соседей. И так раз за разом, приручая пегасов, гиппогрифов, лошадей, одомашнивая скот, сталкиваясь снова и снова племя на племя под могучими предводителями. Ссорились меж собой племена гномов, вступали в конфликты поселения орков: бурых, жёлтых, зелёных, серых… Бесконечно враждовали народы эльфов, казалось, не зная ни устали, ни отдыха, ни пощады.

Продолжались войны, велись великие миграции и переселения. Элдеры потеряли большую часть территорий. Эльфийские племена сходились в бою и расходились по разным уголкам, чтобы восстановить силы и выживать. Не хватало ресурсов и пропитания. Численность народов уменьшалась. Некоторых, как людей-ибисов, и вовсе стало всего-ничего. Гоги перебрались в самые жуткие условия пустыни Нид, где больше никто не хотел жить. И то туда вскоре уползли наги, ещё больше стесняя в возможностях демонический народ.

Да и люди расселились так, чтобы дайконцы держались подальше от таскарцев. И чем более обособленной и замкнутой была жизнь племён и народов, тем обособленнее становилась их культура. Гномы севера больше почитали Вотана, Бальдира, Тюра… в одних уголках Таскарии почитались Ра, Гор, Осирис, в других – Ошун, Энгай, Апедемак, а где-то – Вишну, Шива, Индра, Ганеша.

Духи-хранители не были всемогущи, но народы тех мест, где они обитали, обожествляли их власть всё сильнее и сильнее. Приносили жертвы, в которых эти самые боги совсем не нуждались. Зато через эти культы подпитывался хаос. И он распространял всё больше энергии разрушения по всему Иггдрасилю.

Божества злились, горевали, иногда их проявления могли счесть за знак, за благодать, за принятие жертвы. Народы занимались самообманом, самовнушением. Зарезал жрец козлёнка – что толку? Какой прок богам с его смерти, с его крови, с его мяса, с самого ритуала? Никого из них это даже не волновало. Боги лишь гневались, посылая на бессердечных жрецов всё новые беды, а смертным народам всё новые испытания.

Их просили, просили, просили, требовали, убивали своих, предавались под веянием хаоса всё более тёмным и жутким обрядам. Всё больше безумия, крови и каннибализма. Терпению богов постепенно приходил конец, а народы не желали слушать даже своих пророков. Попытки же заявиться в мир людей и призвать их к благоразумию, утверждая, что богам все эти подношения и жестокость не нужны, приводили к непониманию и гневу фанатиков, как и их преданных паств, с призывом казнить такого еретика на месте. Такое обращение и хуление вызывало ещё больше гнева у духов-хранителей.

Засухи, смерчи, рой саранчи… К примеру, Сет, когда-то телохранитель Ра, посланный им карать извергов, столь преуспел в этой работе, что из генерала жестокого воинства получил «повышение» до божества зла, найдя свою стезю в нанесении вреда людям и всем остальным. От него страдали наги, фелины, шеду, ванары…

Народы не понимали причин гнева богов. Жрецы трактовали это как требование новых жертв. Круг замкнулся. Становилось всё хуже и хуже, пока людям не подсказали, как поднять мятеж. За время своей «цивилизации», своего «развития», духи-хранители обзавелись различными атрибутами: веретено Мокоши, рогатый шлем Бури, трезубец Посейдона и прочее-прочее. Полубог-шут Локи придумал, как заточить богов в артефакты. Сообщил знакомым великанам, а один из них рассказал людям.

Так люди стали доминирующей расой в Иггдрасиле, подговорив остальные народы свергнуть богов. Их жрецы света контактировали с ангелами, от которых узнали о Творце. Только представляли его по-своему. Похожим на себя, мудрым старцем, взирающим с небес и создавшим весь мир по своему видению. Им было невдомёк, что всё вокруг – результат творения хаоса. Настоящее чудо, обратившее бушующую стихию в упорядоченные циклы смены дня и ночи, времён года, жизни и смерти.

Разгневанные боги воевали с народами, исчезали в артефактах, уходили в изгнание, в небытие, никак не противоборствуя религии света. Культ Творца быстро заполнил пустоты необходимой веры, когда были побеждены старые боги. Потому что народы не могли полагаться лишь на себя, им всегда нужен был кто-то свыше. У эльфов это были их предводители, а вот вера людей на одном лишь императоре не удержалась. Он был для них смертным, никак не богом, слишком равным всем остальным. Идея вечного и неделимого Творца, воспетого ангелами, быстро прижилась в их сердцах.

А люди даже в структуре своей имели некое доминирующее свойство. Вероятно, то был некий дефект или побочная реакция на что-либо. Но союз эльфа и человека порождал полуэльфа, человека и орка – полуорка, союз с гномом – полуросликов, подобное не происходило между браками любых иных рас. Эльфы и гномы не могли зачать меж собой «эльфогномов», как не могли и минотавры с псоглавцами сотворить каких-либо смежных гибридов. Содержащейся в их крови информации на это попросту не хватало, нужно было нечто особое, чем обладали био-инженеры давно исчезнувших, деградировавших в племена эльфов, элдеров. А их наука и знания оказались утеряны.

Люди как бы вытесняли всех остальных, делая всё больше и больше похожими на себя с каждым поколением. Полуэльфы от последующих связей с людьми становились всё человечнее: острота ушей, пропорции тела и анатомия у детей и внуков была уже практически людская. Кровь иных предков вытеснялась, часто не оставляя даже намёка на причастность к родству кого бы то ни было.

Сверкающая модель Иггдрасиля перед взором Бальтазара и Анфисы приняла нынешний вид. По крайней мере, таким мир рисовали на карте, никто из них двоих не мог забраться или подняться так высоко, чтобы убедиться в точном сходстве увиденного рельефа. Но народы его разбрелись именно так: светлые эльфы – в Лонгшир, тёмные – в Арьеллу, Империя Гростерн раскололась во время восстания движения Сопротивления, архипелаг Игг стал пристанищем для многочисленных фералов: острова псоглавцев, фелинов и многих других. Фафнир стал пристанищем для чешуйчатых гибридов: ласертов – людоящеров, серпентов – человекозмеев, драконидов и их собратьев. Только те были уверены, что произошли от драконов, рождённых великими змиями.

– Любопытно… – проговорил некромант, когда видение начало тускнеть, а Песочные Часы Хроноса, засверкав, вернулись Анфисе в запястье. – Всегда полагал, что духи-хранители из эфира. А оно вон как… Сама-то поняла что-нибудь?

– Что все эти старые боги – монстры, – хмыкнула девочка. – Как бы ни выглядели. Лишь издеваются и не помогают.

– Есть в нас с тобой нечто общее… – произнёс мужчина.

– Ничего общего! Фи! Вы вон приютили у себя сброд чудовищ! Одна, как паук, с тысячей рук, другие с клювами… – кривила губки Анфиса.

– Это ты ещё своего «Творца» не видела, – усмехнулся лорд-чернокнижник.

– Творец сияет для всех, прогоняет тьму! – нахмурилась Анфиса. – Видел же, как расползлись из реальности всякие жуткие твари, рождающие демонов. Затаились от света в укромные уголки.

– Глупышка, не видящая в свете ангелов призму сияния Азатота, – вздохнул некромант. – Даже не поняла, чьи именно они «вестники». И к чему стремятся. И почему большинство из них «пало» на землю, предпочтя обрести плоть, нежели метаться бесплотными духами. Твой «творец» выращивает миры и жизнь на них, чтобы потом поглотить! Заселяет их ангелами, обращающимися в демонов, чтобы подготовить всё к его пришествию! Вся наша планета – это ферма и скотобойня в одном лице! Почему ты видишь одну сторону монеты и не понимаешь, что у неё есть другая? Что Творец твой в равной степени ответственен и за цветы, и за нежить, за бабочек и за волков, за день и ночь в равной доле!

– Тот, кто сотворил красоту природы и человечество, не может быть чудовищем и уродцем! – заявила девчонка.

– Да? Скажи это какому-нибудь однорукому гончару или одноглазому скульптору, – оскалился Бальтазар.

– Так, значит, наружное уродство не показатель? К чему тогда все эти сгустки щупалец? – напористо интересовалась Анфиса. – Мало ли кто скрывается за северным сиянием. – Бог страшен для его врагов, как страшен и его гнев!

– А к чему упрёки в клювах и количестве рук в таком случае? – парировал Бальтазар. – Неистовая бестия в панцире раковины с торчащим рогом и ворохом отростков, желающая обратить порядок обратно в хаос, вот кто скрывается за красотой небесных переливов!

– Тьма – это враг добра, изнанка жизни. Мы идём к свету, мы придумали свечи, уличные фонари, масляные лампы! Мы в Империи отвергаем тьму! Ночью практически никто не работает, – напоминала девчонка.

– Да потому что организму нужен отдых. Человеческий глаз не приспособлен под ночное время. Пахота, пряжа, охота… Это всё проще для людей при дневном свете! – объяснял некромант.

– Значит, Творец так создал нас детьми света! Нам чужда Тьма, правильно! Творец создал всё. Создал богов, они должны чтить его, они – его аспекты! Слуги, которые поддерживают смену времён года, прорастание пшеницы, орошение почвы, движение ветров! – заявляла пленница. – Элдеры вот в Творца не верили, и к чему это их привело? Кто их защитил от упадка, от войн и поражений в них? Эта участь всех эльфов-безбожников коснётся! Я видела, что их Дану, Немед и все прочие – это полководцы армий, правители, «короли». Пустышки. А Творец и его ангелы охраняют Империю от всяких бед. Он защитит, – показала она свой крест.

– Вот именно! Расходящиеся от центра щупальца во все концы! Никогда не думала, что этот самый крест символизирует?! – прикрикнул на неё рассерженный некромант. – Мокошь права. Упёртое твердолобое создание. Что вдолбила себе в голову, в то и веришь. Хватит на сегодня видений, – поднялся он, и сиреневый круг с обилием начерченных колдовских символов вмиг погас. – Не люблю, когда такие фанатики не желают даже думать и складывать два плюс два. Лучше б математике поучилась вместо чтения своих книжек-баек о похождениях императора …

– Это в чём же права Мокошь? – насупилась девочка, ожидая какую-нибудь язвительную характеристику в свой адрес.

– Узнаешь, когда время придёт, – не оборачиваясь, бросил ей Бальтазар, снаружи в коридоре вновь обнаружив Кассандру.

– Всему своё время… – вздохнула Анфиса, припоминая слова своего наставника Маркуса, усевшись на край кровати с задумчивым видом.

В голове не укладывалось, что у неё может быть нечто общее с этим чудовищным тёмным лордом. Все эти его слова. Она, конечно, тоже некромантии обучалась, но именно, чтобы бороться с такими. Чтобы понимать все принципы тёмной магии и поднятия нежити.

А теперь выясняется, что магия – всего лишь какая-то пыль космических кристаллов, а жители мира сами провоцировали богов на кары и бедствия. Было ощущение, что её хотят подчинить, загипнотизировать, сломить веру. Будто это какое-то искушение, которое нужно преодолеть. Потому от своих убеждений девочка не отступала. Её хотят запугать и запутать. Внешность творца искажается от восприятия. Это некромант видит его чудовищем, а на деле… Это что-то мягкое, сверкающее, тёплое, дарующее жизнь, словно солнце.

Она помнила и другие слова своего учителя, о том, что нет ничего важнее поддержки своего народа и родины. Стало быть, что бы ни происходило, нельзя предавать Империю. Маркуса, отца, императора, Пресвятую Церковь, бабулю, народные обычаи и традиции. Её учили иной картине мира, потому принимать на веру увиденное она явно не собиралась.

– Иди, слушай дальше истории про всемогущего императора и не забывай, что это всё имперские небылицы, присваивающие ему чужие подвиги, – раздался из коридора голос некроманта, а в комнату сбежала Кассандра.

– Вообще всё это – ты сам придумал и создал чародейством, чтобы мне голову задурить. Фи! Это всё – какое-то искушение, пыль в глаза, – бубнила себе под нос Анфиса, убеждая саму себя.

– Эй, а как ты дверь изнутри открываешь? – заглянул вдруг к девчонкам вновь Бальтазар, обращаясь явно к Кассандре.

– Постукиваю палочкой, и меня выпускает Ильдар, – ответила слепая черноглазая малышка.

– Вот старику делать нечего, – покачал головой удивлённый лорд Кроненгард и закрыл девчонок в комнате, прикрыв дверь. – Свой ребёнок без отца растёт, он со слепышкой здесь нянчится. Совсем мы тут перед концом света умом тронулись. С кем поведёшься…

– Милорд? – появился и сам чародей у деревянных перил лестницы вниз.

– Лёгок на помине. Приглядывай за ними, особенно за рыжей бестией. Спать не давай. Заглядывай бесцеремонно в комнату периодически да подслушивай, о чём болтают меж собой две эти подружки, – скривился некромант, недоверчиво покосившись назад, на дверь в комнату Анфисы.

– Им ведь ничего не угрожает здесь? И в ваших этих исследованиях. Они всё же невинные дети, – забеспокоился Ильдар.

– Невинные? Кто сказал тебе, что детвора бывает невинной? Они лгут, бьют стёкла, насмехаются над юродивыми, подшучивают друг над другом, придумывают прозвища, им дай только волю над кем-нибудь посмеяться. Дети злые, жестокие, не задумывающиеся о последствиях. Ломают ветки, обрывают листву и цветки, подкладывают кнопки, подвешивают вёдра, бросают лягушек в костёр, хватают бабочек, отрывают ножки кузнечикам, стравливают жуков, а потом давят и победителей, и проигравших в боях насекомых. Жгут муравейники, разоряя целые колонии. Невинные дети, старик?! Они – истинные чудовища! В чём безгрешность того, кто всё время проказничает, не слушается, получает по заднице, свято клянётся больше не повторять, но потом снова и снова продолжает? Мальчишки подглядывают на речке за купающимися девчонками. Они обманывают, убегают без спроса, лезут, куда запрещено, воруют сливы в соседних садах и монеты из карманов родителей, берут без спросу печенье с верхней полки, прикасаются к еде, когда им не дозволяли. Будто сам никогда не был ребёнком! – всплеснул в гневе Бальтазар руками.

– Я кузнечикам лапки не отрывал, – призадумался смуглый волшебник.

– Но сладости со стола воровал, небось, жучков мимо проползавших со злости топтал и за девчонками в бане подглядывал, – хмыкнул на это чернокнижник, свернув не на лестницу, а двинувшись вдаль по прямой.

– Пойду лучше сыру девочкам принесу, – произнёс чародей. – Пленница ваша прям большая любительница оказалась. Сколько сортов в замке есть в закромах, так она чуть ли не на запах рассказывает, что из каких краёв да каким способом делается, сколько вызревает… Есть вот эксперты по винам, знаю, сомелье называются. Был проездом в Яротруске один такой, выпили и разговорились. А вот как эксперты по сыру зовутся – не ведаю.

– Эксперт по сыру? – чуть обернулся на него некромант. – Сырсперт, – с кривой усмешкой хмыкнул он, неспешно шагая вдаль.

– Сыр спёрт – это когда Коркоснек мимо кухни проходит, – проворчал уже сам Ильдар. – Вечно тащит всё, что плохо лежит. А что лежит хорошо, он сперва кладёт плохо, а потом тырит. Пройдоха бородатый! Что б его черти унесли… Так ведь и унесли, вон, видали, как чествуют? На руках носят, на странных инструментах подыгрывают, преклоняются, считают за своего прям. Нарадоваться барду в их краях не могут. От работы отлынивают! А с кухни то баночка с вареньем исчезнет, то пирожков не досчитаемся пары штук. А потом он по коридору идёт такой важный и всё пожёвывает… Не понимаю, милорд, зачем приютили вы этого лодыря-дармоеда. Всё бы ему петь да плясать, чертей от огородов моих отвлекать…

– Плут на то и плут, ещё пригодится, – хмыкнул Бальтазар, задумчиво двигаясь дальше.

Он ещё долго в неспешном пути по коридору в мыслях «переваривал» показанное сегодня Часами Хроноса в мерцающих видениях. И всё же у него с Анфисой точно имелось кое-что общее. Вопреки увиденному и новым мыслям, отступать от своих намеченных планов он тоже не собирался.

Диана I

Путешествие в Мимир благодаря восстановленному Радужному Мосту и Вратам Иблиса не заняло много времени, однако в скалистой местности, занесённой снегами, ещё требовалось отыскать сам храм, в котором хранится оружие.

Все утеплившиеся мехами, в капюшонах, толстых валенках, группа путешественников пробиралась от поселения к поселению. Где-то жили люди, где-то гномы, чаще всего норды, и все одинаково жаловались на необычайно сильные морозы.

– Какие красивые! – воскликнула Диана в одну из лунных ночей, когда они были свидетелями миграции красивых и больших северных оленей под небесные переливы розовых и бирюзовых оттенков.

А вот к водоёмам за ловлей рыбы не подходили: там чаще всего уже обосновались белые медведи, с которыми вступать в конфликт отряд не желал. Некоторые реки здесь покрывались толстой коркой льда, при этом настолько прозрачной и чистой, что, пресекая их, Вир, Кьяра, Ханна и Ди восхищались, как хорошо видно рыбу, плавающую где-то под ними, иногда с любопытством приближавшуюся к самой поверхности. Остальным это зрелище казалось обыденным или же малоинтересным.

Доходили слухи о катаклизмах – где-то таяли ледники, начинались наводнения, замки сотрясались от землетрясений, а в пустыне Нид, говорили, происходят песчаные смерчи. Здесь же выдалась необычайно суровая зима. Диана шагала, вдыхая морозный воздух, что даже лицо с раскрасневшимися щеками и носом не чувствовала.

Кьяре было особенно тяжело. Тёплый родной Лонгшир, сухие степи, влажные тропики, даже пустыни Таскарии были ей гораздо комфортнее, чем вот такие морозы. При этом здесь она из-за повышенной влажности холод ощущала куда чётче, чем во время их пребывания в Северных Королевствах. То и дело Ди слышала, как она туже затягивает верёвки на одеянии, стучит зубами. вздрагивает, произносит какое-нибудь «брр», тряся головой.

Климат здесь был похожим на тот, что в Норде, но более суровым. Лиственных деревьев, казалось, не было вовсе. Сплошняком густые хвойные леса, особенно секвойи и кедры необычайной высоты. Гномы с этих земель чаще всего и торговали орехами да их маслом. Трав и кустарников было довольно мало. Снег шёл липкий, собирался на ворсинках меховых капюшонов, делая те тяжелее и тяжелее, оседал клочьями, сгустками на шарфах, лип к валенкам, к шубам: постоянно требовалось отряхиваться.

Ханна с Бромом, казалось, мороза не ощущали вовсе. Резвились, бросались снежками то друг в друга, то в остальную компанию вместе с проказником Фудзином. Вирбий, заявляя, что для согрева необходимо энергичнее двигаться, иногда к ним присоединялся. А на привалах активно играли в карты на мелкие монеты и припасы. Гном-чародей поначалу ворчал, зачем это его с собой потащили, но по итогу как-то свыкся с участием в этом походе. Софра с Ядвигой большую часть пути шагали молча, а вот их проводник Фудзин болтал без умолку.

– Я ему говорю: так вчера ж на треть дешевле было. А он мне: потому что скидка была. Я ему: а сегодня? Он мне: а сегодня уже скидки нет. А я ему: но вчера же была! – всё рассказывал бог ветров какие-то свои истории.

Когда становилось слишком уж ветрено, он защищал всю компании, собирая морозные потоки в свой большой мешок. Софра находила это его умение крайне полезным, а вот Ядвига только и вздыхала, зачем они на компанию Фудзина согласились. Уж лучше бы, мол, Радогоста, тот хотя бы симпатичный мужчина был. А Софра ответила, что бог ветров точно знает дорогу к святилищу, был там не раз, и разговорчивый проводник всё ж таки получше, чем загадочно-молчаливый.

– Лучше б Кассандру взяли. Вообще, ваша идея ж была с ней нянькаться, чтобы сразу получать предсказания. А то увидит чего, а мы незнамо где. А видения она способна получить про всё, и про нас в том числе, – проговорила атаманше Ядвига.

– Я взяла её под опеку из-за способностей, ты права. Но это не значит, что я совсем бессердечная тварь, которая потащит ребёнка на вот такие морозы, – отметила Софра. – Пусть побудет в замке у некроманта. Это ведь тьма посылает ей видения. Может, он что посоветует или как-то натренирует её. Кассандре полезнее сейчас быть с кем-то ещё.

– Вы ведь тоже некромант, – отметила тёмная эльфийка с большим луком за спиной.

– Да, но Кассандра-то – человек, – чуть повернула голову, переведя на собеседницу взор алых глаз из-под чёрной чёлки с красной прядью, атаманша. – Ей лучше быть с Бальтазаром, его навыки пригодятся получше моих.

– Как вы вообще? Посвятить себя убеждению, что богов нет, а теперь с ними сотрудничать? – поинтересовалась Ядвига.

– А ничего толком не поменялось. Домну всё ещё остаётся лишь генеральшей из прошлого, впавшей в глубокий сон. А те, кто собрался за столом, это духи-хранители, обретшие форму и плоть. Это боги не в том понимании, что им нужно молиться и приносить дары. Они… просто как высшие силы. Сущности вне нашего понимания по своей природе, – отвечала та. – И мы сплотились, чтобы спасти мир от хаоса. Я их воспринимаю как толковых союзников. Как коалицию магов, если хотите, с учётом их способностей, вон как у Фудзина. Я всё ещё не собираюсь никому поклоняться, если ты об этом. – Всплыла улыбка на её молоденьком миловидном лице. – Всё, что я делаю, направлено на благо фоморов. И ваше с Ханной и Вальдемаром в том числе. Из городков на болоте мы неплохо поднялись. Не важно, на чьи средства, главное – результат.

– Вот всегда ты так, – качнула головой собеседница. – Все средства хороши. Цели всегда оправдывают любой способ их достижения. А как же репутация? Вокруг думают, что «тёмные эльфы» – это что-то злое и мрачное, нас сторонятся люди, другие эльфы, таскарцы и вовсе помнят, как мы уничтожали богов.

– А теперь мы им помогаем, – остановила её своим железным тоном атаманша. – И таскарцам, вернув ожерелье, и альвам Лонгшира, и людям из Вольных Городов, недаром же у меня пакт с некромантом. Думаешь, меня не волнует моя репутация?

– Тебя волнует репутация о себе, как о несгибаемой и суровой правительнице, – хмыкнула Ядвига.

– Потому что все будут делать то, что я скажу, – чуть наклонилась в её сторону Софра, особо выделив «я» своим голосом. – Это на моих условиях идут сделки с Таскарией и поставки оттуда. Это я наняла Бальтазара для поиска Казимира. Я без согласования с королями Лонгшира вывезла их вместе с подданными. Здесь я решаю, и значение имеет лишь моё мнение.

– И контрабандой с Нитт тоже руководила ты, – напомнила собеседница.

– Это тоже позволило фоморам подняться. Знаешь, Ядвига, иногда самый хороший и правильный путь для твоего народа – не всегда самый честный. Я – атаманша фоморов. Я не строю из себя святошу и праведницу. Но никто не сделал для Арьеллы больше, чем моя семья. У матери и отца никогда не было на меня времени. Я избалованным ребёнком росла сама по себе. Сама овладела клинками, научилась драться с такими подругами и друзьями, как Висла и твой муженёк, даже стриглась сама, выставив три зеркала и свечу. У меня всегда были деньги, но то, как я ими распоряжалась, зависело уже от меня самой. На что тратить, во что вложить, как использовать. Я сделала себя той, кто я есть. И спроси Вальдемара, умею ли я жертвовать собственными интересами ради общего блага.

– Что? Он тоже разводил тебя на гениальные «дела» и предпринимательские решения? – рассмеялась Ядвига под мягким опускающимся снегопадом.

– Он с детства такой был. Пойдём, говорит, рыбы наловим и продадим. А потом налог на ловлю, налог с продажи, я ещё должна там осталась кому-то, будь он неладен, выдумщик этот, – усмехнулась панночка. – Просто кладезь «гениальных» идей… Потом удумал лесных яблок собрать и сидра наделать… Та ещё история. Когда ребятню ловят с двумя бочками выпивки… А ведь родители думали на меня. Выговаривали, что это меня власть и деньги развращают: мол, это я была лидером «банды»…

– Ты и была, – вновь усмехнулась собеседница, слегка ткнув панночку локотком сквозь медвежью шубу. – Сколотила банду вокруг себя, благодаря которой и возглавила нынче Арьеллу. Следили за порядком, как ополченцы, судили виновных в преступлениях, раскрывали те, предлагали идеи строительства дозорных вышек, частокола, бегали в патрулях. Ты с юности только и посылала отряды на задания. Выросла… а ничегошеньки не изменилось.

– Даже грудь не выросла, – пробубнила атаманша.

– Не знала, что тебе не чужда самоирония, – улыбалась Ядвига.

– Нет, Вальдемар мне как-то так и сказал про тебя. Я ему брякнула что-то наподобие: «да она ж следопыт, кроме стрельбы из лука, ничего не умеет». А он в ответ: «а ты сиськи её видела!», – покачала головой пани Софра.

– Вот он чего на стрельбище прибегал каждый день. Поддерживал меня, типа. А сам глазел, как блуза едва не рвётся. Я потому на шнуровке и носила, чтоб никакие пуговицы не могли отлететь, – порозовела собеседница отнюдь не от мороза.

– Все мужчины такие. А у тебя всегда всем на зависть фигура была, что уж тут. Но я ж права была и на этот раз, – гордо ухмыльнулась атаманша. – Ты, кроме стрельбы, никогда ничем не увлекалась. Никогда не видела девчонку, которой важно не столько попасть в центр, сколько в абсолютно каждое кольцо мишени. Дотошная, настойчивая, увлечённая. Тогда я и поняла, что сделаю тебя командиром стрелков, – произнесла атаманша.

– Вернуть бы то беззаботное время, – вздохнула Ядвига. – Вальдемар так ухаживал, было мило. Дурак он, конечно, ну так что теперь, не любить его, что ли?

