Колхоз. Назад в СССР. Книга 3

Глава 1

Я застыл истуканом, тупо уставившись на маман. Ее присутствие было настолько же неожиданным, как если бы посреди деревенского дома появился павлин. Вроде бы не сказочная птица, а все равно павлину здесь точно не место. Вот так и с госпожой Милославской.

Что за хрень происходит? Светланочки Сергеевны тут быть не должно. Она по Воробьевке перемещалась инкогнито. Все тайком, да тайком. И вдруг нарисовалась в доме Виктора, с которым они ещё и в контрах.

Кстати, о Викторе. Дядька стоял у маман за спиной, низко опустив голову. Если Настя готова была госпожу Милославскую сожрать с потрохами, еле держала себя в руках, то дядька выглядел каким-то удрученным. Даже, наверное, расстроенным.

– Сынок… – Эта особа, по недоразумению являющаяся матерью Жорика Милославского, поднялась со стула, раскинула руки и пошла ко мне с явным намерением заключить в объятия.

Честно говоря, не было ни малейшего желания. Даже присутствовало опасение. С чего бы внезапная любовь проснулась. Помнится, в Москве она демонстрировала совсем другие чувства. Но и бежать от родной матери тоже странно. Родственникам хрен объяснишь. А правду я им рассказать не могу. Причем, ради них самих же. Ожидать от Милославской можно все, что угодно. Если она вдруг решит, что Виктор о чем-то в курсе из ее тайной прошлой жизни, представить не могу, какая внезапная блажь может прийти в голову этой маньячке. Но однозначно ничего хорошего.

В этот момент я с удивлением понял, что на самом деле переживаю за всю дядькину семью. Искренне. Меня очень даже волновало их благополучие. Крайне сильно не хотелось бы, чтоб мамочка доставила проблем Виктору, Насте, Машке и Андрюхе. Особенно Андрюхе.

– Мамуля! – С радостью, еще большей, чем демонстрировала Светланочка Сергеевна, бросился ей навстречу, так же распахнув объятия. Чуть не убился по дороге, так торопился ее обнять.

Маман еле заметно вздрогнула. Во взгляде появилась настороженность. Ясное дело, когда сын, с которым она рассталась в сильной ссоре, и которого засунула в пичужкину даль против воли, вдруг демонстрирует подобную любовь… Я бы тоже испугался. Но мне надо было взять инициативу в свои руки, поэтому, хрен ей, а не терпила. Буду вести себя привычным образом. Это там, в машине, когда очнулся Жоржем Милославским, вообще не понимал, что происходит. А теперь то, большой вопрос, кто диктует правила.

Я подскочил к Светланочке Сергеевне, а затем обнял ее, крепко прижимая к груди. Настолько крепко, что она еле слышно крякнула. Как бы не угробить мамочку своей «любовью».

– Что за цирк? – Тут же, пользуясь возможностью, зашипела мне в ухо маман. – Ты меня сейчас задушишь…

– Это очень вряд ли. А жаль… По поводу цирка, вопрос аналогичный. – Я ответил тоже шепотом, и до кучи, чтоб вообще не палиться перед родственниками, громко чмокнул Милославскую в каждую щеку по очереди. Троекратно.

По-моему, она хотела вытереть щеку. Видел, как ее рука потянулась к карману лёгкого летнего пиджака, накинутого на топ. За платочком, наверное. Но тут мешали мои сыновьи объятия, которые я не торопился прекращать.

Светланочка Сергеевна заметно напряглась и попробовала отстраниться. Наивная женщина. Меня, что говорится, понесло.

– Мамуля, – Я ухватил госпожу Милославскую за плечи, немного отодвинул, глядя глаза в глаза. Поворачиваться спиной к змее нельзя, показывать свой страх тоже. Надо гадину гипнотизировать.

– Жорж… Я, конечно, рада твоей реакции, она очень трогательная, не знала, что ты так… м-м-м-м-м… любишь меня, но… это как-то даже неприлично, столь бурно демонстрировать свои эмоции. Ты же не деревенский дурачок. Правда? – Светланочка Сергеевна не подумала в этот момент, что вообще-то находится, как раз, в деревне, и сказанные ею слова могут задеть хозяев дома.

Я заметил, как дядька вскинул голову, посмотрел на сестру с выражением, которое находилось где-то посередине между злостью и возмущением, однако, промолчал. Либо он отличается удивительной выдержкой и терпением, чего я вроде за Виктором не замечал, либо просто не хочет поддаваться на ее провокации. Вот это ближе к истине. Просто назло стерве, игнорирует ее выпады.

– Мамочка, а что ж так неожиданно? Вроде бы не планировались твои посещения. Ты отправила старшего сына, надёжу и опору, до осени. Дяде вот написала, чтоб он тут мне устроил испытание на выживание. За каким чёртом…Ой… прости… Откуда такая радость и благодать? Сама вдруг решила объявиться.

– Соскучилась, Жорж. Представляешь? Я же мать. – Светланочка Сергеевна несколько раз хлопнула своими накрашенными ресницами. Знакомая манера строить из себя бестолковую дуру. Ну, уж нет. Теперь этот номер не прокатит.

– М-м-м-м-м… ну, да…ну, да… Мать…

– Настя, Андрей, – Дядька вдруг резко отмер, посмотрел на меня очень странным взглядом, а потом обратился к жене и сыну. – Давайте, на улицу. Пусть поговорят. Им есть, что обсудить, наверное.

Тетка набрала воздуха в грудь, планируя, походу, объяснить вслух, куда и кто может идти. Из семейства Милославских, естественно. На маман она смотрела так, что, если существует вообще возможность проклятия, то Светланочка Сергеевна будет до конца жизни ходить и на ровном месте спотыкаться. Или покроется язвами. Не знаю, как оно там происходит. Прямо ненависть была в Настиных глазах. Сдается мне, если бы не дядька, летела бы госпожа Милославская с порога этого дома кубарем, не успев его переступить.

– Я сказал, выйти всем. – Тихо, но очень весомо повторил Виктор.

Вот умеет он без крика и скандала сделать так, что все по струнке ходят. Кроме мамочки, конечно. Она в ответ на слова брата, высокомерно усмехнулась. Не поняла даже, что дядька вообще-то таким образом проявил уважение к человеку, который оказался в его доме. Кем бы этот человек не был.

Андрюха тут же развернулся и исчез в сенях. Правда, прежде, перед выходом, успел мне улыбнуться одними губами. Это был жест поддержки, типа того. Настя молча сорвалась с места и выскочила вслед за братцем. Виктор ушел последним. Он не посмотрел ни на меня, ни на сестру.

– Что за представление? – Как только закрылась дверь, маман тут же напряглась, вывернулась из моих сыновьих объятий и отскочила в сторону. – Ты в лучшие времена столь горячей любви ко мне не проявлял. Деревенский воздух так влияет? Знала бы, отправила сюда раньше. Глядишь, вел бы себя иначе.

– Да ладно… – Я тоже отошёл от змеюки, опасаясь, что на меня попадет ее яд. – Странно. Интересно, почему родной сын так плохо к тебе относился… А-а-а-а-а-а-а… Наверное, мне просто не за что любить Вас, Светлана Сергеевна.

– Ты не заговаривайся! Совсем обнаглел. Вообще-то, я – твоя мать!

– Ой, давай только без вот этого: «Мучалась, рожала, дала жизнь…» Хорошо? Очень сомнительная причина для любви, тот факт, что ты – моя мать. Скорее минус, чем плюс.

Милославская замолчала, очень внимательно, пристально, глядя мне в глаза. Такое чувство, что она пыталась за эту минуту увидеть, что творится у меня внутри. Напрасное занятие, конечно. Я и сам этого не знаю.

– Ты изменился… – Выдала она вдруг. Тон у маменьки был задумчивый, философский.

Честно говоря, вообще не парился насчет своего поведения. Настоящую причину один хрен никто никогда не узнает. А даже, если узнает, то не поверит. Это же звучит, как бред.

– Я не Жорж Милославский, а вообще другой человек. Так вышло, что я немножко умер и теперь нахожусь в его теле. – Реально сказал это вслух. Было интересно, как отреагирует маман. Хотя, предполагал, что, скорее всего, никак.

– Началось… А я – царица египетская. Или Элизабет Тейлор. Тоже маловероятно. Слушай, твои закидоны из переходного возраста слишком затянулись. Ну, ладно был сложный период. Ты творил, что на душу ляжет. Замучалась покрывать тебя перед отцом. Сейчас, пожалуйста, хватит нести чушь. Тебе что-то напел Виктор? Оговорил меня? Выставил в плохом свете? На него это, вроде, не похоже. Он в нашей семье – самый главный чистоплюй. По крайней мере, был таким раньше. Люди редко меняются.

Светланочка Сергеевна ожидаемо не поверила моим словам. Это какой-то странный закон равновесия. Хочешь хорошо соврать, скажи правду. Естественно, она решила, будто сынок ей на зло несёт очередную ересь, провоцируя тем самым на скандал. Да уж… Явно у Жорика были не самые теплые отношения с матерью.

Интересно, почему. Я вдруг понял, что за все это время даже не попытался узнать, каким он был, мой прежний владелец тела. Реально. У него ведь по любому имелись привычки, история прожитых лет. Да вот даже сложные отношения с мамочкой. Ее совершенно не удивляет мой негатив. Она только отметила, будто сын стал вести себя более нагло.

– Что ты хочешь, мамуля?

– Зачем приезжал в Воробьевку и приходил к Лиходееву?

Опаньки! А вот это неожиданно. Прямо с места в карьер. Пошла сразу с козырей. Нет, как только увидел Светланочку Сергеевну, сразу понял, она в Зеленухах появилась не просто так. Родственной любви у нее нет. Это странно, конечно, но реально нет. То есть, она понимает, Жорик – ее сын, о нем, вроде как, надо заботиться. Но не более.

Ни к сыну, ни, уж тем более, к брату она не испытывает нежных чувств, чтоб рвануть вдруг в Зеленухи. Захотела проверить как я тут живу? Да ну на хер. Ей это так же интересно, как мне экономическое развитие Гондураса. То есть, никак. Но причина должна быть. Это факт. Маман далеко не дура. Если она приперлась, значит что-то ее сподвигло. Причем это «что-то» имеет очень большой вес. Ну, а после прозвучавшего из уст Светланочки Сергеевны вопроса, все встало на свои места. Но при этом, услышать фамилию Дмитрия Алексеевича я, если честно, не ожидал. У госпожи Милославской такие длинные руки? Или как у волка из сказки. Самые большие уши, самые большие глаза и самые острые зубы. Как, блин, она узнала? Не сам же Дмитрий Алексеевич доложился. Тот вроде сильно о своей шкуре печется.

– Откуда знаешь? Следила? Зачем? Ты вообще должна быть в Москве. – Отпираться глупо. Если она говорит о нашей с главой сельсовета Воробьевки встрече, как о факте, значит, уверена на сто процентов.

– Так вышло, сынок. Приехала, планировала тебя навестить. В Воробьевку заскочила из-за универмага. Купить подарки. А Вадим, пока ждал, заметил, как ты выходишь с Дмитрием. Вернее, с мужчиной. Это я потом поняла, что за мужчина, когда он его описал.

Вадим… Водитель маман. Вполне может быть. Если она велела ему поставить машину в неприметное место, но неподалеку от сельсовета, почему нет. Мог спалить меня. А я просто не заметил знакомую тачку, вот и все. Тут лоханулся, конечно, но теперь уже поздно.

– Подарки, – Я хохотнул, – А что, в Москве выбор значительно меньше, чем в деревенском Универмаге? Странно. Никогда бы не подумал.

– В Москве я не успела.

Ты посмотри. На все у нее готов ответ. Наша беседа начала меня не просто раздражать. Бесить. Я смотрел на холеное, красивое лицо госпожи Милославской и понимал, что на дух ее не выношу. Серьезно. Ни к кому, никогда не испытывал ничего подобного. Да мне вообще по хрену было на окружающих, если честно.

Причем, и это очень странно, даже отдаленно, глубоко в подсознании, Жорж Милославский не питал к этой женщине любви. Я был уверен в данном выводе на сто процентов. Просто мои негативные мысли звучали в его голове правильно. Будто всегда там и были.

– Вот ведь жалость…Так торопилась? Скажи мне, мамуля, – Я подошёл к окну и опёрся пятой точкой о подоконник, сложив руки на груди. – Уйму лет сюда носа не совала, а тут вдруг нарисовалась. Виктор, чтоб ты понимала, ничего мне не рассказывал. Хотя, честно говорю, я просил. Послушал краем уха соседей. Разное говорят. Но что показательно, конкретно про тебя, ничего хорошего. Было ужасно интересно, чем ты успела обосраться перед единственным родственником. А он, представляешь, категорично отказался от подобных обсуждений. Но дело даже не в этом. Ты не была здесь очень давно. И вдруг сегодня столь внезапное решение. В жизни не поверю, что оно возникло из-за меня.

– Ответь сначала ты. Я задала вопрос. Зачем встречался с Лиходеевым? – Светланочка Сергеевна буквально вцепилась в меня своим взглядом. Походу, боялась упустить малейший жест.

В этот момент во мне взыграла спесь, высокомерие, привычка считать себя умнее других. Я вдруг решил, а чего бы и нет. Чего бы не сказать ей правду. Пусть боится. Пусть знает, что со мной больше ее манипуляции не прокатят. То, насколько это было глупо, в тот момент не понимал. Узнал гораздо позже. Нельзя считать себя неуязвимым. Это заканчивается печально. Но в данную минуту, я сильно хотел увидеть на лице госпожи Милославской испуг или растерянность.

– Вспоминали ваше совместное прошлое. Ты понимаешь, о чем я? Оно у тебя крайне впечатляющее.

Светланочка Сергеевна усмехнулась. После моих слов она внезапно повеселела. Это была очень неожиданная реакция. Я как бы рассчитывал на совсем противоположную. Говорю же, маньячка…

– Вот как… Что теперь? Последуют условия? Требования вернуть тебя домой? Снять наказание? Купить машину, которую ты давно хотел?

– Нет.

Сам охренел от своего ответа. Он возник очень внезапно, но был единственно правильным. Я так сильно хотел снова оказаться в Москве. С первого дня приезда в Зеленухи. Прямо голову сломал в поисках пути, как сбежать. А сейчас вдруг понял, что пока ещё не время. У меня тут бизнес намечается. Надо его до ума довести. Сегодняшний день, а точнее его завершение, подтвердил, рассчитывать не на кого. Родители? Папа? Херня все это! Только сам. Матч этот дебильный, опять же. Я точно решил, что подложу свинью и Лиходееву, и Николаичу. Принципиальная фигня. Да и вообще. Рано ещё возвращаться. Нутром чую, рано.

– Странно… – Маман на самом деле была удивлена моим ответом. Она приготовилась отбиваться от требований, а ей тут такой нежданчик.

Светланочка Сергеевна помолчал несколько минут, а потом подошла ко мне. Совсем близко. Так, что я чувствовал от нее запах московской жизни, но какой-то далёкий и приторный.

– Хорошо, сынок… – последнее слово Милославская выделила особенно, – Оставайся. Ты, смотрю, решил, будто совсем взрослый. Независимый. Да? Решил, что можешь меня пугать. Решил, что обладаешь какой-то страшной тайной. Поглядим… И да… Совет. Не надо так безоговорочно верить всему, что говорят. Иногда это бывает вредно для здоровья. Нервы, изжога, несварение желудка. Сам понимаешь…

Она резко развернулась и вышла из комнаты. Дверью не хлопнула. Аккуратно прикрыла. Но мне после ее ухода аж дышать стало легче, отвечаю. Интересно, рядом с домом точно не было машины, когда мы подходили с Андрюхой. Я бы обратил внимания. Не пешком же пришла. Может, Вадим ждёт ее где-то на въезде. Просто не захотела колесить на дорогой тачке по бездорожью.

Буквально следом за исчезнувшей маман появился Виктор. Походу, он был удивлен моим присутствием в доме не меньше госпожи Милославской, которая, в свою очередь, явно не ожидала со стороны сына внезапной любви к селу. Но фишка в том, что я и сам не ожидал. Может, сейчас запал пройдет, и пожалею о своем решении. Не знаю.

– Я думал, ты отправишься домой, в Москву.

Что интересно, дядька не спросил, зачем приперлась Светланочка Сергеевна. Либо знал, либо наоборот, не хотел знать. Кремень. Я бы от любопытства изошелся, а этому хоть бы что.

– Пока не все дела тут закончил. Сами знаете, у нас матч на носу. Как же брошу. Нельзя подводить.

Дядька хмыкнул, будто я сказал очень смешную шутку, а потом кивнул в сторону выхода.

– Идём. Настя ужин накрывает. Ответственный ты наш…

Глава 2: Сердца трёх и легенда о Бугимене

– Жорик… Не спишь? Не спи! Вопрос есть.

– Какой. Говори.

– Почему ты не уехал? Мог ведь уже дрыхнуть в своей Москве.

Мы лежали с братцем на сеновале, тупо пялясь в потолок. Естественно, это не был мой сознательный выбор. В данном случае, речь про сеновал. Исключительно вынужденная мера. В кровати всяко удобнее, это ясно даже дураку, а я искренне, не смотря ни на что, продолжаю верить в свои умственные способности. Даже при наличие прогибающейся металлической сетки, кровать моему сердцу, спине и заднице гораздо милее.

Романтики, которая якобы имелась в ночевке на сухой траве, накушался ещё в первый раз. Если бы не обстоятельства, хрен бы кто меня на этот сеновал затащил. Чесался после прошлой ночёвки весь день. Даже тетка спросила, не нужно ли мне дегтярного мыла. Не знаю, в каких случаях помогает это дегтярное мыло, однако Настя белье стирала два раза, с подозрением косясь в мою сторону. Поэтому уточнять назначение данного продукта не решился. Боюсь, будет очередной стресс для моей и без того израненной Зеленухами психики.

Причина нашей ночёвки на сеновале проста. В углу, безмолвным доказательством будущей алкогольной аферы, топорщился холм из сена, под которым ждал своего часа самогонный аппарат кума Матвея Егорыча. Оставлять его здесь нельзя, по любому надо нести в сторожку. Иначе найдет Виктор и будет нам всем тогда лёгкая, скорее всего, неприятная, но очень быстрая смерть. Поэтому пришлось изобразить для родственников очередной приступ любви к деревенской романтике.

Дело в том, что ночью из дома вдвоем нам не смыться. Один, и то не рискну. Чтоб попасть из моей комнаты в сени, идти надо через спальню Виктора и Насти, а с Переростком, который двигается по любому, даже очень просторному, помещению, как слон в посудной лавке, нас поймают на месте преступления в первые же пять минут. Он даже на сеновале, пока стелился, три раза ударился головой о балку, потом наступил на одеяло, запутался в своих же ногах и упал. Плашмя. С таким грохотом и матом, что прибежала Машка спросить, не все ли конечности мы переломали. В ответ получила сердитое «не дождешься» от братца.

Я, конечно, пытался свалить ответственное задание по транспортировке аппарата на Андрюху, но братец категорично заявил, что с него кошки вполне хватило. Уж тем более он не собирается один по кладбищу шастать.

– Ты же говорил, бояться надо живых. – Я стелил в этот момент постель. На самом деле, «постель» – слишком громко сказано. В наличие имелось только одеяло, которое служило и матрасом, и простыней.

– Дед Мотя так говорил, Жорик. Путаешь. – Братец, закончив сооружать свое королевское ложе, улёгся, наконец, раскинув ноги и руки морской звездой.

– Аа-а-а-а… Да. Точно. Ну, правильно. Ему-то что. Там для Матвея Егорыча почти все близкие по духу. Он своими прожектами чертей до нервного срыва доведет. Конечно, чего ему опасаться? А лично я считаю, вообще никого не надо бояться, ни живых, ни мертвых.

– И то верно. – Андрюха заразительно зевнул, – В привидение и всякую чертовщину мы, советские граждане, комсомольцы, не верим. А живым, опять же, можно и в морду дать. Хорошо голову просветляет.

– Слушай, ну, может тогда ты, советский гражданин и комсомолец, смелый, отважный тип, сходишь на кладбище сам? Там же все просто. Зайти в сторожку, поставить аппарат на нужное место, собрать его, и все.

– Знаешь, Жорик, вы и про кошку говорили так же. Залезь на дерево, делов то. А в итоге, чуть от бабы Зины люлей не получили. Тебя она за ухо не таскала, ты не знаешь, каково оно. А я в курсе. Последний раз так выкрутила, думал не только ухо отвалится, но и мозг вытечет. Звёзды увидел вблизи своими глазами без всякого телескопа. А был, между прочим, белый день. Так что, спасибо, но нет. Один не попрусь. Вот если хочешь, можешь сам идти. Тут я не против.

– Андрюх, сам не могу, ты же знаешь. Дед Мотя сказал, чтоб мы сразу конструкцию собрали. Я приблизительно даже не представляю, как оно работает. Ваше это самогонное чудо. Вернее, как раз, приблизительно и представляю. Очень приблизительно. Так соберу, что вместо самогона в космос улетим. Кстати, смотри… В ближайшие дни будем максимально незаметно посещать сторожку. Надо график понять, когда меньше всего деревенских свободны и шляются туда-сюда по селу. А то бывает правда такое ощущение, будто не Зеленухи здесь, а Красная площадь. Чтоб на это время рассчитывать основные мероприятия. Я так понимаю, сначала надо настоять брагу. Так ее Егорыч назвал?

– Слушай, это с ним надо обсуждать, Жорик. С дедом Мотей. Там куча тонкостей. Я больше потребитель, чем производитель.

Мы ещё почти час трепались, вспоминая деревенские истории, а потом, как раз, Андрюха задал свой вопрос.

– Так почему не уехал, а? – Повторил он снова, потому что я молчал. Настойчивый, конечно, тип, Переросток. Пришлось отвечать.

– Понимаешь, как представил, что ты без меня останешься, сразу понял, нельзя бросать. Тебя же ещё воспитывать и воспитывать.

– Кого?! Меня?! Меня воспитывать?! – Андрюха приподнял голову и повернул ее в мою сторону, но заметив ухмылку, а сдержаться я никак не мог, догадался, что просто глумлюсь.

– Чего там? Не пора? – Часов теперь не было на руке. Они остались у Ефима Петровича.

Кстати, вопрос по-прежнему открыт: каким образом Федька скоммуниздил быка? Я оставался в уверенности, это деревенский Отелло постарался. Второй нюанс, не дающий покоя моей душе, с чьей помощью личная вещь Жорика Милославского оказалась на месте преступления? Почти по классике. Кто виноват и что делать?

А вот братец определял время каким-то интуитивным образом. У него часов не имелось, однако присутствовал загадочный внутренний механизм, позволявший ему достаточно четко называть, который идет час.

– Пора. Можно начинать нашу операцию. Сейчас где-то около одиннадцати. Нормально. Утром вставать всем рано, так что вырубилось, спят уже. Да и наши тоже. Давай выдвигаться.

Мы откопали мешок с аппаратом, а затем принялись спускаться вниз по деревянной лестнице. Я шел первым, Андрюха следом. Надо ли говорить, что он несколько раз чуть не наступил мне на пальцы, и в довесок, почти ухитрился сесть своей задницей на голову. Мою же голову, естественно.

– Епте мать… Что ж ты такой неуклюжий… Аккуратнее можно?

– Знаешь, что… – Андрюха хотел поставить ногу на перекладину. В итоге, он снова, каким-то чудом, буквально в миллиметре от моей конечности промахнулся. – Шустрее спускайся, Жорик. Трындишь до хрена. Телишься, как барышня.

Короче, с горем пополам, мы оказались внизу. Даже, на удивление, не создав при этом много шума. Хотя братец, будто старался спалить все наши планы к чертям. В итоге я назвал его жопоруким, а он заявил, что уж руки тут точно не при чем. Видимо, ко второй, упомянутой части тела, все происходящее Переросток относил в большей мере.

Окна в нашем доме были темными. Значит, спят, реально. На цыпочках братец начал двигаться к калитке, я – за ним.

Когда очутились на улице, за территорией дядькиного двора, первым делом прислушались к звукам. Неожиданные встречи нам сейчас не просто не нужны, они категорически противопоказаны. В Зеленухах было подозрительно тихо. Вернее, звуки имелись, но свойственные деревенской ночи. Где-то топталась на месте скотина, где-то делили территорию коты, со стороны пруда были слышны сонные, редкие всплески рыбы. Ну, я надеюсь, что это рыба.

Почему-то мысль о предстоящем походе на кладбище все равно рождала в душе лёгкую тревогу. Я не суеверный, это факт, однако, сто́ило представить, как мы с Андрюхой пробирается через могилы, по спине бежали мелкие мурашки.

Мешок с самогонным аппаратом братец держал в руке. Я же отвечал за хранение ключа. Покосился на Андрюху. Он тоже как-то маялся, хотя старался не показывать этого.

Не успели отойти от дома, как в ближайших кустах послышался шорох. Мы с Переростком резко замерли. Сразу стало тихо. Сделали ещё несколько шагов, снова возня. Мы опять остановились. Посторонний звук пропал. Переглянулись вопросительно, ожидая друг от друга объяснения.

– Это что? – Андрюха как-то растерянно смотрел на меня, я с точно таким же выражением лица смотрел на него.

– Не знаю… Может, кошка. Или собака. Или это… Ежи? Слушай, твоя деревня, если что. Я вообще – городской тип, и по следу зверьё определять не умею.

Говорили мы на всякий случай шепотом.

– Не похоже на кошку… Да и вообще на мелкое животное не похоже. Слишком тяжело двигается. Размеры гораздо больше.

В этот момент в очередной раз хрустнула ветка, потом другая, потом раздалось четкое «етить – колотить» и из кустов практически кубарем выкатился дед Мотя.