– Зато с ним нескучно, – отметила Софра. – Береги его, хороший фомор. Он же хочет всегда как лучше, а то, что его заносит всегда в мышлении… Так он ж от чистого сердца мечтает разбогатеть, чтобы и ты, и Ханна жили в достатке.

– Это да, – закивала собеседница в капюшоне. – Зато дочь умелица вон какая. Вместо того, чтобы новый стул покупать, она лучше починит там ножку или спинку. Зашьёт костюм, сварганит подсвечник, плести обожает. Вся уже в этих бусах, фенечках, словно шаманка дарков из Таскарии. Надо б ей жемчуг подарить на следующий День Рождения. Главное, чтобы Вальдемар там опять гениальный план праздника не придумал…

– Он здорово выручает, когда во внешнем мире думают, что он капитан отряда. Многие вечно забывают, что у фоморов матриархат, а такие, как Вальдемар, очень кичатся, отыгрывая роль лидера. Это позволяет потом застать соперника врасплох, будь то орки или имперцы, – рассказывала атаманша.

– И всё же я рада, что во «внешнем мире» у нас теперь стало поменьше врагов. Наверное, ты и вправду не худшая атаманша Арьеллы, – посмеялась Ядвига.

– Я адаптивная, – отметила Софра. – Курю, если ко мне на переговоры заявились курящие, но никогда не беру трубку в зубы по доброй воле. Танцую, если важный гость желает пригласить меня на танец по своим каким-то обычаям. Предлагаю сладости сладкоежкам, но сама берегу фигуру. Выпиваю, если гости требуют фоморского гостеприимства, но ни глотка браги не делаю даже по праздникам. Чтобы всё было по-моему, сначала надо умаслить каждого визитёра. Я как спрут, обволакивающий щупальцами свою жертву перед тем, как вонзить ядовитый клюв. Как гипнотизёр, усыпляющий бдительность. Стоит замешкаться, и вот ты уже выполняешь мои поручения. В Арьелле не встретишь борделей, но я всегда смогу найти пару услужливых «массажисток», если важному визитёру нужны ласка и отдых. Заодно растрезвонит им разные сведения. Хорошая шпионка умеет соблазнять клиента, даже если замужем. Ты не считаешь?

– Я капитан стрелецкого войска, я не шпионка, – ушла от ответа Ядвига.

– У тебя хотя бы есть увлечение, – вздохнула атаманша. – А мне только и остаётся что вспоминать о беззаботном весёлом детстве. Вместо настольных игр – у меня расстановка в реальном сражении и тактика боя. Вместо книг для души – поиск заметок о всяческих артефактах, гробницах, ключах…

– Про ваджры встречалось что-нибудь? – поинтересовалась командирша стрелков.

– Скудно, зато с рисунком, – ответила Софра. – Я знаю, как выглядит то, что мы ищем. Двусторонний скипетр, способный раздвигаться к краям. Оружие богов против чудовищ. Ваджрой убили, например, Ёрмунганда, отчего образовался крупный горный хребет, Лейрбримира, из чьих костей воздвигли непреступную стену, и Фафнира, после чего от суши отделился одноимённый остров.

– Отдохнуть вам от всего этого надо бы. От войн, от политики, от ведения дел в Арьелле, – советовала Ядвига. – Чтобы вокруг как-то начали обходиться без вас. Мир заключён, торговые поставки налажены, и пусть всё движется своим чередом. А вам – наконец расслабиться.

– Ещё скажи: замуж пора, – хмыкнула та.

– Ты вот всегда такая колючая, строгая, каменная. Расслабляться же надо. Я вот горячую ванну с ароматной пеной люблю. В такой мороз о ней мечтать как-то прям особенно актуально… – поглядывала лучница на снегопад. – Знаю, вы та ещё привереда: всякие горькие ягоды типа брусники и облепихи не любите, черника для вас кислая. Ну, так порадуйте себя диковинными фруктами из Таскарии или хоть с Вольных Городов, там побольше всего растёт. А то дела, дела… Делу – время, потехе – час. Отдыхать тоже надо уметь, пани Софра!

– Отдохнём на том свете, – сурово произнесла атаманша, продолжая дальше шагать сквозь хрустящий снег.

– Должны же вы не только под всех подстраиваться, но и что-то любить, – негодовала Ядвига.

– Я люблю фоморов, свой народ, который доверился мне. И моя цель – вести его вперёд, не подвести и делать жизнь тех, кого с дрожью в голосе вокруг все зовут «тёмными эльфами», только лучше, – отчеканила ей пани Софра.

Поодаль у хвойных деревьев Фудзин, Вир и Ханна забрасывали Брома снежками. Тот создавал в воздухе расходящиеся фигуры сразу из нескольких слепленных комьев и посылал их чародейскими взмахами в оппонентов, а те обстреливали его безо всякого колдовства.

– Ну-ка, скорее, друзья! По белому снегу бродить! Пока с ног не свалимся! – восклицал бог ветров. – Дайконская поэзия. Знаете, кто написал? Не знаете? Так я вам сейчас расскажу!

– Трое, тьфу, – выплёвывал снег от угодившего по губам снежка гном, – на одного – нечестно! Выстрою вам снежных волков, брыть, пусть покусают за задницы!

– Да мы и их в два счёта, – бросал новый снежок Вир, утепливший свою чёрную броню меховыми подкладками.

– По глазам, по глазам, дорогуша! – хохотала Ханна с откинутым капюшоном.

– По мизинчику! – заорал Бром, как настоящий норд, обрушивая комья снегопадом на головы неприятелей.

– Даже уродливый ворон… прекрасен на белом снегу… в зимнее утро! – стихами восклицал Фудзин, слегка отряхнув снег и распластавшись в сугробе, как в кресле.

– Бром, мерзавец, пнул Ядвигу сапогом с разбега. Закатаем в снег скотину, будет нам потеха! – веселилась Ханна, отряхивая волосы, протирая очки от снега и поддерживая местный вечер поэзии.

Барсук аж скакал, верещал и чуть ли не хлопал, радуясь задорному рифмоплётству от самых разных авторов. Ди и раньше подмечала, что он весьма одобрительно реагирует на такое, навострив ушки и вертясь в эдаком восхищении, а сейчас и вовсе казалось, что зверёк счастливо резвится здесь больше всех. В отличие от леди фон Блитц, продрогшей и закутавшейся так, что шагала уже, словно зомби, замёрзшими ногами.

– Давай тебе вторую шубку накинем? – глядя на них, приобняла её Диана.

– Рук не чувствую, губ не чувствую… – бормотала та. – Чувствую т-т-только отвращение к зиме, чтоб-б её… Не знала, что я такая мерзлячка, пока в эту страну суг-г-г-г-гробов не попала… брр!

– Вот, смотри, что я тебе в закромах замка нашла среди фруктов, – полезла полуэльфйка в сумочку. – Напомнит о домашнем тёплом климате Лонгшира.

– Лонган? – Личико Кьяры стало удивлённым, а потом бровки сложились домиком. – О, Ди, я ж его з-з-задубевшими пальцами не почищу даже. Спасибо большое! Но оставь до привала. Он и сам, небось, оледенел здесь. Жёсткий, как карамелька. Тот сыр, что мы с собой взяли, к примеру, надо было заранее нарезать, а лучше натереть в мешочки из марли. Сейчас я уже не знаю, потрётся он на походной тёрке или сам у тёрки все зубья сточит, – усмехнулась аристократка, стуча зубами.

– Как думаешь, теплее в варежках или в перчатках? – призадумалась Диана.

– Теплее дома, у камина, с чашкой тёплого миндального молока, – отметила Кьяра. – И вазочку фруктов рядом, м-м-м.

– Попрошу Ханну сшить для тебя муфточку, – пообещала Ди.

– Нет, не надо, кексик. Я ж б-б-боец. Вы-вы-выдержу. Из казарм на тренировки выбегать надо и в жару, и в мороз. А мы с тобой только всё лето пропели да были «похищены» крабиками. Скоро сама панцирем задубею тут, по-по-поход-ду… Брр! – тряслась девуша.

– Жди здесь, я мигом, – побежала Ди к Брому, выковыривая того из снежного кома. – На флягу, подогрей магией, – попросила она.

– В мороз лучше согревающей бутыли рома… – произнёс Фудзин.

– Только две бутыли рома! – усмехнулся Бром.

– Семь бочек вина… услаждали меня… – поэтично произнёс бог ветров и махнул рукой. – Тащите восьмую.

– Когда охотились на драконов, приходилось даже в пургу костры разводить и мясо обжаривать, беречь огонь, прикрывать от стихии… – пустился в воспоминания Вир. – Натрёшь куриную ножку перцем и имбирём, сразу согреешься! М-м-м! Ух, имбирь и с собой взяли. На привале такой чай заварим, Ди! С имбирём, с голубикой сушёной, с лепестками календулы и листиками вербены. Ты такой и не пробовала! – умилялся он, взглянув на сестрёнку. – А тебя что, в кадетском корпусе не учили корпусом уворачиваться? – обстрелял он торс Кьяры снежками.

– О-отстань, а, – фыркнула та, шагая дальше, сжимаясь и кутаясь.

– Календула… Это цветочки такие? Рыженькие, которые ноготки? – призадумалась поодаль полуэльфийка, пока гном-чародей нагревал мерцающими пальцами металлическую флягу с настойкой.

– Так не пойдёт, у тебя могут выхватить меч. Представь, пронесётся тут всадник без головы, схватит за рукоять эспадон… – тем временем говорил Кьяре Вир, лепя новый снежок.

– Я тебя сейчас знаешь за что схвачу? Грр! Сам у меня будешь без головы! – рявкнула на него Кьяра и ахнула с возмущением, когда снежок угодил ей прямо в лицо. – Ах! Ты… Да ты… Я тебе сейчас!

– Вот-вот, хоть согреешься, – удирал от неё веселящийся Вир, спровоцировав на активные действия.

– Похоже, ей уже и не надо, – сидя возле Брома, отметила вслух Ди и сама глотнула из подогретой бутыли, глядя, как её брат и лучшая подруга носятся друг за другом среди вековых хвойных деревьев, перебрасываясь снежками, осыпая друг дружку с зелёных ветвей.

– Знаете, с чем у меня холод ассоциируется? – проговорил Фудзин. – Зимой в Дайконе самый сезон снежных крабов начинается, выбираются на берег из незамерзающих вод, м-м-м-м! Вкус королевского краба… счастьем наполнил все… мои пять чувств!

– Ты ж мой хороший, – радовался Бром подбежавшему барсуку. – Давай-ка это… Служить! – вытягивал он руку с вяленным мясом, заставляя зверька вставать на задние лапы, вытянуться, и лишь потом давал угощение. – Переворот! Сидеть! Переворот! – командовал гном и чесал пузико жующему лакомство четвероногому спутнику Дианы, да и всей их команды. – Вот это я понимаю, питомец! Хоть что-то хорошее от присутствия смертоносной полуэльфийки рядом есть! А то помню, Хром ящерицу в куске льда с гор принёс и давай отогревать в надежде, что та его будет слушаться. Потом всем фольварком дома тушили: саламандра оказалась! Хе-хе! Эй, Фудзин! Слушай, пришли как-то из шахты Пупа и Лупа оплату за труд получать…

Наконец с очередного подъёма на холм с негустым лесом стало видно, как после спуска в низину напротив начинает своё возвышение скала, в которой виднеется святилище в виде огромной головы гнома. Гигантские сосульки оформляют как бы внешний облик усов, бороды и волос из-под каменного шлема. В пещерах-глазах виднелись парные алтари с зажженным огнём, а в гроте, что в форме раскрытого рта, – подъёмы к ним и главное святилище, где и должен быть искомый артефакт.

– Святилище, чтоб вы знали, принадлежит двергам. Ну или дэургарам, как их ещё называют. Серым гномам, не нордам. Дэургары, как гномы хаоса, поклонялись Индре, богу войны, – сообщил Бром. – Так что нам явно будут не рады.

– Да когда нам где-то рады были, не считая бабули в Алтее, сдающей комнаты, – пробубнила Ди.

– Давай, чтоб мозги не замёрзли, разминочку. Устный счёт, – подбегал Вирбий к сестре, но всё же держался опасливо на расстоянии, так как и Кьяра фон Блитц была рядом. – Один плюс два, плюс три, весь десяток.

– Ух, нашёл время! Сорок пять, – фыркнула Ди.

– Двадцать яблок плюс десять яблок? – не унимался тот.

– Пятнадцать, я пока посчитаю, уже съем половину, – проворчала сестрёнка.

– Вредина вредная. Ох, Диана-Диана, математика ещё тебе жизнь спасёт. Вся природа на ней говорит. Треугольник, вписанный в окружность диаметром… – закатил глаза молодой полуэльф.

– Вир, угомонись! – оборвала его Диана.

– Ты пару лет пропустила без занятий, надо нагонять, между прочим. Что бы мама сказала? – отметил тот.

– Не смей мной через маму манипулировать! – оскалилась Ди.

– Отстань от неё, и вправду, – бросила из двух рук по очереди снежки в его чёрную броню леди фон Блитц. – Какая природа? В природе один плюс один никогда не бывает два. Как минимум три, если пара заводит одного ребёнка. А у птиц сколько птенцов в гнёздах, а у лягушек мальков или как их там… головастиков… А ещё в природе один плюс один по итогу может остаться один. Встретила жаба цаплю, и осталась лишь цапля. Взяла и сожрала лягушку. Или пара букашек перегрызли друг друга. А ты говоришь тут… Давай лучше привал и костёр у пани Софры и Брома попросим.

– Видал я одну жабу-переростка, которая только и жрала цапель да всяких сквонков болотных, – усмехнулся полуэльф.

– Что вот я со своей жизнью делаю, Кьяра? А? – взяла полуэльфийка подругу за руку. – Сначала собирали какие-то артефакты, потом ключи, теперь эти виджры-ваджры-вуджры… Так я и буду до конца дней что-то разыскивать, словно чёрный археолог?!

– Ха-ха! Скорее словно тайный агент. Здорово же. Романтика! Путешествуем же! Мир смотрим! А какой жизни ты бы хотела? – поинтересовался, подойдя ближе, Вир у сестры.

– Виллу, как у Соловья, – насупилась та, поджав губы.

Они спустились в равнину, где встречный ветер дул с такой силой, что Фудзину пришлось сначала из мешка высвободить уже ранее схваченные потоки, а потом уже ловить новые. Будто какая-то магия звёздчатыми направлениями срывалась порывами снежного злобного ветра от святилища на скале во всех направлениях.

И всё же путь удалось преодолеть, подходя к возвышенности и начиная постепенное восхождение к петляющим тропам, которые изрядно замело снегом, так что их ещё приходилось отыскивать. А иногда карабкаться на следующий ярус и вовсе без них, хватаясь за выступы и отыскивая углубления для обуви, чтобы удержаться.

Помогали друг другу, Фудзин даже попробовал силой ветров всех подбросить, но оттого лишь устроил метель, едва не заморозив всю компанию. Зато хотя бы сдув снег с горных дорог и склонов, что облегчало и восхождение, и карабканье. Софра попросила его быть аккуратнее, а Ядвига повелела Брому приглядывать за этим своим дружком. Они с зеленокожим божком и вправду неплохо ладили, разговаривая в пути о выпивке, вкусной еде и путешествиях.

К их разговорам примыкал даже Вирбий, всегда интересующийся изысканной кухней за пределами Лонгшира и сам увлекающийся готовкой. А сейчас он подсаживал младшую сестрёнку, пока ту сверху хватала и подтягивала уже залезшая по-быстрому Кьяра.

После всей беготни за Виром она чувствовала себя гораздо лучше. Мышцы согрелись, размялись. Никаких слов благодарности за провокацию к действиям в виде снежка в лицо она, разумеется, не говорила и только дулась на парня-полуэльфа, зато тот сам был горд собой, что помог лучшей подруге сестры, не позволил ей замёрзнуть и закоченеть по пути. Приплясывающий и не унывающий Фудзин был прав – стоило постоянно двигаться.

– Удумали ж строить святилище так высоко, – причитала Ди. – Вечно я куда-то карабкаюсь…

– Они просто взяли пещеру в скале и приукрасили её до вида открывающей рот орущей головы, – поделилась Ядвига мнением – Я так считаю.

– Не орущей, а дующей, – поправил Фудзин, сложив свои монструозные губы трубочкой. – Потому и ветра тут такие, – дунул он, потоком сдувая снег с горных выступов, чтобы удобнее было залезать, держась за них.

– Тихо! – резко оборвала их Софра, вдохнув ледяной воздух. – Здесь трупы… Я запах смерти за версту учую, идём осторожно, – возглавила она вновь отряд, проходя среди валунов и редких хвойных деревьев ввысь по заснеженной тропе.

Вскоре и вправду они обнаружили мёртвое тело серокожего гнома с обилием волос, лежащее со свёрнутой шеей. Лик его и без того весьма отличался от привычных черт, так ещё был искажён в какой-то гримасе. Следов вокруг не было, но создавалось ощущение некой борьбы.

Вирбий в утеплённой чёрной броне из прилегающих к телу пластин сразу достал клинки и встал слева от младшей сестры, защищая ту. Глядя на это, с другой стороны сразу же заняла место и Кьяра, обнажив обоюдоострый двуручник. Диане было неловко, что её вот так вечно опекают и оберегают, да ещё от того, что эти двое постоянно повторяют что-нибудь друг за другом в её отношении. Если одна возьмёт за руку, сразу и брат по другую сторону отыщется и всё в таком духе. Будто соревновались меж собой за неё, а саму плутовку из Стеллантора всё это весьма раздражало.

Она и сама вооружилась кинжалами с синеватым металлом в лезвиях – один был прямой, а другой изогнут полумесяцем, острым лишь с одной стороны. Да ещё при ней всегда вертелся барсук, тоже способный зубами схватить любого недруга. Вот так, прикрывая друг друга, они и двигались вверх по единственной горной тропе, змеящейся по каменным, припорошённым снегом склонам.

Вскоре путешествующий отряд обнаружил ещё несколько тел, валявшихся со щитами и оружием. Никто их не обобрал, не забрал себе ценности… А потом лежащие покойники на пути начали попадаться ещё и ещё, уже не только стража в доспехах, но и сами жрецы в костюмах из плотных шкур.

Все без ран, без отрубленных конечностей, однако же с переломами шеи и рёбер, будто кто-то до смерти забил их дубиной. Фузин сразу же запричитал про горных троллей и был готов выпустить потоки ветра в самую высь, дабы разверзлись тучи и любые подобные твари окаменели на солнце. Всё бы ничего, да Софра напомнила ему, что сейчас ночь. Она попробовала поднять тела дэургаров, хотя бы воззвать к их духу, попыталась заставить их как-нибудь говорить, чтобы выведать, что случилось. Но её некромантия на гномах хаоса не сработала.

Всё чаще и чаще попадались слегка занесённые снегом трупы местных гномов, а возле ступенек ко входу в святилище их и вовсе было целое множество. Тут и там с выражением боли на лицах бездыханные дэургары устилали собой каменную лестницу.

– Там внутри кто-то есть, – заметила мелькнувшую тень пани Софра.

– Может, нужна помощь? – шагнула вперёд обеспокоенная Кьяра, заодно прикрыв Ди своим телом.

Бром сотворил порхающего рыжего светлячка, закрутившегося спиралью и отправившегося на разведку во тьму пещеры. И вскоре тот осветил такой же рыжий мех ванара, стоящего с запыхавшимся видом неподалёку от входа. Одежда его была лёгкой, совершенно не по погоде. Волосы или скорее мех на голове собирался в эдакий хохолок по центру. Снаружи все замерли, да и он, казалось, не ожидал такую разномастную компанию.

В одной руке ванар сжимал позолоченный посох, а в другой – искомый предмет, ваджру в виде двустороннего сине-зелёного скипетра, удерживаемую лохматыми пальцами посередине. Диане было лишь не понятно, защищает он реликвию от непрошенных гостей, словно местный монах, или же как раз и является вторгшимся грабителем.

– Хануман?! – изумился Фудзин, задрав свои брови.

– Вы знакомы? – не сводя глаз с рыжей фигуры, повернула чуть голову Софра к богу ветров.

– Это ж король обезьян, первый царь Таскарии, это он придумал это название для всей местности, между прочим, – пояснял тот.

– А он друг или враг? – уточнил Вирбий, на всякий случай достав свои парные изогнутые сабли.

– Так-так-так, вы ещё кто такие? И что вам здесь надобно? – проговорил Хануман приятным мужским голосом, однако же звучал грубовато и резко, так как всё пытался восстановить дыхание после битвы.

– Он может держать ваджру, – вслух заметил Бром остальным.

– Потому что он полубог. Странник или Скиталец, удивительно, что вы о нём не слышали, – проговорил Фудзин. – Сын нимфы и вождя Ванаров племени Сунь на Горе Цветов.

– Помолчи, а! – требовал Хануман.

– Это же у нас на самом-самом юге Лонгшира в непроходимых джунглях! – опешила Ди, прикрыв рот ладонью.

– И что, у вас там не популярны сказания о Ханумане? – обернулся к ней Фудзин. – Его мать – нимфа Анджана – была под проклятьем, превратившим её в ванару. А когда она была уже беременна от короля клана Сунь, ею овладел мой друг Ваю, тоже бог ветров, пролетавший тогда мимо и заставший её за купанием в горном озере. Его семя наделило ребёнка особой божественной силой.

– Я не очень любила сказки… – отвела глаза Ди. – Тем более вот такие, – скривилась она от всей истории.

– Ей читал их отец, который был не подарком… И иногда мама, которая очень рано скончалась, – пояснил Вир. – Нам с сестрой пришлось быстро взрослеть, не до сказок уж было.

– У-у-ха! Так и будете лясы точить? – отдышавшись, нахмурился Хануман, аккуратно выходя наружу и оглядывая всех собравшихся.

– Готовь купол, бочонок, не нравится мне эта макака, – процедила Брому Ядвига.

– И мне, мадам жирафиха, сдаётся, что он сюда припрыгал с банановой пальмы за той же целью, что и пришли мы, – принялся сооружать золотистый барьер чародей-низкорослик.

– Зачем тебе ваджра? – не понимал Фудзин.

– Как он только не мёрзнет, – раздался голосок Дианы под рычание оскалившегося барсука.

– Я был послушником у лучших учителей медитации и единоборств. Всю свою жизнь посвятил боевому искусству. Мне знакомы техники согревания в самый лютый мороз, – заявил Хануман. – Я ловил рыбу в холодной воде. Я гулял в обе стороны ледяного моста. Я…

– Хануман немного тщеславный… – повернул голову к остальным Фудзин.

– Твоя разговорчивость тебя и погубит, – нахмурился ванар ещё сильнее.

– Угрожаешь мне? Мне, Хануман? – покачал головой Фудзин. – Мы столько бродили вместе, столько беседовали, столько пережили приключений на землях Дайкона ещё до его объединения!

– Тебя здесь быть не должно, – покачал головой король обезьян.

– А тебя? Здесь жили дэургары, жрецы Индры. А ты осквернил храм, убил их и забираешь реликвию?! – хмыкнула пани Софра.

– Я предупредил их, – заметил ей ванар. – Если бы они перестали нападать, я бы никого и не тронул. Я заявился сюда не убивать, а лишь взять оружие. Это был их выбор сражаться до последнего вдоха. Наш герой не виноват, что он мастер удара, ломающего рёбра и не позволяющего больше вдохнуть.

– Герой? – скривила губы и брови Ди.

– Опять хорохорится? – словно с вопросом уточняла Ядвига у Брома.

– Любит болтать о себе в третьем лице, – подметил гном. – Был у меня тоже один такой знакомый сказочник-летописец. А этот себя ещё и центральным героем своей истории мнит, я гляжу, – пробубнил он, держа руки вместе, концентрируя энергию на защитном куполе.

– Верни ваджру, одумайся! – с жалостью в голосе призывал Фудзин.

– Мне некогда всё сейчас объяснять. Просто не стой на дороге. Ты же знаешь, я бы не стал служить злодейским планам, я лишь помогаю нуждающимся, – процедил ванар.

– Вижу, как ты помогаешь, – махнул свободной рукой от мешка бог ветров над трупами серых лохматых гномов.

– Знаю я один верный приём против таких, жаль, лютню ту забрал Бальтазар, – проворчал гном ванару.

– У-у-ха! Твоя магия для меня – ничто, – заявил Хануман.

– Да? Что, может, забьёмся? – усилил Бром барьер, а тот заискрился, угрожая огненными плетьми огреть каждого, кто посмеет приблизиться.

– Это просто чародейская пыль, – начал вращать ванар свой вытянутый посох, словно ластиком стирая графит на бумаге, рассыпая грани купола в мелкие опадающие частички, растворяющиеся в плавном полёте и чем-то напоминавшими снегопад вокруг всех собравшихся. – На Бальтазара, значит, работаете. Служители некроманта. Фудзин, от тебя уж точно такого не ожидал.

– Всё не так, Хануман… – покачал головой тот.

Бром направил энергию к пробоине в полупрозрачном барьере, завертел нечто наподобие вертикального торнадо. Чем сильнее тёр Хануман, тем сильнее вращался поток рыжевато-золотой воронки, закручиваясь, переливаясь, но не справляясь с чарами боевого посоха.

– Наш герой оказался в сложной ситуации, – проговорил о себе Хануман. – Старый друг и весёлый собутыльник оказался вдруг на стороне древнего зла! Мораль никогда не была сильной стороной нашего героя, но одно он знал точно: у него есть цель, есть миссия, которую он обязался выполнить и которой дал слово чести быть верным и преданным до самого конца!

– Нам не следует драться. Хануман невероятно храбр. После гибели его отца Кесари Суня на войне народ людей-обезьян не знал, кому возглавить племя. Само небо подало знак – в гору упал метеорит, а когда ванары пошли вверх по склону, то нашли шумящий водопад. Лишь Хануман осмелился пройти сквозь воду, обнаружив там пещеру с сокровищами, что принесло племени Горы Цветов процветание и успех. За это он получил имя Укун – «познавший пустоту». И стал царём обезьян. Каждый раз, когда ванары поднимают за него тост, они восклицают: Укун! Или же Сунь Укун! – рассказывал Фудзин.

– Если не замолчишь, я закрою глаза на нашу дружбу, – предупредил его Хануман.

– У-ук! – проворчал барсук.

– Не «У-ук», а «Укун», мой четвероногий приятель, – поглядел на него ванар.

– Он тоже проклят, как и его мать, – объяснял про короля обезьян Фудзин. – Он не может использовать свои божественные силы в корыстных целях для себя любимого. Только ради кого-то другого. А значит, сам бы он здесь ни за что не очутился. Даже с его навыками согревания тела. Его кто-то нанял, он на кого-то работает и для кого-то ворует реликвию.

– Какой же ты болтливый старикан, а! – скрипел Хануман зубами. – Хватит им всё обо мне рассказывать!

– Ты ведь обожаешь истории о себе, разве нет? Зачем тебе ваджра? – жёстким тоном потребовала ответа Софра. – Если ты против Локи, то мы заодно. Если же это он послал тебя украсть оружие для него, значит, и мы здесь будем сражаться с тобой до конца. Но предупреждаю, я – атаманша фоморов, а не какой-то там гном-жрец. Бром, без обид, – покосилась она на колдующего чародея.

– Да без проблем, атаманша-некромантша, дэургары – те ещё ублюдки, мы, норды, их недолюбливаем. Нечего меня с этими лохматыми в халатах сравнивать. Я – великий Бром Дерзкий Гром! – заявил тот ванару.

– И этот хорохорится, нашли друг друга, – закатила глаза Ядвига, заодно вооружаясь своим луком, а её дочь тоже направила заряженный арбалет на рыжего господина.

– У-у-ха! Та самая атаманша Арьеллы, что водит дружбу с западным некромантом? Тогда нам уж точно не по пути, – заявил Хануман, готовясь к сражению. – Надеюсь, танцевать вы умеете. Потому что сейчас вы у меня попляшете!

Путники встали кучнее, пытаясь сплошным веером преградить ему путь. Он ринулся первым, перепрыгивая через их кордон, словно спортсмен с шестом, уперев конец посоха в скалистую почву, припорошённую снегом. Едва он миновал купол, как получил от Брома разряд жёлтых молний прямо в спину и рухнул на грудь.

Стоявшие по краям построения Вир и Ядвига ринулись к Хануману, но тот вскочил, крепко стукнув посохом снова о землю, и отбросил их ударной волной. На него помчались Кьяра и Софра, а с ними барсук. Ванар сперва отразил удар крупного эспадона, перевешивая напор леди фон Блитц с такой силой, что та завертелась в воздухе, как волчок, от его ответного выпада. А затем король обезьян ловко подставил свой покрытый золотом посох под клинки атаманши и ударил её в живот, отбросив от себя.

К его ногам уже подбирался барсук, готовясь укусить, но и здесь удар посоха остановил нападение, резко опустившись прямо перед полосатой мордой затормозившего и перепуганного зверька. Глаза Ханумана загорелись рыжим огнём, одежда заколыхалась на невидимом магическом ветре, а сам он слегка присел, вглядываясь в маленькое существо пред собой.

– А ты вообще не лезь, если не хочешь вернуться туда, откуда ты появился! – угрожающе, с каким-то лязгающим сопровождающим эхом в голосе произнёс ванар, и запищавший барсук понёсся к Диане.

– Что это значит вообще? – не понимала та, держа кинжалы наготове и всё же присев, погладив нижней стороной запястья своего четвероногого друга.

– А ты что, ему не хозяйка? Да уж, я смотрю, ты не друид. Полукровка… Помесь эльфа и человека, – скривив губы, проговорил Хануман.

– Сказал гибрид человека и обезьяны, – выпрямилась и оскалилась Ди, крепче сжав кинжалы.

– Флейтистка? – подметил тот чехол от свирели. – Тебе бы к Пану или к Дионису, они любили такую музыку. Мне по душе больше ситар и саранги. И чтобы били в бубны, в тамтамы, таблы.

– В таблы врезать – это я завсегда, – плюнул Бром на свой кулак. – Давай, мадам жирафиха, я делаю ставку, что выбью ему три зуба. А ты на сколько ставишь?

– Ставлю, что он тебя одной левой срубит в бессознательное состояние, – хмыкнула та.

– Это мы посмотрим, кто кого срубит. То, что я ростом с пенёк, ещё не значит, что из меня всякая обезьяна способна сделать табуретку, – заискрил Бром руками, сплетая нечто синеватое, колкое, напоминавшее то застывающую, то таящую льдину.

Создав объёмный звёздчатый шип в сверкающей голубой ауре, гном резким пассом обеих ладоней вперёд отправил чародейский снаряд по прямой траектории в ванара. Тот развернулся, махая длинным хвостом, сжал посох ниже середины, как биту, и отбил заклятье прямиком в его автора.

От удара упавший Бром проехался на спине до первой ступеньки, стукнувшись о ту макушкой, и больше не двигался. К нему мигом помчалась обеспокоенная Ханна, удерживая крупный арбалет одной рукой, а за ней, прикрывая дочь от Ханумана, неспешно зашагала и Ядвига, одарив гнома взором, в котором так и читалось: «ну, я же говорила».

– Наш герой снова блистал в поединке. Даже гномьи чары были ему ни по чём! – восклицал Хануман.

– Не дайте ему уйти с ваджрой! – закричал Фудзин, указав на готового уже удрать ванара.

Тот оттолкнулся большими обезьяньими лапами от заснеженной земли, потом от скалы справа от тропы, от ствола ближайшего дерева, заодно заслонив себя снегопадом с затрясшейся хвои, а в погоню за ним помчались Вир, Кьяра и Ди.

Вир первым смекнул, как им действовать. Пока Хануман ориентировочно придерживался петляющей туда и сюда тропы, Чёрный Барон заскользил вниз на следующий ярус. Туда же вслед за ним спрыгнула Кьяра, а вот Ди нагоняла с кинжалами сзади, дабы ванар не удумал останавливаться и возвращаться к пещере-святилищу.

С той стороны, впрочем, с барсуком уже заходила Софра, тоже перекрывая всякий путь назад. Вир добрался до цели первым, но сабли его раз за разом натыкались на бамбуковый посох в обёртке золотых листов и окольцованный по краям. Парень старался, изловчался, вертелся на месте, стараясь задеть ванара и по плечам, по рукам, по телу с разных сторон и даже прямыми выпадами в живот. Но царь обезьян ловко подставлял своё орудие, сжимая ваджру в левой руке, при этом подключая ещё и хвост, крепко хлеставший Вирбия по лицу своим кончиком.

Когда подбежала Кьяра, Хануман с грациозной лёгкостью отбивался сразу от двоих. Сперва балансировал между защитой сзади и спереди, а потом двинулся вбок, так что и леди фон Блитц, и брат Дианы оказались от него по одну сторону, как и подбегавшая к ним сверху по склону сама плутовка из Стеллантора.

Но она поступила умнее. Вместо удара по своей прямой траектории движения, в котором уже замахнулась, провоцируя Ханумана на выпад, она оттолкнулась ногами и попыталась атаковать его сверху. Однако лишь получила другим концом посоха по животу и была отброшена к поросли деревьев, об один из стволов ударившись ещё и спиной.

Правая щека ощутила морозный холод снега под собой, спина – резкую боль, а живот – последствия толчка посохом. Казалось, пролети она чуть медленнее, и ванар раздробил бы ей тоже грудную клетку, как тем несчастным двергам. Просто каким-то чудом удар пришёлся ниже по корпусу, но внутри всё бурлило, казалось, сейчас стошнит. А взволнованный барсук уже мчался к хозяйке, не зная, чем той помочь.

– Диана! – крикнула на это всё не менее обескураженная Кьяра, но её страх перетекал в ярость: она желала отомстить за такой удар по подруге и понеслась с крупным двуручным мечом вновь на короля обезьян.

Тот сперва отпрыгнул в одну сторону от её взмаха, потом в другую. Скакал столь резво и резко, что даже кончик хвоста его умудрялся в самый последний момент выскользнуть из-под опускающегося лезвия, не теряя даже ни кусочка самого длинного волоска среди шерсти.

– Я побеждал громадных драконов! Неужели не справлюсь с какой-то там обезьяной?! – заявлял Вир не то себе, не то с угрозой Хануману.

– Громадных, говоришь? Это я могу устроить! Я тебе покажу гигантов! – скалился тот, ловко вращая пальцами своё орудие.

Кьяра крутанулась, но лезвие вместо лохматой плоти уткнулась во всё тот же ловко подставленный посох. Вирбий ударил с другой стороны, и тогда Хануман сотворил нечто вообще невообразимое. Он мгновенно увеличился в размерах, так что обе сабли Вира лишь слегка вонзились в гигантскую ногу.

– Наш герой вырос и окреп, – восклицал о себе Хануман, как рассказчик, – он был готов свернуть горы, ведь и сам стал размером с гору!

Вместе с ним увеличилась его одежда, а также и посох. Довольный гигант с улыбкой взирал на перепуганную «мелочь» снизу вверх. Он притопнул, ударил посохом и повалил с ног всех вокруг, включая Софру и барсука, отлетевшего к Ди. Правда, вместе с размерами Ханумана не увеличилась сама ваджра: она в область его чар никак не входила. Потому к ней рванул Вир в надежде быстро подобрать артефакт со снега.

Ему не хватило буквально секунды. Ванар вовремя заметил, как создание в чёрной броне эдаким пятнышком приближается к сине-зелёной «палочке» на снегу, и отбросил Вира так, что тот покатился по склону на следующий ярус дороги.

В лицо Хануману вдруг ударил резкий поток морозного ветра. Это парящий в небе Фудзин раскрыл прямо перед его обезьяньей мордой свой крупный и лёгкий мешок, выпуская собранные ветра. Хануман пятился, скользил, пытался противостоять, но определённо проигрывал столь сильным порывам, едва не срывавшим с его рыжей головы волосинки. Однако же ванар нашёл выход – снова уменьшился, да так резко, что ветер продолжал гулять где-то там, в вышине, а сам он, ловко подхватив ваджру, ринулся убегать прочь.

Кьяра, опираясь на меч, глянула вслед ему, перевела глаза на лежащую подругу и приняла решение помогать Ди, рванув к той и отряхивающемуся барсуку. Вир внизу не успел подняться, как Хануман вновь сбил его с ног. Но и парень был не промах, вовремя схватил того за хвост дабы притормозить.

Ванар рухнул вперёд, выронив ваджру, а перед той уже приземлялся Фудзин, преграждая путь. Вид у него был счастливый и умиротворённый, а холщовый мешок вновь казался завязанным. Царь обезьян скривился, оскалился, пополз вперёд, несмотря на хватку Вирбия сзади, сдавливавшего кончик хвоста бронированной чёрной перчаткой с шипами. Ванар треснул своим посохом Чёрного Барона по лицу, чуть ниже глаза, но тот всё равно, даже взвыв от боли, не выпустил рыжий хвост из рук.

– Ты всё равно не можешь к ней прикоснуться! – прорычал Хануман Фудзину.

– Но могу не дать прикоснуться тебе, – ответил тот, собираясь явно отбросить артефакт ещё дальше от кряхтящего ванара.

Хануман сделал рывок, теряя шерсть на хвосте, преодолевая боль, пересиливая вес цепкой хватки тянущего его назад Вирбия, и таки схватился за ваджру прежде, чем ту успел пнуть своими когтистыми лапами Фудзин. Поднимая ту в руке, он испустил из концов оружия яркий сине-голубой луч. Нижняя его часть со скрежетом пробурила землю, оставляя дыру неведомой глубины, а вот верхняя прожгла насквозь живот Фудзину, сверкая вдаль из его спины и оставляя дымящееся отверстие диаметром где-то с кулак.

И король обезьян, и бог ветров казались обескуражены. Если б хоть кто-то из преследователей, догонявших ванара, мог видеть его звериный лик, то по одним только жёлтым глазам Ханумана было видно, что он не хотел применять оружие. В них сейчас переплеталось всё сразу – страх, паника, скорбь и мольба о прощении, едва король обезьян вмиг осознал, что наделал. Казалось, это понимал и Фудзин, принимая свою судьбу.

– Как… как же я есть-то теперь буду с дырой в пузе… – покачиваясь, коснулся он пустоты внутри себя, проведя рукой по прожжённому месту, и рухнул на спину уже недвижимо.

Контур его замерцал, тело замерло и рассыпалось на золотые, розоватые и бледно-зелёные частички. Они витиеватым потоком, напоминая дымок от костра или скорее эдакий рой насекомых, устремились к холщовому мешку – единственному, что осталось лежать после Фудзина на белом снегу в потоках лёгкого, но морозного ветерка.

Ванар вырвал свой хвост из ослабшей хватки ошарашенного Вирбия и помчался прочь с необычайной скоростью, перепрыгивая на деревья, на нижние ярусы, удирая под снегопадом так, что его было уже не догнать. Вир даже подняться так скоро не мог, всё глазел на мешок, вспоминая, как на его глазах погиб бог ветров.

– Вот так? В мешок? – подошла к нему Кьяра, придерживая Ди, обнимающую её за плечо и держащуюся за живот. – У всех скипетры, короны, ожерелья, клинки, а у этого… мешок? Это его артефакт? – аккуратно присев вместе с подругой, подобрала леди фон Блитц простенькое холщовое изделие.

Оно на дороге валялось так, как будто какой-то крестьянин мешки с мельницы вёз да один обронил. Тот где-то прорвался и рассыпался, так как, несмотря на то, что сущность Фудзина впиталась в его «реликвию», выглядел сейчас абсолютно пустым после высвобождения ветров.

– Его ведь можно вернуть? – с дрожащими от боли физической и душевной губами проговорила Ди, слегка морщась и жмурясь.

– У-ук, – пропищал тонким голоском и барсук, сопровождающий девушек.

– Я не знаю, – поднимался Вир, отряхивая волосы от снега. – Надо у наших спросить, идём к ним наверх, – поднял он лик к Седой Твердыне, где со склона на них глядела не менее ошарашенная случившимся пани Софра.

– Идиот, – фыркнула ему Кьяра. – Вот куда ты помчался, дрянной мальчишка?! Надо было сестру выручать, – осматривала она крупный фингал на лице Вирбия. – Хорошо ещё зубы тебе не выбил.

– Их маска закрывает, – ответил тот, поспешивший убрать её руку, потянувшуюся к ушибленному лицу.

– Дай осмотреть хоть, горе луковое, – возмущалась леди фон Блитц. – Лед приложи, комок снега. Он тут повсюду.

Ди поддержала подругу, беспокоясь за брата, хоть у неё и самой сильно болели рёбра и спина, так что она и приобнимала Вира, и держалась за бок, с трудом ковыляя. Но предстояло по склонам и петляющей многоярусной тропе возвращаться наверх к своим.

У ступенек Ядвига приводила в чувство Брома, водя у его ноздрей смятым маленьким пучком из каких-то трав, шелестя ими, сдавливая, чтобы сухие стебельки и листья отдали побольше аромата. Примерно так Бальтазар призывал к себе Йоля, шебурша клубком в форме бублика, дабы воздух наполнился валерианой, кошачьей мятой и остальной смесью. Так и здесь, только травы были ментоловые, резкие, приводящие в чувство.

– Шишка выросла, словно рог… – проворчал Бром, сильно зажмурив глаза.

– Будешь теперь единорожкой, дорогуша, – усмехнулась Ханна. – Зато живой.

– Сама ты крошка-единорожка, – принял кряхтящий гном сидячее положение.

– Ну что, бочонок, проспорил мне, да? Я сразу сказала, он тебя вырубит одной левой, – убирала Ядвига травы, выпрямившись возле Брома.

– Вырубают, мадам жирафиха, вишнёвые сады в скучных пьесах, – потирал тот макушку. – Да я просто все силы на купол потратил из-за вас! Вот и это… того самого.

– Отрубился, – дополнила капитанша стрелков. – Ел бы поменьше, был бы крепким, как этот тип. Чтоб он не швырял тебя, а с места сдвинуть не мог. Перестал бы пивной живот отращивать да занялся тем, что мастерил из него рельефный пресс кубиками.

– Вот ещё! Зачем кубики на животе, если живот вполне себе собирается в шарик! Что это вообще за зверь такой был? – проворчал гном.

– Ох, глухая тетеря. Тебе ж рассказали всё. Хануман, сын вождя… – вздохнула Ядвига.

– Да это понятно, тут он какого ётуна ошивался?! – поднимался Бром на ноги, отряхиваясь от снега. – Это Мимир! Тут такие хвостатые не живут!

– Жив? – раздался поодаль голос Дианы, которую на пару тащили Кьяра и Вир, а барсук бежал впереди.

– Сказала бы я вам: «такие не дохнут», – медленно проговорила Софра, развернувшись теперь к пещере, – да я и про Фудзина думала то же самое…

– Если мы вернули Гора, значит, и его как-то можно? – уточнил Вир не то ради Дианы, не то ему и самому тоже это было весьма интересно.

– Не всё так просто, – ответила атаманша. – Поверженный и запечатанный бог теряет уйму сил. Он заперт в артефакте, как джинн в лампе. Отдыхает, восстанавливается. Артефакты принято заряжать в свете луны и солнца. Иногда натирать солью, опускать в родниковую воду, иногда в стоячую типа озера или алтарной чаши…

– Фудзин уверял, что ванар не может коснуться ваджры, а тот схватил её и удрал! – негодовала Ди.

– Потому что он не бог, а полубог, – предположил Вир. – Вероятно, Фудзин слегка заблуждался на этот счёт, – потёр он густое покраснение ниже левого глаза.

– Хорошо он тебя приложил, дорогуша, – протирая очки от снега, Ханна уставилась на этот багряный след на лице Вирбия. – Синяк теперь о-го-го будет. Мам, помажь его чем.

– Чем тут помажешь, только лёд прикладывать, да всё равно пол-лица фиолетовым будет, как кожа фомора, – хмыкнула та. – Аккуратнее надо быть.

– Так, я не понял, мешок есть, а дружбана моего нет! – возмущался Бром, засеменивший к компании, потирая макушку.

– Фудзин… он… его… – всхлипнула Ди.

– Хануман убил его, пронзил насквозь ваджрой и удрал вместе с ней, – недобрым чеканящим тоном проговорила Кьяра. – Остался вот лишь мешок.

– Да вы чё?! Да вы чего?! Эй, народ! Вы так шутите над старым Бромом? У меня сердечко-то не каменное, я вам норд, а не тролль! Как так убили Фудзина? Бога ветров?! – негодовал Бром.

– У нас на глазах… – опустила Диана совсем взгляд себе под ноги.

– Ритуал также требует уйму энергии. Согласится Бальтазар это сделать ещё раз, вернув нам Гора? И ритуал для каждого божества свой – набор символов, благовония, гостинцы… Мы, конечно, знаем, что Фудзин любил выпить и закусить, но…

– Матушка Мокошь с ним явно ладила, – припомнила Ди слабеньким голоском. – Она наверняка подскажет, что нужно для его ритуала.

– Возвращаемся, значит? Бром, ты ведь без сил? Перекусим, отдохнём в святилище, благо там костры в верхних пещерах горят вон, и сотворишь нам портал в Чёрный Замок? – поинтересовалась атаманша.

– С пустыми руками? Вы же помните, что Гор и Мокошь сказали про ваджры? Их три! Одна в Мимире, одна в Таскарии, одна в пустыне Нид. Не забрали одну, пошли за другой. Куда возвращаться собрались? Вы что, сдались, я не понял? Так! Я не понял, – ударил Бром себя в грудь. – Вы что тут нюни-то распустили?! Этот Хомян…

– Хануман, – поправила Ядвига.

– Ну, Хомякан… Он явно здесь был за одной такой штукой. Мы за Фудзина должны отомстить! Он нас проводил, всё указал, рассказал, нельзя дело так оставлять! Помянем его, выпьем чего-нить покрепче – и в путь! – заявил гном.

– Нет у нас ничего «покрепче», – хмыкнула капитанша стрелков. – Фудзин же всё выпил.

– Это у тебя нет, мадам жирафиха, а мы с ним были запасливые! – повернулся к ней Бром с гордым видом.

– И Диане бы отдых, осмотр, может, перевязку или компресс какой, – попросила Кьяра.

– Да всё в порядке… поправлюсь, – простонала та.

– Поправишься, когда трескать сладости на собственной вилле будешь, – с усмешкой похлопал легонько её по плечу Вирбий. – Надо говорить «выздоровею» в таких случаях.

– Будет у тебя… болеть и спина, и живот… посмотрю, как ты там что выговаривать… будешь, – проворчала Диана, жмурясь и покусывая губу.

– Так чего мы? Опять в Таскарию? – уточнила Кьяра.

– Это ближе, это знакомо, там, конечно, жрецы тоже нам не обрадуются, но Мокошь сразу сказала: готовьтесь сражаться за ваджру. Просто так оружие нам не отдадут, – напомнила Софра.

– Нет… – простонала Ди. – Хануман был царём Таскарии же? Он тоже там всё знает. Он пойдёт туда, а мы с ним… не справились… не понимаем, как с ним воевать… Вместо того, чтобы с ним вновь столкнуться… Пойдёмте в Нид…

– К нагам? С ума сошла? Это люди-змеи с кучей рук и змеями же вместо волос. А в каждой руке по клинку, – возмутилась Кьяра.

– Но Ди права. С огромной долей вероятности Хануман нас опередит. Если предположить, что ему понадобиться не одна ваджра, а все три. Ну, или две. Пойдёт он сам к нагам или нет, я без понятия, – проговорил им всем Вирбий. – Лучше самим пойти сейчас в дальнее странствие.

– Как он нас опередит, если Бром портал откроет?! – возмущалась Ядвига.

– Ты его состояние видела, мам? Какой портал, он рта-то открыть не может, – погладила Ханна гнома-чародея по голове и тут же под его ойканье пожалела об этом, ведь случайно коснулась шишки, совсем о той позабыв. – Ой, прости, дорогуша.

– Вот уж чего-чего, а рот раскрыть он завсегда. Я даже не знаю, что лучше, когда он им пьёт или когда говорит. Результат-то, в целом, одинаковый, – хмыкнула её мать.

– Он в такого гиганта вырастает, что в пару прыжков уже будет в Таскарии, – с досадой в голосе, процедил Вир, скрипя зубами.

– И если мы явимся в Таскарию, а этот с палкой-копалкой уже там или ваджра похищена… – произнесла Ханна. – Значит, и в пустыню Нид мы уже не успеем. Рыжий макак этот будет всегда на шаг впереди. Он же полубог? Вдруг он тоже как-то перемещаться способен. Наверное, стоит прислушаться к Диане, – поглядела тёмная эльфийка на ту.

– Типа, если мы сразу пойдём в Нид, то, типа, точно получим шанс забрать оружие? – оглядела всех Кьяра. – Вы так уверены? О Дану…

– Он может тоже пойти туда, но зачем? Он сбежал, он знает Таскарию, там безопаснее, там даже в святилище охрана… в каком-то смысле полегче, чем дэургары, если я верно понял, – пытался размышлять Вир. – Скорее всего, он в пустыню Нид пока не пойдёт. У нас будет шанс опередить его там.

– Значит, решили? – пробежалась алым взором по лицам команды и атаманша.

– Ой, ладно. Куда угод-д-дно, лишь бы подальше от холода, – постукивая зубами, пыталась Кьяра согреться, поёрзывая на месте.

– Вы-то что скажете? А? Пани Софра? – поинтересовалась Ядвига.

– Я, может, и лидер, но я умею слушать других, – ответила та. – Раз все считают, что надо к нагам, значит, после краткого отдыха отправимся прямо туда. И пусть каждый из нас на привале вслух вспоминает всё, что только можно, о пустыне Нид и её обитателях. Даже любые слухи и домыслы. Путешествие нас с вами ждёт крайне опасное, – с серьёзным видом заключила правительница Арьеллы.

Мельхиор I

Солнечный полдень мерцал маленькими гранями на сложных куполах построек имперской столицы. Селестия в своих бело-голубых оттенках с вкраплениями волнистых линий и завитков позолоты, с арочными и круглыми окошками, с практически лишённой острых углов архитектурой была устлана ворохом цветастых осенних листьев.

Казалось, они даже жухли здесь как-то по-особенному, не теряя до конца своей желтизны и багрянства. Некоторые и вовсе опадали зелёными, просто изрядно выцветшими, причём одни породы деревьев темнели, другие светлели, и всё это составляло изумительный калейдоскоп.

Не радовались этому всему разве что дворники, вынужденные с каждым новым порывом озорного ветра чистить дороги. Честно говоря, многие из них не понимали, что ж такого страшного, если те будут устланы ковром из листвы, ведь все телеги, что ведут к центру, как раз и пришли с таких лесных троп, а те, кто двигается к воротам за город, вскоре попадут на те самые лесные тропы с обилием листьев.

Тем не менее закон есть закон. Городской устав требовал чистить дороги, потому кучи жухлой листвы собирались подле деревьев и кустов близ дворов и особенно парков. Некоторые устраивали костры, сжигая старые листья, другие бросали их в яму с небольшим количеством воды, заставляя гнить и потом поливая густой смесью грядки на огороде. Кто-то и вовсе листья использовал для декора или поделок, начиная от оформления мебели и заканчивая детскими игрушками из палочек и желудей.

После дневной молитвы подметаемые почти под синхронные скребущие взмахи мётел улочки заполнялись людьми. Среди них шагал и тот, кого в Селестии разыскивали сильнее всего. Главный преступник по версии местного закона – сам глава Гончих Псов Симаргла, монсеньор, бывший кардинал, жрец Мары и некромант, Мельхиор Шорье.

Разумеется, ему пришлось использовать колдовской морок, дабы изменить свою внешность. Хотя последний раз здесь его видели лет десять назад, не считая недавней операции по вызволению Эрика Громобоя, но там он свою личность раскрыл лишь в подземельях библиотеки. А на улицах применялась всё та же чародейская маскировка.