– Ну, вы, блин… – У меня вздох облегчения вырвался.

Вот интересно. Вроде бы не сказать, чтоб трус, но конечная точка нашего путешествия придавала всему мероприятию какой-то мистический оттенок. Против воли в голове крутились разные мысли сомнительного направления.

– Да понасодют шиповника. Сволочи, – Матвей Егорыч принялся отряхиваться. – Честным людям пройти негде. Я тут вас сидел, ждал, если чё. Задремал маленько. Хорошо, вы как стадо баранов идете. Громко. Мертвого разбудите.

Последняя фраза деда Моти не понравилась ни мне, ни братцу, судя по его скривившемуся лицу.

– Честные люди дома спят, – Резонно возразил Андрюха, – а не по кустам шарохаются.

– Вот и иди, спи, раз такой умный. А мы с Жориком делом займёмся. Купим потом мотоцикл, будем ездить мимо двора, чтоб ты локти грыз. А то и коленки. Завернешь ногу за ухо да будешь наяривать. А все… Обратно время не воро́тишь…

Не знаю, почему Матвей Егорыч в свою мечту о трехколесном друге с люлькой включил уже и меня. Я, вообще-то, смотрел немного в другую сторону.

Дед подошёл ближе, и стало заметно, в кустах он не только сидел в засаде. От нашего главного самогонщика весьма ощутимо тянуло уже привычным запахом.

– Вы там в одно лицо пили? – Я присмотрелся к карманам Егорыча. Интересно, есть ли у деда Моти ещё…

– Чего это… пил. – Он фыркнул. – Утомился вас ждать. Согревался.

На улице, на секундочку, было так жарко, что ветром не колыхало ни один листочек. Где и как Матвей Егорыч ухитрился замёрзнуть, не понятно. Но в данный момент оно было и неважно.

– Аааа… осталось что-нибудь? Я просто тоже … замёрз, короче.

Андрюха покосился на меня, но от комментариев воздержался. Походу, ему тоже было не по себе. И ведь не сказать, будто что-то предосудительное планируем, а вот все рано имеется тревога, хоть убейся.

Естественно, дед Мотя не был бы собой, если бы у него не оказалось запаса. Он вытащил из кармана фляжку, а затем протянул ее нам.

– Хватит лясы точить. Идём. Решил проконтролировать вас. А то сделаете все через задницу.

Мы с Переростком одновременно хмыкнули. Уж кто бы говорил. Однако, возражений по поводу присутствия в нашей компании деда Моти, не высказали. Втроём ещё лучше. Спокойнее.

А с фляжкой Матвея Егорыча, так вообще постепенно становилось хорошо. Где-то даже весело. Андрюха немного расслабился и теперь без остановки улыбался глуповатой улыбкой. Как дурачок. О чем-то приятном думал, походу. Дед Мотя тихо напевал себе под нос мотив незнакомой песни. Мне, как обычно бывает после алкоголя, хотелось движа. Тем более она, эта фляжка, была удивительным образом нескончаемой.

Пока шли, то и дело прикладывались, но напиток смелости в ней все равно ещё оставался.

Не иначе, как под влиянием самогонки, вдруг пришла в голову идея поглумиться над своими партнёрами по бизнесу. Я тихо хихикнул, но Матвею Егорычу и Переростку было уже не до меня, они не обратили внимания. Бизнеса ещё, конечно, нет и в помине. Но зато партнёры уже имеются. Как-то я с другого конца пошел.

– А что у вас, Бугимен живёт на кладбище?

Матвей Егорыч аж с шагу сбился от неожиданности моего вопроса. Ясен хрен, подобных имён дед Мотя никогда не слышал.

– Хт-о-о-о? Андрюха, ты гляди, чего-то наш Жорик заговаривается. А выпил вроде немного. Бугимен… Что за зверь удивительный?

Братец поддакнув, кивнул головой. Но при этом, напрягся. Фраза, в которой фигурировало неизвестное, но внушительно звучащее, слово и кладбище, отрезвила Переростка. Кончики его ушей заметно напряглись, а один глаз так и косил в мою сторону. Походу, вопрос его зацепил. По крайней мере, улыбаться своей дебильный улыбкой он перестал.

– Ну, вы чего? Дома, как говорят в народе, водится домовой. Я, конечно, в чертовщину, как вон Андрюха говорит, не верю, однако, бывали случаи, слышал. Некоторые даже видели своими глазами. Да вы в деревне живёте, должна быть у вас подобная информация. Ну, там легенды, не знаю. Сплетни хотя бы. Так вот. Домовой – хозяин дома. А за могилами присматривает Бугимен. Огромное существо. У него красные глаза, в которых горит огонь, рога и низкий бас. Вот когда приходишь во владения Бугимена, надо ему угощение оставить. А то обидится.

Я плел эту невразумительную чушь, мысленно ухохатываясь и над Переростком, и над Матвеем Егорычем. Понятное дело, нет никаких бугименов на кладбище. Да и в природе тоже их нет. Это вообще буржуйский чудик, которым пугают детей. Ничего у него, нигде не горит. Видел фильм, ужастик, там он выглядит просто, как уродливый, черный человечек. Но мои напарники об этом не знают. Причем, оба они вроде делали вид, что подобная чушь их не интересует, а сами слушали мою ересь внимательно, настороженно. Андрюха даже оглянулся пару раз на темные палисадники, которые мы проходили. Мне же было по кайфу. Потому что не все время им надо мной издеваться. Могу и я развлечение себе устроить. Поржать, так сказать, от души.

– И что, этот Бугимен? Ему какого хрена вообще надо? – Поинтересовался Переросток безразличным голосом. А потом снова оглянулся на ближайшие кусты.

– Да особо ничего. Просто, если ты ему угощение на кладбище не оставишь, он за тобой погонится и утащит. Может ночью следующей прийти, если не догонит.

– Куда утащит? – Прибалдел от описанной перспективы Матвей Егорыч.

– Как куда? В Ад, само собой.

– Да ладно тебе. – Андрюха рассмеялся. Вышло у него это слегка нервно. – Мы же взрослые люди. Комсомольцы. А ты такую чушь несёшь. Где вообще этого набрался?

– А-а-а-а-а-а… да это мы ездили на экскурсию. Посещали археологические раскопки. Там было захоронение древних людей. И вот ребята – археологи рассказывали. По сути ведь они на кладбище явились, только очень старое. Начали его ворошить. И все.

– Что, все? – Матвей Егорыч, похоже, настолько впечатлился рассказом, хотя виду старался не показывать, что просто повторял окончания моих же фраз, добавляя к ним вопросительную интонацию.

– Да ничего. Просто археологи эти потом пропали. Понимаете, надо было правильно все делать, по уму. Угощение непременно оставить. Это – традиция. Иначе все – хана. Никто не догадался, кстати, хлебушка прихватить?

– Как путано у вас все, в ваших этих Москвах. – Выдал Дед Мотя. Он теперь стал задумчив и молчалив.

Но в этот момент мы подошли к кладбищу, соответственно, рассказ пришлось прервать. Выглядело оно и правда несколько зловеще.

Ещё эта отвратительная закономерность Зеленух, отключать по ночам уличные фонари. В итоге, темень была, хоть глаз коли. Тусклый, очень тусклый свет давали лишь звёзды на небе. Но здесь, рядом с погостом, он почему-то будто поглощался темнотой, окутывающей могилы. Атмосферности добавляли развалины старого храма, видневшиеся в дальнем, противоположном углу кладбища. Как раз там, где была наша сторожка.

– Ну… Идём, что ли? – Буркнул дед Матвей и направился в сторону будущего цеха по производству самогона.

Глава 3:Про благие намерения и спасение тех, кого спасать не надо

В принципе, все оказалось не совсем страшно. Вернее страшно, но не так, как могло бы быть. Есть подозрение, фляжка деда Моти скрасила остроту восприятия.

Правда, пока пробирались через кладбище, я несколько раз споткнулся о корни деревьев, настырно торчащих из земли. Погост старый, дорожками или тропинками не пахло. Часть могил, конечно, были ухоженными, аккуратными, но в основном кресты торчали из густой травы. Пробирались мы чисто наугад. Тем более я, например, был тут лишь единожды, когда Матвей Егорыч показывал выбранное им место.

Андрюха, пока шли, конечно же упал. Это не удивительно. Удивительно, почему только один раз. Причем, споткнувшись, братец улетел носом в ближайший, скрытый травой крест. Переросток замыкал нашу цепочку, двигающуюся к дальнему углу погоста, поэтому, мы не видели его полета, но зато услышали сразу же. Благодаря выразительной фразе, сказанной братцем. И в этой фразе все буквы русского алфавита удивительный образом сложились у него исключительно в матерные слова.

Но, надо отметить, вскочил на ноги он быстро, я бы сказал, мгновенно. Его словно пружиной с земли подкинуло. Вылетел из зарослей, как будто за ним гнались, отвечаю.

После своего падения он решил держаться впереди. Обогнал и меня, и деда Мотю, заявив, что идёт на этот шаг исключительно ради нас же. А то заблудимся. Сусанин, блин, хренов.

Сказывалась, наверное, психологическая особенность восприятия, но почему-то в данном, конкретном месте тени реально мерещились гуще и напоминали черные кривые ручища, которые тянулись по всему погосту, перескакивая с могилы на могилу. Натуральный фильм ужасов, если так посмотреть. Ещё эти деревья и разрушенная церковь в углу. Антураж, конечно… Кинг удавился бы от зависти.

Иногда где-то сбоку раздавался шорох. Мы коллективно вздрагивали, но тут же, переглянувшись, делали суровые лица. С такими лицами полярники покоряли Антарктиду.

Особенно, так понимаю, запала в душу моим спутникам легенда о Бугимене, потому что Андрюха несколько раз уверенно заявлял, он якобы видит в кустах красные, горящие глаза. После очередного высказывания на эту тему, Матвей Егорыч обозначил, если братец не заткнется, то гореть точно будет, но исключительно у Переростка и исключительно задница. Потому что он сейчас нарвет крапивы, которой тут полно, и старым народным способом начнет выбивать из него дурь. Хотя, даже мне, при том, что я прекрасно знал, не существует никаких Бугименов, было не по себе. Ещё, как назло, фляга деда Моти всё-таки опустела. Эффект от содержимого пока ещё оставался, но надо было его закрепить, это факт.

– Слушайте… А может, ещё раз подумаем… – Переходящим с баса на фальцет, а потом обратно, с фальцета на бас, голосом заявил братец.

Такой разброс по октавам объяснялся, наверное, тем, что зубы у него нет-нет, а постукивали, но Андрюха изо всех сил старался этого не показывать. Типа, настоящие мужики не боятся каких-то там кладбищ.

– Я все понимаю, дед Моть. Сюда действительно никто не ходит без нужды. Но етить-колотить… Вот так по ночам если будем шляться, можно все ноги переломать.

– Ты давай, Андрюха, не трынди. Все ноги у него… Десять штук, что ли? Больше двух не сломаешь. А если и сломаешь, то поползешь. Мересьев вон, без ног ходить научился. – Ответил Переростку дед Мотя. – И вниз смотри лучше. Только попробуй нам рабочий инструмент попортить. Руки оторву. Понял? Будешь и без ног, и без рук. Как колобок кататься по Зеленухам. Нет других мест в деревне. Тебе, что ли, это рассказывать? А в лесу, просто так, весь инструмент и готовый продукт не оставишь. Сопрут, гады. По запаху найдут. Знаю я этих ушлых. Тут на замочек закрыли, ушли. Все. Спи спокойно. Да и не с руки в лесу такое дело затевать. Никаких удобств для работы.

– У Мересьева были ноги… – Обиделся на высказывания Матвея Егорыча Переросток. Походу, из всей речи его задел именно этот факт, – Он только ступни отморозил.

– А ты, Андрюха, голову отморозил. Буробишь, что ни попадя. Другое место… Где их напасешься то? Подходящих мест. Погоди, женишься, будет у тебя жена, как моя Зинка, так и кладбище покажется спокойным, приятным курортом.

Я топал молча, потому что особо сказать нечего. Прав и братец, мало веселого в кладбище, но и с Матвеем Егорычем не поспоришь. Деревня имеет какую-то удивительную закономерность. Тут, что ни сделаешь, будто по Красной площади без штанов пробежался. Пяти минут не пройдет, уже обсуждают. Мне, как городскому человеку, да ещё и современному городскому человеку, данный факт казался очень удивительным. Просто даже сто́ит вспомнить прошлую жизнь. Никому не было дела до того, что на расстоянии метра происходит, если это не касается лично тебя. В селе наоборот, каждый считает своим долгом непременно сунуть нос даже туда, где он, этот нос, по идее, вообще не пролазит.

Короче, до сторожки мы всё-таки добрались. Замок имелся на двери, как было сказано дедом Мотей. Солидный, навесной.