Сейчас он выглядел как старушка, шагавшая с чёрной кошкой на своем плече. Тучная, дабы никто не задевал его и не влезал в зону иллюзии, нескладная, кривоногая и седая. Такую побаивались, уступали дорогу, никто не желал заговорить, так что опасений, что его раскроют, у чернокнижника не было. Он вообще всегда был крайне уверен в себе и редко делал что-либо спонтанно и опрометчиво.

Мельхиор был из тех, кто любит иметь туз в рукаве, хотя в карты играть не любил. Он предпочитал двигать фигуры по доске, размышляя, какие ходы продумал противник, как их предсказать и, главное, преодолеть, разыграв партию в свою пользу.

Кошка на его плече тоже была необычная. Зеленоглазая богиня Баст, покровительствующая домашнему очагу и плодородию, составляла сейчас компанию этому внезапному гостю. Внезапному, потому что это он вместо Анфисы Крэшнер очутился в её постели, когда сама девочка, что находилась как раз под опекой Баст – лучшей подруги матери Анфисы – Немезиды, поменялась с некромантом местами и теперь была где-то в плену.

Богиня-кошка не убила Мельхиора на месте лишь потому, что тот принадлежал к так называемым «язычникам», почитал её и всех старых богов. Пакт, что они заключили, состоял из взаимопомощи. Мельхиор был здесь кое-кому сильно должен, никак не знал, как же снова пробраться в Империю с учётом военного кипиша на границах, досмотрах на входах в столицу и всех прочих проблем. Ему потребовалась её поддержка, а сам он пообещал вернуть Анфису в ближайшее время целой и невредимой.

– Разворачивайся, и идём дальше прямо, – мурлыкала Баст ему на ухо.

– С чего это? Тут короче, – не собирался монсеньор её слушать.

– Улица узкая, встретится кто на пути и раскроет тебя, приблизившись к лицу, – поскребла та когтями ему по наплечникам-черепам.

– Вот ты вредная, а, – проворчал Мельхиор, разворачиваясь и продолжая путь по широкой улице.

– Каков план? Я хотела бы знать, – тихо проговорила Баст. – Просветишь меня, раз уж обещал, что с девочкой всё будет в порядке?

– План – найти одного старого друга, тоже большого мастера по обличьям. Нам в пригород, только перекусим слегка. А девица твоя слишком ценная, чтобы её там просто казнили. – ответил мужчина.

– Немезида была в ярости сегодня с утра. Мы умудрились поссориться, пока ты дрых. Даже ухом не повёл, это ж надо дел натворить и спать крепко, словно младенец! – восклицала Баст. – А она обвинила меня. Будто я как-то влиять могу на всё это. Часы Хроноса, небось, повлияли. Не будь их, ничего бы и не случилось.

– Так тебе на жизнь девицы вообще наплевать, ты просто хочешь помириться с подружкой, – усмехнулся чернокнижник.

– Вовсе нет! Я с Анфисой с детства жила, – возмутилась и зарычала мохнатая собеседница.

– Убеждённая патриотка, верящая только в Творца. Почти фанатик до мозга костей. А тебе приходилось с этим мириться. Она не подарок, – отметил вслух Мельхиор.

– Вполне чудесный ребёнок. Была, пока ты не нагрянул со своими зомби, – фыркнула Баст.

– Они не мои, они с кладбища Уислоу. Где лежали, там и поднял, – усмехнулся чернокнижник.

– Как пьяница за монеткой. Где лежит, там и подберёт, – причитала кошка.

– Идём, закажу тебе миску молока, – заглянул чернокнижник в трактир.

– Глаза бы твои бирюзовые все повыцарапать, – прыгнула Баст на стул и, пользуясь прикрытием заграждения центрального столба, обернулась представительницей фелинов – полулюдей-полукошек.

– Таскарский наряд, привлечёшь внимание, – отметил Мельхиор, оглядывая её золотисто-зелёный костюм.

– А ты предпочёл бы меня видеть голой? – оскалилась та.

– Я женат, между прочим, – присев напротив, показал Мельхиор ей кольцо.

– Ха! Да когда ж вас, мужчин, это останавливало? – усмехнулась спутница. – Ладно, я и сама влюблена в женатика, что уж тут…

– Как Марлен мне и говорила, ничего человеческое вам не чуждо, – улыбнулся и некромант.

– Почему у вас ребёнок танцует в таком откровенном наряде? – возмущался какой-то священник неподалёку от стойки.

– Она не ребёнок, а полурослик! Взрослая уже! – раздавался чей-то басовитый скрежещущий голос.

– А ты ей что, зелёный? Кавалер или охрана? – недовольно звучал всё тот же монах.

– Она слепая с рождения, мы так зарабатываем, – поясняли ему.

– Чтобы слепая и танцевала? Быть не может! Фокусы какие-то, не от Творца всё это. Она, значит, зарабатывает, а ты пропиваешь? – заглянул немолодой священник в чарку к тому господину.

– Да всего одну кружечку! – возмутился спутник танцовщицы.

Мельхиор с любопытством выглянул вбок, обнаружив взглядом крупного полуорка, а потом перевёл взор и на танцовщицу – миниатюрная, стройная, невысокая, в полупрозрачной розовой парандже, шароварах и с оголённым животом. Рыженькая, миловидная девчонка. Чем-то напомнила ему Анфису. Костюм её отличался от наряда Баст практически во всём и всё же тоже был явно на таскарский манер, с двумя лентами вокруг рук, с особенной обувью с оголёнными пальцами и совершенно не по осенней погоде.

– Долить гостю? – к полуорку подскочил длинноусый трактирщик с золотой толстой серьгой-кольцом в ухе.

– Ну… ещё одну, может, – поразмыслил тот вслух.

У полуорка была зелёная кожа, выбритые виски, а по центру – жёсткие тёмно-каштановые волосы, собирающиеся в уложенный назад толстый хвост. Он выглядел мускулистым и крепким, казалось, его жилетка даже не застегнётся на пуговицы, а с голым торсом в такую погоду бродить бы себе никто не позволил. Рядом на столике лежала плетёная шляпа с закруглёнными полями, а напротив – более тёплая одежда, но не на него, а на кого-то втрое меньше. Вероятно, на девушку-полурослика.

– Сегодня бутылка по цене двух кружек, а объём у неё три с половиной, – медовым голоском щебетал трактирщик.

– Да он не знает, что такое бутылка. Он ж дикарь из степи, – под гогот своих дружков воскликнул один широколицый мужчина с солдатской стрижкой и наплечниках – вероятно, стражник, пришедший сюда на обед.

– Чё сказал? Да я, между прочим, мастер, брыть, по изготовлению бутылок! – прорычал полуорк. – Думаешь, чем я по жизни там занимался? Именно что в стеклодувной мастерской и работал. Плавил кварц, мешки с песком таскал из карьеров…

– Карьеру-то выстроил себе? – посмеялся стражник. – А то, я смотрю, ты сюда не мешками и не бутылками торговать прибыл.

– А я смотрю, караул твой давно настал, а ты пятый час здесь за картами штаны протираешь, – скалился на него полуорк.

– Ась? Может, арестовать тебя и в темницу? – поднялся кудрявый стражник с трёхдневной щетиной на лице из-за стола.

– Эй, ход свой пропустишь, не орку бей в бубен, а от бубнов моих отбивайся, – за рукав потянул его обратно усач-сослуживец. – Есть чем семёрку с десяткой покрыть? Нет, так бери! Бери да помалкивай! – усмехнулся он.

– Счастье этого зелёного, что я сегодня меч не точил, – проворчал кудрявый и начал отбиваться мастью пик от карт-бубнов.

– Чё сказал? Так бы ты меч точил, как мастак лясы, – сложив руки за головой, откинулся полуорк на спинку стула.

– Ась? Да ты где такой выискался вообще умный? К нам когда полуорки приходят, и двух слов связать не в состоянии. «Мне налить брага! У-а!», – изображал стражник какого-то дикаря, бьющего себя в грудь, а троица за его столом вновь засмеялась.

– Шляпа моднявая у него, свежей плетёнки, новёхонькая, – буквально облизывался на этот предмет одежды лысый стражник, спиной сидевший к окну за всё тем же столом с картами и сигарами, дымящимися в выемках гранитовой тёмно-синей пепельницы.

– Да украл, небось. Подойди ко мне кто и пожалуйся, что шляпу спёрли, сразу буду знать, у кого искать, – покосился кудрявый на полуорка.

– Чё сказал?! – скалился на него тот.

– Ты давай бубны бей, шляпник! – похлопал усач сослуживца по плечу, так как ход снова дошёл до него по кругу.

– Эй, этот тип тебе докучает? Пристаёт? Может быть, ты в заложниках? – в момент, когда длинноволосая слепая девушка-полурослик дотанцевала и проходила мимо карточного стола, её за запястье схватил кудрявый стражник вместо того, чтобы возвращаться к игре.

– Ну-ка пусти её, ты! – поднялся орк.

– Ну, сейчас начнётся, – проговорила Баст Мельхиору, повернувшись на голоса, но не видя, что там творится, из-за широкого прямоугольного столба с мраморным декором.

– Хлеба и зрелищ, – ухмыльнулся Мельхиор, откинувшись так, чтобы всё более-менее видеть. – Люблю Империю. Вечно какие-нибудь заварушки.

– Эм… Ай… здрасьте… забор покрасьте… Всё в порядке, – нежно картавя звук «р», попыталась унять полуорка танцовщица, свободной рукой коснувшись того в районе грудных мышц, как бы пытаясь тоненькой ручонкой усадить обратно за столик. – Отпустите, пожалуйста, – пыталась отдёрнуться она от стражника. – Мы путешествуем вместе. Втроём.

– Втроём? А это ещё что за диковинка белобрысая? – глянул стражник на место справа от полуорка, где в тени в капюшоне сидела ещё одна девушка, чьи светлые, почти белые пряди свисали из-под накидки. – Фоморка, что ль? Только у них волосы таких оттенков бывают.

Самым странным в её облике была вовсе не тряпичная простенькая одежда с накидкой на волчьем меху, не бледная кожа на худощавых ручках, вообще ничего из напрямую с ней связанного, а то, что она с невероятным аппетитом сейчас догрызала лимон вместе с кожурой. Ела с таким остервенением и удовольствием, словно это самое вкусное, что когда-либо ей встречалось. И вытянутое голубоглазое личико не дрогнуло от кислоты цитруса ни одной мышцей. А прикончив этот лимон, она влажными пальцами тут же схватила следующий, также продолжив вгрызаться сквозь кожуру.

– Чё сказал? И вовсе она не фоморка, – заявил полуорк.

– Во даёт, – раскрыв рот, лысый стражник у окна выглядел крайне потрясённым. – С голодного края прям.

– Худощавая, бледная, не некромантка ли, случаем? – сощурился усатый.

– Мы её по дороге подобрали, у неё дом сгорел, – пояснила слепая танцовщица.

– Собралась компания… – выпустил наконец её руку кудрявый мужчина из своей хватки. – Орк, тёмный эльф и низкорослик… Ты не слишком большой-то для них? А то был здесь один учитель верховой езды, любитель девочек, – развернулся он опять к полуорку.

– Разве стража не должна защищать? – повернулась Баст в их сторону.

– Кошке слова не давали, – проворчал всё тот же стражник. – Мы как раз и защищаем горожан от всякого пришлого сброда вроде эльфов и минотавров.

– Вот-вот! – поддакивал ему и священник через один стол, допивая молоко из глиняного кувшина. – Наша стража нас бережёт!

– Иногда я жалею, что я богиня веселья и домашнего очага, – произнесла Баст уже Мельхиору. – Была бы как Ра, уже б прожгла этому небритому всю физиономию насквозь.

– У тебя есть когти, – хмыкнул некромант, качнув головой. – Давай начистоту, если б ты захотела, ты бы перерезала глотки здесь всем. Вообще всем, Баст. И посетителям справа, и этим картёжникам-стражникам по левую руку, увиливающим от работы. Всем, кто за нами, у входа, всем, кто вдали. И трактирщику, и орку этому с его спутницами. Но тебе просто лень. Как и любая кошка, ты хочешь греться у очага. Плодородие тебе нужно, чтобы полёвок вдоволь водилось и ваш кошачий народ мог забавляться, играясь с пойманными грызунами. А веселье – чтоб на праздниках сметанкой кормили. Твоя кошачья сущность всегда довлела над человеческой. И ты абсолютно такая же, как и твои четвероногие и хвостатые твари, которым ты покровительствуешь.

– Не тронулся ли ты умом? – строго взглянула на него собеседница.

– О, не надо делать такие глаза: мол, «ты как с богиней разговариваешь?!». Мы же теперь партнёры, а значит, равны, – проговорил Мельхиор.

– Понаприходит в столицу клоунов и танцовщиц, – всё бурчал по левую руку через несколько столиков от их беседы кудрявый стражник.

– Карту клади давай, – не унимался усатый, которому партия была куда важнее всего вокруг.

– Хочет козырной туз вытянуть всякой швалью, – посмеивался лысый, переглядываясь с темноволосым соседом справа, что сидел в полосатой атласной рубахе, на плечи которой спадали его длинные патлы.

– Да нет у него туза, – не верил тот, отпив пива из кружки и доедая остывшую колбаску с вилки. – Что там про бутылки по цене двух кружек-то?

– Гонит он. Одну кружку уже продал, в бутылке три с половиной. Значит там две осталось, с хвостиком. А он её по цене двух и пытается втюхать, – сипловато произнёс тот, что в полосатой рубахе.

– Ну, так выгода ж, ещё полкружечки сверху! – вскинув брови, улыбался трактирщик.

– Иди вон пришлый сброд дурачь, к приличным людям со своей ерундой не подкатывай, – кивнул на полуорка кудрявый, начав отбиваться картами с пиками от бубнов усача.

– Не видел среди вас приличных людей, – пробурчал полуорк.

– Ась? – вскочил вновь из-за стола кудрявый. – Я не понял…

– Потому что ты глухой и непонятливый, – оборвал его зеленокожий крепыш. – Всё «Ась?» да «Ась?», как дед глухой. Всё, снимай наплечники, эмблему с лентой, в отставку подавай, дядя, раз так плохи дела.

– Я не понял, это он меня сейчас тупым и старым назвал? – обернулся возмущённый стражник к своей компании.

– Говорю ж – непонятливый, – усмехнулся полуорк, допив свой напиток из кружки.

– Оружие, оружие… тебе надо оружие… – забормотала девица в накидке, выкладывая ловко на стол всякие разности. – Это рыба, это щипцы, это ключ от тайника в пеньке, где я хранила сушёных бабочек и банку с морошкой… где-то ж был у меня кинжал, – лезла она куда-то за спину, как если бы там был походный рюкзак, и быстрым жестом клала и убирала обратно вещицы. – Вилка, бутылка с корабликом, кухонный нож. Не боги весть что, но тоже сгодится.

– Да у меня секира своя, – потянулся полуорк за спинку стула, где находилось его крупное орудие.

– А налог на ширину топора уплачен? – интересовался кудрявый. – Выглядит вдвое больше дозволенного!

– Он и ростом вдвое больше дозволенного, – посмеивался сиплый стражник.

– А за оскорбление стражи знаешь что причитается? – всё не унимался кудрявый.

– А ты попробуй, взыщи, – схватил полуорк его резко за горло, поднимаясь с места и заодно задирая своего оппонента в воздухе, так что у того с рукавов карты посыпались.

– Эй… это что? Это откуда всё?! – дивился, глядя на пол, усатый, в отличие от двух других не торопясь помогать сослуживцу.

Те же вскочили сразу, даже лысый протиснулся с уголка, снимая с пояса топорик. Подошёл и возмущённый священник, причитая, как надоели ему уже гости без манер, приезжающие в столицу и устраивающие потасовки. Кричал, что надо запретить въезд всем оркам и эльфам хотя бы в Селестию.

– Милок… – изобразив старческий голос, проковылял к полуорку Мельхиор, выдававший себя за старуху. – У меня кошечка одна забралась на макушку дерева со скворечником, а спуститься не может. А ты во-он какой высокий!

– Ага, иди, достань воробушка, – прохохотал лысый.

– Так вон она, у вас на плече, бабуль, – посмеялся длинноволосый сипловатым голоском. – Моя старая мама вечно очки на лоб подымет, а потом ищет везде. А они-то под носом! Ну, в смысле, над носом, точнее.

– У неё этих кошек штук сорок, небось, – проговорил усач, закончивший подбирать с пола карты.

– Идём-идём, – потянул Мельхиор полуорка, поставившего стражника на место.

Тот так и рвался сказать что-то грубое, резкое и обидное. Поправил свой воротник, раскраснелся от гнева и от унижения. Но понимал, что один удар кулаком такого крепыша ему может и череп пробить. Пока лезть не стал, но было видно, что лишь искал повод как-то спровоцировать полуорка напасть первым, пользуясь потом полномочиями стражи, да в голову с перепугу как-то ничего не пришло.

– Ну, шагай уже, – сверкнул Мельхиор глазами, давая полуорку понять, что он чародей.

– Кая! Анника! Идёмте, – махнул им зеленокожий крепыш, повесив не пригодившуюся секиру в особый каркас держателя за спиной.

– Так, где-то были у меня деньги… – запричитала светленькая. – Так, это шишки, жуки, листва, чай, пучок сушёной сирени… Вот, вот медяки! Нашла же! – потрясла она мешком. – Вам за лимоны, картофель, ягнятину и пиво.

– Возьмите с собой, юная леди, – швырнул ей в руки ещё один лимон весьма потрясённый её вкусами трактирщик. – За счёт заведения.

– О, спасибо! – низко поклонилась девчонка и помчалась догонять своих.

– Ты ж смотри, они в немалую цену осенью из Таскарии, а он раздаривает, – цокнул языком кудрявый стражник. – Можно ему приписать содействие недоброжелательным личностям?

– Сдавай давай карты, – вручил ему колоду усач. – Хватит ерундой страдать. Скоро капитан хватится, пару кружков – и на посты.

– Так мы ему и скажем, полуорка задерживали… Эх, ушёл, сволочь, – с досады, глядя тому в спину у дверей, взмахнул кудрявый рукой, да ударился костяшками пальцев о край стола. – Уй-ауч!

Старуха с кошкой выходила первой, таща за собой полуорка. Постукивая палочкой по дощатому полу, следом шла Анника, а меж рядов выставленных в трактире столиков к ним помчалась и спутница в простецкой накидке. Никакого походного рюкзака, правда, у неё за спиной не оказалось.

– Чего надо-то? – тихо спросил полуорк у «старушки» снаружи на выходе. – Не кошаков же ведёшь с дерева собирать.

– Что? У кого-то кошечка на дерево забралась? Бедненькая! – сжала руки в замочек в районе шеи расстроенная танцовщица, воскликнув тоненьким, картавым и почти детским голоском.

– Да нет, это старуха эта решила спасти парочку недоумков от моей секиры, – накинул полуорк ей шубку на плечи.

– Тебя, бугая полоумного, от верной смерти на гильотине, – хмыкнул Мельхиор своим громовым грубым голосом.

– Чё сказал?! – возмутился тот сразу от таких эпитетов.

– Ой, а это кто? – не поняла, услышав мужской тембр, танцовщица.

– Всё та же старуха… или старух… – опешил и полуорк.

– «Старик» правильно говорить, – картавила Анника.

– Вот скажи-ка мне по секрету, кому поклоняются орки? – поинтересовался у них Мельхиор.

– Огуну и разным духам огня, – ответил зеленокожий крепыш.

– А полурослики? Вы ведь из Дунейра? – уточнил он, глядя на танцовщицу, но та его, разумеется, не видела.

– Ваагну, Мехру, Анаит, вишапам… – ответила слепая девушка. – Аждахаку.

– А ты, серый волчонок? – развернулся он к гостье в капюшоне из серого меха.

– Цернунносу, Хольде, Маре-Моревне… – нехотя ответила та. – Сильванам… Волки – дети леса и я – дитя леса.

– Маре, даже так, – удивился и явно усмехнулся некромант. – Интересная девчонка-волчонка. Думаю, мы поладим. Такие, как мы, здесь должны держаться вместе, – шагал он вперёд вместе с остальной компанией на окраину города.

– Так чего нужно-то? Секира понадобилась? – интересовался полуорк.

– Я Анника, – представилась танцовщица.

– Кая, – кратко проговорила девушка в капюшоне, разглядывая всё вокруг с таким любопытством, словно впервые оказалась в большом городе.

– Лургар Божья Кара, – назвал себя, наконец, и зеленокожий крепыш.

– Вот так прозвище! – воскликнул Мельхиор.

– Всё ломал, к чему ни прикасался, – пояснил тот. – Кирпичи, брёвна, бутылки всё те же, работая у стеклодува. Полуорк в Урде – само по себе уже наказание семьи. Если отец и мать – орки, значит, жена изменила, да ещё с человеком. Изгой с рождения, можно сказать.

– Ну, я, знаешь ли, тоже своего рода изгой, – выходя за городские ворота, произнёс чернокнижник, убрав морок старухи и представ в тёмном камзоле с наплечниками из волчьих черепов, на одном из которых продолжала налёживать чёрная кошка. – Мельхиор Шорье, монсеньор, чернокнижник, глава Гончих Псов Симаргла.

– Опять некромант? Везёт нам с тобой на них, – положил Лургар легонько Аннике руку на плечо.

– Вот уж действительно… – кивнула картавая слепая танцовщица. – Ну, здрасьте, забор покрасьте. Чего нам от вас нужно-то?

– Вам от нас, – поправил шёпотом её полуорк.

– Я так и сказала! – недовольно воскликнула девушка-полурослик.

– О Гончих Псах Симаргла что-нибудь слышали? – поинтересовался Мельхиор.

– Ой, я слышала, – отозвалась Кая. – Они тоже чтят Мару. Не только Симаргла.

– Я же говорил, мы поладим. Так кто вы? – поинтересовался некромант у неё. – Он вон – полуорк, она – полурослик, – кивал он головой в широкой кардинальской шляпе на Лургара и Аннику. – А вы, видимо, полу-… кто? – уточнял чернокнижник у Каи.

– Никто, – хмыкнула та, смутившись и отвернувшись.

– Имперцы недавно сожгли её дом, а мы подобрали с собой. Я танцую, Лургар охраняет, а она… – начала было Анника.

– Стало быть, и в нелюбви к имперцам сойдёмся. Вот у меня чуйка на хороших ребят, – с самодовольной улыбкой повернулся Мельхиор к Баст у себя на плече и сверкнул полуприкрытыми в надменном взоре глазами.

– Лимоны трескает. Жить без кислого не может. Муравьёв жрёт, заячью капустку, щи… – восклицал полуорк, сетуя на спутницу в капюшоне.

– Да пусть кушает, нам не жалко, – взаимно оборвала его танцовщица.

– Лимоны? Надо было спросить в трактире, нет ли у них апельсинов. А это вот Баст, – выставил вперёд Мельхиор плечо вместе с кошкой, и та, спрыгнув, обратилась в форму женщины-фелина с чёрной шерстью, ростом повыше обеих спутниц полуорка, но не доставая тому и до плеч даже кончиками заострённых ушей.

– Ого, – удивился Лургар. – Да она из оборотней, что ль?

– Кто из оборотней? – перепугано вздрогнула Анника.

– Какой миленький у неё говор, мне нравится, как девчушка картавит, – улыбалась Баст.

– Хе, мурлыкает так же, как ты, – отметил и её своеобразный говор буквы «р» вслух Лургар своей спутнице.

– Баст? В честь богини? – пробубнила где-то позади всех Кая, шагая немного сгорбленной.

– Я и есть та богиня, – мягким и в то же время довольно властным голоском ответила женщина-кошка.

– Вот те раз… Простите за такую бестактность… Так это ваш культ богов воскрешал, – припомнила бледная девушка в капюшоне.

– Хочу вас нанять, – произнёс Мельхиор новым знакомым. – По крайней мере, тебя, – оглядел он снизу вверх полуорка.

– А что требуется-то? – поинтересовался тот.

– Да всё просто. Одну девицу спасти из темницы. Седую, правда, уже, старушку, – пояснил некромант, не вдаваясь в детали. – В пригороде, как до дома одного доковыляем, там всё поймёте.

– Давайте лучше муравейник поищем, – поглядывала Кая себе под ноги и по обе стороны от них в поисках колонии насекомых. – У них жопки кисленькие.

– А у огурцов – горькие, – поделилась вслух Анника.

– Подругу, что ль? – поинтересовался у некроманта Лургар, похоже, имея в виду предыдущее его обличье, решив, что обе бабульки дружили и общались.

– Нарушать закон? А удрать-то мы сможем потом? Ну и ветер здесь, – выковыривала Анника из длинных рыжих волос застрявшие в них сухие листья.

– И не говори, – сделал то же самое и полуорк, коснувшись хвоста жёстких длиннющих волос. – Стоп! – встал он на месте. – Моя шляпа! Шляпа моя, брыть-колотить! – помчался он спешно обратно в город.

– О нет! – громко воскликнула, снова сжав в замок ладошки, Анника.

– Что? Ценная вещь? Памятная реликвия? Или чей-то подарок? – поинтересовался у неё Мельхиор.

– Самый частый повод для драки в таверне… – с сожалением в голосе проговорила танцовщица.

– Ну, вот теперь уж точно начнётся, – вздохнула Баст, глядя вслед полуорку.

Бальтазар I

Лорд Бальтазар Кроненгард взирал из окна замка, стоявшего посреди красно-чёрной Преисподней, на веселящихся демонов. Даже через закрытые окна было слышно громкую музыку дворфа-барда Коркоснека, вокруг которого плясали всякие бесы, почти синхронно двигаясь в каких-то неистовых ритуальных танцах, подпевая: «Это грех!», «Это грех!». Словно свой новый гимн искушения.

– Я вспоминаю свою жизнь, что я прожил с таким стыдом, – напевал журчащим, с лёгонькой хрипотцой мощным голосом гном, – Ведь виноват был я кругом… Во всём!

– Хей-хей! – перебирали ногами и рукоплескали ему черти, создавая барабанный ритм от постукивания перепончатых лап, копыт и ладоней друг о друга.

– Что бы я не делал, чего бы не желал… О чём бы не мечтал… Всё это… – наращивал бой по струнам своего ситара толстыми пальцами дворф под поддерживающий его хор голосов местных бесов: – Это… Это… Это… Это грех! – Принимались ещё взбалмошней резвиться на концерте демоны, подпевая и подхватывая: – Это грех!

– Привёл, милорд, – в дверях комнаты Бальтазара объявился смуглый чародей в бурой накидке, с посохом из красного дерева и сверкающим рубином, охваченным спиралевидными рогами.

С ним была Анфиса, которую тёмный лорд и повелел к нему привести. Пленнице с недовольным, насупившимся личиком ничего здесь не нравилось. Во-первых, бесы чаще всего притаскивали в замок именно мясо, которое она не ела.

Ильдару, не без помощи всегда готовой услужить Лады, приходилось активнее заставлять чертей выращивать овощи. Благо те тоже любили хорошо поработать, вот только в подземелье без солнечного света урожай всё равно получался небольшим. Зато поспевали теплолюбивые культуры, которые в родном Яротруске сам Ильдар-чародей встречал нечасто. Благо хоть сыром её угощал, хоть какая-то маленькая радость была тут для пленницы.

Во-вторых, Анфису удручало всё окружение. Лорд-некромант и его сподручные, гостящие боги, некоторые из которых едва походили на людей. Вид из окон на бурлящие озёра, растрескавшуюся землю и реки лавы с огненными гейзерами девочке казался чудовищным. Сам горячий воздух воспринимался каким-то дымным, отравленным и неприятным. Хотелось домой, в Империю, не важно, в какой сезон, – сейчас там должна быть поздняя осень или начало зимы. А сколько она ещё пробудет здесь, для пленницы оставалось совсем не понятным.

– Что-то черти совсем расшалились, – хмуро отметил своим низким баритоном лорд Бальтазар.

– Так ведь веселятся, гуляют, хорошо поработали. Насос смастерили, теперь из горячих источников в замок поступает вода. Мутновата, конечно, ещё фильтры из угля с ними сделаем, – мечтательно пояснял густым, мягким и в то же время немного трескучим тембром смуглый чародей.

– Мы сейчас прогуляемся, – повернувшись, сверкнул некромант фиалковым взором на Анфису. – А потом будет ужин. Надеюсь, Догман с его пассией успеют вернуться.

– Как раз баклажаны тушёные будут, Лукреция любит их, – проговорил Ильдар.

– Вестей так и нет? – поинтересовался у него чернокнижник.

– Чертей отправлял на разведку, говорят: стоит гарнизон, что снести вы просили. Не продвинулась инфернальная армия.

– Лучше б за сыром их отправлял, – пробубнила Анфиса себе под нос.

– Церковники и белые маги всех разгромили, мне думается, – предположил ильдар. – Так что если Сетт и Лукреция до сих пор не вернулись… – замолчал чародей, не желая представлять самое страшное.

– Вероятно, в плену, – слегка обнадёжил его лорд-некромант.

Он был прав: далеко от их подземной обители, средь джунглей Лонгшира егерь Догман – демонолог, мужчина за тридцать довольно крепкого телосложения с топорщащимися щетинистыми бакенбардами – и демонесса-суккуб Лукреция с розоватой кожей и вздыбленной короткой стрижкой огненных волос были наполовину вмурованы в стену. Будто застряли в узеньком лазе сквозь оную: лишь торс торчал внутрь комнаты, а ноги болтались в соседней или же в каком-нибудь коридоре.

Каменная кладка сдавливала талию. Так обычно ванары пытали своих заключённых. Хлестали по заду или щекотали пятки, прижигали кожу, в общем, допрашивали с пристрастием. Пленники так и выглядели – избитыми, измотанными, явно обезвоженными и, вероятно, голодными.

Было слышно визгливых ванаров, что объявились по ту сторону, позади, ожидая дальнейших приказаний да следя, чтобы схваченная парочка не сбежала. В комнате перед ними тоже по краям стояли вооружённые копьями и дубинами люди-обезьяны. А прямо перед пленниками находился их лидер в багряно-золотистых шароварах в полоску, красной жилетке и такого же цвета феске на голове с чёрной бархатной кисточкой.

– Опять обезьяны… – первым пришёл в себя Сетт, оглядывая темноватое пространство вокруг заплывшими от побоев глазами.

– Все имперцы – обезьяны, – пробубнила, не открывая глаз и жмурясь, демонесса, простирая перепончатые крылья по эту сторону стены.

– Да не, это всё те же, рыжие, – покусывал растрескавшиеся губы егерь Догман.

В голове всё гудело, комната перед глазами плыла, искажалась, вид стражников-ванаров сливался в чудищ с кучей рук и обезьяньих голов, а потом расходился на их отдельно стоящие фигуры. Сильно болел левый висок. Именно туда пришёлся удар дубины, от которого Сетт потерял сознание.

– Так-так-так. Уже очнулись? В этот раз как-то быстро, – хмыкнул лидер ванаров. – Что ж, надеюсь, теперь вы будете более сговорчивыми.

– Чёрта с два, – пробурчал Сетт, подняв на ванара свои жёлтые глаза.

– Чертей ваших уже разложили в пыль, – напомнил тот. – Остался только ты и странная дамочка, которую ты зачем-то закрыл собой от церковных лучей.

– Закрыл? – кое-как истерзанная Лукреция повернулась на Сетта.

– Да не закрывал я… – проворчал демонолог. – Ничего подобного! Даже близко! Так, мимо пробегал. И вообще, как потом оправдываться, если все сдохнут? Ты и будешь потом за весь провал шишки на себя принимать.

– Шишек мне и тут хватает, твоя была идея ждать темноты и полуночи, – огрызнулась суккуба. – За это время имперцы хорошо подготовились.

– У-у-ха! Забавные же вы. Но я за вас, пленников, щедро заплатил людской страже, – напоминал главный ванар. – И я добьюсь от вас информации, чтобы средства народа Сунь не были растрачены даром.

– Я тебе, дурья пустая башка, уже сколько раз повторял, что не мы открываем порталы в подземный мир! Ты глухой или тупой? Или всё сразу? По-моему, вот как раз последнее, – прорычал Сетт, за что получил по лицу удар золотистым посохом.

– Хамства и оскорблений к своей персоне я не потерплю, – высокомерно звучал глава людей-обезьян.

– Но он прав! – вступилась Лукреция, скрипя зубами. – Порталы открываем не мы. Ты хочешь знать, где некромант? Он не здесь, не на поверхности. Сам знаешь, что его замок исчез с холма! Он перенёс его.

– И вы покажете мне туда дорогу, – наклонился к ней лидер ванаров.

– Этот доходяга скорее сдохнет под пытками, – кивнула демонесса на Сетта.

– Сама-то! – нахмурился тот и от боли задействованных мышц лица скривился сильнее.

– Со мной чего только не вытворяли всякие садисты, дело привычное. И в пище я не нуждаюсь, в отличие от смертного человека, – отметила та.

– Ваши демоны уничтожены, – напомнил рыжий ванар. – Помощи ждать не откуда. Показывайте дорогу к своему некроманту. Наш отважный герой Хануман пленил вражеских генералов, долго пытал их нещадно с целью заполучения информации…

– Да ему чихать, сколько демонов ты уничтожил. Он на тебя пошлёт и нежить, и армии орков, – хмыкнул Сетт. – И тебя самого пошлёт к чёртовой матери, будь ты трижды сожран бесами! Думаешь, ваши пытки дадут плоды? Да некромант твой только порадуется, если ты убьёшь меня здесь. Ха! Нашёл, кого в плен забирать, рыжий выродок.

– Орков? Так у него союз с Урдом, как интересно. У-у-ха! Пожалуй, стоит их навестить, – ухмыльнулся главарь ванаров. – Ценная информация. Пожалуй, я убью тебя последним.

– Вечно ты язык за зубами держать не умеешь, бесхвостый! – процедила Лукреция Сетту, оскалившись, и задёргалась так, словно пыталась ткнуть его своим лбом.

– Змея-змея! – вбежал, расталкивая остальных, со стороны лишённого всякой двери прохода в комнату ещё один ванар с кольцами серег в ушах и наплечниках из панцирей черепахи. – У водопада, где дети играют. Ребятня прибежала, кричат, что змею в воде видели. Женщины в ужасе. Сказали, срочно звать Ханумана!

– Да я что вам тут, по каждой мелочи разбираться должен? – обернулся глава ванаров к вбежавшему. – У вас оружие есть, крюком её выловили бы…

– Так змея же! – подпрыгнул тот, а в панике другие стражники тоже начали переглядываться и заголосили: – Змея! Змея! Змея!

– У меня других дел, по-вашему, что ли, нет? Только что из Мимира вернулся, а вы меня опять в горы к снегам посылаете, – всплеснул Хануман руками.

– Славься! Славься! – хором скандировали люди-обезьяны – Ук-ук-ук-укун!

– Приглядывайте за этими, сейчас поднимусь к горному озеру змей ловить. А вы закажите у Анкаши побольше противоядия на всякий случай, – сказал он, направляясь прочь и оставляя охрану у пленников.

– Эй, безрогий, силы остались ещё? – тихо поинтересовалась у Сетта Лукреция. – Надеюсь, ты выспался.

– Издеваешься? Да я как бык, меня какими-то пощёчинами не вымотаешь, – хорохорился тот.

– Ага, два пинка – и в отрубе. Пока ждала, что в себя придёшь, сама уснула. Проснулась потом от твоего медвежьего ворчания, – закатила демонесса глаза.

– Ну, так с добрым утром, красавица, – саркастично воскликнул ей Сетт.

– До кнута дотянуться способен? – поинтересовалась она.

– Может быть, ты видишь, их тут сколько? Одного за шею я притяну… – ворчал егерь Догман.

– Да тихо ты. Спросишь вопрос на «да»-«нет», он всю историю своей жизни перескажет, а потом ещё переспросит, какой был вопрос. Говорливый демонолог… – прервала его демонесса.

– Так работа такая, заговаривать демонов, – хмыкнул тот.

– Хануману вон ты не особо зубы заговорил, мог бы что-то придумать, – подметила Лукреция.

– Выгораживать Бальтазара? Да он мне кто? Сват? Брат? Отец? То, что я сейчас с ним по одну сторону, не значит, что я его не ненавижу. Это вынужденная мера объединиться. Потому что Дамиан его провоцирует уничтожить Империю. Встречала святошу, который хочет войны? – повернул Сетт голову к собеседнице.

– Кого я только не встречала, – ответила ему та. – Раз дотянешься до кнута, заставь светиться, опустив на пол, и просто вращай. Не надо никого хватать, хлестать и притягивать.

– Я тебе идиот, что ли, волчок из кнута изображать? Крутить-вертеть… – оскалился Сетт.

– Похоже, что идиот. Головой иногда надо не только есть и брагу лакать, но и думать. Говорят, полезное занятие. Ты же слышал, как они змей боятся? А тут будет вертеться-вращаться светящаяся верёвка. Они сразу запаникуют и разбегутся, – полушёпотом пояснила свой план суккуба.

– Не то чтобы я прям уж соглашался… Идея такая себе, но попробовать можно, – хмыкнул егерь Догман.

– Тогда просто ждём. Начнёшь, когда я скажу, – властно повелела Лукреция.

– Чего ждём-то, умная? У моря погоды? – прорычал Сетт, не понимая, почему уже не начать действовать.

– Умная, да! Тебя ждём, бестолочь! У кого зелье от превращений на поясе? Вот пропустишь вместо глоточка срок свой и превратишься в вервольфа. Тогда и посмотрим, каковы эти ванары, – тихо объяснила суккуба шипящим недовольным тоном. – Надо ж не только их распугать, но и раскидать, чтобы отсюда выбраться.

– Они ж не виноваты в том, что я чудищем стану, – скривил губы демонолог, засомневавшись в таком плане.

– О! О! Жалеть их собрался?! – закатила глаза Лукреция. – Себя пожалеть не думал хоть раз, альтруист заросший? Лучше б побриться надумал… Отрастил колючек, как дикобраз… Это всё, между прочим, обычная защитная реакция. Когда недотрога и одиночка не любит прикосновений к себе и контактов, он отращивает вот такие баки.

– А мне и не надо, чтобы меня трогали, – проворчал Сетт.

– Женщины у тебя ласковой не было, несчастный человек, – вздохнула, цокнув языком, демонесса.

– Ты больно счастливая?! Суккуб, спящий со всеми подряд, перемешивающий рода людей, а то и не только людей! – недовольно восклицал егерь Догман.

– О, ты бы предпочёл эльфиечку? – удлинила она свои уши. – Или полу-эльфа? Постарше, помоложе? Невинную дурочку или властную госпожу? Ты только скажи…

– Ты лучше заткнись! Ненавижу тебя! Всех вообще ненавижу! Некромант этот проклятый, эти заговоры богов, эти церковники с их Творцом. Теперь ещё обезьяны какие-то! Может, этот ваш Локи прав? Пусть все нафиг сдохнут, надоели! Все чего-то вечно хотят, да когда ж вы все успокоитесь?! – рычал Сетт.

– Ха-ха-ха, злоба, стыд, сколько всего, хоть поем, наконец, эмоций! – обрадовалась Лукреция, ноздрями шумно вдыхая окружающий воздух и подпитываясь энергией, высвобожденной демонологом.

– И вовсе никакого стыда! – возмущался тот. – Я такой, какой есть. Нечего тут мне скромничать или краснеть. Это у тебя кожа красная, морда красная, будто только что из бани или пьяная вдрызг, ядрён батон и бизон в закусон, а то и всё вместе.

Тем временем в подземелье Преисподней от чёрного замка некромант в кожаном косом мундире, с чёрным клинком на поясе и тёмно-фиолетовым плащом двигался в направлении радужного моста вместе с Анфисой, которой велел идти с ним. Пленница была, в отличие от чернокнижника, безоружной, глядела вокруг себя, а не вперёд, подмечая красноватые склоны холма среди мутных, тёмных и лавовых рек, бурлящих грязевых луж и не то багряных растений, не то торчащих из земли каких-то отростков животных, что периодически шевелились.

Позади гремела музыка – на ситаре бренчал Коркоснек, воспеваемый бесами. Анфиса пыталась придумать, как ей сбежать, но вокруг всё казалось столь опасным и враждебным, что она даже не представляла, куда спрятаться. Демоны подыгрывали дворфу с длинными толстыми дредлоками на голове и ситаром в руках на тамтамах из кожи и жилистых струнах, словно целый ансамбль. Пленница, глядя на инструменты из костей. лишь ужасалась и морщилась, старалась отвернуться, а жуткие картины вновь так и всплывали в памяти.

– Черти любят танцевать, – надрывно голосил гном, – босяком на битом стекле! И плавать в лаве, и с головой нырять, и бродить по тонкому льду…

– В своём прекрасном аду! – вместе с ним подпевали и отлынивающие от работы мелкие бесы с копытцами и крохотными, не способными поднять сгорбленную тушку в полёт крылышками.

На четырёх лапах, если не более, шастали средь растрескавшейся земли уродливые твари, прозванные адскими гончими. На собак они едва походили, разве что на таких, с которых содрали кожу. Бугристые, зубастые, иногда не всегда вообще можно было разобрать детали вытянутой морды, иногда всего с единственным глазом по центру. Позади некоторых голов, словно грива, вздымались наслаивающиеся рёбра, как будто существо шагало, вывернувшись вверх животом. У иных пасть раскрывалась «бутоном» во все стороны, а у каких-то была вертикальной, захлопывающейся с двух сторон.

Всё это девчонке казалось страшным и мерзким. Даже в кошмарных снах она не могла представить местных обитателей. Вытянутые шеи, ассиметричные туши, ползающие, бегающие, ковыляющие – всевозможные невообразимые уродцы, напоминавшие и зверей, и растения, и насекомых, и абсурдные карикатуры на зверолюдей, и даже мало на что похожие вообще.

Трёхногие сгорбленные и мускулистые демоны со спиральным рогом по центру, существа с горизонтальным гребнем-короной на голове, сгибавшимся в своих суставах на манер пальцев. Неморгающие глаза с перепончатыми крыльями, иной раз твари, у которых даже не было понятно, где зад, а где перед. Просто нагромождение копыт с мясистым шерстяным телом и ворохом взвивающихся шипов-отростков. Кто с чертами крокодила или минотавра, словно, подобно Лукреции, их преобразовали из душ погибших жителей поверхности, переродив в качестве инфернальных тварей.

Даже Бифрёст, радужный мост, Анфисе казался каким-то зловещим. Краски его составляющих – блоков из разных металлов, камней и самоцветов, казались какими-то тусклыми в скудном освещении грота Преисподней. У кристаллов не было множества граней, способных поигрывать отражением бликов света, хотя вспышек огня, внезапных искр и сверкающей магмой жёлтых, рыжих и красных оттенков здесь хватало.

– Куда мы идём хоть? – нарушила Анфиса первой молчание.

– Скоро узнаешь, – не торопился ей отвечать некромант.

– Я думала, радужный мост соединяет землю и небо… Так было в сказках, – хмыкнула девочка.

– Не стал бы я всем сказкам доверять, особенно написанным в Империи, – проворчал лорд Бальтазар, шагая сбоку от неё почти вплотную, едва не касаясь руки, готовый в любой момент схватить или же резко отправить заклятье в спину беглянке, едва та надумает куда-либо податься.

С моста, в принципе, деваться уже было некуда. Он был не слишком широким, но и не узким. И вёл в темноту. Становилось страшнее и страшнее. Вокруг сгущался мрак. Пространство внизу и по сторонам обретало очертания бескрайней бездны. Был слышен стук девичьего сердца под постукивание её обуви о плотно сдавленные друг к другу оправами блоки камней под ногами.

– Так куда мы? Что там? – снова поинтересовалась Анфиса.

– Жертвенник с вертелом, я ж ем детей, забыла? Так пишут в твоей Империи. Нельзя ж их разочаровывать и не оправдывать ожиданий, – усмехнулся некромант.

– Не смешно! – насупилась девочка. – Ну, правда?

– Что? Уже не веришь сама, что я такой, как описывают? – покосился на неё Бальтазар.

– Я и не таких отлавливала, – фыркнула та.

– О, нет. Таких ещё не видала, – гордо ухмыльнулся лорд Кроненгард.

– Все вы такие, каждый маг думает, что он особенный, что всесильный. А когда я смотрю им в глаза, вонзая катары меж рёбер или прям в горло, когда они понимают, что всё, это конец, сразу становятся другими во взгляде. Паника, страх смерти… Такие же, как самые обычные люди. Ты очень зря мнишь себя выше других, – заявила Анфиса.

– Я никому и нигде не говорил, что я выше других, – подметил Бальтазар. – У меня вообще средний рост, между прочим. Знаю хана орков одного, так тот и вправду повыше всех своих будет. Громадный такой! И звать почти как сушёный абрикос у таскарцев.

– С орками водишься, – кивнула как бы себе самой Анфиса. – Фи!

– Думаешь урвать информации? Заметь, если я не беспокоюсь, что ты кому-то что-то расскажешь, значит, в моих планах нет пункта тебя живой отпускать, – заулыбался, оскалив зубы, лорд Кроненгард.

У Анфисы снова внутри всё похолодело. Даже ноги становились ватными и не слушались. От волнения зашкаливал пульс, болели виски, широко раздувались ноздри. Она сама на себя была не похожа. Опасалась, а вдруг и вправду он сейчас попросту принесёт её в жертву и на этом вся её жизнь закончится.

– Мой папочка – доверенный посол императора… – забормотала она.

– Да расслабься. Плевал я на то, что ты кому-то расскажешь про союз с орками, – заверил её Бальтазар. – Почти пришли.

Девчонка ощутила лишь, что мост, по которому они шли, сейчас после изгиба пошёл под пологим наклоном вниз. Они явно спускались, близились к его завершению. Там было что-то похожее на ещё один грот, но в тусклом свете деталей различить было нельзя.

– Хеймдалль, ты тут? Зажги нам огня, страж, – попросил Бальтазар.

Нечто косматое и большое, поблёскивающее мускулатурой, промелькнуло во мгле. А потом в подвешенных на цепях металлических дисках вспыхнули благовония. Огоньки заотражались в бликах своего окружения, вдали силуэтами рогов-полукругов виднелось некое подобие врат, но Анфиса замерла и снизу вверх глядела на девятирукое существо с багровым цветом кожи, как будто покрытой слоем масла.

Позади раскачивался мощный хвост, ноги заканчивались копытами, скрытыми густым ворсом щёток, а голова сочетала в себе что-то демона, кабана, быка и волка. Что-то звериное, вытянутое, абсолютно дикое да с толстенными жёлтыми зубами, крайний ряд которых виднелся по краям жуткой пасти.

– Все приходят, когда им что-нибудь нужно, – промычал страж моста. – И никто не придёт просто так, навестить.

– Попрошу Ильдара, он вечно сочувствием к обездоленным проникается. Принесёт тебе какие-нибудь гостинцы, – проворчал Бальтазар.

Почти в каждой руке у Хеймдалля было оружие – где клинок, где топор, где булава, где кистень. Лишь две из них были свободны. Взгляд чудовища Анфисе почему-то показался скучающим и печальным. Монстр не собирался кидаться на неё, чтобы растерзать. По крайней мере, пока. Он отошёл в сторону, а позади, на дороге к вратам, оказался омут, который обойти можно было лишь по краям, по особым тропам.

Но некромант повёл её не туда, а притянул прямо к краю этого странного озера. Девчонке казалось, что внутри этой выемки неизвестной глубины совсем не вода. Это не походило ни на чёрную жижу, реки которой текли там и тут, ни на мутные горные потоки, ни на застывающую лаву. Это вообще не походило на жидкость. Скорее на какой-то сгусток переливающейся и подрагивающей чёрной материи.

Даже её густоту на глаз определить было невозможно. Она казалась эфемерной, как дым, будто её даже коснуться нельзя, но не походила и на него. Анфиса испугалась, что её сейчас просто сбросят туда. Не будет ни жертвоприношений, ни ритуалов, ни кровавой резни и связываний под запретные тексты тёмных молитв. А просто этот колодец мрака, который сам по себе уже походил на глотку неведомого чудовища.

Но, подведя её к краю, некромант не столкнул девчонку в мутный переливающийся омут. Он снял клинок с пояса и очертил незаконченный круг, так, чтобы его концы упирались в край берега. Бальтазар начал громким рокочущим голосом читать некое воззвание. Там было что-то про ключ и врата, про междумирье посреди измерений, порядок и хаос, но смысл всего сказанного Анфисе был не понятен.

Снизу замерцали яркие огоньки, напоминавшие космические туманности и блеск далёких звёзд. А потом взору предстало нечто бесформенное, протяжённое, с кучей отростков. Где-то потолще, где-то потоньше. Было не понятно даже, одно это существо или их там несколько. Было похоже на водоросли, на гнездо, на какие-то прожилки и сочленения, кладку икры, стебли причудливых гигантских растений или грибницу.

И целиком всё это месиво состояло из пузырей, больше напоминавших глазные яблоки с сосудами и прожилками, с торчащими нервами, реющими в космической бездне на манер маленьких шевелящихся щупалец. Наросты напоминали водоросли и полипы. Иные шары походили не то на округлую раковину, не то на закрытое веко со складками. Где-то даже виднелись торчащие зубы или целая зияющая пасть, как у червя, невиданной глубины, устланной хаотично разбросанными острыми крючьями со всех сторон.

Одно из глаз существа под просьбы некроманта приблизилось с той стороны, став практически с омут размером. Нечто чудовищное будто бы вглядывалось из своей пустоты в этот мир. Вертикальный вытянутый зрачок засиял, засверкал, начал почти слепить сначала жёлтовато-белыми, потом даже радужными переливами, формируя эдакий золотистый портал из чистого света.

– Самаэль! – воззвал Бальтазар прямо туда, и голос его был подхвачен эхом, но не таким, которое снуёт вглубь по пещере, а как в горах, когда кричишь с выступа скалы во все стороны.

Анфиса увидела, как из портала света появляется худощавое чёрное создание с крыльями, каждое перо в которых обладало подвижным глазом. Ей стало дико не по себе, когда все они сдвинулись и синхронно уставились на неё. Сам же вышагивающий костлявый господин глаз не имел. Они будто бы заросли по обе стороны переносицы, а верхняя часть черепа представляла собой что-то веерообразное, уплощённое, с плавной дугой макушки.

Пальцы у существа были весьма с длинными заострёнными ногтями. Наряд его походил на мантию или на рясу, но какую-то древнюю и непривычную. В ней было что-то схожее и с гиматием, и с кашаей на одно плечо. И меньше всего девочка была готова поверить, что перед ней возник ангел. Но он представился именно так.

– Самаэль Аваоф, Яд Творца, Архангел Смерти, – с шипеньем и скрежетом произнёс призванный вестник.

– Ты хотел сделку. Ну или твой тот дружбан или братец, не помню. Вы хотели артефакты местных богов. Так в этой девочке есть Часы Хроноса. Их нужно вытащить из её, – проговорил Бальтазар.

– Что? Нет! – возмутилась Анфиса, но некромант схватил её сзади, не позволяя никуда отступить. – Фи! Как вы смеете! Прекратите!

Она и готова была бы ринуться куда угодно, даже направо, где в темноте стоит то чудовище со множеством вооружённых рук, но от взора тысячи глаз многокрылого Самаэля её вдруг будто парализовало. Анфиса даже не понимала, дышит ли она ещё. Не могла пошевелиться и отвернуться. А существо склонилось над ней своей слепой головой, двинув корпусом вправо и влево, глазами с крыльев осматривая её энергетическое поле.

С зеленоватой аура её вдруг стала золотистой. И крупицы эти стягивались из всего её облика в сторону левого запястья, собираясь там в форму песочных часов. Ангел буквально вытягивал их энергию из тела девочки, концентрируя ту и собирая, чтобы придать артефакту его естественную форму.

Анфиса поняла, что это конец. Не будет больше ни возможности отматывать время, спасая себя, ни погружаться в чужие сны. Вся её нынешняя жизнь резко изменится, если не сказать потеряет всякий смысл. Она не видела себя бойцом с катарами в реальной жизни, не особо мечтала быть некромантом на побегушках, хоть и делала всё что могла по упокоению кладбищ, когда нуждались в её услугах.