Я открыл дверь и мы вошли внутрь. Керосинку Матвей Егорыч припер ещё днём. Поэтому братец достал спички, чиркнул и поджёг фитиль, предварительно сняв стеклянный колпак. Света, конечно, от нее было маловато, но хоть не в кромешной тьме лазить.

Дед Мотя сразу ухватился за мешок, выдрав его рук Переростка, и принялся собирать нужную нам конструкцию. При этом, он рассуждал, где конкретно поставим ёмкости для браги, куда нужно присобачить полки для готовой продукции. Короче, полностью соответствовал должности главного технолога и завхоза в одном лице. Мы с Андрюхой только слушали и кивали головой.

– Так… Значится, нам надо натаскать сюда воды…

– Опять ночью? – Ужаснулся братец.

– Нет, мляха муха, днём. А ещё лучше, к утренней дойке. Оно же вопросов ни у кого не возникнет, если ты на кладбище начнёшь воду ведрами носить. Или вон Жорик. Вот на него точно не обратят внимания. После всего, что он творил, народ даже не удивится. Просто у Жорки заскок, траву, например, поливать. А что? Их, городских, хрен поймешь. Или, ещё вариант, можно сказать, будто Жорика заинтересовали остатки старого храма. О-о-о-о-о… А это выход…

Дед Мотя осекся и посмотрел на меня. Нехорошо так посмотрел. Настораживающе.

Андрюха моментально повеселел и тоже уставился в мою сторону с воодушевлением. Братец был готов поддержать любую идею Матвея Егорыча, лишь бы не ходить на кладбище самому.

– Э-э-э-э-э… Вы чего? Опять меня дебилом хотите выставить? Зачем к церкви, даже если я вдруг возомнил себя Ларой Крофт, воду носить? Кирпичи поливать? Типа, новую выращиваю.

– Жорик, я не пойму, это кому надо? – Прервал мои стенания дед Мотя. – То, что тебя в деревне за блаженного считают, так тут ничего странного. Ты ж вспомни. То топиться ходил, чуть бабку мне не угробил. То огород черти во что превратил. То вообще… В Клавку влюбился.

– Действительно, Жорик! В Клавдию… Ну, ты дал, конечно…

Услышав волнительную для себя тему, Андрюха громко поддержал Матвея Егорыча, а затем осторожно подкрался ближе и, наклонившись к моему уху, спросил шепотом.

– Что такое Лара Крофт?

Я посмотрел на братца с осуждением. Во-первых, за Клавдию, это, конечно, отдельное спасибо, во-вторых, тут, блин, серьезные вопросы, а он просвещаться решил. Да и не смогу ему при всем желании объяснить личность сексуальной расхитительницы гробниц. Нет у них такой ещё в природе.

– Ладно. Давайте пока оставим рабочую версию, что воду буду носить я. Куда?

– А вот сюда. – Дед Мотя ткнул пальцем в небольшое помещение, которое находилось между входной дверью и основной комнатой. – Поставим три бочки. Надо будет следить, чтоб вода всегда была. Понял? Ещё одну определим рядом с плитой.

– Какой плитой? – Я посмотрел на нашего главного технолога, пытаясь сообразить, где, в каком месте, он здесь увидел плиту.

– Жорик, да вот же, дровяная плита. – Матвей Егорыч говорил со мной, как с ребенком, заодно указывая рукой на странную конструкцию, стоявшую у дальней стены.

Мне она напоминала, что угодно, но точно не плиту. На передней стенке имелись какие-то дверцы, а сверху – ровная поверхность. Хотя… Если присмотреться, действительно похоже на варочную панель в очень странной конфигурации, у которой имеется духовой шкаф с тремя отверстиями сразу.

– Ну, вы там у себя в Москве такого, наверное, уже и не помните. А здесь, в деревне, это, можно сказать, шикарная вещь. – Матвей Егорыч подошёл к плите и с любовью погладил ее бока. – Кормилица наша будущая… Дальше, нужно определить место, куда сложить сырпродукт. Сахар в мешках, его можно в угол поставить. Дрожжи, понятно. Ну, а потом, смотри… Гнать будем не как обычно. Буряк нас не интересует. Уровень не тот. Возьмём яблоки… Будет два вида, чистый, значится, а второй – брагу на яблоках поставим… Чистый потом на зверобое ещё отдельно подержим… Да…

Короче, Матвей Егорыч разошелся не на шутку. Его глаза горели, щеки порозовели, а кончик носа ходил вверх – вниз. Не знаю, что получится в итоге, но планы деда Моти выглядели масштабно.

Я вообще не спорил, меня его энтузиазм вполне устраивал.

– Андрюх… – Позвал я братца, который, пока мы с дедом решали глобальные проблемы, связанные с производством, раздобыл где-то кружку, и уже отливал самогон из той самой бутыли, по которой днём убивался Егорыч.

– Жорик, чего ты? – Братец, походу, подумал, будто имеет место претензия и намек на пьянство, – Я немного. Тут в сторожке хорошо, спокойно. На улице просто… это… холодно.

– Да не об этом разговор. – Я приблизился к Переростку, взял из его руки тару и залпом выпил содержимое.

Сначала уже привычно перекосило лицо, но потом внутри стало приятно, тепло.

– Что такое «буряк»?

Братец вздохнул, забрал у меня пустую кружку, заглянул внутрь, снова вздохнул, и принялся ее повторно наполнять.

– Во ты даёшь. Свекла это. – Пояснил Андрюха, а потом, как и я, опрокинул самогон в себя.

– А ну отчипились от моей заначки! Дармоеды! – Матвей Егорыч, заметив грязное посягательство на свое имущество, в два шага подскочил к нам с Андрюхой, чтоб отобрать и бутыль, и кружку. – Все. Надо идти домой. Аппарат готов. Теперь дело за малым. Вода, дрова, продукты, бочки, полки надо сообразить.

– А-а-а-а-а-а… ну, да… всего-то делов. – Андрюха небрежно махнул рукой. – Воду Жорик будет носить. Он же все остальное сделает. Один черт ведь юродивый, да?

– Ты мне, юморист, поюмори. Последнее тебе предупреждение с занесением в личное дело. Потом исключим из нашего обчиства. Усёк? – Матвей Егорыч отвесил братцу подзатыльник, хотя ему для этого реально пришлось подпрыгнуть. Иначе, не достал бы.

– Ладно. Вы тут заканчивайте. Я на улицу пока выйду…

Дед Мотя и Переросток посмотрели с уважением. Типа, как мне не страшно по кладбищу одному шататься? А я просто караул, как хотел облегчиться. Приперло, аж внутренности сводило. Тут выбор невелик. Или умереть от страха, или от стыда.

Вышел из сторожки, покрутил головой. Ближайшие могилы были чуть вдалеке, но все равно, не конченый же я, чтоб на территории погоста это делать. С другой стороны, тоже на расстоянии, виднелись те самые руины церкви, а за ними – забор, который отделял кладбище от жилых домов.

Не долго думая, трусцой побежал туда. Ограда невысокая, перепрыгнул ее легко. Метнулся к первым кустам и с блаженством сделал все, что было необходимо. Поправил штаны, застегнул ширинку и потопал обратно. Когда снова перескочил через забор, остановился разглядывая церковь. Вот ведь интересно. Судя по всему, ее разбомбили ещё во время войны. Просто об этом говорил внешний вид разрушений. Совсем не похоже, что храм развалился от времени. Хотя, основной фундамент и куски стен, где-то с пару метров в высоту, ещё остались. По сути, туда даже можно войти. Днём обязательно загляну. Любопытно.

Неожиданно мое внимание привлекло какое-то движение в полумраке. Я прищурился, пытаясь разглядеть, что за хрень. В разрушенной церкви кто-то был, это факт.

Сначала аж прострелило, честно. Приступ страха был настолько резкий, что ноги буквально подкосились, став ватными. Если бы не самогон деда Моти, который находился внутри моего организма, думаю, обоссался бы повторно. Только на этот раз, не снимая брюк.

И тем не менее, бежать было стрёмно. Это первое. Второе, не верю, один хрен, во всякую мистическую дребедень. Даже при том, что самого́ вон как жизнь перекрутила. Но блин… Восставшие духи и привидения? Бред! В третьих, выпитая только что кружка самогона дала о себе знать. В голове было слегка туманно, а в сердце пылал огонь. Чтоб я, Жорик Милославский…Или Денис Никонов… Да по хрену. Короче, чтоб я бегал от какой-то фигни? Сначала испугался, да. Но это от неожиданности.

Осторожно сделал шаг к храму, потом ещё один.

– Кто здесь? – Вышло почти шепотом, потому что голос все равно немного охрип.

Со стороны разрушенной церкви снова послышалась возня, а потом тихий то ли вздох, то ли стон, то ли мычание.

Приглядевшись, я сообразил, наконец, что это не человек, но и не оживший мертвец, ясное дело. В темноте просматривалось плохо, однако, по общему впечатлению, существо походило на корову, которая просто лежала внутри храма на усыпанном разбитыми кирпичами полу.

– Вот, блин, дебилы. Корова, наверное, сбежала из стада. И никто не ищет.

Уже не сомневаясь, я направился к руинам. Так и есть. На полу действительно лежала корова. Из-за темноты разглядеть ее нормально все равно не мог. Да и не спец я в угадывании коров по мордам, чья она есть.

– Ты чего тут, дурында?

Потрепал животное по башке между рогами. Внутри пропало напряжение, которое спровоцировал первый испуг. Стало даже как-то легко и весело. Да ещё самогон нормально поправил.

Крепкая, однако. Здоровая какая-то. Я несильно стукнул пару раз ей морде ладонью.

– Ты чего такая большая?

Причем, сама скотина смотрела на меня огромными, ошалевшими глазами. Реально было чувство, что это я для нее привидение.

– Морда, говорю, у тебя не объедешь. Жрать ты горазда, да? Как мой братец.

Хохотнул себе под нос, решив, отличная получилась шутка, жаль, заценить некому, а потом всё-таки начал искать причину, почему она лежит. Надо же разобраться.

Похлопал по передним ногам, по задней части. Вроде ничего не сломано, но я, правда, и не ветеринар, ясное дело.

– Муууу – Низко протянула корова, с интонацией, которая конкретно намекала, что ей сильно не нравится, когда всякие охеревшие типы ее пинают по различным частям тела.

В этот момент обратил внимание, что веревка, одним концом привязанная к животному, была обмотана вокруг крюка, торчавшего из остатка стены.

– Ничего себе… Это как ты ухитрилась зацепиться? Пыталась вырваться, походу. Кругами бегала, что ли? Ох, и дура ты… Все бабы – дуры. Даже мычащие.

Снова шлёпнул ее по башке. Корова тряхнула головой. Возникало устойчивое ощущение, будто она не верит в происходящее и пытается отогнать наваждение, которое от нее что-то хочет. То есть меня. При этом скотина слушала очень внимательно, я бы даже сказал, с интересом, но морда у нее становилась все удивленнее, и удивленнее. Даже в темноте это было заметно.

Я снял верёвку с крюка, потом намотал ее корове на рога, чтоб нигде больше не зацепилась. Здоровые, кстати, рога, слегка загнутые. Породистая какая-то, наверное.

– Все, давай, иди домой. Андрюха говорил, вы точно знаете, где ваш двор.

Корова, будто понимая мои слова начала медленно вставать на ноги.

– Жорик, ты где…

Со стороны сторожки громким, свистящим шепотом меня звал Андрюха.

Я развернулся и потопал в его сторону. Они с дедом Мотей уже вышли на улицу. Егорыч как раз закрыл замок, подергав его несколько раз для проверки.

– Да там корова в храме, прикинь? Заблудилась, что ли. Не понял. А веревка на крюк намоталась. Так я отвязал. Чего над животным издеваться.

– Жорик… – Протянул со странной интонацией Матвей Егорыч. – Как у тебя это получается? Как?

Он стоял к нам с Андрюхой лицом, соответственно, видел, что за моей спиной происходит. А происходило там явно что-то не то. Потому как лицо у деда Моти сначала вытянулось, будто он сожрал мерзость, а потом стало очень несчастным.

Я медленно повернулся. Прямо за мной из темноты нарисовалась та самая корова. Только она была слишком большой. Я бы сказал, огромной. Более того, башка ее была низко опущена, ноги широко расставлены, а заднее копыто резкими ударами рыло землю.

Я не знаток рогатого скота, но что-то мне подсказывает, коровы точно себя так вести не должны. К тому же, ещё очень хорошо помнилась встреча с быком Сидоровых на лугу. Хотя тот, между прочим, был гораздо меньших размеров.

– Мляха муха… – Я почувствовал, как второй раз за последние десять минут у меня немеют ноги. – Это не корова, да?

– Нет, Жорик. Это не корова. Это, прости меня Господи, Лютик… – Дед Мотя говорил тихо, спокойным, ласковым голосом. – Как, долбоклюй ты неумный, можно было не понять? У коровы – сиськи. Ты видишь здесь сиськи?