Часы были собраны, они сверкали металлическим каркасом, переливались радужным блеском хрустальной колбы, а золотой песок внутри колыхался и пересыпался с каждым их движением, пока они парили в воздухе рядом с девичьим запястьем. Анфиса не понимала даже, выглядит ли она сейчас как всегда или покинувшие её тело часы вернули ей должный облик – девушки чуть за двадцать, а совсем не двенадцатилетней девчонки, застрявшей в неизменчивом юном теле.

Но тут костлявая рука Самаэля потянулась совсем не к часам, а к её горлу. Вот теперь стало уже по-настоящему страшно. Подобного ужаса, будучи парализованной, она не испытывала даже в детстве, когда её в плен схватила банда упырей, пытая и мучая на глазах у отца. Наверное, только часы и не дали ей тогда умереть окончательно, а теперь они были вне её тела…

Теперь смерть, аспектом которой и был тёмный ангел, могла быть истинной, единственной и вечной. Раз и навсегда. Её кладбищенское дуновение так и ощущалось в лицо каким-то тихим, но отнюдь не умиротворяющим порывом. Вечность близилась. Холодная обречённость заставляла остолбенеть и застыть после волны пробежавшей дрожи. Ангел тьмы приближался уродливой опасной фигурой, как тщетность бытия, как неизбежность гибели.

А умирать ей совсем не хотелось. Вспомнилось детство, приключения, общение с самим императором, самые разные случаи. Вся жизнь калейдоскопом воспоминаний пронеслась перед глазами, а по щекам прокатились блестящие в лучах портала слезинки.

И тут она ощутила нечто холодное, практически злобное, сконцентрированное и пульсирующее возле горла. Но не пальцы Самаэля. Это было лезвие чёрного клинка Бальтазара, которое не касалось её, но которое сжал своими пальцами ангел смерти.

Некромант почему-то не позволил ему коснуться девчонки. Рукоять и лезвия засверкали сиреневыми символами, словно свет бил откуда-то изнутри, прорываясь наружу. Поверхность покрылась трещинами, но осыпался лишь тончайший верхний слой, отчего клинок стал лишь более блестящим.

– Я просил вынуть только часы, – строго произнёс Бальтазар.

– Её надо убить, – проскрежетал Самаэль. – Она – полубог. Запретное дитя, запретная связь, недопустимое существо. Каждый бог, – шипел ангел, шевеля тонкими губами на лице, больше похожим снизу на обтянутый кожей череп, – хранитель лишь своей ведомой области мироздания, того, чьим аспектом является. Он не может носить чужие артефакты, быть их вместилищем, сочетать элементы. Бог есть закон. А полубог – его нарушение. Полубог может всё. Он не скован законами мироздания, он не обязан вписываться в принципы циркуляции. Он – дефект, недопустимая болезнь, ошибка природы. То, чего никогда не должно случаться. Она – дочь Немезиды. Но в ней не её артефакт… – сжал он ещё крепче лезвие меча Бальтазара.

Анфиса стремилась что-нибудь возразить, воскликнуть, что это немыслимо. Что отец никогда бы не стал иметь дела с какой-нибудь языческой богиней. Что она, с её способностями до «соединения» с часами, уж точно не тянула на полубога, умея всего-ничего. Но губы не слушались, сердце готово было взорваться, неморгающие и парализованные, как и всё её тело, глаза могли лишь ронять слезы. Страх в груди переплетался с волнами… с целым вихрем возмущения от услышанного, словно её оклеветали, приняли за другую, да ещё унизили и оскорбили.

– Видимо, придётся часам побыть в ней ещё немного. Пока я не раздобуду кнут или плеть… что там у этой дамочки, – сильнее отвёл клинком руку Самаэля прочь от горла девочки некромант, и сверкающие часы, распадаясь на яркие частицы, снова впитались Анфисе в запястье.

– Уводишь ту, чьё существование противоречит всем принципам мира? – произнёс Самаэль, отчего даже глаза на перьях как-то слегка вздрогнули кверху, будто бы от удивления.

– Как же я без неё-то добуду артефакт Немезиды? Уж лучше принесу сразу несколько, – пояснил некромант. – Жизнь человека коротка, надо все возможности использовать по максимуму. Тебе не понять.

– Мне легко понять тебя. Того, кто хочет вернуть похищенную невесту. Ты пойдёшь на любые риски, на любые жертвы, я видел таких множество, множество раз… – ухмыльнулся Самаэль. – Но мне никогда не понять таких, как она. – Вмиг исчезла с его слепого лица та самая улыбка. – Такие ошибки природы надо смывать кровью.

– И вам её будет достаточно, – отступил на шаг вместе с девочкой Бальтазар. – Уж поверьте.

– Мы верим тебе, – вновь изобразил эдакое подобие ухмылки архангел смерти. – Но не думай, что спасение полубога Габриэль зачтёт как благой поступок. Твоя душа всё так же черна. А нам нужно то, что внутри… – глядел с перьев на Бальтазара и едва не облизывался Самаэль, как на лакомый кусочек. – Колоссальное количество порабощённых должны быть освобождены. Лишь тогда мы насытимся и отступим.

– Это я помню. Ангелы не нарушают своих уговоров. Так что я принял к сведению ваши условия, – проговорил ему лорд Кроненгард.

– Спасение грядёт… Избавление от боли, от всех страданий… Творец уже ждёт. Цикл этого мира подходит к концу… – проскрежетал Самаэль и развернулся, уходя в сияющий портал. – Как ты понимаешь, мне бы этого не хотелось. Зачем архангел смерти, если некому будет умирать? Разрушь… артефакты… Уничтожь старых богов… Мир гораздо беспомощнее, когда все слепо чествуют единого владыку. Так больше власти у нас.

– Один вопрос тогда, – полюбопытствовал Бальтазар без всякой учтивости. – Зачем Габриэлю такие сделки?

– С мира, поглощённого Творцом, урожай душ соберёшь один раз. А договорившись с такими, как ты, – цикл за циклом, когда кто-нибудь вновь приблизит Его появление, можно отсрочить приход. И раз за разом пополнять небесный чертог, – ответила фигура в чёрном. – Но всё должно достаться нам, а не чертогам Хель или Мортис.

В скором времени силуэт его скрылся, оставалось лишь яркое, но мягкое сияние вертикального узкого портала, становящегося всё тусклее и тусклее. Гигантский глаз отпрянул от поверхности омута куда-то вглубь, а вскоре погасло и изображение неведомого существа, напоминавшего не то какие-то составные стебли, не то оотеку кладки насекомых, не то колонию загадочных организмов, сросшихся в нечто удивительное и ни на что не похожее.

Омут снова стал чёрным, непроглядным, состоящим не то из жидкости, не то из какой-то вообще неведомой субстанции. Затухали огни прогоревших благовоний, так что всё окружение медленно погружалось в темноту. Анфису отпустил паралич, но она смогла только вытереть слёзы.

Слишком много потрясений свалилось на её разум. Тело дрожало, мысль о том, что она чудом осталась в живых, доминировала даже над всем услышанным о своей матери. В это совсем не хотелось верить, рассудок боролся с попыткой понять и осознать, что она – дочь Немезиды. Девчонка отнюдь не чувствовала себя полубогом, а скорее даже наоборот – жалкой, раздавленной и беспомощной.

По крайней мере, становилось понятно, почему отец периодически произносил это имя. Однако же Анфиса всё равно не могла поверить, что возможен союз нунция при архиепископе, которым в прошлом был Альберт, и языческой богини, да ещё из того, что знала о ней девочка, довольно скверной и своенравной.

– Можем идти, – улыбаясь в тусклом свете догоравших огней своему отражению в преобразившемся лезвии меча, произнёс Бальтазар. – Благодарю, страж, – обратился он к Хеймдаллю. – С меня причитается.

На подкашивающихся ногах Анфиса направилась следом за зашагавшим некромантом. Ей совсем не хотелось оставаться здесь в темноте и одной. Точнее – с тем чудищем, отчего становилось ещё более не по себе. Преодолевая страх, отгоняя дурные мысли, пытаясь списать всё произошедшее на то, что в Аду кругом одни демоны и всё это – лишь искушение её несгибаемой воли, она постепенно приходила в себя.

Половину пути они прошагали молча. Лишь когда из тёмной части моста вновь вышли в освещаемое огнями пространство, где из земли по разные стороны били «гейзеры» пламени, у сводов по краям концентрировались огоньки в опадающие трескучие искры, а возле трещин с реками лавы копошились различные бесы, девочка, глядя на своё отражение в блоках моста, увидев, что не изменилась, оставшись прежней, перевела взор на довольного некроманта.

Его эта ухмылочка весьма её раздражала. Всем своим нутром она была его противницей, ненавидела и презирала. Не могла видеть его таким, желая, чтобы он наконец был побеждён, а Империя вернула себе территории Вольных Городов, близ границ которых он обосновался.

– Думаешь, я поверила тому чудищу? Я должна правда подумать, что это такой ангел? – проговорила Анфиса.

– Мне наплевать, – улыбался некромант.

– Чего счастливый такой? Часы всё ещё при мне. Ничего не вышло, всё впустую. Зря только старался и мотался туда-сюда, – хмыкнула девочка, задрав нос, дабы чернокнижнику было обидно.

– Ошибаешься, – ответил ей Бальтазар, демонстрируя меч. – Ты просто ничего не понимаешь. Всё затевалось лишь с целью, чтобы Самаэль коснулся клинка, вложив свои силы, но не смог разрушить его, ибо это – не божественный артефакт. Теперь это вещь, способная силой архангела смерти уничтожать реликвии богов. Больше не Арбедарк. Отныне этот меч зовётся Лакримарум – Слеза Самаэля.

Диана II

Так как Бром хорошо знал Мимир, после привала в опустевшей Седой Твердыне он сумел открыть портал к самым дальним границам. Это был даже не край владений нынешних нордов, а местность вдоль самых восточных границ Империи, как раз переходящая в пустыню Нид.

Именно здесь, в высокогорье под названием Айда, обитали гойделы, чьи гарнизоны и войска Диана со своими спутниками могли видеть издали. Воздух был весь обильно пронизан ароматами баранины и козлятины, что вместе с дымом нисходил вниз по склонам от походных печей. Готовили там обильно, на всё войско красных эльфов.

В их земли они не пошли, Бабалон их знакомиться с Милем и не звала, а миссия вела отряд к свирепым нагам, людям со змеиным туловищем, чаще всего обилием рук, а то и голов, так ещё и нередко со змеями вместо волос. Вирбий, как самый начитанный, кое-что рассказывал об их разновидностях, различных оттенках чешуи и даже культуре.

При угловатых принципах строительства наги или дракайны, как они сами себя называли, очень любили оформления в виде кругов, завитков и спиралей, укладывая те в округлые арки декора. Однако же даже фонтаны и оконные щели, сколь помнил Вир, здесь были квадратными.

Имперцы долго и упорно воевали с нагами в былые годы. Тех оттесняли всё дальше во владения гогов, так что двум расам приходилось сожительствовать. От них они и переняли стиль своей архитектуры – пирамиды из сложенных квадратов, кубические храмы-святилища, кладку из ровных блоков. Но в низинах наги также жили в пещерах и норах, куда гоги забираться побаивались.

А ещё здесь обитали пустынники – кочевники, отшельники и отдельные общины, чаще всего представляющие собой перебравшихся в эти края имперцев, не согласных с законами или условиями в родных краях. Это могли быть чародеи, беглые преступники, просто уставшие от своего ремесла или работы в поле люди, отправившиеся на поиски личного счастья и спокойной жизни отчего-то не в живописные края Лонгшира, не на север, не на запад в Вольные города, а именно на восток, в Нид.

– Так, я не понял, ну и что встали?! – фыркнул шедший позади остальных гном, наткнувшись сзади на остановившуюся вместе с остальными Ханну.

– А ты не видишь? – оглянулась на него Ядвига с недовольным лицом. – Три тираннозавра! – указала она вперёд, вдаль на хищников, рыскавших в поисках добычи.

– Нет, ну, я, конечно, пойду потру его, – закатал рукава Бром, протискиваясь вперёд – Но задание, знаешь ли, мадам жирафиха, выглядит небезопасным! Тереть тираннозавра… во удумали! Он вам что, лампа с джином?! Мне кажется, ты меня разыгрываешь!

– Аккуратнее, дорогуша, – схватила Ханна его за шиворот, не дав приблизиться к ящерам. – Нельзя, чтобы они нас учуяли.

– Тогда уж гному точно нужно держаться как можно дальше, – хмыкнула её мать. – Искупается пусть в первом же попавшемся оазисе…

Всем пришлось ждать, пока семейство тираннозавров не пройдёт мимо и не будет уже достаточно далеко, чтобы не заслышать и унюхать компанию путешественников. Тропа, по которой сейчас они шли, вела будто бы сквозь бархан. Чем дальше они шли, тем выше по правую и левую руку собирались горы песка. Казалось, поднимись ветер – и их попросту засыплет, похоронив здесь навечно. То и дело мимо проползали крупные скорпионы и гремучие змеи, двигающиеся боком.

Вир тихо наигрывал на Флейте Пана, нынче без подзарядки энергией годной разве что исключительно для этого. А у Ди вот не было настроения весело музицировать вместе с братом. Тот тоже не сказать что исполнял прямо какие-то жизнерадостные эльфийские пляски, но мелодия эта не звучала тоскливо, грустно или одиноко. Скорее просто хорошо подходила для пешей прогулки в дороге.

– Нехорошо мне, – шмыгал носом Бром. – Слишком резкие перепады температур, то снега, то пустыни…

– Тебе нехорошо, потому что ты слопал все сладости из запасов и в схватке с Хануманом потерял много сил. Ну, и пшеничный спирт я тебе дала для растирания, – хмыкнула Ядвига.

– А то ты не знала, что гном будет делать со спиртом, который вручили! Хе-хе, – посмеялся тот. – У нордов брага вся низкой крепости. Слабое пиво, слабенькая медовуха. Мы, когда видим спирт, мы прямо ух! Прям как вон та на лонган налегала, словно это пища богов.

– И вовсе нет, – насупилась Кьяра.

– Да ладно тебе, что плохого, что есть что-то настолько любимое. Сейчас бы тархун и воздушный рис, – мечтательно произнесла Диана.

– Что это имперской шайке надо в наших краях, – внезапно перед ними возникла острозубая дама с багровой кожей, извивающимся змеиным телом и женским торсом. Грудь её поддерживали две зелёные петли на манер гамаков, а никакой другой одежды на ней не было вовсе.

Рук у неё оказалось аж шесть, четыре из которых были вооружены идентичными саблями, а две других оставались пустыми, годясь для любых нужд: протереть губы, почесать лоб, наточить те самые лезвия, поправить причёску – змей на голове у неё не было, там были чёрные волнистые волосы, зачёсанные прямым пробором.

С шелестом, шипением и грохотом хвостовых погремушек позади неё объявились ещё две наги-близнеца, уже со светлыми волосами, синими диадемами, таким же обилием оружия, а змеиные туловища у них оказались немного пятнистыми, сочетая оттенки бледно-рыжего, бежевого и песчаного с вкраплениями более тёмных узоров.

Лица всех троих были, можно сказать, человеческими. А вот глаза – змеиными, с узким вертикальным зрачком и горизонтальными веками. У каждой были змеиные клыки, может быть, даже с ядом. Диане они напоминали каких-то вампирш.

– Неужели по цвету моей кожи не видно, что я не имперец, – смело сделала шаг вперёд пани Софра.

– Почём я знаю, каких цветов кожи они бывают? – скривилась глава небольшого патрульного отряда наг. – Мы, дракайны, вон зелёные, серые, красные, бежевые, каких только наг не бывает. У меня старшая из дочерей – фиолетовая, как песок в лунную ночь. А вы лучше сдайте оружие.

– Да у вас рук свободных не хватит его забрать, я считаю, – возмутилась Ядвига, не желая расставаться со своим луком.

– Какие любопытные окуляры, – взглянула глава патруля наг на очки Ханны. – Соединены дужками тут и там.

– А у вас тут в моде до сих пор пенсне и монокли, дорогуша? – чуть розовея, усмехнулась та. – Давайте я вам всё соединю. У вас же тут много железок всяких делается? В пустыне Нид уйма шахт по добыче металла, насколько знаю.

– Да, наги – хорошие кузнецы, – демонстрировала капитанша свои блестящие тесаки.

– Между прочим, мы к вам по важному делу, – заявила ей пани Софра.

– До следующего песчаного шторма осталось недолго. Отведу вас к махарани Радхе, пусть она решает, что с вами делать, – заявила капитанша наг.

– Махарани? Приятно видеть цивилизованное общество, где тоже царит прогрессивный матриархат, – улыбнулась атаманша.

– Ты мне тут зубы не заговаривай, фиолетовая сестрица, – подползла к ней та дракайна. – Думаешь, если одного цвета кожи с моей дочкой, так мы с тобой теперь лучшие подружки?

– То сестрицы, то подружки, то дочки, ты уж определись, – хмыкнула пани Софра.

– Интересный зверь при вас. Хотела бы его полосатый мех у себя на плечах видеть, – поглядела капитанша наг на барсука.

– А в гробу себя видеть не хочешь? – сжала Диана свои кулаки.

– Окольцевать их! – приказала темноволосая нага своим, и близняшки быстрым рывком с клацающим звоном повесили на шеи и запястья всем незнакомцам переливающиеся позолоченные браслеты с простеньким рисунком. – Вы теперь – шудры. Низшая каста рабов и прислуги.

– Чего?! – возмутилась Ди, осматривая нежеланные «украшения».

– Руки прочь от неё! – хором ринулись Вирбий и Кьяра защищать её, недобро косясь и друг на друга при этом.

– Кто это тебя так, парниша? – осматривала его фингал на пол-лица глава патруля людей-змей.

– Хануман, зараза такая, – процедила Диана, сжав кулаки.

– Знаменитый герой? Ну, теперь и подавно ясно, что вы – преступники, раз против вас сам Хануман сражается! Под стражу их взять, сопровождать военным конвоем, – приказала глава отряда своим.

– Нас же больше! Как можно подчиняться этой троице змеюк?! – возмущалась Ядвига.

– Ребята, ну хватит… Пленом больше, пленом меньше, дело уже привычное… – вздохнула плутовка из Стеллантора, пытаясь их унять.

– Вы за это ответите, – поднял парные сабли Вир, но его руки опустила вниз пара пока лишь прикоснувшихся тесаков.

Несмотря на то, что они могли и в хлёсткий взмах не повредить его броне, Вирбий всё же не стал продолжать своё сопротивление, глядя на жалостливое, почти умоляющее лицо сестры. Та буквально упрашивала не конфликтовать, а сделать так, как говорят эти женщины-змеи.

– Эй! Эти штуки магию подавляют! – воскликнул и Бром, пытавшийся что-нибудь сколдовать.

– Шудрам запрещено колдовать, – строго пояснила капитанша. – Ваши припасы отныне принадлежат нам, но вы сами их понесёте, как и полагает рабам.

– За шушундру ответишь, – скалилась Кьяра.

– Неважно, в цацках или нет, чем скорее приведёт нас к правительнице, тем быстрее мы поговорим с кем-нибудь здравомыслящим, – заявила своим пани Софра. – Идёмте уже! Время не ждёт.

– О, я от таких вещичек никогда бы не отказалась! – радовалась Ханна, разглядывая браслеты. – А можно их потом оставить себе? – строя глазки и хлопая ресничками, поглядела она на дракайн.

– Ханна! – осекла её мать строгим тоном.

– Как ты её терпишь, – мимо юной девушки в очках прошагал Бром.

– Следите, чтобы ничего не выкинули, – повелела капитанша наг своим сопровождать вооружённый отряд внимательнее.

– Да говорю же, мы по делу здесь, мы не собираемся сражаться! – всё надеялась пани Софра на конструктивный диалог и понимание.

– Шудре слово не давали, – оскалилась капитанша.

– Сама шудра! От такой и слышу! – воскликнула атаманша.

– Я – раджан, военная каста при касте кшатрии, – пояснила капитанша.

– А всего их сколько? – отчего-то поинтересовалась Диана, словно это имело большое значение.

– Брахманы – жрецы и советники при махарани, кшатрии и вместе с ними раджаны – знать и воины, следом вайшьи – фермеры, ремесленники, торговцы, чистые шудры – помощники, работники, крестьяне. И такие как вы – низшие. Рабы.

– Их всего трое, а нас вон сколько! И что бочонок с Софрой не смогут колдовать – не так страшно. Мы-то с Ханной их ещё на подходе в глаза стрелами одолеем! – воскликнула Ядвига.

– Наш патруль здесь не единственный, просто из-за катаклизмов большие вылазки не целесообразны, – пояснила капитанша наг. – Так что ползите, куда велено.

– Что, прям на животе? – изумилась Ханна.

– Всегда забываю, что у таких, как вы – ноги. Ну, ходуйте или как это, ходите… – прошипела багряная дама-змея.

– «Идите», – поправила Ядвига. – Вы нам – свободу, мы вам – уроки грамоты на безвозмездной основе. Идёт? Я считаю, сделка отличная.

– Заманчивое предложение, конечно, – с сарказмом в голосе нахмурилась нага-воительница, – но нет.

– Тогда мы будем сражаться за свою свободу, – заявила ей фоморка с луком.

– Если мы их убьём и всё равно придём к их царице, нас будут судить за убийство, – произнесла атаманша. – Болтаем – только время теряем.

– А если я не собираюсь быть в рабстве? – гневно поинтересовалась Ядвига. – Я, между прочим, воин. Я тоже раджин. Там, у себя дома.

– Да? Повезло же, наверное, тем, кто там у тебя дома. Может, встретимся тогда в поединке, – подползла к ней капитанша патрульного отряда, приблизившись почти в плотную.

– Может, и встретимся, – сняла фоморка с плеча своё орудие, – подержи-ка мой лук, дочка. Мамочке надо надрать одну, а то и все три змеиные задницы, – оскалилась Ядвига, вооружаясь парными клинками.

– Мам, это плохая идея, – забормотала Ханна полушёпотом, сильно разволновавшись. – У них по четыре тесака вон, они манёвренней, видела, как на нас браслеты цепляли?! Я ещё вдох-выдох не сделала, а на мне уже ошейник.

– Я не допущу, чтобы с моей дочерью обращались, как с рабыней, – повернулась к ней мать.

– А если тебя убьют?! – возмутилась Ханна.

– Между прочим, да. Поединок по правилам ведётся до смерти, – прервала их капитанша.

– Падма вас сделает, отсечёт голову, и я повешу её на свой поясок, – похвалилась одна из блондинок, и вправду покрасовавшись коллекцией подвешенных высушённых голов у левого бедра на рыжеватом поясе, который носила в отличие от капитанши.

– Какие крохотные… это что, гномики? – удивилась Ханна, испытывая в равной степени интерес и омерзение одновременно, судя по скривившимся губам.

– Делается разрез на темени, достаётся череп, голова вновь смыкается и сшивается, высушивается в… – начала разъяснять технологию светловолосая нага.

– Ладно, хватит! Говорите, песчаная буря скоро? Надо нарезать вас, как колбасу мужу на бутерброды в походы, да высвободиться поскорее, – оборвала Ядвига её.

– Мам, ну не надо! – схватила Ханна её за руку.

– Угомонись и смотри, как надо бороться за свою свободу! – строго заявила ей мать, отдёрнувшись и двинувшись за капитаншей.

Наги-близнецы оползли окружность, формируя прямо на дороге своеобразную арену с песчаными краями и более-менее ровной серединой. Одна встала по одну сторону, позади капитанши, другая – позади Ядвиги, как бы обозначая границы.

– Падмавати! Падмавати! – воскликнули хором светловолосые.

– А мне вот никаких мантр-молитв, чтоб тебя накромсать, не нужно, – отметила вооружённая фоморка. – Со мной сила эльфийский предков.

– Это не мантры, а поддержка. Меня так зовут, – хмыкнула та.

– Падмавати? – рассмеялась Ядвига. – Это ты поэтому такая злобная стерва?

– Мам! – возмутилась Ханна её поведением.

– А сёстры у тебя, дай угадаю… Промывати и Вытирати? – всё хохотала та. – И Намыливати ещё должна быть. А то без неё, знаешь ли, промывать и натирать толку мало… ха-ха-ха.

– Уймись и дерись! – бросилась разгорячённая, ещё более раскрасневшаяся своим и без того пунцовым от оттенка кожи лицом нага-капитан.

Взмах всех её рук пришёлся на один-единственный блок клинком Ядвиги, в то время как второй тут же устремился в змеиный живот. Падмавати выгнулась назад так, как едва ли позволило бы тело любого иного существа, знакомого фоморке. Змеиный хвост представлял собой что-то совершенно иное в тактике боя.

Один его взмах ударил по пальцам тёмной эльфийки, словно булава, выбив второй клинок. Под напором наги она отступила, сделав шаг назад, начала уворачиваться от ударов, прыгая вправо и влево перед носом наги-блондинки, не позволявшей покинуть зоны арены и готовой подталкивать в спину остриями своих расширяющихся к концу тесаков.

– Мама! – теперь уже без укора, с широко раскрытыми глазами и дрожью в голосе переживала Ханна за Ядвигу.

– Слева вывернется, со спины попытается, – подсказывал Бром вслух, наблюдая за движениями женщины-змеи.

Та совершала рывок, используя хвост, как пружину. Отталкивалась им, выпрямляла, демонстрируя, что он где-то вдвое превосходит длину ног, потому позволяет маневрировать и перемещаться с невероятной быстротой. Проблемой Падмавати было то, что она била всеми своими руками одновременно. Просто обрушивала град клинков на Ядвину, которая либо могла разом увернуться, выйдя из зоны поражения, либо блокировать такой взмах своим оставшимся оружием.

Но подобрать выроненный клинок капитанша наг её не подпускала. Охраняла к нему все подходы, словно чудовищный страж, скалила клыки, высовывала раздвоенный длинный язык, не столь змеиный, а как будто человеческий кто-то рассёк до середины напополам, и снова рвалась в атаку.