Матвей Егорыч улыбался, будто Лютика можно таким образом успокоить. Думаю, быстрее это было нервное. Потому что улыбку деду словно намертво приколотили. Ясное дело, быку срать на улыбки, хотя любое вменяемое вещество испугалось бы дедовского оскала. Чистый маньяк.

– Да я в душе не имею понятия. Про быка даже хрен вспомнил. И что ж, Федька дурак вести его на кладбище? Я ведь не знал, что и правда дурак.

Рядом громко хрюкнул Андрюха. Реально хрюкнул. Я так понимаю, это не была попытка засмеяться.

– При чем тут Федька? – Все так же ласково спросил Матвей Егорыч. – Федька дома спит, а нам сейчас мандец будет. Эта тварина хрен что жрала весь день, похоже.

– Му-у-у-у…. – Уже громко, никого не стесняясь, высказался бык, а потом долбанул по земле копытом так, что кусок земли отлетел на пару метров.

В этом звуке имелось столько обещания. Конкретного обещания порвать нас на много маленьких Жориков, Андрюшек и Егорычей.

– Что делать то… – Это был риторический вопрос с моей стороны. Ответ, в принципе, я уже знал.

– Бежать! – Гаркнул дед Мотя и рванул так, что я просто охренел от его прыти.

Глава 4: Про олимпийские виды спорта и пользу авторитета

– Так… Меня интересует конкретный ответ на конкретный вопрос, за каким чёртом вас троих ночью носило по деревне?

Ефим Петрович изучал деда Мотю, Андрюху и меня внимательным взглядом.

Мы сидели рядком, напротив стола участкового, в его же кабинете. Как школьники, которых вызвали к директору, сложив руки на коленях и всячески демонстрируя лицами желание к сотрудничеству. Сам кабинет располагался в здании сельсовета и был следующим по коридору после председательского.

Не ожидал, если честно. Мне казалось, у мента, пусть даже деревенского, должно иметься свое, отдельно стоящее здание. Ну, там обезьянник какой-нибудь, не знаю. Куда сажать нарушителей, если что? Однако, как тихим шепотом пояснил дед Мотя, в промежутках между злыми высказываниями хозяина помещения, в ведомстве Ефима Петровича имелись пять деревень, а основная, так сказать, база и опорный пункт, находились в Воробьевке, которая, вроде, была районным центром. Вот там, по заверению Матвея Егорыча, имелось целое отделение милиции, к которому и были прикреплены все сотрудники. На вопрос, с какого тогда перепуга Ефим Петрович трётся в Зеленухах, дед рассказал, что сам участковый – местный, здесь у него все хозяйство. Поэтому и живёт тоже здесь. Зачем ему в Воробьевку переезжать, если до нее – рукой подать.

Вид у нас был, конечно, впечатляющий.

Матвей Егорыч то и дело поправлял разорванную штанину, тихо, себе под нос, матеря весь рогатый скот в общем и одного конкретного быка в частности. А заодно – дебилов, которые быка от коровы отличить не в состоянии.

В данном случае, есть подозрение, присутствовал конкретный намек на меня, но я демонстративно игнорировал высказывания деда Моти, всем своим видом показывая, куда конкретно он может данные идиотские претензии засунуть.

Андрюхино лицо зато обрело симметричность. Теперь второй глаз украшал ещё один фингал. На лбу виднелась красивая, ровная шишака. Боевые травмы были получены Переростком при нашем забеге по селу. Как бы смешно это не звучало, но братец ухитрился усандалиться в дерево. Реально. Прямо, как в фильмах. С разбегу, смачно, отлетев после удара назад.

Я из всей нашей компании выглядел приличнее остальных. Просто недавний опыт с быком Сидоровых очень хорошо научил меня одному. Если за тобой гонится злое рогатое животное, лезь куда угодно, но только повыше.

Вообще, конечно, это была ночь очередных открытий. Например, я достоверно узнал, что гепард не самое быстрое существо на планете. Самое быстрое существо – дед Мотя.

Он с такой скоростью стартанул с места, что сильно удивились мы все: и я, и Андрюха, и бык.

Бежал Матвей Егорыч красиво. Как тот волк из старого мультика, когда он несся по стадиону, перепрыгивая препятствия. Соответственно, дед Мотя посрамил не только гепарда, но заодно и австралийского кенгуру. Потому как скорость бега и высота прыжков были достойны олимпийской медали.

Бык, здраво рассудив, что умчавшаяся вдаль цель слишком шустрая, переключился на нас с братцем.

Андрюха рванул вперёд, я – за ним. Не знаю, почему, но мы упорно бежали парой, периодически обгоняя друг друга, и ни один из нас не менял траекторию движения.

– Надо расходиться, – Крикнул я Андрюхе на бегу. – Тогда он сосредоточится на ком-то одном.

– Вот тебе надо, ты и расходись, – Переросток явно опасался, что целью Лютик выберет его, а потому продолжал нестись рядом.

Мы уже значительно удалились от кладбища, и бежали по главной улице Зеленух.

Бык не отставал, хотя держался на расстоянии в несколько метров. То ли его прикалывал сам процесс, то ли бежать быстро было лень, то ли он ждал пока жертвы выдохнутся и остановятся. Тогда нас останется просто добить.

Вот как раз в этот момент я и заметил в одном из палисадников толстое, высокое дерево.

– Все. Моя конечная станция. – Крикнул я Переростку и прямо на ходу, не останавливаясь, перескочил через забор, а затем взлетел на спасительную грушу. Опыт имеется.

То, что это – груша, я понял лишь оказавшись на максимально доступной высоте. Ровно, как и о любви Лютика к данному виду фруктов, я тоже вспомнил в тот момент, когда бык резко притормозил, глядя на нас с деревом красными глазищами.

– Твою мать… – Никогда в своей жизни я не приносил эту фразу с таким глубоким эмоциональным окрасом.

Андрюха происходящего уже не видел, он умчался вперёд. Видимо, со страху, братец не понимал, что отстали и я, и бык. Но услышав мое высказывание, он на ходу оглянулся назад, пытаясь понять, почему оно звучит у него за спиной, а не рядом. Это было его роковой ошибкой.

Вписался в стоящую на пути берёзку братец красиво. Ровно, как шел, так и впечатался в дерево с разбега.

Скорость была немаленькая, поэтому Переростка откинуло назад. Улетел он, в соответствии с лучшими традициями, подкинув ноги вверх, в ближайшие кусты. Мат, шум и треск веток свидетельствовал о том, что приземление было жестким.

Но главное, к басу Переростка добавился тенор Матвея Егорыча.

– Слез, придурошный! Да слезь, говорю! Вот откормил тебя Виктор!

Походу, совесть у Матвея Егорыча все же имелась. Убежав от Лютика, он на середине дороги остановился и засел в кусты, ожидая нас с Андрюхой. По крайней мере, хотелось надеяться, что руководила его поступками совесть, а не желание дождаться, когда бык отыграться на ком-то одном.

Естественно, братец именно в эти кусты свалился.

Возможно, и даже вполне логично, на данном этапе история должна была бы закончится. Я – на дереве. Мои компаньоны – в кустах. По идее, быку пора успокоиться и пойти по деревне дальше. Утром его бы обнаружили и вернули на место. Или, если следовать мнению деревенских, будто любая скотина знает, где ее дом, Лютик мог сам добраться до своего места дислокации. Но нет. Мы находились в Зеленухах. А Зеленухи прокляты. Факт этот уже известный.

Да ещё чертова груша. Почему это не могла быть яблоня? Дуб? Берёза? Что угодно. Хоть мексиканский кактус. Нет, же. Из всех возможных вариантов я выбрал именно грушу.

Поэтому, события не только не остановились, замедляя свой бег, но и ускорились, набирая обороты.

Некая гражданка Виценко, фамилию, само собой я узнал гораздо позже, из цитируемого участковым заявления, решила справить нужду. Все нормальные деревенские люди по ночам делают это в ведро. Самый оптимальный вариант.

Однако, гражданка Виценко, походу, имела тягу к романтике и не имела здравого смысла. Поэтому отправилась в туалет. Оказавшись во дворе, она услышала шум, который доносился со стороны деревенской улицы.

Что сделает нормальный человек? Правильно. Развернется, пойдет домой и закроет дверь на замок. Я бы поступил именно так. Но, уже было упомянуто выше, данная особа со здравым смыслом состояла в сложных отношениях. Поэтому она вышла со двора на улицу и отправилась посмотреть, что за сволочь не спит, наводя беспорядки в селе.

Каково же было ее удивление, когда возле соседнего палисадника она увидела того самого, всем известного колхозного быка, который буквально ещё днём считался без вести пропавшим. Или украденным, предположительно, племянником Щербакова Виктора, то есть мной.

Бык самым наглым образом стоял и жрал соседские груши. Бык стоял, а забор палисадника лежал. Просто забор был препятствием на пути Лютика к желанным грушам, а потому тот его просто снёс. Более того, на верхних ветвях сидел не кто-нибудь, а не к ночи упомянутый племянник Щербакова Виктора, хорошо известный всей деревне удивительной дурью и блажью, то есть я.

– Доброй ночи… – Культурно и вежливо поздоровался с женщиной.

– Сгинь, скотина… – Несмело прикрикнула гражданка Виценко.

Не понятно, кому именно предназначались эти слова, мне или быку.

Бык, кстати, гражданку Виценко тоже заметил. Несколько минут они просто смотрели друг на друга.

Несомненно одно, вдохновения и смелости гражданке Виценко добавляла близость родного двора, в который она могла убежать. Груша, хоть и соседская, но, как известно, в селе через одного каждый друг другу или брат, или сват.

Скотина сгинуть не собиралась. А я, к сожалению, не мог. Хотя в общем и целом против данного развития событий вообще ничего против не имел. С огромным удовольствием оказался бы сейчас в дядькином доме, а не верхом на груше, так сильно привлекающей быка.

Лютик задумчиво посмотрел на новую участницу нашей вечеринки.

Думаю, он расценил непонятную тётку в ночной рубашке и накинутом сверху домашнем платье, как угрозу своему кулинарному празднику. Лютик возмущённо замычал, а потом бросился к гражданке Виценко. Та, взвизгнув, рванула к родной калитке, но то ли спросонья, то ли с перепуга побежала совсем не в ту сторону, в которую надо было бежать. Стартанула не к своему двору, а наоборот, от него. Говорю же, у бабы несомненно проблемы со здравым смыслом.

Поняла гражданка Виценко, что направление выбрано неправильно, только после того, как пробежала несколько метров, а родной калиткой и не пахло. Зато впереди маячил огромный стог сена, накрытый брезентом.

На ходу проработав все возможные варианты, которых, сказать честно, вообще не имелось, дамочка обежала стог, бык – за ней.

Так они напару намотали три или четыре круга. Не знаю, в чем заключался гениальный план этой женщины. Возможно, она надеялась, что Лютик задолбается бегать кругами, у него начнется головокружение и морская болезнь. Потому как никакого другого логического объяснения ее поведению найти не могу.

Лютик уставать не торопился, он нажрался груш и чувствовал себя достаточно бодро. Ему вообще, походу, все происходящее очень нравилось. Весело, задорно, с огоньком.

– Жорик, слазь… – Позвал меня Андрюха из кустов.

– Нет уж. Тут очень даже хорошо. Пока эту огромную тварь не заберут, я хрен куда пойду.

Гражданка Виценко в этот момент, услышав наши голоса, громко, с завыванием, заголосила на все село.

– Да сделаете же что-нибудь, ироды!

Я так понимаю, морская болезнь и головокружение начались у дамочки. Быку было хоть бы хны.

В соседних домах стали загораться керосинки. Ну, потому что орала гражданка Виценко так, что, наверное, слышала ее вся округа.

– Эх… Бабу надо выручать… – Сказал вдруг дед Мотя из кустов.

Дальнейшие событий произвели на меня, честно говорю, неизгладимое впечатление тем героизмом, который внезапно проявил наш дед.

Матвей Егорыч, кряхтя и причитая о несправедливости жизни, выбрался на дорогу, а потом начал дразнить Лютика, привлекая его внимание. Много на это времени не потребовалось. Как только бык переключился на деда, тот рванул в сторону огородов, на ходу крикнув, чтоб мы будили зоотехника. Он, типа, Лютика, к пруду уведет. Там диких груш вообще полно́.

Ну, а дальше, собственно говоря, стало совсем весело. Народ выскакивал со дворов, потому что, с одной стороны – гражданка Виценко орала, как резанная, обвиняя нас во всех грехах, а с другой, где находились огороды, – доносился отборный мат Егорыча, ведущего неравный бой с быком. Деревенские заметив меня и Андрюху, я всё-таки с дерева слез, начинали возмущаться, требуя председателя, партию и родной колхоз избавить Зеленухи от напасти в нашем лице.

Было, между прочим, очень обидно. Мы, блин, быка им нашли. Я нашел! Рисковали жизнью, отвлекая его от мирных жителей, а они ведут себя, как хрен пойми кто. Эти мирные жители.

В общем, закончилась история нашего ночного похождения тем, что оказались мы в кабинете Ефима Петровича.