Ядвиге, крутанувшись, удалось задеть капитаншу наг за плечо, а потом поранить бедро как раз там, где человеческий живот начинал покрываться чешуёй и постепенно переходить в змеиное тело. В ответ Падмавати начала активнее использовать хвост. Поднимать им песчаную пыль, бить, оставляя синяки на теле фоморки, стараясь сбить её с ног.

Но даже когда у неё это получалось, лежащая на земле тёмная эльфийка всё равно дралась до последнего. Подгибала сложенные вместе ноги, ударяя ими и отталкивая от себя нагу, переворачивалась вбок, тут же нанося по многочисленным рукам Падмавати новые раны, всё рвалась подобрать упавший клинок, отводя противницу подальше и намереваясь воспользоваться моментом.

Лезвия их орудий снова сходились. Тесаками нага рубила слева и справа, а Ядвига на зависть всем отбивалась, парировала удары и не просто отступала или уворачивалась, но и переходила в контратаку. Даже близнецы по краям арены удивлялись, как она заставляет их капитаншу всеми руками отбиваться от резких выпадов клинка.

Удары мощного чешуйчатого хвоста были невероятно болезненными. Они были сравнимы с натиском натренированных кулаков или даже превосходили оный. Ссадины и ушибы раз за разом оставались на теле Ядвиги, если ту Падмавати настигала «булавой» своей погремушки.

Лишь однажды нага попробовала сдавить свою соперницу хвостом, плотно сжав и обернув её тело. Но та вонзила в чешуйчатую плоть свой клинок, заставив женщину-змею вскрикнуть, разжать хватку и отползти. Рана ту лишь сильней разозлила, так что схватка продолжилась с новым запалом ярости от каждой из воительниц.

Фоморка крутилась и нагибалась, била в змеиный хвост, в человеческий торс, но опять получала хвостом куда-нибудь в грудь, отчего сбивалось дыхание, а инициатива в схватке переходила уже к Падмавати. После очередного её промаха Ядвига что было сил помчалась к лежащему клинку, но соперница развернулась, оттолкнувшись хвостом, и умудрилась, не достав саблями, схватить фоморку за ноги свободными руками.

Выгибаясь в подъёме всего тела змеиным хвостом, капитанша наг притянула тёмную эльфийку к себе. Та так и не дотянулась до второго оружия. С досадой глядя, как лежащий клинок отдаляется от неё. Затем Ядвигу мигом перевернули на спину, а сверху к телу уже близились вооружённые руки Падмавати. Оставалось лишь из последних сил выставить ввысь свой второй меч. Но резкий удар хвоста наги, словно плетью, выбил его прочь в самый последний момент.

– Нет! – с ужасом крикнула Ханна, когда нага сделала финальный рывок.

Тяжело дыша, как, впрочем, и лежащая на земле соперница, Падмавати замерла в воздухе над Ядвигой, а свои сабли вонзила по разные стороны от неё в песок, опускаясь телом в привычное положение. Фоморка не находила в себе сил подняться, пыталась восстановить дыхание и с раскрасневшимся от стыда лицом ощущала себя поверженной и униженной. Падмавати же подползла ближе и подала ей одну из свободных рук.

– Не предстало вашей змеиной элитке подавать руку рабам, – сплюнула Ядвига.

– По правилам арены я должна убить тебя, одолев в сражении. Но ты храбро билась. Имею право тебя пощадить по кодексу арены раджан. Мне давно не оказывали такого сопротивления. Возможно, ты и не шудра, но это уже пусть решит махарани, – ответила та, помогая фоморке подняться.

– Мама! – рванула к ней сразу Ханна, покрепче обняв. – Вот, попей, – сорвала она с пояса флягу.

– Простите её за дерзкие шутки про имена, фоморам такое не свойственно. Наверное, перегрелась… – попросила за лучницу пани Софра.

– И за стерву, – глотнув воды, произнесла потрёпанная боем Ядвига. – Хотя, может, у вас это здесь комплимент… Но я, проиграв бой, вашей шушундрой не буду, даже и не мечтайте!

– А ты… тоже что-то типа раджан? – оглядела Софру Падмавати.

– Я – махарани. Атаманша фоморов. И у нас важное дело к твоей правительнице, – своим железным и строгим тоном пояснила ей та.

– По закону все, кто пересекает границы со стороны реки, берутся в плен. И по закону же все пленники и осуждённые становятся низшими шудрами. Я просто выполняю свою работу и несу эгиду закона, дабы нас не завоевали какие-нибудь соседи. Видали, что гойделы в горах Айда там затевают? Выстраивают целую армию. Мы все здесь на уши подняты, – рассказывала Падмавати. – Засуха, песчаные смерчи, бури, нашествия мух, пчёл и саранчи.

– Сет беснуется… Гор рассказывал о нём. Вот он где теперь ошивается, значит, – хмыкнула Софра.

– Гор? Сет? Они погибли тысячелетия назад, – взмахнула многочисленными руками капитанша наг, явно не поверив атаманше, и, развернувшись, двинулась вперёд по дороге.

– Они вернулись, – заявила ей Софра. – Пытаются остановить эти катаклизмы как раз.

– Да? Что забыл здесь этот таскарский злодей? А где ж тогда наши боги? Брахма, Шива, Вишну, Лакшми, Индра, Варуна, Кама… – перечисляла негодовавшая Падмавати.

– Кама! – воскликнула Ди. – Он жив, он прибыл на огромном цветном попугае! Мы все его видели и общались!

Было видно, как в глазах у наги что-то мелькнуло, как они отреагировали на эту информацию. Та даже замерла, чуть изменившись в лице, хотя оно по-прежнему оставалось каким-то скривившимся и недовольным. Но теперь, казалось, что-то её задело, что-то тронуло, что-то отозвалось внутри от услышанного.

– Едва ли кто-то из имперцев мог знать, кто вахана у Камы, – подползла нага к полуэльфийке. – Вы шпионы?

– Вахана? – не поняла Кьяра, на всякий случай подходя ближе к лучшей подруге.

– Ездовые животные богов так называются. – По ту сторону от Дианы возник начитанный Вирбий с суровым лицом. – У друга Фудзина, о котором он много рассказывал, – бога ветров Ваю – это, например, антилопа. А у жены Камы – белый голубь.

– Сейчас бы на гигантском голубе полетать… – мечтательно взглянула в чистое синее небо Диана.

– Или хотя бы на попугае, – поддержала её Кьяра фон Блитц с лёгкой улыбкой. – Да на любой птице, что нас удержит. Хоть вновь на драконе с гномочкой-непоседой.

– Ваши боги не глухи. Те из них, кто, конечно, жив, – проговорила Ди капитанше патрульного отряда. – Просто вы неверно их воспринимаете. Это не повелители сил, которых надо задабривать и упрашивать. Они – лишь хранители, поддерживающие мир вокруг на своих хрупких плечах. Они были задолго до храмов и ритуалов, задолго до жертвенников и даже слов, не то что молитв. Они не привязаны к исполнению просьб, не нуждаются в алтарях и священных песнопениях. Их лишь раздражает, что вы приносите жертвы и вечно чего-то требуете. Они не выступают судьями, не принимают чьи-либо стороны в войнах, не карают за осквернение храмов, потому что до всего этого им нет и никогда не было дела. Поймите, это не их сущность, не их естество и не их конфликты.

– А что же тогда их стезя?! – гневно огрызнулась Падмавати.

– Они взирают с иной ткани бытия. Боги поддерживают свои аспекты по призванию – любовь, ремёсла, какие-то природные силы. Потому не нужно на них уповать и надеяться. Они здесь, они слышат, но они устали от слепого безрассудного поклонения и трактовки случайных бессвязных явлений как их знаки и знамения. Но сейчас многие из них хотят спасти Иггдрасиль, потому что это и их мир тоже, – объясняла Диана. – Сохранение мира важнее исполнения чьих-то личных просьб о мимолётной удаче, выздоровлении, покорении сердца… Они не возвращают умерших, не посылают дожди, а как раз поддерживают циклы жизни и смерти, принципы формирования облаков. Дождь не придёт, если в воздухе не скопится достаточно влаги.

– Но чародеи же могут сгущать тучи, концентрировать их, насыщать, – поправила её пани Софра.

– Так на то и даны чародеи, чтобы перестали просить у богов. Их дар – это их призвание, – поглядела плутовка из Стеллантора на Брома. – Чтобы с гор полился поток, кому-то надо растопить там лёд или убрать преграды, прорыть каналы или новое русло для рек и ручьёв. Всё в ваших руках.

– Идёмте сперва в наш гарнизон, составлю рапорт, а вы отдохнёте. А потом и к махарани. Пусть Радхи решает, что с вами делать. Ей там ещё раз всё и объясните, – произнесла капитанша патруля наг.

– А с ней тоже сражаться придётся? – забеспокоилась Ханна, вертясь вокруг получившей тумаки и синяки матери.

– Ёк-теремок, – ударила Софра себя по лицу. – А сразу вот нельзя было так? Просто идти, куда велено. Я же сказала, не важно, в каком качестве: пленные мы или свободные, куда вы драку устроили, – упрекала она Ядвигу.

– Да? Я, между прочим, в рабыни не записывалась, – хмыкнула та.

– Кто у нас лидер отряда? И кто твоя атаманша? – озлобленно обернулась на неё пани Софра. – Ты обязана подчиняться, ясно тебе? Если б не этот браслет… – сделала она колдовские пассы руками, напоминая, что владеет тёмной магией и угрожая каким-нибудь наказанием.

– Если б не это кольцо… – подметила блеск Драупнира Ядвига, вспоминая, что панночка жива нынче лишь благодаря его силе.

– Мам, ну хватит, не ссорьтесь, – оттаскивала за руку её Ханна подальше от атаманши.

– А далеко нам вообще до вашей царицы? – поинтересовался Вир у капитанши наг.

– Нам нужно святилище Индры, – произнесла пани Софра. – А сперва с правительницей вашей поговорить, да. Время не ждёт.

– У неё голова забита восстаниями низших каст, – недобро ответила Падма, развернувшись. – Оазисы занесло бурей, засуха выжгла даже поросли кактусов, сезон дождей всё не настаёт, а саранча пожирает урожай крестьян. Вельможи не собираются с ними делиться, рабов не подпускают к запасам провианта. Бунт за бунтом, каста на касту. Я бы сказала, что сейчас у дракайн идёт война, если б у шудр и вайшьи были какие-то шансы. Но с мотыгами против охраны кшатрий они ничего сделать не смогут.

– Жалко же их… Голодают, страдают, а вы убиваете… – взгрустнула Диана.

– Касты должны исполнять высший закон. Я тоже подчиняюсь. Мой муж погиб в одной из таких стычек. Знаешь, что со мной сделают, если я не убью прорвавшихся к домам знати повстанцев? Во-первых, сами восставшие меня на клочки порвут в первую очередь, – заявила капитанша наг, не став продолжать.

– Даже на этой земле войны кипят. Казалось бы, в самом дальнем уголке Иггдрасиля… – вздыхала Ди.

– У-ук, – тёрся о её ногу мордочкой шагавший рядом барсук.

– Что? Попить хочешь? Сейчас, мой хороший. Засох весь тут… Чего мы льда в какие-нибудь бурдюки не набрали в Мимире. Запасы воды могут кончиться, а у наг, я так поняла, с этим проблемы? Так ещё и касте «рабов» пить последними здесь дают, небось, да? – присев и напаивая зверька, недобро сверкнула Диана глазами на Падмавати.

– Всё так, воды вам едва ли дадут, если не признают хотя бы элитой… – ответила та, чуть повернув голову. – Ай… – схватилась она за рану в боку. – Каришта, дай свой пояс, – попросила она одну из светловолосых воительниц-наг. – Перевязать надо.

– У меня с собой травы целебные есть и мази, – как-то нехотя, судя по тембру голоса, и всё же от чистого сердца предложила Ядвига, подойдя к израненной наге.

– Да не надо мне, обойдусь, – отказывалась та. – Просто царапины. Уже и не болит, не жжёт, – явно обманывала Падмавати.

– Я это не для тебя делаю, а для себя. Подхватишь заразу в пути, ветром надует с песка дрянь всякую, и окочуришься, я считаю. Кто нас тогда к царице твоей приведёт? Две блондинки? – взглянула она на близняшек.

– Между прочим, толковые воины, – заступилась за них Падмавати.

– Мам, мы с тобой как бы тоже это… блондинки, – произнесла Ханна.

В пути она только и донимала капитаншу людей-змей вопросами о здешних устоях. Причём волновали её не столь традиции и жизненный уклад, сколько какие отличительные фетиши и опознавательные символы носят те или иные касты, что нынче в моде из украшений, чем занимаются ремесленники, что изготавливают в плане бус, ожерелий, браслетов.

Падмавати ей отвечала, когда кратко, когда даже развёрнуто и в подробностях. Низшие работники трудятся на полях либо в шахтах. Те богаты больше металлами, чем минералами, так что бусы из камня здесь скорее удел вельмож, а вот малополезное чем-либо золото носить могли даже рабы. Правда, любой хозяин мог их лишить украшений, отобрать в наказание за плохую работу или просто потому, что блестяшка им больше понравилась.

Диана от услышанного была в ужасе. Более двух третей населения составляли как раз низшие касты, и совсем немного приходилось на тех, кто действительно мог считать себя здесь свободным и дышать полной грудью. При этом вельможи мало что делали сами. Занимали руководящие посты и указывали другим, что им делать.

Кьяре же, напротив, довольно нравилось, что главенствующие роли в семье, ремесле и военном деле занимают женщины. Мужчины не могли даже иметь высокие чины и продвигаться по службе, составляя основную часть войска. Многие занимались кузнечным делом, так как металла добывали довольно много. Из него делались даже цельные стрелы, так как дерево в такой местности обнаружить непросто, а разрушать оазисы никто явно не собирался. Их и без того теперь мало осталось.

Метательные копья, шары-снаряды для пращи, сабли – производили здесь много всего, но вот доспехи крайне редко. В них было слишком уж жарко, да ещё те так раскалялись на солнце, что обжигали пальцы, едва к ним прикоснёшься, чтобы хотя бы скинуть с себя. Наги давно уже воевали без кирас и брони поверх хвоста, хотя древняя броня от предков хранилась веками. Особенно в знатных семьях.

К гарнизону они дошагали и доползли уже к сумеркам, но даже в темноте и издали было видно, что с тем что-то не так. Одна разруха, дым, догорающие почерневшие ткани и кружащие стервятники повсюду, на деле оказавшиеся гарпиями.

Диана аж вздрогнула, встав на месте, увидев, как сидящая на изодранной туше женщина-птица повернула в её сторону своё жуткое острозубое лицо. Невольно вспомнились зайцы-кастелянки, но и те выглядели не столь свирепо и дико, как эти оскаленные гримасы на лицах пернатых падальщиц с голой женской грудью, выпяченной среди тёмно-бурых перьев.

– Что?! Нет! – воскликнула ошарашенная Падмавати. – Нет-нет-нет! – ринулась она вперёд средь руин, а за ней и две её спутницы, клинками отгоняя гарпий от растерзанных тел собратьев.

С недовольным шипеньем быстрыми движениями расползались по территории и светловолосые наги-близнецы, негодуя от увиденного. Они пытались затушить навесы, приподнимали порванные мешки с остатками припасов, металлические ящики из плотных спаянных листов тонкого железа. Но становилось не по себе, когда с земли и песка они поднимали руками окровавленные тела собственных товарищей, прижимая к себе, прикрыв глаза и оплакивая павших.

Там и тут виднелись статуи наг из чёрного гранита. Причём большинство в каких-то довольно странных позах и без постаментов. Все расставлены в абсурдном порядке, мешая подходам к шатрам и разрушенным кладкам складов и укрытий, прямо на дорогах или совсем подле них. Со странными лицами, большие и малые, какие-то испуганные, разгневанные, порой несущиеся будто в бой и застывшие в этой позе.

При этом работа скульптора была безупречной: мельчайшие детали, полупрозрачная вуаль и паранджа, многочисленные яркие украшения из металла, камней и глины с резьбой и узорами. Сад камней, обработать которые до такой шедевральной красоты было явно уделом истинных мастеров своего дела. И это притом, что, как в дороге заявляла Падмавати, с камнем здесь работают крайне мало, обычно лишь обтачивая в простенькие изделия или бусы.

– Джар! Дафна! – вздрагивала капитанша патруля то возле каменных изваяний, то возле трупов. – Братья Вайри… Семья Апаржи! Ифриты меня раздери! Да какого ж Иблиса здесь творится? – металась, атакуя взлетавших с громкими хлопками крыльев стервятников, капитанша нагов, рыдая навзрыд над телами друзей и сослуживцев.

А потом она замерла у одного изваяния и, выронив все свои сабли, просто пала ниц, сотрясаясь в безутешном горе. Каменная композиция представляла собой четвёрку маленьких наг. Одна, вероятно, старшая, вытянулась ввысь на хвосте, прижимая к себе совсем малютку. Ещё одна свернулась клубком и уткнулась лицом в первую, так что видно было лишь слегка кудрявый затылок. Третья же с опаской глядела немного вверх, имела длинные волосы и испуганный взор, прижимаясь сбоку к, по всей видимости, старшей сестре.

– Мои дети! Это мои дети! – в рыданиях кричала Падмавати. – Что с ними? Что здесь стряслось? Что случилось?! – не понимала она, взмахивая руками и оглядывая разруху по сторонам.

– Бедная, так её жалко… – проговорила Кьяра. – Потерять всю семью… Муж на войне погиб, теперь дети окаменели.

– Ужас вообще… – приобняла её Ди.

– Я бы затушил костры и помог с гарпиями, да на мне эти браслеты, – протянул вперёд руки Бром в надежде, что с него их снимут.

– Гарпии! – прокричала от его слов капитанша наг. – Надо их допросить! Они знают, они заодно с восставшими! Это явно их рук дело! Гарпиям тоже нечего есть из-за засухи, они слетали со скал, нападая на наг.

– Подстрели-ка одну на допрос, – попросила Софра Ядвигу.

– Окажу услугу тебе, так и быть, Полоскати, – натянула та свою тетиву.

– Ну, мам! – с укором воскликнула ей Ханна.

– Что? Не так? Ну, простите, всё перепутала. Я это имя один раз же слышала, и то устами скандировавших близняшек, – направила её мать лук в небо, прицеливаясь на парящую хищную птицу с острозубой женской головой.

Гарпия с простреленной ногой сперва опустилась, но потом за счёт более интенсивных взмахов крыльев всё-таки поднималась вновь в воздух вместе с застрявшей в теле стрелой. Ди с Кьярой аж взялись за руки, опасаясь, что ничего не получится. Тогда Ядвига сделала ещё выстрел, повредив той крыло. И тогда уже Вир помчался к месту падения гарпии, не страшась зубов и когтей свирепой твари, так как был в своей плотной прилегающей броне.

– Сюда её! – рывком подползла Падмавати, подхватив своё оружие, и пригвоздила резким ударом пленницу прямо к земле. – Перо за пером, коготь за когтем я буду вырывать у тебя, пока не расскажешь, что здесь происходит. Вашего племени дело? – допрашивала она. – Кто надоумил? Сами слетелись? Почему одни убиты, а другие окаменели?

Гарпия лишь выгнулась шеей вперёд, удлинив ту на манер лебединой, пытаясь укусить нагу за подбородок. Та крепко треснула кудрявой башке по лицу, а когда пленница снова раскрыла зубастый рот, чтобы откусить кусок хотя бы от кулака, двинула уже с другой стороны, заставив вновь распластаться.

– Эвриала… – проскрежетала гарпия со зловещим клёкотом.

– Это повстанцы… – отпрянула Падмавати. – Сфейно, Медуза и Эвриала. Сёстры Горгоны из касты жрецов, которые утверждали, что покинувшие нас и молчащие боги требуют для своего возвращения всё больше и больше жертв. Эти наги… эти безжалостные твари приносили в жертву даже членов своих семей, принуждая знать делать то же самое! Тянуть жребий, выбирать, кому умереть… А потом Радхи изгнала их за такие бесчинства. Они стали шудрами, были лишены всех регалий, титулов и всего, что имели. Разжалованы в самые низы. Они стали главными зачинщицами мятежа. Особенно Эвриала. А ещё принялись поклоняться красному дракону Лафону, что гнездится в пещере среди скал гарпий. Видимо, сговорились и с гарпиями! Все эти твари заодно, нашли общий язык, Иблис их испепели! – крикнула нага.

– А вы говорили: «с мотыгами против охраны»… – с ужасом оглядывала это место атаманша фоморов.

– На гербе рода отца, от которого он отказался, чтобы жениться на маме, был этот красный дракон, – проговорил Вирбий Диане. – Мы – Лафо, названы в честь него. Он когда-то обитал в Лонгшире и стерёг сады плодовых деревьев. Видимо, наши предки родом с тех мест. Одни считали его защитником, другие – угрозой. В итоге дракона прогнали. Может, опять-таки наши предки, получив такое имя рода. Может, мы – герои, изгнавшие чудовище, кто знает. А теперь вот он здесь, как бы ни встретиться. Наверняка он на эльфов Лонгшира там зубы точит.

Пленница-гарпия же за счёт своей длинной шеи тянулась к клинкам, что её пригвоздили, хваталась зубами за лезвие и пыталась вытащить, выдернуть их и освободиться. Рыдающая капитанша патруля наг иногда приходила в себя, находя в себе силы продолжить допрос. Спрашивала, где они, где Горгоны, но гарпия ни на что не желала отвечать, лишь трепыхаясь да пытаясь вырваться.

Тогда Падмавати рванула клинок на себя, который та держала крепко зубами, и рассекла рычащую и скалящуюся голову гарпии напополам. Туша женщины-птицы тут же обмякла, а остальная стая, громко заголосив, заносилась в небе быстрее и суматошнее, в большинстве своём покинув это место и уносясь прочь.

– Про статуи я так и не поняла, – обернулась Ди на фигурки сжавшихся маленьких наг.

– Медуза у них чародейка, – пояснила Падмавати. – Способна накопить силу и с диким воплем превращать взглядом в камень целый отряд пред собой. Тут она, видимо, «повеселилась», Иблис её порази. Кого в статую обратили, кого закололи, – оглядывала она место бойни. – Все наши здесь. Мертвы или так, или эдак. Пленных не брали… – подползла нага к фигурам своих окаменевших детей. – Видите? А вы ещё жалеете этих повстанцев. Они не дракайны, они изверги! Твари! Демоны преисподней. Ещё одна кара, как нашествие саранчи. Но за что? Народ наг и без того малочислен…

– Они доведены до крайности, вот и одичали… – пыталась начать Ди, но Кьяра притянула её к себе, оборвав и прошептав, что сейчас не лучшее время.

Она опасалась, что нага на почве горе впадёт в безумие и набросится на Диану, услышав попытки оправдать все эти действия. Разрубленные напополам и на куски тела наг-воинов и воительниц виднелись повсюду. Земля была влажной от обилия крови. Там и тут попадались уже обглоданные гарпиями кости, отдельные кисти рук, головы, хвосты и просто изувеченные тела. Кто с ранениями и обилием порезов, а кто уже распотрошён острыми птичьими когтями, отхватившими куски мяса. Зрелище было столь ужасное, что леди фон Блитц прижала к себе Диану, не желавшую это видеть вокруг.

Провести ночь всё же пришлось здесь, в остатках от гарнизона, что было нужно не только путникам с дороги, но и куда больше самой Падмавати, чтобы хоть чуточку успокоиться, хоть немного свыкнуться с потерей детей и прийти в себя. А заодно она надеялась, что сюда, проверить, нет ли живых, вновь сползутся повстанцы, так что появится шанс отомстить им на месте, встретив угощением из вихря клинков. Но, увы, восставшие наги разгромленный лагерь не навестили.

Капитанша велела Ядвиге и Ханне отстреливать всех гарпий, которых те увидят. Обещала возместить им все стрелы. А поутру Вирбий и Кьяра помогали с погребением не окаменевших изодранных тел. Правда, договориться эти двое меж собой ни о чём никогда не могли. Только и спорили: делать ли братскую яму-могилу или же раскапывать для каждой отдельно. И если так, то вырыть все сразу или же раскопать, закопать тело наги и переходить к следующей.

Что бы ни предлагал Вир, у леди фон Блитц было своё собственное и всегда не совпадающее с ним мнение. Так что работы по похоронам затянулись аж до полудня. И в самое пекло, под ярким солнцем земли Нид компания двинулась вереницей, таща пожитки и то, что удалось взять собой из лагеря. А Бром ещё над собой в особом, янтарного цвета поле нёс окаменевших детей Падмавати как бы внутри энергетической сферы, внутри которой царили чары магии земли, влиявшей на гравитацию.

– Не знаю, какой получится рапорт. Я сама не своя. Буду истерить на докладе, не как солдат, а как безутешная мать, потерявшая детей… – злилась сама на себя капитанша людей-змей.

– Доказательства предъявите… – пыталась как-то поддержать её Ядвига, имея в виду каменные изваяния, но при этом понимала, что слова её способны и сделать хуже, надавив на не затянувшиеся душевные раны.

– Как там Бром? – обернулась на гнома Кьяра.

– У великого Брома всего один вопрос, – проговорил тот. – Почему именно Бром Дерзкий Гром тащит статую?!

– Это называется скульптурная композиция, – блеснула эрудицией аристократка фон Блитц.

– А ты что? Предлагаешь нам тащить? Хочешь переложить тяжести на хрупкие женские плечи? – крикнула ему идущая впереди атаманша.

– Ой, вот начинается. Вот не надо. Все вы, бабы, лисьи морды! Сначала, типа, желаете равноправия, равенства, матриархат там у вас, а потом чуть что – так: «как можно, я женщина!», «не женское это дело!», «не при женщинах так выражайся!». Ой, ранимые, ой, нежные, ой, слабенькие! – причитал Бром. – Вы, прежде чем что-то требовать, потрудитесь хоть в словаре найти значение слова «равенство». Вон Бальтазар там рассказывал, что какой-то гном пятитомник выпустил. Купить не забудьте, может, чему научитесь!