Участковый уже не злился. Он нас ненавидел. Искренне, всей душой. Это было заметно по желвакам, ходившим на скулах немолодого, кстати, мужика.

Для начала, тот факт, что именно наша троица стала причиной преждевременно начавшегося рабочего дня участкового, мало располагал к обоюдной любви. Как выяснилось, Ефим Петрович благополучно спал, когда к нему в окно дома с криком «Что творится то?! Что творится?! Конец света пришел!» начали ломиться особо впечатлительные местные жители.

Уже проснувшись и разобравшись, что именно происходит, участковый, как был, в трусах и майке, вскочил на свой служебный мотоцикл и помчал к дому зоотехника. Допустить, чтоб бык в противостоянии с дедом Мотей одержал победу, Ефим Петрович не мог. Не столько много в селе героев Советского союза, чтоб ими разбрасываться. Да ещё потом придется объяснять начальству, какого черта у него быки гробят героев войны.

А вот уже зоотехник, в свою очередь, разыскал по звукам мата Матвея Егорыча, который сидел в пруду и оттуда обызывал жрущего груши Лютика разными непотребными словами.

И вот теперь мы изображали из себя святую, оскорбленную невинность. Лучше всего, естественно выходило у Матвея Егорыча.

– Говорю же тебе, странный ты человек, спал я. Спал, как младенец. И вдруг снится мне сон. Главное, яркий такой, будто на самом деле оно происходит. Поле, рожь колосится…а издалека зовёт меня голос. Матвей… Матвеюшка… Вот так. Понял? Я и проснулся. Вышел на улицу. Чувствую, надо идти. Ну и пошел дальше. Шел, шел, а навстречу бык. Тот самый, наш, колхозный. Представляешь?

– Та-а-а-а-к… Ладно. – Участковый откинулся назад.

Перед ним, на столе, имелась печатная машинка, на которой он планировал запечатлеть наш рассказ. Два часа уже были убиты на беседу со свидетелями, допросом это не назову, а чистый лист был испорчен только одним словом «смеркалось…»

Хочу заметить, первые пять листов, уже скомканные, валялись в мусорном ведре. Причем пятый, был порван на мелкие части с особым остервенением. Когда Ефим Петрович его рвал, он смотрел прямо на деда Мотю. Было ощущение, что в этот момент участковый представлял, будто в его руках сам Матвей Егорыч. Мне кажется, он был готов даже отчитаться перед руководством за героя войны, которого в деревне больше нет. Ясное дело, хоть деревенский, но Ефим Петрович – мент. И он вполне понимал, над ним форменным образом глумятся, рассказывая всякую хрень.

Просто по началу участковый начинал печатать сразу, вслед за рассказом деда. На втором или третьем предложении понимал, подобную чушь он просто не имеет права записывать, хватал ни в чем не повинную бумагу, мял ее и швырял в сторону ведра.

– Значит, ты – спал. Хорошо. Щербаков Андрей Викторович, ты что имеешь сказать?

– Ефим Петрович, да что ж мы все по кругу ходим. Я ведь уже говорил. Спал, никого не трогал…

– Погоди. Дай угадаю. – Перебил братца участковый, – И тут снится тебе поле и рожь! А издалека зовёт голос?

– Нет. – Переросток покачал головой. – Что ж Вы меня сбиваете с мысли. Рожь снилась вон деду Моте. А я проснулся, потому что стало мне нечем дышать. Я ж и вышел во двор. Понимаете, прям воздуха не хватало.

– Понимаю, – Согласился участковый. – А Георгий Аристархович Милославский каким боком там оказался? Кинулся догонять и делать искусственное дыхание? Вы вдвоем, если верить показаниям Виктора Щербакова, спали на сеновале.

Естественно, дядька в кабинете участкового уже отметился. Нас с Андрюхой он наградил таким выразительным взглядом, что сильно захотелось поинтересоваться у Ефима Петровича, может, всё-таки есть обезьянник? Я совсем непротив пятнадцати суток за нарушение общественного порядка.

– Вот всегда говорил, Ефим, свое ты место занимаешь. Только глянул, сразу дело раскрыл. – Вмешался дед Мотя.

– Да как же раскрыл? Вот у меня заявление имеется. Поданое гражданкой Епифанцевой Марией Васильевной. Она утверждает, что проснулась около трёх часов ночи от шума, который доносился с огорода. Когда гражданка Епифанцева вышла в сад, она увидела, как … сейчас… цитирую, – Участковый взял один из листов, лежащих стопкой рядом. «Оказавшись в своем родном огороде, я заметила, как Матвей, чтоб ему, сволочи, пусто было, топчется по картохе и орет: „Сдохни, тварь!“»

Ефим Петрович отложил бумажку в сторону и уставился на деда Мотю.

– Это я не ей орал. И не топтал, а просто пробегал в сторону пруда. Слушай, товарищ старший лейтенант, ну что ты вот прицепился? Бык нашелся? Нашелся. Все. Закрывай дело и отчитывался об отличной работе. Скорее всего, кто-то хреново за скотиной смотрит. Не углядели за Лютиком. А тот по округе шлялся, в лесу мог застрять, когда выбрался, пошел домой. Пора нам. Делов куча. Меня Зинка сожрёт, что я все утро тут ошиваюсь.

– А часы? – Ефим Петрович перевел вопросительный взгляд на меня. – Часы, как там оказались?

Я молча пожал плечами. Типа, знать не знаю.

– Да хрен с ними, с часами. – Снова вмешался дед Мотя. – Вон, тренировка была, Жорик их с руки снял. Скорее всего, забыл, а кто-то подобрал. Ефим, мало ли, как они туда попали. Главное, что бык на месте, живой, здоровый. К нам вопросов больше нет?

Матвей Егорыч поднялся со стула. Меня поразила та перемена, которая с ним произошла. Это был все тот же дед, но какой-то другой. Ему будто надоело кривляться, изображая из себя дурачка.

– Ладно… – Участковый провел ладонью по лицу. – Только потому, что это касается тебя, Матвей Егорыч… Идите. Но! Если в селе опять что-то произойдет и в этом будет замешана ваша троица … Не обижайся. Понял?

– Да понял, понял. Не тупее остальных. Пошли, парни.

Дед Мотя кивнул, прощаясь, участковому и потопал в сторону выхода. Мы с Андрюхой, притихшие и немного ошарашенные тем, как закончился разговор, шустро двинулись вслед за Егорычем.

Когда вышли на улицу, он тут же взял меня за плечо, развернув лицом к себе.

– А теперь расскажи мне, Жорик, почему ты ночью Федьку вспомнил? Брехать не вздумай.

– Да блин… Ну, в общем, была ситуация, в тот день, когда мы в школьном саду первый раз тренировались. Я слышал, как Федор с друзьями говорил, будто ночью устроит мне какую-то задницу. И после этой задницы я точно из Зеленух пропаду.

– Федор, говоришь… – Дед Мотя задумчиво посмотрел вдаль. – Ну, вот и хорошо, что ты участковому это не рассказал. Скорее всего, так и есть, но если Ефим узнает, подобная дурь может Федьке жизнь сломать. Ну, ничего… Мы Федора по-своему проучим. Сначала узнаем, прав ты или нет. А потом проучим. И вспоминай. Как хочешь, вспоминай, где часы снимал. Ладно, пошел я.

Матвей Егорыч снова стал тем самым смешным дедом с хитрыми глазами и запахом самогона. Реально. Прям в секунду изменился. Он махнул нам рукой и потопал в сторону дома.

– Андрюх… Это чё щас было? – Я смотрел вслед деду Моте, офигевая от скорости метаморфоз, которые с ним происходили.

– Ты про Егорыча? Да ниче. Он очень уважаемый человек. Как думаешь, пехотой пройти до Берлина и остаться живым? Говорят, дед Мотя в атаку шел, как в деревенскую драку после литра самогона. Весело, «на дурака», в самую гущу. Ты не смотри, что он себя ведёт, как суматошный. Дед Мотя это… Это – дед Мотя. Идём, Жорик. Пожрать бы. Да тебе с девками надо встретиться. Тренировка же у вас. Договаривались в десять.

Глава 5: Про треугольники, квадраты и цену репутации

Честно говоря, по наивности, думал, получится поспать. По крайней мере, сильно на это надеялся. Ночка, так-то, выдалась очень бодрая. Куда там. Дядька, походу, снова вспомнил, что по заветам Макаренко дурь, как и пьянка, хорошо лечится трудотерапией, поэтому оставил нам кучу всяких домашних дел.

Во-первых, надо было до конца переносить в угол двора шпалы. Те самые, которые они таскали с Андрюхой в день моего появления. Это задание мы оставили на обед, рассчитывая, что займёмся физическим трудом, когда закончится тренировка. Во-вторых, почистить у скотины. Тоже решили, ближе к вечеру. Не горит. Думаю, свиньи как-то переживут несколько часов в нечищенном хлеву. При воспоминании о грязном, во всех смыслах, деле, сразу захотелось бежать к пруду. Хотя, мы ещё и не начинали этот занимательный процесс.

В-третьих, само собой, покормить курей. Это уже стало лично моей обязанностью. Есть ощущение, Виктор в данном вопросе пошел на принцип. Пока я и пернатые не преодолеем существующие между нами разногласия, быть мне куриным Запашным до победного конца. Главное, чтоб по итогу я выдрессировал несушек, а не они меня.

Ещё одно задание – полить огород. Такое чувство, что мы не в средней полосе находимся, а в пустыне. Честное слово. Но Андрюха сказал, если я хочу получить нормальный урожай, хотя с моей стороны, общем-то, такого желания не демонстрировалось, то надо «лить воду, а не выгребываться». Это была дословная цитата.

Последний пункт списка дел – наносить травы кролям.

Наконец, я увидел тех самых кроликов. Оказывается, прежде реально не обращал внимания. Их клетки находились там же, где и курятник. Просто мои взаимоотношения с куриным хозяйством всегда были сложные, волнительные, поэтому я не замечал в эти моменты ничего вокруг. Да и сидели они вполне спокойно. Кролики, имею, в виду.

Куры, наоборот, спокойно при нашей встрече сидеть не хотели. Они заметно нервничали и без конца кудахтали. Есть ощущение, количество яиц при моем появлении в курятнике, увеличивалось в разы моментально.

Первым делом, мы с братцем полили грядки. Чтоб процесс шел быстрее, потому как время поджимало, я делал это с помощью шланга, через который качалась вода из пруда, Андрюха таскал воду из бочек, стоявших в саду. Запомнил теперь на всю жизнь, поливать нужно либо утром, либо вечером. Благодаря Ольге Ивановне, запомнил. Она очень наглядно смогла донести мне эту мысль при первой встрече. Соседки, кстати, что-то не было видно. Даже удивительно. Второй день не появляется. Надо зайти, проведать. Мало ли.

Потом мы с Переростком насыпали жратвы в куриные кормушки. Петуху, который кружился рядом, братец, на всякий случай показал кулак. Тоже теперь на всю жизнь память братцу. А вывод простой. Нечего трясти своим хозяйством в хозяйстве другого мужика. Особенно, если это особо доминантный петух.

И уже потом, от души, напихали в кроличье жилище сухой травы. Кстати, эти существа оказались ужасно милыми. В одной клетке сидели три крольчихи, а в двух соседних – ушастые пацаны. Я хотел поинтересоваться у Андрюхи, почему такая несправедливость, но Переросток отвлекся на курей, которые попытались воспользоваться нашей занятостью и проскользнуть в сад. Так понимаю, дальнейшим местом назначения стал бы огород. Это не домашняя птица, это смертоносные командос. Так и норовят натворить какой-нибудь херни. Никогда не думал, что самыми проблемными в хозяйстве могут оказаться куры. Правда, я и не подозревал, что гуси, к примеру, – опасные типы́, которые держат в страхе весь район. А если вообще честно, то прежде я в принципе, ни про гусей, ни про кур не думал. Они мне на хрен были не нужны. Только если в виде готового обеда.

Пока братец воевал с курями, громким кудахтаньем возмущающимися против притеснения их свободы и прав, я, вытащив одного из кроликов, взял его на руки. Он был удивительно милым. Плюшевый заяц, только настоящий.

– Какой ты хорошенький, пацан… – Почесал его, как кота, за ухом.

– Жорик, отчипись от кроля. Давай шустрее, а то девки нас порвут, если опоздаем. У них там энтузиазма через край. Девать некуда. Тебя итак в прошлый раз не было. Испереживались все.

Я, не глядя, открыл одну из клеток, посадил кролика обратно, и пошел вслед за братцем собираться на предстоящую встречу.

Через полчаса мы уже топали к школьному саду. Место встречи оставалось прежним. Пока что оно подходило лучше всего. Хоть какая-то секретность в подготовке этого фееричного номера.

Девки обрадовались мне, как родному. Серьезно. Походу, предыдущая репетиция, которой руководил братец, произвела на них слишком сильное впечатление. А вот Андрюхино «симметричное» лицо чирлидерш веселило. Они постоянно косились с улыбкой в его сторону и хихикали. Переросток делал вид, будто ему на все эти смешки плевать и вообще он серьезный, взрослый мужик.

Естественно, были попытки выпытать страшную информацию, что же на самом деле происходило ночью. В том числе, как мы оказались рядом с Лютиком. Либо, в обратном порядке. Как Лютик оказался рядом с нами. Мы с Андрюхой по очереди отшучивались и делали загадочные лица. Потому как, естественно, сказать правду не могли. А то нам за эту правду так прилетит, что мало не покажется. Причем от всех. От дядьки, от председателя, от участкового. Но страшнее всего – от Зинаиды Стефановны. За то, что сбили Матвея Егорыча с пути истинного. Он на нем и не стоял, конечно. Но виноваты будем сто процентов мы.

Но в общем и целом тренировка прошла неплохо. Девки уже не изображали Пизанскую башню, не валились скопом, а мою ругань выносили с удивительной стойкостью. Я так понимаю, тренировку с Переростком можно в будущем использовать, как метод воспитания. Вон, все после нее, как шелковые.

Наташка тоже явилась. Но на меня не смотрела. Даже если я что-то говорил, она пялилась на Андрюху. В итог братец начал нервничать, думая, будто ситуация выходит из – под контроля. При первой же возможности он подошёл ко мне ближе и тихим шепотом принялся уверять, у него к Наташке ничего нет, а почему она с него глаз не сводит, он понятия не имеет. Причем, переживания Андрюхи были очень искренними. Он реально испугал, что я могу расценить все происходящее, как посягательство на свою территорию.

– Жорик, сегодня пятница, в клубе кино и танцы. Пойдем? Погуляем.

Как только закончили с тренировкой, Ленка сразу нарисовалась рядом. Очевидно, отступать от намеченной цели, то есть от меня, она не собирается. Остальные девки притихли, слушая наш разговор. Всем, наверное, было очень интересно, приведет ли эта история к романтичному финалу.

Я посмотрел на Наташку. Она единственная делала вид, что ей все равно. Уставивилась куда-то в сторону ближайших яблонь, словно никогда их не видела. Ну, ок. Меня опять зацепило ее поведение. Это какой-то замкнутый круг, отвечаю. То она меня провоцирует, то я ее. То она меня динамит, то я ее…

– Пойду. Чего не пойти? Танцы же. – Небрежно ответил Рыжей, наблюдая одновременно за Наташкой. Интересно, как она отреагирует.

Ленка расцвела улыбкой, а потом вдруг выдала.

– Ну, хорошо. Я тебя тогда жду. Приходи в семь. Встретимся возле калитки.

А потом развернулась и поскакала к подругам, которые поблизости изображали разную степень деловой активности. Хотя, на самом деле, подслушивали наш разговор.

– Андрюх, я не понял. Куда приходить? – Я оглянулся на Переростка, который тусовался неподалеку.

Братец с сочувствием похлопал меня по плечу.

– Это ты, Жорик, не понял, потому что городской. У вас, наверное, иначе. А у нас, ты только что дал понять, что непротив с Ленкой дружить. Вообще, обычно, парни девчат зовут. Но тут, видишь, она сама проявила симпатию. Отчаяная. Если бы отказал, выглядела бы Ленка некрасиво. Можно сказать, опозорилась бы.

Я чуть не окликнул Рыжую, чтоб изменить свой ответ. Девка она, может, и неплохая, но мне ее сейчас вообще некуда деть. У Лиды уже два дня не был. С огромным удовольствием сегодня снова наведался бы. Куда мне Ленка? Солить я их буду, что ли? Ещё Наташка…

Девчонка, словно чувствовала, что в данный момент думаю о ней. Промаршировала мимо нас с Андрюхой в сторону выхода из сада. Вид у нее был, как у руководителей партии на параде. Строгий, серьезный. Прям кремень, а не Наташка. Но щеки горели огнем. По сути, только что на ее глазах я согласился типа встречаться с другой. Вот так, наверное, это выглядит со стороны.

Тут же вспомнились слова Андрюхи. Если откажу Ленке, типа, опозорю. Епте мать… Как все сложно то у них. Обидеть Рыжую тоже не хочется.

Со всеми этими сердечными перипетиями, чуть не забыл про костюмы.

– Эй, подожди! – Бросился догонять Наташку.

Она топала вперёд, хотя от остальных девок всё-таки отстала. Те уже вышли из сада и разбежались в разные стороны. Ленка, впереди всех. Прямо с обеда, наверное, начнет готовиться к походу в клуб.

Девчонка мой окрик проигнорировала. Пришлось ускориться, догнать и схватить ее за плечо.

– Зову же. Глухая, что ли?

– Меня? – Наташка подняла одну бровь. – Своего имени не слышала, да. Кого зовут «эй», не в курсе.

– Что ж ты такая… – Прям зла не хватает, если честно. Невыносимая особа. Реально.

– Какая? – Она задрала подбородок, глядя на меня своими глазищами.

– Замечательная! – Ну не говорить же ей в лицо, что таких стерв поискать надо. А то ещё подеремся на почве абсолютного непонимания. В моей жизни прежде такого не бывало, но и никто не бесил столь сильно, как периодически бесит Наташка. Эта ухитряется довести до белого каления.

– Слушай, разговор по делу. Надо костюмы для девчонок сшить. Но я ткань подходящую не увидел в Универмаге. Там с выбором проблема конкретная. Думаю, может, поможешь. Всё-таки, Николаич твой отец. Ты, так сказать, лицо заинтересованное.

Председателя упомянул не случайно. Пусть сразу Наташка настроится на серьезный лад. Иначе из нашего разговора опять ничего не выйдет. А так хоть, может, чувство ответственности перевесит эмоции. Собственно говоря, моя задумка оказалась верной. Девчонка поджала недовольно губы, но момент все же оценила правильно.

– Что за костюмы? Как они будут выглядеть?

– Блин… На пальцах не объяснишь. Нарисовать могу. Чтоб ты модель представляла. Тогда и обсудим, как можно выкрутиться с их пошивом. Хочешь, пойдем к нам. Хочешь, к тебе. Займёмся этим вопросом.

Взгляд у Наташки потеплел. Походу, она даже была согласна на совместное времяпровождения. В принципе, когда наорал на нее в машине, был неправ, это факт. Но у меня имелась конкретная цель, добиться, чтоб Наташка не поперлась следом в сельсовет Воробьевки. Ну, да. Переборщил. Потом ещё в поле ее высадил. Короче, оба молодцы.

– Ну… я не знаю. Можно, наверное…

И вот тут нам очень даже к месту было бы помириться. Совместное дело, общие интересы. Но Зеленухи ведут со мной свой личный счёт. Вот такое уже ощущение складывается. Серьезно. Будто у нас соревнование. Только выберусь из очередной жопной ситуации, а мне сверху опять – на-ка!

– Жорик…

Женский голос раздался прямо за моей спиной. И звучал он совсем близко. Лидочка. Как не вовремя-то…

Я медленно развернулся к бухгалтерше. Она, видимо, шла или на работу, или с работы, потому что выглядела на десять баллов. Лёгкое платье было стянуто тонким ремешком на талии, туфли на платформе делали ее симпатичные ноги, которые и без того смотрелись превосходно в силу их стройности и загорелости, ещё симпатичнее. Лёгкий макияж, волосы уложены красивой волной. Лидочка – просто королева стиля на фоне девок. По крайней мере из общего ряда деревенских женщин, она точно выбивается. Может, потому что не местная.

– Секунду. Стой. Никуда не уходи, я сейчас. – Это сказал Наташке и направился к бухгалтерше.

Вот только «отправился» слишком громко сказано. Лида стояла, блин, в двух шагах. Сейчас весь наш разговор станет достоянием общественности в Наташкином лице. Да ешкин же ты кот… Только все начало со скрипом налаживаться с девчонкой… Даже сегодняшнее свидание, которое было обещано по незнанию Ленке, немного потеряло свою актуальность. А теперь…

– Ты два дня не появляешься. – С улыбкой сказала Лидочка, едва оказался совсем близко.

А я реально был близко. Подошёл почти впритык. Лишь бы Наташка не поняла ни слова из этой беседы.

Правда, надо отдать должное, бухгалтерша тоже говорила тихо. Но тут хоть шепотом, а Наташка все равно услышит, потому как не глухая. Расстояние между нами хрен да ни хрена.

– Да дела были. Кое-какие. – Спиной чувствовал горящий Наташкин взгляд.

В принципе, ничего сверхординарного в нашем с Лидочкой разговоре нет. Мало ли, о чем речь. Может, я воспользовался ее бухгалтерскими услугами. И главное, вот ведь тоже интересная дама. Сильно не палится, вроде, но с другой стороны, если что, из нас двоих – она, вообще-то, замужем. Все? Больше вопросы репутации ее не волнуют?

– Да уж наслышаны… – Лида снова улыбнулась. – Ну, если что… Сегодня приходи. Буду ждать.

Я молча кивнул. Какие, блин, страсть и влечение у женщины. Приятно, конечно. Но могла бы как-то иначе проявлять их, а не посреди деревни.

Бухгалтерша подмигнула мне и пошла в сторону сельсовета.

– Да это мы… – Я обернулся обратно к девчонке, набрав воздуха в грудь и планируя выдать ей версию, которая была бы правдоподобной.

Ага! Щас! Так она и дождалась. Чесала по улице, аж пыль столбом. Ушла уже метров на пятьдесят вперёд. Только что не бегом. Ясно. Значит, точно сделала свои выводы.

Я плюнул на землю, выматерился и махнул рукой Андрюхе, который тактично отирался среди яблонь школьного сада. Пока говорил то с Наташкой, то с Лидочкой, Братец тянул шею в нашу сторону, напоминая жирафа. Ему, похоже, было до задницы интересно, что тут у меня происходит. Но подходить не торопился.

– А чего это Лидка от тебя хотела? – Сразу же подскочил Переросток, получив «добро».

– Да так. Спрашивала кое-что. По работе, можно сказать. – Я снова посмотрел в дальний конец улицы, куда умчалась Наташка. Ее уже не было видно.

– Тебя? – Братец, не скрывая иронии, хохотнул над моими словами. – О чем?! Она же – бухгалтер.

Из уст братца это слово звучало с выражением глубочайшего уважения к профессии. Могу представить. Наверное, для деревенских все варианты экономистов, а бухгалтера тоже из их числа, на мой взгляд, – это что-то очень важное и умное.

– А я, вообще-то, учусь в Академии на дипломата. Прикинь? Заведение высшего уровня, на минуточку. Экономическая теория изучается нами в том числе. Как сопутствующая дисциплина. Ладно. Забей. Все равно опять хрень вышла.

На душе было немного муторно. Даже погано. Не знаю, почему. Тяжесть висела, хоть убейся.

– Эх, Жорик, липнут на тебя бабы, как мухи на мед. – Братец хлопнул меня по плечу.

– Главное, чтоб не как на дерьмо… Идём, нам ещё шпалы ваши носить. И в хлеву чистить. А потом клуб этот. Слушай, если я теперь Ленке откажу, это плохо?

– Ну… честно говоря, для тебя – нет. А вот ей… Разговоры точно будут. Знаешь, репутация у девок – дело очень хрупкое. Сломать в раз можно.

Я снова плюнул в сердцах на землю. Задолбали, блин, со своими странными правилами. Никакого покоя. Живут по каким-то своим, деревенским законам. Ну, пригласила она меня, что с того?

И это я ещё не знал, не догадывался даже, как интересно, а главное – неожиданно, повернется вечер.

Глава 6 Про необдуманные поступки и их последствия

«Ничто не предвещало беды…» Эта фраза уже стала официальным лозунгом моей новой жизни. Пора заводить календарик и кружочками отмечать дни, которые проходят спокойно.

Мы с братцем, как дельные, пришли домой и занялись дядькиными заданиями, которые оставляли «на потом». Надо было постараться к его возвращению, потому что вечером разговора о ночных событиях не избежать. Взгляд, которым Виктор нас одарил в кабинете участкового, был многообещающим. Как бы опять не отхватить по спине ремнем. Его точно не особо напрягает, что мы уже сами мужики.

Я предложил сначала таскать шпалы. Это казалось мне логичным. Убирать у скотины до́льше, значит, лучше заняться в самом конце. Андрюха как-то странно посмотрел на меня, с чувством глубокого уважения, потом пожал плечами и сказал: «Ну, ладно. Давай так».

В тот момент я не понял его поведения. Пока мы не взялись за первую шпалу. Ощущение было мощное. Казалось, сейчас вылезет все и ото всюду. Глаза из орбит, а с противоположной стороны… тоже что-то вылезет. Это было охренеть, насколько тяжело. Стало понятно, почему моя фраза «щас мы их быстренько перекидаем» вызвала у Андрюхи скачок уважения сразу баллов на сто вверх.

Чтоб не скончаться в процессе переноса потенциального стройматериала, принялся отвлекать себя разными мыслями. Помогает.