– Так потому и матриархат, глупый ты говорящий бочонок, – хмыкнула пани Софра. – Чтобы вы тяжести таскали, а мы вам говорили, куда их ставить. Женщины должны руководить, управлять, планировать. А ваша задача – делать и исполнять.

– Ага, слышал бы это мой прадед… Ну, впрочем, гномами вон правит Морриган, а до неё принцесса Аврора… Ничего хорошего, правда, из женского руководства Черногорьем не вышло, чисто так, для справки, – проворчал гном.

Не раз в пути отряд Софры в сопровождении троицы наг натыкались на разрушенные лагеря своих. На юге Нид повстанцы совершали дерзкие точечные нападения прямо на укрытия дозорных и патрульных, обращая весь край в эдакую «слепую зону», чтобы самим, видимо, где-то здесь укрываться.

Путешественники видели песчаные смерчи, обходя их как можно аккуратнее поодаль. Одну из бурь пришлось пережидать в подземных укрытиях, зато там удалось немного пополнить провиант местными сухофруктами. А вот мясо ящериц и пустынных крыс гости попробовать отказались.

Все, кроме Вирбия, которого невесть кто дёрнул за язык похвастать, что он ел даже змей. С тех пор вся троица наг на него крайне недобро поглядывала, а Ди боялась, что одна из блондинок захочет себе его голову как сувенир, и старалась от брата не отходить, чем вызывала недовольство у Кьяры.

Впрочем, конфликтовать никто не желал. Абсолютно все стремились поскорее попасть в Тифею, столицу наг или дракайн. Правда, цели у путников отличались. Бром, к примеру, ждал прихода в столицу, чтобы отдохнуть с дороги и выпить чего-нибудь крепкого. Местные распри между людьми-змеями его совершенно не заботили. А вот Диана и вправду хотела помочь, только не знала, как. Атаманша фоморов готова была оказать какую-либо услугу, но всегда своим напоминала о деле и миссии – они здесь за ваджрой, так что в первую очередь нужно забрать её.

Большой город представлял собой прямоугольные постройки элиты, окружённые эдаким лабиринтом из стен, среди которых были дома для скота, жильё прислуги, кухни, склады, сараи с инструментами, и всё – очень похожим друг на друга, выстроенным по одному принципу.

Чаще всего здания были одноэтажными. Но, видимо, чем богаче был представитель знатной касты, тем больше пристроек и надстроек он мог себе позволить. Так что каменные виллы из кубических и прямоугольных блоков иногда возвышались на несколько ярусов с тенденцией к уменьшению, формируя эдакие пирамиды.

Улицы казались грязными, нечищеными, так как нижние касты отныне здесь не трудились и не убирали, а высшие считали, видимо, недостойным опускаться до такой тяжёлой работы. Потому всё кругом выглядело запущенным и неухоженным. Кучи всякого хлама повсюду.

Из-за того, что некому было возделывать даже поля и огороды, у знати начинались проблемы с провиантом. Конфликт привёл к недовольству и несчастью абсолютно всех слоёв общества, но при этом никак не мог разрешиться. Большие загоны пустовали. Похоже, местных животных тоже снарядили на войну и увели на юг.

Пирамидальным был и главный центральный дворец. Он располагался так, что всё остальное на случай войны превращалось в его защитные укрепления. Со стороны усадеб можно было вести бои, не подпуская к центральной зоне и обороняя её как главный и последний оплот, а ещё сползаться туда из построек, которые удастся захватить под натиском врага, и тем плотнее укреплять центр остатками армии и подмогой.

– Мам, пройдёмся по магазинам? Купим местные бусики какие-нибудь? – просилась Ханна.

– Думаешь, они чем-то торгуют? Такой хлам кругом, дороги не чищены, мусор на каждом шагу, кости, объедки, платки… Их убирать совсем не учили, что ли? Не буду я среди такой грязи ничего покупать, одна зараза подцепится, – возмутилась та.

– Здесь так много шьют, что им легче выбросить, чем постирать, похоже, – отметила её дочь. – Лён и хлопок выращивают, шелкопрядов содержат, я почему-то думала, наги живут как первобытные дикари. Охотятся да едят путешественников типа заплутавших имперских патрулей.

– А кто сказал, что не едим? – слышала их и усмехнулась Падмавати.

– Пирамида… – произнёс Вир, взбираясь вверх по ступенькам центрального дворца. – Пирос и мидас, что значит? – поглядел он на младшую сестрёнку. – Это наш древний эльфийский, между прочим, надо бы знать.

– Огонь… в середине, – ответила Ди.

– Верно, вон видишь, вход в пирамиду находится прямо по центру сей лестницы, там, внутри, не только жильё царицы, но и священный храм, где зажигают огонь, – кивнул Вир. – С деревом тут туго, как помнишь, так что из шахт добывают горючие камни. Мы с тобой их видели в остатках от лагерей.

– Угу, – кивнула Диана. – Нам бы не помешали, чтобы лес не изводить на дрова.

– Кто знает, может, ещё и торговлю как-то наладим однажды… – обнадёжил её старший брат. – Горюч-камень добывают и в Черногорье, и в Мимире. Вообще, он много где может быть, мы ведь не устраиваем раскопки на каждом шагу и даже у каждой горы.

Внутри путников встретило богатое убранство: литые вазы из металла с искусной резьбой. Не просто узорами, а целыми сюжетами, рассказывавшими свои истории на разных ярусах в процессе вращения. Красные и синие краски на стенах. Эти цвета преобладали так, что Диана невольно вспоминала о красно-синих флагах Сопротивленцев – тех, кто восстал против власти императора и отжал свой кусок в виде Вольных Городов.

Изредка здесь, конечно, были вкрапления чёрного, синего и фиолетового, но чаще всего из таких дополнительных оттенков встречался зелёный. В каком-то смысле он был даже третьим доминирующим, просто появлялся не везде и был представлен всё ж таки не в том многообразии, в котором бросались в глаза красные и синие краски.

Телохранители, советники, слуги, разные приближённые. Смуглые, краснокожие, серокожие, зеленоватые, каких только не было. Женщины-воительницы и усатые мужчины с голым мускулистым торсом или небольшими нагрудниками, соединёнными с металлическими гладкими и шипованными наплечниками. У некоторых позади шеи даже раздувались кожаные складки на манер капюшона кобр. Писарь с глиной: похоже, здесь скудно рос даже папирус, так что всё выводили на специальных табличках.

А на украшенном самоцветами троне с обилием подлокотников, сделанном, кажется, из огромной кости, восседала правительница – махарани по имени Радха. Нага с рыжеватой чешуей и такого же оттенка густыми распущенными волосами, такими же волнистыми, как, к примеру, у Падмавати, только ещё более пышными и длинными.

У неё были многосоставной пояс с мерцающими монетами, топ со свисающей на стройный атлетичный живот бахромой. Ещё изящные витиеватые украшения плеч, напоминавшие розовые бутоны цветов в сочетании самых разных полупрозрачных тканей. А на кончике хвоста к плотной «погремушке» крепилось сложное оружие с обилием лезвий, которым можно было рубить и колоть.

– Говорить, как лидер, с ней буду я, если вы не против, – проговорила пани Софра своим.

– Вы – атаманша, – не стала спорить Ядвига, перевязанная и перебинтованная после своей дуэли.

Правительнице все поклонились, а первой с докладом вперёд выползла Падмавати, рассказывая обо всём, что случилось. О пленниках, о лагерях, о гибели сослуживцев и их семей, в доказательство показывая, не без помощи Брома, постамент с окаменевшими дочерьми.

– Они заняли собой всё подножье горных цепей юга. Но едва я послала войска, как они попрятались в пещерах, затаились в ущельях и им очень удобно было справляться в узком пространстве с натиском моих воинов, – рассказала им махарани.

Медный голос её звучал строго и грубо, каждое «р» она выговаривала словно с особым остервенением, при этом, как и все прочие наги, растягивала шипящие «с», «ш» и «щ». А вот звук «л» произносила почти всегда каким-то смягчённым, как «ль», что создавало резкий контраст в её говоре между «посляля» и «попръятались в пещ-щ-щъеръах».

– С ними ещё и гарпии летают, находя, чем поживиться! – с оскалом произнесла Падмавати. – Повстанцы не считают нас за равных себе! Не хоронят, оставляют на растерзание свирепым тварям! Подкармливают наших врагов!

– При них также дракон Лафон, потомок чудовищного Форкия, уничтоженного Герой, приютившей маленького дракончика охранять сады Лонгшира. Но эльфы прогнали его оттуда, и он вынужден был среди здешних скал коротать своё время. Сколько злобы и ненависти он испытал и впитал… А теперь они ему поклоняются. Используют для нападений, – сообщила Радха. – Златовласая Эвриала призывает отказаться от веры в старых богов и отныне лить кровь во славу Лафона и Форкия. Теперь у низшей касты своя религия войны.

– Ваши боги живы, по крайней мере, некоторые из них. Мы видели Каму с его попугаем. С луком из сахарного тростника. Можно спросить у него, кто ещё есть, можно отыскать артефакты погибших и попробовать их вернуть. Вон, например, мешок Фудзина, дайконского бога ветров, – показала пани Софра на Ди, что носила «реликвию» павшего союзника при себе, сложенной в рулон. – А вон флейта Пана, – указала она на музыкальный инструмент Вирбия. – Гор, Мокошь и остальные собирают совет в надежде оказать помощь этому миру. Потому ваши боги могут быть не здесь, но они не оставили вас!

– Какие боги могут допустить вот это?! – со слезами и с яростью в голосе указала Падмавати на фигуры своих окаменевших детей.

Было видно не просто её горе, а все внутренние терзания. Она не желала сражаться за тех, кто не защитил и не сберёг её семью, но при этом не могла примкнуть и к новой вере, ведь именно её представители её дочерей и убили. Капитанша наг уже не представляла, за что ей сражаться и ради чего жить. Хотелось лишь отомстить, выместить злобу на тех, кто причастен к трагедии.

– Как я могу довериться иноземцам? Где доказательства, что вы не шпионы гойделов или даже Горгон? – строго поинтересовалась Радха.

– Гойделы пытаются защитить Лонгшир, они двигаются не к вам на юг, а на запад к эльфийским границам. Мы были в их гарнизоне при монастыре и видели саму Бабалон, – произнесла Ди.

– А кто позволил закованной шудре вести речь в присутствии брахманов и махарани без разрешения?! – возмутилась Радха.

– Я ей сейчас покажу закованную шушундру, – оскалилась леди фон Блитц, хватаясь за эспадон.

– Кьяра, не надо, – потянула Диана её за руку.

– И почему у них не отняли оружие?! – едва не вскакивая с трона, подпрыгнула от возмущения царица наг.

– Все ваши проблемы от такого отношения, – фыркнула Ди. – Каждая высшая каста относится к тем, кто ниже, как к вещам и рабам. Если б вы проявили хоть толику здравомыслия, доброты, чуткости к тому, что ваши шундры – такие же наги, как вы, которым просто не посчастливилось родиться в семьях низшей касты, то все проблемы бы мигом решились.

– Что эта наглая полукровка себе позволяет?! – возмутилась и Падмавати. – Прошу прощения, госпожа, – поклонилась она правительнице, – моя беда, что, надев на неё ошейник, я забыла засунуть кляп в её рот.

Несколько воительниц с золотистой чешуей подползли к Диане, угрожая мечами. Но на защиту той сражу же встали, вооружившись, Кьяра и Вир, а заодно и барсук угрожающе зарычал, даже не ведая, прокусит он клыками плотную змеиную чешую на хвостах или нет. По крайней мере, подпрыгнуть и сжать челюстями женское запястье любой из нижних рук он тоже вполне был способен.

– Да оглянитесь вы! – развела руками Диана, оглядев вельмож и правительницу людей-змей. – Какой толк от ваших ваз, от оружия, от росписей на стенах? Вы такие же смертные, как шудры! Вы питаетесь едой с их полей, с их огородов, с их ферм! Если вы не наладите отношения, вы просто исчезните! Они вам нужны куда больше, чем вы им.

– И что ты осмелишься предложить? Передать корону Горгонам, чтобы три сестры за неё перегрызлись? Правление при них приведёт к кровопролитию и упадку! Они призывают со своим драконом идти войной на Империю, на гойделов, – воскликнула махарани.

– Значит, нужно одолеть Горгон, но не устраивать истребление низшей касты. Без неё вы – никто! Хоть подумайте! Вся суть вельможи в том, что у него есть слуги! Кто вы без слуг? Давайте, обеспечивайте себя сами, приберите улицы, научитесь плести пеньку, пасти скот, ухаживать за травами. И вы превратитесь в тех, кого так презираете всей душой. Станете ремесленниками, землепашцами, горничными… или кто там у вас, – вздохнула Ди.

– Нас некому обеспечивать, шить ткани, ковать оружие, а вот у повстанцев есть все ремесленники и мастера, – зашептались меж собой советники Радхи.

– Не бывает наг «второго сорта». Прекратите все эти постулаты о высших и низших кастах. Дайте переходить из одной в другую, не обращайтесь с шудрами как с рабами, а уважайте их труд, без которого всё здесь напоминает теперь какую-то свалку среди обшарпанных руин! – призывала полуэльфийка. – Оплачивайте их труд, чтобы они могли себе что-то покупать, в том числе с других земель. Дайте им свободные дни от работ. Вы же, вроде, цивилизованный народ! Не сожрали нас, как только увидели, как какие-нибудь минотавры или нуси.

– Это кто? – тихо спросила за её спиной Кьяра.

– Вроде бы люди-пауки, – ответил той Вир.

– Но на этих постулатах держались тысячелетия процветания нашей расы! Если б не покорность шудров… – воспротивилась Радха.

– Да раскройте глаза! Мы через такой хлам и мусор пролезли, чтобы попасть во дворец! Ваша система себя изжила. Строй, отношение между кастами, ресурсы. У вас все эти тысячелетия, пока шло процветание, накапливались и проблемы. А потом они взорвались, как спящий вулкан. И теперь расхлёбываете. Не хотите трудиться сами, так относитесь к своим работникам должным образом. Признайте уже, что не правы, и сходите помириться с теми, кто поколение за поколением на своих костях выстраивал вашу роскошную жизнь. Хотите к лучшему изменить мир вокруг? Начните с себя, – посоветовала Диана.

– Говорите, сам Кама послал вас как миротворцев? – скаля змеиные клыки, с недоверием в голосе и хищным взором проговорила царица наг.

– Нас послали к вам за ваджрой… – произнесла пани Софра. – Нам нужно в святилище Индры.

– За безделушкой у древних развалин? – удивилась Падмавати.

– За священной реликвией древних! – возмутилась Радха.

– Как скажете… – скривилась капитанша патрульных наг.

– Мы вернём обратно реликвию, – пообещала Софра. – Она нужна в сражении против Локи, Анубиса, Сета, что посылает на вас эти песчаные бури. Кама потом вернёт артефакт или как это назвать-то…

– В древних текстах – это оружие. Но сколько мудрецов не вертели ваджру в руках, они так и не нашли ей применения, – сообщила правительница. – Решили, что это лишь символический скипетр, не более.

– Если позволите, – шагнул вперёд Вир, слегка взволновав сестру. – Из того, что есть в эльфийской библиотеке, я помню, что оружию после применения нужна длительная подзарядка, чтобы восстановить и заново накопить энергию из звёздной пыли, что пронизывает воздух, Потому ваджру хранят на особом постаменте.

– Слишком умён для иноземного раба, – недовольно сверкнула змеиными глазами махарани. – В любом случае, у меня и так воинов не хватает, я не могу выделить вам сопровождение к нашим святилищам, – строго произнесла Радха.

– Я провожу, – вызвалась Падмавати. – А потом сразу на передовую, на юг. В ваши войска, стереть с лица пустыни Нид этих Горгон.

– Хорошо, пусть так, – не меняясь в строгом лице, сверкая змеиными глазами, кивнула правительница. – Снимите с них тогда браслеты шудр. Под твою ответственность. Будем считать, что они не пленники. Вот только гостеприимства при нынешней раздробленности и восстании я им гарантировать не могу, как и защиты. Не лучшее время для гостей.

Помощницы, подползая к ней с разных сторон, вручили Радхе серебристый шлем с зигзаговидным трезубцем в навершии и вложили в её руки сабли, тем самым показывая, что их царица готова самолично возглавить поход на лагеря повстанцев.

Мельхиор II

К моменту, когда Мельхиор со своими новыми знакомыми дошагал обратно к трактиру на окраине, оттуда уже вовсю раздавались звуки борьбы. Были слышны возгласы, звуки ударов, треск дерева от ломающихся табуреток, звон разбитого стекла, лязг посуды. Всё внутри было объято хаосом.

– Дубинку? Нож? Ножницы? – предлагала Кая. – Ах, вот они где-то! Я-то два дня их ищу, чтобы подстричь волосы…

– Своя шпага есть, – заметил ей некромант. – Это что, хвост? – обратил он внимание, что именно «держит» протянутые ножницы. – Да ты кто такая вообще, бездна тебя поглоти, – обернулся он на спутницу.

– Хульдра, – за ту ответила ему Баст.

– Так вот чего ты горбилась вечно, у тебя хвост там припрятан, – разглядывал Мельхиор засмущавшуюся Каю.

– Там у неё припрятано дупло с клыками, длинная пасть вместо позвоночника, а сам он спереди, к нему рёбра крепятся, – объяснила богиня-кошка.

– Это у тебя там склад всяких вещиц бесполезных?! – удивился Мельхиор.

– Очень даже полезных! – возмутилась та, ловкими движениями рук и хвоста доставая из-за спины разные предметы. – Огниво, расчёска, сушёные грибы…

– И много у тебя там всего? – поинтересовался некромант.

– Что успела спасти да что накопила от подарков гостей, – ответила Кая.

– Которых она сожрала, – на всякий случай дополнила Баст.

– Они все были мерзавцами и проходимцами, – вступилась Анника, тоненькой тросточкой постукивая по земле перед собой.

– Это она тебе так сказала? – фыркнула богиня-кошка. – Знаешь, здесь о Вольных Городах говорят, что там детей жертвуют идолам на каждый праздник, а некромант всюду распространяет болезни, чтобы побольше нежити поднимать. В Вольных Городах же ходят байки об Империи, будто тут ступить нельзя против местных уставов, а правитель – уродливый плод затянувшегося инцеста кровосмешения одного рода.

– С хульдрой спелись, это ж надо, – дивился Мельхиор, разглядывая щупленькую девицу в накидке.

– Я же говорила, имперцы в походе на Вольные Города сожгли её хижину и освятили место, лишив дома. Она примкнула к нам. Жила как отшельница, так что всё вокруг ей в диковинку. С ног сбились бродить по столице, когда она разглядывала каменные дома, монументы, фонтаны… Никогда прежде ничего такого не видела. Эх, я бы тоже с удовольствием посмотрела. Вы же не станете её обижать? – забеспокоилась слепая танцовщица.

– Обижать я пойду кое-кого другого, – преобразил чернокнижник свой наряд в мантию кардинала, заходя в своей широкой шляпе внутрь трактира.

Там Лургара, прижимая к стойке, пытались вдвоём скрутить лысый и сиплый из стражников, что они уже раньше видели. На полу без сознания валялся самый задиристый и говорливый, тот, с чёрными кудрями, а ныне разбитым черепом. Ещё один, усач, любящий карты, затаился вообще вдали, выглядывая своими крупными глазами из-за стола и стараясь держаться от драки подальше.

Ближайшие столы валялись на боку, разбитая посуда и цельные катящиеся бутылки виднелись в проходах между ними. Несколько попавших под горячую руку местных мужиков – не то пришедших на помощь страже, не то попытавшихся унять разгорячившихся драчунов – лежали, держась за побои и ушибы, больше не влезая в схватку. В том числе среди них был и тот монах, желавший запретить въезд в столицу всем нелюдям.

О зелёную голову полуорка разбили ещё одну бутыль, треснув ему по затылку. Пролитое вино смешивалось с желтоватой кровью из образовавшихся порезов, но громила всё равно изогнулся телом, развёл руки и отбросил от себя двух стражников.

– Именем Пресвятой Церкви приказываю прекратить безобразие и покаяться! – воскликнул Мельхиор, вживаясь в роль обычного кардинала.

– Ваше преосвященство, – поклонился усач из-за стола. – А он тут словно взбесился. Зелёный этот…

Развернувшийся орк напялил шляпу на окровавленную голову и тяжело дышал, сверкая налитыми кровью глазами. Напрягая свои мышцы, сейчас он казался живой горой. Высокий, угловатый, нескладный, но при этом невероятно выносливый и сильный.

– Благодарю за службу, господа, – хлопнул некромант в ладоши. – А вы, как нарушитель порядка, приговариваетесь к неделе полезных работ на нужды церкви. Идёмте, пустите вашу энергию в должное русло. Лопату возьмёте, метлу, а то расхаживаете с тесаком за спиной… Да, и налог на ширину такого лезвия оплатили? У нас здесь стандарты, даже не думайте влезать со своими. Покажите мне бумаги на выходе, – поманил он Лургара.

Тот поглядел на двух раскиданных им стражников, что не торопились продолжать бой, тяжело дыша, но не меняя боевой стойки. Один выставлял вперёд по кулаку не то для удара, не то чтобы вовремя сделать блок, а второй рукой протирал кровоточащий нос. Следом полуорк поглядел на усача, не ввязывающегося в драку. И наконец решил подыграть явившемуся за ним Мельхиору, пока сюда и вправду настоящие церковники с подкреплением стражи не нагрянули. Трактирщика-то не видать: если не спрятался в погребе и на кухне или не валяется где-то здесь среди случайных жертв, то явно помчался на помощь звать. Следовало поторопиться.

Лургар только прорычал что-то нечленораздельное да выругался на оркском, побредя следом за кардиналом-некромантом, протерев треснувшую губу слева и придерживая другой рукой свою плетёную шляпу с закрученными полями. С той опускалась лента, которая должна бы цеплять за подбородок и шею в случае сильного встречного ветра, вот только голова орка была куда крупнее, чем у человека, потому лямка это доставала своему хозяину только до носа.

Снаружи их встретили все остальные, довольные, что Лургара удалось вытащить до того, как его посадили бы за решётку. Размещённая им на его левое плечо Анника, обнаружив порезы, повела подать мазь от ран и, надев шляпу на себя, начала щиплющим средством смазывать полуорку царапины от стекла.

– И не побоялся, что тебя узнают в лицо? Самого разыскиваемого преступника в Империи, – хмыкнула Баст на маскарад Мельхиора.

– Уже не раз принимали за кардинала. Когда я был здесь в последний раз? Ты гляди, на столбах и стенах ни единой листовки с портретом и наградой. Все, похоже, уже позабыли, как выглядит их главный ночной кошмар, – ухмыльнулся тот.

– Слушай, ты, умник, – когтистыми лапами схватила богиня-кошка его за грудки. – Если ты попадёшь в темницу вместо исполнения своей части сделки, я тебя порежу на ломтики и скормлю всем тем, кто там голодает в подвалах за толстыми решётками, понял меня? А скелет принесу императору, чтобы выставлял напоказ.

– Быть экспонатом? Не самая худшая участь. По крайней мере, не кану в забвение, – проговорил Мельхиор.

– А с душонкой твоей попрошу Мортис устроить что-нибудь эдакое. Интересно, кого она станет слушать, мольбы некроманта или подругу своей лучшей подружки, – скалилась Баст.

– Это ты про Немезис? А она тут при… Ах, вот зачем тебе эта рыжая мелюзга, – понял вдруг некромант. – Вот ты чего мне жаловалась, что вы поссорились с Немезидой, я ещё гадал, чего вам сдалась какая-то девчонка, укравшая Часы Хроноса. В таком случае, предположу, что она их и не крала. Сами вручили.

– Шагай уже, пока стражники тебя не признали, – фыркнула богиня-кошка.

– Заглянем-ка и к моему лучшему другу, с которым поссорились. Нам в Нортим, северный квартал Селестии, дом неподалёку от порта с видом на гавань, – зашагал Мельхиор, не дожидаясь ни споров, ни согласия, просто повёл всю компанию, не оглядываясь на ту.

Со стороны центра раздавалось бренчание гитары, звуки флейты и скрипки под громкие песнопения. На окраине улицы были пусты, и даже из окон домов никто не косился на странную разномастную компанию. Все будто ушли слушать концерт.

Полуорк с Анникой на плече шагали поодаль: Лургар не торопился, танцовщица обрабатывала ему раны губы и затылка, а девица с хвостом сама плелась хвостом позади них, замыкая строй. Баст, похоже, не собиралась унижаться до бега за чернокнижником, потому обернулась кошкой и запрыгнула ему на плечо. Пусть тоже носит, как Лургар свою подружку.

Мельхиор снял маскировку мантии за ненадобностью, кошка разместилась на одном из волчьих черепов, удерживаясь крепкими когтями, и вполне могла предаться сладостной лени, не шевеля собственными лапами на этой солнечной прогулке.

– Монсеньору не нужно укрытие от беснующейся толпы или преследующих церковников? – поинтересовался тихо один из рыжих шестнадцатилетних близнецов по ту сторону дороги, украшая глиняными фигурками витрину одного магазинчика.

– А спутники бы присмотрели чего, у отца богатый выбор посуды из стекла и хрусталя, – тут же подметил второй.

– Зайдём, так и быть, – не обсуждая ничего с остальными, согласился сразу же некромант.

Внутри всё больше походило на дом с парадно выставленными стеллажами, по сути, им и являлось. Лестница наверх справа, сразу же после прихожей вела, судя по всему, на второй этаж с жилыми комнатами. Кухня была закрыта, а вот просторный коридор и главный обеденный зал с вытянутым ромбовидным столом вдоль стен были устланы сверкающей в огнях свечей красивой посудой с бирками ценников.

– Вот это шляпа у полуорка! – только и обсуждали меж собой рыжие близнецы, перешёптываясь позади от гостей крупной и переполненной товарами лавки.

Здесь продавали и вазы для конфет да фруктов, и изящные кувшины, подсвечники, декор в виде лотосов и лилий. Перевёрнутые бокалы украшались на ножке фигурами грациозных лебедей, так расправляющих крылья, что в перевёрнутом виде: поставленные на них и шею, получали надёжную опору.