Особо, конечно, волновал алкогольный бизнес и перспективы, связанные с ним. На данный момент – это самый насущный вопрос. Потому что жить дальше в светлом времени социализма я хочу хорошо. Если честно, конкретно беспокоила государственная монополия и внимание со стороны различных органов порядка. В любом случае этим вопросом надо будет озадачиться, как избежать проблем с законом. Они мне тут точно не нужны. Я, конечно, понимаю, лет через двенадцать страна получит новых героев, которые будут рассекать по улицам городов на иномарках и носить малиновые пиджаки, но не хотелось бы пополнить их ряды, имея за плечами реальные для того основания. В виде пары серьезных сроков.

Изначально был расчет на новоиспечённого папу, скрывать не буду. Волшебное сочетание слов «член ЦК КПСС» казалось мне определенной гарантией успеха любых начинаний. Теперь, большой вопрос, как обстоит дело с папой, потому что рядом кружит, прости Господи, мама. Есть подозрение, надеяться на Милославских – занятие неблагодарное. А в некоторых вопросах, вообще опасное.

Тут ещё осенило, что не за горами 1985 и «сухой закон». То есть спрос будет бешеный, но при этом и риски увеличатся. Потому что бизнес точно уйдет в тень. Короче, в любом случае пока говорить не о чем. Кроме сторожки с самогонным аппаратом и заначкой Матвея Егорыча, больше ничего нет. Для начала хотя бы процесс запустить в скромном, местном масштабе, а дальше будем посмотреть. Но тема волнительная, требующая четкого плана, это факт.

Второй момент – родители. Настоящие, имею в виду. Их надо свести вместе. Звучит, конечно, тихий ужас… Я, блин, все же не сваха так-то. И это пока ещё не загоняюсь о финансовом благополучии будущей ячейки общества, которая произведет меня на свет. Отцом по распоряжению Госпожи Милославской займётся Лиходеев. Это хорошо. Однако, надо все равно наведаться к Серёге. Из Дмитрия Алексеевича такой помощник, если учесть все прежние события, что хрен его знает, во что эта помощь выльется. С такими друзьями, как говорится, врагов не надо. Ну, и Аллочка. Ее тоже нельзя упускать из вида.

Новоиспечённая маман тоже беспокоит, если честно. Как-то она без последствий за откровенный шантаж с моей стороны исчезла. Я очень надеюсь, что родному сыну Светланочка Сергеевна гадить не станет, но учитывая концентрацию сучности в ее крови, вообще нет никаких гарантий.

С Наташкой надо мириться, как хочешь. Костюмы только ей могу доверить. Она – лицо заинтересованное. Правда, думаю, возникнут вопросы, когда модель ей представлю, но тут я выкручусь. Сошлюсь на их деревенскую дремучесть. Типа, отстали от жизни и новых трендов спортивной моды не знают.

И ещё… Часы. Дед Мотя велел обязательно вспомнить, где я мог их забыть. Но пока вариантов никаких. Были на тренировке. Вроде бы, смотрел время. Потом та ситуация между мной и Наташкой. Когда мы в саду тормоза отпустили. После нее пошел к Лидочке. Лидочка! Мысль пришла так резко, что я бросил конец шпалы на землю, и со всей силы шлёпнул себя ладонью по лбу. Вот дебил, так дебил! Снимал часы у бухгалтерши в доме! Старая привычка от прошлой жизни. Во время всех этих кувырканий и акробатических этюдов, они постоянно мешают. В основном, цепляются за волосы дамы. Поэтому, оказавшись с Лидой в койке, я сразу расстегнул ремешок и положил их, часы, на тумбочку.

– Еп…. Ой, мля… Жорик!

Андрюха, не удержав вес, присел и громко выругался. В нем что-то подозрительно хрустнуло.

– Блин, брат, прости! – Я подскочил к Переростку, пытаясь сообразить, что конкретно надо делать. Вид у него был такой, будто ещё немного, и уже точно ничего. Аж позеленел весь.

К тому же, он теперь напоминал участника танцевального коллектива, который вот-вот начнет исполнять «Казачок». Помню, на государственном празднике у нас в лицее выступали «народники». Вот Переросток сейчас был – один в один. Как присел, так и не поднимался.

Андрюха, может, и был готов меня простить, но, судя по лицу, очень не скоро. Его реально перекосило. Что ещё важнее, он почему-то не торопился выпрямиться. Так и застыл, оттопырив зад.

– Ты чего? – Я начал волноваться.

– Сними!

– Кого?

– Шпалу с меня! Щас сдохну! Спину свело.

Я принялся стягивать конец шпалы, который лежал на его плече. Его-то я снял, с горем пополам, но братец один хрен оставался в позе «полуприсядью».

– Ты чего? Вставай. – Реально стало волнительно.

– Жорик, иди в задницу! Честное слово. Не могу! Говорю, спину заклинило. Ты на хрена шпалу бросил.

– Вспомнил, где часы снимал. Вот и отпустил.

– Отлично! Мне то что делать? Чувствую, как позвонки в трусы сыпятся. Ей-богу… А где снимал, кстати?

Братец медленно начал разгибаться, но тут же громко заорал и снова застыл.

– Вы что тут делаете? Опять херню творите? На все село слышно.

Ольга Ивановна, как всегда, появилась «вовремя». Она стояла возле калитки, которая объединяла дворы, разглядывая нашу компанию. Особенно растопыревшегося Андрюху. Он, походу, вообще не мог двигаться, а я, как дурак, топтался рядом.

– Блин, человеку, вон, спину свело. Будьте добрее.

– М-м-м-м… А мозги на место у человека не встали? Ну, заодно. Мало ли. Знаешь, как бывает? В одном месте прострелило, а в другое выстрелило.

Соседка выглядела какой-то бледной и уставшей. О чем я ей сразу сообщил. Причем искренне. Подумал, может, приболела.

Вообще, если что, проявил заботу. Становлюсь мямлей, кстати. Раньше мне такая тревога о посторонних была не свойственна. Это все тлетворное влияние Зеленух. Сто процентов. Начал беспокоится о других. Вот Ленкина репутация, например. Хотя, положа руку на сердце, какая мне разница до ее репутации. А прокинуть девку стремно почему-то. Мне… Мне стрёмно прокинуть девку! Мандец. Теперь вот Ольга Ивановна.

– Смерти моей ждёшь? – Поинтересовалась она и подошла ближе, рассматривая Переростка с таким видом, будто у нее за плечами пять высших медицинский образований.

– Вы чего? Я волновался, может быть.

– Да? – Соседка обернулась ко мне, окинув скептическим взглядом с головы до ног. – А вот это, Жорик, не надо. А то ты когда за кого-то волнуешься, прям нервничать начинаю. От твоих волнений и правда загнуться можно.

Ольга Ивановна обошла Андрюху, остановилась у него за спиной, а потом вдруг резко обхватила руками и дернула вверх. Понятное дело, поднять его она при всем желании не могла, но это, похоже, и не было ее целью.

Сначала братец взвыл, но тут же с удивлением выпрямился в полный рост.

– Ого … – Он повернулся в одну сторону, потом в другую. – Это Вы как?

– Это я – кверху каком. А ты головой соображай. Такой вес. – Ольга Ивановна кивнула в сторону валяющейся на земле шпалы.

– Да мы вдвоем несли. С Жориком… – Братец начал оправдываться.

– А-а-а-а-а-а… С Жориком, тогда понятно. Удивительно, чего ты вообще не помер.

Я набрал воздуха в рот, собираясь ответить Ольге Ивановне что-то такое же едкое, но … не смог. Реально. Прям стоит у меня в памяти история ее жизни. Не знаю. Не хочу больше препираться, и все тут. Епте мать… Это уже напрягает. Я реально превращаюсь в тряпку какую-то. Нет, так дело не пойдет. Ладно, буду пока ее просто игнорить.

Зато она с интересом уставилась на меня, ожидая ответной реакции. Я выдохнул, а потом спокойным голосом поинтересовался, может надо что-то братцу помазать, обмотать.

– Слушай, себе помажь. Или обмотай. Что ты ему мотать собрался? Защемило малясь, да и все. Просто аккуратнее надо быть. В следующий раз так замкнет, белый свет будет не мил. Да смотри сам не вздумай этот фокус повторять за мной. Надо знать, как щёлкнуть. А ты его без ног оставишь. Откажут и все.

Я снова промолчал. Ольга Ивановна напряглась, прищурилась и посмотрела на меня уже с волнением.

– А ты чего это такой … странный?

Я пожал плечами. Типа, не понимаю, о чем речь.

– Жорик…Что происходит? Ты не споришь, не хамишь.

– Да ничего. Просто Вы – старше. А взрослых надо уважать. Да и вообще. Тоже часто бываю неправ. Головой надо больше думать.

– М-м-м-м…Ну, ладно… Пойду я. – Ольга Ивановна направилась обратно к калитке, но в последнюю минуту резко повернулась и быстро подошла ко мне. – Так. Что случилось? Я при смерти, но не знаю об этом?

– Да все нормально. Честно. Просто подумал, надо вести себя с Вам как-то уважительнее.

– Ну, мандец… – Задумчиво протянула Ольга Ивановна. – Наверное, что-то натворили. Пойду огород проверю. И скотину, на всякий случай.

Соседка снова бросила на меня подозрительный взгляд, а потом удалилась с нашего двора в свой. Оборешься, конечно. Вот и как быть с ней вежливым человеком?

Андрюха собрался идти к хозяйственным постройкам и заняться свиньями, но я упёрся намертво.

– Объясним ситуацию дядьке, он все поймет. Что ж теперь, сдохнуть посреди двора? А если опять заклинит. Ты совсем не соображаешь, что ли?

Братец, в ответ, доказывал мне, будто вполне хорошо себя чувствует и вообще, он не девка, из-за какой-то спины умирать не собирается.

Короче, пока мы спорили, снова вернулась Ольга Ивановна. С ещё большим подозрением во взгляде.

– Все цело. – Сообщила она куда-то в воздух.

Мы с Андрюхой молча смотрели на нее, ожидая продолжения.

– Странно… – Добавила соседка. Потом ещё немного подумала и сделала вывод. – Похоже, рванет, так рванет. Раз сейчас наступило затишье. Вы долго без приключений не можете. Так что ждём. Валерианой запаслась. Бинты, мази там, зелёнка – все имеется. А вы чего раскричались?

Я поделился с ней своими сомнениями насчет андрюхиного рвения, если не носить шпалы, то чистить хлев.

– Так пусть идёт. Чего ты его уговариваешь? Сейчас за вилы ухватится, говно выгребать, а его опять скрутит. Он мордой в него и манданется. В говно, само собой. Я об этом. Будет орать, булькать, а мы его не услышим. Так и пролежит мордой в говне, пока не спохватился кто – то.

Короче, Ольга Ивановна умеет быть убедительной. Это факт. Я на конкретной ситуации понял, учитель она от бога. Так просто и доступно разжевала Переростку тему урока, что тот и заикаться про хозяйство перестал.

Правда, надо отдать должное, когда дядька вернулся, соседка тут же нарисовалась во дворе и наш рассказ подтвердила. А ещё взяла на себя вину за недоделанные задания. Мол, сама запретила Переростку спину напрягать. Поэтому от Виктора нам даже не прилетело. А за ночную историю он спросил только одно: «Это когда-нибудь закончится?»

Мы с Андрюхой опустили головы, всем видом изображая раскаяние.

– Ясно… – Вздохнул дядька, – Никогда не закончится. Можно хоть без уголовщины? Эх… Всё-таки породу нам дед испортил своей дурью. Это факт…

Короче, закончилось все нормально в итоге. Я честно говоря, думал дядька по возвращению, за утреннее общение с участковым головы нам поснимает, но нет. Так понимаю, перекипел на работе. Да ещё андрюхина спина сыграла роль, конечно.

– Ты так и не ответил, где часы снимал? – Братец вспомнил о причине своей травмы, когда мы уже искупались и начали собираться в клуб.

Переросток напялил очередную отвратительную рубаху и красиво уложил свой чуб.

– Да… блин… на репетиции. В саду. Снял и оставил на траве. А потом мы ушли, их кто-то подобрал. – Не хотел я все равно Лидочку не перед кем светить. А теперь тем более.

Потому как очень интересная херня выходит. Часы я оставил у нее днём ещё. А потом, под утро, они на месте пропавшего Лютика всплыли. Есть связь? На первый взгляд – нет. Но точно знаю, так не бывает. Значит, в промежутке между этими двумя событиями было ещё что-то. И есть ощущение, мне это «что-то» сильно не понравится. Сам разберусь сначала.

– Вы там аккуратнее, на танцах. А то Андрюхе опять спину сведёт, потащишь на себе. В ночи кто увидит, снова участкового позовут. Решат, что ты его добить захотел. – Дядька, конечно, не мог промолчать и не поддеть нас с братцем обоих.

Он сидел во дворе на табурете, перебирая рыболовные снасти. Сказал, пойдем на ночную рыбалку завтра.